Преодоление и устранение коллизий в российском праве – ПРЕОДОЛЕНИЕ ПРАВОВЫХ КОЛЛИЗИЙ КАК СПОСОБ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ЕДИНСТВА ПРАВОВОГО ПРОСТРАНСТВА — NovaUm.Ru

Преодоление юридических коллизий путем применения судебных процедур и выработки правоположений

В настоящее время судебная власть является самостоятельной и независимой ветвью государственной власти, как в РФ, так и во многих демократических государствах мира. Судебные органы, особенно Конституционные Суды, имеют значительные полномочия по разрешению юридических коллизий между нормативно-правовыми актами различного уровня, прежде всего конституционного, а также возникающие в процессе правоприменительной деятельности. В частности, в Российской Федерации Конституционный Суд вправе признавать акты неконституционными в случае установления их несоответствия Конституции Российской Федерации. Другие суды Российской Федерации (суды общей юрисдикции и арбитражные суды) также в соответствии с их подведомственностью выявляют юридические коллизии в законодательстве, могут признавать нормативные акты противоречащими законодательству, обладающему более высокой юридической силой. Данная сфера судебного контроля представляет интерес с точки зрения роли суда в механизме разрешения юридических коллизий.

Так, в соответствии с ч.5 ст. 125 Конституции Российской Федерации акты или их отдельные положения, признанные Конституционным Судом Российской Федерации неконституционными, утрачивают силу. Из этого следует также обратное: нормативно-правовые акты или их отдельные положения, признанные Конституционным Судом соответствующими Конституции Российской Федерации, сохраняют силу и не могут быть признаны другим судом неконституционными. Таким образом, постановления Конституционного Суда, которыми нормативные правовые акты признаны соответствующими или не соответствующими Конституции России, обязательны для судов общей юрисдикции и арбитражных судов и они должны учитывать их.

Так, в постановлении по делу о толковании отдельных положений ст. 125, 126 и 127 Конституции РФ Конституционный суд России указал, что суд общей юрисдикции правомочен решать, какой закон – федеральный или закон субъекта РФ – в случае противоречия между ними должен быть применен в рассматриваемом деле. Таким образом, ч. 2 ст. 120 Конституции РФ предусматривает, что на суды общей юрисдикции возложен выбор норм, на основании которых должен быть разрешен конкретный правовой спор, и тем самым управомочивает их определять, какой закон подлежит применению, а какой фактически не действует в рамках конкретного дела [1]. В то же время в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» от 31 октября 1995 г. определено, что если суд убежден в неконституционности закона, он при разрешении дела применяет непосредственно Конституцию без обращения с запросом в Конституционный Суд. Этот вывод подкрепляется положениями п. 3 ст. 5 Федерального Конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации», согласно которому суд, установив при рассмотрении дела несоответствие акта государственного или иного органа, а равно должностного лица Конституции РФ, федеральному конституционному закону, общепризнанным принципам и нормам международного права, международному договору Российской Федерации, конституции (уставу) субъекта Российской Федерации, принимает решение о соответствии с правовыми положениями, имеющими большую юридическую силу. Запрос направляется судом лишь в случае неопределенности в вопросе о конституционности примененного или подлежащего применению по конкретному делу закона [2].

Иной позиции придерживается Конституционный Суд РФ, считающий, что отсутствие у судов общей юрисдикции и арбитражных судов правомочия признавать указанные нормативные акты не соответствующими Конституции Российской Федерации и потому недействующими прямо вытекает и из части 2 статьи 125 Конституции Российской Федерации, которая относит Верховный Суд Российской Федерации и Высший Арбитражный Суд Российской Федерации к субъектам обращения в Конституционный Суд Российской Федерации с запросами о проверке (вне связи с рассмотрением конкретного дела, т.е. в порядке абстрактного нормоконтроля) конституционности нормативных актов, перечисленных в пунктах «а« и «б» части 2 данной статьи. Кроме того, Конституционный Суд Российской Федерации по запросам судов проверяет конституционность закона, примененного или подлежащего применению в конкретном деле. Таким образом, на конституционном уровне закреплено, что выводы других судов о неконституционности закона не могут сами по себе послужить основанием для его официального признания не соответствующим Конституции Российской Федерации и утрачивающим юридическую силу.

