Пространства россии – Проблема разбегающегося политического пространства в современной России

Лучшие общественные пространства России 2017 года – Варламов.ру

Продолжаем подводить итоги года!

Хочу представить вам обзор лучших общественных пространств, созданных в России в 2017 году, от Strelka Magazine.

Да, Зарядье там есть. И парк у стадиона «Краснодар» тоже. Но есть и места, о которых вы никогда не слышали!

1. Парк «Краснодар»

Место: Краснодар
Авторы проекта: Проектное бюро gmp International, Architekten von Gerkan, Marg und Partner

Один из самых масштабных проектов прошедшего года – парк возле стадиона ФК «Краснодар». По проекту немецкого бюро gmp International, известного строительством Олимпийского стадиона в Берлине, парк разделен на 30 зон. Среди них летний амфитеатр, который может служить кинотеатром и концертным залом; фонтан, зимой трансформирующийся в каток; водные и музыкальные лабиринты. На территории парка есть верёвочный парк и скалодром, баскетбольные площадки и скейтпарк.

У всего парка сложный, многоуровневый рельеф, который пересекает множество дорожек, и широких аллей, обеспечивающих безопасность болельщиков на выходе со стадиона. Растения занимают чуть больше половины всей территории: в парке высажено больше двух тысяч деревьев, среди которых встречаются редкие сосны бонсай, дикие сливы, японские клёны и дубы.

Предполагается, что зимой новое пространство не будет пустовать, как большинство российских парков: фонтан с водопадом в зимнее время трансформируется в каток с искусственным льдом. Летом на площадке амфитеатра будут проходить кинопоказы. Технически парк работает с 29 сентября, к лету 2018-го там запланировано открытие кафе с террасой на крыше.

2. Хохловская площадь

Место: Москва
Авторы проекта: архитектурная студия Ирен Джао-Ракитин и КБ Стрелка

Целью проекта было создать новый для Москвы тип общественного пространства: придать ему музейные функции. Так Хохловская площадь превратилась в небольшой археологический парк: новый амфитеатр там обрамляет старую, сохранившуюся до наших дней часть стены Белого города.

На площади высадили деревья, установили информационные стенды, светильники и скамейки. Участники круглого стола, где обсуждалось будущее Хохловской площади, отмечали, что сейчас там по-хорошему ничего не происходит: нет палаток с едой, спортивных площадок и розовых пингвинов. Там можно просто отдыхать и ничего не делать, поэтому экспаты называют Хохловскую площадь маленькой Вероной, а Юрий Сапрыкин – «неместом» в городе.


Фото: Марк Серый, Strelka Magazine


Фото: Марк Серый, Strelka Magazine

3. Набережная и спуск к реке Урал

Место: Оренбург
Автор проекта: ПМ Архитек

Главной задачей архитекторов было вернуть спуску к реке исторический вид и превратить набережную в полноценный променад с беговыми и велодорожками.

Специалисты восстановили историческую лестницу, построенную ещё в 50-е в стиле сталинского ампира, отреставрировали ограждения и смонтировали 64 фонаря, некоторые из которых – точная копия исторических.

Вместе с отреставрированными ступенями у лестницы появились пандусы. К весне на съезде с пандусов должны установить декинги – деревянные настилы – чтобы колёса велосипедов не застревали в песке. Весной рядом откроется площадка со спортивными тренажёрами. На самой набережной появились лавочки и урны, а склон возле неё почистили, высадив новые деревья.

4. Набережная реки Везёлки

Место: Белгород
Автор проекта: КБ Стрелка

Набережная Везёлки раньше была похожа скорее на природную зону, части которой были отрезаны друг от друга. К реке не было оформленных спусков, где-то было темно и опасно ходить. Архитекторы объединили эти территории, а берега реки связали сетью пешеходных и веломаршрутов. На набережной появились деревянные террасы, по которым можно спуститься к воде.

Вся набережная поделена на три части: центральный участок у парка Победы и детского парка «Котофей» предназначен для детского отдыха, там у воды построили амфитеатр. Участок у Белгородского государственного университета ориентирован на студентов, а территория у музея-диорамы, где сохранили деревья и добавили террасы, приспособлена для тихого отдыха.

По трёхкилометровой набережной проложили велодорожки, уложили гравий и плитку, установили бордюры, светильники, скамейки и урны. Чтобы набережная весь год была зелёной, там высадили хвойные деревья и травы, которые цветут ранней весной, а чтобы не пустовала зимой – по плану установка катков, ледяных горок и отапливаемых павильонов.

5. Парк «Горка»

Место: Москва
Авторы проекта: Magley

Парк «Горка» в Большом Спасоглинищевском переулке – хороший пример того, как могут развиваться практически заброшенные территории в центре города благодаря местным жителям.

Резиденты района вынашивали идею создать парк на месте стихийной парковки с конца 90-х. Когда в 2013 году они получили поддержку местных депутатов, на участок площадью 2,7 гектара вдруг обратили внимание и другие заинтересованные стороны. Это место могли отдать, например, Российскому военно-историческому обществу, и тогда в Большом Спасоглинищевском переулке появился бы не парк, а плац. К счастью, инициативной группе удалось отстоять свою идею.

Парк открылся летом 2017 года. Пространство разнесено на три уровня и поделено на семь зон, всех их связывают сквозные проходы и лестницы, которые ведут в соседние дворы.

В средней части парка – зелёная зона с деревьями и дорожками. Доминанта этой части – детская веревочная лазалка в виде космической тарелки. Слева – смотровая площадка с деревянным настилом, предназначенная для танцев. Там же находится игровая площадка. Правее – насыпной холм и чугунная ротонда. Рядом находится баскетбольная площадка. На уровень ниже ведёт лестница-амфитеатр, там установили фонтан (как в Музеоне), а стены рядом обросли виноградом.


Фото: Ольга Алексеенко, «Афиша Daily»


Фото: Ольга Алексеенко, «Афиша Daily»


Фото: Ольга Алексеенко, «Афиша Daily»

6. Бульвар Строителей

Место: Кемерово
Авторы проекта: КБ Стрелка

На бульваре установили новую сцену и светодиодный экран, а на месте старой, окружённой фонтаном, организовали место для кафе на 30 посадочных мест. По проекту предполагается, что в скором времени туда должен прийти малый бизнес: на бульваре организовали около пяти мест для павильонов и зону для фудкорта. Там заасфальтировали площадки, подвели электричество.

На бульваре появились места для занятий спортом: зона с турниками и кольцами и площадка с тренажерами. Уже сейчас там есть памп-трек и замкнутая велодорожка, весной должен открыться скейт-парк.

На бульваре заменили фонари и высадили 80 деревьев: ивы, берёзы, сосны, ели и рябины, и вдобавок 600 кустарников. Там же установили новые скамейки и урны и преобразили пункт полиции.

7. Парк Зарядье

Место: Москва
Авторы проекта: Diller Scofidio + Renfro (США), Hargreaves Associates, Citymakers, Transsolar Klima Engineering, Buro Happold

Проект одного из самых громких открытий 2017 года – парка «Зарядье» – строился вокруг словосочетания «природный урбанизм». «Зарядье», выполненное по плану создателей Хай-Лайна Diller Scofidio + Renfro, – одновременно и парк, и городское пространство, где дикая природа перетекает в постройки, а сквозь непривычное для России мощение без бордюров пробивается зелень.

Одна из отличительных черт парка – сам ландшафт. Он представляет все природные зоны России, каждая из которых присутствует в «Зарядье» так же, как арт-объекты экспонируются в выставочном зале. В каждой зоне свой микроклимат: так, в ледяной пещере, накрытой стеклянной корой-куполом, летом холоднее, зимой жарче, и всегда более влажно, чем на улице.

Филармония, крыша которой рифмуется с таким же изогнутым навесом «стеклянной коры», откроется к весне 2018-го. На территории парка есть ресторан, смотровая площадка, музей и парящий мост, вид с которого стал новой открыткой и героем всех туристических инстаграмов. По словам автора интерьеров общественных зон парка «Зарядье» Тимура Башкаева, по изначальному проекту в конструкции парящего моста был стеклянный лифт для инвалидов. Однако он создавал ощущение опоры, и весь «вау-эффект», важный для концепции парка, пропадал. Тогда лифт решили убрать, чтобы не портить ощущения. По мнению архитектора, ради этих эффектов сейчас и живёт город.

8. Бульвар на улице Рахова

Место: Саратов
Авторы проекта: SNOU Project и институт «Саратовграждапроект»

Задачей архитекторов было обустроить городской бульвар: озеленить и осветить его, вписав в его устройство инфраструктурные объекты (то есть игровые и спортивные площадки, места для выгула домашних животных), проложить дорожки для велосипедистов и заменить пешеходные.

За первый этап благоустройства на бульваре появились четыре детских площадки, столы для настольного тенниса и шахмат. На бульваре высадили 195 лип и около 1500 кустов сирени, ирги и спиреи. Там же смонтировали трубы для автополива. Вдоль бульвара поставили новые светильники и скамейки. Сейчас готова только часть улицы Рахова, но администрация Саратова планирует благоустроить улицу полностью.

9. Общественное пространство фабрики «Заря»

Место: Владивосток
Авторы проекта: ConcreteJungle + Skameyka architects

В 2014 году у фабрики сменился собственник, и было принято решение создать там единое общественное пространство с кафе, мастерскими, офисами и магазинами, ориентированными на дизайн и ремесло. Для этого привлекли проектные мастерские ConcreteJungle + Skameyka architects.

Они же переустраивали территорию возле фабрики. В этом году там установили деревянные помосты, реечные фасады и удобные скамейки. В проекте использовали «ржавый» металл, бетон, натуральную древесину. На входе появилась огромная швейная машинка из фанеры – привлекающий внимание элемент может стать символом нового городского пространства.


Фото: Concrete Jungle

10. Общественное пространство перед Ельцин-центром

Место: Екатеринбург
Авторы проекта: Ашот Карапетян и Петр Любавин

Новое пространство возле Ельцин-центра по сути представляет собой большую клумбу, полностью засыпанную песком. Однако песок окружен бордюром из сосны на металлическом каркасе со скамейками, лежаками и пандусами, поэтому внутри «песочницы» можно ходить: дети могут лепить там замки из песка, взрослые – отдыхать неподалеку. По проекту объект можно будет использовать как сцену.


Фото: Ashot Karapetian

11. Горкинско-Ометьевский лес (2016-2017, 2017 – вторая очередь)

Место: Казань
Авторы проекта: мастерская «Архитектурный десант»

В конце 2016 года в Казани начался первый этап благоустройства Горкинско-Ометьевского лесопарка. Тогда в парк провели водопровод и электричество, построили мосты через овраг и парковку на 100 машин, украсили парк светящимися шарами. Вход оформили семиметровыми арками, cправа от которых расположена фестивальная площадка со сценой. Напротив, взамен старой лыжной базы, построили многофункциональный павильон. От здания базы спускаются трибуны: место для болельщиков лыжных соревнований зимой и кинотеатр с лекторием – летом.

К 2017-му в парке появилась большая экологическая игровая площадка (авторы проекта – бюро «Чехарда»), приближенная по своей стилистике и функциям к лесному окружению. Здесь есть два уровня: воздушный, проходящий через кроны деревьев, и базовый, расположенный на земле. Он разделён на подзоны: центральное игровое «ядро», поляны исследований и сенсорный лабиринт. Над глубоким оврагом построили пешеходный мост, который сейчас связывает территорию леса с улицей Братьев Касимовых. Через лес ведут прогулочные эко-дорожки из лиственницы и освещённые лыжные трассы.


Фото: @kazanles

varlamov.ru

Геополитическое пространство России

Поиск причинразвала СССР шелкак с позиций серьезного анали­за, так и, увы, больше всего — со спекулятивных позиций “запрограм­мированности” такого развала. Тезис “запрограммированности” в наиболее массовом варианте сводится к весьма тривиальному: “СССР — империя”, “Все империи разваливались” — значит… и т. д.

