В россии демократия или авторитаризм: демократия или авторитаризм? – тема научной статьи по политологическим наукам читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка
демократия или авторитаризм? – тема научной статьи по политологическим наукам читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка
УДК 321.7
ДОРОЖКИН Юрий Николаевич — доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой политологии, социологии и философии Башкирской академии государственной службы и управления при Главе Республики Башкортостан (450008, Россия, Республика Башкортостан, г. Уфа, ул. Заки Валиди, 40; [email protected]; [email protected])
ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: ДЕМОКРАТИЯ ИЛИ АВТОРИТАРИЗМ?
Аннотация. Статья посвящена анализу специфики современной политической системы Российской Федерации. Автор делает вывод о незавершенности политической модернизации в России, гибридности российской политической системы, выделяет в ней признаки демократии и авторитаризма.
Указываются причины «мягкого» авторитаризма в России, приводятся прогнозные сценарии дальнейшей трансформации политического режима.
Ключевые слова: политическая система Российской Федерации, политический режим, политическая модернизация, демократия, «мягкий» авторитаризм
Специфика современной политической системы Российской Федерации состоит в том, что Россия, провозгласив в Конституции (1993 г.) демократические ценности, до сих пор не завершила переход от тоталитаризма к демократии. Россия, выстраивая более 20 лет демократические институты и процедуры, продолжает одновременно испытывать давление авторитарных тенденций, возникших в 90-е гг. XX в. и не утративших свою актуальность в настоящее время.
Сегодня в России есть и демократия, и авторитаризм.
Признаки демократии:
— демократические ценности Конституции РФ;
— наличие институтов демократического правового государства и гражданского общества;
— легитимность политического режима, его опора на широкую социальную поддержку;
— наличие процедуры выборов как главного политического института преемственности власти;
— участие в выборах системной оппозиции, элементы конкуренции в ходе избирательного процесса;
— наличие некоторых либеральных оппозиционных СМИ («Дождь», «Эхо Москвы», «Независимая газета»), независимых от власти и представляющих разные точки зрения;
— наличие большого числа партий, системной и несистемной оппозиции.
Признаки авторитаризма:
— несменяемость власти (тандем — демократия) при наличии выборов и оппозиции;
— персоналистский, лидерский политический режим;
— отсутствие реального равенства политических сил, конкуренции, сдержек и противовесов в системе государственной власти, контроля общества за исполнительной властью, ее подотчетности гражданам;
— «вертикализация» власти, ее концентрация в руках одного лица на всех уровнях;
— минимизация роли оппозиции, ее приниженное положение; власть не дает политической оппозиции стать реальной политической силой, стремится интегрировать ее либо подавить;
— наличие привилегированной партии, ее монополия на власть;
— ограниченный и контролируемый — юридически и фактически — плюрализм политического мышления и поведения.
Как видно, в современной России нет ни развитой демократии, ни классического авторитаризма. Политическая модернизация в России в сторону полной демократии не завершена, но она зашла достаточно далеко в создании демократических институтов, правда, действующих пока во многом номинально и обслуживающих больше интересы правящей политической элиты, чем граждан, о чем свидетельствуют масштабная коррупция, беспредел бюрократии, формализм в осуществлении демократических ценностей Конституции. Но эти институты в государстве есть, как и базовые институты гражданского общества. Есть и авторитаризм, поскольку политическая система недостаточно открыта, а реальная власть во всех ее ветвях осуществляется в соответствии с волей одного человека — президента РФ и выстроенной им вертикали власти. В России имеется единственный источник стабильности развития и определенной государственной политики — исполнительная власть, точнее, глава государства. Поэтому в настоящее время можно говорить о гибридной политической системе, которую иногда характеризуют как систему «электоральной» или «имитационной», «формальной» демократии.
Авторитаризм многолик, но его суть состоит в том, что он не признает свободы (Джованни Сартори). Специфика гибридного авторитаризма в России состоит в том, что он опирается на свою легитимность, искреннюю и широкую поддержку граждан, выстраивает свои отношения с обществом скорее не на принуждении, а на пропаганде и убеждении, мирясь с наличием оппозиции — как системной, так и несистемной.
В связи с этим возникает закономерный вопрос о причинах, по которым Россия, расставшись с тоталитаризмом, не прошла до конца путь к демократической политической системе, задержалась на «полустанке» гибридной политической системы, на позициях политической целесообразности, безальтернативных выборов, вертикализации власти, поиска национального лидера, формализации демократических институтов.
Причины существования гибридной политической системы в России:
— в Конституции России заложены как демократические ценности, так и политико-правовые основы суперпрезидентской республики;
— наличие политического лидера большинства нации в лице президента РФ, пользующегося широкой социальной поддержкой;
— политическая практика «замкнутости» всей власти на главу государства; ручное управление;
— неразвитость и слабость демократических институтов и процедур, их формальный характер;
— авторитарно-подданническая политико-культурная ментальность российских граждан;
— евразийская национальная история России; положение между Западом и Востоком, в т.
ч. и в политико-ценностном мировоззрении и культуре;
— «спящее» гражданское общество, слабое политическое участие граждан, их подконтрольность государству;
— приоритет в общественном сознании ценностей стабильности и порядка перед демократией, правами и свободами человека и гражданина;
— политический и финансовый контроль власти над основными СМИ, которые создают позитивный имидж власти;
Указанные выше признаки и причины гибридного политико-властного устройства говорят о демократической незрелости политической системы России; о том, что в России не осуществлена полная политическая модернизация; что Россия все еще находится в политической фазе институционально-процедурного перехода от тоталитаризма к демократии через авторитаризм.
Специфика демонтажа тоталитаризма в России состояла в том, что принципиальное развенчание сталинизма так и не произошло, но при этом появилась идеология особого пути России, включая идею особой российской демократии. Несмотря на то что в СССР корни тоталитаризма были глубокими, а исторические формы правления в России всегда отличались авторитарностью при наличии сильных традиций авторитарной политической культуры в политической элите и массовом общественном сознании, новая Конституция России и механизмы власти в ней явно создавались под суперпрезидентво Б.Н. Ельцина, просвещенный авторитаризм и современную просвещенную политическую элиту. В свою очередь слабые демократические институты не выдержали испытания на прочность в 90-е гг. XX в., утратив доверие широкой массы населения. Народ отдал предпочтение «мягкому» авторитаризму. В результате не получились ни полная политическая модернизация, ни просвещенный лидер нации, ни развитая демократия. Сегодня мы имеем доминирование крайне малого числа реальных политических субъектов при их неравенстве и неокрепшем правовом государстве: политические партии, которых много, но они практически не влияют на формирование политической элиты, власти и государственной политики; выборы, которые ничего не меняют в системе власти и политике государства.
За этим стоит вина правящей политической элиты, которая в силу функционирования политической системы с несовершенной конкуренцией не готова и неспособна к сменяемости власти, так же как и к отказу от давления на оппозицию с целью максимального продления времени своего пребывания во власти.
С другой стороны, «мягкий» авторитаризм — это уже драма незрелого гражданского общества: непонимание им роли демократических институтов, политической конкуренции правового государства, разделения властей, свободы слова и СМИ; вера во власть, которая все решит за народ и для народа, и т.д. Отсюда давление гражданского общества на власть в целях развития демократического процесса невозможно, следовательно, немыслимо само движение к демократии.
Власть сама себя не реформирует. Сегодняшняя ментальность россиян, их «без-молвствие» имеют свое объяснение, включающее комплексное действие целого ряда факторов.
Люди, пережившие потрясения последнего десятилетия XX в. в России, предпочитают сегодня стабильность и порядок, а не «российскую версию» демократии и свободы. Об этом свидетельствуют опросы последних лет. Большинство граждан России устраивает положение дел в стране, внутренняя и внешняя политика, которую проводит руководство государства. Политический рейтинг и авторитет президента РФ сохраняется на предельно высоких позициях. Он никак не соотносится с деятельностью правительства, Госдумы, партии «Единая Россия».
Относительный достаток большей части населения, подданническая культура, безальтернативность нынешнего выбора политической элиты порождают социальную и политическую апатию, при воздействии на общественное сознание выводят на первый план административный ресурс, пропаганду и политтехно-логии.
Эти последние в условиях умелого маневрирования политическими, экономическими, социальными и информационно-коммуникационными ресурсами при отсутствии сильной оппозиции позволяют власти сохранять в социуме востребованность данной политической системы, элиты, государственной политики.
Сегодня российская модель авторитаризма не испытывает серьезного кризиса. Она не исчерпала своей эффективности и доверия электората, не теряет свою привлекательность в общественном сознании. Сохраняются традиционалисти-ческие установки массового сознания, а современные геополитические факторы и санкции против России только укрепляют их позиции.
При этом становится все более очевидной не адекватность этой политической системы задачам модернизации страны по европейскому пути. А по восточно-азиатскому уже не получится — Россия необратимо европеизирована.
Азиатский вариант политической системы во главе с просвещенным национальным политическим лидером (Сингапур, Южная Корея, сегодняшний Казахстан) малоперспективен в России в силу качества российской элиты, с одной стороны, а с другой — срединного положения России между европейскими и азиатскими политическими ценностями и культурой, но с явным креном к Европе.
Каковы же перспективы развития политической системы России?
Можно предположить три прогнозных сценария, учитывая актуальную незавершенность — институциональную, процедурную, ментальную — российской политической системы.
Первый — сохранение статус-кво на неопределенное время. Политика будет решать проблемы развития России в рамках «мягкого» авторитаризма, сохраняя в сознании политической элиты и граждан амбиции и психологию великой державы.
Второй — затяжной транзит «мягкого» авторитаризма от либерализации к демократии при всей его противоречивости, временных «откатах» и сужении пространства демократических институтов, прав и свобод граждан.
Третий сценарий — относительно быстрое продвижение России к демократии.
Трудно сказать, какой путь станет приоритетным.
Однако можно отметить те обязательные объективные и субъективные факторы, которые необходимы для утверждения демократической политической системы.
Власть, как правило, делает то, чего требует общество. Если эти требования четко артикулированы и воля общества безальтернативна, то у власти нет другого выбора, кроме как выполнять эти общественные запросы. Если общество ничего не требует, тогда власть все делает по собственному усмотрению.
Основное звено, которое «потянет» за собой всю цепь формирования демократической политической системы в России, — это осознание гражданами своих прав и свобод, понимание того, что народ действительно является источником власти. Нарастание зрелости гражданского общества через политические практики приведет к реальному влиянию граждан на формирование власти, государственную политику, появлению демократически ориентированной политической элиты. В рамках этого закономерного процесса политические партии утратят свой имитационный облик, появится реальная конкуренция на электоральном поле, власть станет опираться на партии, а партии — «производить» власть.
Таким образом, возникнут предпосылки для реального разделения властей, формирования правового государства, возникновения независимых СМИ и т.д. В России
сложится открытая демократическая политическая система, не приемлющая как авторитаризм в любом виде, так и «цветные революции».
Темпы продвижения России по этому пути будут зависеть от политической ситуации и уровня развития общества, его политической культуры, ментально-сти, качества и ориентированности политической элиты. Но главный драйвер — это народ, который будет подталкивать власть к переменам, реализации демократического, а не авторитарного потенциала Конституции РФ.
DOROZHKIN Yuriy Nikolaevich, Cand.Sci.(Philos.), Professor, Head of the Chair of Political Science, Sociology, Philosophy, Bashkir Academy of Public Administration and Management under the Head of the Republic of Bashkortostan (40Zaki Validi St, Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia, 450008; dorword@mail.
ru [email protected])
RUSSIA’S PRESENT DAY POLITICAL SYSTEM: DEMOCRACY OR AUTHORITARIANISM?
Abstract. The article is devoted to the analysis of specificity of the present-day political system of the Russian Federation. The author marks that Russia having been developing democratic institutes and procedures for more than 20 years, yet simultaneously proceeds experiencing authoritarian tendencies pressure, which emerged in the 1990s. Consequently, there exist both democracy and authoritarianism in Russia today.
The article pointed out both democratic specific features, such as democratic values of the Constitution, possession of election procedures and institutes of a democratic law-governed state and civic society, a number of mass media liberal oppositions, and authoritarian ones, such as power unchangeability, power concentration in the hands of one person at all levels, the minimal role of opposition, society’s limited control over the executive power, etc.
The political modernization into developed democracy has not been completed in Russia yet, but it went rather far in establishing democratic institutes. That is why at present it is logical to say about the hybrid political system in Russia.
Keywords: political system of Russian Federation, political regime, political modernization, democracy, soft authoritarianism
Понятие режим в политике | PhD в России
Реклама от Google
Политический режим
Понятие политический режим, как полагает профессор политологии Университета Осло Ян-Эрик Лэйн, включает в себя ряд основных критериев: принципы осуществления властных отношений; механизмы формирования государственной власти; способы взаимоотношений представителей государственной власти и общества; влияние негосударственных организаций на политические процессы; роль идеологии в жизни общества; характер политического лидерства; соотношение прав и свобод граждан; правовое положение средств массовой информации и их политический статус; значимость политических партий и движений в политике; а также взаимодействие между законодательной и исполнительной властью.
В общем порядке политические режимы различаются по следующим критериям:
* по характеру государственно-правового режима, то есть по методам осуществления власти, например тоталитарные, авторитарные и демократические режимы;
* по способу организации высшей власти (по форме правления), например, монархия или республика.
Данный способ классификации политических режимов современности является наиболее полным и исчерпывающим. Более того, указанная выше типология позволяет избежать двусмысленности и неопределённости в описании «гибридных» форм политических режимов.
Реклама от Google
С начала 1990-х гг. в России осуществляются реформы, приоритетной целью которых является построение демократического и свободного общества. Современная Россия представляет собой не только новое геополитическое пространство, но и новую государственность и новый политический режим, который определяет степень демократичности российской политической жизни. Однако политический режим современной России представляет собой более сложное состояние, чем его конституционная модель.
