Кинизм это что – Кинизм как одна из наиболее значительных сократических философских школ

Кинизм | Психологическая энциклопедия 1vc0

Киники – философская школа, возникшая в Древней Греции в 4-5 вв. до н.э. Ее основание связывают с именем мыслителя Антисфена, который являлся последователем Сократа. Самым известным киником стал Диоген, который развил это учение в 3 в. до н.э. Название школы – киники связано с греческим словом «собака», именно такой образ жизни предлагал своим последователям Антисфен, жизнь, сообразуясь с природой и собственным миром.

Кинизм представляет собой не только философию, обосновывающую специфическую форму мировоззрения, но и способ жизнедеятельности, для которого характерно неприятие ценностей рабовладельческого общества, его законов, обычаев, традиций и морали. Киники не удалялись от жизни, а наоборот жили среди людей и пропагандировали идеалы внутренней свободы, презрения к богатству, опрощения и бедности, равноправия, космополитизма и другие.

Для киника теория и практика философствования максимально сближены. Эта философия находила своих приверженцев среди людей, осознавших несправедливость общественной жизни, утративших надежду на то, что жизнь можно улучшить общепринятыми средствами, изверившихся в установлениях государства и обещаниях политиков. Кинизм был философией бедных, гонимых и разочаровавшихся, но не утративших желания видеть мир людей иным. Словом, эта философия отражала противоречия в сознании бедноты, она включила в себя достоинства и недостатки тех, чьи интересы она выражала.

К числу наиболее существенных жизненных принципов, распространяемых киниками, относится практическое воплощение философии в жизнь посредством упражнений, сопутствующих неукоснительному следованию избранному жизненному пути. Упражнения при этом делятся киниками на те, что укрепляют тело и на те, что укрепляют душу. Другой жизненный принцип — ограничение своих потребностей в благах, в том числе еде и одежде. Киник стремится максимально освободиться от потребностей и от владения вещами. Грубый плащ, котомка и посох — это единственное его достояние. Третий принцип заключается в стремлении к независимости и самодостаточности, умении довольствоваться своим. Киник бездомен и неприкаян.

Общественные устои и традиции киники подвергали насмешке. Считается, что от понятия «кинизм», произошло слово цинизм. Независимость от общества, отсутствие семьи и детей и крайний индивидуализм способствуют самопознанию. Общество действует вразрез с желаниями человека, накладывает на него чуждые ему обязанности, отбирает внутреннюю свободу. Некоторые киники, такие, как Диоген, вели себя крайне вызывающе и бросали вызов общественным устоям.

Таким образом, в центре внимания киников оказывался человек с его собственными заботами и переживаниями, с поиском самого себя. Киники не пытались исправить других людей, вся их философия крайне индивидуальна. В естественности и натурализме человек начинает жить по природным и божьим законам, получает необходимое знание о мире и достигает добродетели.

Идеи кинической этики обнаруживают свою силу ещё в III в до н. э. Киническое учение послужило непосредственным источником стоицизма, в котором был смягчен кинический ригоризм в отношении социальных норм и установлений. Среди кинических подражателей мы встречаем имена многих выдающихся философов-моралистов и поэтов-сатириков (Зенон, Эпиктет, Сенека, Мусоний Руф, Дион Хрисостом, Филон, Варрон, Луцилий, Персий, Ювенал, Гораций, Петроний, Плутарх, Лукиан, Юлиан и другие).

Образ жизни киников оказал влияние на оформление христианского аскетизма, в особенности таких его форм как юродство и странничество.

В историю европейской культуры, при всей парадоксальности и скандальности своей практики и философии, киники вошли как выдающийся пример человеческой свободы и моральной независимости. Они воплотили в себе образ величия духа, пренебрегающего соблазнами чувственной жизни, социальными условностями, тщеславными иллюзиями власти и богатства.

Сохранили и развили традицию философской провокации материалисты Нового Вре

wiki.1vc0.ru

КИНИЗМ | Энциклопедия Кругосвет

КИНИЗМ – одна из наиболее значительных сократических школ античной философии. Основана Антисфеном Афинским (ок. 445–360 до н.э.), по другой версии – его учеником и наиболее ярким представителем кинизма – Диогеном Синопским (ок. 412–323 до н.э.). Не принимая институционального характера, кинизм просуществовал почти тысячу лет вплоть до конца античности. Название школы происходит от греч. kyon – собака. Возможно, потому, что гимнасий при храме Геракла, в котором Антисфен вел свои беседы с учениками, носил имя Киносарг – «Зоркий пес». Возможно и потому, что сам Антисфен называл себя Истинным Псом и считал, что жить следует «подобно собаке», т.е. сочетая в себе простоту жизни, следование собственной природе и презрение к условностям, умение с твердостью отстаивать свой образ жизни и постоять за себя, а одновременно и верность, храбрость и благодарность. Киники часто обыгрывали это сравнение, а на могиле Диогена был установлен памятник из паросского мрамора, на вершине которого была изображена собака.

О жизни Антисфена сохранились довольно малочисленные сведения. Известно, что он не был полноправным гражданином Афин, будучи сыном свободного афинянина и фракийской рабыни. Высмеивая тех, кто кичился чистотой своей крови, Антисфен говорил, что они по своему происхождению «ничуть не родовитее улиток или кузнечиков» (Диоген Лаэртский. VI, 1).

Сперва Антисфен был учеником известного софиста Горгия, оказавшего влияние на стиль его первых сочинений и привившего ему искусство ведения споров (эристика). Затем он стал учеником Сократа. Впоследствии киники говорили, что переняли у Сократа не столько его мудрость, сколько сократову силу и бесстрастие в отношении жизненных невзгод. Благодаря Сократу киническое учение обрело прежде всего моральный практический характер. Киники не стремились к построению отвлеченных теорий и вообще отвергали существование общих понятий, что нашло свое отражение в известной полемике Антисфена, а затем и Диогена с Платоном. Они считали, что добродетель обнаруживается в поступках и не нуждается ни в обилии слов, ни в обилии знаний.

Антисфен первым сделал внешними признаками кинической школы такие атрибуты как сложенный вдвое плащ, который киники носили в любую погоду, посох (чтобы ходить по дорогам и отбиваться от врагов) и сума для подаяний. Они запомнились еще тем, что плащ носили на голое тело, не стригли волос и ходили босиком, почти как Сократ. Отличительными признаками кинического образа жизни были неприхотливость, выносливость, презрение к жизненным удобствам и чувственным удовольствиям. Антисфен говорил, что предпочтет безумие наслаждению. Такое отношение к миру можно определить как своего рода

аскетику, основанную на представлении о самодостаточности (автаркии) добродетельной жизни как таковой. Собственно добродетель и стала жизненной целью и высшим идеалом кинической школы.

Характерной особенностью кинического учения было требование отбросить существующие нормы и обычаи. С точки зрения киников мудрый руководствуется не установленными людьми порядками, а законами добродетели. В качестве нормы добродетельной жизни они вводили понятие

природы как первоначального состояния человеческого бытия, не искаженного превратными человеческими установлениями. В отрицании многих социальных норм киники не останавливались перед крайностями, о чем остались многочисленные свидетельства. Особенно отличился в этом Диоген Синопский, который самой своей жизнью продемонстрировал пример специфически кинического отношения к миру.

Взгляды Диогена выражаются в двух известных формулах – в утверждении мирового гражданства каждого человека (космополитизм) в противовес полисной принадлежности, и в знаменитой «переоценке ценностей».