В аспекте взаимодействия судов различных видов юрисдикции и разграничения их компетенции по выявлению неконституционных законов исключение последних из числа действующих актов является совокупным результатом реализации, с одной стороны, обязанности общих судов поставить вопрос о конституционности закона перед Конституционным Судом Российской Федерации, а с другой – обязанности последнего окончательно разрешить этот вопрос. В этом случае налицо, на наш взгляд, наличие юридической коллизии компетенционного характера, которая разрешена актом толкования [3].

Следует согласиться с мнением О.В. Брежнева, согласно которому проблема заключается в том, что некоторые нормативные правовые акты, являющиеся объектами контроля со стороны Конституционного Суда в соответствии с ч. 2 ст. 125 Конституции РФ (нормативно-правовые акты Президента, палат Федерального Собрания, Правительства, а также законы и иные нормативные акты высших органов власти субъектов Федерации), могут быть оспорены и в судах общей юрисдикции, что предусматривается федеральным законодательством (ст. 26, 27, 251-253 ГПК РФ). Подобное «пересечение» компетенции различных судебных органов, не связанными между собой инстанционными отношениями, чревато опасностью вынесения по одному, в сущности, судебному делу противоречивых решений, равно обязательных для исполнения, что может породить неопределенность в правоприменении, привести к нарушениям конституционных прав и свобод граждан» [4].

Деятельность судов по определению нормативно-правового акта, которого следует применять в конкретной ситуации либо в рамках абстрактного судопроизводства, в правовой литературе называют судебным нормоконтролем, под которым понимается специальная осуществляемая в установленных процессуальных пределах и в определенной процессуальной форме разновидность деятельности уполномоченных судебных органов по проверке соответствия нормативных актов иным нормативным актам, обладающим большей юридической силой [5].

Указанные полномочия «превращают суд в реальную стабилизирующую силу, способную защитить права и свободы граждан, оберегать общество от разрушительных социальных конфликтов» [6].

Особое мнение по вопросу о компетенции судов в сфере нормоконтроля высказали Н.В. Витрук и Г.А. Гаджиев. Следует согласиться с их точкой зрения, согласно которой ст. 46 Конституции РФ, которая гарантирует каждому судебную защиту его прав и свобод, не содержит оговорки «в порядке, установленным законом», что дает право судам и порождает их обязанность проверять законность нормативных актов в порядке абстрактного нормоконтроля на основании действующего гражданского процессуального законодательства. Не должно быть такой правовой ситуации, при которой гражданин не мог бы в судебном порядке поставить вопрос об отмене неконституционного или незаконного нормативного акта (федерального или субъекта РФ) [7].

Однако, результатом толкования ст. 125 Конституции РФ стало фактическое ограничение полномочий судов в порядке административного судопроизводства, тогда как ограничение их полномочий возможно только в результате принятия федерального конституционного закона, а не акта толкования. Столь серьезная компетенционная коллизия может привести, на наш взгляд, к сбоям в механизме разрешения юридических коллизий и существенно сказаться на эффективности его применения в результате использования судебного нормоконтроля как способа разрешения юридической коллизии. Кроме того, на федеральном уровне законодательно закреплено право толкования только за Конституционным Судом РФ, который осуществляет толкование Конституции России и выражает свои правовые позиции при рассмотрении конституционности нормативных актов, официально аналогичных правомочий за верховным Судом РФ и Высшим Арбитражным Судом РФ не закреплено.

Таким образом, возможности механизма разрешения юридических коллизий определяются местом коллидирующих нормативно-правовых актов в иерархии нормативно-правовых актов и статусом субъекта рассмотрения дела. Устранение юридической коллизии возможно в процессе специальной процедуры конституционного контроля, устанавливающей несоответствие нормативно-правовых актов, указанных в ч. 2 ст. 125 Конституции РФ (федеральных законов, нормативных актов Президента Российской Федерации, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства Российской Федерации; конституций республик, уставов, а также законов и иных нормативных актов субъектов Российской Федерации, изданных по вопросам, относящимся к ведению органов государственной власти Российской Федерации и совместному ведению органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации; договоров между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, договоров между органами государственной власти субъектов Российской Федерации; не вступивших в силу международных договоров Российской Федерации) Конституции Российской Федерации. Признание нормативно-правового акта неконституционным автоматически влечет его недействительность.