Куда более неожиданным кажется другое объяснение “запрограм­мированности” — естественно-географическое — виновато оказыва­ется, слишком большое пространство. Это действительно неожидан­но, ибо вся история русской и мировой геополитики говорит о плюсах больших пространств[1] .

К сожалению, начало положили не журналисты, а ученые. В попу­лярном журнале “Знание — сила” (Лев Гумилев шутливо называл его “Знание через силу”) появилась статья доктора географических наук Б.Родомана2 , где эта идея пагубности пространства почему-то назы­вается тривиальной. “Огромность России—причина ее бедствий. Гро­моздкое государство, фактически унитарное, не может защищать права и свободы человека потому, что более всего озабочено самосохране­нием. Своими огромными размерами Россия обречена на геополити­ческое одиночество… В гигантской унитарной стране невозможен пар­ламент”3 .

Где же выход по Б.Родоману? “Надо дать мировому сообществу пе­реварить Россию по кускам (выделено автором — С.Л.), иначе и мир нами подавится, и мы погибнем в его глотке”4 . Автору вообще не нра­вится наша история, ибо “почти вся территория России образовалась путем завоеваний и неравноправных договоров под угрозой силы”, и оказывается, в России даже “сформировался своеобразный тоталитар­ный ландшафт”5 .

Куда “мягче” позиция других известных географов — А.Трейвиша и В.Шупера. Их, с одной стороны, вроде бы обнадеживает тот факт, что Россия остается системой “от моря и до моря”, а с другой — они же сочувственно цитируют мнение еще одного географа — В. М. Гохмана: “..пространство — наш бич”. А далее следует совсем неожидан­ный пассаж, огорчивший бы М.В.Ломоносова: “..если бы за Уралом плескался океан, скорее всего, Россия уже давно была бы полнокровньм членом сообщества цивилизованных стран”. (Трейвиш А., Шупер В. Пространство России: богатство или бремя / Знание — сила, 1993, март. С. 91).

Удивляет здесь не столько раздвоенность позиции (надежда или бич?), сколько повторение серьезными учеными печально известной формулы “нобелевского тракториста” о вхождении в “цивилизован­ное сообщество”. Для него-то Пушкин и Толстой, Чайковскийи Шо­стакович, Вернадский и Королев — не пропуск в этот мир, но для на­ших коллег это вроде бы должно быть очевидным.

Все цитированные “идеи” не совсем новы. Но в последнее время спе­куляции с пространством усилились, и на этом “поле” работают уже не одиночки, а целые коллективы, и распространяет их уже не “Зна­ние — сила”, а куда более многотиражный “Огонек”. Видимо, после масштабной идеологической работы по развалу СССР постперестроечный журнал решил внести свою лепту и в развал России.

Цитируем: “Предельно допустимая (!) (выделено автором — С. Л.) площадь государства, после превышения которой существование стра­ны делается энергетически невыгодным, равна приблизительно 500 тыс.км

2 ”6 . Для убедительности тезиса статья предваряется эпигра­фом: “Да знаете ли Вы, что такое Россия? Ледяная пустыня. А по ней ходит лихой человек” (К.Победоносцев). А для “научности” указы­вается, что лаборатория глобальных проблем при Институте безопас­ного развития атомной энергетики дает не просто, а “выявленные фи­зические закономерности развития страны”.

Напомним, что территория России — более 17 млн.км2 , т.е. в 35 раз (!) выше “нормы”. Спрашивается, правда, а как же живут другие “за­предельные” страны и кто вообще эти “монстры” с большой террито­рией? Оказывается, их не так и мало — 24 страны мира имеют площадь более 1 млн.км

2 , т. е. явно “запредельную”, а среди них и самые развитые (США, Канада, Австралия), и самые быстро развивающиеся (Китай), и другие самые крупные по населению (Индия, Бразилия). Кстати, грядущие энергетические проблемы Китая отнюдь не в его тер­ритории, а в потенциальном исчерпании нефтяных ресурсов…

Согласно “Огоньку”, в России все безнадежно и по другим пара­метрам. Кроме обширной территории у нее еще два “греха”: многонациональность (“культурно-психологическая разница регионов”, по элегантному выражению авторов) и еще худший — морозы. Оказыва­ется, среднегодовая температура в России +5,5°, тогда как в Канаде +5,1°(но живут же!), в Исландии +0,9°, а в Финляндии, которая все-таки севернее основного массива России, +1,5°. Парадоксы? Но беда наших авторов в том, что среднегодовая температура огромной стра­ны — показатель почти бессмысленный, некорректный, все равно что средняя температура у пациентов больницы: кто-то при смерти, а у других, наоборот, 36,6°…

Технократические объяснения в геополитике не срабатывают. Спра­ведливо в них лишь то, что энергетически эффективными бывают пре­имущественно небольшие страны. Не срабатывают и любые объясне­ния, игнорирующие географическое положение страны, в частности сравнения показателей сельского хозяйства СССР—России и США, проводимые без учета “северности” нашей страны.

Смехотворны и “выводы”, делающиеся на такой шаткой основе, на­пример, о том, что “сепаратизм” оказывается “не глупая амбициозность отдельных местных лидеров, а выражение объективных энерго­физических механизмов истории»7 . Пример Армении, объявившей когда-то свою АЭС источником всех зол, а недавно — с помощью России, восстановившей ее, —куда более объективная реальность. До­вольно странно выглядит их “вывод” о том, что достаточно благопо­лучным США, Канаде и Китаю тоже грозит развал…

Вообще судить о чем-то в области другой науки очень сложно, ча­сто это оборачивается самоуверенно дилетантскими “выводами”. Оказывается, через 50 лет Россию ждет потепление, и можно опреде­лить, какое именно, — на 2,1° (0,1 —тут трогательная деталь — все, дескать, просчитано и ясно), а заодно добавляется, что пусть хоть при этом пол-Европы потонет, зато “даст Бог, возможен скорый распад страны” (России — С.Л.), и это доведет ее “до эффективных площа­дей”8 .

Беда в том, что авторы не знают новейших авторитетных прогно­зов “парникового эффекта”, хотя и до них все было достаточно спор­но и неоднозначно. В 1995 г. на Международной климатической кон­ференции ООН в Берлине было четко сформулировано, что в первой половине XXI в. никакого заметного потепления в мире не произой­дет. И что, у России и здесь “особенная стать”? (Подробнее этот воп­рос освещен К.Я.Кондратьевым). (Кондратьев К.Я. Новые тенденции в исследовании глобального климата // Известия РГО, 1996, т. 128. …6. С. 47, 54.)

А теперь насчет пространства России всерьез. Со времен Петра I (с сегодняшних позиций его можно назвать геополитиком) и вплоть до 1914 г. Российская Империя ежедневно расширялась на 83 км

2 , т.е. на 80 тыс.км2 в год. В одном лишь XIX в. ее территория увеличилась на 1/3, согласно подсчетам американских журналистов. Это означает, что территория бывшего СССР была на 90% создана не “тоталитар­ным режимом”, а столетними усилиями русских государственников. И это была не «лоскутная» колониальная империя, а органически еди­ное геополитическое, экономическое и культурное пространство. Л.Н.Гумилев отмечал, что “только в XVIII в. России удалось решить важнейшую проблему обретения естественных границ”9 , при этом “включение в Московское царство огромных территорий осуществля­лось не за счет истребления присоединенных народов или насилия над традициями и верой туземцев, а за счет комплиментарных контактов русских с аборигенами или добровольного перехода народов под руку московского царя”10 . “Цивилизованные народы” поступили со своими колониями иначе — отмечает ученый.

Хорошо известно (но, увы, забыто сегодняшними политиками Гру­зии), как просила Грузия быть присоединенной: “..долгое время пер­вые Романовы — Михаил, Алексей, даже Петр — не хотели принимать Грузию, брать на себя такую обузу. Только сумасшедший Павел дал себя уговорить Георгию XIII и включил Грузию в состав Российской Империи. Результат был таков: в 1800 г. насчитывалось 800 тыс. гру­зин, в 1900-м их было 4 млн. И когда русские войска защитили Гру­зию от горцев, она много выиграла от этого”11 .

Задолго до Л.Н.Гумилева значимость пространства подчеркивал великий русский географ П.П.Семенов-Тян-Шанский: “…устойчива территория, которая простирается “от моря до моря»”. Писал об этом и В. И. Вернадский: “Мы недостаточно оцениваем значение огромной непрерывности нашей территории. Подобно северо-американским Со­единенным Штатам, мы являемся государством-континентом… Огром­ная сплошная территория, добытая кровью и страданиями нашей ис­тории, должна нами охраняться как общечеловеческое достижение, делающее более доступным, более исполнимым наступление единой мировой организации человечества”12 .

Значение и выгоду больших пространств признавали как неоспо­римую истину крупнейшие западные географы и геополитики — от немца Ф.Ратцеля до англичанина X.Маккиндера — отца геополити­ки как науки. Да и родилась-то геополитика как “наука о простран­стве с точки зрения государства”, по одному из кратких определений. А внутри нее развилась теория «больших пространств», особенно важ­ных в нашем веке авиации и освоения космоса. Конечно, геополити­ческие мотивы использовались и в целях оправдания агрессии (“жиз­ненное пространство”, которого якобы не хватало Германии 30-х—40-х годов), но это — не вина теории.

Для России ее пространство — это и зона формирования евразийс­кого суперэтноса, зона длительного сосуществования и сотрудничества народов леса и степи, причем разнообразие ландшафтов было импуль­сом связей и развития. Недаром сейчас много и справедливо говорит­ся об утере единого экономического, военно-стратегического, инфор­мационного, экологического пространства и однозначны выводы — сугубо негативные.

mirznanii.com

Пространство в России — Архив номеров

«ОЗ», 17 апреля 2002 года

Участники: Александр Ахиезер (культуролог, философ), Виталий Найшуль (экономист), Борис Родоман (географ), Александр Солдатов (религиовед), Александр Филиппов (социолог), Теодор Шанин (историк), Игорь Яковенко (культуролог, политолог).

Ведущий: Владимир Каганский (географ, методолог).

Владимир КАГАНСКИЙ: Представление о пространстве существует в каждой культуре, при любом государственном устройстве. И в каждой культуре, и в любом государстве есть собственные пространственные практики.

В пространстве существуют сферы чрезвычайно активных действий тех или иных групп населения. Вот неполный список подобных сфер действия: архитектура, военное дело, город, дачи, иконопись, карты, литература, политика. Мы не будем их обозначать: пространство-1, пространство-2, пространство-3, ландшафт и т. д. Речь идет о единстве пространства от физики до метафизики.

Разумеется, нам понятно, что у каждой из групп, разными способами действующих в осваиваемом пространстве, может присутствовать или отсутствовать рефлексия по поводу этого пространства. Понять, каково для них пространство, можно главным образом по тому, как они себя в пространстве ведут. Скажем, как показывают себя в этом пространстве представители президентской администрации, большие корпорации, дачники или организованные преступные группировки. Я думаю, что рефлексии у них разного типа, а ведут они себя достаточно одинаково.

Первый вопрос: мы сами, в силу нашей рефлексии, приписываем разнородным группам некую сущность — пространство? Или же эти группы действуют водном и том же пространстве, и оно существует? Как связано то представление о пространстве, которое существует в российской культуре и государственности, с этими пространственными практиками. Например, связана ли как-то очевидная сакрализация пространства в домосковской, московской, петербургской, советской, постсоветской России с тем, что большая часть пространства игнорируется в этом представлении и каким-то образом не осваивается? Или с тем, что значительная часть практик существует, но не рефлектируется, как это случилось, например, с дачным бумом?