Легенда гласит, что дельфийский оракул на вопрос Диогена, что ему сделать, чтобы прославиться, посоветовал Диогену заняться «переоценкой ценностей». Сам Диоген понял ответ буквально (по-гречески, ценность и монета обозначаются одним и тем же словом) – как призыв к подделке денежных знаков: он стал обрезывать края монет, за что и был уличен и наказан. И лишь позже он понял истинный смысл пророчества, который заключался в том, чтобы перевернуть существующие нормы и ценности и заменить их жизнью

по-природе в ее простоте и непритязательности. Это зачастую приводило киников к столкновениям с существующими гражданскими законами, устоявшимися моральными нормами и обычаями.

Киническая литературная традиция видит в Диогене образ идеального киника – «небесную собаку», фигуру почти мифологическую, наподобие другого излюбленного героя кинических произведений – Геракла, и связывает с ним множество анекдотов и легенд, демонстрирующих невозмутимую последовательность, с которой Диоген воплощал в своей жизни идеал автаркии, самоограничения и презрения к общественным условностям. Диоген жил в пифосе – глиняной бочке для воды; увидев ребенка, пившего из горсти, выбросил свою чашку; чтобы приучить себя к отказам, просил милостыню у статуй; стараясь закалить себя, босыми ногами ходил по снегу и даже пытался есть сырое мясо; «все дела совершал он при всех: и дела Деметры, и дела Афродиты» (Диоген Лаэртский, VI, 69). Он часто говорил, что над ним исполнилось трагическое проклятие, ибо он:

«Лишенный крова, города, отчизны,

Живущий со дня на день нищий странник»

(Диоген Лаэртский, VI, 38).

Киников часто обвиняли в бесстыдстве. Отсюда впоследствии сложилось понятие «цинизма», как презрения к моральным и общественным ценностям. В то же время отношение современников к киникам, носило характер одновременно и отталкивания и восхищения. Не случайно легенда гласит, что великий Александр Македонский отметил своим вниманием Диогена. В ответ на требование Диогена отойти в сторону и не заслонять солнце, Александр ответил, что если бы он не был Александром, то предпочел бы быть Диогеном.

У Диогена было множество учеников и последователей, из которых особой известностью пользовались Кратет Фиванский (учитель основателя стоицизма Зенона) и его жена Гиппархия. Они оба происходили из богатых аристократических родов; оба, к ужасу родственников и сограждан, оставили все ради кинического образа жизни. История любви Кратета и Гиппархии и их прилюдная «собачья свадьба» в Расписном Портике – еще один яркий пример эпатирующего кинического пренебрежения общественными установлениями.

В эллинистический период киническая традиция представлена фигурами, известными скорее своей литературной деятельностью, чем строгостью соблюдения кинического образа жизни. Из них наиболее значимы Бион Борисфенит (3 в. до н.э.), создатель кинического литературного жанра диатрибы, и Менипп из Гадар (сер. 3 в. до н.э.), творец «менипповой сатиры».

Киническое учение послужило непосредственным источником стоицизма, в котором был смягчен кинический ригоризм в отношении социальных норм и установлений. Образ жизни киников оказал влияние на оформление христианского аскетизма, в особенности таких его форм как юродство и странничество.

В историю европейской культуры при всей парадоксальности и даже скандальности своей практической жизни и философии, киники вошли как выдающийся пример человеческой свободы и моральной независимости. Они воплотили в себе образ величия духа, пренебрегающего соблазнами чувственной жизни, социальными условностями, тщеславными иллюзиями власти и богатства.

Сочинения: Антология кинизма. М., 1984

См. также ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ.

Полина Гаджикурбанова

www.krugosvet.ru

Кинизм

Философская школа. Киники

Ки́ники (греч. κῠνικός, лат. cynici) — наиболее известная сократическая школа. Термин кинизм используется редко. Киническая школа была основана Антисфеном на рубеже IV-го и V-го веков до н. э., самым знаменитым киником стал его ученик Диоген Синопский. Учение получило широкое распространение в III-м веке до н. э. Далее влияние кинизма ослабло, но он вновь возродился в Риме в I-м веке н. э. и существовал вплоть до IV-го века. Происхождение названия Есть два предположения о происхождении названия киников. Самым распространённым является происхождение от названия Афинского холма Киносарг («Серый пёс») c гимнасием, где основатель школы Антисфен занимался со своими учениками. Второй вариант — непосредственно от слова «κύων» (собака), так как Антисфен учил, что жить надо «подобно собаке». Какое бы объяснение ни было правильным, киники соглашались с прозвищем «собаки», как со своим символом. Учение киников Учителями Антисфена были софисты (прежде всего Горгий) и Сократ. Занимались киники, в основном, этическими проблемами, мало внимания уделяя теории познания. Смыслом жизни они считали достижение добродетели. В этом киники были прямыми наследниками Сократа, который говорил, что знание есть добродетель, а гармония морали и разума должна быть фундаментом существования. Антисфен преобразовал эту формулу, говоря, что цель знания — добродетель. О гармонии здесь и речи нет. Самостоятельного смысла знание не имеет. Под добродетелью же киники понимали сокращение потребностей и независимость от общества и государства. В разуме важно только то, что непосредственно влияет на практическую жизнь. Но киники не формулировали, что они понимали под знанием (разумом). Свою задачу киники видели в приведении человека к добродетели. Знания для достижения добродетели, по их мнению, неважны, нужно лишь желание. При этом киники не призывали мыслить и поступать как они сами, главное — добродетельно жить, чему можно научиться. Важным в их учении было то, что человек сам, а не общество (государство) или боги, ответственен за свои поступки, в которых человек руководствуется своим, и только своим, разумом. Иначе говоря, они призывали человека жить не по законам окружающего общества, а в соответствии с его собственными моральными критериями. Независимость от государства киники видели в космополитизме, называя себя гражданами мира, а не отдельной страны. Само понятие космополит было сформулировано впервые ими. Провозглашение себя космополитами привело киников к непризнанию общественных законов и правил, что некоторые из них наглядно демонстрировали. Киники отвергали многие общественные ценности своего времени, мешающие, с их точки зрения, добродетельной жизни. Богатство, популярность и власть либо не имеют значения (по мнению одних киников), либо ведут (по мнению других), к уничтожению разума, превращая человека в нечто искусственное. И наоборот, плохая слава, бедность полезны, ибо они ведут человека назад к природе, к естественности. Добродетельный (то есть мудрый), говорили киники, ничего не желает: как боги, он самодостаточен. Они призывали к отмене собственности и различий в общественном положении. В теории познания киники по своему решали проблему отношения единичного и всеобщего. Номиналисты по сути, они утверждали, что определения и утверждения либо ложны, либо тавтологичны. Они отвергали возможность каких-либо логических построений. Идей, в Платоновском понимании, по их мнению, не существуют. Идеи сохраняются только в сознании, думающих о них. «Лошадь вижу, а лошадность видеть не могу»— широко известная фраза Антисфена. В философских воззрениях киников часто смешивались монотеистические и материалистические взгляды. Методы киников Основатели кинизма серьёзное внимание уделяли личному примеру для доказательства своей правоты. Свои теории, являясь последователями Сократа, многие киники доказывали на себе, строя жизнь в соответствии со своим учением. Стоик Эпиктет называл их «атлетами добродетели» . Но киники часто доводили принципы Сократа до абсурда. Отвергая общественные ценности своего времени некоторые из киников, для доказательства своей правоты, насмехались на общественными условностями в весьма шокирующей манере. «Сократом, сошедшим с ума» называл Диогена Платон. Таким образом они добивались понимания сущности своего учения. Учитывая, что среди киников было много шарлатанов, за душой которых ничего, кроме вызывающего проведения, не было, неудивительно, что киники критиковались и осмеивались своими современниками и потомками. Обращает на себя внимание тот факт, что современное «цинизм» произошло от «кинизм». Однако нельзя, по мнению некоторых исследователей, эксцентричность, бесстыдство нескольких представителей считать основной характеристикой всей школы. Поздние киники отчасти адаптировались к своему времени и избежали грубой экстравагантности Диогена. Но они сохранили сущность учения Антисфена нетронутой и удержали почётное место в римской мысли. Бытует мнение, что киники были необразованными изгоями общества. Но это касалось далеко не всех. Косвенным свидетельством их образованности является тот факт, что Антисфен, Диоген, Кратет были уважаемыми в Афинах воспитателями. Сохранились внушительные списки литературных произведений киников, но сами произведения, по большей части, не сохранились. Однако киническая литература рассматривается современными исследователями, как важная часть культурной жизни Греции и Рима. В литературе, как и в жизни, киники предпочитали конкретные примеры теоретическим рассуждениям. Эти примеры они часто давали в созданных ими литературных жанрах: апофтегмы, диатрибы, мелиямбы.