Устранение коллизии возможно и в процессе гражданского и арбитражного судопроизводства, в котором нормативно-правовой акт может быть признан недействительным полностью или в части со дня его принятия или иного указанного судом времени в случае противоречия его положений федеральному закону либо другому нормативно-правовому акту, имеющему большую юридическую силу.

Ограничение возможностей устранения юридической коллизии детерминировано также отсутствием в системе права России федерального конституционного закона, закрепляющего полномочия судов общей юрисдикции и арбитражных судов в области абстрактного нормоконтроля, позволяющие судам вне связи с рассмотрением конкретного дела осуществлять проверку соответствия перечисленных в ст. 125 Конституции Российской Федерации нормативных актов (Президента Российской Федерации, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства Российской Федерации; законов и иных нормативных актов субъектов Российской Федерации, изданных по вопросам, относящимся к ведению органов государственной власти Российской Федерации и совместному ведению органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской Федерации) иному имеющему большую юридическую силу акту кроме Конституции Российской Федерации.

В ходе разрешения конкретного дела, в процессе которого была выявлена юридическая коллизия, непосредственно оценка законности нормативно-правового акта, стоящего ниже в иерархии нормативно-правовых актов, судом как таковая не производится, так как применяется принцип использования при вынесении решения нормативно-правового акта, имеющего большую юридическую силу. Своевременное признание его недействительным в рамках абстрактного нормоконтроля позволит избежать необходимости неоднократного процессуального рассмотрения правомерности всех иных актов, которые приняты на основе нормативно-правового акта, в отношении которого есть сомнения по поводу его законности, что в целом существенно скажется, на наш взгляд, и на эффективности правосудия. Соответственно судебное рассмотрение должно быть поставлено в жесткие процедурно-процессуальные рамки, которыми судьи могли бы руководствоваться при формировании своей позиции при толковании тех или иных положений нормативно-правовых актов как соответствующих либо не соответствующих иным нормативно-правовым актам, имеющим большую юридическую силу.

Вместе с тем, ученые отмечают, что федеральные законы, регламентирующие полномочия судов общей юрисдикции и арбитражных судов по осуществлению нормоконтроля, не отвечают достаточно четко на все возможные вопросы. Например, действующий ГПК РФ содержит нормы (ст. 253) об оспаривании в судах общей юрисдикции нормативных правовых актов по мотивам их противоречия федеральному закону или другому нормативному акту, имеющему большую юридическую силу. Кроме того, допускается обращение в суд граждан и организаций, считающих, что оспариваемый ими нормативный акт нарушает их права, гарантированные Конституцией РФ (ч. 1 ст. 253 ГПК РФ). Таким образом, четкого разграничения полномочий судов общей юрисдикции и Конституционного Суда РФ ГПК РФ не содержит, хотя ч. 3 его ст. 251 и устанавливает невозможность рассмотрения в судах общей юрисдикции дел, отнесенных к компетенции Конституционного Суда РФ [8].

Не является решенной проблема в отношении нормативно-правовых актов Правительства РФ. В постановлении Конституционного Суда РФ от 27 января 2004 года № 1-П Конституционный суд сформулировал следующую правовую позицию [9] «Верховный Суд Российской Федерации рассматривает дела об оспаривании нормативных правовых актов Правительства Российской Федерации, лишь если при этом не затрагивается вопрос об их конституционности или о конституционности федерального закона, на котором они основаны, и, кроме того, если соответствующие дела неподведомственны арбитражным судам (п.2 мотивировочной части). Однако, проверка конституционности нормативных актов Правительства РФ в силу ч. 1 ст. 15, с. 114, 15 Конституции РФ предполагает и их проверку на соответствие федеральным законам и указам Президента (п. 3 мотивировочной части), что, как отмечает О.В. Брежнев, выходит за рамки компетенции Конституционного Суда РФ, предусмотренной ч. 2 ст. 125 Конституции РФ. И таким образом постановление от 27 января 2004 года «легализует» некую возможность вмешательства Конституционного Суда РФ в компетенцию Верховного Суда РФ по осуществлению нормоконтроля в отношении правовых актов Правительства [10].