И если при изучении политического режима современной России использовать дихотомические (греч. dichotomia – делении на две части, не связанные между собой) понятия, что заставляет относить политические режимы либо к авторитарным, либо к демократическим, то на основе тщательного анализа Конституции Российской Федерации, Россию следует считать авторитарным. Несмотря на наличие демократических институтов, переход к демократическому политическому режиму, все атрибуты которого провозглашены в Конституции, может занять длительное время.
Политический режим Российской Федерации
На современном этапе социально-политического развития Россия переживает период глубоких политических и социально-экономических преобразований. Социально-политическая трансформация России является уникальной по масштабам, формам проявления и специфике разрешения. Поэтому трансформационный путь российской политической системы особенно нелёгок. Однако, так как прошло более двух декад с момента начала реформ в СССР, а затем в России, то, по мнению руководителя аналитического Центра стратегических социально-политических исследований РАН В.
К. Левашова, представляется возможным проанализировать «социальные результаты принятых политических решений, проверить корректность стратегического замысла» (Левашов, 2001).
С начала 1990-х гг. в России осуществляется процесс социально-экономических реформ, приоритетной целью которых является построение в России демократического и свободного общества. Политический режим современной России представляет собой более сложное состояние, чем его конституционная модель. В последнее десятилетие ХХ и в начале XXI века в России произошли существенные изменения в политической жизни общества. Поэтому весьма важно попытаться осмыслить особенности влияния переходного периода на политический режим России.
Во многих работах, рассматривающих современный политический режим России, можно встретить туманные публицистические определения, например, такие оксюмороны (греч. oxymoron – «острая глупость»; нарочитое сочетание противоречивых понятий), как «гибрид авторитаризма и демократии» (директор Института глобализации и социальных движений Б.
Ю. Кагарлицкий) (Кагарлицкий, 2000), «либеральный авторитарный режим с демократическими тенденциями» (заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС, один из реформаторов эпохи перестройки А.Н. Яковлев, 1923-2005 гг.) (Яковлев, 2005, С. 8), «управляемая демократия» (профессор Московского государственного университета природообустройства И.Ю. Залысин) (Залысин, 2004) или «манипулятивная демократия» (заместитель главного редактора журнала The New Times А. Колесников) (Колесников, 2007). Как представляется, отсутствие терминологической ясности препятствует восприятию сущности современной политической системы в России, правильному пониманию её специфики и перспектив развития. Таким образом, одной из наиболее актуальных теоретических проблем российской теории государства и права является проблема определения сущности современного политического режима Российской Федерации.
Конституция Российской Федерации, принятая на всенародном референдуме 12 декабря 1993 г., отражает кардинальные изменения в ценностных ориентациях, которые произошли в обществе и государстве в постсоветский период.
Российский политический режим, согласно Конституции 1993 г., нельзя отнести ни к одной классической форме правления, будь то парламентская, смешанная или даже президентская (которая в её американской интерпретации включает жёсткое разделение властей, отсутствующее в российской модели), поскольку политическая система устроена таким образом, что институт Президента Российской Федерации трансцендентен (от лат. transcendentis – выходящий за пределы; находящийся за пределами определённой системы) по отношению к юридическим нормам и практике разделения властей, а также выступает посредником между ними и является гарантом Конституции.
Про российский политический режим можно было бы сказать «авторитарная демократия», если бы это определение не являлось оксюмороном. Однако перспектива перехода от президентской формы к парламентской форме правления является утопией, учитывая российский национально-этнический федерализм. Следует также отметить движение в российское политической практике к смешанной форме правления путём постепенного расширения ответственности правительства перед парламентом и ограничения указного права Президента.
Часто утверждается, что политическая власть Президента РФ является сверхсильной. Однако более убедительным было бы проанализировать полномочия президентской власти. Институт президентской власти в современной России, как и конституционные нормы, обеспечивают единство экономического пространства, указывают основные направления социального развития, определяют юридическую силу и характер действия Конституции, устанавливают назначение и гарантии местного самоуправления; закрепляют идеологическое и политическое многообразие, а также основы политико-правового статуса общественных объединений.
Следует отметить, что институт президентской власти эффективно осуществляет правонаделительную и охранительную функции, в частности, человеку и гражданину обеспечено приобретение материальных и духовных благ, пользование гражданскими свободами, равно как и несение ответственности перед обществом и государством непосредственно на основе конституционных норм и в соответствии с условиями их реализации, предусмотренными в самой Конституции, что прямо следует из статей с 18-й по 55-ю Конституции.
Более того, все Президенты России соответствовали ряду требований: гражданство РФ, постоянное проживание в стране не менее 10 лет и были старше 35 лет (ст.3.2. ФЗ «О выборах Президента Российской Федерации»). Кроме того, бывший Президент, а ныне Председатель Правительства РФ В.В. Путин доказал свою приверженность конституционному принципу, согласно которому, «одно и то же лицо не может быть Президентом России более двух сроков подряд» (статья 81 пункт 3 Конституции РФ).
В России сохраняется «фасад демократии». Однако на проблему диссонанса между конституцией и реальностью обращает внимание и профессор политической социологии Парижского университета Морис Дюверже, который подчеркивает, что «режим может радикально меняться в рамках одного и тоже правового каркаса» (Duverger, 1980, P.166). Согласно Дюверже, изучая политические режимы, необходимо, прежде всего, исследовать не конституцию (в соответствии с формально-юридическим подходом), а практику её функционирования.
Авторитаризм в России
Авторитаризм имеет глубокие социокультурные корни в российском обществе. Так, по данным опроса ВЦИОМ, проведённого в марте 2003 г. в связи с 50-летием со дня смерти И.В. Сталина, 53% россиян указали, что он «сыграл, безусловно, положительную или скорее положительную роль в жизни нашей страны» (Залысин, 2004), что свидетельствует о снижении значимости демократических ценностей в массовом сознании. Однако, по мнению ведущего научного сотрудника ИМЭМО РАН В.И. Пантина, связь между ценностными ориентациями граждан, в том числе их представлениями о демократии, с одной стороны, и стабильностью демократии, а также демократических политических и правовых институтов, с другой, не является простой причинной связью (Пантин, 2001, С. 102). Поэтому одновременно можно предположить, что позитивные отзывы о Сталине в общественном мнении россиян означают тот факт, что стремление к демократическим ценностям совмещается с одобрением концепции «сильного государства», что может свидетельствовать о естественном желании стабильности и порядка после периода смутных перемен и неурядиц.
Главной причиной падения гражданской активности россиян в политической сфере является их неверие в эффективность их политических действий и инициатив. Следует предположить, что снижение политической и электоральной активности россиян, наряду с неверием в эффективность деятельности демократических политических институтов, чревато ростом дальнейших авторитарных тенденций в российском обществе. Снижение гражданской активности в политической сфере не является специфически российской проблемой. Тем не менее, в политической жизни России налицо тенденция к постепенной замене «демократии участвующего характера», свойственной для начала 1990-х гг., «безучастной» абсентеистской (от англ. аbsent – отсутствие) демократией. В современной России снижение гражданской активности в политической сфере и, прежде всего, неучастие в выборах стало в последние годы серьёзной проблемой. Например, во время последних губернаторских выборов в Санкт-Петербурге (21 сентября и 5 октября 2003 года), в голосовании не приняли участие более 70% избирателей, внесённых в списки.
Однако, любые меры с использованием методов принуждения и принудительной явки, или технического характера, как, например, устранение минимального порога явки избирателей на выборах (Федеральный Закон «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» в редакции от 5 декабря 2006 г. № 225-ФЗ), являются отчаянной попыткой властей сохранить «фасад демократии».
Данная негативная тенденция вызывает вполне обоснованные вопросы о степени легитимности сформированных институтов политической власти и позволяет заявлять о том, что они не в полной мере отражают волю народа. Более того, отчуждение граждан от государственной власти препятствует их эффективному участию в процессах политического управления. Так, по мнению директора Клуба главных редакторов региональных газет России «Четвертая власть» В.В Гущина, популярность бывшего Президента РФ В.В. Путина и нарастающие антидемократические настроения неизбежно приведут к становлению авторитарного политического режима: «авторитет одной личности на фоне абсолютной дискредитации демократических органов власти и управления не может вести никуда, иначе как к ″имперскому авторитаризму″» (Гущин, 2002).
Однако с данной точкой зрения об «имперском авторитаризме» В.В. Путина и его последователя, Президента РФ Д.А. Медведева, невозможно согласиться после изучении социодинамики общественного мнения относительно доверия россиян к деятельности бывшего Президента В.В. Путина. И, как отмечал российский социолог, директор аналитической службы ВЦИОМ-А, (Левада-Центр), Ю.А. Левада (1930-2006 гг.), переход от «ельцинского» президентства к «путинскому» представлял собой «довольно сложный и противоречивый социально-политический процесс, затрагивающий различные сферы, слои и механизмы общественной жизни». Сложность такого перехода может считаться некой отечественной традицией: «персонализация верховной власти при неразвитости формальных правовых институтов в России» (Левада, 2000, С. 51).
И, если опросы общественного мнения, проведённые ВЦИОМ и ФОМ в мае и декабре 2000 г. наглядно показали двукратный рост доверия к курсу реформ, что было связано с ожиданиями улучшения политической ситуации в стране (Левашов, 2000), то своеобразным подведением итогов влияния семилетнего пребывания на посту Президента РФ В.
В. Путина на правовые институты стал опрос ВЦИОМ от 9–10 сентября 2006 года 1600 человек, на основании результатов которого следует прийти к заключению, что ситуация в сфере порядка и законности, личной безопасности, развития демократии, прав и свобод, а также борьбы с коррупцией респондентам виделась стабильной, без значительных улучшений. Так, относительное большинство полагало, что изменений в этих сферах не произошло – 37% , остальные респонденты положительные изменения – 33% фиксировали чаще отрицательных – 23%. Самый заметный рост положительных оценок отмечен в области личной безопасности (с 16% до 27%), сфере порядка и законности (с 23% до 33%). Работа государственной власти и управления за время президентства В.В. Путина в целом улучшилась, полагали 43% опрошенных (из них 16% отмечают значительные успехи). Считали, что работа осталась такой, как раньше, 35% опрошенных, а на негативные изменения указывали 6% респондентов (Владимир …, 2006).
Изучив основные тенденции социодинамики общественного мнения россиян относительно политического режима современной России, следует прийти к выводу, что недоверие к демократическим политическим институтам сопровождается политической апатией россиян.
Политически пассивное большинство россиян является социальной опорой авторитарных политиков, что подтвердили результаты выборов в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации 2003 и 2007 гг. Симптоматично, что в Думу V созыва (2007-2011 гг.) прошли две российские партии, которые являются апологетами авторитарных методов правления (КПРФ – 57 депутатов или 12,67% от состава ГД и ЛДПР – 40 депутатов или 8,89% от состава ГД) (Фракции…, 2008). С другой стороны, партии с либерально-демократической идеологией – Яблоко и СПС набрали, соответственно, 1,59% и 0,96% голосов избирателей и потерпели сокрушительное поражение – результаты выборов показали, что их поддерживает незначительная часть общества.
Отсутствие финансово независимых и экономически самостоятельных центральных и, особенно, региональных СМИ, партийной системы, основанной на политической конкуренции, а также дееспособных институтов гражданского общества, способно привести к бюрократизации политической системы и нежеланию правящей элиты что-либо менять в сложившемся статусе-кво.
Однако при обострении экономических проблем и росте недовольства населения социальными издержками реформ возможно применение испытанных силовых методов регулирования экономики: экспроприация капиталов холдингов, поиск внутренних и внешних врагов, а также культивирование национализма. Факторами, благоприятствующими такому развитию событий, являются авторитарно-уравнительные настроения в российском обществе и социальные издержки, связанные с осуществлением рыночных реформ.
В данном контексте следует рассмотреть гипотетическую возможность возврата российской государственности от провозглашаемого демократического политического режима к авторитарному, что приведёт к сочетанию авторитарных институтов с демократическими (Сташ, 2006, С. 123). В результате «вместо системы политической демократии […] налицо реальная возможность регенерации бюрократической государственности или получения её посттоталитарной модификации – корпоративного государства» (Сташ, 2006, С. 122). Действительно, «…супербюрократизированная вертикаль исполнительной власти, абсолютно неподконтрольная ни парламенту, ни населению […] по духу, по ментальности устраивает бывших партийных функционеров, но это путь в застой, в тупик.
Ставка на неё крупных политических игроков автоматически возрождает монополию власти, что приведёт к появлению культа вождя» – полагает председатель совета директоров Независимого института выборов А.В. Иванченко (Иванченко, 2002). Опасность становления авторитарного политического режима заключается и в том, что вместо установления «стабильности, порядка и законности», авторитарный политический режим в российских условиях «способен расколоть общество, будет тяготеть к теневой политике, к однопартийности, к монополизации власти» (Сташ, 2006, С. 122). Таким образом, авторитарная система управления и автократический политический режим никак объективно не приблизят, а лишь отдалят россиян от подлинного понимания демократии и осуществления либерально-демократического политического режима в Российской Федерации.
ЛИТЕРАТУРА
1. Владимир Путин: семь лет у власти. (2006) Москва: Пресс-выпуск ВЦИОМ. № 544. 2 октября. Режим просмотра: http://wciom.ru/
2. Гущин В.
(2002) Вперед к имперскому авторитаризму?: Парадокс размышления о неизбежной гибели диалектики и демократии // Литературная газета. №36 (5891). 4-10 сент.
3. Залысин И.Ю. (2004) Эволюция политического режима в современной России // Проблемы научного обеспечения развития эколого-экономического потенциала России. Сб. науч. трудов Всероссийской научно-технической конференции, г. Москва, 15-19 марта 2004 г. Режим просмотра: http://www.msuee.ru/science/ht/10/2004/04_4/4.4.doc
4. Иванченко А.В. (2002) Народовластие против олигархии // Независимая газета. 10 декабря.
