Естественные законы – 1) Естественные законы – это законы природы, экономические – законы развития общественной жизни, хозяйственной деятельности людей;

Естественные законы. Естественное право

Количество просмотров публикации Естественные законы. Естественное право — 27

Люди управляются различными законами˸ правом естествен­ным; божественным правом, которое есть право религии; пра­вом церковным, иначе — каноническим, которое есть право ре­лигиозной дисциплины; правом международным, которое мож­но рассматривать как вселенское гражданское право, в том смыс­ле, что каждый народ есть гражданин вселенной; общим госу­дарственным правом, которое имеет своим предметом челове­ческую мудрость, создавшую все человеческие общества; част­ным государственным правом, имеющим в виду каждое отдель­ное общество; правом завоевания, которое основано на представ­лении, что один народ хотел, мог или должен был совершить насилие над другим народом; гражданским правом отдельных обществ, посредством которого гражданин может защищать свое имущество и жизнь против всякого другого гражданина; нако­нец, семейным правом, которое является следствием разделения общества на отдельные семейства, требующие особого управле­ния.

Существуют, следовательно, различные разряды законов, и высшая задача человеческого разума состоит в том, чтобы точ­ным образом определить, к какому из названных разрядов по преимуществу относятся те или другие вопросы, подлежащие определению закона, дабы не внести беспорядка в те начала, ко­торые должны управлять людьми.

Не следует ни делать предметом постановлений божествен-

ного закона то, что относится к законам человеческим, ни ре­шать посредством человеческого закона то, что подлежит зако­нам божественным.

Данные два рода законов отличаются один от другого своим про­исхождением, своей целью и своей природой.

Все согласны в том, что природа человеческих законов отли­чается от природы религиозных законов. Это есть великий прин­цип, но он в свою очередь подчинен другим принципам, которые следует определить.

1. Человеческим законам свойственно от природы подчинять­ся всем видоизменившимся обстоятелылвам действительности и следовать за всеми изменениями воли людей; напротив, свой­ство религиозных законов — никогда не изменяться. Постанов­ления человеческих законов относятся к благу, установления ре­лигии — к высшему благу. Благо может иметь какую-то иную цель, потому что существует много различных благ; но высшее благо едино и, следовательно, изменяться не может. Законы можно изменять, потому что они признаются законами только тогда, когда они хороши; но установления религии всегда счита­ются наилучшими.

2. Есть государства, где законы ничего не значат и служат лишь выражением прихотливой и изменчивой воли государя. Если бы в таких государствах религиозные законы были однородны с человеческими законами, то они также не имели бы никакого значения. Между тем для общества необходимо, чтобы суще­ствовало что-то постоянное; это постоянное и есть религия.

3. Сила религии покоится главным образом на вере в нее, а сила человеческих законов — на страхе перед ними. Древность существования благоприятствует религии; степень веры часто со­размеряется с отдельностью предмета, в который мы верим, ибо наш ум при этом бывает свободен от побочных понятий той от­даленной эпохи, которые могли бы противоречить нашим веро­ваниям. Человеческим законам, напротив, дает преимущество новизна их происхождения. Она указывает на особое, живое вни­мание законодателя, направленное на то, чтобы добиться их ис­полнения.

referatwork.ru

Естественные законы. Естественное право

Количество просмотров публикации Естественные законы. Естественное право — 30

Люди управляются различными законами˸ правом естествен­ным; божественным правом, которое есть право религии; пра­вом церковным, иначе — каноническим, которое есть право ре­лигиозной дисциплины; правом международным, которое мож­но рассматривать как вселенское гражданское право, в том смыс­ле, что каждый народ есть гражданин вселенной; общим госу­дарственным правом, которое имеет своим предметом челове­ческую мудрость, создавшую все человеческие общества; част­ным государственным правом, имеющим в виду каждое отдель­ное общество; правом завоевания, которое основано на представ­лении, что один народ хотел, мог или должен был совершить насилие над другим народом; гражданским правом отдельных обществ, посредством которого гражданин может защищать свое имущество и жизнь против всякого другого гражданина; нако­нец, семейным правом, которое является следствием разделения общества на отдельные семейства, требующие особого управле­ния.

Существуют, следовательно, различные разряды законов, и высшая задача человеческого разума состоит в том, чтобы точ­ным образом определить, к какому из названных разрядов по преимуществу относятся те или другие вопросы, подлежащие определению закона, дабы не внести беспорядка в те начала, ко­торые должны управлять людьми.