Борис РОДОМАН: Насколько я понимаю, разные субкультуры, группы людей представляют пространство по-разному. У каждого своя дискретизация. У чиновников, у правительства до такой степени сейчас дошла фетишизация 89 субъектов Федерации, что в СМИ, на телевидении не называют населенных пунктов, а называют именно регион, субъект Федерации. Это стало главным для них.

Второй вид дискретизации. Линейно-сетевое пространство у большинства людей существует. Есть точки приложения интересов, и есть промежуточное, безразличное пространство, на которое они не обращают внимания.

Разные группы населения имеют разное представление о пространстве, в основном, дискретные, сетевые. Мы, географы, претендуем на сплошное знание пространства не только в примитивном смысле, но претендуем на сплошное разномасштабное. Одномасштабное сплошное видение пространства есть у того, кто летит на самолете, у летчика, пилота. А спросишь пилота о чем-нибудь, он говорит, что этого он никогда не видел.

Географы с помощью научных методов стараются представить Землю так, как если бы мы ее видели с высоты птичьего полета, из космоса, и так, как мы ее видим, находясь внутри городской среды, также передвигаясь по линиям. Мы претендуем на более полное представление о пространстве. Это, конечно, наше самомнение. Чего-то мы не видим тоже.

В. КАГАНСКИЙ: Борис Борисович, Вы говорите, что в российской культуре нет единого представления о пространстве?

Б. РОДОМАН: Нет носителя такого представления. Нет, а возможно, и не должно быть такого субъекта, у которого обязано быть представление о пространстве. Это — идеал научной конструкции.

Игорь ЯКОВЕНКО: Для меня прозвучала философская проблема: есть ли вообще пространство или это способ упорядочивания наших ощущений. Если переходить к более конкретным вещам, то я услышал вопрос о пространстве как порождении некоторого типа сознания. Пространство мыслится бескрайним. В этом бескрайнем пространстве две опорные точки: центр-cтолица или центр региональный и граница. А кроме этого — чистый хаос, просто хлябь. Ее видно из окна железнодорожного вагона, из окна автомобиля; она не переживается как пространство, ибо обустроенное пространство всегда предполагает конец бескрайности и бесконечности, предполагает  некоторую структурность и оформленность.

В. КАГАНСКИЙ: Тогда получается, что обустраивание пространства абсолютно противоположно имперскому чувству.

И. ЯКОВЕНКО: Я полагаю, что религия поклонения бесконечному пространству восходит к Монгольской империи, к кочевнику, для которого пространство мыслится маршрутно. Граница имперского пространства есть граница, которая демонстрирует сегодняшний баланс сил.

В. КАГАНСКИЙ: У кочевников были границы?

И. ЯКОВЕНКО: У империи кочевников была эмпирическая граница — предельно широкая. Китай — с одной стороны, а Адриатика — с другой.

Александр АХИЕЗЕР: Кочевники несли ее на своих лошадях.

И. ЯКОВЕНКО: Они несли ее с собой, как русский несет Святую Русь в своей котомке. Святая Русь границы не имеет по понятию. Есть эмпирическая граница, которую надо защищать от вторжения. Но в идеале мы отодвигаем ее дальше и дальше.

В. КАГАНСКИЙ: То есть российское пространство — это синтез идеи империи и пространства кочевников?

И. ЯКОВЕНКО: Да. Поэтому оно и заполнено хлябью, которая заняла все между столицей, районными центрами и внешней границей.

А. АХИЕЗЕР: Вопрос можно сформулировать как проблему отношения сознания субъекта к его собственному пространству и к пространству вообще.

Есть и имперское пространство, и российское пространство. Я всегда обращаюсь к некоторому историческому опыту. Было сказано, что есть имперское пространство как сакральное. Но есть и догосударственная сакральность — сакральность локального мира, который может насчитывать 15 человек. Люди во всех странах и народах жили представлением о том, что только их пространство есть пространство космоса, жизни, и только они — люди, а все остальное — это не люди (со всеми вытекающими последствиями для их собственной жизни). Мы тоже все еще живем этими представлениями в какой-то степени.

С течением времени создавалась другая сакральность, которая вступала спредыдущей в очень сложные отношения. В Западной Европе за множество столетий в результате войн и попыток уравновесить эти два полюса сложилось относительно гармоничное отношение к пространству, которое включает в себя иерархию субкультур.

В России между этими формами сакральности никогда диалога не было или он был вытеснен на периферию, время от времени приводя к кровопролитию. Это означает для нашей темы, что в России вообще нет единого отношения к пространству, а есть раскол. Смысл этого раскола в том, что две формы сакральности существуют в состоянии взаимоотрицания.

Определяя отношение к пространству в России, можно сказать: это постоянная дезорганизация как самого пространства, взятого в его объективных характеристиках, так и некоторых культурных форм — дезорганизация, отраженная в сознании различных субъектов. Каждый субъект пытается максимально распространить свою субъективность, свое «я», власть на максимальную территорию и встречает на своем пути точно такую же попытку со стороны других субъектов. Это не обязательно превращается в кровопролитие, но противостояние присутствует всегда. В этих условиях никакого рационального отношения к пространству быть не может. Возникает вопрос: какая вообще форма освоения пространства возможна в этой стране?

Все российские попытки на протяжении истории осваивать пространство приводили к неудовлетворительным результатам. Каждому уровню сложности любого общества, в том числе и российского, должен отвечать некоторый уровень освоения пространства. Этот уровень в России всегда отставал. 

Б. РОДОМАН: После слов Александра Ахиезера у меня возникла такая мысль: российский менталитет страдает отсутствием культуры компромисса, что вызвано нашим традиционным черно-белым мышлением. Нет компромисса между личностями, между человеком и окружающей средой, между настоящим и прошлым. Компромисс всегда считается поражением, проигрышем; он, как всякая уступка, — позор, уступка врагу.

Рыцарство
У Немцев в средние века рыцарства были в великой славе, да и ныне между дворянством весьма уважаются. Эти рыцарства состояли в торжественных у дворянства битвах, в которых употребляли нарочно для того определенное оружие для низложения
своего противника. Оружия, которые обыкновенно при том употреблялись, или наступательные были, или защитительные: наступательные — булава, сабля шириною по крайней мере в три дюйма, и копье; а защитительные — состояли в щите, в шлеме или в шишаке и в латах, коими члены тела, а наипаче грудь, прикрывались от ударов.

Эта бескомпромиссность и ведет к дезорганизации пространства. Вместо того чтобы вписываться в историю, продолжать какую-то традицию на земле, ее игнорируют. Это — культура игнорирования. Я делаю что-то, а то, что было до меня, — это лишнее и ненужное. Каждый подходит к исторически сложившемуся пространству не так, чтобы его достраивать, доращивать, а чтобы его расчистить и все делать заново. Без конца можно завоевывать одну и ту же землю, одну и ту же землю благоустраивать.

Россия производит впечатление страны, не имеющей собственных векторов развития. Она все время реагирует на какие-то форсмажорные обстоятельства, на какие-то толчки извне. Приходит в себя, потом ее опять сбивают с толку. Есть какая-то неудовлетворенность самими процессами изменения во времени. Мы не находим в нем желанной закономерности или эволюционизма. Мы все эволюционисты по своей идеологии.

В. КАГАНСКИЙ: Интересно, что из уст географа мы услышали утверждение о том, что невозможно рассматривать российское пространство вне российской культуры. Это интересное утверждение. Но так ли это?

Александр СОЛДАТОВ: С точки зрения официальной церковной ортодоксии, пространство должно не столько восприниматься как данность, сколько строиться как икона определенного идеального мироустройства, причем неземного происхождения. Чем, например, отличается икона от фотографии или от живописного полотна? Тем, что на иконе неадекватно представлен масштаб отображаемых явлений. Одни явления непропорционально акцентированы, а другие — вообще отсутствуют.

Иконографический тип освоения пространства вел к тому, что пространство как целостность игнорировалось. Выделялись отдельные части — центры этого пространства. А все остальное, как здесь было хлестко сказано, — «хлябь».

В реальной российской истории идеал устроения пространства как иконы остался абсолютно недостижимым. В целом, я думаю, наше пространство обречено оставаться неустроенным. Хотя отдельные сакральные точки — Красная площадь, Кремль, Эрмитаж, Петропавловская крепость — будут поддерживаться в идеальном состоянии именно потому, что это такие иконописные образы, на которые все смотрят, они отвлекают от того, что происходит вокруг.

В. КАГАНСКИЙ: Я потрясен неожиданным совпадением. Именно так, только без употребления слова «икона», я описывал советское пространство. Оказывается, мне надо советское пространство оправдывать как некое литургическое пространство.

Теодор ШАНИН: Я бы хотел сказать о двух вещах. Во-первых, если говорить о такой теме, как отношение к пространству русской культуры, то надо иметь в виду, каково отношение к тем же понятиям в других местах. До сих пор в нашей дискуссии о России говорилось так, будто она существует вне мира.

Второе замечание. Я думаю, что то, о чем сказал Александр Ахиезер, проверяется историческим анализом. Очень многое мы несем в себе. В этом смысле Россия в большой мере является результатом странной комбинации Монгольского ханства и Византии. И чего было мало здесь до сих пор, так это Византии.

Я думаю, что Россия в значительной степени развивается по пути византийской культуры. Идея царства, в котором царь — Бог, и Бог — царь, — это византийская идея. В этом смысле это особая комбинация, где сакральное — это государственное, а государственное — сакральное. Это не типично для Западной Европы, но типично для России, Византии. 

Вы говорите о том, что между центрами есть пустота, хлябь. Я думаю, что это существует в каждой европейской культуре. Это не особенность России. Для нормального лондонца есть только Лондон. Едешь по территории страны как через пустоту и приятно удивляешься красоте данной территории.

Я думаю, что особенное в сфере идей связано с религиозным развитием страны. Чтобы понимать Россию, необходимо начинать с Византии.

В. КАГАНСКИЙ: Достаточно новая позиция. До этого российское пространство выводилось из реализуемой идеи священной империи. А ты добавил сюда некоторый конкретный вариант, потому что не всякая священная империя — это Византийская империя. Верно ли я понял?

Т. ШАНИН: Да, я бы добавил еще следующее: на решающем этапе развития России было как будто бы соревнование разных моделей формирования России: Великого княжества Литовского, Великого Новгорода и Москвы. Победила Москва. Эта победа принесла России особую форму организации государства и пространства.

В. КАГАНСКИЙ: Линия выведения российского пространства из вещей, к пространству не имеющих отношения, — из сознания духовности и исторической преемственности, — продолжается и усиливается.

Виталий НАЙШУЛЬ: Я хотел бы выразить свое согласие со словами Теодора Шанина. Сформировавшаяся модель имела имперские и не имперские реализации. Сейчас это советские и постсоветские реализации. Но все-таки это одна и та же модель, она укоренена и имеет сильные религиозные мотивации. Вслед за другими авторами я считаю государство, которое существует с московских времен, идеократическим. Идеократическое оно и в устройстве общества, и в политике, и в пространстве, и т. д.

Теперь о другом — о том, как воспринимается российское пространство. Я непространствовед, я занимаюсь институциональной экономикой. Уже тридцать лет я принимаю участие в околовластных совещаниях. Российское пространство всегда мыслилось и мыслится как иерархически организованное. Это пространство вертикальных, а не горизонтальных отношений. Вертикальные отношения олицетворяют правильный порядок, горизонтальные — беспорядок, который приходится терпеть.

И еще… Во власти, и в обществе, города мыслятся как случайные и неудобные образования, возникшие на полях, нивах и т. д. Что такое страна? — Это куст ракиты над рекой. В чем поэзия страны? — В ее природе: облака, поля и т. д. А что такое городской ландшафт? — Песню про это не споешь. Россия городов не занимает адекватного места в сознании. Возможно, это — пережиток аграрного общества. Что важнее: область или город? Полезно ли такое понятие, как «хозяйство области» в урбанизированной стране? Что должно быть — город в области или область при городе?