5. Кагарлицкий Б. (2000) Управлять страной или оппозицией? // Новая Газета. №24(д). 22 июня.
Колесников А. (2007) Политэкономия: Инстинкт демократии // Ведомости. №161(1935). 29 августа.
6. Левада Ю.А. (2000) Общественное мнение на переломе эпох: ожидания, опасения, рамки (к социологии политического перехода) // От мнений к пониманию. Социологические очерки 1993-2000. М.: Московская школа политических исследований.
576 с.
7. Левашов В. (2001) Реформы в России: десять лет спустя // Наука. Политика. Предпринимательство. № 1-2 (7-8). Режим просмотра: http://www.ispr.ru/BIBLIO/JURNAL/Science/jurnal107.html
8. Пантин В.И., Лапкин В.И. (2001) Общественное мнение и изменение политических институтов в России и на Западе // Политические институты на рубеже тысячелетий. Дубна: ООО «Феникс+». C. 100-135.
9. Сташ З.К. (2006) Демократические и авторитарные начала современного политического режима России // Вестник Адыгейского государственного университета. №3. С. 122-123.
10. Яковлев А.Н. (2005) Реформация в России // Общественные науки и современность. №2. С.5-15.
11. Duverger M. (1980) A New Political System Model: Semi-Presidential Government // European Journal of Political Research. Vol. 8. P. 165–187.
Источник: Проблемное поле дефиниций политического режима РФ [Статья из сборника] // Актуальные проблемы современной политической науки (сборник научных трудов).
Вып.9 / Под ред. д.соц.н., проф. И.Е. Тимерманиса. СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2009. С. 119-123.
© Hulio
Вместе с этим читают:
• Политическая жизнь современной России
• Политическая власть в России
• Политология в России
просмотров: 3688
Приложение — Коммерсантъ Петербургский диалог (118002)
Остался ли у России шанс на путь к демократии и западным ценностям? Почему Европа так неумно повела себя в момент, когда наша страна готова была их разделить? Об этом диалог почетного председателя Совета по внешней и оборонной политике профессора Сергея Караганова и главного редактора «Д» Виктора Лошака.
По сути, этот диалог с деканом факультета мировой политики и мировой экономики Высшей школы экономики Сергеем Карагановым мы начали еще в конце прошлого года, когда на конференции «Потсдамских встреч» в Берлине он заявил, что Европа в 1990-х упустила уникальный шанс на объединение с Россией.
Это был момент готовности и желания большей части российской элиты и населения «вернуться в Европу», стать частью Запада. Запад же повел себя так, что довольно скоро и власть, и люди разочаровались. Теперь же тот порыв выглядит просто смешно.
Я мог бы добавить, что хронологически это настроение включает, конечно, и начало 2000-х, когда наш молодой президент задал западным партнерам риторический вопрос о том, почему бы и России не стать частью НАТО. Хорошо помню, как Путин рассказывал на встрече с главными редакторами, как, дождавшись момента, когда они остались за обеденным столом вдвоем, только-только уступивший ему пост Борис Ельцин спросил: «Вы это серьезно?»
— Итак, Сергей Александрович, что вы имели в виду, когда говорили о ситуации 1990-х?
— Тут, видимо, два больших пласта. Элита хотела вернуться в Европу, а для населения Европа была привлекательна чистотой, хорошими магазинами, нормальным питанием. Всем хотелось выйти из конфронтации. Казалось, до всего этого можно было дотянуться рукой.
Те, кто рванул на Запад в 1990-х, неожиданно столкнулись с ограничениями. В России не знали Европы, в которую хотели вернуться, не понимали вектора ее развития. Ни у нас, ни у европейцев не было понимания того, что Россия — другая страна. Да, с европейской культурой, но в целом социально и политически наследница империи Чингисхана. Но и тогда, замечу, была возможность расширить и закрепить демократические элементы жизни. Только демократию нужно было вводить не сверху, а снизу, начав с муниципалитетов. Собственно, об этом же писал Солженицын, но на него ополчились интеллигенты: хотели всего и сразу.
Второе. Когда мы рванули к Европе, мы, конечно же, хотели стать частью ее политической и военной системы. Недальновидность и жадность — я не могу и не хочу искать другую формулировку причин того, что западные коллеги это стремление отвергли. Это была трагическая ошибка для всех, особенно для Европы. Там не увидели надвигающегося будущего — уже наступало коренное изменение соотношения сил в мире.
Была почти неизбежной дальнейшая потеря Западом военного превосходства — фундамента с XVI века его гегемонии в политической, экономической и культурной сферах. У Европы была фантастическая возможность укрепить свою безопасность и мировые позиции. Если бы Россия стала, как она стремилась, суверенной, но частью Запада, он бы сохранил военное превосходство, на качество укрепилась бы европейская безопасность. Теперь Россия в военно-политическом отношении — важнейшая часть не-Запада. И этим добивает его военное превосходство.
— Хотел бы вас поправить: заявление Путина о возможности России стать членом НАТО — это начало 2000-х. Так что хронологические рамки расширяются…
— На мой взгляд, путинское предложение — это уже был просто жест отчаяния или попытка осложнить расширение блока. Попытка сыграть в противоход настроениям и тогдашнего российского общества, и Запада.
— А сами-то вы почему так поздно все поняли? Как-то удивительно все совпало с прозрением и самой нашей власти.
— Это не так. Совет по внешней и оборонной политике (СВОП) сражался против расширения НАТО, как мог. Мы с 1995-1997 годов публично предупреждали, что все это кончится Украиной и войной. А я еще лет 15 назад был европоцентристом, пока не разобрался, куда идет мир — к Азии. И, соответственно, куда идти нашей стране.
Когда в середине 1990-х годов я осознал, что Запад отверг фантастически выгодное ему желание России стать его частью, я просто испугался. Подумал, что это не просто отказ, а что нас решили добивать. Оказалось, что это была просто глупость, забвение истории. В 1999 году наступила точка перелома — бомбардировка Югославии. Эти бомбы убили авторитет политического западничества в России, оставили западников в критическом меньшинстве. Русский медведь начал переходить на другую сторону мира.
— А если на минуту представить, что Запад нам не отказал. Россия — член ЕС и НАТО…
— У Европы остались бы свои внутренние проблемы, но выглядели бы они по-другому.
У Европы появился бы мощнейший союзник. Думаю, что не было бы таких проблем на Ближнем Востоке, с мигрантами. Не знаю, появилось ли бы в России сразу больше демократии. Нам нужно было выживать и развиваться. А демократия, вопреки расхожему мнению, не является источником развития. Когда Европа быстро развивалась, она развивалась на основе унаследованного от феодализма закона. Закон — да, это условие развития. Мы, к сожалению, этого не поняли, проскочили какой-то важный этап. Особенно болезненно не работают законы, защищающие собственность. Мы имеем морально нелегитимную крупную собственность, которую государство будто «дало подержать» предпринимателям. Защищена мелочь: квартиры, автомобили, дачи. Наверное, ситуация была бы лучше, если бы мы стали частью европейского правового пространства.
— Подождите, значит, в России, вы считаете, демократия и невозможна, и бесполезна?
— Весь мир идет к большей демократии. И мы нелинейно идем к демократии, конечно, незападного типа. Весьма вероятно, что лет через 20 у нас ее будет больше, чем в некоторых западных странах. Хотя на еще более дальнюю перспективу не уверен, что мы станем «большой Голландией», о которой мечтал Петр I. Да и я тоже в юности. Но даже сейчас, во времена консервативного отката, Путин очень чутко прислушивается к мнению населения. Для него это важно. Мы сейчас переживаем время реакции, но откройте «ящик Пандоры» — и вы увидите, что народ наш — антизападник. Авторитаризм России не навязан сверху. Он результат нашей истории, сформировавшей наш генетический код. Без централизации власти нельзя было освоить и обеспечить безопасность такой гигантской страны с географически не защищенными границами. Когда эта власть ослабевала — в начале XVII века — были смута, развал и интервенция поляков. То же самое — развал, гражданская война, интервенция — последовало после демократической революции февраля 1917 года. А потом пришли большевики и ужас ГУЛАГа. До сих пор считаю, что страна чудом не погибла после революции 1991 года и последовавшего развала.
— Когда СВОП, которым вы руководили, а я был активным членом, праздновал свое десятилетие в 2002-м, группа соавторов писала в его программном документе: «Интересам государства отвечала бы экономика западноевропейского типа, эффективная демократия, тесное союзничество и сотрудничество с Западом». Эту идею, на ваш взгляд, можно считать исчерпанной?
— Думаю, что пока да. Мы уже получили на Западе все, что можно и нужно. С ХVII века по начало ХХI века, за долгий «петровский период», мы взяли технологии, военную организацию, создали великолепную высокую культуру — сплав своей собственной и европейской. И то, что Россия стала великой державой, тоже следствие похода на Запад. Но уже к началу нынешнего тысячелетия мы почти что вычерпали все, что можно и нужно было взять у Европы, учитывая общий уровень нашего развития, особенности национального характера, главное в котором стремление к сохранению независимости и суверенитета. Еще, как я говорил, можно заимствовать элементы самоуправления, муниципальной демократии, экологическое законодательство. Все остальное у нас либо есть, либо недоступно, поскольку освоить это мы не можем. Россия генетически авторитарная держава. Если спокойно признаем реальность, то сможем использовать ее как свое конкурентное преимущество. Все подталкивает нас сейчас к дальнейшему движению к Востоку. В том числе тот факт, что Европа в стагнации и серьезном кризисе, что снижает ее дееспособность, да и привлекательность.
— Я не согласен с вами в главном. Мне кажется, и западные ценности, и ценность жизни и судьбы конкретного человека, и нежелание слепо подчиняться власти — все это вполне может разделяться большинством из живущих в России. Вот студенты вашего популярного факультета, а их тут почти 3 тыс.,— они ведь с удовольствием ездят на Запад, стажируются там, а некоторые и работают после окончания ВШЭ.
— Они разные. Они ездят, и мы это поощряем. Но в большинстве своем по сравнению с нами или нашими детьми, скажем, 1980-1990-х годов они националистичнее, но одновременно космополитичнее. Они космополиты в культуре, в деловых отношениях.
— А вы в сегодняшних реалиях не боитесь самого этого термина «космополит»?
— Действительно, иногда, когда я пишу или говорю об этом, раздается некий визг. Так люди освоили историю и сталинский поход против врагов-космополитов, на самом деле в основном евреев. Но космополитизм — это всего лишь открытость миру. Скажите, разве наши великие национальные и националистические писатели, скажем, Достоевский или Толстой, не были открыты миру и космополитичны? А Пушкин?..
— В прогнозе СВОПа, о котором я уже говорил, мы предвидели, что Германия долгие годы в связи с объединением будет зациклена на себе. Как вам этот прогноз видится из сегодняшнего дня?
— Он, к сожалению, сбылся. Но благодаря гению Гельмута Коля Германия погрузила себя в Европейский союз. И, естественно, стала его лидером. И теперь, когда он вошел в многомерный кризис, ФРГ ищет и для себя, и для ЕС новые пути. Она рано или поздно снова двинется на Восток. Но уже не только и не столько к России, а к тому, что мы называем Большой Евразией. Но это очень сложный процесс. Прежде всего потому, что в социальном и нравственном смысле Германия значительно дальше большинства европейских стран зашла в терпимости, открытости, антиклерикализме, пацифизме. Ей трудно возвращаться в реальный мир. В 2014 году Ангела Меркель сказала, что Владимир Путин живет в ином мире. А на мой взгляд, именно Путин живет в мире настоящего. Мире национализма, открытой и жесткой, в том числе военно-политической, конкуренции… В мире идет мощное перераспределение влияния. Германия мечется. Знаете, почему немцам еще тяжело приспосабливаться к миру? Они отказались от фашизма, прошли тяжелый путь самоограничений и самосовершенствования, создали в конце концов одно их самых эффективных и гуманных государств. Они решили, что победили, что могут учить других, что ветер навсегда в их парусах. А ветер очень часто меняет направление.
— Боюсь, вы бы разделили мысль о том, что прозападный романтизм — это чисто русская болезнь. С ударением на слове «болезнь».
— Такие, как вы или я раньше, не хотят или не хотели верить в менталитет большинства живущих в России. Поймите, условный Путин стал авторитарным лидером, потому что Россия этого потребовала. Такая история. Неавторитарных лидеров Россия сносила с трона. Повторюсь: постоянные интервенции и собственный захват земель выковали определенный менталитет. В нем яростное стремление к самостоятельности и суверенитету. Такие, как мы с вами, всегда недооценивали глубинные настроения.
Когда говоришь: «Россия — наследница империи Чингисхана» — это вызывает жуткое раздражение у интеллигенции. Но что делать, мы такие. К тому же в мире жесткой конкуренции у авторитарных государств, способных лучше концентрировать ресурсы и проводить последовательную долгосрочную политику, преимущество над современными демократиями. Но и авторитаризм, понятно, не панацея. Он часто ведет к стагнации, а то и к провалу. России нужно еще лет 15 мирного развития. В результате мы станем более гуманными и более демократическими. А наши европейские соседи — неизбежно более авторитарными. Иначе им не выжить в наступившем мире. И мы снова встретимся. Но ждать полтора десятилетия нельзя. Отказ от объединения в 1990-е годы привел к ослаблению и России, и Европы. Ошибку, пусть и трагическую, можно и нужно исправлять широким сотрудничеством.
От авторитаризма к демократии? Будущее политических режимов
В современном западном дискурсе давно стало привычным противопоставлять авторитаризм и демократию, а политический транзит рассматривать как линейное движение от одного к другому. Проблема в том, что собственно авторитарные режимы — рационально организованные светские автократии — становятся редкостью. Их заменяют кризисные государства и фундаменталистские режимы. «Скамейка запасных» для демократического транзита стремительно сокращается. Нарастают дилеммы «старых демократий», не говоря уже о перспективах развития режимов в таких крупных странах, как КНР или Россия.