Не следует ни делать предметом постановлений божествен-

ного закона то, что относится к законам человеческим, ни ре­шать посредством человеческого закона то, что подлежит зако­нам божественным.

Данные два рода законов отличаются один от другого своим про­исхождением, своей целью и своей природой.

Все согласны в том, что природа человеческих законов отли­чается от природы религиозных законов. Это есть великий прин­цип, но он в свою очередь подчинен другим принципам, которые следует определить.

1. Человеческим законам свойственно от природы подчинять­ся всем видоизменившимся обстоятелылвам действительности и следовать за всеми изменениями воли людей; напротив, свой­ство религиозных законов — никогда не изменяться. Постанов­ления человеческих законов относятся к благу, установления ре­лигии — к высшему благу. Благо может иметь какую-то иную цель, потому что существует много различных благ; но высшее благо едино и, следовательно, изменяться не может. Законы можно изменять, потому что они признаются законами только тогда, когда они хороши; но установления религии всегда счита­ются наилучшими.

2. Есть государства, где законы ничего не значат и служат лишь выражением прихотливой и изменчивой воли государя. Если бы в таких государствах религиозные законы были однородны с человеческими законами, то они также не имели бы никакого значения. Между тем для общества необходимо, чтобы суще­ствовало что-то постоянное; это постоянное и есть религия.

3. Сила религии покоится главным образом на вере в нее, а сила человеческих законов — на страхе перед ними. Древность существования благоприятствует религии; степень веры часто со­размеряется с отдельностью предмета, в который мы верим, ибо наш ум при этом бывает свободен от побочных понятий той от­даленной эпохи, которые могли бы противоречить нашим веро­ваниям. Человеческим законам, напротив, дает преимущество новизна их происхождения. Она указывает на особое, живое вни­мание законодателя, направленное на то, чтобы добиться их ис­полнения.

referatwork.ru

Концепции «естественных законов»

В этой связи, исследуя возможность интенсификации земледелия, что определенным образом является решением данной проблемы, французский философ и экономист

А. Тюрго(1727–1781) сформулировал«закон убывающего плодородия почвы». Смысл его состоит в том, что каждое добавочное вложениетрудаикапиталав обрабатываемую землю дает меньший по сравнению с предыдущим вложением результат, а по достижении определенного предела всякий дополнительный эффект становится невозможным.

Несколько позже английский экономист Т.Р. Мальтус(1766–1834) развил эти идеи и выдвинул ставшую затем широко известной концепцию, в соответствии с  которой существует«естественный закон», регулирующий численность населения в зависимости от обеспеченности его продуктами питания. Согласно этому законуколичество людей на планете увеличивается в геометрической прогрессии, в то время как средства существования возрастают только в арифметической, а это неизбежно ведет к «абсолютному перенаселению» и грозит многими социальными бедами

. Подчеркивая жесткую зависимость общественного развития от  вечных законовприроды, Мальтус отмечал: «Явления природы подчинены неизменным законам, и мы не имеем никакого права думать, что с тех пор, как существует мир, законы, управляющие населением, подверглись каким-либо изменениям»[1]. С этой точки зрения каждый новорожденный попадает в мир, уже занятый другими, где ему попросту нет места. Отсюда делается вывод, что сострадание к бедным ведет к обострению и без того сложных демографических проблем.

Выводы Мальтуса о том, что

голод, эпидемии ивойныэто естественные регуляторы «перепроизводства» людей, породили не только восторженных сторонников, но и активных противников его идей. В особенности активными былиМаркси его последователи, которые резко критиковали мальтузианство за преувеличение роли естественных (географических) факторов в жизниобществаи недооценку способности людей регулировать свою численность посредством целенаправленной социальнойполитики.

Освободившись от наиболее одиозных выводов своего предшественника, последователи идей Мальтуса продолжили его учение в виде неомальтузианства, возникшего на волне «демографического взрыва», который стал реальностью в начале ХХ столетия (подробнее об этом речь будет идти в последней главе).

