Угольная дилемма россии: Владивостокская дилемма: газ или уголь? — Энергетика и промышленность России — № 21 (161) ноябрь 2010 года — WWW.EPRUSSIA.RU
Зеленый авторитаризм — Ведомости
Считается, что одной из отличительных черт современной развитой и прогрессивной страны является озабоченность экологической тематикой. Иными словами, приличная страна должна быть зеленой или стремиться к этому. России также предлагают быть зеленой: отсюда призывы активно встраиваться в парадигму Парижских соглашений, разработать свою национальную доктрину экологической политики, а также субсидировать развитие зеленой энергетики.
Озабоченность зелеными ценностями называется атрибутом подлинно демократических государств. Логика проста: экология важна для развитого гражданского общества, которое и заставляет правительства тратить деньги на энвайронментализм. Который экономической выгоды не только не приносит, а, наоборот, связан с большими затратами. Автократии же склонны думать только об экономической выгоде и совершенно не заботятся о своих поданных и о среде их обитания. Если же авторитарная страна все же начитает думать об экологии, то это считается признаком ее демократизации.
И ей за это готовы многое прощать (яркий пример – Китай и Казахстан).
В реальности картинка эта не так проста. Скажем, когда газ был дорог, вроде бы озабоченная экологией демократическая Европа цинично нарастила потребление грязного угля. Что вызвало вопрос об искренности европейского энвайронментализма. Зато страна, где экология является национальной идеей без всякой иронии, – монархия. Это Бутан. Значительная его часть – природные парки, промышленности нет никакой, охота и рыбалка запрещены, введен раздельный сбор мусора, что для Азии совершенная редкость. В сельском хозяйстве запрещены химические удобрения. Энергетика – исключительно гидро.
Экономической целесообразности в этом нет никакой. Если бы Бутан был более демократической страной – хотя бы на уровне соседнего Непала, – такого политического курса там не было бы и в помине. Можно сколько угодно доказывать, что другой сосед – Индия – примет участие в борьбе за сохранение климата. Но в реальности самая большая по численности демократия делать этого не будет.
Хотя бы потому, что ее угольный бизнес – это не просто источник электроэнергии, это основа существования огромных регионов и никакой альтернативы просто нет.
В России, несмотря на критику серьезных экологов, зеленая тема продвигается. Подписано Парижское соглашение. Целый вице-премьер предложил программу объявления Восточной Сибири безуглеродной зоной. У нас уже есть госпрограммы дотирования возобновляемой энергии, хотя как раз в России в этом мало смысла (хотя бы с учетом климата и огромных запасов природного газа, который даже экологи считают самым экологически комфортным энергоносителем среди углеводородов). Бывший глава АП займется экологией и природоохранной деятельностью. Я уверен, что примут у нас и национальную модель зеленой экономики. Интересно, если бы мы были полноценной демократией, как бы тогда решалась хорошо всем известная дилемма «экология vs. экономическая эффективность»?
Автор – генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности
Глава ИМЭМО РАН: России нужно вести борьбу за умы молодежи на постсоветском пространстве
Президент ИМЭМО РАН, академик Александр Дынкин в интервью ТАСС в преддверии «Примаковских чтений» поделился ожиданиями от встречи лидеров РФ и США, оценил перспективы разрешения самого крупного конфликта века в Европе, а также рассказал о недоработках «мягкой силы» и глобальных заблуждениях.
— Расскажите, пожалуйста, какие из заявленных тем «Примаковских чтений» вы бы выделили в качестве ключевых?
— Общая тема у нас — это современные вызовы мировому порядку. Существует консенсус, что после преодоления пандемии, которая еще далеко не закончилась, произойдет много глобальных изменений с точки зрения мироустройства. Если говорить о прошлом, то за 30 лет, которые прошли с распада СССР, те замечательные слова, которые были записаны в Парижской хартии для новой Европы 1990 года, о том, что «эра конфронтации и разделения в Европе закончилась», как мы знаем, остались наивной мечтой. И я вижу несколько стратегических заблуждений, которые были и в Москве, и в Вашингтоне, и в Пекине. Если начать с Москвы, то у нас долгое время, с конца 1980-х годов, у части элиты существовало представление о том, что Россия сможет интегрироваться в западные структуры, но с сохранением независимости в вопросах обороны и безопасности. И многие думали о возможности своего рода «плана Маршалла».
Два заблуждения было на Западе. Я считаю, что это англо-саксонские заблуждения. Первое, что Россия, в силу тяжелых трансформационных шоков после распада СССР, навсегда покинула круг великих держав. Экс-президент США Барак Обама говорил, что Россия теперь региональная держава. А второе заблуждение заключалось в том, что рыночные реформы, стартовавшие в Китае в 1978 году, неизбежно приведут к политической либерализации, проамериканской ориентации китайской элиты.
В Китае тоже существовали свои заблуждения: они говорили, что произойдет мирное возвышение Китая — это лозунг 2003 года. Лозунг 2005 года о том, что будет гармоничное мировое развитие. Председатель КНР Си Цзиньпин говорил уже об общей судьбе человечества, об особых отношениях двух великих держав – КНР и США.
Вот такие были четыре представления, которые все оказались несостоятельными. Причина этих провалов, среди прочего – ограниченность исключительно западно-центричной моделью стратегического проектирования, привязка сценариев мирового развития к европейскому или трансатлантическому историческому опыту. Динамика мирового развития пошла по совершенно иным траекториям, и сегодня я вижу большую развилку: либо мы движемся в сторону новой биполярности, где одним полюсом будет связка Москва — Пекин, другим полюсом будет Вашингтон — Брюссель. Вторая опция, которая еще, с моей точки зрения, не закрыта — это сохранение полицентричного мироустройства, предполагающее более ответственное поведение основных мировых игроков.
В Вашингтоне заметны попытки уйти с пикирующей траектории российско-американских отношений. Во-первых, мы продлили с США договор по СНВ-III, за два дня до его истечения.
Во-вторых, готовится встреча Путина и Байдена. В-третьих, идет интенсивная работа по разрешению иранской ядерной программы. Американцы смягчили позицию по «Северному потоку — 2», первая нитка которого технологически закончена. Прошли без конфронтации встречи Лаврова и Блинкена, Патрушева и Салливана. Кроме того, хоть и без шума, но происходит ослабление торговой войны между Китаем и США. За ковидный 2020 год их товарооборот вырос на 8,4% — это немало. Похоже, американцы задумались об угрозах и реалистичности «двойного сдерживания».
Так ли это? Узнаем через неделю, после встречи президентов в Женеве.
Будем обсуждать с разных сторон эту глобальную развилку, поэтому мы назвали VII «Примаковские чтения» «Современные вызовы мировому порядку». Поговорим о том, какой возможен миропорядок и какие факторы будут влиять на выбор той или иной траектории. Моя точка зрения — что, конечно, в чистом виде каждый из сценариев аналитически условен. Скорее, будет некая комбинация того и другого, и об этой гипотезе мы тоже будем говорить.
Китайцы тоже пересмотрели свои взгляды. Причем это произошло в январе 2021 года. Раньше в течение примерно 20 лет, описывая наши отношения, они говорили о том, что мы «не вступаем в стратегический союз, не ведем конфронтацию друг с другом и не направлены против третьих стран», подразумевая США. Перевожу это как формулу «никогда против друг друга, но не всегда вместе». И это работало. А в январе, министр иностранных дел Китая Ван И элегантно перевернул эти три «не», в три «нет». » У наших отношений «нет конца, нет запретных тем для стратегического партнерства, нет высшей ограничительной планки». Очень похоже на открытое предложение военно-стратегического союза. Тем более, что агентство «Синьхуа» широко распространило именно эту часть из длинного годового отчета китайского МИД. Могло быть сюрпризом для Запада. Но, как известно, «действие рождает противодействие». Странно, если надеялись на другое.
У нас, в частности, будет панель по Китаю, на которой обсудим, готов ли Пекин к глобальному лидерству? Это вопрос, который часто возникает: если это вторая держава, которая до конца десятилетия собирается стать первой по абсолютному размеру своего ВВП, готова ли она брать на себя глобальную ответственность.
Пока не видно открытых проявлений этой глобальной ответственности. Они ничего не сказали по Сирии, вяло относятся к Афганистану, во всех глобальных проблемах они не особо пока активны. Китайцы занимаются созданием собственной зоны безопасности в Восточно-Китайском море, выдавливая оттуда американцев, и все. Пока Китай — это такая глобальная держава с региональной ответственностью. Вот будем обсуждать, что на этом треке будет происходить дальше.
Будем говорить и об Индии. Важен такой момент, что в мире осталось очень немного стран, которые проводят независимую политику — внешнюю, оборонную, экономическую. И Индия относится к их числу. Американцы это понимают, и активно пытаются перетащить Индию в свой лагерь. У Индии длинная традиция неприсоединения. Они очень берегут свою независимость, но американцы их активно пугают китайской угрозой, говорят, что Москва становится марионеткой Пекина. В Индии выросло новое поколение и политиков, и экспертов, многие из которых получили американское образование, в США есть большая индийская диаспора, то есть у американцев появились новые возможности.
Мы будем говорить и об энергопереходе. Некоторые воспринимают этот тренд, как какую-то страшилку. Будем обсуждать, что это, в частности, значит для России. Под третьим энергетическим переходом понимается снижение в энергобалансе ископаемых топлив (угля, нефти и природного газа) и опережающий рост новых возобновляемых источников энергии (НВИЭ), прежде всего, ветровой и солнечной.
Привязка «третьего энергетического перехода» исключительно к НВИЭ дискуссионна. По прогнозам, в ближайшие 10–15 лет будет расти спрос на природный газ, а в случае технологических прорывов – и на атомную энергетику и гидроэнергетику.
Кстати, о прорывах. В день начала «Примаковских чтений», 8 июня, в Томске будет дан старт Атомному проекту-2. На этот раз – без оружейной компоненты. Пройдет церемония закладки нового реактора на быстрых нейтронах, который замкнет ядерный топливный цикл. Это будет первой в мире машиной, снимающей проблему отработанного ядерного топлива. Такая вот зеленая атомная энергия.
Третий переход принципиально отличается от первого и второго по характеристикам энергоносителей НВИЭ — энергетическая плотность, прерывистость, волатильность и непредсказуемость объема генерируемого энергического потока. В этом, с моей точки зрения, риски третьего перехода. Эти характеристики приведут к диверсификации энергоресурсов. Когда нефть и газ из проблемы станут частью решения. Будут страховать, компенсировать волатильность потока возобновляемой энергии. Еще одно отличие третьего перехода – в отсутствии доминирующего энергоносителя, как уголь или нефть, а в структурном балансе разных энергоносителей.
И разных их пропорциях для каждого региона. Отличается он и по драйверам, продвижения — не межтопливная ценовая конкуренция, как раньше, а, скорее, государственная политика.
Я считаю, что наши нефтегазовые компании готовы к сбалансированному переходу к низкоуглеродной энергетике. Компания «ФосАгро», выступающая, кстати, спонсором «Примаковских чтений», официально провозгласила, что является зеленой компанией. Многие компании об этом серьезно думают, какую роль будет играть углеродный налог, который хочет применить Евросоюз.
— Сразу родился вопрос. Вы в начале сказали, что нынешняя непростая ситуация на международной арене связана с тем, что стороны заблуждались относительно целей и намерений друг друга и своих возможностей.
— Был некий идеализм.
— В начале 1990-х было два резонансных труда о будущем мироустройстве — эссе «Конец истории, или последний человек» Фрэнсиса Фукуямы и «Столкновение цивилизаций» Самюэля Хантингтона.
Идеи Фукуямы, предполагавшие, что после победы капитализма над социализмом в мире прекратятся конфликты и революции, сразу доказали свою несостоятельность, потому что они никуда не делись. При этом многие считают, что мысли, заложенные в труде Хантингтона, себя оправдывают. Однако сейчас на примере российской внешней политики мы видим, что с близкими цивилизационно украинцами у Москвы очень тяжелые отношения, а с представителями совсем других цивилизаций — Индией, Китаем, у нас теплые и партнерские отношения. На ваш взгляд, можно ли говорить, что эта концепция тоже уходит в прошлое?
—Конечно, «Конец истории» стала нашумевшей книгой, и вот эти англосаксонские заблуждения относительно будущего развития мировой политики исходили из изложенных в ней взглядов. И ограниченность этой концепции заключалась в том, что полем анализа для Фукуямы была в основном Трансатлантика. Учет других идентичностей и ментальностей там отсутствовал. Был такой взгляд, что Европа по-прежнему остается моделью цивилизационного развития.
В этом была ошибка Фукуямы и последующего анализа. Я могу привести вам другой пример ошибки, когда в 2001 году занимавшая тогда пост госсекретаря США Кондолиза Райс выступила с идеей Большого Ближнего Востока. Смысл ее заключался в том, что, если где-то в регионе свергнуть кого-то из правителей, где-то помочь оппозиции, то Большой Ближний Восток превратится в некое пространство мира и демократии по аналогии с Восточной Европой, где трансформация прошла относительно безболезненно. Когда я разговаривал с американскими коллегами (там очень много грамотных арабистов), они были в ужасе от этой концепции, потому что в этих странах, уничтожая лидера — уничтожаешь государство. Там «государство — это я» по-прежнему. Такова ментальность, такова религия, такова традиция. Выянилось, что автором «Большого Ближнего Востока» был пиарщик, до этого продвигавший пиццерии. Но, несмотря на это, американцы пошли от концепции к практике: вторжение в Ирак в 2003 году, затем, совместно с французами и британцами — провальная операция в Ливии.
«Столкновение цивилизаций» казалась книгой более реалистической, потому что, действительно, конфликтность увеличилась. Но вы правильно поставили вопрос, кто субъект столкновения цивилизаций? Если мы посмотрим на арабский мир, то там есть сунниты и шииты. Если мы посмотрим более широко на исламский мир, то там есть персы и арабы, там есть турки. Вы правильно привели пример столкновений внутри славянской цивилизации. То есть отсутствует субъект. Вы правы, что возникают такие как бы трансцивилизационные связи. Поэтому эта концепция тоже не очень работает.
— Возвращаясь к «Примаковским чтениям», расскажите, кто из высокопоставленных гостей примет участие в форуме?
— Мы ожидаем нашего постоянного гостя, большого друга «Примаковских чтений» — министра иностранных дел России Сергея Лаврова. В числе модераторов сессий у нас будут два заместителя министра иностранных дел — Александр Грушко и Сергей Рябков. Мы в этом году делаем фокус на Центральную Азию, эту панель будет модерировать исполнительный секретарь СНГ Сергей Лебедев.
На одной из сессий модератором будет вице-спикер Совета Федерации Константин Косачев.
Будет много экспертов высокого уровня. Ректор МГИМО Анатолий Торкунов, научный руководитель Института Востоковедения РАН Виталий Наумкин, член дирекции ИМЭМО, генерал армии В.И Трубников. Всего в форуме примут участие 59 человек из 25 стран. В зале будут присутствовать 300 человек. Среди них российские и иностранные эксперты, политики, дипломаты, общественные деятели, представители государственных учреждений, общественных организаций и фондов, бизнес-сообщества. Плюс к этому, на полях «Примаковских чтений» проведем молодежную сессию. Мы проводили конкурсы перед «Примаковскими чтениями», у нас есть 30 победителей из России, Польши, Хорватии, Дании, Китая. Молодежь очень тянется к форуму. Еще мы проведем в формате, закрытом для прессы, конференцию с экспертами из стран СНГ об интеграционных процессах на Евразийском пространстве. Мы надеемся, что приедут на форум и примут участие в форуме эксперты и из Баку, и из Еревана.
— Обычно в конференции принимает участие значительное количество гостей из зарубежных государств, в том числе действующие и бывшие дипломаты и политики. Кто из иностранцев ожидается в этом году?
— В этот раз будет участвовать бывший канцлер Австрии Вольфганг Шюссель, экс-глава МИД Италии, бывший в числе кандидатов на пост генерального секретаря НАТО Франко Фраттини, политолог, бывший советник президента США Джорджа Буша по России и Евразии Томас Грэм. Будут директора двух крупнейших итальянских think tanks, директор Французского института международных отношений Тома Гомар, известный индийский политолог, президент исследовательского фонда фонда Observer Research Foundation Самир Саран. У нас будет директор Стокгольмского университета SIPRI Дэн Смит. Всех не перечислишь.