Для современного западного человека понятие демократии стало неотъемлемым атрибутом идентичности. Сегодня вряд ли можно найти какое-то другое понятие, которое было бы более пригодно для разграничения современной западной политической формы от не западных политических систем. Демократия — важный маркер, отделяющий Запад от «остальных» (West and the rest). В свою очередь демократический транзит превратился в важную составляющую перехода в сообщество западных государств. Демократизация — неотъемлемый атрибут модернизации, тесно связанный с успехом перехода к рыночной экономике.
В политической науке эти постулаты стали предметом постоянной дискуссии. А на уровне практической политики их «золотой век» пришелся на период третьей волны демократизации. С третьей волной в основном связывается переход от авторитаризма к демократии посткоммунистических стран Центральной и Восточной Европы, который был начат в период перестройки в СССР и стал необратимым после распада Советского Союза. Однако впоследствии третья волна застопорилась на постсоветском пространстве. Отдельным направлением демократического транзита стали попытки демократизации на Большом Ближнем Востоке. Но здесь они сопровождались тяжелыми кризисами государственности. В самом западном мире политические режимы если и не трансформируются в институциональном плане, то встают перед серьезными вызовами, на которые придется искать ответы.
В отличие от начала 1990-х годов демократию сегодня вряд ли можно рассматривать как конечную цель, заветный пункт Б на пути к свободе и прогрессу. Нелинейность политики заставляет смотреть на политический режим прагматично и подходить к демократии все больше как к средству достижения конкретных результатов, а не как цели и самодовлеющей ценности. Будущее демократии неопределенно, равно как и будущее государства как такового.
На фоне этой неопределенности возникают два крайних соблазна. Первый — соблазн апологии авторитаризма, предпочтения порядка свободе ради достижения заветной стабильности. Второй — биться за демократию до победного конца, уничтожая оппонентов ради идеи. Очевидно, что оба варианта ведут в тупик. Демократия жива и востребована до тех пор, пока она остается гибкой, адаптивной и открытой системой. Нарушение этого баланса ведет к ее деградации и вырождению — вполне реальная перспектива как на Западе, так и за его пределами.
Однако прежде чем рассуждать о будущем демократии, необходимо определиться с самим понятием. Прежде всего демократия — это набор институтов и правил игры. В теории эти институты делают политику внутри государства конкурентной и подотчетной обществу через механизмы выборов, разделения властей, свободных СМИ и институтов гражданского общества. Современная демократия непосредственно связана с идеей национального государства. В таком государстве источником суверенитета является народ, а институты демократии, насколько это возможно, реализуют это право народа. В момент своего появления в конце XVIII и в XIX веке понятиям национального государства и демократии противопоставлялись понятия абсолютной монархии, деспотии, теократии и любых форм правления, которые исключали народ как участника политики. Собственно, понятие народа или нации как политически равных перед законом граждан также предполагалось концепцией национального государства.
В ценностном плане национальное государство и демократия стали порождением эпохи Просвещения, а впоследствии превратились в политическую форму общества модерна. Базируясь на ценностях свободы и прогресса, такое общество было по своей сути массовым — массовое производство и потребление, массовая культура и, конечно, массовая политика. При этом просвещенческое мышление линейно. Оно предполагает возможность и необходимость достижения идеального состояния институтов, которые были бы максимально рациональными и в рамках которых рациональный индивид достигал бы максимальной свободы и эмансипации от традиционных и религиозных предрассудков.
Однако опыт ХХ века наглядно показал, что массовая политика и рационализация институтов власти далеко не тождественны демократии. От имени народа и под лозунгами освобождения создавались чрезвычайно эффективные, рационально устроенные и массовые институты подавления, которые в гораздо большей степени закрепощали индивида в сравнении с любой формой деспотии, существовавшей ранее. Понятия авторитаризма и тоталитаризма означают именно современные формы автократии — массовые, рационально организованные машины, роль индивида в которых аналогична детали хорошо отлаженного часового механизма. При этом вряд ли найдется авторитарный или тоталитарный режим, который отрицал бы ценности свободы и прогресса, в котором отсутствовали бы формальные институты представительства и который не заявлял бы о своей «народной» природе.
Парадоксальным образом, причиной крушения многих из этих режимов, и в первую очередь, Советского Союза, оказались ограничения рациональности, пределы рационального планирования и устройства сложных и нелинейных экономических и социальных систем. В конце ХХ века западные демократии оказались эффективнее вовсе не потому, что были устроены более рационально, чем Советский Союз. Как раз наоборот. Вольно или невольно они избегали сверхцентрализованной рациональности, распределяя ее независимым от государства институтам. Более хаотичные и распределенные системы оказались эффективнее. Рациональный надзор за индивидом в них был столь же развит, сколь и в авторитарных обществах, но и он был вынесен за пределы монополии государства. Победа в конкуренции с Советским Союзом сыграла с западной демократией злую шутку. В самих западных странах демократия стала рассматриваться как незыблемый образец. Эту веру укрепляли восточноевропейские страны, которые не без успеха провели политический и экономический транзит, смогли интегрироваться в западные политические структуры. В конечном итоге переход от авторитаризма к демократии стал представляться магистральным направлением мирового политического развития.
Реалии ХХI века оказались иными. Неожиданная проблема проявилась в том, что большое число авторитарных и даже тоталитарных государств на поверку таковыми не оказались. Понятие авторитаризма превратилось в расхожий штамп, с которым на Западе ассоциируется некое абсолютное зло. Под эту категорию попадает большое число совершенно разных режимов и систем. Проблема для Запада оказалась в том, что собственно авторитарных — основанных на рациональности, светских прогрессивных режимов — осталось не так много. А вот деспотических режимов, которые базируются на иных формах легитимности — религиозной, этнической или трайболистской, становится все больше. И эту разницу не измерить стандартными методиками типа Polity IV или индексов Freedom House. В последние два десятилетия Запад увлеченно добивал цветными революциями или открытыми интервенциями автократии современного типа, невольно умножая число фундаменталистских автократий разных мастей. Эти автократии могут быть удобными союзниками на определенном этапе. Но в ценностном плане они гораздо дальше от западных принципов демократии, нежели любой из уничтоженных авторитарных режимов. Запад, таким образом, лишил себя «скамейки запасных» — тех стран, которые могли бы провести более или менее успешный демократический транзит. Откат от демократии в не западном, и особенно в исламском мире, превращается в долгосрочный тренд.
Сложные дилеммы возникают и в самих западных странах. С одной стороны, демократия в них «держит удар». И в Северной Америке, и в Европе нарастает социальный протест самого разного свойства. Институты демократии пока вполне успешно абсорбируют его, справляясь со своей ролью предохранительного клапана. Брексит, феномен Трампа, рост популярности крайне левых и крайне правых — все это находится в рамках существующих формальных институтов. Вместе с тем возникает и ряд сложностей, которые будут оказывать давление на демократические режимы.
Во-первых, приток мигрантов и беженцев, рост угрозы терроризма ставит вопрос о мерах безопасности, а значит и об усилении контроля и надзора государства. Одно из следствий — потеря индивидом своей автономии, утрата частной жизни, которая была бы защищена от вмешательства государства. Такое вмешательство оправдано соображениями безопасности, но такие соображения со временем могут становиться все более расплывчатыми. Защита гражданина от произвола государства вновь может оказаться на повестке дня.
Во-вторых, трансформации суверенитета на фоне развития крупных наднациональных структур. Это касается, прежде всего, Европейского союза. Исчезновение границ и торговых барьеров открыло широкие возможности для бизнеса. Но это привело и к дисбалансам внутри Союза. Национальные государства не могут воспрепятствовать утечке капитала, населения и деградации промышленности, которую может заменить производство в другой стране. Но ему приходится нести полную ответственность за последствия перед своими гражданами. То же касается и общеевропейской политики. Брюссель может реализовывать амбициозные проекты, но в случае неудачи политические издержки понесут правительства отдельных стран. Они оказываются в тисках между европейской бюрократией, транснациональными компаниями, международными финансовыми институтами и собственными гражданами, теряющими рабочие места и перспективы. Греческий кризис прекрасно показал эти противоречия. Европейским демократиям придется адаптироваться к растущей роли ЕС.
В-третьих, политические кризисы на европейской периферии. Попытка военного переворота в Турции и последующие жесткие меры правительства по наведению порядка поставили под вопрос, например, тезис о том, что НАТО представляет собой сообщество демократических государств. Украинский кризис вынуждает старые демократии поддерживать правительство, которое также не гнушается жестких и чрезвычайных мер. Все это дает повод критиковать их за двойные стандарты, размывая легитимность демократии как проекта для других стран.
В-четвертых, своеобразным пазлом является новое поколение избирателей с его отстраненностью от традиционных идеологий и партий, а также принципиально новой средой коммуникаций. Вряд ли у нового поколения будет востребована какая-либо форма автократии. Но и старые институты и идеологии могут оказаться для них невостребованными.
Немало вопросов возникает также в отношении будущего политического режима в крупных не западных странах. Как будет меняться политический режим в КНР, пойдет ли он по пути демократизации во имя дальнейшего экономического роста? Что будет происходить с демократией в Индии, которая до недавнего времени оставалась едва ли не образцом для не западных обществ? Сохранят ли стабильность политические режимы в Латинской Америке?
Большой вопрос — будущее политического режима в России. На Западе уже привычно списали российский режим в число автократий. Что ровным счетом не объясняет ни его природу, ни его возможную трансформацию. Историческая развилка, которую предстоит пройти России куда как сложнее выбора между демократией и автократией. Прежде всего, это решение для страны парадокса глобализации — выбора между суверенитетом и безопасностью, с одной стороны, и интеграцией в глобальный мир, с другой. Пока эти две задачи находятся в российском случае в явном противоречии. Мы укрепляем государственность и суверенитет в ущерб нашим перспективам в глобальном мире (в 1990-е мы увлеченно делали обратное).
Вопрос о демократии в российском случае тесно связан с этой дилеммой. Запрос на демократизацию в российском обществе есть. И он тесно связан с аналогичным запросом на открытость внешнему миру. Не менее силен и запрос на дистанцирование от него, особенно от Запада, запрос на «сильную руку», «порядок и стабильность». В конкуренции двух этих запросов точка явно не поставлена. Институционализировать этот спор, вывести его за рамки революций, социальных потрясений и репрессий — задача минимум для России. Не важно, как назовут зарубежные наблюдатели этот процесс — демократизацией, авторитарной модернизацией или каким-либо другим термином. Важно появление эффективных институтов конкуренции, передачи власти и обратной связи общества. Иные сценарии чреваты серьезными издержками.
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.
Точка зрения авторов, комментарии которых публикуются в рубрике
«Говорят эксперты МГИМО», может не совпадать с мнением редакции портала.
Что лучше для простого человека: авторитарный режим царя-президента, который обо всех заботится, или европейская демократия?
Как показывает мировой опыт, все развитые страны – демократические. При демократии имеет место конкуренция, как в экономике, так и в политике, и в выборе путей развития страны. Конкуренция – двигатель прогресса, поэтому демократия способствует экономическому росту и повышению уровня благосостояния. В таких условиях простому человеку живется лучше.
В основе демократической философии лежит представление о человеке, как о существе, склонном преследовать исключительно собственную выгоду и готовом ради нее пойти на всё. Доверять такому человеку нельзя, перевоспитать невозможно, его жизнь – это война против всех. Единственный выход – принять правила, которые блокировали бы явные антиобщественные проявления человеческой натуры и позволяли бы людям как-то управляться с общественными делами. Система таких правил предполагает универсальное недоверие. Именно она, а не вера в доброго царя, исторически доказала свою эффективность.
Впрочем, бывают ситуации, когда требуется сконцентрировать ресурсы на прорывных направлениях, резко повысить производительность и отдачу труда, иначе стране из кризиса не выбраться (как сейчас происходит в Греции). В условиях демократии это сделать трудно, поскольку большинство населения не поддерживает политику «затягивания поясов», да и далеко не вся правящая элита готова направлять средства на реконструкцию предприятий. Правительства, проводящие политику экономии и структурные реформы, нередко терпят поражение на выборах, пока люди собственным карманом не прочувствуют, что расточительная политика ведет в тупик. На это уходит немало времени.
Авторитарный путь более быстрый, чем демократический: население можно не спрашивать и не уговаривать, протесты подавить, партии запретить, журналистам рот закрыть. Однако для того чтобы проводить непопулярную экономическую политику, авторитарный режим должен быть жестким, какими и были чилийский, южнокорейский и тайваньский режимы «экономического чуда».
Но беда в том, что устранив политическую конкуренцию, авторитарные реформаторы блокируют и политический контроль над своим действиями. Рано или поздно они начинают заботиться об обогащении себя самих, своих друзей и приближенных, стратегические цели реформ «теряются», на первый план выходят корыстные интересы и желание удержать власть любой ценой. Наследием авторитарной модернизации всегда оказывается чудовищный уровень коррупции, а экономика после первого рывка впадает в стагнацию.
Современные авторитарные режимы, установленные формально по воле народа – пусть и в итоге сфальсифицированных выборов, при ограничении прав граждан на создание партий, – экономически неэффективны. У них нет ни преимуществ жестких диктатур, которые кое-где породили «экономическое чудо», ни достоинств демократии, которые позже позволили исправить последствия этих «чудес» и обеспечили беспрецедентный рост развивающихся рынков в 1990-х годах.
От традиционных жестких диктатур нынешние отличаются тем, что не отсекают от себя, а привлекают консервативные фракции элиты. Ведь база этих режимов настолько зыбкая, что важные игроки не должны оставаться на обочине. Можно ли в таких условиях сконцентрировать ресурсы для прорыва, скажем, обложить владельцев сырьевых предприятий дополнительными налогами в пользу хайтековских отраслей? Далеко не всегда. А еще нужна поддержка населения-электората. Значит, вести политику «затягивания поясов», сокращать зарплату бюджетникам и численность работающих они тоже не могут.