Географический детерминизм

Рассматривая различные направления и течения географической школы, обычно выделяют крайнюю ее  форму — механистический географический детерминизм, который утверждает почти полную обусловленность деятельности человека естественной средой. Основателем и наиболее ярким представителем этого течения является французский философ-просветительШ.Л. Монтескье (1689–1755). В обширном сочинении «О духе законов» он обстоятельно изложил свою концепцию, в  соответствии с которой жизнь людей, их нравы, законы, обычаи и даже политическое устройство непосредственно проистекают из географических и климатических условий, в которых они живут. Признавая, что природа создала людей равными от  рождения, он затем выводит различие между ними с позиции географического детерминизма. «Бесплодие земли, — говорит он, — делает людей изобретательными, воздержанными, закаленными в труде, мужественными, способными к войне; ведь они должны сами добывать себе то, в чем им отказывает почва. Плодородие страны приносит им вместе с довольством изнеженность и некоторое нежелание рисковать жизнью»[2].

Подобные рассуждения Монтескье использовал в анализе общественных системдаже относительно целых континентов, сравнивая, в частности, жизнь азиатских и  европейских народов. Азия, говорит он, совершенно не имеет умеренного пояса, поэтому те страны, которые расположены в очень холодном климате этого континента, непосредственно соприкасаются с теми, которые находятся в климате очень жарком. В Европе, напротив, умеренный пояс весьма обширный, и климат там становится более холодным от юга к северу постепенно. А так как каждая страна по своим климатическим характеристикам весьма сходна с соседней, то и резких различий между ними не наблюдается. «Отсюда следует, — заключал Монтескье, — что в Азии народы противостоят друг другу, как сильный слабому; народы воинственные, храбрые и деятельные непосредственно соприкасаются с народами изнеженными, ленивыми и робкими, поэтому один из них неизбежно становится завоевателем, а  другой — завоеванным. В Европе, напротив, народы противостоят друг другу как сильный сильному; те, которые соприкасаются друг с другом, почти равно мужественны. Вот где великая причина слабости Азии и силы Европы, свободы Европы и рабства Азии, причина, насколько мне известно, никем еще не выясненная. Вот отчего в Азии свобода никогда не возрастает, между тем как в Европе она возрастает или убывает, смотря по обстоятельствам»[3].

Соответствующие объяснения дает Монтескье и при описании специфики жизни островных народов. Они якобы более склонны к свободе, чем жители континентов, так как обычно небольшие размеры островов, по его мнению, затрудняют возможность для одной части населения угнетать другую. Острова отделены морем от больших империй, и тирания не может получить от них поддержку, море также преграждает путь завоевателям. Отсюда, считает он, «островитянам не угрожает опасность быть покоренными, и им легче сохранять свои законы».

Оценки и  выводы Монтескье о жесткой зависимости общественной жизни людей от природных условий получили не только дальнейшее развитие, например, у Г.Т. Бокля, Э. Реклю, Л.И. Мечникова и др., но и были подвергнуты серьезной критике с  позиции так называемогогеографического индетерминизма— отрицающего причинность во взаимодействии природы и общества.

studfiles.net

Законы Естественные – Неизменны. Поиск духовного сознания

Законы Естественные – Неизменны

955 = Вечно приближайся к бесконечной мудрости, и вечно удаляться от тебя будет цель (20) =

«Числовые коды»

Крайон Иерархия

27.02.2010 г.

Я Есьм Манас!

И мы со Светланой продолжаем разговор на тему: «Хороший Человек».

Так что это значит? Я всегда считала себя хорошим человеком и это главное! Самому знать, что ты хорош, значит – любить себя любимого!

Очень интересует вопрос измен? Если каждый хороший, так откуда тогда эта тема: измена? Значит, всегда есть кто-то лучше? Или всё-таки, что же ищет человек? Да, это интересная тема! И у каждого она своя! Но причина всегда сводится к одной точке: неудовлетворённость отношениями, отсутствие любви, обида на партнёра, а может быть на себя? И это нормально! Законы общества, это не всегда законы Естественные, иногда это надуманные человеком законы, а законы Естественные, они Неизменны.