— Вы назвали немало действующих и бывших представителей политического истеблишмента, российского и западного. Учитывая конфронтационную спираль, которая сейчас развивается в отношениях РФ с Западом, когда по официальным каналам не всегда удается прийти к согласию, служат ли «Примаковские чтения» неким дополнительным каналом связи, по которому оппонирующие стороны — Москва и западные столицы — могут донести свое видение ситуации до контрагентов?
— Безусловно, это так.
«Примаковские чтения» уже плотно вошли в календарь международных встреч. Есть разные рейтинговые оценки, в том числе Пенсильванского университета — «Примаковские чтения» входят в топ-10 международных конференций наряду, например, с Мюнхенской конференцией по безопасности или индийской конференцией «Расина». Именно здесь происходит такой обмен позициями, обмен мнениями, который позволяет более открыто и неформально высказывать свои взгляды, пытаться находить поля совпадающих интересов.
— В нынешнее время невозможно обойти стороной тему пандемии. В прошлом году «Примаковские чтения» проходили в онлайн-формате. Какие ограничения и трудности накладывает эпидемическая ситуация на организации мероприятия в этом году?
— В этом году форум пройдет в гибридном формате. Многие из наших иностранных участников выступят онлайн. Их выступления будут транслировать на большом экране в Центре международной торговли (где и пройдет мероприятие — прим. ТАСС).
Это, конечно, сложность, потому что мы ожидали, что больше людей смогут приехать, но с этим по-прежнему есть большие трудности. Комбинированный формат, конечно, несколько ограничивает возможности для дискуссии, нет бесед в кулуарах, но это шаг вперед по сравнению с чисто онлайн-форматом прошлого года.
— Давайте перейдем непосредственно к темам форума. В качестве одной из тем заявлено российско-американское сотрудничество. Недавно состоялась встреча глав внешнеполитичеcких ведомств РФ и США Сергея Лаврова и Энтони Блинкена. Стороны назвали переговоры полезными и конструктивными. Многие эксперты и аналитики сравнивают российско-американские переговоры с американо-китайской встречей в Анкоридже, которая закончилась чуть ли не дипломатическим скандалом. На ваш взгляд, тот факт, что эти две встречи прошли в принципиально разном ключе, указывает на то, что Вашингтон настроен на диалог с Москвой, а в отношении Пекина будет в первую очередь пытаться осуществлять политику сдерживания?
— Сейчас трудно говорить в императиве, но, для меня, это признак того, что администрация Байдена, видимо, начинает задумываться о том, что двойное сдерживание России и Китая рискованно, потому что совокупные стратегические, экономические и научно-технические потенциалы этих стран значительно превосходят потенциал Советского Союза и стран Восточного блока в период холодной войны.
Поэтому груз такого сдерживания получается неподъемным.
В этой связи я думаю, и есть определенные признаки того, что американцы считают, что вообще надо снизить уровень конфронтации. А во-вторых, Вашингтон, вероятно, задумался о тех предложениях, которые сделал Ван И.
— Насколько успешным может быть российско-американский саммит. Какой будет императив встречи — станет ли это попыткой перевернуть динамику развития отношений в сторону конструктивного сотрудничества, или лидеры просто попытаются договориться о правилах игры в условиях конфронтации?
— Многие журналисты склонны ожидать каких-то драматических революционный событий. Я практически убежден, что ничего этого не будет.
Лавров предложил очень широкую повестку дня, состоялась встреча секретаря Совета Безопасности РФ Николая Патрушева и советника президента США по национальной безопасности Джейка Салливана.
На саммите, безусловно, будут обсуждаться вопросы стратегической стабильности.
ДСНВ был ратифицирован буквально за два дня до истечения срока соглашения, и тем самым мы получили некую передышку на пять лет для разработки следующего договора по ограничению вооружений.
Это очень сложная задача, 10 лет переговоров вообще не было. Сейчас даже до начала сложного разговора об уровнях и подуровнях, носителях и боеголовках нет согласия по предмету разговора. Мы предлагаем говорить и стратегических ядерных вооружения и стратегических вооружениях в неядерном оснащении. Сегодня, в силу технического прогресса, они имеют гиперзвуковые скорости и могут быть средством первого обезоруживающего удара. Американцы предлагают эту тему не поднимать, а говорить о стратегическом и тактическом ядерном оружии. Таким образом изначально уже есть большое расхождение, к чему придут стороны, мне трудно прогнозировать. За 10 лет отсутствия переговоров по контролю над вооружениями, технологии совершили скачок. Высокоточное оружие, космос, кибероружие. Добавьте сюда ПРО и потенциальное американское размещение РСМД наземного базирования в Европе и АТР.
Такие вот сложнейшие переговорные «корзины». Предстоит большая, сложная работа. Некоторые горячие головы предлагали «смахнуть фигуры с доски» и перейти к обсуждению вопросов стратегической стабильности в режиме экспертных консультаций, а не заключения юридически обязывающих и верифицируемых договоров. Думаю, две державы, способные уничтожить друг друга за 30 минут не могут позволить себе такого легкомыслия.
Полагаю, что Путин и Байден обсудят Совместный всеобъемлющий план действий по иранской ядерной программе и вообще по нераспространению ядерного оружия. Сегодня у нас формально пять ядерных держав, де-факто — девять. И на подходе, если этот процесс не затормозить, еще несколько государств — Япония, Турция, Саудовская Аравия, Иран. Япония к этому очень близка, в случае принятия соответствующего политического решения ядерное оружие будет у них уже через шесть месяцев. Для Японии это только вопрос политического решения. В Японии появляются публикации, что стране нужно ядерное оружие, поскольку нет надежды на американский ядерный зонтик.
Поэтому тут тоже Москва и Вашингтон должны дать сигнал, что мы договариваемся, мы будем совместно противодействовать распространению ядерного оружия.
— Сейчас часто звучат разговоры, что администрация Байдена готова выбрать модель избирательного сотрудничества с Россией по темам, в которых у нас есть взаимные интересы. Согласны ли вы с этим и какие темы вы бы выделили в данной связи?
— У нас очень большой опыт отношений с США — у нас накоплен серьезный человеческий капитал знаний, опыта и в государственных структурах, и в экспертном сообществе. И поэтому никаких радужных ожиданий нет. Как говорил Лавров, Москва готова говорить с Вашингтоном на основе баланса интересов и равноправия.
Может состояться какой-то обмен мнениями по различным конфликтам, прежде всего, по Сирии и Украине. Но я не вижу тут какого-то движения к консенсусу. Я думаю, что может быть разговор по климату. Мы не очень афишируем, но тут у нас тоже относительно неплохие показатели: наш углеводородный след гораздо меньше, чем у США.
Если говорить о производстве электроэнергии, наша электроэнергия на 80% чистая, потому что это газ, АЭС, ГЭС — это не уголь. Поэтому здесь тоже тема, которую можно обсудить. Я думаю, что сторонам также интересно обсудить Арктику.
Тем много, главное успеть уложиться во время, отведенное под встречу. Ситуации, когда в двух столицах нет послов, не было с 1952 года.
— В начале вы уже упоминали про Китай, про сессию «Нужно ли Китаю глобальное лидерство?». С вашей точки зрения, нужно ли оно ему на самом деле. И если Китай станет бороться за глобальное лидерство, существует ли вероятность того, что Пекин будет это делать так же, как Вашингтон после окончания холодной воны — не только экономическими инструментами, но и военной силой?
— В вашей постановке вопроса, и это совершенно нормально, опять звучит такой взгляд, что Трансатлантика по-прежнему задает глобальные тенденции. И это неизбежно, потому что мы европейцы и мы от этого уйти не можем.
Я совершенно убежден, что Китай не будет ничего повторять. Я думаю, что их ответ будет: да, наша глобальная роль в этом «Поясе и пути», мы содействуем развитию этих стран. Вот такой будет ответ.
— То есть будет доминирование через экономику, через игру с положительной суммой?
— Это их любимое выражение. Они зациклены на этом, все время об этом говорят. Повторения американского сценария не будет, но экономическое влияние, то, что некоторые страны попадают в долговую кабалу — Мьянма, Шри-Ланка — рассчитываться придется портами, недвижимыми активами. Центральная Азия начинает попадать в эту же ситуацию. И американцы понимают, что нас это заботит. Появилось несколько докладов на тему того, как развести российско-китайское сотрудничество, обострить взаимные озабоченности, в частности, через Центральную Азию, через Арктику. И это тоже тема наших отношений. Безусловно, китайцы смотрят на Северный морской путь, почему бы и нет, пускай пользуются, только на коммерческой основе.
На Суэцком канале уже очереди чуть ли не по 12 километров каждый день, а тут плыви не хочу.
— Вы отметили, что если Индия и Китай наладят отношения, то это станет таким локомотивом развития региона. Но последние события, например, приграничный конфликт в Ладакхе в прошлом году указывают на то, что есть немало и проблем в индийско-китайских отношениях. На ваш взгляд, куда скорее качнется маятник, в сторону сотрудничества или конфронтации?
— Правильный вопрос, и мало кто на эту тему задумывается. У Москвы есть великолепные отношения и с Пекином, и с Дели, чего нет ни у одной другой страны. Во-вторых, у нас есть опыт боестолкновений на острове Даманский, когда у нас был тяжелый конфликт с китайцами. После того, как мы провели демаркацию и делимитацию границы, это все закончилось, и это позитивный опыт. Я об этом говорю и индийцам, и китайцам. Здесь есть пространство для добрых услуг нашей дипломатии. А то, что они нужны друг другу, понимают нормальные эксперты и в той, и в другой стране.
Они говорят о том, что те высокие темпы, которые набрала Индия, невозможны без китайского рынка. И китайцы тоже говорят, что без экспорта высокотехнологичной продукции в Индию могут затормозить. Поэтому экономический интерес есть, но политические, военные и экспертные элиты очень плохо друг к другу относятся.
Я был поражен, когда был в Нью-Дели, индийцы только что произвели успешные испытания ракеты средней дальности и на первой полосе газеты появились круги с радиусом досягаемости этой ракеты, и туда входит Пекин. Я говорю, как так, а они отвечают — это же наша гордость.
— Это же провокация.
— Чистая!
— В Индии сейчас бушует коронавирус сильнее, чем в какой бы то ни было другой стране. Еще недавно ежедневный прирост заболевших превышал 400 тыс. человек, сейчас в стране каждый день фиксируется более 100 тыс. случаев заражения. При этом эта страна является одним из мировых лидеров не только в области создания вакцин, но и непосредственно в их производстве.
В Индии запускается производство российской вакцины «Спутник V». Производственные мощности позволят Индии стать экспортером российской вакцины. Исходя из этого, можно ли ожидать, что пандемия станет для Индии не только страшной бедой, но и предоставит возможности для экономического роста?
— Фармацевтическая промышленность там и так была очень мощной. Индийцы говорят, что ситуация в стране близка к гуманитарной катастрофе. И индийцы очень благодарны нам, потому что мы уже безвозмездно отправили туда четыре самолета с гуманитарной помощью. Китайцы тоже оказывают им помощь, но на коммерческой основе. Американцы сначала тормозили, потому что у них есть Defence production Act, который ввел в действие экс-президент США Дональд Трамп. В соответствии с этим актом, сначала должны быть удовлетворены внутренние потребности, и лишь потом возможен экспорт каких-то компонентов для производства вакцины. Сейчас там, вроде, появились президентские указы, которые позволят американским компаниям экспортировать компоненты для производства вакцин.
Но это произвело очень негативное впечатление на Нью-Дели, когда Индия столкнулась с этим ограничением.
Я не видел от индийцев новаторских прорывов в фармацевтике, которые происходят в других странах. Они легко производят дженерики, но фундаментальная наука в Индии, на мой взгляд, нуждается в дополнительном развитии.
— То есть в первую очередь это все-таки производственная база?
— Производственная база для тиражирования лекарств для своих потребностей и лишь потом, возможно, на экспорт.
— Давайте поговорим про Центральную Азию. Недавно в регионе произошло событие, которое, может, для экспертов и не было неожиданностью, но для многих стало громом среди ясного неба. Приграничный конфликт между Киргизией и Таджикистаном, которые нередко протекают там на бытовом уровне, вылился в вооруженные столкновения армий двух стран. При этом трудно рассматривать эту ситуацию в отрыве от предстоящего вывода американских войск из Афганистана, поскольку многие аналитики говорили, что конфликт на киргизско-таджикской границе выгоден контрабадистам, наркоторговцам, чтобы ситуация на границе находилась в серой зоне и эти криминальные элементы могли бы таким образом реализовывать свои интересы.
На ваш взгляд, на фоне того, что американцы уходят из Афганистана, что может привести к росту активности различных группировок в этой стране, можно ли ожидать новых приграничных конфликтов в Центральной Азии? Будет ли конфликтный потенциал в регионе подпитываться за счет возможного роста активности криминала и экстремистов в Афганистане?
— Вы правы в том, что вывод американских войск меняет многие расклады в Афганистане. Американцы, в общем-то, не особо боролись с наркотрафиком и производством наркотиков, потому что считали, что страна настолько дестабилизирована, что это дает населению хоть какие-то источники дохода. Обратная сторона медали заключается в том, что когда и если американцы уйдут, то, конечно, осуществлять наркотрафик по этим маршрутам будет немного легче, чем во время американского военного присутствия в стране.
Я думаю, что эти конфликты в Центральной Азии уже никак не связаны с распадом СССР, все-таки прошло уже 30 лет. И какие-то пружины этого конфликта, на мой взгляд, скорее внутренние.
Но проблема воды всегда была в регионе, еще во времена Российской империи. Поэтому, как тут это будет решаться, я не знаю. Между этими странами существует определенная конкуренция за транспортные коридоры. Например, такая крупная страна, как Узбекистан, лишена портов. Поэтому они рассчитывают на пакистанские порты, которые географически расположены ближе всего. Им нужны какие-то отношения с Китаем, потому что Исламабад очень тесно сотрудничает с Пекином. Поэтому страны Центральной Азии будут больше зависеть от новых крупных игроков там. Не только от Москвы и, может быть, даже в меньшей степени от Москвы. И это будет создавать какие-то напряжения. Например, Узбекистан не хочет входить в Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Ташкент хочет развивать отношения на двусторонней основе, в этом отличие Узбекистана. Тут возникает много новых задач для российской внешней политики.
Конечно, Таджикистан является самой уязвимой страной для радикального движения «Талибан» (запрещено в РФ).
Недавно состоялся визит министра обороны России Сергея Шойгу туда. Конечно, российская 201-я дивизия, дислоцирующаяся в Таджикистане, оказывается сейчас в новом режиме готовности. Правящие в Центральной Азии режимы светские, и они опасаются влияния исламизма.
Туркмения страна абсолютно закрытая. Там тоже до конца не ясно, сколько трубопроводов оттуда тянется в Китай. Все под ковром.
— В этом контексте возникает вопрос по ОДКБ. После вывода американских войск из Афганистана на эту структуру, вероятно, ляжет значительно более тяжелый груз с точки зрения обеспечения безопасности в центральноазиатском регионе и через это всего постсоветского пространства. Однако мы видим серьезные трудности у этой структуры. Недавно вооруженные силы двух стран, входящих в ОДКБ, вели прямые боестолкновения. Когда был карабахский конфликт, тоже были вопросы к структуре — некоторые члены ОДКБ, Россия и Белоруссия на протяжении многих лет продают оружие и Армении, являющейся членом организации, и Азербайджану, который не входит в структуру.
Каким в свете всех этих трудностей и возможного обострения экстремисткой угрозы после вывода американских войск из Афганистана вам видится будущее ОДКБ?
— Это не новость, что две страны одного оборонного союза воюют друг с другом: можно вспомнить вооруженный конфликт Греции и Турции, входящих в НАТО. Так что это неприятность, но не самая большая новость.
На мой взгляд, отношения столиц стран, входящих в ОДКБ, ограничивает институциональная память Советского союза. В НАТО такой институциональной памяти нет, а здесь она есть. Элиты в постсоветских странах очень чувствительны к шагам руководства по укреплению тесных отношений с Москвой, они начинают обвинять властные структуры в восстановлении зависимости от РФ. В этом тонкость этих отношений. Но когда существует рост исламистской угрозы, это уже не важно. Важно, кто защитит.