А. АХИЕЗЕР: Меня когда-то, когда я стал изучать литературу по урбанизации, поразил глубокий антиурбанизм американской культуры. А когда я стал изучать культурологию, то для меня никакой проблемы не стало. Культура так устроена, что она тормозит всякий прорыв вперед, чтобы люди не превратили свою страну в хаос. Поэтому на всякий урбанизм, и российский, и американский, культура отвечает однозначно — антиурбанизмом.

Другое дело, что Россия и Америка это делают по-разному. Россия разрушает урбанизацию своей культурой, а Америка умеет быть антиурбанистской и одновременно делать ставку на те виды деятельности, которые обеспечивают ее воспроизводство.

В. КАГАНСКИЙ: Существует странная двойственность. С одной стороны, пространство сакрализовано. С другой — это чуть ли не самая большая сфера беспорядка и дезорганизации. С одной стороны, в центре находится государство, которое реализует себя, прежде всего, в пространстве, сливаясь с пространством и пропитывая собой пространство. С другой стороны, пространство находится глубоко на периферии.

Для меня сфера пространства совершенно едина. И многие, кто задумывается над этим вопросом, такую точку зрения разделяют. Семантически определенное пространство составляет малую часть, остальное погружено в хаос.

Пространство России является пространством Российской империи. Очень трудно вычленить особенности России, которые не связаны с особенностями Российской империи. Я пока не видел такого вычленения. Пространство империи — это не то, что может быть дано феноменологически. Империя навязывает себя как некоторый порядок.

И. ЯКОВЕНКО: Вначале несколько раз прозвучало, что мы сегодня сталкиваемся с тем, что все в пространстве вырастает из ментальности, из культуры.

В. КАГАНСКИЙ: Нет ничего в пространстве, чего не было бы в культуре?

И. ЯКОВЕНКО: По этому поводу я и хотел бы высказаться. Культура не возникает из хаоса однажды. Она возникает в результате цивилизационного синтеза. Однажды на какой-то территории складывается некоторая устойчивая структура, которую можно назвать цивилизационным кодом, культурой. Этот цивилизационный код задается ландшафтно-климатическими характеристиками, характеристиками того народа, который жил на этой территории, и другими факторами. Этот код уже потом влияет на отношение к пространству.

Александр ФИЛИППОВ: В беседе постоянно используется слово «Россия», а иногда говорится, что она может быть имперской или неимперской. Я не совсем понимаю, что под словом «Россия» подразумевается. Если под этим словом понимается само название государства в определенную эпоху его развития, то, я думаю, присутствующие здесь специалисты по российской истории подтвердят, что она далеко не всегда называлась Россией. И, следовательно, само название «Россия» к определенным этапам существования того, что здесь контекстуально определяется как Россия, отнесено быть не может. Если Советский Союз — это не Россия, тогда что было Россией на тот момент? Из русской истории выпало70лет? Я не могу сейчас вспомнить в точности всю хронологию, но Московское великое княжество стало называться Россией и стремительно разрастаться где-то около пятисот лет назад. И некоторые из тогда или чуть позже приобретенных территорий потом входили в состав Советского Союза, но не входят в современную Россию. Получается, что у кого-то есть некое представление о России и о том, что, опрокидывая свое представление о России на историю, мы получаем ту же самую Россию. По-моему, это спорно и требует обоснования.

Мы говорим: как хорошо, Россия начала расширяться и расширилась. Потом мы говорим: как плохо, она начала сужаться и сузилась. Потом от нее откололся кусок. Интересная штука получается. От России то откалываются куски, то она опять расширяется. А она — все та же. Что же кочует: территориальное ядро или ядро культурной идентичности? И если последнее, то при чем здесь пространство?

Совершенно очевидно (я здесь готов отчасти поддержать точку зрения Владимира Каганского), что часть пространства содержится в культуре. Но совершенно очевидно: чтобы этой части там содержаться, ей необходим какой-то материальный субстрат.

Сейчас в западной социологии пространства и социальной географии очень распространена тройная схема, которая идет от двух авторов — французского философа и социолога Анри Лефевра и американского географа Эдварда Соуджея[1]. Схема довольно простая. Есть объективное пространство, оно конструируется как объективное, из физики, геометрии и т. д. Существует второе пространство — понимание пространства, пространство идей о пространстве. И существует третье пространство — это пространство практики, проживаемое пространство, где сливаются эмоции и действия воедино. Меня в меньшей степени интересует понимаемое пространство. И в большей степени интересует проживаемое пространство.

Б. РОДОМАН: Влияние Монголии и Византии очень преувеличено. Важнее местное население. Население европейской России — это генетический наследник разных народов, которые говорили далеко не на русском языке. Там были и язычники. Но в силу обстоятельств они стали православными и стали говорить на русском языке.

И без византийского и монгольского начала достаточно было кому-то наглому и сильному, который пренебрег моралью, установить этот деспотичный режим. А вокруг — вакуум. Нет в округе никаких империй — один вакуум.

В Литовском княжестве не ставили никаких целей. Там просто жили по какому-то демократичному для своего времени праву. Не было никакой имперской идеи. Вдруг реально появилось государство, которое стало раздуваться за счет вакуума. У населения не было иммунитета против завоеваний. Более того, сама инфраструктура была такова, что люди просто не заметили, как их завоевали. В Западной Европе такое было невозможно, потому что любой деспотизм наталкивался на деспотизм соседа.

Надо учитывать вакуум — среду, которая не сопротивлялась этой империи. Пространство позволило себя даже не завоевать, а занять. Были царства, которые соперничали с Москвой, которые надо было покорить (Казанское, Астраханское ханства и т. д.). Расширялась Москва, пока не столкнулась с границами других империй — Китайской и Османской.

В. КАГАНСКИЙ: Я хочу подвести предварительный итог, после чего мы еще обменяемся мнениями. Во-первых, тема пространства сама по себе не удерживается. Хорошо это или плохо — я не знаю. Я не знаю, удерживалась бы эта тема в другой стране. Но я не уверен, что в другой стране было бы интересно говорить о пространстве той страны. Когда Фернан Бродель пишет о пространстве Франции, то он ссылается на фактуру, на источники, но не на какие-то концептуализации по поводу того, что такое есть Франция.

Второе. Здесь мы обращались с пространством России тоже довольно странно. Расширение темы пространства было произведено исключительно для того, чтобы свести и категорию пространства, и феноменологию пространства к чему-то другому. Свести к тому, что, на мой взгляд, является гораздо менее определенным и не является феноменологически данным. Пространство России феноменологически дано. Дана ли российская культура —это менее понятно.

И еще. Почти все говорили о том, что пространство в России или порождено Византией, или сакрально, или идеократично, или есть некая эманация государства; с другой стороны, утверждали, что пространство лишено всякого единства. Эти два квазиопределения представляются мне не очень совместимыми.

А. ФИЛИППОВ: Я бы хотел сослаться на исследование Норберта Элиаса о процессе развития цивилизации. Эта книга недавно вышла на русском языке одновременно со второй работой того же автора о придворном обществе.[2]  Среди прочего там содержится примитивная, но необыкновенно интересная идея.

Элиас говорит: пока эти феодалы разъезжали по необъятным просторам Западной Европы и редко-редко встречали какого-нибудь другого феодала, то первая мысль, которая им приходила в голову, это отнять все, что есть у него, и забрать себе. Они забирали, порушив кому-то доспехи, а кого-то лишив жизни, т. е. вели нецивилизованный образ жизни.

Когда образовалось придворное общество, феодалы стали встречаться при дворе. Пришлось держать себя в руках, обуздывать. Постепенно это распространилось и на широкие слои крестьянского населения.

Когда мне говорят о хорошей жизни в «европах», то я готов согласиться. Тема большого и малого пространства и придворного общества сливаются в одно русло. Как появилось у нас большое пространство, мы только что услышали.

Пространство, которое намного превышает область всех возможных путешествий, превышает область обозримых в повседневном обозрении концептуализаций, я называю большим. Это не означает, что большое пространство не может быть концептуализировано специально обученными людьми. В этом большом пространстве негде взяться цивилизованности, слишком мало соприкосновений, слишком мала плотность социальных сетей.

И. ЯКОВЕНКО: Мы говорим сегодня о сущности, которая синкретична по своей природе, а языка для описания этой синкретической сущности и аппарата для понимания нет. Он только-только создается.

Б. РОДОМАН: Я продолжу эту мысль. Мы пытаемся с помощью науки понять Россию, следуя совету Шанина, что умом Россию понимать надо. Он такую статью недавно выпустил. Слово «ум» он выделил курсивом.

Наука — западноевропейский феномен. С другой стороны, это феномен общемировой. Наука является всемирной, и она же является западноевропейской. Нет науки афганской, нет науки китайской. Отсюда и получается, что чем дальше цивилизация от европейской, тем труднее науку объяснить в тех же терминах. Создавать свою науку мы не можем. Скажем, с православной идеологией наука несовместима. Сами священники об этом говорят. Такой вот парадокс.

В начале дискуссии говорилось, что пространство все понимают по-своему. В то же время присутствует некое единство. Территория России как эманация государства обладает единством. Населяющие ее люди по-разному представляют себе пространство не только российское, а вообще все мировое. Они мало с ним связаны, просто объединены государством как завоевателем. Государство их когда-то завоевало, как комендант, установивший свою власть на оккупированной земле, оно их и объединяет. А органической связи между ними мало.

Поэтому утверждение о том, что пространство разное у разных слоев и едино в том смысле, что порождено государством, одно другому не противоречит.

А. СОЛДАТОВ:. Я давно порывался сказать, что увлекаться весьма популярной в некоторых политических кругах идеей трансляции империи от Римской к Византийской, от Византийской к Русской, от Русской к Советской не стоит. Мы впадем в некий политический популизм.

Сам момент трансляции империи от Византии к Руси был обусловлен разрывом Руси с Византией. Патриаршество мы получили от Византии через некоторый разрыв. То же самое и с имперским строительством Ивана Грозного. Иван Грозный — первый восприемник этой трансляции империи, которая дошла до Руси. Однако он нам являет совершенно другой образ правления, образ понимания своего служения, нежели византийские императоры.

Важно заметить, что Византия знает два периода иконоборчества, которому покровительствовали императоры. А на Руси представить нечто подобное очень сложно. Иконы — это некоторое запечатленное пространство.

А. АХИЕЗЕР: Мне не кажется, что мы очень далеко уходили от пространства в наших разговорах. Все согласились с тем, что пространство мы должны рассматривать в сфере какой-то формы культуры. Мы искали источник этой культуры, называя его совершенно по-разному.

В. КАГАНСКИЙ: Я не рискнул развернуть вам то, что я считаю некоторой схемой пространства России, и попросить ее культурологически, исторически, социологически прокомментировать. На мой взгляд, это не было бы просто принято. То есть охарактеризовать пространство в тех категориях, в которых его можно эмпирически освоить: моноцентрическое и полицентрическое, динамическое и статическое, мономасштабное и полимасштабное и т. д. Таких категорий найдется достаточно. И мы можем таким образом — представляя себе, что реализаций российских государств несколько, что представлений на тему, что было Российское государство, тоже много, что есть симметрия между Россией и ее частями — с большей или меньшей уверенностью реконструировать архетип российского пространства. Но есть опасение, что если бы я такую работу проделал, то никакой круглый стол— как живой обмен мнениями по поводу заостренного и не очень внятного вопроса — просто бы не состоялся.

От имени редакции журнала «ОЗ» выражаю признательность всем участникам круглого стола.


[1] Henri Lefebvre, Edward Soja. — Примеч. ред.