Авторитарные режимы очень живучи, потому что слишком много корыстных интересов завязано на них. При такой системе, без конкуренции, доступ на рынок, в политику, к материальным и финансовым ресурсам ограничен. Хочешь вести бизнес – давай откат, плати чиновничью административную ренту. Эта рента – производная от власти, а не от собственности. Она стала фундаментом российской политической системы, а основной способ ее получения – коррупция. Взятки и откаты не стыкуются с творчеством, эффективным бизнесом и высокими технологиями, рентная экономика неэффективна.
В такой политической системе каждая из многочисленных групп политической элиты охраняет от чужаков свой кусок пирога. Все они прекрасно понимают, что окно возможностей для этих чужаков открывают честные выборы, поэтому им категорически не нужна политическая конкуренция. Ее и не будет, если не изменить саму систему. И дело тут не в верховном лидере. Его делает окружение, не наоборот.
демократия или авторитаризм? — Россия в глобальной политике
Коронавирусный экономический кризис отличается от предыдущего: в нём нельзя обвинить коррумпированные и некомпетентные элиты. Это жестокая проверка реальности самой матерью-природой. Какие политические системы оказались эффективнее в новых условиях? Кто останется в выигрыше – центристы или популисты? Рассказывают Питер Ратленд и Сергей Гуриев.
Питер Ратленд, профессор исследований глобализма и демократической мысли Уэслианского университета (штат Коннектикут, США)
Пандемия Covid-19 – испытание для политических систем по всему миру. Это жестокая проверка реальности самой матерью-природой, невосприимчивой к лживой информации, интернет-троллям, политическим догмам и пренебрежениям экспертов.
Скорость и масштаб распространения болезни – яркое свидетельство того, что у глобализации есть обратная сторона. Сначала мы полагали, что её риски – в неизбежных экономических колебаниях и неконтролируемых миграционных потоках, но сейчас видим, что процессы глобализации также могут принести страдания и смерть, несмотря на достижения современной науки и наличие передовых систем всеобщего здравоохранения.
В то же время политическая реакция в каждой стране – доказательство жизнеспособности национализма. До сих пор национализм оставался больше функциональным, нежели идеологическим, теперь это может измениться по мере развития кризиса. Национальные государства ответили на кризис закрытием границ, запретом экспорта медицинских товаров и навязыванием жёсткой политики, урезающими личные права и конституционные нормы, – всё во имя общественной безопасности. Это относится даже к Европейскому союзу, чья неспособность превзойти суверенные национальные государства стала очевидной для всех. К счастью, ещё мало проявлений радикальной политизации вируса – лишь единичные случаи нападений на людей азиатской внешности зафиксированы в городах на Западе. Но склонность президента США Дональда Трампа называть болезнь «китайским вирусом» способна спровоцировать больше резких политических реакций.
Аналитики, специализирующиеся на государственной политике, проведут полевые исследования, выявляющие эффективность разных режимов. К настоящему моменту авторитарные системы в Восточной Азии выглядят намного лучше, чем западные демократии. Эффективные меры по тестированию и строгий карантин, видимо, помогли взять под контроль эпидемию в Китае, Южной Корее, Тайване, Сингапуре и Японии. Попытки китайских коммунистов скрыть ранние сообщения об эпидемии в Ухане указывают на важный структурный изъян режима, который снижает их героический успех в контроле над пандемией. Южная Корея и Тайвань – две демократии – не имели подобной проблемы, поэтому успех скорее объясняется восточноазиатской политической культурой, а не авторитарным управлением, несмотря на пекинскую пропаганду.
Другой важный факт, который следует иметь в виду, заключается в том, что эти страны уже имели опыт борьбы со вспышками вирусов – птичий грипп (2003), свиной грипп (2009) и ближневосточный респираторный синдром (2012). Поэтому, вполне возможно, их эффективная реакция не имеет ничего общего с типом политического режима: не исключено, что это просто результат уроков, вынесенных из более ранних кризисов.
Глобализация никуда не денется. Вирусы – эти и другие, куда более смертоносные, такие, как, например, вирус Зика и лихорадка Эбола, – будут продолжать вспыхивать. Лучший способ борьбы с ними – уловить и сдержать вспышку на ранней стадии, где бы она ни произошла. Таким образом, Covid-19 указывает на важность объединения на глобальном уровне для того, чтобы улучшить системы здравоохранения в бедных и развивающихся странах.
Внутри отдельных стран хотелось бы увидеть снижение уровня политических разногласий и развёртывания политики идентичности, а также формирование нового консенсуса относительно общественных благ. Соединённые Штаты происходящее должно подтолкнуть сторонников всеобщей системы здравоохранения, чтобы сдвинуть с места решение этой давно назревшей проблемы.
Тактика «копирования» методов против коронавируса скоро закончится
Иван Крастев
Представьте себе, что одни демократические государства ввели режим чрезвычайного положения, а другие нет, обнародовав при этом сопоставимые показатели числа инфицированных и умерших от вируса. Это может привести к краху доверия. Поэтому нетрудно понять, почему правительства в Европе бросились копировать политику, принятую странами, которые первыми пострадали от пандемии, даже несмотря на то, что не были уверены в правильности их подходов.
Подробнее
Сергей Гуриев, профессор экономики, Сьянс По (Париж)
Пандемия коронавируса и связанный с ней экономический кризис могут сильно повлиять на противостояние между центристами и популистами.
С политической точки зрения этот кризис отличается от предыдущего: в нём нельзя обвинить коррумпированные и некомпетентные элиты. Пандемия привела к резкому росту доверия к учёным, продемонстрировав, насколько опасно их не слушать, а ошибки, допущенные популистскими лидерами, показали их слабость в момент кризиса.
С другой стороны, центристские политики и технократы выучили уроки предыдущего кризиса и решили не экономить средства для помощи гражданам, пострадавшим от кризиса. Приняты беспрецедентные для мирного времени бюджетные меры поддержки. Так что вполне возможно, что этот кризис приведёт к существенному снижению влияния популистов.
Кризис может повлиять на популярность китайской модели развития в мире. С одной стороны, очевидно, что именно отсутствие свободы слова не позволило китайским властям распознать и остановить эпидемию в самом начале. С другой, китайские власти показали высокую эффективность в разворачивании карантинных мер. Кроме того, они постарались выделить существенные ресурсы для помощи другим странам, пострадавшим от вируса.
В условиях пандемия стало очевидно, что именно национальные государства располагают и легитимностью, и ресурсами, необходимыми для того, чтобы противостоять масштабным вызовам.
Когда пакеты помощи необходимы в размере 10–15% ВВП, международные организации могут помочь небольшим государствам, но если с кризисом сталкиваются большие игроки, они могут рассчитывать только на себя. Европейская комиссия распоряжается бюджетом, который составляет 1% ВВП стран – членов Евросоюза. Суммарная годовая официальная помощь в целях развития составляет менее 200 миллиардов долларов в год – на порядок меньше, чем пакет помощи американской экономике, принятый Конгрессом в 2020 году.
Что это означает для посткризисного времени? Возможно, международные и наднациональные организации постараются создать новые инструменты для более масштабного ответа на следующий кризис. Но нельзя исключать и того, что их роль сведётся к роли игроков второго плана – полезных в хорошие времена, но беспомощных в кризисные.
Пандемия не столько изменит ход истории, сколько ускорит её
Ричард Хаас
Мир, изменённый пандемией, вряд ли будет радикально отличаться от того, который ей предшествовал. COVID-19 не столько изменит основное направление мировой истории, сколько ускорит её. В результате этот кризис обещает стать не переломным моментом, а скорее промежуточной станцией, к которой мир движется в течение последних нескольких десятилетий.
Подробнее
“Беларусь перед выбором: демократия или авторитаризм?”
| “Беларусь перед выбором: демократия или авторитаризм?” |
События в Беларуси, произошедшие за последние месяцы, заставили многих в Украине призадуматься над тем, как мало мы знаем о нашем соседе. Постоянно говоря о России, мы часто забываем, что беларусы для нас в такой же, если не большей, степени братский славянский народ, как и русский. Однако узнаём мы о Беларуси почти исключительно из российских СМИ и зачастую судим об этой стране сквозь российскую призму.
Авторы этой работы поставили перед собой задачу описать существующий политический режим в Беларуси, а также общественно-политическую и социально-экономическую ситуацию в республике, её партии, общественные организации, движения, профсоюзы и т.п.
Для начала попытаемся выяснить, как получилось, что в Беларуси сейчас есть диссиденты, политические заключённые, цензура и другие атрибуты авторитарного режима.
Пять лет назад Беларусь была почти в том же положении (имеется в виду политический аспект), что и Украина, и Россия, и Казахстан, и другие бывшие республики СССР. Однако в Беларуси в переходный период после 1991 г. Но произошли довольно странные события. Коммунистические правители Беларуси после всевластия КПСС собирались плавно перейти к всевластному Верховному Совету, а от него — к всевластию Президента. Для этого и конституцию подготовили, которая давала почти неограниченные полномочия Президенту. Однако произошло то, чего ожидали меньше всего — власть досталась не тому, для кого она была предназначена.
Беларусь — действительно страна парадоксов. В 1991 г. Председателем Президиума Верховного Совета был избран не бывший «аппаратчик», как во всех остальных республиках, а профессор-физик, депутат демократического направления С. Шушкевич, а в 1994 г. Беларусь избрала своим Президентом бывшего председателя колхоза А.Лукашенко.
Однако то, что проблема Беларуси — общая для всех посттоталитарных стран, ни для кого не секрет. И в Украине, и, особенно, в России идея авторитаризма давно уже обсуждается общественностью, а иногда получает поддержку и со стороны властей (например, разгон Верховного Совета России в 1993 г.). Многие и в Украине говорят, что стране нужен свой Пиночет. Может и правда авторитаризм — наше спасение? Может быть, действительно стоит отбросить наши демократические иллюзии и передать государству (т.е. Президенту) всю полноту власти, и тогда общество выйдет из постоянного кризиса и обретёт богатую и счастливую жизнь?
Может, в этом смысле А. Лукашенко и прав, — только жёсткая диктатура сможет «переделать» общество, ломая и уничтожая социальные институты, разрывая социальные связи и создавая новые?
Однако опыт многих государств доказывает, что авторитаризм, разрешая одни проблемы, порождает другие, и, кроме того, относясь к обществу как к «машине», определённой системе, диктатор не обращает внимания на человеческие жертвы. Да, Пиночет почти поборол безработицу, подавил инфляцию, но как это объяснить родственникам, близким тех сотен и тысяч, которые были уничтожены во имя процветания Чили?
В государствах посттоталитаризма существует реальная угроза реставрации этого режима. Трансформация экономики и социально-правовых отношений требует стабильности в госедарственной системе. Возникает потребность сильной исполнительной власти, которая в состоянии нормализовать эту систему. Собственно, на этой основе и возникает авторитаризм. Он неслучайно является переходным периодом, поскольку подразумевает стабилизацию общества во время его трансформации. Такой характер этого режима подразумевает, что он может иметь разные направления, а потому и стабилизацию общества можно понимать по-разному. Авторитаризм может привести к восстановлению тоталитаризма или к возрождению демократии.
Однако при любых обстоятельствах это связано с жертвами среди мирного населения. Отсутствие демократических традиций и наличие рудиментов тоталитарного сознания создают почву для становления в странах посттоталитарного пространства долговременного авторитарного режима при молчаливом согласии мирового сообщества.
Для того, чтобы читатель смог понять, имеет ли место в Беларуси авторитаризм, близка ли она к этому, мы предлагаем характеристику понятия «авторитаризм», данную известным украинским политологом В.Якушиком в книге «Проблемы теории революционно-демократического государства». Авторитаризм в наиболее широком понимании — это метод управления, характеризующийся:
наличием обладающего властными полномочиями центра управления;
субординацией субъектов общественных отношений;
навязыванием чьей-либо воли другим лицам;
возможностью применения принудительных мер к субъектам, нарушающим общеобязательные социальные нормы.
При авторитарном государственном режиме метод авторитаризма является доминирующим, основные институты политической демократии ограничиваются или упраздняются.
Важнейшие признаки авторитарного политического режима состоят в том, что :
в деятельности государственных органов преобладают методы командования, прямого диктата;
из процесса принятия и реализации политических решений полностью или в основном исключается применение метода выработки компромисса, взаимного согласования различных позиций в ходе обсуждения;
в центре и на местах происходит концентрация и централизация реальной власти в руках одного или нескольких тесно взаимосвязанных органов, решения которых должны выполнятся беспрекословно, нередко эти органы обладают декреционными полномочиями, т.е. правом, исходя из собственного понимания политической целесообразности, действовать по своему усмотрению, в том числе и с нарушением норм закона;
исполнительно-распорядительные органы наделены широкими законодательными полномочиями;
сужена или сведена на нет сфера действия принципов выборности государственных органов, гласности их деятельности, подотчётности и подконтрольности их населению;
силы, держащие в своих руках государственную власть, применяют к своим политическим противникам суровые меры принуждения;
они ограничивают гражданские, политические и личные права и свободы, а также политические гарантии их защиты;
нередко законодательно закрепляются отступления от принципа юридического равенства граждан.»
Все эти пункты соответствуют режиму А. Лукашенко или не все — вопрос обстоятельного анализа, хотя уже сегодня по многим параметрам можно охарактеризовать беларусскую вертикаль власти как содержащую авторитарные элементы (цензура СМИ, необоснованное применение силы против участников массовых акций, грубые нарушения процедуры проведения референдума, и т.д.).
1 декабря 1996 г.