А. Ф. Лосев. ИСТОРИЯ АНТИЧНОЙ ЭСТЕТИКИ, том второй

§2. Киники

Основателем кинической школы является Антисфен Афинский (ок. 444-368 до н.э.), ученик сначала Горгия, потом Сократа. После смерти Сократа он проживал в Киносарге. Кличку свою киники получили именно отсюда, причем ставилось ударение именно на слове cyön, что значит «собака». Киников так и называли «собаками». Уже Антисфен получил кличку «чистейшая собака» (haplocyön, Diog. L. VI 13). У Антисфена был знаменитый ученик Диоген Синопский, прославившийся на все времена своим в буквальном смысле и без всяких кавычек собачьим образом жизни, но в то же время и редкостной философской высотой и оригинальностью. Продолжателями Антисфена и Диогена являются Моним, Онесикрит, Филиск и в особенности Кратет Фиванский со своей супругой Гиппархией и братом Метроклом.

1. Прекрасное и доброе

Киники, безусловно, подчиняли прекрасное доброму, то есть материю – чисто смысловой, разумной сфере, не оставляя места даже для того эстетического благодушия, которое в значительной мере свойственно было самому Сократу. Антисфен, хотя он и писал о музыке, о Гомере, об Одиссее, прямо говорит: «Благое – прекрасно, плохое – безобразно» (Diog. L. VI 13). Это есть уже прямое игнорирование явления красоты, даже самой ее видимости. Увидев, как один юноша упражняется для позирования перед художником, Антисфен даже пристыдил его за склонность к «бездушной картине» (в той же главе Диогена об Антисфене – VI 3). Это, несомненно, уже отрицание красоты на почве гипертрофии сократовского принципа утилитарной добродетели. Тут уже чувствуется приближение стоицизма.

2. Безобразное

Впрочем, сказать так, это не значит быть особенно точным. Сущность кинической эстетики заключается не просто в игнорировании красоты и не просто в требовании вместо нее морали. Так же как и иронию, нельзя понимать буквально и отсечение красоты у киников. Это отсечение красоты продолжает оцениваться тут эстетически. Это есть не пассивное и безучастное игнорирование красоты (тогда это было бы просто царство морали), но активно-эстетическое утверждение отсутствия красоты. Другими словами, это есть эстетика безобразного. Безобразное – это ведь не просто отсутствие красоты, как и ирония – не просто отсутствие утверждения истины и даже не просто обман. Античный кинизм – это есть именно эстетика безобразного, учение о безобразном как об эстетической категории.

Как появляется эта эстетика безобразного на почве сократовской философии? Сократ, вместе со всем антропологическим периодом греческой мысли, разделяет, как мы теперь хорошо знаем, смысл и явление, или сознание и бытие, или, как можно еще сказать, культуру и природу, свободу духа и произвол тела, материи. Когда эти сферы разъединены и противопоставлены, соединять их можно бесчисленными способами, в бесчисленных пропорциях и с самыми разнообразными степенями интенсивности. Поскольку рассматриваемый период античного сознания есть период антропологический, сократизм уже по одному этому всегда является примером сознания, смысла, разума, культуры. Сам Сократ в основном защищал этот примат в виде равновесного и сознательного взаимоупорядочивания этих разделенных сфер. Примат сознания становился у него примером свободы духа, а свобода духа понималась как сознательное, разумное улучшение и преобразование жизни со всеми ее инстинктами и импульсами. Но сократизм, то есть проповедь свободы духа, оставался и при других взаимоотношениях сфер сознания и бытия. Можно было свободу духа понимать как свободу духа в условиях полной несвязанности материи, то есть в условиях полного произвола естественной, природной жизни человека. Дух свободен, думали греки вместе с Сократом, когда он разумно и целесообразно преображает жизнь, учитывая все ее реальные свойства и возможности. Но дух свободен также и тогда, рассуждали греки вместе с киником Антисфеном, когда он отказывается от сознательного регулирования жизни и предоставляет эту последнюю собственному ее течению. Это и есть настоящий кинизм; и ясно, какая конфигурация понятий философии Сократа приводит к такому оригинальному воззрению.

Но что же получается из такой конфигурации сократических понятий? Если жизнь предоставлена самой себе, то это значит, что все естественные потребности человека и любое их удовлетворение дозволены, законны, приличны; все, что есть в человеке животного, с какой-нибудь точки зрения низкого, низменного, некрасивого, неприличного, все это – дозволено, законно, прилично, красиво. Но, с другой стороны, человек должен воплощать в себе свободу духа. Это значит, что никакая низменная потребность и никакое ее удовлетворение не есть принцип поведения Человек есть весь разум, весь сознание, весь дух. Он ничему не подчинен, ни от чего не зависит, ничего не желает, ни к чему не стремится, не имеет никаких потребностей. Он – чистый смысл, чистая абсолютная идея, неподвижная, бесстрастная, непоколебимая. Философ – мудрец, и мудрость его в том, что среди моря страстей и чужих и – это интереснее всего – своих собственных он бесстрастен, невозмутим, спокоен, самодовлеющ. Стихия жизни бьется в своем ничем не сдерживаемом произволе, но мудрец сознательно предоставляет жизни этот абсолютный произвол и несдержанность, чтобы тут-то как раз и выработать свою свободу, свою независимость и свое полное внутреннее самодовление. Черты сократизма ярко выступают в этой, мы бы, пожалуй, сказали, на первый взгляд дуалистической философии.

Однажды, рассказывает Диоген Лаэрций (VI 32), Диогена привели в роскошно убранный дом и просили не плевать. Но Диогену стало нужно откашляться, что он и сделал, плюнувши одному человеку в лицо и мотивируя это неимением другого, более подходящего места. По мнению Диогена, нет ничего плохого в употреблении в пищу человеческого мяса; человеческое мясо ничем особенным вообще не отличается от всякой другой пищи и вещества (VI 73). Совершенно не важно, предавать ли тело погребению и как предавать (VI 52). Вовсе не важно, где и как человек совершает свои половые отправления. Тот же источник прямо свидетельствует, что Диоген совершал свои половые акты публично (VI 69), проповедовал, что женщины должны быть общими (VI 72), не признавал брака и требовал общения мужчин с любой женщиной, которая только согласится на это. Киники Кратет и Гиппархия тоже совершали половые акты публично, и об этом имеется уже целый ряд источников. Кроме Диогена Лаэрция (VI 97) об этом читаем и у Секста Эмпирика: «Кратет [имел половое общение] с Гиппархией на глазах у всех» (Pyrrh. I 153), и у Климента Александрийского (Strom. VI 121, стр. 619, St.), и в других местах. Мало того, «производя над собою противоестественное насилие на площади, он сказал: «О, если бы можно было прекратить голод такой же вот натиркой живота!» (Diog. L. VI 46). И это он делал часто (69). По мнению Диогена, это есть изобретение Гермеса, который преподал этот метод своему сыну Пану, когда тот блуждал день и ночь, не находя взаимности у нимфы Эхо. И если бы люди пользовались этим методом вместо брака, то не случилось бы массы бедствий. Троя не была бы взята и не погиб бы Приам (Dion. Chrys. VI, стр. 99 Dind.). Фразу Диогена с выражением сожаления о невозможности утолить голод простым растиранием желудка повторяет и Афинагор (Athen. IV 198). Антисфен пропагандировал половое общение с женщинами, которые считаются с мужской точки зрения самыми плохими, так как подобные женщины получают в этом случае наибольшее наслаждение (Diog. L. VI 3). «Когда тело мое почувствует потребность в наслаждении любовью, – говорит он у Ксенофонта, – я так бываю доволен тем, что есть, что женщины, к которым я обращаюсь, принимают меня с восторгом, потому что никто другой не хочет иметь с ними дела» (Xen. Conv. IV 38).