Я часто говорю армянским экспертам, что нельзя быть «союзниками по вызову». Вы поддержали вхождение Крыма в состав России? В ответ тишина.
Так не бывает. У них есть это — обращаться к России в случае опасности, а когда все хорошо строить отношения по всем азимутам. Никто не запрещает, но все-таки есть какие-то обязательства, если ты ответственно вступаешь в оборонный союз. Мне кажется, что все-таки там в ментальности элит этих стран это до конца еще не уяснено. И фоном еще является эта память об СССР.
— На ваш взгляд, может ли Россия предложить какую-то модель, чтобы и в рамках ОДКБ, и в рамках в целом постсоветского пространства сменить эту ментальность и запустить какую-то новую модель сотрудничества?
— Это сложнейшая задача. Я думаю, что Россия не дорабатывает с точки зрения того, что называется таким банальным словосочетанием «мягкая сила». Важнейший урок украинского кризиса заключается в том, что мы поставляли им с 1992 по 2004 год углеводороды по нашим внутренним ценам (плюс транспортные издержки), но всерьез ими не занимались. Мы в институте создали Центр постсоветских исследований.
И первым заданием для сотрудников центра было проанализировать учебники истории и литературы для старших классов украинских школ. Где-то с 1999 года в учебных пособиях пошел очень серьезный антироссийский нарратив. Мы этим не занимались. Мы не приглашали сюда украинских учителей, авторов этих учебников, которые спонсировались разными американскими фондами, думали, что никуда Украина от нас не денется. И мы вырастили эту тяжелую украинскую элиту. Которая со свистом освоила примерно $40 млрд «премии» – за 1992-2004 годы в результате льготных цен на углеводороды. В 1990 году ВВП на душу населения на Украине был чуть выше польского. Но полякам мы поставляли нефть и газ по рыночным ценам, и они были вынуждены проводить структурные и институциональные реформы. Сегодня этот показатель в Польше в три раза превосходит украинский. Борьба за умы молодежи против навязываемых конфликтов исторической памяти, против молодежного экстремизма исключительно важна. Если мы этим не занимаемся – этим займутся другие.
Поэтому акцент на этом очень важен. Нужно развивать совместные вузы, работать с интеллектуальной и научной элитой постсоветских стран, что мы пытаемся делать на «Примаковских чтениях». Вот эту работу надо шире вести. Конечно, надо удовлетворять их спрос на подготовку офицеров национальных армий. Это очень важно.
— В качестве одной из заявленных тем Форума значится «Трансформация западных обществ». Этот процесс и до этого активно шел, и интересно, как на него могла повлиять пандемия, какое она оказывает влияние на политический ландшафт западных стран. Возможно ли, например, возвышение социалистов на фоне заботы о бесплатном здравоохранении? Или вам видятся какие-то другие тренды?
— Вы правы в том, что один из таких переворотов в сознании сейчас заключается в том, что «Health does matter» («Здоровье имеет значение»). Кейнс сказал «money does matter», а теперь «health does matter».
Поражение Трампа — это следствие пандемии.
Еще в январе 2020 года не было сомнений в том, кто выиграет президентские выборы в США. Но его безответственное отношение к пандемии, советы пить чистящие средства, сумбурная политика. Потом пандемия выплеснула на поверхность расовую проблему, которая до этого во многом была под ковром. Черные составляют 13% населения США, а от общего числа летальных исходов от коронавируса в Соединенных Штатах на долю афроамериканцев пришлась половина. Конечно, это вызвало взрыв. И мы видим это движение BLM, которое отчасти рекламирует такие кваизимарскистские подходы.
В США сейчас происходит культурная революция — то есть полная переоценка ценностей. Например, отцы-основатели — три незыблемых основы истории и культуры США. Они все трое оказались рабовладельцами, значит, им не место на пьедестале истории ни в прямом, ни в переносном смысле. Раскол элиты сохраняется, и раскол общества сохраняется. Трамп ушел, но популизм не изжит.
Мы поставили вопрос социальной трансформации, потому что пришел к исчерпанию общественный договор, или социальный контракт, существовавший в западных странах, который был заключен в конце 1950-х годов между бизнесом, государством и обществом.
Его суть заключалась в том, что каждое следующее поколение живет лучше предыдущего. Это сохраняло социальный мир, сформировался стабилизирующий якорь всего общества — средний класс. Сегодня все это сломалось. Этот договор был заключен в неглобальном, нецифровом, до иммиграционном, индустриальном мире. Сегодня нужно вырабатывать какой-то новый общественный договор, и это является проблемой.
Но эти внутренние сложности, по крайней мере на примере Трампа, подталкивали страну к большей активности во внешней политике, сваливанию всех проблем на китайцев, русских и другие народы. Поэтому мы поставили этот вопрос.
Сейчас есть такой интересный пример: Новая Зеландия предлагает себя в качестве своего рода лаборатории по формированию этого нового социального контракта. У них к этому, как они считают, есть основания, потому что, как оказалось, например, Новая Зеландия в 1893 году была первой страной, которая дала избирательные права женщинам. В 1898 году они создали свою пенсионную систему и в этом они тоже всех опережали.
Плюс географическая изоляция — там нет такого потока мигрантов. Кроме того, они считают, что решили вопрос бикультурности. Там же живут местные жители — маори. Было много проблем с их землями, водой, развитием. Они очень сфокусировались на этом, и сейчас маори более-менее интегрированы в новозеландское общество. И вот они предлагают, сейчас это стало использоваться в научной литературе, идеи большей общественной солидарности — внимание к равенству, внимание к здравоохранению.
— Мы с вами обсудили США, давайте поговорим про Европу. С ЕС как с институтом сейчас отношения не менее конфронтационные, чем с Соединенными Штатами, при том что сохраняются конструктивное взаимодействие с отдельными странами. Как, на ваш взгляд, будет развиваться этот трек? На состоявшемся недавно саммите ЕС лидеры европейских стран говорили о желании выработать отдельный от США подход к России. Будет ли он хоть и отдельным, но таким же конфронтационным?
— Я не очень верю в разговоры о стратегической автономии Европейского союза.
Этот термин появился, когда Трамп заставлял европейские страны, входящие в НАТО, поднять оборонные расходы до 2%, а они не хотели, чтобы эти деньги уходили на закупку американского оружия и хотели развивать свою военную промышленность. Некоторые сверхоптимисты в России говорили, что теперь Евросоюз будет самостоятельным игроком, чего, похоже, не произойдет.
Я разговаривал с одним моим хорошим знакомым, влиятельным немецким аналитиком и экспертом и спрашивал, что американцы делают на вашей территории уже больше 75 лет? Вы же не знаете, что происходит на американской военной базе Rammstein? Он отвечает «у нас в армии 80 танков, при этом 40 из них не заводится, поэтому без американцев мы беспомощны». Особенно перед лицом тех новых вооружений, которые показывает Россия. Я его спрашиваю, ну ты же понимаешь, что тогда политические контакты с европейцами для России теряют смысл, потому что вы не можете принимать решения, вам надо получить добро в Вашингтоне. А он в свою очередь отвечает: «Я надеюсь, что мы отстоим «Северный поток — 2″ и покажем вам, что если мы не суверенны в вопросах обороны и безопасности, то мы суверенны в экономике».
Хорошо, если хотя бы так.
— На ваш взгляд, если бы существовала возможность этой автономии, как бы это повлияло на отношения России с Европой? Создается впечатление, что бытует представление о том, что Европа не дружит с Россией только из-за американцев. А если бы Европа была отдельно, она бы дружила с Россией, у нее было бы больше оснований для этого?
— Трудно сказать. Конфликт на Украине сильно осложнил отношения России с Европой. Это медицинский факт, и от него никуда не уйти.
Европейцы тоже не без греха. Вот немцы, например, не участвовали в операции в Ливии, не участвовали в операции в Ираке, тогда был некий симбиоз Москва — Берлин — Париж, но это не получило продолжения. Дальше, если говорить про Германию, немцы с опережением Дейтонских соглашений признали независимость Хорватии. То есть все хваленые европейские ценности, когда возникает геополитический аппетит, уходят на второй план. Потом уважаемый немецкий политик Франк-Вальтер Штайнмаер поставил подпись под соглашением о мирном транзите власти в Киеве в феврале 2014 года.
Потом был переворот и Штайнмаер как воды в рот набрал, хотя мог бы сделать какое-то заявление.
Я не вижу быстрого разрешения конфликта на юго-востоке Украины. Но если этот конфликт разрешится, то отношения с Европой резко улучшатся. На сегодня это самый крупный конфликт в Европе в 21 веке.
— Если говорить про Донбасс, возникает вопрос простой по формулировке, но сложный для ответа. Как вам видится дальнейшее развитие ситуации там, будет ли обострение?
— Если говорить научно-экспертным языком, это — замороженный конфликт вялотекущей интенсивности. У меня появился определенный оптимизм после того, как этим вопросом стал заниматься замглавы администрации президента России Дмитрий Козак — человек энергичный, решительный и не склонный ко всяким подковерным сделкам. И он внес полную транспарентность и открытость нашей позиции, что было совершенно неожиданно для Берлина, Парижа и Киева. Но проблема в том, что Дмитрий Николаевич политик, способный взять ответственность, а со стороны Германии и Франции переговоры ведут дипломаты.
Козак заточен на результат, а дипломаты на процесс. Возник такой перпетум-мобиле. Киев блокирует движение по треку минских соглашений, что дает Брюсселю основания ежегодно продлевать антироссийские санкции.
Плюс, конечно, ребята в Луганске и Донецке страшно опасаются каких-то развязок и потери власти.
— Что сейчас является главным препятствием для успешного продвижения к миру?
— В минских соглашениях прописано, что цепь событий должна быть такая: включение в украинскую конституцию положения о региональной автономии — выборы — передача украинцам контроля над границей с РФ. Они начинают выкручивать ситуацию, говорят, что сначала нужен контроль над границей, потом выборы. Мы отвечаем, что тогда в регион войдут националисты и при поддержке украинского МВД устроят там что-то вроде резни в Сребренице в 1995 году, мы на это не пойдем.
Причем у президента Украины Владимира Зеленского, в общем, не оказалось политического опыта и политической воли.
Он пришел на волне ожиданий мира, одержал ошеломительную победу и в президентских выборах, и на голосовании в Раду. Я думаю, может, мы чуть-чуть упустили этот момент, когда он пользовался подавляющей поддержкой и можно было начать договариваться. Сегодня он не в состоянии противостоять националистам.
— В завершение хотел бы задать вам два вопроса по технологиям, которые также заявлены в качестве предмета дискуссии на «Примаковских чтениях». Первая тема — цифровизация. Безусловно, процессы цифровизации несут в себе огромные преимущества для человечества. Вместе с тем есть и риски, вызванные хакерскими атаками. Они не только непосредственно наносят урон, но и несут за собой серьезные политические последствия вплоть до введения санкций. На ваш взгляд, цифровые технологии и последствия, связанные с их применением, несут больше благ или вреда? Конечно, вредом это не может быть, но все-таки в этом балансе больше плюсов или минусов?
— Ядерная энергия — это благо или вред? Безусловно, любые технологии имеют две стороны.
Россия предлагала американцам начать серьезные переговоры о мерах безопасности в информационной среде. Ответа нет. Почему ответа нет, я понять не могу. Я спрашивал, мне говорят «вот это закрыто» и так далее. По моему ощущению США готовы отдать Китаю экономическое лидерство, но технологическое никогда. Они понимают, что все равно по удельному ВВП на душу населения Китай их не догонит. А вот вероятность потери технологического лидерства вызывает опасения в США.
Теперь история с вакцинами от коронавируса — это же тоже такой очень конкурентный вопрос. Почему в ЕС не спешат с сертификацией нашей вакцины, которая появилась первой в мире и по всем признаниям не уступает вакцине от Pfizer? Это тоже делается, чтобы не отдавать технологическое лидерство, в данном случае имеют место еще коммерческие вопросы. Сначала все говорили, что информационно-коммуникационные технологии (ИКТ) — это очень здорово, но всплывают и негативные стороны, которые раньше маскировались. Сегодня надо ими заниматься от институционального устройства до каких-то глобальных решений.
И это не уникальное свойство ИКТ технологий. Может, здесь оно быстрее проявилось, но это свойство любой технологии.
— Вторая тема, вытекающая из предыдущей, которую сейчас много обсуждают — искусственный интеллект. В 2018 год мэтр международных отношений, бывший госсекретарь США Генри Киссинджер написал большую алармистскую статью про искусственный интеллект. В ней он указывал на то, что из-за использования новых технологий меняются сами сознание и мораль человека. При том, что многие считают, что искусственный интеллект сделает жизнь человека лучше, есть и голоса, которые говорят о том, что люди станут чуть ли не рабами искусственного интеллекта, будут вытеснены с рабочих мест. Некоторые вообще полагают, что искусственный интеллект, как это было показано в некоторых фантастических фильмах, поработит человечество. Какая у вас точка зрения относительно искусственного интеллекта?
— Давайте начнем с рынка труда. На рынке труда будут серьезные структурные изменения и появятся временные анклавы безработицы. Но в конечном итоге все-таки занятость сохранится, потому что технологическое развитие ведет к некоторому высвобождению ресурсов и свободного времени. Вот посмотрите, сегодня есть, например, дефицит тренеров по йоге. 20 лет назад никто об этом и не говорил. Почему? Потому что сейчас появились время и деньги. Почему они появились? Потому что выросла производительность труда. И так будет всегда — появятся какие-то новые потребности, которые будут требовать новой занятости. 30 лет назад профессия повара была не престижной, сегодня — это звезды гламура. Будет адаптация рынка труда к новым условиям через временные, иногда тяжелые сбои.
Старение населения будет требовать и новых технологий ухода, и новых технологий продления жизни.
— То есть будут какие-то трудности роста, но в целом это будет поступательное движение вперед?
— Да, потому что появится избыток ресурсов и времени.
Беседовал Андрей Берец
Болезнь планеты и газовая дилемма
У нашей планеты – еще одна болезнь.
И глобальная. Конечно, на фоне нынешних холодов разговоры о глобальном потеплении звучат несколько издевательски (а для кого-то, может, и анекдотично), но факт есть факт: климат на планете меняется.
В обычно теплом американском штате Техас – 60 погибших. Сотни тысяч людей отключены от центральных коммуникаций. Очереди в продуктовые магазины, в которых пустые полки. Обледеневшие потолки домов и снег, который люди вынуждены нагревать в кастрюлях, чтобы была хотя бы талая вода. В комнатах ставят палатки, кутаются в пледы и спальники. Короче говоря, радоваться в Техасе остается разве только тому, что спасены 3,5 тысячи морских черепах. Если бы их не перенесли в тепло, то все. Но с чего Техас вдруг так оглушен?
«В США не существует единой энергосистемы. По сути, есть три системы с минимальными связями и довольно старой инфраструктурой. Одна система отвечает за восточную часть США, вторая – за западную, а отдельная, третья, энергосистема работает на Техас. Когда-то власти штата приняли решение о либерализации электроэнергетического сектора и передали его управление в руки частных компаний.
Чтобы получать больше прибыли, эти компании минимизировали инвестиции в модернизацию сетей и в защиту от чрезвычайных событий, которые становятся все менее редкими. Это довольно удивительно, ведь похожая ситуация была в 2011 году. Тогда был выпущен огромный отчет с рекомендациями по улучшению инфраструктуры, и, очевидно, ничего из этого не было сделано», – заявил Аднан Амин, США, член Международного комитета по присуждению премии «Глобальная энергия», почетный генеральный директор Международного агентства по возобновляемым источникам энергии.
На границе Техаса со штатом Арканзас снегоуборщики чистят только свою часть дороги. На стороне Техаса – снег и наледь. А ведь еще в Техасе заледенели газопроводы и сланцевые скважины.