Ваши отклики
Назад на Главную страницу
Авторитаризм в российской политике: на кону государственная реформа? | от IndraStra | IndraStra Global
Абу Суфиан Шамрат
Атрибут изображения: betexion / Источник: Pixabay.com , Creative Commons 0Введение
Политическое развитие России после распада Советского Союза было неоднозначным. 1991. Оптимистический всплеск активности в начале 1990-х подтолкнул страну от советского правления к большему упору на индивидуальные права, но теперь широко считается, что страна находится под авторитарным правлением или, по крайней мере, решительно движется к централизации.В лучшем случае Россию можно рассматривать как «гибридный режим» или «конкурентный авторитаризм» , в котором сочетаются некоторые элементы электоральной демократии. Траектория России с 1991 года — это траектория, в которой за моментом демократизации следует возвращение к более централизованной власти и принятию решений замкнутым кругом экономических и политических элит (Dickovick and Eastwood, 2015: 533) . Однако центральным аргументом этого исследования является то, что нынешний российский порядок не является достаточно демократичным и либеральным из-за персонализации и централизации политической и экономической власти исполнительным органом.В результате российская политическая культура пытается построить демократическую ткань для граждан, основанную на равенстве, справедливости, верховенстве закона, свободе, разделении властей и эгалитарном распределении. Институциональная реформа или реорганизация исполнительного органа, особенно исполнительного директора, была бы отличной инициативой для визуализации, а также построения демократического и либерального порядка в России.
Российская политическая культура и авторитаризм: персонализм и централизация в российской политике
Историческое наследие российского авторитаризма: Петр Великий, первый современный правитель России, попытался насильственно модернизировать страну, проводя реформы i.е. «Табель о рангах» о его обществе в центре в конце семнадцатого века. После длительного периода российского авторитаризма изгнание царя из-за русской революции 1917 года создало недолговечное пространство для модели совместного принятия решений под руководством Ленина. Но после смерти Ленина высшие руководители вступили в борьбу за установление своего господства над партией большевиков, а также над государством. К 1929 году Сталин укрепил свою власть, очистив многочисленных предполагаемых оппонентов, часто используя «показательных процессов» и принудительные признания.От холодной войны до распада Советского Союза произошло несколько автократических событий, разрушивших демократическую ткань Российской Федерации. Чтобы оценить меняющееся лицо российского руководства, можно выделить четыре классификации правительства с момента Октябрьской революции 1917 года до наших дней. Уильям Циммерман, почетный профессор-исследователь Мичиганского университета и автор последней книги «Правящая Россия: авторитаризм от революции до Путина», объясняет эти категории чем-то вроде спектра между демократией и тоталитаризмом с разной степенью авторитаризма между ними. крайности.Его основным вкладом в эту концепцию является то, что он сосредоточил внимание на размере «электората» , группы, способной выбирать и устранять лидеров, как определяющей характеристике, которая различает различные формы авторитаризма. Например, Советский Союз никогда не уходил далеко от полного авторитаризма, потому что даже в годы горбачевской «гласности» руководство было эффективно выбрано небольшой группой, и структуры оставались на месте, чтобы гарантировать, что руководство не будет свергнуто.Он продолжает свой анализ вплоть до распада Советского Союза и в настоящее время, определяя, что большая часть режима Ельцина подпала под «конкурентный авторитаризм» , государство, более близкое к демократии, чем тоталитаризм. Однако к президентским выборам 2008 года правительство Путина вернулось к полному авторитаризму, поскольку благодаря контролю над СМИ, барьерам для конкуренции и мошенничеству право выбора находилось в руках очень немногих (Гербер) .
Путиновская модель российского авторитаризма: Путинская партия «Единая Россия» доминирует в российской политике, занимая большинство мест в Думе, российском парламенте.Фактически способный принять любой закон, Путин постепенно подрывал гражданские свободы и постепенно консолидировал власть в руках центрального правительства. Используя различные агрессивные приемы, такие как запугивание и клевета, чтобы заставить замолчать внутреннюю оппозицию и укрепить свой кабинет, Путин сумел остаться у власти более 18 лет. Его союзники даже переписали конституцию, чтобы позволить Путину баллотироваться на третий (теперь четвертый) продленный президентский срок (Марш, 2015) . При Путине Россия восстановила контроль над своими традиционными сферами влияния следующими способами: 1) укрепив свою собственную базу власти; 2) централизовать власть; 3) укреплять государство; 4) обуздать влияние бизнес-лидеров или «олигархов», которые могут противостоять ему и его союзникам; и 5) возобновить более агрессивную внешнюю политику (Диковик и Иствуд, 2015: 530) .Из-за авторитарной деятельности Путина, такой как разоблачение избирательных действий правительства по преследованию политических оппонентов, нынешнюю Россию часто называют «гибридом», или «конкурентным авторитаризмом» или «управляемой демократией».
Персонализация политических режимов и дисфункциональных институтов: В полупрезидентской системе президент и премьер-министр обладают значительными полномочиями. Но на самом деле премьер-министр играет решающую роль в процессе принятия Россией решений, инициирующих режим политической персонализации.В результате неформальное и закулисное осуществление власти было здесь основополагающим, и личный авторитет Путина кажется более важным, чем формальные полномочия.
Идеологические корни российского конкурентного авторитаризма: Корни «конкурентного авторитаризма» , названного Стивеном Левицким и Луканом Уэй, лежат в соревновании времен холодной войны между ленинским однопартийным государством и либеральной демократией свободного рынка. После победы Советского Союза и Соединенных Штатов во Второй мировой войне два ведущих примера этих моделей соревновались за господство.Однако после многих лет экономических искажений, политических репрессий и стагнации уровня жизни ленинское однопартийное государство начало проигрывать войну идей. Источником этой идеологической эрозии были самые разные — от изображений сверкающих американских кухонь до подпольных правозащитных движений. В конечном итоге гниение распространилось на Советский Союз, где крах Коммунистической партии привел к распаду Советского Союза на составляющие его республики.
После идеологического краха ленинского однопартийного государства либеральная демократия стала широко восприниматься как лучшая система для политической и экономической модернизации.
Увидев «начертанное на Берлинской стене», политические элиты осознали, что им нужно казаться «либеральными» , чтобы удержать власть. Но эти элиты отказались признать конкретные последствия либеральной, плюралистической политики, включая реальную возможность потери власти. В результате они разработали сложные системы «подделки» либерально-демократической политики, чтобы узаконить свое правление с появлением либеральной демократии, сохраняя при этом свою монополию на власть.Левицкий и Уэй описывают эту новую систему как систему, в которой «формальные демократические институты широко рассматриваются как основные средства достижения власти, но в которой мошенничество, нарушения гражданских свобод и злоупотребление государственными и медиа-ресурсами настолько искажают игровое поле, что режим нельзя назвать демократическим » (Партлетт, 2012).
Гибридная политическая культура: Давний конфликт России с либерализмом и модернизацией создал гибридную политическую систему для государственности.Персонализация политической и экономической власти также создала автократическую систему принятия решений. Кроме того, безудержная коррупция в политической и экономической элите сильно разрушила культуру экономической либерализации, верховенства закона и демократизации в России. Как будто в качестве компенсации высокой политической апатии во внутренней политике большинство россиян проявляют определенную лояльность властям во внешней политике. Этот феномен можно объяснить следующими причинами: в России никогда не развивались системы поддержки, которые позволили бы людям стать относительно независимыми от государства; власть считает революционным любой протест; вместо реальной уязвимости личности перед произволом властей пропаганда предлагает россиянам иллюзию самомнения, которая придает страсти геополитике; упор на консолидацию общества перед лицом военной угрозы (Кирилова, 2018).
Командная политическая экономия: Государство несло ответственность за основные решения, касающиеся инвестиций, производственных целей и социальной организации экономической жизни. Из-за стратегии «шоковой терапии» российской приватизации и политической и экономической коррупции, управление государством не смогло обеспечить достаточный стимул для предпринимательской активности и поощрять культуру зависимости. Вся эта политико-экономическая деятельность, управляемая государством, вызвала рост высокого уровня алкоголизма и наркомании, очень низкий уровень рождаемости, межэтническую напряженность и хрупкую судебную систему.Приватизация 1990-х годов, безусловно, повысила экономическую эффективность, но также привела к огромному неравенству, которое повредило общественному восприятию программы. В этом смысле вопрос о том, была ли приватизация в целом выгодной, остается весьма спорным. Экономическая и политическая власть в России по-прежнему тесно взаимосвязаны. Хотя во многих проблемах России виноваты олигархи, они напрямую не замедлили экономический рост страны. Напротив, компании, принадлежащие олигархам, несут ответственность за значительный рост объемов производства в последние годы.Ситуация в России сегодня демонстрирует, что в определенном смысле восприятие сильнее реальности. Хотя экономика в порядке (ВВП на душу населения увеличился с 22% от уровня США в 2000 году до 35% в 2012 году) и уровень жизни растет, Прямые иностранные инвестиции (ПИИ) остаются очень низкими. Фактически отток капитала сейчас составляет около 7% ВВП. Это ошеломляющая цифра, учитывая высокие цены на нефть, широкие инвестиционные возможности и почти умирающую экономику США и Европы, которые являются основными получателями уходящего капитала (Авен, 2013) .
Олигархический режим и централизация власти: Самым сильным и прочным образом нынешней централизованной системы России, вероятно, является дисфункциональная передача экономической власти и коррумпированная сеть «олигархов», а также нефтяной и газовой мафии, в которой находится государство. развивались только слабые институты и отсутствовал верховенство закона. Действия по оттеснению тех олигархов, которые имели решающее значение для правления Путина, были неотъемлемой частью более широкой централизации власти и контроля.Путин снизил роль парламента и усилил государственный контроль над СМИ.
Институционализация политической культуры и будущего российского порядка: углубление государственной реформы
Из приведенного выше анализа ясно, что нынешний российский политический порядок является не чем иным, как тенью исторического развития политического управления, давнего авторитаризма и доминирования одного лидера в обществе и обществе. корпоративная система. Кризис демократизации, политического участия, свободы совести и прессы, либерализма, верховенства закона, институционализации, справедливой системы передачи власти, сильной судебной системы — результат расширения исполнительного влияния в нынешней России.История предоставляет множество свидетельств того, что исполнительная власть российской государственности иногда пыталась отстаивать демократические нормы, но в большинстве случаев поддерживала авторитарный строй. Поскольку институциональная реформа для российского государственного управления неизбежна, реформа исполнительной власти изменит, а также изменит узкую политическую культуру России по следующим причинам:
- Культура либерализма в России не практикуется эффективно из-за укоренившейся централизации. Главный исполнительный директор всегда играл решающую роль в каждой сфере принятия решений.Таким образом, перераспределение власти после институциональной перестройки станет жизненно важным шагом на пути к демократической культуре для будущей России.
- Медовый месяц между политической и экономической элитой также укрепил исполнительный орган, где неформальные институты и личности играли ключевую роль в каждом прогрессе нации. Эти отношения обеспечивают невидимую поддержку главному исполнительному директору в расширении его авторитета. Таким образом, четкое разделение и распределение между этими элитными группами может стать важной вехой для будущей демократизации России.
- Отсутствие внутрипартийной демократии, свободы слова и печати, функционального парламента, свободных и справедливых выборов, сильной политической оппозиции и верховенства закона обеспечили Путину невиданную легитимность в осуществлении неограниченной власти над этими институтами и гражданами. Таким образом, ограничение неограниченной власти исполнительного органа расширит пространство для либеральной России в ближайшем будущем.
- Народное участие, народный контроль и народный суверенитет станут сдерживающим фактором для реформирования российской государственности, где главному исполнительному директору, возможно, придется вести себя демократически, чтобы укрепить свой политический режим, предоставляя расширяющееся пространство для российской политической культуры.
Заключение
Преобладание персонализма в российской политике является наглядной демонстрацией того, как политическое развитие и политические институты взаимодействуют, создавая культуру авторитаризма. Все институциональные механизмы укрепляют нелиберальные руки главы исполнительной власти. Точно так же законодательная власть была преобразована таким образом, чтобы облегчить централизованный контроль, а структура исполнительной власти способствует персонализму. Короче говоря, различные черты российской политики работают вместе, чтобы создать систему сверху вниз, в которой демократическая культура подрывается исполнительной властью.
Об авторе:
Abu Sufian Shamrat ( ORCID: 0000–0001–5563–4711 / Thomson Reuters ResearcherID: D-1072–2018 ). Он имеет степень магистра социальных наук (M.S.S.) по специальности «Политология» Университета Дакки, а также является независимым исследователем из Бангладеш. Он пишет о политических, социальных, глобальных, а также стратегических вопросах в ведущих национальных и международных ежедневных газетах и журналах i.е. South Asia Journal, Eurasia Review, Modern Diplomacy, South Asia Monitor, Hindustan Times Syndication, Foreign Policy News и так далее. С ним можно связаться по телефону [email protected]
Цитируйте эту статью:
Shamrat, A.S., «Авторитаризм в российской политике: на карту поставлена государственная реформа?» , IndraStra Global Vol. 04 (Выпуск № 5) (2018) https://www.indrastra.com/2018/05/Authoritarism-in-Russian-Politics-State-Reformation-at-Stake-004-05-2018-0020.html | ISSN 2381–3652 | DOI: 10.5281 / zenodo.1246385
ОТКАЗ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ: Мнения, выраженные в этой аналитической статье, принадлежат автору и не обязательно отражают официальную политику или позицию IndraStra Global.