3. Эстетика безобразного

Назвать все это распущенностью, порочностью, нахальством и пр. недостаточно и невозможно. Это именно цинизм, эстетика безобразного, проповедь безобразия как необходимого момента красоты, ибо только благое, доброе – прекрасно, а благо – только то, что способствует свободе духа, свобода же духа требует независимости от произвола природы, от каприза жизненных инстинктов, а для этого необходимо дать природе и жизненным инстинктам именно полную несвязанность и произвол. С точки зрения природы все женщины одинаковы. Нужно и общаться со всеми женщинами безразлично, причем мудрость начинается там, где в половом общении кончаются всякие положительные оценки, где человек уже перестает быть зависимым от получаемого наслаждения, от красоты женщины и прочих моментов, отнимающих у него свободу духа. Не только Диоген считает любовь праздным занятием (Diog. L. VI 51), но и Антисфен прямо говорит: «Я скорее сошел бы с ума, чем испытал бы наслаждение» (VI 3). Антисфен не стеснялся утверждать, что если бы он овладел Афродитой, то он застрелил бы ее (Clem. Strom. II 107, стр. 485). Наконец, Кратет предлагает (Diog. L. VI 86) лечить любовь голодом, или если это не удается, то – временем, если не удается и так, то он рекомендует повеситься. Общаться с женщиной нужно, но это общение должно быть максимально бессмысленным: нужно в это время не любить женщину и не испытывать какое-нибудь удовольствие, но нужно презирать женщину и быть бесчувственным деревом в половых ощущениях. Ясно, что эта проповедь свободы жизненных инстинктов вела попросту к искоренению всяких инстинктов, несмотря на всю их естественность.

Так же, как античная ирония, знаем мы, всегда имела объективный упор и никогда не была чистым субъективизмом, античный кинизм тоже имел в виду не просто безобразие, но хотел через это сознательное безобразие дойти до духовной свободы. И киники, несомненно, достигали этого, – по крайней мере для того понимания духовной свободы, которое у них было. Всем известен рассказ о встрече Диогена и Александра Македонского (Diog. L. VI 60). Когда Александр сказал: «Я – Александр, великий царь!» – Диоген ему ответил: «А я – Диоген, киник!» Когда Александр спросил его, не нужно ли ему чего-нибудь, тот попросил его посторониться и не застить солнце. Киники восстают против «удовольствия», за «веселость», за то состояние духа, когда человек ровно ни от чего не зависит, за ту «свободу», перед которой бессильна даже сама судьба. По Диогену, сама судьба, бессильная перед мудрецом-киником, говорит по-гомеровски: «Только вот бешеной этой собаки никак не убью я!» (Stob. II, стр. 98, Hein., цит. И. VIII 299).

Диоген жил вместе с собаками и часто питался бросаемыми ему, как и собакам, костями. Киник презирает славу, богатство, счастье, всю жизнь. Он живет на открытом воздухе, на базарах, в портиках, вместе с животными (откуда и официальная кличка киников – «собаки»), может быть, в крайнем случае, в какой-нибудь бочке; он обладает только невзрачной нищенской котомкой, с которой, впрочем, Кратет прожил жизнь «словно на празднике», «шутя и смеясь» (Plut. De tranquil, an. 4, стр. 466с).

Такая эстетика жизни не могла, конечно, возникать сама собою. Она требовала громадных жертв, усилий и самоотверженного служения своей идее. И вот киники – проповедники аскетизма. Эти грязные, нечесаные, шершавые, грубые юмористы и циники были настоящими подвижниками, аскетами, теоретиками вечного, неустанного «упражнения» и «усилия». Все, что не есть разум, они объявляли простым и пустым «воображением». Диоген не только жил в бочке, но и катался летом в раскаленном песке и обнимал зимой холодные, покрытые снегом статуи. Киников не страшила никакая грязь, никакие нечистоты, среди которых они жили ради своего «разума» и «упражнения». Диоген говорил, что он не пачкается от этих нечистот, так же как и «солнце, которое тоже ходит по нечистотам и нисколько от этого не пачкается» (Diog. L. VI 63). Нисколько не претила им и нечистота духовная, но, скорее, наоборот была для них необходимостью. Кратет специально имел дело с публичными женщинами, вызывая их на спор, чтобы привыкнуть переносить самую отборную ругань (90).

Такова небольшая картина античной эстетики безобразного, и вот смысл этого странного, этого удивительного принципа киников: благое – прекрасно, а худое – безобразно. Конечно, эстетика безобразного отнюдь не является полной и окончательной характеристикой кинической эстетики. Эстетика безобразного является только центральным или исходным пунктом всей этой эстетики вообще. Однако для того чтобы развернуть весь диапазон кинической эстетики, надо сначала войти в более подробный анализ самого кинизма, поскольку греческую эстетику часто и вообще можно формулировать только на основании дедукции из общефилософских теорий древних.

4. Логическая структура древнейшего кинизма

Для историка философии и эстетики направление античного кинизма представляет собою огромный исторический феномен, который вовсе не ограничился ближайшими учениками Сократа, деятелями IV в. до н.э., но продолжал существовать также и в течение всего эллинизма, вступал в ближайшую связь со стоицизмом, заметно влиял на художественную литературу и определял собою многочисленные идейные линии также и в литературе Византии. В настоящей книге нас интересует, конечно, только древнейший кинизм, представленный указанными у нас выше непосредственными учениками Сократа. Явление это настолько замечательно, что для осознания его историко-философского или историко-эстетического значения требуется большая работа мысли. Эту киническую сложность и противоречивость мы могли бы, не претендуя на исчерпание вопроса, формулировать в виде следующих четырех, тесно связанных между собою логических моментов. Они вытекают из попытки синтезировать софистический сенсуализм и релятивизм с чисто сократовским принципом и с чисто сократовской проповедью свободы духа. Но ведь во всяком синтезе возможно преобладание то одного, то другого из синтезируемых моментов. Киники базировались на примате чувственной действительности, что в развитой форме приводило к четырем основным логическим шагам философско-эстетической системы.

Первый шаг: примат чувственности, материальной текучести и вообще жизненного процесса над разумом и чисто духовной деятельностью. Этот примат жизненного процесса доходил у киников до своего предельного состояния, до последней крайности. Здесь освобождалась не только вся человеческая чувственность, но и все обнаженные человеческие инстинкты вплоть до свободного животного состояния. Все животные инстинкты и потребности не сдерживались ровно ничем, так что перед этим рассыпались в прах решительно все достижения цивилизации и проповедовалось животное опрощенство.

Второй шаг: формализация и схематизация разума и превращение его только в абстрактный принцип. Это было прямым следствием первого шага. Если признается только жизненный процесс и больше ничего другого, то на долю разума уже не остается никакого живого и реального содержания. Этот разум, лишенный жизненного содержания, уже не отличается живым потоком живых и жизненных идей, но лишает их всякой жизненности и даже превращает в дискретные, никак не связанные между собой единичности, откуда тотчас же возникает отрицание логики в собственном смысле слова, переходящее иной раз прямо в номинализм.