[2] Норберт Элиас. О процессе цивилизации. М.; СПб., 2001. Норберт Элиас. Придворное общество: исследования по социологии короля ипридворнойаристократии. М., 2002. (см. рецензии в настоящем номере «ОЗ»)

www.strana-oz.ru

Экономическое пространство России. Экономическая география

Пространство России как ресурс развития и размещения производительных сил

Современный этап общественного развития отличается возрастанием роли пространства, территории. Общенаучное толкование понятия “пространство” формируется в рамках философии, понимаемое как всеобщая форма бытия материи, неотделимая от другой формы — времени. При этом существующее понимание пространства значительно удалено от ϶ᴛᴏй философской категории и многие науки активно используют ϶ᴛᴏ общенаучное понятие в ϲʙᴏих исследованиях, по϶ᴛᴏму побудет экономическое, геополитическое, социальное, геологическое и другие виды пространства.

Геопространство — совокупность отношений между геообъектами, расположенных на конкретной территории и развивающихся во времени.

Геопространство отличают такие качества, как системность, динамичность, размерность, кривизна, плотность, концентрация, поляризация, энтропийность (мера внутренней неупорядоченности). Вместе с тем геопространство трехмерное, а территория — двумерное, на фоне кᴏᴛᴏᴩой размещаются материально-вещественные объекты.

При этом чаще используют понятие “территория” — ограниченная часть земной поверхности, располагающая природными и антропогенными ϲʙᴏйствами и ресурсами, кᴏᴛᴏᴩое ᴏᴛʜᴏϲᴙт и к конкретной территории, и к национальной территории государства. В последнее время появилось понятие геотория, объединяющее понятия “территория”, “акватория” (ограниченная часть водной поверхности земли) и “аэротория” (часть воздушной оболочки земли).

По мере развития пространство (территория) постепенно наполняется различными объектами — населенными пунктами, промышленными предприятиями, транспортными и инженерными сооружениями, усиливаются связи между ними. Насыщение пространства (территории) взаиморасположенными объектами разного рода и углубление их взаимодействия обусловлено объективными факторами — природными, технологическими, экономическими, социальными, среди кᴏᴛᴏᴩых определяющим будет экономический. На определенном этапе формирования такого пространства (территории) побудут предпосылки и возможности его управления. Пространство складывается из различных территорий, функционирующих в едином национальном организме, кᴏᴛᴏᴩые обладают разной пространственной активностью и степенью доступности.

Экономическое пространство представляет собой территорию, насыщенную взаиморасположенными и взаимоувязанными элементами (объектами). Отметим, что территория будет особым видом пространственной группировки натурально-вещественных ресурсов и в отличие от природных ресурсов, кᴏᴛᴏᴩые можно заменить или компенсировать их утрату, незаменима.

Россия, занимая 1/8 часть суши, возглавляет список крупнейших по территории государств мира. Огромная территория будет вместилищем значительных ресурсов и главным богатством, основой общественного развития, пространственной базой для развития производственных, демографических, транспортных, телекоммуникационных, логистических систем, обеспечивая реальную интеграцию экономического пространства. ООН в начале 1990-х гг. оценила богатство недр России в 30 трлн. долл., а США — в 8 трлн. По данным наших ученых, национальное природное богатство России, включая все естественные ресурсы, в т.ч. землю, территорию, составляет 320-380 трлн. долл., что в 2 раза превышает среднедушевые показатели США, в 6 раз — Германии и в 22 раза — Японии. Расчеты Всемирного банка подтверждают, что основой национального богатства до сих пор будут земля, недра и другие естественные ресурсы.

Размеры государства в экономическом аспекте в большей степени определяются такими относительными величинами, как плотность населения; удельный вес площади обрабатываемых земель ко всей площади территории страны; удельный вес занятых в государственном секторе в общей численности занятых; удельный вес продукции, произведенной на государственных предприятиях в совокупном объеме производства; удельный вес государственных инвестиций в национальных инвестициях и др. Значительно меньше понятие “размеры государства” характеризуют абсолютные величины — численность государственных служащих, величина государственных расходов и т. д. Так, доля России в мировой поверхности суши (13%) почти в 2 раза превосходит долю США, Канады, Китая, уступая данным странам, кроме Канады, по доле в мировом населении (Китаю — в 9,2 раза, США — в 2,1 раза) и мировом внешнеторговом обороте: Китаю — в 3,9 раза, Германии — в 4,3 раза, США — почти в 5,8 раз.

До сих пор нет детальных данных о территориальных владениях России. Приводят одну бесспорную цифру 17,1 млн. км2, так как в официальной статистике фигурирует и 17075,4 тыс. км2 и 17098 тыс. км2.

Отметим, что территория страны отделяется от других пространств с качественно и количественно различными ϲʙᴏйствами и параметрами линиями перехода, обозначаемые границами. Государственные границы России, протяженость кᴏᴛᴏᴩых составляет 55,6 тыс. км, либо совпадают с рубежами бывшего СССР и закреплены в международных договорах (с Норвегией, Финляндией, Стоит сказать — польшей), либо находятся в стадии оформления как государственные со странами, не входящими в СНГ (с Эстонией, Латвией и Литвой), либо будут административными границами со странами СНГ и пока не оформлены как государственные.

Особую роль в развитии и эволюции экономического пространства России играют приграничные и приморские территории. Сегодня 45 из 83 субъектов РФ будут приграничными и приморскими, они занимают 3/4 территории страны, где проживает около 1/2 ее населения. Приграничные регионы в Российской Федерации, имеющей самую протяженную в мире границу и самое большое число приграничных стран (16), играют важную роль в обеспечении безопасности и сотрудничества. Помимо сухопутных границ РФ имеет значительное морское приграничное пространство (акватории), охватывающие внутренние и территориальные воды, исключительную экономическую зону, континентальный шельф, конвекционные морские районы. Стоит сказать, для России, имеющей прямые выходы в акватории Северного Ледовитого и Тихого океанов, Балтийского, Черного и Каспийского морей, проблемы развития прибрежных регионов и использования ресурсов прилегающих морей имеют огромное экономическое значение.

Существующие количественные и качественные параметры экономического пространства — плотность, размещение, связанность, емкость, территориальные разрывы характеризуют основные направления использования территории.

Отметим, что территория будет ареной жизни людей с их социальными, культурными, национальными, духовными интересами, со ϲʙᴏими потребностями и привязанностями. Россия — относительно слабозаселенная страна, отличающаяся полиэтничностью и многоконфессиональностью. По результатам последней переписи населения (2010 г.) на ее территории проживало свыше 100 народов, принадлежащих четырем языковым семьям — индоевропейской (85% населения), алтайской (почти 10%), уральской (2%) и кавказской (2%). Этнические особенности оказывают воздействие на ход демографических процессов и характер традиционной хозяйственной деятельности, все больше влияют на политические процессы в стране.

Религиозное многообразие в России связано с особенностями национальной культуры, где подавляющая часть населения исповедует православие, большинство народов Северного Кавказа и многие тюркские народы — ислам, получил распространение также ламаизм, иудаизм. Исторический опыт мирного сосуществования многонационального российского государства предохраняет страну от крупных межэтнических конфликтов, хотя объективные трудности, переживаемые страной, региональная специфика национальной проблемы на Северном Кавказе обостряет межнациональные отношения.

Пространство служит экономическим полем для сосредоточения хозяйственной жизни общества, исторически накопленного капитала, представляющего в овеществленной форме основные и производственные основные фонды, развития отраслей материального производства и непроизводственной сферы, инновационной и инвестиционной деятельности. Материал опубликован на http://зачётка.рф
Стоит заметить, что оно характеризуется значительными территориальными различиями в распределении населения, сосредоточении накопленных материальных благ, созданных трудом людей, производстве валового регионального продукта, выпуске промышленной и сельскохозяйственной продукции, направлении инвестиционных потоков и особенностях внешнеторгового потенциала.

Огромные пространства России обусловливают сравнительно низкую плотность экономической деятельности (в расчете на единицу площади) по сравнению с экономически развитыми странами. Так, объем производимого ВВП на единицу пространства России в 2005 г. в 1,2 раза уступал Канаде, в 5,6 раза — Китаю, в 13,3 — США. Преобладание в структуре хозяйства России отраслей сырьевой ориентации и слабое развитие высокотехнологичных производств и информационных технологий сказались на плотности внешнеторгового оборота РФ на единицу площади, кᴏᴛᴏᴩая в 1,2 раза меньше, чем в Австралии, в 2,5 раза, чем в Канаде, в 7 раз меньше, чем в Китае и почти в 20 раз, чем в США.

Различия в экономической оϲʙᴏенности районов европейской и азиатской части страны настолько велики, что правомерно говорить о наличии в России неоϲʙᴏенных территорий, к кᴏᴛᴏᴩым в первую очередь ᴏᴛʜᴏϲᴙтся северные территории, главным образом, Восточная Сибирь и Дальний Восток. Исторически сложившаяся неоднородность экономического пространства России демонстрирует исключительное разнообразие природных, геополитических, социально-экономических, национально-культурных условий в различных частях страны.

Огромный пространственный потенциал России представляет собой резерв развития и безопасности страны, стратегический ресурс государства, значение кᴏᴛᴏᴩого меняется во времени и зависит от изменений, происходящих в системе мирового хозяйства и мировой политики. В течение столетий огромные пространства России от Балтики до Тихого океана являлись символом величия страны. При этом после развала Советского Союза Россия пошла на ряд “территориальных уступок”, отдав США часть шельфа Берингова моря, Китаю — участки материкового побережья и несколько островов на Дальнем Востоке, Грузии — часть Дарьяльского ущелья. Отметим, что территориальные притязания к России выдвигают Эстония (на часть Ленинградской обл. и Печорского района Псковской обл.), Финляндия (на часть Карельского перешейка), Норвегия (на часть Баренцева моря), Япония (на группу островов Курильской гряды). Ограниченность ϲʙᴏбодных пространств, являющихся носителями полезных ископаемых, земель, вод, леса превращает территорию в особый вид ресурса, потеря кᴏᴛᴏᴩого невосполнима.

Вовлечение (в пределах государственных границ) необъятных территорий России в систему мирохозяйственных связей, когда страна использует ϲʙᴏй “ресурс положения”, предоставляя территорию для различных видов экономической деятельности, приобретает особую значимость в новой хозяйственной и геополитической ситуации.

Современное геополитическое положение России будет уникальным. Стоит заметить, что она представляет собой естественный “евразийский мост”, находясь на торговых путях между интенсивно интегрирующейся Европой и бурно развивающимися странами Азиатско-Тихоокеанского региона и в наступающем веке объективно выдвигается в один из центров мировой хозяйственной жизни.

Отметим, что территория России будет местом для создания так называемых международных и транспортных коридоров, определяющим возможность и интенсивность экономических связей между отдельными частями и элементами пространства.

С ϶ᴛᴏй позиции особое значение имеют проекты развития трансконтинентальных коммуникаций, проходящих через территорию России:
  • модернизация Транссибирской железнодорожной магистрали как трансконтинентального контейнерного моста с параллельным завершением автомагистрали Дальний Восток — Западная Европа;
  • сооружение второго Транссибирского железнодорожного хода — Северо-Сибирской магистрали, восточным участком кᴏᴛᴏᴩой станет БАМ, и на западе будут созданы выходы к портам Баренцева и Балтийских морей;
  • развитие Северного морского пути — наиболее короткого маршрута между северными акваториями Атлантического и Тихого океанов, соединяющего Европу и Восточную Азию, Европу и Северную Америку;
  • организация трансконтинентального (кросс-полярного) воздушного моста между Азией и Америкой через Северный полюс;
  • развитие трансконтинентальных телекоммуникационных систем.