Библиография
[1] Авен, Денис, 2013 г., «Переходный период в России: вызовы, результаты и навес», Yale Economic Review, 2 апреля, http://www.yaleeconomicreview.org/archives/380
[2] Диковик, Дж.Тайлер и Иствуд, Джонатан, 2015 г., Сравнительная политика: объединение теорий, методов и случаев, Лондон: Oxford University Press,
[3] Гербер, Ариэль, «Многие оттенки российского авторитаризма», Институт современной России, https: //imrussia.org/en/book-reviews/2169-many-shades-of-the-russian-authoritarism
[4] Кирилова, Ксения, 2018, «Особенности российской политической культуры и ожиданий», Глобальная геополитика, январь 26, http://globalgeopolitics.net/2018/01/26/features-of-russian-political-culture-and-expectations/
[5] Марш, Денали, 2015, «Новая авторитарная Россия Путина», The Global State, 6 февраля, http: // theglobalstate.com / main-current-events / putins-new-authoritarian-russia /
[6] Партлетт, Уильям, 2012 г., «Может ли Россия продолжать притворяться демократией?», Брукингс, 22 мая, https://www.brookings.edu / reviews / can-russia-keep-faking-Democracy /
[7] Циммерман, Уильям, 2014, Правящая Россия: авторитаризм от революции до Путина, Нью-Джерси: Princeton University Press
Россия: Страновой отчет за 2020 год
Николас Трикетт
В 2019 году Россия продолжала подавлять политическую оппозицию и растущие протестные движения, поскольку политическая система страны все глубже погружалась в застой и беспорядок.«Машина легитимации» режима — объединенная система формальных и неформальных политических институтов, которые создают и реализуют политику и управляют выборами — вступила в переходный период, наполненный неопределенностью и долгосрочными политическими проблемами. В связи с продолжающейся стагнацией реальной заработной платы и уровня жизни в этом году продолжалась протестная активность по всей стране, усилились попытки Москвы усилить контроль над инакомыслием и политическими выступлениями, а также адаптироваться к надвигающимся вызовам четвертого срока президента Владимира Путина в 2024 году. .Москва воспользовалась постепенной криминализацией протестной деятельности, применив силу в беспрецедентных масштабах для подрыва политической оппозиции.
Попытки разделить оппозицию после кампании по переизбранию Путина показали, что оппозиционные группы остаются политически слабыми, но массовая организация оппозиционных движений, политиков и протестов усилилась в течение года, особенно за пределами столицы России. Несмотря на то, что нарастающая волна недовольства и местной организованности еще не существенно ослабила хватку Кремля над политической властью на местном, региональном и национальном уровнях, готовность властей применять насилие на таком экстраординарном уровне — наряду с растущей готовностью протестующих терпеть это. сила — показала, насколько далеко пойдет режим, чтобы сохранить свою «вертикаль власти», которая отстает от текущих политических реалий.Неудачи прошлого года на региональных выборах побудили к постоянному пересмотру того, как контролировать результаты выборов, поскольку «Единая Россия» — оперативная политическая партия Кремля — становится все более непопулярной в обществе. Кремлю необходимо сохранить, по его собственному признанию, большинство в 226 депутатов в Думе после следующих выборов, чтобы сохранить статус-кво. Учитывая постепенное снижение общественной поддержки «Единой России», Кремль будет вынужден полагаться на другие инструменты для сохранения своего контроля, такие как снижение барьера для входа для более мелких партий, занимающихся одним вопросом, и конкурирующих оппозиционных партий, чтобы уменьшить количество голосов, а также сохранение первенства Единой России.
Эта тенденция ослабления относительной власти институтов и организаций с целью сохранения контроля Кремля является конечным результатом более широкого краха внутри режима, который усилился по мере начала экономической стагнации с 2014 года. Элиты, связанные с так называемой экономической Блок в Москве — в частности, сторонники либеральных экономических реформ, часто связанные с Министерством финансов, — выдвинули свои опасения по поводу правовой системы страны и поведения российских элит, связанных со службами безопасности.Но политическая система России по-прежнему носит в высшей степени персоналистский характер и сосредоточена на личных сетях, проходящих через администрацию президента и Путина. Заметные разногласия между элитными группами по поводу государственной политики появились вместе с выводами Левада-Центра, показывающими общее снижение воспринимаемого влияния большинства основных политических институтов России, за исключением вооруженных сил и ФСБ. Хотя снижение показателей для ведущих институтов в целом было ограниченным, восприятие роли президента значительно снизилось по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.По мере сохранения персонализма россияне воспринимают изменения в институциональной власти как имеющие место.
В 2018 году произошла заметная деградация формальных и неформальных институтов, традиционно используемых для поддержания политической власти на всех уровнях правительства, и это продолжалось и усиливалось в 2019 году. Год начался с общественного недовольства правительством, достигшим рекордных высот, что привело к смене власти предложений по политике, направленных на получение государственной поддержки через налоговые льготы и обещания социальных расходов.Несмотря на растущую непопулярность правительства, рейтинги Путина, упавшие с рекордных максимумов в 2018 году, оставались относительно стабильными в течение года. Также примечательно, что в 2019 году фигуры, определенные как политически рискованные, были удалены и заменены в результате радикальной серии управленческих изменений в российских службах безопасности, некоторых ведущих государственных предприятиях и различных политических учреждениях, поскольку озабоченность по поводу общественного мнения стала приоритетной. .
Растущее влияние Сергея Кириенко, заместителя президентской администрации, отражает растущую озабоченность по поводу контроля над политическими кадрами и растущую поддержку режима среди молодежи России.Вместо того, чтобы проводить реформы, которые ставят под угрозу хрупкое равновесие сил между элитными группами, все более технократические меры нацелены на защиту Кремля от публичной критики, поощрение конкуренции между центрами политической власти и продвижение новых молодых талантов на руководящие должности.
Несмотря на эти маневры, Кремлю не удалось сохранить уровень популярности Путина в обществе после Крыма, что ослабило хрупкий общественный договор, который поддерживал власть режима на протяжении последних двух десятилетий.Некоторые технократические успехи, такие как внедрение более прозрачных и всеобъемлющих систем сбора налогов для снижения деловой коррупции, мало что повлияли на результаты для общества. Верховный суд установил, что статистика преступной коррупции с января по август 2019 года показала, что уровень заболеваемости вырос на 4,7 процента по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. В начале ноября суды подтвердили решение о распространении конфискации собственности и финансовых доходов от коррупционной деятельности на всех, кто не может доказать происхождение своей собственности или финансовых доходов, что угрожает родственникам и друзьям лиц, подозреваемых в коррупционной деятельности.Такое внимание, похоже, связано не столько с искоренением коррупции, сколько с привлечением к ней политического внимания, включая фракционные споры по поводу способности судов определять результаты путем возбуждения дел.
Эти изменения символизируют суровую реальность: государство расширяет свою власть, чтобы подавлять и наказывать деятельность, которую центр (или фракции и институты внутри центра) считает неправильными, и, тем не менее, его способность контролировать результаты, по-видимому, ослаблена. Это, пожалуй, наиболее заметно произошло с ужесточением регулирующего контроля над политическими выступлениями и Интернетом, а также с расширением юридических мер, принимаемых против протестующих.В начале мая Путин подписал закон, призванный гарантировать непрерывную работу Интернета в случае, если он будет «отрезан» от международных соединений, эффективно стремясь создать «суверенный» российский Интернет, который позволил бы государству еще больший контроль над доступом общественности к информации. Тем не менее, чем сильнее контроль государства, тем больше возможностей для общественной реакции и новых возможностей для гражданского общества протестовать либо против провалов государственной политики, либо из-за превышения государственной власти.В ближайшие годы это фундаментальное противоречие, похоже, усилится.
По мере роста давления с целью управления окончанием четвертого срока Путина режим, вероятно, будет вынужден заручиться поддержкой за счет государственных расходов и новых репрессивных мер. Эта динамика будет стимулировать большее «политическое предпринимательство», направленное на то, чтобы угодить Кремлю и продвигать личные планы, а также на политизацию вопросов, которые в значительной степени рассматривались обществом как выходящие за рамки политики. Все эти события будут происходить в политическом контексте, определяемом уходом Путина с поста президента и его усилиями по консолидации и удержанию политической власти в сети официальных и неформальных политических институтов России.
Путин совершенствует свою авторитарную модель
Такие неблагоприятные условия сформировали национальный характер с особым пониманием себя и мира. Он включает в себя веру в слабость индивидов и в индивидуализм как угрозу выживанию группы — семьи, крестьянской общины или империи. Автократическая риторика Путина напрямую связана с такими убеждениями, особенно с теми, которые сформулированы отечественными философами-славянофилами XIX века, которые сформировали свою национальную идентичность в противовес Западу, следуя старой схеме нападок на опасный иностранный рационализм и индивидуализм.
Кажущаяся неизбежность еще многих лет правления Путина не может служить оправданием для того, чтобы поднимать руки над Россией. Его этнонационалистический патернализм теперь является авангардной моделью для попутчиков правого толка, таких как турецкий Реджеп Тайип Эрдоган, венгерский Виктор Орбан и Дональд Трамп. Угроза, которую он представляет для западной либеральной демократии, является непосредственной и постоянной. Но политика следующей администрации США в отношении России выиграет от понимания того, что на самом деле побудило россиян согласиться со своим президентом: сохранение его фасада в качестве единственного гаранта безопасности и стабильности может побудить их не обращать внимания на его репрессии и коррупцию во время голосования в следующем месяце.
В своем выступлении в парламенте на прошлой неделе Путин указал на нынешние кризисы, сотрясающие мир и его экономику: коронавирус и нестабильность на рынке нефти, а также угрозы со стороны предполагаемых врагов России. «Они ждут, что мы совершим ошибку или ошибемся, потеряем ориентацию или, что еще хуже, увязнем во внутреннем инакомыслии, которое иногда раздувается, подпитывается и даже финансируется из-за границы», — предупредил человек, которого разведка США говорит, что приказал российской кампании по дезинформации в 2016 году «подорвать общественное доверие к США.С. демократический процесс ».
Однако самая большая угроза для России — путинизм. Президенту не удалось диверсифицировать нефтеэкономику; Экспорт нефти и газа по-прежнему составляет треть валового внутреннего продукта. Отчаянно необходимые инвестиции в инфраструктуру были крайне недостаточными; многие образованные россияне покинули страну в условиях продолжающейся утечки мозгов; а международная агрессия Путина — подрыв западных демократий, вторжение в Украину и убийства критиков внутри страны и за рубежом — оставила у Москвы немного союзников, помимо тех других государств, которыми управляют кровожадные автократы.
Как путинская Россия принимает авторитаризм на JSTOR
AbstractСпособность оруэлловского общества подчинять волю людей и заставлять их менять свое мнение хорошо известна. Однако путинская Россия доказала, что не только суровое тоталитарное государство, такое как Советский Союз, но и несколько более мягкий авторитарный режим может достичь почти того же результата. Такой режим может угрожать уменьшением доходов, привилегий или социального статуса известных людей.Убив или заключив в тюрьму лишь нескольких активных людей (бизнесменов, журналистов и политиков), режим может показать своим потенциальным оппонентам, что каждый в стране уязвим. Оглядываясь на сталинские времена, нельзя не думать, что он мог бы достичь своих целей и оставаться у власти до самой смерти, не прибегая к таким ужасающим актам насилия. Идеологическая эволюция Егора Гайдара представляет собой убедительное свидетельство в поддержку этого тезиса.
Информация журналаКоммунистические и посткоммунистические исследования — это международный рецензируемый научный журнал, в котором публикуются сравнительные исследования текущих и исторических событий в коммунистическом и посткоммунистическом мире.Посткоммунистические государства и общества охватывают Центральную и Восточную Европу, бывший Советский Союз, Азию, Африку и Латинскую Америку, для которых термин «посткоммунистический» остается аналитически полезным в качестве временной или географической рамки. Журнал широко освещает внутреннюю политику и общество, внешнюю политику и международные отношения, идеологию и идентичности, политическую экономию, политическую и гуманитарную географию и право.
Информация об издателеОснованное в 1893 году Отделение изданий, журналов и цифровых публикаций Калифорнийского университета занимается распространением научных знаний, имеющих непреходящую ценность.Одна из крупнейших, наиболее выдающихся и новаторских университетских типографий сегодня, ее коллекция печатных и онлайн-журналов охватывает темы в области гуманитарных и социальных наук, с акцентом на социологию, музыковедение, историю, религию, культуру и региональные исследования, орнитологию и т. Д. право и литература. Помимо публикации собственных журналов, подразделение также предоставляет услуги традиционных и цифровых публикаций многим клиентским научным обществам и ассоциациям.
Права и использование Этот предмет является частью коллекции JSTOR.
Условия использования см. В наших Положениях и условиях
© 2007 Elsevier Ltd от имени Регентов Калифорнийского университета
Запросить разрешения
Владимир Путин и сельские корни авторитарного популизма в России
Фотовыставка под открытым небом в центре Москвы, 2017. | Наталья Мамонова. Все права защищены.Фотовыставка под открытым небом в центре Москвы, ноябрь 2017 г. (за 4 месяца до президентских выборов 2018 г.).На выставке представлены идеализированные сцены традиционной крестьянской жизни в (северных) русских деревнях. Фото Натальи Мамоновой, все права защищены.
Недавние президентские выборы вернули Владимира Путина к власти в четвертый раз. На выборах в сельской местности была самая большая явка и самый высокий процент голосов за Путина. Почему Путин находит самую сильную поддержку среди сельского населения?
Современную Россию часто называют образцом авторитарного популизма.Некоторые даже считают, что Путин был первым, кто нарушил современную либеральную демократию и создал авторитарный режим, пользующийся поддержкой народа, давая пустые популистские обещания и используя политическую близорукость простых людей.
Однако российский режим несколько отличается от того, что мы обычно понимаем под авторитарным популизмом. Правление Путина не отличается подлинной антиправительственной и антикоррупционной повесткой дня. Более того, в то время как популистские лидеры в других странах стремятся мобилизовать и политизировать своих сторонников, режим Путина основан на демобилизации и деполитизации населения России.
Однако деполитизация не обязательно противоречит популизму. Напротив, популистские движения часто заменяют «правило на народа» «правилом вместо народа», воплощенным в их лидере, и тем самым ограничивают широкое участие в политической жизни. Популизм также может быть довольно элитарным движением, особенно «популизмом у власти», когда правительственные лидеры используют популистскую риторику и методы, чтобы заручиться поддержкой населения и сохранить свои позиции — как это имеет место в России.