Ядро клетки содержит три единства: Потенциал – Безвремение – Ноль, и выходя в действие, то есть во Время, то есть в Проявление, энергия имеет плюс и минус. Из этого следует, что нет ни хороших ни плохих – все одинаковы. Только выйдет то, что сотворил мыслью и чувствами и это закон Кармы или закон Действия. Но действует он в трёхмерности, а мы уже разумные и зная этот закон, контролируем свои эмоции и значит уже выходим в четырёхмерность. Здесь уже с этого уровня Сознания мы руководим эмоциями и значит Мыслью их контролируем и учимся уже выходить на пятый уровень Сознания – Целое – Ноль, в Безвремение. То есть в Гиперпространство, где творим то, что нам надо, здесь и сейчас и приобретаем привычку быть ответственными Со-Творцами своего Пространства, впускаем в нашу Ауру те мысли и чувства, которые служат мне наилучшим образом, а если Мне, а Я в Единстве со Всеми, в той Большой Ауре Планеты – Информационном Поле, значит улучшая себя – улучшаю Всё! Вот это «Хороший Человек» – тот, кто взял на себя ответственность за свои творения!

Люблю вас, Манас!

Через Свтелану!

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

esoterics.wikireading.ru

Глава 4. Естественный закон и естественные права. Этика свободы

Глава 4. Естественный закон и естественные права

Как мы уже указывали, главным недостатком теории естественного закона – от Платона и Аристотеля до томистов и далее вплоть до Лео Штрауса и его сегодняшних сторонников – является приверженность позиции государственника (statist), а не индивидуалиста. Эти «классические» теории естественного закона полагают ареной хороших и добродетельных действий Государство, а индивидов рассматривают как всецело подчиненных действиям Государства. Таким образом, исходя из правильного суждения Аристотеля о том, что человек является «социальным животным» и что его природа лучше всего подходит для социальной кооперации, сторонники классической позиции затем неправомерно переходили к почти полному отождествлению «общества» и «Государства» и, следовательно, к принятию Государства как основной арены добродетельного действия. Напротив, это были именно левеллеры и в особенности Джон Локк в Англии XVII столетия, кто преобразовали классический естественный закон и превратили его в теорию, основанную на методологическом и, следовательно, политическом индивидуализме. Из локковского подчеркивания особой роли индивида как субъекта действия, как существа, которое размышляет, ощущает, делает выбор и действует, проистекала его концепция естественного закона в политике как установления естественных прав каждого индивида. Так что именно локковская индивидуалистическая традиция в дальнейшем оказала глубокое влияние на американских революционеров и на господствующую традицию либертарианской политической мысли в революционной, новой нации. Именно на эту традицию либертарианства естественных прав пытается опираться данное сочинение.

Прославленный труд Локка «Второй трактат о человеческом правлении» является, разумеется, одной из первых систематических разработок либертарианской, индивидуалистической теории естественных прав. В самом деле, сходство между взглядам Локка и теорией, представленной ниже, становится очевидным из следующего пассажа:

…каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого, не имеет никаких прав. Мы можем сказать, что труд его тела и работа его рук по самому строгому счету принадлежат ему. Что бы тогда человек ни извлекал из того состояния, в котором природа этот предмет создала и сохранила, он сочетает его со своим трудом и присоединяет к нему нечто принадлежащее лично ему и тем самым делает его своей собственностью. Так как он выводит этот предмет из того состояния общего владения, в которое его поместила природа, то благодаря своему труду он присоединяет к нему что-то такое, что исключает общее право других людей…

Тот, кто питается желудями, подобранными под дубом, или яблоками, сорванными с деревьев в лесу, несомненно, сделал их своей собственностью. Никто не может отрицать, что эта еда принадлежит ему. Я спрашиваю, когда они начали быть его? когда он их переварил? или когда ел? или когда варил? или когда принес их домой? или когда он их подобрал? И совершенно ясно, что если они не стали ему принадлежать в тот момент, когда он их собрал, то уже не смогут принадлежать ему благодаря чему бы то ни было. Его труд создал различие между ними и общим; он прибавил к ним нечто сверх того, что природа, общая мать всего, сотворила, и, таким образом, они стали его частным правом. И разве кто-нибудь сможет сказать, что он не имел права на эти желуди или яблоки, которые он таким образом присвоил, поскольку он не имел согласия всего человечества на то, чтобы сделать их своими?.. Если бы подобное согласие было необходимо, то человек умер бы с голоду, несмотря на то изобилие, которое дал ему бог. Мы видим в случаях общего владения, остающегося таким по договору, что именно изъятие части того, что является общим, и извлечение его из состояния, в котором его оставила природа, кладут начало собственности, без которой все общее не приносит пользы.