Понятие здесь трактуется как словесное обозначение той или иной единичности, которая реально либо была, либо налична в настоящее время (Diog. L. VI 3, Schol. Arist. p. 256 Rose.). «Что» вещи, однако, тоже не определимо, а определимо только ее «как». Например, что такое серебро, определить нельзя; но можно определить лишь то, в каком виде что-нибудь является серебром (Arist. Met. VII 3). Антисфен уверял, что он видит человека, но не человечность, и лошадь, но не лошадность (Schol. Arist. p. 66, 68).

Отсюда само собой вытекало у Антисфена и то, что каждая вещь обозначается только одним специфическим наименованием, что поэтому никаких противоречий в мышлении не существует и что, следовательно, не существует и вообще никакого ложного высказывания (Arist. Met. IV 29), так что и сама логика бесплодна (Epict. Diss. I 17 Schenkl), a образованность только и заключается в исследовании слов (там же). Для Диогена отпадают даже музыка, геометрия и астрономия, ввиду их бесполезности и ненужности (Diog. L. VI 73).

Коротко говоря, этот второй шаг кинической логики содержит в себе: абсолютность единичного, сингуляризм; невозможность логического вывода, поскольку невозможно включение никакого единичного ни в какое общее и потому невозможна оценка суждений как отрицательных; и, наконец, замену всех логических операций одними только словами, то есть безусловный номинализм. Все эти элементы кинической логики, как мы теперь уже хорошо знаем, коренились у софистов, которые тоже имели тенденцию и к сингуляризму, и к отрицанию логики как специальной дисциплины, и к номинализму. Все эти стороны в кинизме только прогрессировали. Главное, однако, заключается не в этих гипертрофированных тенденциях (о них можно прочитать в любом учебнике истории античной философии). Очень важно понимать то, что эта сингуляристически-номиналистическая логика есть прямой результат абсолютизации жизненного процесса, отнявшего у мышления всю его содержательную качественность и сводившего всю логику на дискретную фиксацию единичностей, без которых не могла бы возникнуть и киническая погоня за абсолютизированным жизненным процессом.

Но если указанные два шага, необходимые для построения логической структуры кинизма, были только усилением и гипертрофией софистической методики, то третий и четвертый шаги, о которых мы сейчас будем говорить, являются, наоборот, гипертрофией сократовского принципа разума.

Третий шаг: бессмыслица жизненного процесса. Эта на первый взгляд удивительная и неожиданная вещь является прямым и логическим следствием рассмотренных нами двух первых шагов. Жизненный процесс абсолютизирован, и тем самым оказались опустошенными идеи разума. Но ведь, согласно Сократу, общие родовые понятия и целесообразно действующий разум обобщений должны обязательно определять собою все единичное, то есть весь этот поток и процесс жизни, за который так хватались киники. Но что же получится, если мы опустошенные, бессодержательные и лишенные всякого обобщения идеи разума станем применять для осознания и квалификации исходного жизненного процесса? Получится то, что если абсолютизированный жизненный процесс опустошил идеи разума, то теперь опустошенные идеи разума начинают опустошать собою и тот исходный процесс жизни, за полноту которого, в отрыве от общностей, так хватались киники.

Отсюда удивительная диалектика последовательного кинизма: весь основной жизненный процесс отвергается, отрицается и объявляется бессмысленным. Ничто в жизни не прочно, ни на что в жизни нельзя надеяться, ничто в жизни не может стать принципом поведения. Так ведь оно и должно быть по неумолимой логике жизни: если признается только жизнь, а то идейное, что могло бы ее осмыслить, обессмысливается, то и сама жизнь обессмысливается, и киники не устают вопить о суетности всего земного, о тщете всех человеческих упований, о ненужности и бессмысленности всякого преобразования жизни, об увековечении всего слабого, больного, порочного или пусть сильного, здорового и добродетельного (это для киников одно и то же), что создается самим процессом жизни. Сократ тоже все критиковал и прекрасно чувствовал порчу жизни, подвергая критике, а иной раз даже и бичеванию все отвратительные стороны человеческой жизни. Однако Сократ в то же самое время своим разумом и своей логикой хотел преобразовать жизнь и подчинить ее отрицательные явления положительным идеям разума. Но киники отбросили все положительные идеи разума и тем самым лишили себя самого критерия возможных жизненных преобразований. Тогда перед их глазами и обнажился ничем не прикрытый жизненный процесс со всем своим безобразием, со всеми своими пороками, бесцельными и бесплодными потугами найти выход, со всеми своими тупиками. Ясно, что отрицательная оценка жизненного процесса у киников и понимание его как сплошной бессмыслицы превзошло собою все отрицательные оценки Сократа, так что, возвеличивая жизненный процесс, пришлось возвеличивать, узаконивать также и все его безобразие и все его уродства. Такова логика одностороннего превознесения произвольной жизненной текучести, и такова логика идей разума, опустошенного этим превознесением.

Четвертый шаг: разум мудреца есть духовная свобода перед лицом любого безобразия, уродства и вообще всяких отрицательных и положительных ценностей жизненного процесса; это есть самодовление (aytarceia) мудреца. Киники вышли из школы Сократа. Но Сократ кроме преобразования жизни, отвергнутого у киников ввиду абсолютизации самой жизни, требовал от человека еще и мудрости, то есть полной независимости от тех уродств жизни, которые, с его точки зрения, подлежали преобразованию. Эта сторона сократовской философии, автаркия мудреца, получила в кинизме особенное развитие. Выставляя примат жизненного процесса, несмотря на все его безобразие и уродство, и не считая нужным как-нибудь его преобразовать, киники тем не менее старались получить от него решительно все, что он только мог предоставить человеческому разуму. Этот разум, как мы знаем, был у киников сильно формализирован и схематизирован, поскольку он был у них лишен живого содержания, которое признавалось только за абсолютизированным жизненным процессом. Поэтому киники проповедовали только такой разум, который, не пользуясь конкретно никаким содержанием жизни, стремился только к одному – утвердить свою формальную независимость и полную свободу от своего присоединения к жизненному процессу.

Эта автаркия кинического мудреца была вполне бессодержательна, так как все подлинное содержание жизни признавалось лишь за процессом жизни животного, который был предоставлен только самому себе и потому не мог подвергаться воздействию со стороны человеческого разума. Однако в формальном смысле слова эта автаркия кинического мудреца доходила у него до полного презрения к процессам жизни, которые он сам же абсолютизировал. И единственно, что он получал от этого жизненного процесса, – это чувство полной независимости от него, презрения ко всем его формам и утверждения своей собственной духовной свободы и самодовления.

studfiles.net

КИНИЗМ — Словарь Кольера — Русский язык

КИНИЗМ

философское учение, согласно которому наилучшая жизнь — это естественное, свободное от обладания чем бы то ни было, избавленное от условностей и прочих искуственных сложностей существование, подобное жизни собаки. В период между 350 до н.э. и 500 н.э. кинизма в той или иной форме придерживались многие мыслители. От слова «собака» (греч. «кюон»), по-видимому, и происходит название кинической школы. Самый известный ее представитель, Диоген Синопский (ок. 412 — ок. 323 до н.э.), который, вероятно, ее и основал, имел прозвище «собака». Недавние исследования опровергли традиционные представления, что основателем школы был ученик Сократа афинянин Антисфен, а Диоген у него учился, и что свое название школа получила от обыкновения Антисфена преподавать в гимнасии Киносарге. Сколько можно судить, Антисфен умер примерно за 16 лет до появления Диогена в Афинах; по взглядам он стоял гораздо ближе к философии Сократа, нежели киники.