В том же постановлении сказано, что «если нормативный правовой акт правительства РФ принят во исполнение полномочия, возложенного на него непосредственно федеральным законом по вопросу, не получившему содержательной регламентации в этом законе, а именно на основании такого уполномочия Правительство РФ непосредственно осуществляет правовое регулирование общественных отношений… судебная проверка нормативного акта Правительства РФ невозможна без установления соответствия такого акта и (или) самого федерального закона Конституции Российской Федерации с точки зрения установленных ею разделения властей и разграничения компетенции между федеральными органами законодательной и исполнительной власти.

Поскольку в данном случае возникает вопрос не просто о законности нормативного акта Правительства РФ, а именно, о его конституционности, судебная проверка данного акта может быть осуществлена только в порядке конституционного судопроизводства, а потому производство по делу в Верховном Суде Российской Федерации подлежит прекращению» (п. 3 мотивировочной части). В области «совместной компетенции» существуют и многие другие проблемы, требующие детального анализа [11], однако мы не имеем целью рассмотрение этой проблемы. Вместе с тем, ее наличие существенной снижает эффективность и экономичность механизма разрешения юридических коллизий и требует, прежде всего, законодательного решения.

Мы полагаем, что в настоящий момент назрела необходимость четкого разграничение специализации судов различных уровней в указанных выше вопросах, без чего разрешение юридических коллизий будет осуществляться путем преодоления многих процедур в различных судах, что в свою очередь негативно скажется и на правоприменении и на эффективности механизма правового регулирования в целом.

В любом случае, основанием использования судебных процедур в механизме разрешения юридических коллизий является наличие самой коллизии.

Аналогично рассмотренным выше стадиям механизма разрешения юридических коллизий применительно к правотворчеству, систематизации и толкованию, механизму разрешения юридических коллизий с использованием судебных процедур также присущ определенный процессуальный порядок, состоящий из следующих общих стадий, которые включают, по нашему мнению, следующие:

1) обоснование необходимости использования судебных процедур как способа разрешения юридической коллизии посредством оспаривания нормативно-правовых актов полностью или в части как несоответствующих нормативно-правовым актам, обладающим высшей юридической силой;

2) возбуждение процедуры судебного разбирательства посредством искового производства или обращения с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации;

3) исследование коллидирующих положений нормативно-правовых актов и подтверждение коллизионности норм. На этой стадии проявляются различные возможности Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции и арбитражных судов в рамках судебного нормоконтроля.

Абстрактный нормоконтроль, проводимый Конституционным Судом РФ, позволяет признавать неконституционность нормативно-правовых актов и, следовательно, их недействительность. Судебный нормоконтроль, проводимый судами общей юрисдикции и арбитражными судами, в рамках их компетенции позволяет лишь использовать при разрешении дела нормативно-правовой акт, обладающего высшей юридической силой либо признать нормативно-правовой акт недействительным только в рамках рассмотрения конкретного дела. В содержание указанной стадии входит, прежде всего, уяснение смысла правоположений коллидирующих нормативно-правовых актов, содержательное сопоставление их текстов, подтверждение коллидирующих позиций, выраженных тем или иным субъектом нормотворчества с использованием соответствующих средств и способов содержательного сопоставления. Речь в данном случае идет о сопоставления различных форм письменного выражения определенных правовых идей и ценностей и выяснить, одинаково ли их смысловое содержание в исследуемых актах [12]. В нормативно-правовых актах могут частично или полностью воспроизводиться одинаковые формулировки, однако им придается иной смысл, т.е. при значительном или даже буквальном совпадении формы имеется иное содержательное наполнение нормативных конструкций [13].

В любом случае следует учитывать то, что нормативно-правовой акт представляет собой структурное и содержательное целое, исследование которого должно производится с учетом этой цельности языковых единиц, приемов, способов их использования и организации, поэтому каждый языковой элемент должен исследоваться в контексте и микроконтексте. Отдельные слова в контексте с другими языковыми средствами текста приобретают или могут приобрести иной смысл в развитие тех значений, которые указаны в словарях [14].

Оправданным представляется при наличии сомнений суда использовать возможности специалистов по проведению соответствующих лингвистических экспертиз. Что же касается правовых идей, отмечает В.Н. Яценко, которым должно соответствовать содержание нормативно-правового акта (утверждение прав и свобод человека, гражданского мира и согласия, сохранение исторически сложившегося государственного единства страны, возрождение суверенной государственности России и незыблемости ее демократической основы), то они определяются особенностями национального правосознания и зафиксированы в Конституции РФ [15];

4) Вынесение решения по делу, которым нормативно-правовой акт либо признается противоречащим нормативно-правовому акту, имеющему большую юридическую силу, и, следовательно, недействующим полностью или в части, либо юридическая коллизия преодолевается путем применения нормативно-правового акта, имеющего большую юридическую силу. В связи со спецификой дел рассматриваемой категории, необходимо отметить, что в резолютивной части судебного решения должны указываться временные пределы дёйствия нормативно-правового акта, если речь идет о признании его недействительным. По этому поводу Пленум Верховного Суда РФ давал соответствующие разъяснения [16].