Отметим, что территория будет операционным базисом деятельности общества, ее емкость определяет вместимость людей и хозяйства. К сожалению, методика определения самодостаточности или дефицитности территории, пространства, пока отсутствуют. Важно заметить, что однако, при всем этом, по одним данным, на одного человека крайне важно 1-2 га, по другим — 100 м2 жилых помещений, 100 м2 на транспортные пути и другую инфраструктуру, 12 тыс. м2 пастбищ и сенокосов для скота, 4,6 тыс. м2 сельскохозяйственных угодий, 700 м2 под лесом, поглощающим углекислоту и вырабатывающим кислород, — всего 17,5 тыс. м2. И исходя из данных данных у России весьма значительные резервы.

Емкость территории России в 6,7 раза превышает установленные нормативы и прежде всего ϶ᴛᴏ необъятные и слабозаселенные просторы Европейского Севера (в 14,6), Западной (в 9,2) и Восточной Сибири (в 26,1), Дальнего Востока (почти в 49). В европейской части страны пространственный потенциал используется значительно полнее, особенно в Центральной России и на Северном Кавказе, где емкость территории почти ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙует существующим стандартам.

При этом по “эффективности площади”, т. е. территории, расположенной ниже 200 м над уровнем моря со средней температурой не ниже — 2° С, Россия занимает исключительно 5-е место в мире. Почти 2/3 площади страны — самой холодной в мире — занимают экстремальные и дискомфортные территории, но подавляющая часть населения проживает в центре и на юге европейской зоны, наиболее благоприятных для проживания населения.

Отметим, что территория России будет резервной экологической зоной мирового значения. Стоит сказать, для Российской Федерации остается характерным сохранение крупнейших в мире площадей со слабозатронутыми хозяйственной деятельностью естественными экосистемами, главным богатством кᴏᴛᴏᴩых будет качество природной среды — чистая вода, ненарушенные ландшафты, разнообразие живой и неживой природы, ее ассимиляционный потенциал (способность восстанавливаться после антропогенного воздействия). Стоит заметить, что они занимают почти половину территории России, что превращает ее в планетарный заповедник. По϶ᴛᴏму в ХХI в. возрастает интерес Мирового сообщества не только к традиционным энергетическим, минеральным, биологическим ресурсам России, но и к малозаселенным территориям как к стратегическому резерву общепланетарного значения.

Огромная территория России располагает и значительным ландшафтным потенциалом, обеспечивающим выполнение важных природно-биологических функций, кᴏᴛᴏᴩые поддерживают экологическое равновесие в системах, сохраняют флору и фауну, позволяют осваивать природные и культурно-исторические рекреационные ресурсы. Уникальность России состоит в наличии естественного облика природы на гигантских просторах.

Нужно помнить, такие уникальные особенности российского пространства создают для страны неординарные хозяйственные условия, возможности и ограничения в международном разделении труда, предполагают определенную ответственность перед Мировым сообществом и известные права в качестве уникальной территории Земли.

xn--80aatn3b3a4e.xn--p1ai

Геополитическое пространство России — часть 2

Одна деталь: у России сейчас осталось всего 8 надгоризонтных ра­диолокационных станций (РЛС), определяющих направление полета ракет, но четыре из них на чужой территории: Рига, Мукачево, Сева­стополь, Балхаш. От их функционирования зависит обороноспособ­ность и безопасность страны, особенно в условиях приближения НАТО к границам России.

Экологические резервы России — это 45% ее территории, не отя­гощенной антропогенной и техногенной нагрузкой, чистые природные регионы, преимущественно в Сибири. Они влияют не только на обста­новку в “остальной России”, но и планетарно. Это ли не значимость обширных пространств?

Пространство России — не только материальная, но и моральная, духовная категории. Александр Дугин отмечал, что “отношение к про­странству у русских особое, подчеркнуто священное и даже антиути­литарное — русские никогда не стремились эксплуатировать свои зем­ли, извлекать из них максимальную выгоду. Русские — хранители пространства, а не расчетливые колонизаторы или добытчики”13 .

Почему эти — немного абстрактные — вопросы о роли пространства вообще вдруг стали жизненно важными для России? Ведь, казалось бы, и сократившееся на 5 млн. км2 (в сравнении с СССР) пространство Рос­сии вполне достаточно… Дело в том, что большое про­странство — зона жизненных интересов России — сжимается и транс­формируется под натиском Запада. Этот натиск идет под красивым лозунгом “геополитического плюрализма”, на деле означающем мак­симальную поддержку тем новым соседям России, которые против лю­бых попыток интеграции, тем, кто занимает антироссийскую позицию.

Пояс “осколков” (по выражению американского геополитика С.Коэна) (другие наименования этого пояса: “серая зона” —министр иностранных дел ФРГ К.Кинкель — или “провалившиеся страны” — западная геополитическая литература) отделяет нашу страну от Цен­тральной и Западной Европы. Самой сложной частью этого пояса яв­ляется северная — страны Балтии. Экономически их функция относительно России была цинично, неверно определена В. Жиринов­ским как “паразитарный трансферт”. Это:

— и контрабандный реэкспорт цветных металлов из России;

— и авиапереброска 18 т (!) российских денег из Эстонии в Чечню;

— и новые пути транспортировки наркотиков на запад;

— и “черная дыра” латвийских железных дорог на пути грузов Рос­сия—Калининград.

Экономическая функция дополняется внешнеполитической — ли­деры стран, где большинство русскоязычных— “неграждане”, пыта­лись препятствовать приему России в Совет Европы. Еще опаснее во­енная перспектива — принятие стран Балтии в НАТО, так как в этом случае полетное время ракеты до центра европейской территории Рос­сии составит 1,5—2 минуты…

Дело здесь не в каких-то территориальных претензиях к странам Балтии (анекдотично, но имеет место обратное!) — они все же лежат за пределами исторической территории России. “Западная граница православной религии отделяет их от России и на картах современных французских геополитиков” (1991 г.), а С.Хантингтон называет эту границу “зоной конфликта в 13 веков” (1993 г.). Дело в обеспечении российской безопасности, которая должна осознаваться и за предела­ми российской территории — в «ближнем зарубежье» вне СНГ.

Ситуацию на Украине известный американский миротворец на Бал­канах Ричард Холбрук оценил как “критический элемент европейской безопасности”. Заметим, не в бывшей Югославии, а на Украине… Эко­номическое и военное заигрывание Запада с Украиной наглядно хотя бы потому, что она стала третьим центром финансовых усилий США за рубежом после Израиля и Египта. Наконец, Молдавия, с известным стремлением ее властей к полной “румынизации”, уже переоборудует аэродром в Маркулештах для приема самолетов НАТО14 .

Ситуация на Кавказе и в Закавказье вообще не укладывается в рам­ки коротких оценок. При этом существенно, что на юге (это касается и Закавказья, и республик Средней Азии) за пределами СНГ форми­руется единая “дуга нестабильности” — исламская дуга с большим уровнем координации, чем когда бы то ни было раньше. А в Закавка­зье идет геополитическая “нефтепроводная война” Запада (при актив­ной “пробивной” роли Турции) против России, целью которой явля­ется отключить нашу страну от потенциальных поставок нефти каспийского шельфа на запад. При этом “контрдействия” России явно неадекватны: блокада пророссийской Абхазии в угоду крайне нена­дежному союзнику — Грузии.

И здесь мы возвращаемся к теории «больших пространств», попу­лярной в правых кругах Запада. Николай фон Рейтор — видный за­падный юрист и политолог (США) так определяет это понятие: “Боль­шое пространство —это географически ограниченное пространство, которое находится в сфере влияния государства, представляющего оп­ределенную политическую идею — идею-силу”15 . (Заметим, что “идея-сила” — формула евразийцев.) Касаясь современной ситуации, он от­мечает, что “воссоздание русского Большого пространства является абсолютной геополитической необходимостью для России”. Геогра­фически это территория бывшего Советского Союза, территориаль­ная целостность которого была когда-то гарантирована Хельсинкскими соглашениями 1975 г.

Речь идет не о “восстановлении бывшего СССР” (как любит интер­претировать “демпресса”), а о четком обозначении и отстаивании оче­видной сферы государственных интересов России. Это — не надуман­ная проблема, а тяжелая реальность в условиях геополитического (военно-стратегического, геоэкономического, психологического) мас­сированного наступления Запада на эту сферу.

В этом должны заключаться приоритеты внешней политики стра­ны, включающие адекватные ответы на внедрение в эту сферу (в особенностичерез каналы экономического давления), смену приоритетов (поиск истинных партнеров), в частности, более прочные связи с не­которыми странами вне «ближнего зарубежья» (Иран, Китай), нако­нец, жесткоереагирование на приближение НАТО к границам России.

Автор С.Б. Лавров

[1] И.Ильин, правда, говорил о «бремени природы» (оно, конечно, было и есть) и о «бремени пространства», но отнюдь не как о разрушающем факторе.

2 Родоман Б. География и судьбы России//3нание — сила, 1993, март

3 Там же. С. 12

4 Там же. С. 6, 7

5 Там же. С. 11

6 Прощай, немытая Россия!//0гонек, 1996, № 8. С. 60

7 Там же. С. 60

8 Там же. С. 62

9 Гумилев Л. Н. От Руси к России. М., Экопрос, 1992. С. 231

10 Там же. С. 262

11 Гумилев Л. Н. Интервью в журнале «Наш современник», 1991, № 1. С. 145

12 Вернадский В. И. Задачи науки в связи с государственной политикой в России// Научная мысль Кавказа, 1995, № 1. С. 10

13 «День», 24-30 сентября, 1993 г.

14 «Правда», 9 апреля, 1996 г.

15 «День», 1993, 24-30 сентября.

mirznanii.com

Геополитическое пространство России


Геополитическое пространство России: мифы и реальность
Поиск причин развала СССР шел как с позиций серьезного анали­за, так и, увы, больше всего — со спекулятивных позиций “запрограм­мированности” такого развала. Тезис “запрограммированности” в наиболее массовом варианте сводится к весьма тривиальному: “СССР — империя”, “Все империи разваливались” — значит… и т. д.

Куда более неожиданным кажется другое объяснение “запрограм­мированности” — естественно-географическое — виновато оказыва­ется, слишком большое пространство. Это действительно неожидан­но, ибо вся история русской и мировой геополитики говорит о плюсах больших пространств1.

К сожалению, начало положили не журналисты, а ученые. В попу­лярном журнале “Знание — сила” (Лев Гумилев шутливо называл его “Знание через силу”) появилась статья доктора географических наук Б.Родомана2, где эта идея пагубности пространства почему-то назы­вается тривиальной. “Огромность России—причина ее бедствий. Гро­моздкое государство, фактически унитарное, не может защищать права и свободы человека потому, что более всего озабочено самосохране­нием. Своими огромными размерами Россия обречена на геополити­ческое одиночество… В гигантской унитарной стране невозможен пар­ламент”3.

Где же выход по Б.Родоману? “Надо дать мировому сообществу пе­реварить Россию по кускам (выделено автором — С.Л.), иначе и мир нами подавится, и мы погибнем в его глотке”4. Автору вообще не нра­вится наша история, ибо “почти вся территория России образовалась путем завоеваний и неравноправных договоров под угрозой силы”, и оказывается, в России даже “сформировался своеобразный тоталитар­ный ландшафт”5.

Куда “мягче” позиция других известных географов — А.Трейвиша и В.Шупера. Их, с одной стороны, вроде бы обнадеживает тот факт, что Россия остается системой “от моря и до моря”, а с другой — они же сочувственно цитируют мнение еще одного географа — В. М. Гохмана: “..пространство — наш бич”. А далее следует совсем неожидан­ный пассаж, огорчивший бы М.В.Ломоносова: “..если бы за Уралом плескался океан, скорее всего, Россия уже давно была бы полнокровньм членом сообщества цивилизованных стран”. (Трейвиш А., Шупер В. Пространство России: богатство или бремя / Знание — сила, 1993, март. С. 91).

Удивляет здесь не столько раздвоенность позиции (надежда или бич?), сколько повторение серьезными учеными печально известной формулы “нобелевского тракториста” о вхождении в “цивилизован­ное сообщество”. Для него-то Пушкин и Толстой, Чайковский и Шо­стакович, Вернадский и Королев — не пропуск в этот мир, но для на­ших коллег это вроде бы должно быть очевидным.