Хочешь не хочешь, но сравниваешь. Где-где, а в России газ и нефть продолжают добывать и в сибирские морозы. Собственно, как раз в Сибири львиную долю и добывают. И пока США во всех смыслах заморозили поставки своего сжиженного газа, закупки российского газа в Европе взлетели: на 221% – в Италии, почти на 90% – в Польше, 77% – во Франции, на треть – в Германии и на зримые 1,5% – в Нидерландах и Турции.
А в самой России в куда более жуткие холода нет проблем и с электричеством.
Не так давно «Вести в субботу» были в ситуационном центре «Россетей», где видят картину по всей стране в реальном времени. И если в экстремальной ситуации подача энергии сбоит, то централизованная и понятная система позволяет все решать оперативно: работает наследие еще ГОЭЛРО. И постоянно совершенствуется. К тому же в России только самый минимум электричества идет с солнечных батарей и ветряков, которые в Техасе вообще встали.
Но как же тогда идея президента Байдена ввести в Европе санкции против «Северного потока», а в самих Штатах переходить на альтернативную энергетику? А ведь это обещало «надуть» целую новую отрасль. Или все-таки пузырь? На самом деле сейчас очень интересный момент. Вопрос-то политический. Но минимум извне США против бездумного энергоперехода звучат голоса. Да хотя бы того, кто получил Нобелевскую премию за идеи перемен.
«Я не думаю, что найдется в мире хоть кто-то, кто считает переход на 100-процентную зеленую и солнечную энергию желательным и вообще осуществимым из-за их неустойчивости.
Поэтому важность ископаемого топлива все еще сохраняется», – отметил Рэ Квон Чунг председатель Международного комитета по присуждению премии «Глобальная энергия», лауреат Нобелевской премии мира.
Но на все это можно ответить: сложности и во всей Америке, и конкретно в Техасе – временные. Скоро там опять проявится теплое солнышко. И тогда отмерзнут и газопроводы, и вставшие сейчас ветряки, которые в последние годы стали вырабатывать там до 42% электричества. То есть, скажут скептики, российские углеводороды (газ, нефть, уголь) все равно обречены.
Но, во-первых, как показали эти дни, не обречены. Во-вторых, прислушаемся к тому, что еще говорит Рэ Квон Чунг: «Ради экологии и климата мы должны работать над улавливанием и хранением выбрасываемого в атмосферу углерода. У России более чем достаточно территории для его хранения под землей».
На Руси действительно в достатке и землицы, и выработанных нефтяных пластов, куда, как предлагают ведущие мировые эксперты, можно закачивать лишний углекислый газ СО2.
Вот это точно может стать целой новой отраслью. Но, конечно, ко всему надо подходить без фанатизма.
И в этой связи… Надеюсь, он мне простит, что я пересказываю наш приватный разговор, но недавно я обсуждал идею перехвата СО2 с главой такого передового российского нефтяного региона, как Татарстан, Рустамом Миннихановым. И он мне характерно сказал: «Все, может, и так. Но вообще-то углекислый газ нужен, чтобы росли деревья». И ведь действительно нужен. При этом кабмин как раз внес в Думу законопроект по ограничению выбросов парниковых газов.
Но во внешнем мире в том, что происходит по этой теме, сейчас много не только здравого смысла, но и политики. Например, Госдеп США вроде бы отказался от новых санкций в отношении «Северного потока», но перед этим на конференции в Мюнхене президент Байден обвинил в подрыве отношений США и Европы почему-то (или, скорее, уже естественно) Россию. Почему так?..
Приложения: Последние новости России и мира – Коммерсантъ Деньги (131810)
Цены на газ этой осенью рекордны.
Поставки ограничены. Европейцы готовятся к холодной и дорогой зиме. Подорожание электроэнергии приведет к увеличению цен на многие товары, включая продукты питания. Причины европейского энергетического кризиса далеко не однозначны и показывают, насколько сложен и взаимосвязан глобальный энергетический рынок.
«Мир переживает первый крупный энергетический кризис перехода к чистой энергетике. И этот кризис не будет последним. В следующие несколько десятилетий может появиться больше периодов инфляции, вызванной ростом цен на энергоносители»,— написал Bloomberg в начале октября, когда котировки форвардных контрактов на Виртуальной торговой точке передачи права собственности на природный газ Title Transfer Facility (ТТF) в Нидерландах достигали рекордных значений, подбираясь к отметкам $2 тыс. за 1 тысячу кубометров газа.
Хотя мировая экономика и в прежние десятилетия сталкивалась с сокращением поставок энергоносителей (вспомним Нефтяной кризис 1973 года и Исламскую революцию в Иране) и нестабильными рынками из-за стихийных бедствий или конфликтов на Ближнем Востоке, энергетический кризис такого масштаба, как в 2021 году, наблюдается впервые. Нехватка природного газа, угля, мазута и электроэнергии на рынках от Великобритании до Китая нарастает в самый неподходящий момент, когда мировая экономика демонстрирует высокие темпы восстановления после пандемии коронавируса. Но у всего есть причины и последствия.
Закон непредвиденных последствий
Закон непредвиденных последствий в экономике — свойство политических действий иметь ненамеренные эффекты в дополнение к тем, которые были целью этих действий
У взлета цен на энергоносители осенью 2021 года есть целый ряд причин, и лишь одна из них относится непосредственно к сфере добычи нефти и газа, остальные причины происходят из мира финансов и геополитики.
«Сланцевая революция» и демпинг ряда стран ОПЕК в предыдущем десятилетии вызвали кризис перепроизводства углеводородов. Но следующей за перепроизводством фазой любого экономического цикла является фаза спада. Повсеместное сокращение добычи углеводородного сырья из-за обвала котировок к многолетним минимумам, а также соглашение ОПЕК+ решили проблему переизбытка нефти (и сланцевого газа).
При этом значительно сократились инвестиции в разведку, добычу и сервис, как следствие затяжного падения цен на энергоносители, начавшегося в 2014 году и продолжавшегося до середины 2020 года. Проблема усилилась в момент пика пандемии, когда спрос на энергоносители резко снизился из-за остановившихся производств, транспорта и массовых локдаунов в большинстве регионов мира. Но когда спрос в 2021 году начал восстанавливаться, оказалось, что в мире уже возник дефицит энергоносителей, который быстро не восполнить, причем в условиях доминирования климатической повестки и зеленой трансформации этот дефицит может сохраняться годами.
Целенаправленная политика отказа от инвестиций в нефтегазовый сектор и жесткие требования ESG по углеродной нейтральности, которые устанавливаются правительствами, центральными банками и крупнейшими инвестиционными фондами и банками, привели к дисбалансу восстанавливающего спроса на традиционные энергоносители со стороны потребителей и реального предложения со стороны теряющей капитал нефтегазовой отрасли.
Инвесторы с энтузиазмом вкладывают деньги в компании альтернативных источников энергии, а не в компании, работающие с ископаемым топливом. Инвестиционный и спекулятивный капитал годами перенаправлялся из традиционной экономики в «новую» экономику, которой, вот уж сюрприз так сюрприз, также требуется очень много электроэнергии. Согласно прогнозам, при сохранении текущих темпов цифровизации уже в 2025 году на цифровую экономику будет приходиться 20% мирового потребления электроэнергии.
Goldman Sachs в одном из обзоров назвал нынешний энергетический кризис «местью «старой» экономики»: «В «новую» экономику вложено слишком много средств, а в «старой» — голод».
По экспертным оценкам, озвученным на ПМЭФ-2021, для поддержания текущего уровня добычи до 2040 года в мировую нефтегазовую отрасль требуется инвестировать порядка $17 трлн, но уже очевидно, что при доминировании мировой климатической повестки над научной, промышленной и технологической эта отрасль такой объем средств не получит.
Хроническое недоинвестирование однозначно гарантирует дальнейшую нестабильность поставок нефти и газа, как, впрочем, и остальных базовых материалов «старой» экономики — металлов, удобрений, цемента и угля.
Но индоктринированным политикам будет сложно отказаться от текущей климатической повестки и согласиться на развитие и расширение атомной энергетики. Мир продолжит следовать зеленой трансформации и при этом испытывать хронический дефицит традиционных энергоносителей. К тому же зеленая трансформация и инвестиционные принципы ESG усилят инфляционные процессы, так как сделают более дорогостоящими использование традиционных углеводородных источников энергии, поднимут стоимость ввода мощностей по добыче столь необходимых металлов для электрификации и повысят и без того высокие платежи по выбросам углекислого газа, связанные с энергоемким производством. Квоты на выбросы углекислого газа растут в стоимости, а впереди еще и введение углеводородного налога, который в конечном итоге придется платить потребителям.
В такой ситуации биржевые котировки нефти, газа и угля будут намного выше, чем в предыдущие годы, а аналитики инвестбанков продолжат на полном серьезе рассуждать о сырьевом суперцикле, который может продлиться не менее десяти лет, а также о том, что дефицит и высокие цены во всем мире серьезно подорвут восстановление мировой экономики.
Глобальная инфляция и биржевая игра
Непредвиденные последствия климатической повестки негативны для социально-экономической сферы, но вполне благоприятны для финансового капитала и биржевых спекулянтов.
Беспрецедентная денежная эмиссия центральных банков развитых стран и Китая, увеличивших за пандемию денежную массу в своих странах на четверть, и переход к фискальному доминированию раздули пузыри на финансовых рынках и запустили глобальную инфляцию. Переизбыток денежной ликвидности и дефицит реальных товаров вызвали взлет цен в энергетике, металлургии и сельском хозяйстве. А поскольку в предыдущие три десятилетия в мире шел перманентный и планомерный процесс превращения реальных товарных рынков в финансовые и биржевые, и теперь цены на сырье в большей степени определяются объемом предложения денежных средств, к естественному спросу на углеводороды, промышленные товары и сельхозпродукты подключились средства инвесторов и биржевых спекулянтов.
Trend is our friend («Тенденция — наш друг»), гласит народная биржевая мудрость. Следование трендам в глобальном распределении активов позволяет игрокам зарабатывать без излишнего отвлечения на оценку рисков. Денежное изобилие и самоусиливающийся процесс покупок сформировали устойчивый восходящий тренд на рынке углеводородов. Рефлексивная реакция игроков на рост цен дополнительно подогревает как интерес спекулянтов к игре на повышение, так и инфляционные процессы, поэтому с конца прошлого года покупка биржевых контрактов на сырьевые и агропромышленные товары стала популярной стратегией хеджирования инфляции, что дополнительно усиливает инфляционные ожидания и поддерживает трендовый рост биржевых котировок.
Длинные позиции хедж-фондов в сырьевых фьючерсах обеспечили им дополнительную прибыль, но одновременно увеличили риски для реальной экономики и создают ощутимые проблемы развивающимся странам, у которых нет возможности компенсировать бесконечной денежной эмиссией рост затрат на энергию и продовольствие.
Спекуляция как системная проблема
Миру, утопающему в избыточном капитале, словно раджа из сказки про Золотую антилопу в волшебном золоте, может не хватить решимости обуздать глобальную спекуляцию. Спекуляция стала системной проблемой мира финансового суперкапитализма. В спекуляции участвуют не только биржевые игроки, инвестбанки, хедж-фонды, но и политики и политические партии, ратующие за ускоренный зеленый переход, лоббисты, эксперты, экономисты, ангажированные ученые, корпорации со своими корыстными интересами и даже обычные граждане, вовлеченные в операции на финансовых рынках напрямую или через пенсионные или инвестиционные фонды. Они все соучастники этого, по сути, аморального процесса, вне зависимости от того, осознают они это или нет.
И именно глобальная биржевая спекуляция на реальных активах способна разрушить мир, в котором вместо рациональных, научно обоснованных структурных изменений в промышленности, энергетике и экономике предпочитают годами и десятилетиями прикрывать проблемы и дисбалансы триллионными монетарными и фискальными мерами.
Галоп газовых цен
Рост котировок природного газа на нидерландском хабе ТТF поражает воображение даже спекулянтов на крипте.
Если весной 2020 года котировки контрактов на природный газ в пересчете мегаватта на тысячу кубометров держались у отметки в $60, то к началу октября 2021 года они превысили уровень в $1900.
Годовой рост биржевых цен в 32 раза впечатлит даже тех ветеранов рынка, которые не брезгуют веществами, запрещенными в России.
Газ в Европе в дефиците из-за взлетевшего спроса в Азии, за которым не поспевает добыча, из-за увеличившегося энергопотребления вследствие холодной зимы и жаркого лета 2021 года, из-за возникших дисбалансов энергосистем после включения в европейскую энергогенерацию нестабильных источников возобновляемой энергии, заменивших традиционную тепловую и атомную генерацию. Слишком быстрый переход на зеленую электроэнергию сделал энергосистемы менее устойчивыми. Прерывистость источников энергии всегда ведет к росту затрат и необходимости содержать резервные мощности и дополнительные аккумуляторные хранилища.
Напряжение на мировом газовом рынке спровоцировало рекордный скачок цен на электроэнергию в Европе, а переход на возобновляемые источники лишь усугубил проблемы.
Дефицит газа мог бы быть значительно меньше, если бы не политика самого Евросоюза и трансатлантическая солидарность с США. Санкционное давление на Россию, длительное блокирование строительства газопровода «Северный поток-2», либеральные ценности Третьего энергопакета ЕС и пр. не способствовали заполнению европейских ПГХ в преддверии зимы.
Дефицит в сочетании с избытком денежной ликвидности — это всегда рост цен. Особенно когда ценообразование из политических соображений перестает опираться на долгосрочные газовые контракты с надежными поставщиками, отвязывается от ориентира нефтяных цен и полностью передается на милость стихии рынка биржевых контрактов.
А у этой стихии масса подводных камней. Чтобы получить прибыль в биржевой игре, нужно купить актив дешевле и продать дороже. Но можно сначала продать дороже то, чего у игрока нет, а затем откупить дешевле и подвести баланс.
Ситуация, когда сначала продается то, чем продавец не владеет, называется короткой позицией (short). Короткое сжатие (short squeeze) — ситуация на рынке, когда продавцы начинают нести неприемлемые убытки из-за того, что не просто могут откупить актив дешевле, а текущая стоимость актива оказывается намного выше первоначальной цены продажи, и чтобы исполнить свои обязательства по поставке, они вынуждены покупать этот актив на рынке по любой, даже сверхвысокой, цене.
Зачастую к короткому сжатию обычных спекулянтов добавляются проблемы более «продвинутых» игроков — продавцов опционов. Судя по «ракетно-космической» динамике взлета котировок форвардных контрактов на природный газ на площадке ТТF в Нидерландах, к естественному спросу на газ со стороны потребителей и спросу из-за закрытия коротких позиций спекулянтов добавляется гамма-сжатие позиций тех, кто ранее продавал колл-опционы на газ глубоко out-of-the-money (то есть по фиксированной цене — strike price,— которая на момент продажи опциона была выше текущей рыночной), но эти опционы внезапно стали для их покупателей in-the-money (текущая цена поднялась выше страйка), то есть прибыльными, а для продавцов — убыточными.
И продавцы опционов колл вынуждены открывать длинные позиции на форвардных контрактах, чтобы хеджировать свои короткие позиции по опционным обязательствам. Так как покупки контрактов происходят массово, это означает, что маркетмейкеры опционов набирают достаточно большие длинные позиции, что продолжает толкать котировки на газ все выше и выше.
Перспективы зимы 2021/2022
Волатильность на спотовом рынке газа растет, а вместе с ней растут страхи европейцев. Тем более что нехватка энергии в наиболее населенных странах мира — Китае и Индии — будет способствовать росту цен на энергоносители. Главное агентство экономического планирования Китая — Национальная комиссия по развитию и реформам — предупредила, что ограничения на потребление электроэнергии сохранятся и в следующем году. Значительные перебои в электроснабжении происходят в Индии. Потребность в электроэнергии во второй по темпам роста после Китая крупной экономике мира возросла быстрее, чем прогнозировалось ранее. Нехватка угля на электростанциях в Индии может продлиться до марта 2022 года.
Для Европы энергокризис зеленой трансформации грозит социально-политическими последствиями. Кризис «наносит ущерб нашим гражданам и, в частности, наиболее уязвимым домохозяйствам, ослабляя конкурентоспособность и усиливая инфляционное давление», заявила в Европейском парламенте еврокомиссар по энергетике Кадри Симсон: «Если кризис не остановить, это может поставить под угрозу восстановление экономики Европы». В Великобритании решились на внеплановые финансовые интервенции, для того чтобы восстановить работу оставшихся угольных шахт и ТЭС, с которыми так жестоко боролась «железная леди» Маргарет Тэтчер. К тому же там сохраняется нехватка бензина на заправках и высокие цены на энергоносители.