Киники кормились подаянием, презирали собственность, опрятность, вежливость, сексуальные ограничения, они без уважения относились к общественным институтам и условностям. В своем отрицании всего этого они не ведали никакого стыда. Возможно, киники вдохновлялись примером простоты и скромности Сократа, его практически полным бескорыстием, а также его учением о том, что пристрастие к роскоши препятствует добродетели. Большей зрелостью отличаются восходящие также к Сократу воззрения стоиков, утверждавших, что добродетельна подчиненная уму умеренная жизнь, свободная от пристрастий и антипатий.

Кольер. Словарь Кольера. 2012

Словари → Русский язык → Словарь Кольера


Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое КИНИЗМ в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:


slovar.cc

Кинизм как одна из наиболее значительных сократических философских школ

Большинство исследователей единодушны в том, что философия как целостный феномен культуры является в первую очередь созданием гения древних греков (VII-VI вв. до н.э.). Зачатки философии можно обнаружить у самых первобытных народов, но они не образуют самостоятельное явление культуры. Как философы древние греки превосходили всех, в том числе древних китайцев и индийцев, во многих отношениях также стоявших у истоков философии. Именно в древнегреческом мире философия являлась самостоятельным культурным образованием, существовавшим наряду с искусством и религией, а не как их малозаметная составляющая. Именно в Греции появились профессиональные философы, прославившие себя в веках.

1 Зарождение кинизма, школа Антисфена

В начале IV в. до н. э. некоторыми учениками Сократа были основаны философские школы. Одной из таких школ стал кинизм. Основателем кинизма считается ученик Сократа — Антисфен.

Есть два предположения о происхождении названия киников. Самым распространённым является происхождение от названия Афинского холма Киносарг («Серый пёс») c гимнасием при храме Геракла, где основатель школы Антисфен занимался со своими учениками. Второй вариант — непосредственно от слова «κύων» (собака), так как Антисфен учил, что жить надо «подобно собаке», т.е. сочетая в себе простоту жизни, следование собственной природе и презрение к условностям, умение с твердостью отстаивать свой образ жизни и постоять за себя, а одновременно и верность, храбрость и благодарность.

Сперва Антисфен был учеником известного софиста Горгия, оказавшего влияние на стиль его первых сочинений и привившего ему искусство ведения споров (эристика). Затем он стал учеником Сократа. Впоследствии киники говорили, что переняли у Сократа не столько его мудрость, сколько сократову силу и бесстрастие в отношении жизненных невзгод. Благодаря Сократу киническое учение обрело прежде всего моральный практический характер. Киники не стремились к построению отвлеченных теорий и вообще отвергали существование общих понятий, что нашло свое отражение в известной полемике Антисфена.

Антисфен верил в «возврат к природе» и с большим упорством проводил это верование в жизнь. Не должно быть ни правительства, ни частной собственности, ни брака, ни установленной религии. Если не он сам, то его последователи осуждали рабство. Он не был аскетом в полном смысле этого слова, но презирал роскошь и все стремления к искусственным наслаждениям. «Я лучше сойду с ума, чем буду восхищаться», — говорил Антисфен.

Логика Антисфена достаточно упрощена. Мы познаем все через ощущения и описываем их через аналогии. Для сложных вещей нет другого определения как описание простых элементов, из которых они образованы. Задача обучения — в исследовании имен, т.е. в лингвистическом познании. По поводу любой вещи можно лишь утверждать её имя собственное (например, человек есть человек), а значит, формулировать можно лишь тавтологические суждения (тождественность тождественного).

Радикализируется также сократовский принцип самообладания, как способности доминировать и повелевать своими страданиями и наслаждениями.

Антисфен сражается с общепринятыми иллюзиями, которые созданы обществом, чтобы отнять свободу и упрочить цепи рабства. Он приходит к утверждению, что «недостаток доблести и славы и есть благо».

Мудрец должен жить не по законам города, но «по законам добродетели», и должен отдавать себе отчет в том, что много Богов — «по закону» города, но «по природе» Бог один.

Этика Антисфена требует от человека непрекращающегося усилия над собой, подавления импульсов к наслаждению, отказа от комфорта и роскоши, бегства от славы, непременного условия оставаться в оппозиции к принятым законам. Это напряженное усилие и указывает на благо и тесно связано с добродетелью. Подчеркивая это обстоятельство, высокий смысл понятия сверхусилия, школа Антисфена особенно почитала Геракла и его легендарные подвиги. Это также означало решительный разрыв с общественным образом жизни, ибо высшим достоинством и ценностью объявлялось то, от чего все шарахались.

Таким образом, завещание Сократа Антисфен модифицировал в духе аполитичного индивидуализма. Мало занятый тем, чтобы понравиться элите, он общался без стеснения с преступниками. А тем, кто выговаривал ему по этому поводу, он ответствовал: «и медики общаются с больными, но ведь не перенимают у них лихорадку».

Антисфен первым сделал внешними признаками кинической школы такие атрибуты как сложенный вдвое плащ, который киники носили в любую погоду, посох (чтобы ходить по дорогам и отбиваться от врагов) и сума для подаяний. Они запомнились еще тем, что плащ носили на голое тело, не стригли волос и ходили босиком, почти как Сократ. Отличительными признаками кинического образа жизни были неприхотливость, выносливость, презрение к жизненным удобствам и чувственным удовольствиям. Антисфен говорил, что предпочтет безумие наслаждению. Такое отношение к миру можно определить как своего рода аскетику, основанную на представлении о самодостаточности (автаркии) добродетельной жизни как таковой. Собственно добродетель и стала жизненной целью и высшим идеалом кинической школы.

2 Расцвет кинизма. Диоген Синопский

Диоген был самым ярым сторонником такого стиля жизни из всех участников данного течения. Даже его учитель Антисфен, основоположник течения был более мягок в крайностях. Благодаря своему уму и поступкам киника, Диоген прославился и оставил свой след в истории, но они же часто приводили Диогена в противоборство с моралью общества, в котором Диоген часто проигрывал.

Сравнивая же самого Антисфена с его учением, он нередко упрекал его в недостаточной твердости и, порицая, называл его боевой трубой — шума от нее много, но сама она себя не слушает; Антисфен терпеливо выслушивал его упреки, так как он восхищался характером Диогена.

Диоген жил в пифосе – глиняной бочке для воды; увидев ребенка, пившего из горсти, выбросил свою чашку; чтобы приучить себя к отказам, просил милостыню у статуй; стараясь закалить себя, босыми ногами ходил по снегу и даже пытался есть сырое мясо; «все дела совершал он при всех: и дела Деметры, и дела Афродиты» (Диоген Лаэртский, VI, 69). Он часто говорил, что над ним исполнилось трагическое проклятие, ибо он:

«Лишенный крова, города, отчизны,

Живущий со дня на день нищий странник»

(Диоген Лаэртский, VI, 38).

Киников часто обвиняли в бесстыдстве. Отсюда впоследствии сложилось понятие «цинизма», как презрения к моральным и общественным ценностям. В то же время отношение современников к киникам, носило характер одновременно и отталкивания и восхищения. Не случайно легенда гласит, что великий Александр Македонский отметил своим вниманием Диогена. В ответ на требование Диогена отойти в сторону и не заслонять солнце, Александр ответил, что если бы он не был Александром, то предпочел бы быть Диогеном.

Учение Диогена никоим образом не было тем, что мы теперь называем «циничным», как раз наоборот. Он пламенно стремился к «добродетели», в сравнении с которой, как он утверждал, все земные блага ничего не стоят. Он искал добродетель и моральную свободу в освобождении от желания: будьте безразличными к благам, которыми одарила вас фортуна, и вы освободитесь от страха. Диоген считал, что Прометей был справедливо наказан за то, что принес человеку искусства, породившие сложность и искусственность современной жизни.