Все цитированные “идеи” не совсем новы. Но в последнее время спе­куляции с пространством усилились, и на этом “поле” работают уже не одиночки, а целые коллективы, и распространяет их уже не “Зна­ние — сила”, а куда более многотиражный “Огонек”. Видимо, после масштабной идеологической работы по развалу СССР постперестроечный журнал решил внести свою лепту и в развал России.

Цитируем: “Предельно допустимая (!) (выделено автором — С. Л.) площадь государства, после превышения которой существование стра­ны делается энергетически невыгодным, равна приблизительно 500 тыс.км26. Для убедительности тезиса статья предваряется эпигра­фом: “Да знаете ли Вы, что такое Россия? Ледяная пустыня. А по ней ходит лихой человек” (К.Победоносцев). А для “научности” указы­вается, что лаборатория глобальных проблем при Институте безопас­ного развития атомной энергетики дает не просто, а “выявленные фи­зические закономерности развития страны”.

Напомним, что территория России — более 17 млн.км2, т.е. в 35 раз (!) выше “нормы”. Спрашивается, правда, а как же живут другие “за­предельные” страны и кто вообще эти “монстры” с большой террито­рией? Оказывается, их не так и мало — 24 страны мира имеют площадь более 1 млн.км2, т. е. явно “запредельную”, а среди них и самые развитые (США, Канада, Австралия), и самые быстро развивающиеся (Китай), и другие самые крупные по населению (Индия, Бразилия). Кстати, грядущие энергетические проблемы Китая отнюдь не в его тер­ритории, а в потенциальном исчерпании нефтяных ресурсов…

Согласно “Огоньку”, в России все безнадежно и по другим пара­метрам. Кроме обширной территории у нее еще два “греха”: многонациональность (“культурно-психологическая разница регионов”, по элегантному выражению авторов) и еще худший — морозы. Оказыва­ется, среднегодовая температура в России +5,5°, тогда как в Канаде +5,1°(но живут же!), в Исландии +0,9°, а в Финляндии, которая все-таки севернее основного массива России, +1,5°. Парадоксы? Но беда наших авторов в том, что среднегодовая температура огромной стра­ны — показатель почти бессмысленный, некорректный, все равно что средняя температура у пациентов больницы: кто-то при смерти, а у других, наоборот, 36,6°…

Технократические объяснения в геополитике не срабатывают. Спра­ведливо в них лишь то, что энергетически эффективными бывают пре­имущественно небольшие страны. Не срабатывают и любые объясне­ния, игнорирующие географическое положение страны, в частности сравнения показателей сельского хозяйства СССР—России и США, проводимые без учета “северности” нашей страны.

Смехотворны и “выводы”, делающиеся на такой шаткой основе, на­пример, о том, что “сепаратизм” оказывается “не глупая амбициозность отдельных местных лидеров, а выражение объективных энерго­физических механизмов истории»7. Пример Армении, объявившей когда-то свою АЭС источником всех зол, а недавно — с помощью России, восстановившей ее, —куда более объективная реальность. До­вольно странно выглядит их “вывод” о том, что достаточно благопо­лучным США, Канаде и Китаю тоже грозит развал…

Вообще судить о чем-то в области другой науки очень сложно, ча­сто это оборачивается самоуверенно дилетантскими “выводами”. Оказывается, через 50 лет Россию ждет потепление, и можно опреде­лить, какое именно, — на 2,1° (0,1 —тут трогательная деталь — все, дескать, просчитано и ясно), а заодно добавляется, что пусть хоть при этом пол-Европы потонет, зато “даст Бог, возможен скорый распад страны” (России — С.Л.), и это доведет ее “до эффективных площа­дей”8.

Беда в том, что авторы не знают новейших авторитетных прогно­зов “парникового эффекта”, хотя и до них все было достаточно спор­но и неоднозначно. В 1995 г. на Международной климатической кон­ференции ООН в Берлине было четко сформулировано, что в первой половине XXI в. никакого заметного потепления в мире не произой­дет. И что, у России и здесь “особенная стать”? (Подробнее этот воп­рос освещен К.Я.Кондратьевым). (Кондратьев К.Я. Новые тенденции в исследовании глобального климата // Известия РГО, 1996, т. 128. …6. С. 47, 54.)

А теперь насчет пространства России всерьез. Со времен Петра I (с сегодняшних позиций его можно назвать геополитиком) и вплоть до 1914 г. Российская Империя ежедневно расширялась на 83 км2, т.е. на 80 тыс.км2 в год. В одном лишь XIX в. ее территория увеличилась на 1/3, согласно подсчетам американских журналистов. Это означает, что территория бывшего СССР была на 90% создана не “тоталитар­ным режимом”, а столетними усилиями русских государственников. И это была не «лоскутная» колониальная империя, а органически еди­ное геополитическое, экономическое и культурное пространство. Л.Н.Гумилев отмечал, что “только в XVIII в. России удалось решить важнейшую проблему обретения естественных границ”9, при этом “включение в Московское царство огромных территорий осуществля­лось не за счет истребления присоединенных народов или насилия над традициями и верой туземцев, а за счет комплиментарных контактов русских с аборигенами или добровольного перехода народов под руку московского царя”10. “Цивилизованные народы” поступили со своими колониями иначе — отмечает ученый.

Хорошо известно (но, увы, забыто сегодняшними политиками Гру­зии), как просила Грузия быть присоединенной: “..долгое время пер­вые Романовы — Михаил, Алексей, даже Петр — не хотели принимать Грузию, брать на себя такую обузу. Только сумасшедший Павел дал себя уговорить Георгию XIII и включил Грузию в состав Российской Империи. Результат был таков: в 1800 г. насчитывалось 800 тыс. гру­зин, в 1900-м их было 4 млн. И когда русские войска защитили Гру­зию от горцев, она много выиграла от этого”11.

Задолго до Л.Н.Гумилева значимость пространства подчеркивал великий русский географ П.П.Семенов-Тян-Шанский: “…устойчива территория, которая простирается “от моря до моря»”. Писал об этом и В. И. Вернадский: “Мы недостаточно оцениваем значение огромной непрерывности нашей территории. Подобно северо-американским Со­единенным Штатам, мы являемся государством-континентом… Огром­ная сплошная территория, добытая кровью и страданиями нашей ис­тории, должна нами охраняться как общечеловеческое достижение, делающее более доступным, более исполнимым наступление единой мировой организации человечества”12.

Значение и выгоду больших пространств признавали как неоспо­римую истину крупнейшие западные географы и геополитики — от немца Ф.Ратцеля до англичанина X.Маккиндера — отца геополити­ки как науки. Да и родилась-то геополитика как “наука о простран­стве с точки зрения государства”, по одному из кратких определений. А внутри нее развилась теория «больших пространств», особенно важ­ных в нашем веке авиации и освоения космоса. Конечно, геополити­ческие мотивы использовались и в целях оправдания агрессии (“жиз­ненное пространство”, которого якобы не хватало Германии 30-х—40-х годов), но это — не вина теории.

Для России ее пространство — это и зона формирования евразийс­кого суперэтноса, зона длительного сосуществования и сотрудничества народов леса и степи, причем разнообразие ландшафтов было импуль­сом связей и развития. Недаром сейчас много и справедливо говорит­ся об утере единого экономического, военно-стратегического, инфор­мационного, экологического пространства и однозначны выводы — сугубо негативные.

Одна деталь: у России сейчас осталось всего 8 надгоризонтных ра­диолокационных станций (РЛС), определяющих направление полета ракет, но четыре из них на чужой территории: Рига, Мукачево, Сева­стополь, Балхаш. От их функционирования зависит обороноспособ­ность и безопасность страны, особенно в условиях приближения НАТО к границам России.

Экологические резервы России — это 45% ее территории, не отя­гощенной антропогенной и техногенной нагрузкой, чистые природные регионы, преимущественно в Сибири. Они влияют не только на обста­новку в “остальной России”, но и планетарно. Это ли не значимость обширных пространств?

Пространство России — не только материальная, но и моральная, духовная категории. Александр Дугин отмечал, что “отношение к про­странству у русских особое, подчеркнуто священное и даже антиути­литарное — русские никогда не стремились эксплуатировать свои зем­ли, извлекать из них максимальную выгоду. Русские — хранители пространства, а не расчетливые колонизаторы или добытчики”13.

Почему эти — немного абстрактные — вопросы о роли пространства вообще вдруг стали жизненно важными для России? Ведь, казалось бы, и сократившееся на 5 млн. км2 (в сравнении с СССР) пространство Рос­сии вполне достаточно… Дело в том, что большое про­странство — зона жизненных интересов России — сжимается и транс­формируется под натиском Запада. Этот натиск идет под красивым лозунгом “геополитического плюрализма”, на деле означающем мак­симальную поддержку тем новым соседям России, которые против лю­бых попыток интеграции, тем, кто занимает антироссийскую позицию.

Пояс “осколков” (по выражению американского геополитика С.Коэна) (другие наименования этого пояса: “серая зона” —министр иностранных дел ФРГ К.Кинкель — или “провалившиеся страны” — западная геополитическая литература) отделяет нашу страну от Цен­тральной и Западной Европы. Самой сложной частью этого пояса яв­ляется северная — страны Балтии. Экономически их функция относительно России была цинично, неверно определена В. Жиринов­ским как “паразитарный трансферт”. Это:


  • и контрабандный реэкспорт цветных металлов из России;

  • и авиапереброска 18 т (!) российских денег из Эстонии в Чечню;

  • и новые пути транспортировки наркотиков на запад;

  • и “черная дыра” латвийских железных дорог на пути грузов Рос­сия—Калининград.

Экономическая функция дополняется внешнеполитической — ли­деры стран, где большинство русскоязычных— “неграждане”, пыта­лись препятствовать приему России в Совет Европы. Еще опаснее во­енная перспектива — принятие стран Балтии в НАТО, так как в этом случае полетное время ракеты до центра европейской территории Рос­сии составит 1,5—2 минуты…

Дело здесь не в каких-то территориальных претензиях к странам Балтии (анекдотично, но имеет место обратное!) — они все же лежат за пределами исторической территории России. “Западная граница православной религии отделяет их от России и на картах современных французских геополитиков” (1991 г.), а С.Хантингтон называет эту границу “зоной конфликта в 13 веков” (1993 г.). Дело в обеспечении российской безопасности, которая должна осознаваться и за предела­ми российской территории — в «ближнем зарубежье» вне СНГ.

Ситуацию на Украине известный американский миротворец на Бал­канах Ричард Холбрук оценил как “критический элемент европейской безопасности”. Заметим, не в бывшей Югославии, а на Украине… Эко­номическое и военное заигрывание Запада с Украиной наглядно хотя бы потому, что она стала третьим центром финансовых усилий США за рубежом после Израиля и Египта. Наконец, Молдавия, с известным стремлением ее властей к полной “румынизации”, уже переоборудует аэродром в Маркулештах для приема самолетов НАТО14.

Ситуация на Кавказе и в Закавказье вообще не укладывается в рам­ки коротких оценок. При этом существенно, что на юге (это касается и Закавказья, и республик Средней Азии) за пределами СНГ форми­руется единая “дуга нестабильности” — исламская дуга с большим уровнем координации, чем когда бы то ни было раньше. А в Закавка­зье идет геополитическая “нефтепроводная война” Запада (при актив­ной “пробивной” роли Турции) против России, целью которой явля­ется отключить нашу страну от потенциальных поставок нефти каспийского шельфа на запад. При этом “контрдействия” России явно неадекватны: блокада пророссийской Абхазии в угоду крайне нена­дежному союзнику — Грузии.