Абсурдность ситуации с зеленым переходом делает сейчас Льюиса Кэрролла одним из самых актуальных писателей Европы:
«— Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?
— А куда ты хочешь попасть? — ответил Чеширский Кот.
— Мне все равно…— сказала Алиса.
— Тогда все равно, куда и идти,— заметил Кот.
— Только бы попасть куда-нибудь,— пояснила Алиса.
— Куда-нибудь ты обязательно попадешь,— сказал Кот.— Нужно только достаточно долго идти».
Но ЕС, как и США и Британия, пока в лучшем положении, чем развивающиеся страны. Возможность печатать деньги — доллары и евро — и использовать их для покупки реальных активов выгодно отличает государства Западной Европы и США от большинства стран мира.
Интересы России
«Россия полностью выполняет свои контрактные обязательства перед нашими партнерами, в том числе и в Европе, обеспечивает гарантированные бесперебойные поставки газа на этом направлении»,— заявил президент Путин на форуме «Российская энергетическая неделя».
Путин про газ
Президент Путин, выступая на пленарном заседании международного форума «Российская энергетическая неделя», сказал, что «за девять месяцев текущего года поставки газа в Европу увеличились на 15%.
Проблема ведь не в нас. Проблема в самих европейцах. Они не закачали вовремя. Во-первых, ветряки не работали летом, это известная тема. Ничего не поделаешь, такая погода была. Не закачали вовремя нужный объем в свои подземные хранилища. Только на 75% там осуществлена закачка, это очень мало. Все это понимают, все это видят. Сократились поставки из других регионов Европы, в том числе из США. Мы увеличили, США сократили. Конечно, все это вызвало панику. Вот это вызвало панику».
Действительно, сейчас в мире дефицит всего и на свеженапечатанные деньги все сложнее что-либо купить. Глава Минфина России Антон Силуанов заявил на встрече министров финансов и управляющих центральными банками «Группы двадцати», что видит риски развития стагфляционного сценария мировой экономики: «Это стало следствием применения стимулов, несоразмерных возможностям восстановления экономик».
Европе нужен российский газ, нефть и уголь. Но в условиях безудержного эмиссионного роста объема мировых денег и бесконечного накопления долгов, которые непонятно кто и как будет возвращать, торговля энергоресурсами, по сути, происходит даже не за цветную бумагу, а за электронные записи на серверах банков.
Но нефть, газ и уголь — это реальный энергоактив, в том числе и наших следующих поколений. Эти ресурсы можно поставлять лишь в обмен на реальные активы и технологии, которые страны Запада пока не собираются нам продавать, в том числе и технологии нефтедобычи и нефтесервиса, не говоря уже о технологиях машиностроения, энергомашиностроения, биомедицины и компьютерных технологиях.
И если Европе нужно больше энергоносителей из России, то необходимо обусловить такое взаимодействие с Евросоюзом снятием антироссийских санкций и изменением политики сотрудничества в области технологий.
Дилемма ведь несложная: либо антироссийские санкции, либо дополнительный газ из России; либо непризнание Крыма, либо дополнительный газ и нефтепродукты; либо продолжение политики русофобии и отказ продавать технологии, либо дополнительный газ, уголь и электроэнергия. Именно эти вопросы сейчас необходимо поднимать в любых диалогах с нашими европейскими «партнерами».
Александр Лосев, гендиректор УК «Спутник — Управление капиталом»
Газовая дилемма.
Европа выбирает трубу.Павел СОРОКИН –заместитель Министра
энергетики России
За последнее десятилетие глобальный рынок энергоносителей претерпел значительные изменения. В первую очередь, он перестал быть исключительно нефтяным — началась обширная торговля сжиженным природным газом (СПГ), производство, а главное, трейдинг которого значительно расширился. На сегодняшний момент оборот СПГ перевалил за отметку в 300 млн тонн в год.
Международный рынок газа до последнего времени представлял собой разрозненные региональные площадки, на которых торговался преимущественно сетевой газ. Сейчас продажи крупнотоннажного СПГ начинают выступать уже в качестве системного интегратора газовых рынков в единое глобальное трейдинговое пространство.
С ростом объема торгов и
размыванием границ на рынке СПГ постепенно переписываются “правила игры”, он становится более гибким,
появляются сотни новых игроков с сильными
компетенциями, в том числе и с нефтяного направления.
«Играть» на этом рынке становится все сложнее. Высокая волатильность цен давно стала для него привычным делом, тормозящим в развитии лишь трейдеров с небольшими капиталами. По факту, со стороны предложения на рынке обсуждаются десятки новых проектов, в первую очередь, на территории Австралии, США и России, по которым компаниям еще только предстоит принять инвестиционное решение.
Ожидать дефицита предложения на этом рынке в среднесрочной перспективе не стоит. Перепроизводства СПГ, о котором так беспокоилось экспертное сообщество в начале 2010-х, так и не произошло.
Скорее наоборот, намного больше неопределенностей возникает со стороны спроса. Как ни странно, но локомотивом спроса здесь может
выступить не молодая растущая экономика Китая, а традиционный рынок Европы. Спрос на импортный газ в Европе будет постоянно расти из-за увеличивающегося падения
собственной добычи: английский и норвежский сектора Северного моря требуют все
больших вложений для поддержания «полки»
добычи, в то время как единственный крупный проект в
регионе — голландский Гронинген — вскоре будет законодательно закрыт по
причинам безопасности.
В 2018 году снижение добычи газа в Европе достигло 3,6%.
Согласно прогнозу Wood Mackenzie, в долгосрочном периоде собственная добыча
газа в странах Европы будет только падать. К 2040 году она сократится на 65% по сравнению с 2018 годом — с
99,4 млрд куб. м. до 34,8 млрд куб. м.
Добыча газа в Европе 2015-2040 гг
Источник: Wood Mackenzie (2018)
Текущая
политика Евросоюза по декарбонизации и его стремление как можно быстрее перейти к
низкоуглеродной экономике создают предпосылки для расширения присутствия на этом рынке
экологически чистых источников энергии. Но, несмотря на развитие подобных
возобновляемых источников энергии, Европа стремительно теряет
конкурентоспособность своей экономики. Поэтому кажется вероятным, что именно газовая
генерация, выделяющая в два раза
меньше выбросов парниковых газов, чем угольная и по стоимости пока более
конкурентоспособная, чем возобновляемая энергетика, в перспективе станет
локомотивом большинства ведущих экономик региона.
По мнению экспертов BP[1], доля газа в топливном
балансе стран ЕС вырастет с 19,5% в 2018 году до 20,4% к 2040 году.
Идет настоящая гонка за то, чтобы «закрыть» это окно возможностей. По состоянию на 2018 год, при собственной добыче в 99,4 млрд куб. м., импорт газа в страны Европы был на уровне 281,2 млрд. куб. м, что составляет 53,8% от общего спроса. С учетом падающей собственной добычи, ожидается, что зависимость от импорта газа на европейском рынке к 2040 году вырастет до 387,2 млрд куб. м и составит уже 78,3% от спроса на газ.
Лидером этой гонки на данный момент остается
Россия, имеющая самые большие доказанные запасы газа в мире (более 35 трлн куб. м. или около 18% от
общемировых) и наиболее удобный подход к рынкам Европы с очки зрения логистики.
Несмотря на ужесточение конкуренции на глобальных газовых рынках, особенно со стороны новых производителей сжиженного газа, динамика
поставок российского трубопроводного газа в Европу только растёт. По итогам
2018 года доля российского газа на рынке Европейского союза составила 36,7%.
В итоге, закрытие «окна» спроса в континентальной Европе становится зоной конкуренции российского трубопроводного газа и СПГ. По прогнозу многих видных экспертов, в частности, IHS Markit, доминирование российского трубопроводного газа на рынках Европы сохранится, как минимум, в течение ближайших 10 лет.
Впрочем, расслабляться едва ли стоит. Именно в 2018 году в Европе впервые столкнулись в конкурентной борьбе СПГ и российский сетевой газ. Что любопытно, рост поставок СПГ в значительной мере обеспечил российский же производитель «Ямал СПГ» – 6,6 млрд. куб. м. Около 80% СПГ было направлено в Бельгию, Францию, Нидерланды и Великобританию – страны, покупающие российский трубный газ.
Трактовать этот факт можно по-разному, но абсолютно
ясным становится то, что изменения на
традиционном газовом рынке Европы становятся
необратимыми. Конкуренция растет, приходят новые игроки —
как из России, так и из ряда крупных стран-производителей из Африки и США. Их преимуществами
становится гибкость в цене, сроках контрактов, и все нарастающее, абсолютно
нерыночное,
политическое давление.
В этой связи становится интересным, сможет ли более
традиционный и, казалось бы, чуть менее поворотливый, трубопроводный газ
сохранить свои лидирующие позиции и не стать обузой для самих поставщиков.
На сегодня СПГ продолжает оставаться самым быстрорастущим источником поставок газа и основным драйвером спроса на него. Объем поставок сжиженного газа в мире в 2018 году достиг 319 млн. т[2], что на 8,1% больше предыдущего года. По прогнозам аналитиков Shell, такая тенденция сохранится и в будущем. В этом году объем поставок СПГ вырастет на 13%, до 360 млн т., в 2020-м — еще как минимум на 7%, до 385 млн т., вплоть до 580 млн т. к 2030 году.
Такие прогнозы объясняются сразу несколькими причинами экономического и технологического характера.
В первую очередь.
структуры контрактов на СПГ становятся более гибкими. Стимулы
для такого структурного дрейфа очень различны: от выхода на рынок новых потребителей до стремления
покупателей, особенно, европейских, к диверсификации поставщиков для повышения
надежности и, конечно, выгодности поставок.
В то же время, растет доля контрактов, где выбор пунктов конечного назначения остается за покупателем СПГ. Именно по этой схеме построены контракты на поставку СПГ из США. В итоге, торговый компонент на рынке только растет вместе с перепродажами СПГ. Сами контракты становятся более долгосрочными. С 2017 года по 2018 год средняя продолжительность их действия выросла более чем вдвое — с 6 лет до 13 лет. Общий объем контрактов увеличился в 2,7 раза.
Увеличение длительности контрактов, в свою очередь, поддерживает ввод новых мощностей СПГ, а значит, по цепочке, снижает средние затраты на строительство. За последние 8 лет они упали практически вдвое (с $2 000/т в 2010-2014 гг. до $600-1 400/т в 2014-2018 гг.).
Как следствие, количество СПГ-проектов будет
только расти. Согласно прогнозам Oxford Energy[3], суммарно в ближайшие два
года инвестиционные решения будут приняты по 28 проектам общей мощностью 302
млн т., из которых 204 млн т. является новыми проектами, а оставшаяся часть представляет собой расширения
существующих СПГ-заводов.
Больше всего их будет на территории США и Канады (около 190 млн т), а также в Катаре (33,4
млн т), Мозамбике (28 млн т) и России (25 млн т). Впрочем, для сравнения, за
2018 г. инвестрешения были приняты по проектам лишь на 21,5 млн тонн.
Поскольку рынки Европы считаются одними из основных рынков сбыта, растущие амбиции США представляют серьезные риски для положения России на этом рынке. В настоящий момент добыча попутного газа на сланцевых формациях США растет быстрее, чем трубопроводные мощности и спрос. По прогнозам IHS, к 2030 году экспорт СПГ из Северной Америки значительно вырастет — с нынешних 21 млн тонн до 96 млн тонн.
Наконец, помимо фактора США и коренного изменения модели рынка СПГ, на пути поставок сжиженного газа влияет также темпы роста цен на премиальных рынках Азии.
Все
вышеперечисленные факторы оказывают огромное влияние на изменение
энергетической конъюнктуры многих регионов мира, в особенности, Европы,
стремящейся к постоянной диверсификации поставок, в том числе снижению «зависимости» от России.
Этот вектор особенно укрепился после проблем с
прокачкой российского газа через территорию Украины в 2006
и 2009 гг. Для этого страны Европы активно строят все новые и новые
регазификационные терминалы. По состоянию на 2018 год, они уже составили 173 млн тонн. Впрочем, учитывая общий объем импорта
СПГ Европой в 2018 году в объеме 50 млн т., а также темпы роста спроса на СПГ (в 2018 году — всего
около 7%), регазификационные терминалы еще какое-то время будут терпеть убытки. Их средняя загрузка пока не
превышает и 30%.
Пока
диверсификация поставок за счет СПГ идет довольно сложно. Это становится очевидным при
взгляде на разбивку по основным поставщикам СПГ в Европу. Так, из суммарного импорта СПГ в Европу в объеме 50 млн т,
Россия поставила 4,9 млн т или почти 10% от общего объема, на первом месте идет Катар (16,9 млн
т или 33,7% от совокупного экспорта в Европу), затем Нигерия (9,5 млн т или 19,0%) и Алжир (9,4 млн т
или 18,8%). Импорт СПГ из США пока не превысил и 2,7 млн т, увеличившись за год
всего на 0,3 млн т (данные Vygon Consalt).
Но несмотря ни на что, эксперты рынка остаются оптимистами относительно перспектив 2019 года, прогнозируя рост поставок СПГ в Европу от 15,6-23,5 млн т (Shell) до роста почти в 1,5 раза в 25 млн т (Wood Mackenzie). Подобные прогнозы прихода значительных объемов СПГ строятся на предположении о сохранении премиального характера европейского рынка в 2019 году. За 3 месяца текущего года страны Европы уже импортировали 21,5 млн т СПГ. Примечательно, что в этот же период (январь-март) экспорт газа “Газпромом” в Европу снизился на 0,4% до 61,5 млрд куб. м., хотя доходы от экспорта и выросли на 10,7%, до $14,1 млрд по сравнению с аналогичным периодом 2018 года.
Таким образом,
сегодняшняя конкурентная ниша, которую занял российский трубопроводный газ в
газовом импорте ЕС в 46%, расценивается некоторыми странами ЕС если не как
угроза для энергетической безопасности Европы, то как повод для
диверсификации. Эксперты Wood Mackenzie ожидают, что доля СПГ в общих поставках
газа в Европу будет плавно расти по сравнению с трубопроводными поставками с
12,9% в 2018 году до 29% в 2040 году.
По мнению экспертов IHS, будет страдать доля именно
трубопроводного газа, ожидая, что в период 2018-2030 гг. поставки из России
упадут до 143 млрд куб. м.
Поставки природного газа в Европу
Источник: Wood Mackenzie (2018)
Впрочем, на данный момент текущие показатели экспорта говорят об обратном. Популярность российского трубопроводного газа только растет. В прошлом году «Газпром» установил новый экспортный рекорд в более чем 200 млрд куб. м. Только по газопроводу «Северный поток» в 2018 году были поставлены объемы газа, превышающие его проектную годовую производительность: 58,8 против 55 млрд. куб. м. в год.
На сегодня действующие мощности поставок газа в Европу, учитывая Турцию, превышают 250 млрд куб. м. в год, а с учетом ввода «Северного потока-2» (55 млрд куб. м.) и двух веток «Турецкого потока» (31,5 млрд куб. м.), экспортные возможности России уходят далеко за 300 млрд куб. м. газа в год.
Вероятность того,
что столь огромные трубопроводные объемы останутся недозагруженными, при
условии роста импорта странами Европой, стремится к нулю.
Если пересчитать долю
в импорте на долю в реальном потреблении, выйдет, что Россия, с учетом экспорта
своего СПГ, занимала порядка 38% на рынке ЕС. При этом низкая себестоимость
добычи газа в России делает его долгосрочным ценовым лидером в регионе. Это становится очевидным, если сравнить рекордный экспорт газа в Европу
со стороны «Газпрома» и падение поставок
трубопроводного газа у таких крупных игроков на европейском рынке, как
Алжир. Да, неоспорим факт, что в начале 2019 года экспорт газа «Газпрома» в
Европу снизился по сравнению с прошлым годом, но это, скорее, последствие
сочетания фактора теплой погоды в Европе и резкого снижения ценового спреда на
СПГ в Азии и Европе, вызванного, в основном, временным замедлением спроса на СПГ в Китае.