Нас не должно удивлять, что теория естественных прав Локка, как показали историки политической мысли, переполнена противоречиями и несоответствиями. В конце концов, первопроходцы в любой дисциплине, в любой науке обречены страдать от несоответствий и лакун, которые будут исправлены теми, кто придет следом за ними. Расхождения с Локком в настоящем сочинении удивительны только для тех, кто погряз в незадачливом современном методе, который практически полностью исключает конструктивную политическую философию ради сугубо антикварного интереса к старинным текстам. Фактически, либертарианская теория естественных прав продолжала разрабатываться и уточняться после Локка, достигая наивысшего уровня в XIX веке, в трудах Герберта Спенсера и Лизандра Спунера (Spooner).

Множество пост-локковских и пост-левеллеровских теоретиков естественных прав отчетливо выразили свои взгляды о том, что эти права проистекают из природы человека и мира вокруг него. Возьмем в качестве примера несколько ярких формулировок: немецко-американский теоретик XIX века Френсис Либер (Lieber), в своем раннем и более либертарианском трактате писал: «Закон природы или естественный закон . . . является таким законом, корпусом прав, которые мы выводим из самого существенного в природу человека». А вот знаменитый американский унитарианский проповедник Уильям Эллери Чэннинг (Channing): «Все люди обладают одной и той же рациональной природой, одной и той же мощью сознания, и все в равной мере предназначены для бесконечного совершенствования этих божественных способностей и для счастья, которое следует обрести в их добродетельном применении». А вот Теодор Вулси (Woolsey), один из последних систематических теоретиков естественных прав в Америке XIX века: естественные права являются такими, «которыми, с помощью честной дедукции из нынешних физических, моральных, социальных, религиозных характеристик человека, он должен быть наделен . . . ради осуществления целей, к которым его призывает его природа».

Если, как мы увидели, естественный закон является по сути революционной теорией, тогда тем более это верно для индивидуалистического, основанного на естественных правах ответвления данной теории. Как это сформулировал американский теоретик естественных прав Элиша П. Херлбат (Hurlbut):

Законы должны просто провозглашать и устанавливать естественные права и естественные нарушения прав, а . . . все, что несущественно для законов природы, должно оставаться за пределами человеческого законодательства . . . и узаконенная тирания неизбежно возникает, как только появляется отклонение от этого простого принципа.

Ярким примером революционного использования естественных прав является, конечно, Американская революция, которая опиралась на радикально революционное развитие локковской теории на протяжении XVIII века. Знаменитые слова Декларации независимости, как разъяснял сам Джефферсон, не провозглашали ничего нового, а просто представляли собой блестяще написанную квинтэссенцию тех взглядов, которых придерживались тогдашние американцы:

Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью [более популярной триадой в то время была «Жизнь, Свобода и Собственность»]. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее.

Особенно впечатляет пылкая проза великого аболициониста Уильяма Ллойда Гаррисона, применявшего теорию естественных прав на революционный лад для решения проблемы рабства:

Право наслаждаться свободой является неотчуждаемым. . . . Каждый человек имеет право на свое тело – на результаты своего труда – на защиту со стороны закона. . . . Значит, все эти ныне действующие законы, допускающие право на рабовладение, оказываются, тем самым, перед Богом, всего лишь пустым звуком . . . и, следовательно, эти законы должны быть немедленно упразднены.

Мы будем повсюду в данной книге говорить о «правах», в особенности о правах индивидов на собственную личность и на материальные объекты. Однако как мы определяем «права»? «Право» было убедительно и недвусмысленно определено профессором Садовски (Sadowsky):

Когда мы утверждаем, что некто имеет право делать определенные вещи, мы подразумеваем это и только это – было бы безнравственно для другого, в одиночку или с кем-либо, препятствовать ему делать это, с помощью физической силы либо угрозы применения силы. Мы не подразумеваем, что любое распоряжение человеком своей собственностью в установленных выше пределах является с необходимостью нравственным.