Диоген не только усилил экстремизм Антисфена, но создал новый идеал жизни необычайной суровости, который на столетия стал парадигматическим.

Выразить всю программу этого философа может одна фраза: «Ищу человека», которую он повторял с фонарем в руках среди толпы и среди бела дня, провоцируя ироническую реакцию. Ищу человека, который живет в соответствии со своим предназначением. Ищу человека, который выше всего внешнего, выше общественных предубеждений, выше даже капризов судьбы, знает и умеет найти собственную и неповторимую природу, с которой он согласен, а, значит, он счастлив.

«Киник Диоген, — свидетельствует античный источник, — повторял, что боги даровали людям средства к жизни, но они ошиблись насчет этих людей». Свою задачу Диоген видел в том, чтобы показать, что человек всегда в своем распоряжении имеет все, чтобы быть счастливым, если понимает требования своей натуры.

3 Значение кинизма в философии

Исследователь философии кинизма И.М.Нахов отмечает ряд принципиальных черт, присущих мировоззрению этого течения, и, как представляется, эти черты странным образом напоминают характеристики элиты в атмосфере постмодернизма. Ученый справедливо отмечает, что киники вели активную идейную борьбу против платоновой теории общих и неизменных идей. Современной аналогией этой нетерпимости к устойчивым идейным эквивалентам и нравственным императивам выступает неприятие постмодернизмом классической картины мироздания, созданной традиционной научной мыслью. Принципиальный идейный-плюрализм объединяет киников и интеллектуалов постмодернизма. «Постмодернистский цинизм» — это, как и в древности замкнутый на себе скептический дискурс одинокого интеллектуала.

Киникам был присущ негативизм по отношению к ценностям рабовладельческого полиса. Киническую этику называли негативной или «перечеканивающей» общепринятые ценности, и «перечеканка» осуществлялась не без помощи «цинических» эксцессов. Шокотерапия от антисоциального поступка должна была привести сначала к сомнению в истинности общепринятых норм и правил, а затем к преодолению их как предрассудков и заблуждений. Постмодернистский интеллектуал также стремится к преодолению метанарративов, заменяя их текстуальной фактурой повседневности. Так, для Бодрийяра, не смотря на архаические истоки, современный миф рождается сегодня, его можно увидеть в рекламных текстах и клипах. Ироническое цитирование классических текстов становится приемом полишинеля, травестирующего метанарративы.

mirznanii.com

КИНИЗМ — Философия

КИНИЗМ – одна из наиболее значительных сократических школ античной философии. Основана Антисфеном Афинским (ок. 445–360 до н.э.), по другой версии – его учеником и наиболее ярким представителем кинизма – Диогеном Синопским (ок. 412–323 до н.э.). Не принимая институционального характера, кинизм просуществовал почти тысячу лет вплоть до конца античности. Название школы происходит от греч. kyon – собака. Возможно, потому, что гимнасий при храме Геракла, в котором Антисфен вел свои беседы с учениками, носил имя Киносарг – «Зоркий пес». Возможно и потому, что сам Антисфен называл себя Истинным Псом и считал, что жить следует «подобно собаке», т.е. сочетая в себе простоту жизни, следование собственной природе и презрение к условностям, умение с твердостью отстаивать свой образ жизни и постоять за себя, а одновременно и верность, храбрость и благодарность. Киники часто обыгрывали это сравнение, а на могиле Диогена был установлен памятник из паросского мрамора, на вершине которого была изображена собака.
О жизни Антисфена сохранились довольно малочисленные сведения. Известно, что он не был полноправным гражданином Афин, будучи сыном свободного афинянина и фракийской рабыни. Высмеивая тех, кто кичился чистотой своей крови, Антисфен говорил, что они по своему происхождению «ничуть не родовитее улиток или кузнечиков» (Диоген Лаэртский. VI, 1).
Сперва Антисфен был учеником известного софиста Горгия, оказавшего влияние на стиль его первых сочинений и привившего ему искусство ведения споров (эристика). Затем он стал учеником Сократа. Впоследствии киники говорили, что переняли у Сократа не столько его мудрость, сколько сократову силу и бесстрастие в отношении жизненных невзгод. Благодаря Сократу киническое учение обрело прежде всего моральный практический характер. Киники не стремились к построению отвлеченных теорий и вообще отвергали существование общих понятий, что нашло свое отражение в известной полемике Антисфена, а затем и Диогена с Платоном. Они считали, что добродетель обнаруживается в поступках и не нуждается ни в обилии слов, ни в обилии знаний.
Антисфен первым сделал внешними признаками кинической школы такие атрибуты как сложенный вдвое плащ, который киники носили в любую погоду, посох (чтобы ходить по дорогам и отбиваться от врагов) и сума для подаяний. Они запомнились еще тем, что плащ носили на голое тело, не стригли волос и ходили босиком, почти как Сократ. Отличительными признаками кинического образа жизни были неприхотливость, выносливость, презрение к жизненным удобствам и чувственным удовольствиям. Антисфен говорил, что предпочтет безумие наслаждению. Такое отношение к миру можно определить как своего рода аскетику, основанную на представлении о самодостаточности (автаркии) добродетельной жизни как таковой. Собственно добродетель и стала жизненной целью и высшим идеалом кинической школы.
Характерной особенностью кинического учения было требование отбросить существующие нормы и обычаи. С точки зрения киников мудрый руководствуется не установленными людьми порядками, а законами добродетели. В качестве нормы добродетельной жизни они вводили понятие природы как первоначального состояния человеческого бытия, не искаженного превратными человеческими установлениями. В отрицании многих социальных норм киники не останавливались перед крайностями, о чем остались многочисленные свидетельства. Особенно отличился в этом Диоген Синопский, который самой своей жизнью продемонстрировал пример специфически кинического отношения к миру.
Взгляды Диогена выражаются в двух известных формулах – в утверждении мирового гражданства каждого человека (космополитизм) в противовес полисной принадлежности, и в знаменитой «переоценке ценностей».
Легенда гласит, что дельфийский оракул на вопрос Диогена, что ему сделать, чтобы прославиться, посоветовал Диогену заняться «переоценкой ценностей». Сам Диоген понял ответ буквально (по-гречески, ценность и монета обозначаются одним и тем же словом) – как призыв к подделке денежных знаков: он стал обрезывать края монет, за что и был уличен и наказан. И лишь позже он понял истинный смысл пророчества, который заключался в том, чтобы перевернуть существующие нормы и ценности и заменить их жизнью по-природе в ее простоте и непритязательности. Это зачастую приводило киников к столкновениям с существующими гражданскими законами, устоявшимися моральными нормами и обычаями.
Киническая литературная традиция видит в Диогене образ идеального киника – «небесную собаку», фигуру почти мифологическую, наподобие другого излюбленного героя кинических произведений – Геракла, и связывает с ним множество анекдотов и легенд, демонстрирующих невозмутимую последовательность, с которой Диоген воплощал в своей жизни идеал автаркии, самоограничения и презрения к общественным условностям. Диоген жил в пифосе – глиняной бочке для воды; увидев ребенка, пившего из горсти, выбросил свою чашку; чтобы приучить себя к отказам, просил милостыню у статуй; стараясь закалить себя, босыми ногами ходил по снегу и даже пытался есть сырое мясо; «все дела совершал он при всех: и дела Деметры, и дела Афродиты» (Диоген Лаэртский, VI, 69). Он часто говорил, что над ним исполнилось трагическое проклятие, ибо он:
«Лишенный крова, города, отчизны,
Живущий со дня на день нищий странник»
(Диоген Лаэртский, VI, 38).
Киников часто обвиняли в бесстыдстве. Отсюда впоследствии сложилось понятие «цинизма», как презрения к моральным и общественным ценностям. В то же время отношение современников к киникам, носило характер одновременно и отталкивания и восхищения. Не случайно легенда гласит, что великий Александр Македонский отметил своим вниманием Диогена. В ответ на требование Диогена отойти в сторону и не заслонять солнце, Александр ответил, что если бы он не был Александром, то предпочел бы быть Диогеном.
У Диогена было множество учеников и последователей, из которых особой известностью пользовались Кратет Фиванский (учитель основателя стоицизма Зенона) и его жена Гиппархия. Они оба происходили из богатых аристократических родов; оба, к ужасу родственников и сограждан, оставили все ради кинического образа жизни. История любви Кратета и Гиппархии и их прилюдная «собачья свадьба» в Расписном Портике – еще один яркий пример эпатирующего кинического пренебрежения общественными установлениями.
В эллинистический период киническая традиция представлена фигурами, известными скорее своей литературной деятельностью, чем строгостью соблюдения кинического образа жизни. Из них наиболее значимы Бион Борисфенит (3 в. до н.э.), создатель кинического литературного жанра диатрибы, и Менипп из Гадар (сер. 3 в. до н.э.), творец «менипповой сатиры».
Киническое учение послужило непосредственным источником стоицизма, в котором был смягчен кинический ригоризм в отношении социальных норм и установлений. Образ жизни киников оказал влияние на оформление христианского аскетизма, в особенности таких его форм как юродство и странничество.
В историю европейской культуры при всей парадоксальности и даже скандальности своей практической жизни и философии, киники вошли как выдающийся пример человеческой свободы и моральной независимости. Они воплотили в себе образ величия духа, пренебрегающего соблазнами чувственной жизни, социальными условностями, тщеславными иллюзиями власти и богатства.
Сочинения: Антология кинизма. М., 1984
См. также АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ; ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ.
Полина Гаджикурбанова