В первую очередь,
одним из главных плюсов российского газа является его география и наличие
огромных запасов в 35 трлн куб. м., тогда как ближайшие конкуренты России на
экспортных рынках Европы и Азии – США и Австралия – обладают лишь 8,7 трлн куб.
м. и 3,6 трлн куб. м. соответственно.
Кроме того, удобное расположение России между Европой и Азией позволяет нашему
газу — как в жидком, так и газообразном состоянии — быть прибыльным при текущих
ценах и выигрывать конкуренцию у СПГ из США и Австралии.
По оценкам представителей «Газпрома», в 2018 году средние цены на российский газ в ЕС составили не менее $248/куб. м или $6,92/млн БТЕ. С учетом того, что американский СПГ, чаще всего, торгуется международными трейдерами по биржевой цене газа (NBP), средняя цена которого составила $7,7/млн БТЕ, то американский СПГ, привязанный к спотовой цене на газ, был как минимум на 11% дороже российского газа. Если же добавить сюда расходы на регазификацию (оценочно $0,5/млн БТЕ), то СПГ оказывается дороже уже на 14-18%.
Более того, для дальнейшего расширения спроса
на российский газ в Европе существуют и другие условия. К примеру, для
поддержания конкуренции «Газпром»
пробует новые варианты ценообразования, продавая свой газ на аукционах.
Кроме
этого, поспособствовать росту спроса может текущий процесс декарбонизации, постепенно снижающий
использование неэкологичных видов топлива и повышающий потребление газа.
Экспорт СПГ в страны Европы является перспективным, но не основным маршрутом
поставок российского газа на рынки этого региона, пока не обеспеченного
достаточными трубопроводными мощностями для перекачки регазифицированного газа
потребителю. Такими
газопроводами обеспечена лишь четверть мощностей приемных береговых терминалов СПГ.
При постепенном текущем расширении количества терминалов с доступом к крупным
газопроводам, спрос на СПГ — и в первую очередь, российский — будет также
увеличиваться. На сегодняшний день в России работают два завода по производству
СПГ — сахалинский «Сахалин-2» и «Ямал СПГ» — но их количество будет расти. В
ходе Восточного экономического форума «Новатэк» и ряд японских компаний
подписали протокол о принятии окончательного инвестиционного решения по проекту
«Арктик СПГ-2», предусматривающего строительство трех очередей по производству
СПГ мощностью 6,6 млн тонн в год каждая — всего на 19,8 млн тонн.
Количество
подобных проектов на севере, на полуостровах Ямал и Гыдан, ограничено только
ресурсной базой, огромные запасы которой достигают 38 трлн куб. м. На этом
арктическом направлении российскому газу, но уже в сжиженном виде, также
помогает относительно небольшое транспортное плечо до европейских и азиатских
потребителей.
В рамках развития арктического потенциала президент России отдельно
выделил задачу превращения Северного морского пути в глобальную, конкурентную
логистическую систему, играющую важнейшую стратегическую роль в развитии арктической зоны России. К 2024 году
грузопоток по Севморпути должен достичь 80 млн тонн в год. В этом ямальский СПГ сыграет одну из решающих ролей.
В целом, ресурсная база позволяет России претендовать на уровень производства
СПГ в 100-140 млн тонн в год к 2035 году и долю на мировом рынке до 20%. Это особенно важно с учетом прогнозов по удвоению
спроса на СПГ к 2035 году до 600 млн тонн и образованию свободной ценовой ниши в
примерно 200 млн тонн СПГ в год за счет отсутствия на сегодняшний день
достаточного количества СПГ-проектов. При этом, адресаты поставок российского СПГ и российского трубопроводного газа будут
совершенно разные, что позволит избежать нездоровой конкуренции и создает
условия для дальнейшего роста экспорта как сжиженного, так и сетевого газа из
России.
[1] BP Outlook 2019
[2] Shell LNG Outlook 2019 https://www.shell.com/energy-and-innovation/natural-gas/liquefied-natural-gas-lng/lng-outlook-2019.html
[3]Outlook for Competitive LNG Supply https://www.oxfordenergy.org/publications/outlook-competitive-lng-supply/
Экономист оценил вероятность газового кризиса в Европе: Политика: Мир: Lenta.ru
Несмотря на то, что рост цен на газ оказался очень болезненным для всего Евросоюза, большинство европейских стран уже выработали меры поддержки своих граждан, потому никакого глобального кризиса в ближайшей перспективе не ожидается, считает экономист Марсель Салихов. В разговоре с «Лентой.ру» он отметил, что Польша несколько преувеличила масштаб проблемы, особенно с учетом того, что сама большей частью потребляет уголь.
Европа стоит на пороге огромного энергетического кризиса, уже скоро он может обернуться серьезными последствиями, заявил премьер-министр Польши Матеуш Моравецкий. «Уровень кризиса уже в ближайшие недели может потрясти Европу. Многие предприятия могут обанкротиться, а миллионы домохозяйств, десятки миллионов семей газовый кризис может повергнуть в бедность в связи с неконтролируемым ростом цен во всей Европе», — оценил ситуацию Моравецкий.
Польская дилемма
Салихов согласился, что из-за высоких цен на газ стоимость отопления, электричества, расходы для бизнеса в ЕС неизбежно вырастут. Тем не менее нельзя сказать, что на данный момент есть какие-то проблемы со снабжением. Кроме того, он отметил, что потребление газа хоть и находится на невысоких уровнях, но они пока даже не приблизились к минимальным за последние десять лет.
«Европейские правительства уже рассматривают варианты оказания поддержки домохозяйствам, малообеспеченным гражданам за счет госбюджета, так что в масштабах всего союза, рост цен на газ не является тем фактором, который был бы способен обрушить всю экономику, — считает Салихов.
— Да, это определенный удар, темпы роста замедлятся, но и сказать, что Европу ждет крах нельзя».
Он заметил, что слышать подобные заявления от Польши довольно странно, ведь страна добывает и потребляет много угля, который является значимым элементом в ее энергетике, хоть это и противоречит общеевропейской климатической повестке.
«Конечно, для Польши это не только финансовый, но и социальный момент — шахтерские города предоставляют рабочие места большому количеству населения. Она сама не так сильно заинтересована в российском газе, но и альтернатив у нее, в случае, если будет принято решение об уходе от угольной генерации, тоже нет», — заключил экономист.
Польская компания PGNiG вместе с Украиной стремится противостоять реализации «Северного потока-2». Обе страны подали заявки на участие в сертификации проекта. Глава украинского «Нафтогаза» Юрий Витренко заметил, что компания технически не может присоединиться к заявке PGNiG, но Киев и Варшава все равно объединили свои усилия.
Financial Times: блокада Донбасса как «головная боль» Киева
Автор фото, AFP
8 марта западная пресса пишет о «блокадной» дилемме украинских властей, последствиях нападок Дональда Трампа на СМИ, а также о поддержке феминизма среди молодых британцев.
Дилемма для Киева
Блокада торговли с неподконтрольными украинским властям территориями Донбасса стала настоящей «головной болью» для Киева. По подсчетам Financial Times, отказ от экономических связей с непризнанными республиками может обойтись Украине в сумму, превышающую 3 миллиарда долларов, а 75 тысяч украинцев рискуют потерять работу.
«Серьезные последствия» блокады также предполагают дефицит антрацитового угля, необходимого для работы 15 теплогенерирующих предприятий.
Издание цитирует главу Нацбанка Валерию Гонтареву, которая утверждает, что если блокада продлится до конца года, показатели экономического роста страны будут вдвое меньше ожидаемых 2,8%.
«Но если Киев попытается прекратить блокаду силовым путем, он рискует вступить в конфликт с собственными ветеранами», — констатирует Financial Times.
Однако существуют также альтернативные мнения.
«Чиновник в сфере международных финансов считает, что антрацитовый уголь можно относительно легко заменить импортом. В последние годы правительство уже повысило цену на электричество и уголь, приблизив ее к международным рыночным показателям», — пишет издание.
Однако тут же приводит предупреждения руководителя Авдеевского коксохимического завода Мусы Магомедова, который говорит, что необходимость покупать уголь за рубежом сделает украинскую промышленность менее конкурентоспособной, в частности — по сравнению с российской.
Брать пример с Трампа
Нападки Дональда Трампа на американские СМИ «приободрили» оппонентов свободы слова по всему миру. Об этом предупреждает американская Washington Post.
По мнению газеты, это приведет к «репрессиям» в автократических государствах.
«Они услышали от президента то же, что сами говорят о «надоедливых» журналистах, которые обличают нарушения прав человека, коррупцию и фальсификации на выборах. Заявления Трампа вызовут цепную реакцию за рубежом и станут сигналом того, что США больше не будут отстаивать свободу прессы и высказываний», — считает газета.
Подобные примеры издание уже наблюдало в Камбодже, Китае и России. В частности, представитель камбоджийского правительства вспомнил, как несколько журналистов не пустили на брифинг в Белый дом, и предупредил «Радио Свободная Азия» и «Голос Америки» о необходимости уважать власти. Оба СМИ известны своей критической позицией в отношении премьера.
«Если бы президентом избрали кого-то другого, то СМИ в Камбодже, Китае или России не стали бы свободными. Однако США традиционно высказывались против применения суровых мер в отношении прессы. Порой подобные вмешательства были эффективными.
Госсекретарь Рекс Тиллерсон заявляет, что «внешняя политика США должна пропагандировать наши фундаментальные ценности свободы, демократии и стабильности». Однако согласен ли с этим президент?» — задается вопросом Washington Post.
Молодые феминисты
Автор фото, Getty Images
Половина «миллениалов», то есть людей в возрасте от 18 до 34 лет, готовы назвать себя феминистами. Причем речь идет не только о женщинах, но и о мужчинах. Об этом свидетельствуют результаты исследования, которые в Международный женский день публикует Daily Express.
Правда, среди старших респондентов этот показатель уменьшается. В возрастной группе от 45 до 54 лет людей, придерживающихся подобных взглядов, только 23%, а от 55 до 64 лет — 21%.
Наиболее интересным является процентное распределение среди мужчин. Оказывается, чем они моложе, тем больше шансов, что они назовут себя феминистом. Среди молодых людей в возрасте от 25 до 34 лет их столько же, сколько и женщин-феминисток, отмечает издание.
А когда респондентов спросили, верят ли они в необходимость равенства между мужчинами и женщинами, 91% ответили «да». Против высказались лишь 5%.
«В Международный женский день британское общество доказало, что достаточно прогрессивно мыслит в вопросе гендерного равенства. Однако мы бы попросили те 10%, которые в это равенство не верят, подумать еще раз», — цитирует Daily Express Таню Баррон, главу организации Plan International UK, заказавшую проведение этого исследования.
Диагностика по смартфону
Автор фото, Getty Images
Может ли робот поставить диагноз быстрее и эффективнее, чем врач? Над этим размышляют британские специалисты, пишет Daily Telegraph.
Компания Babylon Health, которая уже сотрудничает с британской системой здравоохранения, скоро запустит проект, в рамках которого пациенты смогут узнать диагноз с помощью смартфона. Для этого даже не нужно посещать терапевта.
Эксперимент будет доступен для жителей пяти административных районов Лондона, отмечает издание.
«Пациенты вводят свои симптомы, а искусственный интеллект оценит срочность каждого случая, чтобы определить: нужно ли пациенту обратиться к врачу или просто отлежаться дома», — поясняет газета.
Глава компании Али Парса рассказывает, что его система имеет такой объем знаний, которые человеческий мозг физически не способен запомнить, а тесты уже доказали, что она может определить риски заболевания не хуже, чем врач.
Правда, как отмечает Daily Telegraph, речь идет только о диагностике. Лечением заболеваний, как и прежде, будут заниматься сами медики.
Но по мнению Парса, новая система значительно облегчит жизнь врачам, а также снизит нагрузку, особенно в условиях ограниченного финансирования.
Обзор подготовила Яна Люшневская, Служба мониторинга BBC
Путин делает ставку на будущее у угля
Европейские правительства разрабатывают планы поэтапного отказа от угля, американские угольные электростанции закрываются из-за резкого падения цен на экологически чистую энергию, а новые азиатские проекты сворачиваются, поскольку кредиторы отказываются от самого грязного ископаемого топлива.
А Россия? Правительство президента Владимира Путина тратит более 10 миллиардов долларов на модернизацию железных дорог, что поможет увеличить экспорт товара. Власти будут использовать заключенных, чтобы ускорить работу, возродив поруганную традицию советских времен.
Проект по модернизации и расширению железных дорог, ведущих к дальневосточным портам России, является частью более широкой инициативы, направленной на то, чтобы страна заняла последнее место в экспорте ископаемого топлива, поскольку другие страны переходят на более экологичные альтернативы. Правительство делает ставку на то, что потребление угля продолжит расти на крупных азиатских рынках, таких как Китай, даже несмотря на то, что в других странах оно истощится.
«Реально ожидать увеличения спроса на импортный уголь в Азии, если условия будут благоприятными», — сказал Евгений Брагин, заместитель генерального директора холдинга УГМК, которому принадлежит угольная компания в Кузбассе в Западной Сибири.
«Нам необходимо продолжать развивать и расширять железнодорожную инфраструктуру, чтобы у нас была возможность экспортировать уголь». Советская Байкало-Амурская магистраль, которая свяжет запад России с Тихим океаном, будет направлена на увеличение пропускной способности для угля и других грузов до 182 миллионов тонн в год к 2024 году. план модернизации, начавшийся в 2013 году.Путин призвал к более быстрому прогрессу на следующем этапе на встрече с угольщиками в марте».
Россия пытается монетизировать свои запасы угля достаточно быстро, чтобы уголь вносил вклад в ВВП, а не застревал в земле», — сказала Мадина Хрусталева, аналитик, специализирующийся на регионе для TS Lombard в Лондоне.
Путин делает ставку на то, что сухопутная граница его страны с Китаем и хорошие отношения с президентом Си Цзиньпином делают ее естественным кандидатом на доминирование в экспорте в страну, потребляющую более половины мирового угля.Его делу помогает тот факт, что Австралия, которая в настоящее время является экспортером угля номер один, сталкивается с торговыми ограничениями со стороны Китая на фоне дипломатического спора о происхождении коронавируса.
Но план сопряжен с риском, как для экономики России, так и для планеты. Межправительственная группа экспертов ООН по изменению климата рекомендует немедленно отказаться от использования угля, чтобы избежать катастрофического глобального потепления, а последствия изменения климата, как ожидается, обойдутся России в миллиарды долларов в ближайшие десятилетия.
Ранее в этом месяце Международное энергетическое агентство пошло еще дальше и заявило, что не следует строить новую инфраструктуру, работающую на ископаемом топливе, если мир хочет удержать глобальное потепление ниже 1,5 градусов по Цельсию. Поскольку все, кроме одной из 10 ведущих экономик, взяли на себя обязательство достичь нулевых выбросов в течение десятилетий, в дорожной карте МЭА «Нулевой уровень выбросов к 2050 году» содержится призыв к поэтапному отказу от всех угольных электростанций без улавливания углерода уже к 2040 году.
Спрос на уголь в Азии будет продолжать расти.Потребление угля в Китае в этом году должно достичь рекордного уровня, и страна продолжает строить угольные электростанции, но также планирует начать сокращать потребление, начиная с 2026 года.
меньше места для иностранных поставок. Ожидается, что даже в наименее благоприятных для климата сценариях МЭА мировой спрос на уголь в 2040 г. не изменится по сравнению с 2019 г. 2035 г. по наиболее консервативному сценарию, основанному на росте спроса не только со стороны Китая, но и Индии, Японии, Кореи, Вьетнама и, возможно, Индонезии.
Относительно низкое содержание серы в российском угле может дать ему преимущество в Корее, которая в последние годы ужесточила законы о загрязнении окружающей среды, но другие азиатские страны изо всех сил пытались получить финансирование для предлагаемых заводов, а Индонезия заявила на этой неделе, что не одобрит никаких новые угольные электростанции. На встрече стран Большой семерки министры окружающей среды договорились о постепенном прекращении поддержки строительства угольных электростанций без улавливания углерода до конца этого года.