Определение Садовски подчеркивает важнейшее различение, которое мы будем делать на протяжении всей книги, – между правом человека, с одной стороны, и нравственностью либо безнравственностью осуществления им такого права, с другой. Мы будем настаивать на том, что человек имеет право делать все что ему угодно со своей личностью; это его право – не испытывать вмешательства и не подвергаться насилию с целью воспрепятствовать ему в осуществлении такого права. Но то, какими могут быть нравственные либо безнравственные способы осуществления такого права, относится к личной этике, а не к политической философии – последняя занимается только вопросами прав и правомерного либо неправомерного применения физического насилия в человеческих отношениях. Значимость данного важнейшего различения трудно переоценить. Или, как это сжато и выразительно сформулировал Элиша Херлбат: «Осуществление способности [индивида] является ее единственным употреблением. Способ ее осуществления – это одно; здесь затрагивается вопрос нравственности. Право на ее осуществление – это другое дело».

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

econ.wikireading.ru

Естественный закон Википедия

Есте́ственное пра́во (лат. jus naturale) — понятие философии права и юриспруденции, означающее совокупность неотъемлемых принципов и прав, вытекающих из природы человека и независимых от субъективной точки зрения. Естественное право противопоставляется позитивному праву, во-первых, как совершенная идеальная норма — несовершенной существующей, и во-вторых, как норма, вытекающая из самой природы и потому неизменная — изменчивой и зависящей от человеческого установления.

Таким образом, издавна концепция естественного права имела двоякий состав: она покоилась на практическом требовании более совершенного права и на теоретическом наблюдении естественной необходимости известных правоположений. Эти два элемента могли поддерживать друг друга, но не могли быть сведены один к другому: в первом случае естественное право ставится над позитивным, во втором оно является лишь известной частью позитивного права, то есть доказанной и обоснованной, таким образом, что в идеале и на практике должно быть именно так, а не как-то иначе. В историческом развитии естественно-правовой доктрины можно постоянно наблюдать эту двойственность его концепции.

История[ | ]

Древняя Греция и Древний Рим[ | ]

Античная философия ещё в досократический период знала противоположение естественного права и положительного. Софисты, в противоположность древнегреческому воззрению на верховное значение законов, утверждали, что все законы, как и сама справедливость, обязаны своим происхождением человеческому установлению: следуя своим случайным взглядам, люди беспрестанно изменяют свои законы, которые носят поэтому печать условности и относительности. Из этого воззрения само собой вытекало известное, хотя и чисто отрицательное, представление о естественном праве, а вместе с тем и критическое отношение к положительному праву. Некоторые софисты, в связи со свойственным им индивидуализмом, высказывали мнение, что законы должны служить к охране личной свободы, которая только и может считаться сообразной с природой. Здесь намечалось уже известное представление о естественном праве.

Ещё яснее это представление выразилось у Сократа, который говорил, что существуют известные неписанные божественные законы, с которыми человеческие законы должны сообразоваться. Для понимания этих законов нужно знание, которое и должно лежать в основе государственного управления. Платон развил эту мысль в своём «Государстве», начертав естественное, сообразное с божественной справедливостью государственное устройство. Действительные формы, встречающиеся обыкновенно в жизни, он считает отклонениями от истинного идеала. Это противопоставление идеальной формы развращенным, встречающееся затем и у Аристотеля, является своеобразным выражением того же контраста между идеалом и действительностью, которое лежит в основе различения естественного права и положительного. У Аристотеля встречаются термины δίχαιον φύσει и δίχαιον νόμφ, хотя, употребляя эти термины, он имеет в виду не идеальные нормы, а те «естественные» определения, которые существуют у различных народов, как бы в силу необходимости и независимо от человеческого мнения.

Согласно Эпикуру, естественное право — это договор о пользе, цель которого причинение вреда друг другу[источник не указан 207 дней].

Подобное представление о естественном праве воспроизводится затем у стоиков[1], от которых оно переходит к римским юристам. Естественное право римских юристов представляет собой также ту часть действующего права, которая, будучи обусловлена самой природой, отличается необходимостью и всеобщностью распространения. Таковы, например, нормы, определяющие различие людей в зависимости от возраста, разделение вещей на различные юридические категории в связи с различием их естественных свойств и т. п.

Средние века[

ru-wiki.ru

Аргумент естественного закона

Далее, весьма широкое распространение получил аргумент естественного

закона. Особой популярностью этот аргумент пользовался на протяжении всего

XVIII столетия, главным образом под влиянием сэра Исаака Ньютона и его

космогонии. Люди заметили, что планеты вращаются вокруг Солнца в

соответствии с законом тяготения. И люди решили, что происходит это

вследствие того, что бог повелел планетам двигаться именно таким образом, а

не иначе. Это было, разумеется, в высшей степени удобное и простое

объяснение, которое избавляло людей от заботы смотреть глубже, чтобы дойти

до объяснения самого закона тяготения. В настоящее время мы объясняем закон

тяготения довольно сложным способом, который был введен Эйнштейном.