Оговоримся, что суд может обнаружить коллизию уже в процессе рассмотрения конкретного дела. В этом случае механизм разрешения юридической коллизии существенно трансформируется и ограничивается третьей и четвертой стадиями, за исключением случаев, когда у суда возникли сомнения по поводу конституционности нормативно-правового акта. В этом случае суд должен обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации с соответствующим запросом о конституционности нормативно-правового акта.

С изложенных позиций, признание судом нормативно-правового акта недействительным вследствие его противоречия нормативно-правовому акту, имеющему большую юридическую силу, либо в коллизионной ситуации в целях разрешения конкретного дела использование только нормативно-правового акта, имеющего большую юридическую силу, представляет собой самостоятельную процедуру в механизме разрешения юридических коллизий.

С другой стороны, признание недействующим нормативно-правового акта либо установление его коллизионности по сравнению с нормативно-правовым актом, имеющим большую юридическую силу, детерминирует необходимость нормативного закрепления обязанности судов выступать с правотворческой инициативой, своевременное внесение которой позволит сохранить сбалансированность и последовательность правового регулирования тех или иных общественных отношений, устранить пробел в праве, обеспечить гармоничное единство и эффективность всего механизма правового регулирования.

Практика знает немало случаев, когда судебное толкование нормативно-правовых актов балансирует между собственно толкованием и так называемым «судебным правотворчеством». Ярким примером тому служит ограничительное толкование ст. 125 Конституции РФ, результатом которого стало фактическое ограничение полномочий судов в порядке административного судопроизводства, тогда как ограничение их полномочий возможно только в результате принятия федерального конституционного закона, а не акта толкования. Отсюда вытекает еще одна немаловажная проблема об отношении судебной практики к источникам права.

Проблематика влияния судебной практики на правотворчество недостаточно исследовано в отечественной литературе, хотя мы считаем, что это очень перспективное направление научного исследования, имеющее не только сугубо теоретический интерес, но и важное прикладное значение, выражающееся в непосредственном повышении эффективности механизма предотвращения возникновения юридических коллизий, механизма разрешения юридических коллизий и механизма правового регулирования в целом.

Обращение к исследованию влияния судебной практики на правотворчество обусловлено тем, что взаимодействие теории и практики всегда выступает как взаимообусловленный диалектический процесс. Умаление значения судебной практики в практике представляет собой не что иное как искусственное снижение эффективности правотворчества, если на его развитие не влияет правоприменение. Следует согласиться с мнением С.В. Бошно, согласно которой нормативный правовой акт обладает абстрактностью формул, законодатель создает его как конструкцию, которая должна в будущем породить массовые общественные отношения, но оценку применяемости абстрактных норм к реальным отношениям дает именно практика, в том числе судебная [17]. М.Н. Руткевич выявляет несколько способов действия критерия практики. Следует согласиться с его мнением о том, что «косвенное действие критерия практики всегда имеет место при проверке теоретических положений. Действительно, в практике мы получаем новые ощущения, которые находят свое обобщение в абстрактных понятиях и суждениях. Следовательно, новые данные практики, привлекаемые для проверки истинности выдвинутого нами суждения сами должны представать в виде суждений» [18]. Таким образом, для осуществления реального воздействия судебная практика должна объективироваться в какие-либо формы [19].

Устойчивые формы судебной практики проявляются в соответствующих обобщениях, разъяснениях, «обзорах», «информационных письмах» и несут в себе определенную информацию законодателю, а именно, конкретное решение проблемной ситуации (в том числе коллизии). Сформулированное суждение применяется к конкретному случаю и может быть включено в соответствующее обобщение судебной практики, направленное на обеспечение единства судебной практики в целом.