Для Путина на карту поставлено больше, чем просто деньги.На видеоконференции в марте он напомнил правительственным чиновникам, что угольная промышленность движет местной экономикой нескольких регионов России, в которых проживает около 11 миллионов человек.
Волнения среди шахтеров помогли оказать давление на правительство до распада Советского Союза в 1991 году, хотя сейчас этот сектор представляет собой гораздо меньшую и менее влиятельную часть экономики.
«Нам необходимо тщательно взвесить все возможные сценарии, чтобы гарантировать развитие наших угледобывающих регионов даже в случае снижения мирового спроса», — сказал Путин.
Крупнейшие производители угля в стране находятся в частной собственности, а это означает, что они не сталкиваются с проблемами финансирования, с которыми в настоящее время сталкиваются зарегистрированные на бирже компании в других странах, поскольку банки сокращают финансирование грязной энергетики.
ООО «СУЭК», принадлежащее миллиардеру Андрею Мельниченко, и ОАО «Кузбассразрезуголь», подконтрольное Искандеру Махмудову, планируют увеличить добычу. Россия также планирует увеличить добычу угля для производства стали.
Компания «А-Проперти», принадлежащая российским предпринимателям Альберту Авдоляну, в прошлом году приобрела Эльгинский угольный разрез в Якутии на Дальнем Востоке и планирует инвестировать 130 млрд рублей в расширение добычи до 45 млн тонн угля с нынешних 5 млн тонн за счет 2023.
Третий этап проекта по расширению железных дорог России будет направлен на расширение инфраструктуры для перевозки угля из Якутии, заявил в прошлом месяце представитель РЖД».
В 2021 году экономика многих стран Азиатско-Тихоокеанского региона восстановилась после пандемии», — сказал Олег Коржов, генеральный директор ПАО «Мечел», одной из крупнейших угольных компаний России. «Мы ожидаем, что спрос на металлургический уголь в Азиатско-Тихоокеанском регионе останется высоким в ближайшие пять лет».
Во времена дезинформации и избытка информации качественная журналистика важнее, чем когда-либо.
Подписавшись, вы поможете нам правильно написать историю.
ФОТОГАЛЕРЕЯ (НАЖМИТЕ ДЛЯ УВЕЛИЧЕНИЯ)
Экономический центр России и сложная дилемма
Воспроизведено с разрешения Current History (октябрь 2004 г.).
Сибирь занимает важное место в восприятии
места России в мире.
На протяжении
современной истории России размеры Сибири — она охватывает на
больше, чем три четверти общей территории России в
— и ее геостратегическое положение на
евразийском континенте значительно способствовали развитию самой России.А исследование и освоение
Сибири помогло сформировать
российскую национальную идентичность. Сибирь рассматривается как «сундук с сокровищами
» России, источник новых богатств, новых территорий и
народных традиций, которые развивались вместе с уникальными культурами коренных народов Сибири. Русские
писатели превозносили Сибирь как «дикую границу»
и «Новый Свет» как спаситель для остальной части России.
Еще в 1980-х годах высказывание, приписываемое
Михаилу Ломоносову, великому русскому ученому
восемнадцатого века, — «Мощь России будет расти
с Сибирью» — украшало стены российских научных
классных комнат.
Сибирь, будучи основным хранилищем огромной
базы природных ресурсов России, сыграла жизненно важную роль в
поддержке российской экономики.
Меха из
лесных массивов Уральских гор и Сибири,
вместе с солью и полезными ископаемыми поддерживали экономику
Московии и ранней Российской империи с
пятнадцатого по восемнадцатый век. Минеральные ресурсы Сибири подпитывали индустриализацию Российской империи в девятнадцатом веке и развитие советской промышленности после революции 1917 года.
Западно-Сибирская нефть стала опорой позднесоветской экономики с 1960-х годов и остается
основой российской экономики сегодня.
По российским подсчетам, в Сибири находится
немногим менее 80 процентов нефтяных ресурсов России, около 85 процентов ее природного газа, 80 процентов ее угля,
такое же количество драгоценных металлов и алмазов,
и немногим более 40 процентов лесоматериалы страны
ресурсов. В результате этой богатой базы и ее
эксплуатации Сибирь во многих отношениях является тем, что географ
Дэвид Хусон назвал бы «действующей
национальной территорией России» или ее экономическим центром — регионом
, производящим излишек по сравнению с размером
его населения, что существенно поддерживает остальные
населения страны.
Как показал ряд недавних исследований географа
Майкла Бредшоу и экономиста Питера
Вестина, за исключением города
Москвы и промышленного района Самары
на Урале, основные вкладчики в российскую экономику
с точки зрения Валовой региональный продукт на душу населения
(ВРП) составляют все природно-ресурсные регионы, прежде всего
в Сибири и на Дальнем Востоке России. Возглавляет список нефтедобывающий
Тюменский регион в Западной Сибири;
затем Чукотка, также крупный производитель энергии; Саха
(Якутия) — площадка российской алмазной промышленности мирового класса
; Магадан, крупный горнодобывающий регион; Сахалин,
остров-хранилище у тихоокеанского побережья одного из
самых богатых новых месторождений нефти и газа в России; и Красноярск,
обширный регион по добыче угля, полезных ископаемых и
драгоценных металлов.
Просмотреть полную статью (PDF — 408 КБ) Получить Adobe Acrobat Reader
Россия наконец-то серьезно относится к изменению климата?
В прошлом месяце на ежегодном Валдайском форуме в России президент Владимир Путин заявил, что «невозможно» отрицать изменение климата, когда стихийные бедствия стали «почти нормой».
Признание реальности и опасностей изменения климата — это большая перемена для российского лидера.
Но насколько значим этот кажущийся сдвиг?
Изменение климата, несомненно, представляет опасность для России, как показал рост числа лесных пожаров и таяние вечной мерзлоты в Сибири в последние годы, что влияет на жизнь, средства к существованию и инфраструктуру.
Однако до сих пор интерес Москвы к изменению климата был бессистемным. Кремль, как правило, преуменьшает значение этого и, во всяком случае, подчеркивает потенциальные плюсы, которые потепление климата может предложить России. Изменение климата также не было публичной серьезной внутренней проблемой.
Глобальные усилия по сокращению выбросов и диверсификации поставок энергии за счет отказа от ископаемых видов топлива представляют собой серьезную долгосрочную угрозу экспорту энергоносителей из России и российской экономике в целом.
Россия занимает четвертое место в мире по выбросам парниковых газов, выбрасывая пять процентов мирового углерода.
Это также значительный источник выбросов метана, часто из-за скрипящих газопроводов. Однако Россия ратифицировала Парижское соглашение только в сентябре 2019 года, спустя четыре года после его заключения. И его определяемый на национальном уровне вклад, внесенный в ноябре 2020 года, был скромным усилием, довольно лишенным амбиций. Он взял на себя обязательство сократить выбросы углерода только к 2030 году до 70 процентов от уровня 1990 года — мягкая цель, учитывая существенную деиндустриализацию в постсоветскую эпоху.
Действительно, Энергетическая стратегия правительства до 2035 года, принятая в прошлом году, предусматривала дальнейшее расширение производства ископаемого топлива, в то время как амбиции по возобновляемым источникам энергии и энергоэффективности не заходят достаточно далеко.Поэтому неудивительно, что климатические цели, политика и финансы России были признаны «крайне недостаточными».
Но за последний год Кремль стал серьезно относиться к изменению климата – по крайней мере, на словах.
В своем ежегодном обращении к нации в апреле Путин заявил, что общие чистые выбросы парниковых газов в России должны быть меньше, чем в ЕС в течение следующих 30 лет, назвав это «сложной», но «реалистичной» целью.
Проект климатической стратегии, который в настоящее время обсуждается российскими государственными органами (но еще не принят официально), описывает планы по сокращению выбросов углерода на 79 процентов к 2050 году. способность обширных запасов лесов и болот России выступать в качестве естественных поглотителей углерода для поглощения выбросов.
Выступая на конференции по энергетике в Москве в начале октября, Путин обязал Россию достичь нулевых чистых выбросов углерода к 2060 году.
Отчасти сдвиг России в смягчении последствий изменения климата является ответом на внешнее экономическое давление. Глобальные усилия по сокращению выбросов и диверсификации поставок энергии за счет отказа от ископаемых видов топлива представляют собой серьезную долгосрочную угрозу для экспорта энергоносителей из России и российской экономики в целом.
В частности, план Европейского союза по взиманию углеродного налога на границе с импортом из государств, которые не делают достаточно для сокращения выбросов парниковых газов, ставит под угрозу российский экспорт; Европа получает 45% российского экспорта, в основном нефть, газ, уголь, металлы и удобрения, так что это может сильно ударить по России.
Таким образом, у России есть некоторый стимул для снижения углеродоемкости своей экономики – или, по крайней мере, она пытается это сделать.
Но это будет трудно.
Углеводороды – нефть, газ и уголь – играют огромную роль в экономике России. Почти 90% энергии в России поступает из источников с высоким содержанием углерода, а нефть и газ обеспечивают более 35% государственных доходов. И есть социальный аспект: большая часть страны зависит от добычи нефти, газа и угля, чтобы обеспечить доходы и рабочие места.
Россия продолжает видеть возможности в потеплении климата – как экономические, так и геополитические.
Более того, авторитарная политическая система России в значительной степени зависит от контроля Кремля над государственными энергетическими гигантами и их доходами. А на международном уровне Россия использует свою ведущую роль в глобальных энергетических потоках для усиления своего геополитического влияния, как мы видим сейчас в кризисе поставок газа в Европу.
Все это дает некоторые основания скептически относиться к намерениям России и достоверности ее последних климатических обязательств.Жизненно важное значение ископаемого топлива для России — политическое, экономическое и геополитическое — возможно, побуждает Москву затянуть цепь усилий по смягчению последствий глобального изменения климата.
Россия продолжает видеть возможности в потеплении климата – как экономические, так и геополитические. Это включает в себя расширение сельскохозяйственного производства в Сибири и на Дальнем Востоке, открытие более широкого доступа к энергетическим и минеральным ресурсам в арктических районах северной России, а также содействие расширению судоходства по Северному морскому пути между Азией и Европой.
Китай занимает видное место в мышлении России во всех трех областях.
Энергетическая стратегия России также делает ставку на то, что переход мира к менее углеродоемкому будущему будет медленным и что ископаемые виды топлива будут нужны дольше, особенно в таких странах, как Китай и Индия.
Тем не менее, по иронии судьбы, Россия обладает огромным потенциалом для расширения производства возобновляемой энергии – солнечной, ветровой, геотермальной, биотоплива, водорода – особенно учитывая ее размер, мощную научную базу и огромное разнообразие климатических зон.Использование доходов от углеводородов для создания зеленой энергетической инфраструктуры было бы разумным шагом России для подготовки к энергетическому переходу.
Однако велика вероятность того, что сильные корыстные интересы — политические и экономические — будут сопротивляться и замедлять энергетический переход России, гарантируя, что ископаемые виды топлива останутся доминирующими в энергетическом балансе страны в обозримом будущем, какую бы риторическую позицию Москва ни заняла на предстоящем заседании COP 26.
.
Сможет ли COP26 очистить воздух между Россией и Западом? — Московский Центр Карнеги
Россия, похоже, хочет продвигать свою собственную экологическую повестку, но не готова принимать чужие цели.
Саммит COP26 по изменению климата в Глазго был попыткой написать глобальные климатические правила, с которыми согласятся все или почти все. Борьба с глобальным потеплением — это также возможность для Запада восстановить свое мировое лидерство, поскольку он наиболее близок к «зеленой» экономике и готов идти вперед, а затем вести по этому пути других.
Противники Запада, в том числе Россия и Китай, подозревают Запад в том, что он планирует превратить свои интересы в универсальные правила для всех остальных.Запад, тем временем, подозревает, что это будет еще одна область, в которой его противники будут нарушать правила, создавать препятствия и подрывать его авторитет или, по крайней мере, просто симулировать участие в общем деле.
Для самого президента России Владимира Путина призывы к сотрудничеству против общей угрозы, несмотря на существующие разногласия, являются любимым инструментом в его внешнеполитическом арсенале.
Для него климатическая повестка, как и любая другая, также является вопросом национальной безопасности и суверенитета.Как и во многих других сферах, Москва придала проблеме изменения климата особое значение, а это означает, что она по-настоящему серьезно относится только к климатическим проблемам, которые представляют прямую угрозу для России.
Прежде всего, это глобальное потепление. В последние годы группы экстренного реагирования борются с пожарами и ликвидируют наводнения гораздо чаще, чем когда-либо прежде. В то время как таяние ледяных шапок сделает Северный морской путь более доступным, более теплый российский Север может стать еще менее заселенным, поскольку вечная мерзлота превращается в болота, простирающиеся на тысячи миль.Оттепель может вернуть к жизни древние вирусы, а в Арктике исчезающий лед уничтожит белых медведей.
Потепление климата также представляет угрозу для российской экономики. Западные государства обещают отказаться от основного экспорта России — углеводородов — и склонны заставлять других делать то же самое, например, облагая налогом любые товары, которые они не считают достаточно экологичными.
Таким образом, угроза, с которой сталкивается Россия, двояка: она может проиграть от глобального потепления, а также от мер по борьбе с ним, если они противоречат интересам России.Но любая угроза — это и возможность: оперативно присоединившись к зеленому переходу, Россия может от этого и выиграть, поскольку обладает необходимыми ресурсами и технологиями. Чтобы это произошло, правила «зеленого перехода» должны учитывать интересы России.
В этой битве на два фронта российские силовики , или службы безопасности, и экономисты-технократы в правительстве могут найти точки соприкосновения. Самый эффективный способ уменьшить риски глобального антиуглеродного марша — присоединиться к нему в качестве одного из его организаторов.
Так обычно действует Путин, когда хочет начать сотрудничество с Западом. Не уступая требованиям Запада, он предлагает сотрудничество против могущественного общего врага, будь то исламский терроризм, сомалийские пираты, иранские ракеты, ИГИЛ, COVID-19 или экологические проблемы.
В конце концов, разве не именно так Москва и ее западные союзники построили основанный на правилах международный порядок против общего врага три четверти века назад во время Второй мировой войны?
Опыт показал, что Запад все более неохотно принимает предложения России о сотрудничестве.Он считает, что самое эффективное, чем может помочь Россия, — это измениться самой. Однако когда речь заходит о проблеме климата, призыв России к объединению против общего врага звучит более убедительно. Можно обойтись без России в области политических институтов, новых технологий или глобальных финансов, но бороться с изменением климата без помощи России невозможно.
Если Запад ищет легкодоступные пути прагматичного сотрудничества с Россией, вопрос климата — хороший выбор.Это та область, в которой Запад не будет обвинять в компромиссах.
Таким образом, Запад видит два варианта: либо использовать проблему климата для ведения конструктивного диалога, свободного от бремени продолжающейся гибридной войны, либо распространить гибридную войну на экологические проблемы и начать поучать и осуждать Россию с самого начала.
экологическая кафедра.
У Запада может возникнуть соблазн обвинить Россию и Китай в неспособности улучшить климатическую ситуацию: ведь если они незаменимы для осуществления позитивных изменений, а позитивных изменений не предвидится, то виноваты в первую очередь они.
Действительно, Путина и китайского лидера Си Цзиньпина уже критиковали за то, что они пропустили такое важное глобальное событие. Россия направила в Глазго одну из самых больших делегаций, но отсутствие Путина означало, что Россия не участвовала в переговорах на высшем уровне, где президенты и премьер-министры встречались офлайн.
Кажется, это соответствует замыслу России. Он хочет сесть за один стол переговоров с западными и другими странами и наблюдать за процессом принятия решений изнутри, не беря на себя чрезмерных обязательств.Более низкий статус делегации был одним из способов избежать подписания обещаний саммита: юридически необязательных обещаний по различным климатическим вопросам.
Десятки стран подписали Глобальное обязательство по сокращению выбросов метана на 30 процентов к 2030 году, обязательство увеличить производство стали с почти нулевым уровнем выбросов к 2030 году и третье обязательство отказаться от использования угля в производстве энергии.
Россия, со своей стороны, только подписала лесное обязательство, обязательство прекратить и обратить вспять обезлесение к 2030 году, в котором не указаны цифры.