www.cnru123.com

Киники — это… Что такое Киники?

(от κύων — собака или от места Cynosarges) — считали себя истинными выразителями сократовской философии, хотя в действительности представляли собой сочетание сократических элементов с софистическими и элеатскими. Основатель кинической школы, Антисфен, был первоначально учеником софистов и лишь в зрелом возрасте стал последователем Сократа. Самый известный ученик Антисфена — Диоген из Синопа. Кинизм существовал до конца третьего века (приверженцами его были, например, Менедем и Менипп), когда он слился со стоицизмом. В учении К. замечается двойственное отношение как к науке, так к этике и религии. Они с пренебрежением относились к науке и утверждали, что истина в познании не выражает сущности вещей (Диоген Лаэртский говорит об Антисфене, что он даже грамотность считал излишней), но в то же время желали быть просветителями толпы и в знании видели сущность добродетели. В этике, наряду с индивидуалистическими тенденциями, встречаются космополитические; в религии К. повторяют элеатское учение о единобожии, которое трудно согласить с их взглядами на истину и познание. Противоположность принципов, защищаемых К., неизбежно должна была привести к смерти этой школы; лучшие ее тенденции перешли в стоицизм. Стоик Зенон является преемником К. Кратеса. Поводом к возникновению кинизма, т. е. одностороннего понимания Сократа, послужила двойственность в учения Сократа о добродетели. Видя в свободе человеческого духа высший принцип этики, а в добродетели — средство к достижению свободы, Сократ свободу понимал, с одной стороны, как освобождение от страстей, с другой — как подчинение страстей разуму; поэтому он вовсе не отрицал момента наслаждения и требовал лишь αυταρκέιαν, самообладания. К. настаивают исключительно на первом моменте учения Сократа, утверждая, что только добродетель есть благо, а все остальное — зло. Вследствие этого К. не могли ценить, как Сократ, знание; они считали вредными не только науки, не имеющие отношение к добродетели (например, логику и физику), но даже и искусство и вообще знание, ибо занятие ими отвлекает от важнейшего — от работы над самим собой. Пренебрежение к науке К. обосновывали номиналистической теорией познания, на которой очевидно влияние софиста Горгия. Необходимо, говорит Антисфен, определить понятие вещи; но каждая вещь, в отличие от всякой другой, имеет лишь ей одной свойственные предикаты; поэтому нельзя ее определять общими понятиями и ни одно определение не достигает цели; предмет может быть обозначен только именем, субъектом, который не способен стать предикатом: все реальное — индивидуально; общие понятия выражают не сущность вещей, а мысли людей о них. «Людей, — говорит Антисфен, — я вижу, а человечества не вижу». Из этой теории об именах и понятиях К. заключают, что «нельзя себе противоречить». Отказавшись, таким образом, от всякой теории, К. ограничивают область знания практикой: знание имеет целью сделать человека добродетельным и вместе с тем счастливым. Счастье и добродетель суть тожественные понятия, ибо не может быть счастья без добродетели, а добродетель всегда ведет к счастью; единственное зло — порочность; что не относится ни к добродетели, ни к порочности, то для человека безразлично; внешние блага — богатство, почести и т. д. — дело случая и не имеет значения; для счастья они не нужны, а без добродетели они даже вредны. Самое вредное и тщетное — это наслаждение, считаемое обыкновенно людьми за нечто особенно ценное. Антисфен говорит, что он «охотнее сумасшествовал бы, чем наслаждался». Труд и бедствия — блага, ибо они освобождают человека от подчинения внешним условиям и от страстей. Только тот вид наслаждения, который проистекает от работы и не сопряжен с угрызениями совести, признается Антисфеном. Итак, счастлив только тот, кто равнодушен к бедности и богатству, к почестям или позору, к работе или наслаждению, к жизни или смерти. По своему существу добродетель состоит в знании — не теоретическом, а жизненном, т. е. понимании. Добродетель едина; она может быть приобретена путем обучения и не может быть утрачена. Приобрети знание, т. е. достигнуть добродетели, значит сделаться мудрецом. Противоположность мудреца и бессмысленной толпы служит неиссякаемым источником рассуждений и описаний К., в чем стоики им усердно подражали. К. считали своей обязанностью служить поучительным примером для толпы, причем образ жизни их, наряду с удивительными чертами бескорыстия и свободы духа, представлял отвратительные черты бесстыдства и отсутствия эстетики. Из числа их правил, определявших образ жизни, достаточно привести одно: «можно употреблять в пищу все съедобное, не исключая и человеческого мяса». Семью К. должны были отрицать, как налагающую узы на свободу мудреца. Так как мудрец не может стать рабом, даже будучи проданным в рабство, то разницы между свободным и рабом для К. не существует: тем не менее им должно быть поставлено в заслугу, что они первые признали рабство неестественным состоянием (стоики в этом отношении лишь развили дальше учение К.). К государству К. также относились, как к чему-то безразличному; мудрец-киник выше государственных ограничений. Они не признавали и уз отечества. Космополитизм К. проистекал из их индивидуализма и основывался не столько на идее равенства всех, сколько на самодовлении мудреца. В этом отношении стоики представляют действительный шаг вперед. К народной религии, с ее многобожием и человекообразностью богов, К. относились отрицательно, являясь в этом преемниками элеатского монотеизма. Единственный род служения Божеству, признаваемый К., это — добродетель. Молитва не имеет разумного основания: мудрец не станет просить ничего противного добродетели, а обладая добродетелью, он обладает и всем, необходимым для него. Над мистериями греков К. смеялись, но в то же время старались аллегорически истолковать мифы, влагая в них нравственный смысл. В противоречии с учением К. стоит их стремление к образованию толпы (слова Антисфена, что он, подобно врачу, необходим для больных, а не для здоровых).

См. Delaunay, «De cynismo ас praecipue de Antisthene, Diogene et Cratete» (П., 1831). Сохранившиеся отрывки собраны у Муллаха в «Fragmenta phil. graec.» (II, ст. 261-395).

Э. Радлов.

dic.academic.ru