Законодательство не закрепляет обязанность судов при вынесении решения использовать наряду с правоположениями и результаты обобщения судебной практики ввиду того, что в России официально не признается прецедентное право, однако в ГПК РФ, была включена ст. 389, содержание которой не имеет аналогов в действующем законодательстве и отличается принципиальной новизной: «Председатель Верховного Суда Российской Федерации или заместитель Председателя Верховного Суда Российской Федерации имеет право внести в Президиум Верховного Суда Российской Федерации мотивированное представление о пересмотре судебных постановлений в порядке надзора в целях обеспечения единства судебной практики и законности».

Феномен судебной практики в контексте отнесения данного явления к источникам права в отечественной правовой системе, в научной литературе изучен достаточно полно. В исследованиях отечественных правоведов в последние годы большое внимание уделялось проблеме анализа судебной практики, ее места в системе источников права [20].

Не вдаваясь в рассуждения по аргументации признания судебной практики источником права ввиду того, что данная тема довольно тщательно обсуждалась и ограниченностью рамок настоящего исследования, отметим, что мы согласны с мнением М.Н. Марченко, согласно которому распространенный в отечественной литературе «тезис о несовместимости судейского правотворчества с парламентским, о возможной подмене и дублировании первого вторым… не имеют под собой реальной основы» [21]. При этом он согласен с тем, что «только законодатель, а не суд может создавать, отменять или изменять нормативно-правовой акт», но, по его мнению, одно не исключает другое, «ибо судебная правотворческая активность, осуществляемая в строгом соответствии с законом и на основе закона, не только не противоречит законодательной деятельности парламента, а, наоборот, дополняет и обогащает ее» [22].

Из фактического признания судебной практики источником права вытекают довольно значительные перспективы повышения эффективности механизма разрешения юридических коллизий. В целях уяснения роли и возможностей судебной практики, необходимо уяснить, какие именно положения, выработанные судейским сообществом могут быть использованы при разрешении юридической коллизии: каково значение постановления Президиума Верховного Суда Российской Федерации, постановления Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, Конституционного Суда Российской Федерации, их «обзоров», «обобщений», «разъяснений», «информационных писем» и т.д. и т.п.

Ответ на эти вопросы можно дать, только уяснив цель вынесения названных документов Президиумом Верховного Суда РФ, Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ, Президиумом Конституционного Суда РФ. Следует учитывать, что в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации входит рассмотрение вопросов несоответствия нормативно-правовых актов Конституции Российской Федерации в рамках абстрактного и инцидентного нормоконтроля (применительно к исследуемой теме), Верховный Суд РФ является высшей судебной инстанцией в системе судов общей юрисдикции как и Высший Арбитражный Суд РФ в системе арбитражных судов, а также то, что ст.389 ГПК допускает возможность рассмотрения дела по представлению Председателя Верховного Суда РФ или его независимо от того, рассматривалось ли дело судами нижестоящих надзорных инстанций, целью которого является обеспечение единства судебной практики.

Обеспечение единства судебной практики означает обеспечение правильного и единообразного применения федерального законодательства на всей территории Российской Федерации, всеми судами [23]. Достичь заявленной цели возможно при условии, если толкование норм материального или процессуального права, данное в постановлении Президиума Верховного Суда РФ либо постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда, вынесенном в порядке, установленном ГПК РФ и АПК РФ, станет обязательным для других арбитражный судов и судов общей юрисдикции, рассматривающих дела, в которых применяются эти нормы права. Одним из каналов воздействия на судебную практику с целью разрешения коллизий является соответствующая деятельность Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ в соответствии со ст. 125 и 126 Конституции РФ, п. 5 ст. 19 и п. 5 ст. 23 Федерального Конституционного Закона «О судебной системе Российской Федерации». Эти суды в пределах своих полномочий дают разъяснения по вопросам судебной практики.

Указанные положения законодательства не подкрепляются соответствующими процессуальными нормами, однако их наличие позволяет сделать вывод о косвенном признании необходимости использования судами результатов обобщения судебной практики и, следовательно, признания ее источником права.

Фактически суды повсеместно используют судебные правоположения в собственной деятельности, и вследствие этого представляется совершенно необоснованным отказ законодателя от официального закрепления судебной практики в качестве источников права, что значительно снижает возможности механизма разрешения юридической коллизии, ограниченного лишь рамками абстрактного конституционного контроля и нормоконтроля судами общей юрисдикции и арбитражными судами в рамках инцидентного нормоконтроля.