Сельская база ПутинаАвторитарный популизм Путина имеет сильную сельскую основу в России. По данным недавнего опроса общественного мнения, проведенного Левада-Центром, 70% жителей села России выражают откровенно положительное отношение к Путину (62,5% горожан придерживаются того же мнения). Сельские русские являются основными сторонниками ключевых черт авторитарного популизма: сильного лидерства, авторитарного правления, популистского единства лидера и простых людей, ностальгии по былой славе и конфронтации с «Другими» (в случае России — с «Другими»). за границу).Например, 45% сельчан считают, что России нужно сильное руководство, а 61% сожалеют о распаде Советского Союза (в городах эти цифры составляют 35% и 56% соответственно).
В недавнем рабочем документе ERPI « Понимание молчаливого большинства в авторитарном популизме: чему мы можем научиться из народной поддержки Путина в сельской России?» ‘, я выделил три основных допущения и недостатка в понимании общественной поддержки авторитарного популизма:
- Сторонники авторитарного популизма обычно изображаются как «иррациональные» «простые» люди, которые голосуют против своих личных интересов, поскольку они не изощренны. достаточно, чтобы противостоять пропаганде, с которой они сталкиваются;
- сторонников авторитарного популизма исследуют как однородную группу, не пытаясь выделить среди них разные мотивы и интересы;
- существующий анализ часто упускает из виду политическую экономию и структуры господства, которые привели к авторитарному популизму.
Изучая поддержку правительства Путина в сельской местности, я могу выявить, что сторонники Путина не столь однородны или наивны, как некоторые думают, и что аграрный режим собственности и властные отношения в сельской местности определяют политическое положение различных сельских групп.
Каковы же тогда крестьянские корни авторитарного популизма в России и перспективы освободительной политики?
Крестьянские корниПопулярность Путина среди простых россиян обычно объясняется умением режима манипулировать общественным мнением с помощью пропаганды, которая стала особенно интенсивной после украинского кризиса.
Сельские россияне, безусловно, более традиционны и менее подвержены альтернативным политическим идеям, но было бы неправильно связывать их поддержку Путина только с пропагандой. Пропаганда действительно играет важную роль, но если пропагандистские сообщения не соответствуют национальным архетипам, они становятся довольно неэффективными и, скорее всего, отвергаются.
Если мы внимательно присмотримся к внешнему виду Путина и его стилю управления, то обнаружим ряд традиционных патриархальных черт, которые апеллируют к архетипической основе российского общества, а именно к его крестьянским корням.
Например, президент строит свои отношения с простыми россиянами, используя принцип «наивного монархизма». Наивный монархизм был традиционным крестьянским мифом в царской России. Он изображал царя как беспристрастного и доброжелательного благодетеля простых людей, тогда как все неудачи приписывались чиновникам, которые сознательно искажали и дезинформировали царя. Этот крестьянский миф сегодня используется государством для поддержания существующего порядка и создания иллюзии народнического единства между президентом и простыми людьми.
Кроме того, в сельской местности очень популярен публичный образ Путина как настоящего « мужика» (настоящего мужчины — человека из народа). Интересно отметить, что слово « мужик, » буквально означает крестьянин в царской России. Хотя крестьянское значение слова « мужик » в наши дни встречается реже, исследования показали, что реальный образ Путина « мужик » особенно популярен среди более консервативных мелких производителей продуктов питания, которые также очень высоко ценят традиционалистское (патриархальное) понимание власти. и господство.
И, наконец, не следует забывать, что народничество как политическое движение возникло в царской России в ответ на невзгоды крестьянства. В то время народники стремились мобилизовать крестьян против элит и создать социалистическое общество, основанное на принципах крестьянской общины.
Конечно, современные сельские русские — не традиционные крестьяне; однако у них есть некоторые общие черты с крестьянским обществом, а именно консерватизм, традиционализм, подчиненное положение, а также антиэлитные и антикапиталистические настроения.Это может объяснить, почему авторитарный популизм находит сильную поддержку среди сельских жителей, которые более консервативны и традиционны, чем горожане.
Перспективы освободительной сельской политикиСлабость российской либеральной оппозиции в том, что она неспособна объединиться с простыми людьми. Прогрессивные идеи либеральной демократии, свободы слова и гражданских прав не находят отклика в заботах простых россиян, живущих в маленьких городах и деревнях.Режим Путина, напротив, апеллирует к консервативным традиционалистским ценностям, которые разделяет большинство российского общества.
Чтобы противостоять авторитарному популизму и сделать возможной эмансипативную сельскую политику в России, как и в других странах, мы должны понимать причины, лежащие в основе народной поддержки авторитарного руководства.
Нам нужно прислушиваться к голосам простых людей, если мы хотим понять, почему они отказываются от некоторых демократических свобод и следуют за авторитарным лидером, который стремится представлять «волю народа» и добиться возврата к «национальной слава’.
Только понимая сторонников авторитарного популизма, мы можем способствовать освободительным преобразованиям в более демократические и справедливые формы общества.
Правящая Россия | Издательство Принстонского университета
Когда распался Советский Союз, многие надеялись, что многовековая история автократического правления в России может, наконец, закончиться. Тем не менее, сегодняшняя Россия, похоже, отступает от демократии, а не продвигается к ней. Правящая Россия — единственная книга такого рода, в которой прослеживается история современной российской политики от большевистской революции до президентства Владимира Путина.В нем исследуется сложная эволюция коммунистического и постсоветского лидерства в свете последних исследований в области политологии, объясняя, почему демократизация России практически потерпела неудачу.
Уильям Циммерман утверждает, что в 1930-х годах СССР был тоталитарным, но постепенно превратился в нормальную авторитарную систему, в то время как постсоветская Российская Федерация превратилась из конкурентной авторитарной системы в нормальную авторитарную систему в первом десятилетии двадцать первого века. Он прослеживает, как селекторат — те, кто имеет право выбирать лиц, принимающих решения — менялся в разных режимах после окончания царского правления.Селектурат была ограничена в период после революции и еще больше сузилась во время диктатуры Иосифа Сталина, а после его смерти несколько расширилась. Циммерман также оценивает политические перспективы России на будущих выборах. Он предсказывает, что, хотя возврат к тоталитаризму в ближайшее десятилетие маловероятен, демократия тоже маловероятна.
Богат историческими подробностями, Правящая Россия — первая книга, охватывающая весь период смены режима от большевиков до Путина, и важная книга для всех, кто хочет понять, почему Россия все еще борется за осуществление прочных демократических реформ.
«Западные демократии часто считают российскую политическую структуру чем-то« ненормальным ». Циммерман отодвигает эту западную линзу и систематически смотрит на политическую историю России от Владимира Ленина до Владимира Путина. Он углубляется в то, как консолидированная политическая структура укреплялась с каждым проходящим поколением правителей ». — Библиотечный журнал
«Новая книга Уильяма Циммермана идеально подходит для того, чтобы создать фон для этой дискуссии, предоставляя первый крупный обзор политики российского руководства с 1917 года по настоящее время.. . . Ruling Russia написано живым стилем с примесью юмора ». — Лара Кук, Times Higher Education
«Уильям Циммерман … написал важную книгу, богатую историческими подробностями». — Выживание
«Это книга для тех, кто мало знает о советской и российской политике, но желает получить сбалансированное и глубокое понимание процесса изменений, которые в один прекрасный день могут привести к тому, что Россия станет« нормальной »системой.« — Ричард Саква, Русское обозрение
«Книга Циммермана — важный вклад, обращенный к компаративистам, российским ученым и широкой публике». —Inga A.-L. Сайкконен, Демократизация
«Книга Циммермана — долгожданное дополнение к литературе по сравнительному авторитаризму и уникальный вклад в изучение современной российской политики, в частности». —Кэтрин Стоунер, Политология Ежеквартально
«Это важный и впечатляющий научный труд.. . . Было бы сложно найти другую работу, охватывающую столько же, чуть более 300 страниц ». — Пол Кубичек, Советское и постсоветское обозрение
«Важный обзор … Книга является ценным вкладом в литературу по политической истории России. Она четко и последовательно сфокусирована, тщательно исследована и написана в живом, удобочитаемом стиле. Она будет принята учеными и студентами. одинаково. » —Томас Ф. Ремингтон, Историк
«Циммерман дает специалистам по сравнительной политике важные сведения об авторитарных, тоталитарных и демократических режимах.Он раскрывает важность неопределенных политических результатов, размера избирательного округа и ограничений, налагаемых институтами при проведении различий не только между демократией и диктатурой, но и между различными типами авторитарных режимов. Он делает обманчиво простую мысль о том, что режимы не только поднимаются и падают, но и развиваются », — Валери Джейн Банс, Корнельский университет
« Ruling Russia — это мастерский обзор советской и постсоветской политической истории.Циммерман анализирует последовательные фазы расширения и сужения круга тех, кто влияет на выбор лидеров и политику от Ленина до Путина. Написанная в ясном и убедительном стиле, книга представляет собой первый крупный обзор преемственности и изменений в политике российского руководства с 1917 года по настоящее время », — Томас Ф. Ремингтон, Университет Эмори,
«Циммерман вносит уникальный и новаторский вклад в наши размышления об эволюции советской и российской политики с 1917 года.С блеском и долгожданными вспышками юмора он ведет читателей через историю как советской, так и постсоветской политики вплоть до наших дней. Ruling Russia — важная книга »- Джордж Бреслауэр, автор книги Горбачев и Ельцин как лидеры
«Это отличная книга. Ruling Russia представляет собой единый отчет о почти столетней истории российской политики от одного из лучших и самых известных политологов, специализирующихся на этой теме, собирая воедино то, что для многих ученых было бы больше, чем просто пожизненная работа как по СССР, так и по постсоветской России.»- Генри Э. Хейл, автор книги Почему не партии в России ?: Демократия, федерализм и государство
Владимир Гельман взвешивает вызовы российскому авторитаризму
Авторитаризм президента России Владимира Путина имеет отличительные черты, которые как помогают, так и мешают его стране, по словам российского политолога Владимира Гельмана.
На лекции во вторник Гельман обсудил долгосрочные тенденции экономической модернизации России, а также недавний арест диссидента Алексея Навального.Гельман — профессор политологии Европейского университета в Санкт-Петербурге, Россия, и заслуженный профессор Финляндского института Алексантери Хельсинкского университета.
Обсуждение происходит в ответ на изменения конституции в марте прошлого года, которые позволили Владимиру Путину продлить свой президентский срок до 2036 года, а также на недавний арест Алексея Навального. Навальный хорошо известен как своим противодействием Кремлю, так и недавним отравлением, в котором он обвинил Кремль, выздоравливая в Германии.
Гельман описал сегодняшнюю Россию как персоналистский авторитаризм — наиболее распространенную форму авторитарного правления — в противоположность монархии или однопартийному правлению.
В России была авторитарная монархия при династии Романовых с 1613 по 1917 год, затем авторитарное однопартийное правление при Советском Союзе до 1991 года. Гельман определил начало 1990-х годов как период демократизации в России, прежде чем снова появились авторитарные тенденции. возникла в начале 2000-х.
«Путин является фактическим лидером с 2000 года», — сказал Гельман.В этот период Путин был президентом и премьер-министром России, чередуясь с Дмитрием Медведевым, близким союзником.
По словам Гельмана, к основным текущим проблемам России относятся стагнация заработной платы и постоянно возникающий вопрос о том, кто сменит Путина на посту президента.
«Персоналистические автократии имеют низкую вероятность династической преемственности», — сказал Гельман. «В большинстве случаев сын диктатора не становится следующим диктатором. Одно из недавних исключений — Азербайджан, но это не норма.”
Реальный доход в России в 2020 году сопоставим с показателем 2010 года, но российский валютный резерв значительно увеличился в результате пандемии COVID-19.
«Современные авторитарные государства, похоже, жертвуют высоким ростом ради политического выживания», — сказал Гельман. Он указал на исследование 2018 года, согласно которому даже затяжная рецессия не оказывает большого влияния на выживаемость режима.
Гельман также сказал, что относительно хороший ВВП России, высокий уровень образования и низкий уровень этнорелигиозных конфликтов — все это способствует сохранению стабильности. По его словам, эти же факторы действительно помогли бы России функционировать как демократия.
«Любой будущий переходный период не будет таким драматичным, как распад Советского Союза», — сказал Гельман о возможности перехода власти в России после Путина. «С тех пор проблемы государственного строительства решаются».
Получите лучшее из ‘the Prince’ прямо на ваш почтовый ящик.Подпишитесь сейчас »Тем не менее, Гельман сказал, что преемник Путина не будет пользоваться всеобщей популярностью. По его словам, опыт старших поколений, переживших бурные 1990-е, дает им веские основания предпочесть стабильность Путина радикальным переменам. Но он добавил, что молодые россияне не полностью согласны: «Для молодого поколения нормативный идеал« Хороший Советский Союз »плохо подходит», — пояснил Гельман.
Гельман пессимистично оценивал возможное улучшение отношений между Западом и Россией.Он сказал, что антизападная позиция идет на пользу российским законодателям, а внешняя политика России не меняется быстро. Любая перезагрузка в отношениях может произойти только после Путина или если Запад откажется от своей нынешней позиции. Таким образом, нынешние «отношения квази-холодной войны», вероятно, сохранятся.
Наконец, Гельман рассказал о влиянии Навального как политика и активиста.
«Он едва пережил отравление», — сказал Гельман. «Нет никаких гарантий, что он доживет до конца этого года.Однако Навальный практически с нуля создал сеть своих сторонников. Он пользуется всеобщим признанием ».
Гельман считал, что серьезные политические изменения сразу после ареста Навального маловероятны. Он указал на правило 3,5%: если 3,5% населения страны протестуют, то с режимом покончено.
«В России это будет означать, что на улицы выйдут 4 миллиона человек, что составляет примерно треть населения Москвы», — сказал Гельман. «Насколько нам известно, этого не произошло, маловероятно.Но общеизвестно, что политология плохо справляется с прогнозами ».
Лекция под названием «Вызовы российскому авторитаризму: навсегда ли Путин?» Спонсировалась Программой русских, восточноевропейских и евразийских исследований, Департаментом истории, Департаментом славянских языков и литератур и Департаментом музыки. . Мероприятие прошло практически 9 февраля 2021 года.
.