И здесь мы возвращаемся к теории «больших пространств», попу­лярной в правых кругах Запада. Николай фон Рейтор — видный за­падный юрист и политолог (США) так определяет это понятие: “Боль­шое пространство —это географически ограниченное пространство, которое находится в сфере влияния государства, представляющего оп­ределенную политическую идею — идею-силу”15. (Заметим, что “идея-сила” — формула евразийцев.) Касаясь современной ситуации, он от­мечает, что “воссоздание русского Большого пространства является абсолютной геополитической необходимостью для России”. Геогра­фически это территория бывшего Советского Союза, территориаль­ная целостность которого была когда-то гарантирована Хельсинкскими соглашениями 1975 г.

Речь идет не о “восстановлении бывшего СССР” (как любит интер­претировать “демпресса”), а о четком обозначении и отстаивании оче­видной сферы государственных интересов России. Это — не надуман­ная проблема, а тяжелая реальность в условиях геополитического (военно-стратегического, геоэкономического, психологического) мас­сированного наступления Запада на эту сферу.

В этом должны заключаться приоритеты внешней политики стра­ны, включающие адекватные ответы на внедрение в эту сферу (в особенности через каналы экономического давления), смену приоритетов (поиск истинных партнеров), в частности, более прочные связи с не­которыми странами вне «ближнего зарубежья» (Иран, Китай), нако­нец, жесткое реагирование на приближение НАТО к границам России.

Автор С.Б. Лавров

coolreferat.com

Российское многомерное пространство


⇐ ПредыдущаяСтр 21 из 29Следующая ⇒

«Пойми простой урок моей земли:
Как Греция и Генуя прошли,
Так минет все — Европа и Россия.
Гражданских смут горючая стихия
Развеется…Расставит новый век
В житейских заводях иные мрежи…
Ветшают дни, проходит человек,
Но небо и земля — извечно те же»
Максимилиан Волошин

В судьбе России «фактор географии» пронизывает её протяженностью пространства и «ширью» духовных устремлений. География играла роль своеобразного индикатора русской культуры, где Восток и Запад определяли пути развития через конфликт этих начал. Выдающийся русский ученый Юрий Лотман сформулировал представления о месторазвитии культуры в многомерном (геополитическом, мифологическом, религиозном и др.) пространстве, которое задает её «географическую судьбу». Он обратил внимание на смену моделей культурно-государственного обустройства России. Если центристская модель была в основе Московского государства после падения Золотой Орды, то «эксцентризм» стал фундаментом Российской империи с противопоставлением «западного» Петербурга «восточной» Москве. Согласно центристской модели Москва расположена на полюсе религиозной и культурной ойкумены, мировой революции и всемирной святости, является столицей России, пяти морей, освоения Космоса, Арктики и так далее. В «эксцентрированной» культурно-государственной модели центр переносится в пограничье.
За этими двумя коренными моделями скрываются такие противопоставления как древнее/новое, историческое/мифологическое, концентрическое/эксцентрическое, исконное/чужеродное. Отсюда — одновременная неопределенность прошлого и будущего современной России, где настоящее не отлилось еще в законченные формы. Символы «Восток» и «Запад» властвуют в географии России, обуславливая традиционный интерес к «чужому» как метод самопознания. Россия по образному выражению М. К. Мамардашвили, “страна вечной беременности”. От заимствования чужих идей, превращенных в другом социокультурном пространстве в догму, остаются развалины, на которых воздвигается очередной храм идей.

***
Коммуникационную природу географического пространства не всегда представляется возможным “втиснуть” в заданные конвенциальные границы. Следует обратить внимание хотя бы на условность границы Европы и Азии, проходящей через территорию России. Здесь отчетливо прослеживается тенденция смещения европейской границы на восток. Если в XV веке Московская Русь (“Великая Татария”) находилась вне Европы, то в XVI веке граница Европы проходила по Волге, а в XVIII веке сместилась на Урал. В конце ХХ века уже говорят о “Европейском доме” от Лондона до Владивостока. В российской истории неоднократно происходило “размывание” всех и всяческих границ.
Российское многомерное коммуникационное пространство образовалось в результате пространственно-временной стратификации разномасштабных процессов, динамическое соприкосновение которых привело к образованию множества рубежей, в том числе ныне погребенных под “слоем” современности. Однако “реликты” напоминают о себе в период распада государства социально-психологическим дискомфортом, негативностью коммуникаций и выраженной конфликтностью, как реакция на изоляцию пространства от внешнего мира. При этом конфликт выступает и как “возмутитель спокойствия”, и в качестве созидательной функции новой коммуникации.
Обратим внимание на культурологические отличия формирования российского многомерного коммуникационного пространства от Запада и Востока. Духовная родина России — расположенная за пределами ее месторазвития Византия, а исторический “плавильный котел” — рубежи леса и степи, Европы и Азии. С севера пришли варяги-”управленцы”, а с юга — вера от греков и славянский алфавит. Славянское мышление формировалось под влиянием Византии, где доминировала философия Платона, открывшего мир идей. Россия — идеократическое государство с приоритетом духовных целей — самоотверженного служения идее, поиска высших нравственных ценностей — правды как идеала, справедливости и равенства. Для восточных славян характерно рубежное тактическое мышление.
В Западной Европе открытость к внешнему миру и колонизация заморских земель стала стратегическим ресурсом становления атлантической цивилизации. Для Китая — Великого океана людей —наиболее характерным явилось сочетание двух взаимоисключающих начал — открытости к внешнему миру и изоляционизма в целях сохранения государства-цивилизации. Россия есть Великий океан евразийского пространства, объединенного общей судьбой народов и коммуникационной природой рубежного суперэтноса.
Киевская Русь, а в последствии Россия и Украина, — восточные пограничники Европы. Здесь сформировался особый субэтнос казаков — людей границы, покоривших Сибирь, вышедших к Тихому океану и создавшим славянские форпосты на “берегах” Великого евразийского степного “океана”. Что там за горизонтом интересовало больше, чем обустройство собственного дома: колонизация Сибири и Аляски, Кавказа и Центральной Азии; освоение Арктики, Мирового океана и Космоса.
Броски за горизонт закончились продажей Русской Америки, падением Порт-Артура, а ныне распадом СССР и появлением огромного русского зарубежья, потерей геополитического влияния на Балканах, Ближнем Востоке и Центральной Азии. Из века в век Россия стремилась навести порядок в чужом доме. Став мировым “пугалом”, страна заплатила за это огромными материальными ресурсами и миллионами жизней, унесенных ураганом многочисленных войн. ХХ век начался с маленькой “победоносной” войны на Востоке, ускорившей падение Российской империи и восхождение на мировую арену Японии. Как отметил однажды в беседе с автором Л. Н. Гумилев, самая великая заслуга России — она не поддалась соблазну покорения Китая, что неизбежно привело бы к ассимиляции русских в Великом океане-цивилизации.
Тысячелетний бросок на юг, заботы о будущем христианского храма Св. Софии в Константинополе сменились осквернением православных святынь на родной земле. Победа во Второй мировой войне привела к созданию социалистического “лагеря”. Век завершается сокрушительным поражением “второго мира” в холодной войне с Западом и “победоносной” полицейской акцией России на Кавказе. И, как итог уходящего столетия, отсутствие стратегического виденья, “беспочвенность” власти, провал исторической памяти, в том числе забвение уроков восточной политики и Великих российских реформ.
Мировой опыт распада империй свидетельствует об использовании образовавшейся рубежной коммуникативности (экономической, культурных связей, диаспоры) на благо социально-экономического развития метрополий. Россия продемонстрировала умение разрушать русские форпосты ради очередной заимствованной идеи, о чем свидетельствует, например, трагическая история русского Харбина.
Обратимся к современной конфликтной структуре российского многомерного коммуникационного пространства. Как нам представляется, главная его особенность — сосуществование России как евразийского государства и как евразийского суперэтноса, границы которых не совпадают и образуют потенциальную зону энергетики интенсивных коммуникационных взаимодействий. Российское государство и суперэтнос расположены между тремя цивилизациями — западноевропейской, мусульманской и китайской, на рубежах христианского, мусульманского (исламского) и буддийского миров, между тремя полюсами экономического и технологического развития в Западной Европе, Азиатско-Тихоокеанском регионе и Северной Америке, между тремя океанами — Атлантическим, Тихим и Северным Ледовитым. Россия объединила народы евразийского пространства, цивилизационную инфраструктуры которого обеспечила идеократическая державность. Самое крупное территориальное государство мира обязано быть сильным и централизованным.
Россия, как Витязь на распутье, столетиями мучительно искала ответ на вопрос: каким идти путем — на Запад или Восток. Если Киевская Русь была консолидирована вдоль оси Север-Юг на торговом пути из “варяг в греки”, то Московская Русь — открыта к Востоку (Золотой Орде) и боролась против вызова Запада — тевтонских рыцарей. За последние триста лет неоднократно предпринимались попытки “прорубить окно в Европу”, каждый раз ставя российские народы “на дыбы”. В постсоветской России вновь мечты, теперь уже о западной демократии и свободном предпринимательстве или об образе России как государстве-цивилизации с самоидентификацией, исходящей из особенностей только русской ментальности, культуры и православия.
В евразийском пространстве формировался менталитет русского народа. Географию русской души исключительно тонко подметил Н. А. Бердяев: “Русская душа ушиблена ширью, она не видит границ, и эта безграничность не освобождает, а порабощает ее”. Духовная энергия русского человека вошла внутрь, в созерцание, в душевность. В гоголевском образе российского пространства “…летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет”. Происходит разрушение статических границ между явлениями. Полярность ментальности отмечается в таких антиподах как смирение и бунт, разгул и способность собираться в “кулак” в экстремальных ситуациях, сострадательность и жестокость, мания догоняющего и мания величия, любовь к свободе и склонность к рабству.
Целостность единого суперэтнического пространства поддерживается социокультурным и духовным плюрализмом. Этнонациональные и этноконфессиональные границы также не совпадают и усиливают энергетику рубежной коммуникативности. Важнейшим транслятором межнационального диалога наряду с русской светской культурой являются многочисленные конфессии, которым принадлежит историческая роль в укреплении связи человека с его природным месторазвитием. Нравственные идеалы служат непременным напоминанием о долге человека перед природой, являются важным фактором реабилитации ценностей укоренения, особенно после периода с доминирующим принципом социальных маргиналов: “Наш адрес не дом и не улица — наш адрес Советский Союз”. Необходимо выделить российский цивилизационный опыт славяно-тюркского общежития христиан и мусульман, обреченных историей и географией на совместное проживание в евразийском пространстве. Однако как показывают события на Кавказе этот опыт оказался невостребованным.
Является ли Российская Федерация крупнейшей страной рубежной евразийской цивилизации или остается лишь православно-христианским Востоком? Куда приведет декларация о выступлении России на стороне Запада? Сможет ли Россия при этом стать гарантом мирного диалога православных славян и тюрок-мусульман? Однозначного ответа нет.
Россия не смогла предложить светскую модель возрождения через воспитание и просвещение. Разве думали прозападные политики, что страна является родиной не только славян, но и других евразийских народов? Раздаются упреки в адрес российской армии. Европейской (российской) армией проиграна война в Чечне. Но, допустим, что она будет укомплектована самым современным оружием. Сможет она победить? Можно однозначно сказать, что нет. Решение чеченской проблемы выходит за рамки военного конфликта. Россия не сможет противостоять исламскому Югу, где нет недостатка в арабском капитале и идеологически преданных воинах ислама. Преимущественно рабоче-крестьянская армия не готова защищать «элиту в законе» от внешних вызовов.

Кроме нерешенных этнонациональных и этноконфессиональных проблем современная Россия оказалась неспособной эффективно использовать многомерное пространство Большой России (Русского Архипелага), включающее русское зарубежье с равновеликим человеческим, интеллектуальным и культурным потенциалом.


Рекомендуемые страницы:

lektsia.com