В мои намерения не входит читать вам лекцию о законе тяготения, как он

был истолкован Эйнштейном, ибо это тоже отняло бы у нас много времени. Для

наших целей достаточно сказать, что в нашем распоряжении нет больше понятия

естественного закона в том виде, в каком оно существовало в ньютоновской

системе, в которой по какой-то непостижимой причине природа вела себя всегда

одинаково. Ныне мы обнаруживаем, что очень многое из того, что мы считали

естественными законами, на самом деле оказывается человеческими

условностями. Вы знаете, что даже в отдаленнейших глубинах звездного

пространства три фута всегда составляют ярд. Это, вне всякого сомнения,

весьма примечательный факт, но вы вряд ли назовете его законом природы. А к

той же категории относится очень многое из того, что рассматривалось прежде

в качестве законов природы.

С другой стороны, в тех случаях, когда вам удается получить какие-либо

познания относительно того, как в действительности ведут себя атомы, вы

обнаруживаете, что они в гораздо меньшей степени подчинены закону, чем это

представлялось людям ранее, и что законы, к которым вы приходите, являются

статистическими средними именно такого типа, в основе которого лежит случай.

Всем вам известно, что существует закон, согласно которому при бросании

костей двойная шестерка выпадает только в одном примерно случае из тридцати

шести, и мы не усматриваем в этом доказательство того, что падение костей

регулируется чьей-то волей; как раз наоборот, если бы двойная шестерка

выпадала всякий раз, тогда мы сочли бы, что чья-то воля регулирует падение

костей. К этому типу и принадлежат в своем большинстве законы природы. Они

являются статистическими средними того типа, который выводится на основании

законов случая; и данный факт делает всю эту историю с естественным законом

гораздо менее убедительной, чем это представлялось в прошлом. Но и

совершенно независимо от данного факта, отражающего преходящее состояние

науки, которое может завтра измениться, вся идея о том, что естественные

законы предполагают наличие законодателя, обязана своим возникновением

смешению естественных и человеческих законов.

Человеческие законы являются предписаниями, повелевающими вам следовать

определенной линии поведения, которую вы можете избрать для себя, но можете

и отвергнуть; естественные же законы являются описанием того, как в

действительности ведут себя вещи. И так как они являются просто описанием

того, как в действительности ведут себя вещи, вы не можете утверждать, что

должен существовать некто, предписавший им вести себя таким образом, ибо уже

одно предположение об этом выдвигает перед нами вопрос: «А почему бог

предписал именно эти законы, а не другие?» Если вы отвечаете, что он это

сделал просто по своей доброй воле и без всякой причины, то тогда вы

обнаруживаете, что существует нечто, не подчиненное закону, и, таким

образом, ваша цепь естественного закона оказывается прерванной. Если же вы

отвечаете, как отвечают более правоверные богословы, что во всех тех

законах, которые бог предписал, он имел причину предписать именно эти

законы, а не другие (причина эта, конечно, заключалась в том, чтобы

сотворить наилучшую Вселенную, хотя вам никогда и в голову не придет, что

она похожа на наилучшую Вселенную), — словом, если имелась причина для тех

законов, которые бог предписал, то в таком случае сам бог был подчинен

закону. Следовательно, вы ничего не выгадываете от того, что ввели бога в

качестве посредника. Вы приходите, по существу, к признанию закона,

независимого от божественных установлений и предшествующего им, и допущение

бога бьет мимо цели, так как он не является конечным законодателем.

Короче говоря, весь этот аргумент относительно естественного закона

больше не имеет той силы, какой он обладал в прошлом. В своем обзоре

аргументов я рассматриваю их во времени. С течением времени аргументы,

используемые для доказательства существования бога, меняют свой характер. На

первых порах они были незыблемыми интеллектуальными аргументами,

воплощающими известные, вполне определенные заблуждения. Когда же мы

подходим к Новому времени, они становятся менее почтенными в

интеллектуальном отношении и все больше и больше отмеченными печатью

своеобразной морализующей неопределенности.

studfiles.net