Похоже, что Россия хочет продвигать свою собственную зеленую повестку дня, но не готова принять чужие цели. Вот почему Россия хочет, чтобы управляемое поглощение выбросов метана лесами учитывалось как сокращение выбросов. Именно поэтому Россия хочет, чтобы ядерная энергия была классифицирована как экологически чистая, и почему Россия ведет переговоры о том, как определить углеродные кредиты, которые могут быть обменены и проданы странами.
Российская повестка отличается от глобальной, как ее определили организаторы COP26, двумя моментами.Во-первых, для России экологические проблемы затмевают климатические. Во-вторых, у России горизонты планирования гораздо короче, чем у организаторов саммита. Экологические и климатические цели России несколько ближе к целям развивающихся стран — некоторые могут сказать, что они недостаточно амбициозны, — такие как повышение энергоэффективности муниципальной инфраструктуры, перевод городских и сельских котельных и целых ТЭЦ с угля и дров на газ, организация переработка мусора. Эти проблемы, может быть, и обсуждались участниками саммита, но из них трудно сделать важные для печати обещания.
Что касается устойчивого будущего, то внутренняя нестабильность не позволяет развивающимся странам планировать даже на пару десятилетий вперед, не говоря уже о ста годах. Все помнят, как планы, сформулированные российской элитой в 1980-е, потеряли всякую актуальность в 1990-е, и та же картина повторилась в последующие десятилетия.
Статьи и интервью с высокопоставленными российскими деятелями свидетельствуют об акценте скорее на экологии в ее классическом понимании, чем на каком-то футуристическом понимании изменения климата.Они больше говорят об энергетическом переходе и связанных с ним рисках и возможностях для России, чем о глобальном потеплении и сокращении выбросов метана.
Всё-таки всё взаимосвязано, и Россия не против глобальной повестки. Как и в любой другой сфере, стремясь сохранить свое достоинство и суверенитет, она стремится сформулировать собственную позицию в увязке с глобальной.
Это ставит перед западными организаторами саммита дилемму: они могут сказать, что Россия снова противостоит основанному на правилах мировому порядку, или они могут включить зеленую повестку России в свою собственную.В конечном счете, охладить сегодняшний перегретый мир без таких стран, как Россия и Китай, не получится.
Эта статья была опубликована в рамках проекта «Возрождение американо-российского диалога по глобальным вызовам: роль следующего поколения», реализуемого в сотрудничестве с Посольством США в России. Мнения, выводы и выводы, изложенные в настоящем документе, принадлежат автору и не обязательно отражают точку зрения Посольства США в России.
Автор:
Планы угольных шахт в Камбрии и ложная дилемма | Letters
Статья Габи Хинслифф («Планы угольной шахты в Камбрии» иллюстрируют дилемму тори: «зеленая» политика или рабочие места?, 4 февраля) пропагандирует иллюзию, созданную главным образом корыстными интересами ископаемого топлива: что мы должны выбирать между «зеленой» политикой или рабочими местами.
На самом деле такой дилеммы не существует.
Международное энергетическое агентство и Школа предпринимательства Смита при Оксфордском университете опубликовали отчеты, в которых делается вывод о том, что проекты инфраструктуры возобновляемых источников энергии создают гораздо больше рабочих мест, чем экономические стимулы для обычного бизнеса.
Нигде ложная дихотомия «процветание и окружающая среда» не является более очевидной, чем в Камбрии, где так много семей стали жертвами разрушительного наводнения, вызванного климатическим кризисом, вызванным ископаемым топливом, что привело к падению стоимости их домов. .Нестандартная занятость в отраслях, повышающих уязвимость людей в регионе, не имеет ничего общего с повышением уровня.
Наконец, в статье подразумевается, что налог на выбросы углерода повредит тем, у кого низкая заработная плата. В соответствии с предложением профессора Джеймса Хансена о подходе к налогообложению на основе «платы и дивидендов» верно обратное.
Поскольку богатые потребляют больше углерода, они платят больше налога на выбросы углерода, в то время как бедные потребители получают дивиденды и в конечном итоге живут лучше.
Тим Кросленд
Директор, Plan B
В 2019 году Великобритания импортировала 2.177 млн тонн коксующегося угля, преимущественно из США и России. Он используется в сталеплавильном производстве и, в меньшей степени, в производстве бетона и в отоплении. Вдобавок к сжиганию материала, при транспортировке такого огромного веса должна быть большая углеродная нагрузка. Предлагаемая шахта в Камбрии предназначена исключительно для добычи коксующегося угля, а транспортные расстояния относительно короткие.
Существуют альтернативы для отопления, и в любом случае мы должны использовать гораздо меньше бетона. Доменные печи для вторичной стали могут быть электрическими, а восстановительные свойства кокса в сталеплавильном производстве могут быть полностью заменены водородом.
К 2030 году должно быть принято обязательство использовать водород только для производства стали и привязать к этой цели лицензию на добычу кокса в Камбрии. Эта потребность в водороде будет стимулировать британские инвестиции в технологии производства, хранения и распределения альтернативного топлива.
Несомненно, лучше планировать устойчивое будущее по всем направлениям, чем придерживаться узкого взгляда на какой-то один аспект проблемы.
Джон Дарк
Хексхэм, Нортумберленд
Кол стоит перед дилеммой из-за угля – ПОЛИТИКА
В отличие от других европейских стран, в Германии по-прежнему существует огромный угледобывающий сектор, на долю которого приходится почти треть ее потребностей в энергии.Антагонизм широких слоев населения по отношению к ядерной энергии, о чем еще раз свидетельствуют недавние протесты против сброса отходов, просто усиливает необходимость поддерживать процветающую угольную промышленность любой ценой.
И цена высока. Федеральная канцелярия платит 65 000 экю в год за каждую работу в угледобыче.
Это причина, по которой правительство настаивало на радикальном плане по сокращению отрасли, но также объясняет, почему он потерпел неудачу. После трех дней забастовок и боев на обычно безмятежных улицах Бонна Коль сдался и пообещал резать как можно медленнее.
Субсидии будут сокращены с 4,6 млрд. экю сейчас, но к 2005 году уровень помощи упадет до 2,8 млрд. экю вместо первоначально предусмотренных 1,9 млрд. экю. Более того, запрограммированные увольнения, которые, как ожидалось, составят 60 000 рабочих мест из общего числа 85 000 в отрасли, теперь будут сокращены вдвое, и они будут обсуждаться, а не навязываться.
«Мы не прыгаем от радости. Однако у нас есть соглашение, которое позволяет угольной промышленности существовать после 2005 года», — говорит Ханс Бергер, президент профсоюза горняков IGBE.
Это действительно так резко. Угольная промышленность в Европе сократилась, как ни одна другая.
В 50-х годах в Германии было 500 000 горняков по сравнению с 85 000 сегодня. Эта тенденция ускорилась за последнее десятилетие, начиная с сокращения рабочих мест после годовой общенациональной забастовки шахтеров в Великобритании в 1984-85 годах.
С 1990 года в угольном секторе в основных странах-производителях ЕС: Германии, Франции, Испании и Великобритании было потеряно около 70 000 рабочих мест. Импорт угля вырос на 5 млн тонн, а добыча в Европе за последние десять лет упала на 100 млн тонн — почти на 50%.
В основе проблем отрасли лежат сохраняющиеся высокие цены на добычу угля, несмотря на годы жестокой реструктуризации, которая только за последние пять лет сократила затраты на четверть. Даже сейчас, согласно данным Европейской комиссии, средняя стоимость добычи угля в ЕС, измеряемая в тоннах на угольный эквивалент (ТСЕ), составляет 114 TCE, в то время как средние цены на импортный уголь составляют всего 40 TCE.
Несмотря на то, что запасов угля в Европе хватит еще на 250 лет, многие из них находятся в глубоких месторождениях, которые необходимо разрабатывать на глубине более 1000 метров и для которых требуется прочное и дорогое оборудование.
В то же время производители электроэнергии предпочитают строить газовые станции, которые производят энергию по более низкой цене.
В результате число рабочих мест в угольной промышленности сократилось, а производительность выросла на 60% за последнее десятилетие. Расходы отрасли были сосредоточены на новых технологиях добычи полезных ископаемых, чтобы получить максимальную отдачу от глубоких пластов, и карьеры стали более популярными.
Пример Великобритании представляет собой тестовый пример того, что происходит с европейской угольной промышленностью без субсидий.После забастовки 1984-85 гг. государственные собственники смогли провести масштабную программу реструктуризации, кульминацией которой стала продажа оставшихся 19 английских карьеров компании RJB Mining в 1994 г. за 950 млн. экю.
Поскольку в этом году правительство готово отменить сбор, который финансирует работу атомной промышленности, Великобритания больше не будет субсидировать ни один из своих источников энергии.
Даже после этой революции в отрасли аналитики задаются вопросом, жизнеспособна ли RJB Mining, учитывая, что она по-прежнему пользуется государственными гарантиями того, что производители электроэнергии PowerGen и National Power будут покупать уголь.
Когда в следующем году истечет срок действия этой гарантии, Ричарду Баджу из RJB придется убедить эти две компании в том, что они получат наибольшую выгоду, если останутся с углем.
Он утверждает, что его несубсидированный уголь более привлекателен для производителей, чем нефть и газ. Он будет производить более дешевую энергию, находится рядом с генераторами и не нуждается в транспортировке на расстоянии, и за него можно платить в фунтах стерлингов, а не в долларах.
Бадж выступает за то, чтобы каждая европейская угольная промышленность шла по тому же пути, что и британская, чтобы обеспечить промышленность этим естественно дешевым и стратегически безопасным топливом.«Проблема с Европой заключается в том, что если мы не будем осторожны, мы станем чрезмерно зависимы от импортного газа.
Восемьдесят процентов этих запасов будут находиться в России, Алжире и на Ближнем Востоке — не обязательно в самых безопасных и стабильных странах мира, откуда мы будем получать нашу долгосрочную энергию», — говорит он.
Но, принимая во внимание недавнее действие Коля и неожиданно большой пакет субсидий, предоставленный испанской промышленности в феврале, особые мольбы Баджа, похоже, остаются без внимания.
В настоящее время Комиссия настаивает на принятии нового кодекса для государств-членов, желающих оказать помощь угольному сектору после истечения срока действия существующих руководящих принципов в 2002 году.Испания уже потребовала, чтобы субсидии убыточным карьерам сохранялись в течение еще пяти лет после окончания действия кодекса.
В Мадриде действует система субсидирования угольной промышленности за счет прямых государственных субсидий и средств от сбора со всех счетов за электроэнергию, который был зафиксирован на уровне 4,8% от общей суммы в прошлом году.
Комиссия оказала давление на правительство, чтобы оно изменило эту практику, в то же время Германии придется объяснить свое решение замедлить темпы сокращения помощи.
Когда в 1995 году Комиссия утвердила субсидии немецкой угольной промышленности на сумму 7 млрд. что скорость, с которой Германия планировала сокращать помощь, была недостаточно быстрой. Теперь это будет еще медленнее.
Правительство Великобритании уже готово подать жалобу на переезд и хочет ужесточить правила оказания помощи.
За последние два года себестоимость добычи в Великобритании соответствовала мировым ценам на уголь, что позволило отрасли конкурировать на экспортных рынках. Но Лондон протестует против того, что субсидии, выплачиваемые немецким энергетическим компаниям на покупку местного угля, искажают этот рынок в ущерб британским производителям.
Некоторые из них, по словам правительства, претендовали на поставку угля для немецких производителей по ценам значительно ниже местных, но им не удалось выиграть контракты, если принять во внимание субсидии.
Широко ожидаемый приход в правительство оппозиционной Лейбористской партии в мае вряд ли изменит подход Лондона.
Это правда, что партия боролась с реструктуризацией отрасли после 1985 года. Но теперь, когда дело сделано, лейбористы считают, что должны защищать оставшихся в стране шахтеров, а не шахтеров в Германии или Испании.
Существующие руководящие принципы помощи, которые были согласованы четыре года назад, гласят, что субсидии для компенсации производственных затрат должны предоставляться нерентабельным карьерам только по исключительным социальным и региональным причинам после 2002 года.В тот же день истекает срок действия договора Европейского сообщества угля и стали.
После этого, вероятно, немецким и испанским майнерам придется конкурировать на том же рынке, что и то, что осталось от их британских коллег.
Украинская дилемма России: стратегия Москвы в отношении Киева
Последние недели принесли новые проявления эскалации агрессивной риторики и действий России в отношении Украины, включая передвижение войск вблизи ее границы, а также использование энергии в качестве рычага воздействия.
Это вызывает вопросы о намерениях Москвы. Как заявления российского руководства, так и политика Российской Федерации в последние годы свидетельствуют о том, что она не отказалась от попыток достижения одной из своих главных политических целей: восстановления контроля над Украиной. И это несмотря на то, что его действия до сих пор — как ограниченная военная агрессия, так и политическое, экономическое и пропагандистское давление — только еще больше отдалили его от этой цели. В нынешних условиях, при сохранении тупиковой ситуации в конфликте на Донбассе, Российская Федерация стоит перед выбором своей дальнейшей стратегии в отношении Украины.У него есть два основных варианта: эскалация вооруженного конфликта на Донбассе для достижения быстрого прорыва или усиление многолетнего давления, то есть игра на постепенное истощение Киева. Выбор стратегии зависит от восприятия ситуации Россией, отношения самой Украины и поведения ключевых западных акторов.
Провалы политики Кремля в отношении Украины
Украина была и остается ключевым государством для Российской Федерации на так называемом постсоветском пространстве (термин неадекватный, но отражающий российскую точку зрения), в отношении которого восстановление стратегического контроля , понимаемая как способность влиять на политику — внешнюю, безопасность, а также отчасти внутреннюю — в соответствии с интересами Кремля, остается целью Москвы.
Решающее значение Украины для России определяется рядом факторов, в том числе ее ключевым геостратегическим положением. С точки зрения Москвы Украина является незаменимым буфером между Россией и НАТО. Демографический и экономический потенциал Украины также привел к тому, что Российская Федерация предприняла несколько безуспешных попыток (в начале 1990-х годов, в начале XXI века, в 2003–2004 и в 2010–2014 годах) включить ее в подконтрольные ей евразийские интеграционные структуры. . Эти усилия оправдываются и продвигаемой кремлевской пропагандой идеей «русского мира» и русской нации, состоящей из трех частей (белых, малороссийских и великороссов — то есть белорусов, украинцев и русских), из которых остаются Украина и украинцы. ключевые элементы для Москвы.Кремль воспринимал и продолжает воспринимать потенциальный успех демократической трансформации Украины, принятие ею европейских стандартов и ее политическую и экономическую интеграцию с западными структурами как серьезную угрозу не только безопасности Российской Федерации, но и стабильности путинского авторитарного режима.
Фундаментальная проблема путинской России заключалась в том, что все ее предыдущие попытки подчинить себе соседа, включить его в евразийскую интеграцию, заблокировать процесс укрепления сотрудничества с западными государствами и структурами провалились.Так было и в 2014 году, когда российская агрессия против Украины стала результатом провала попыток включить ее в инициированный Москвой Таможенный союз (позже Евразийский экономический союз) и победы украинской демократической революции. Аннексия Крыма принесла Кремлю значительные внутриполитические выгоды (несколько лет высокой общественной поддержки Владимира Путина) и геостратегические выгоды (изменение баланса сил в Черноморском регионе в пользу России), а оккупация части Донбасса создали постоянную горячую точку, создающую хронические политические, экономические проблемы и проблемы безопасности для властей в Киеве.Но обе выгоды, полученные Москвой, были, во-первых, непропорциональны ее амбициям, а во-вторых — обременены серьезными издержками в виде величайшего кризиса в отношениях с Западом со времен окончания «холодной войны», предполагающего частичную заморозку сотрудничества.
и прежде всего введение западных санкций. Ограничения, которые были слишком слабыми, чтобы дестабилизировать экономику России или привести к полной политической изоляции Москвы от Запада, тем не менее усугубили экономический кризис в стране и сделали ее неспособной выполнить ряд задач внешней политики и политики безопасности.Действия Кремля привели — вопреки его интересам — к увеличению военного присутствия США и их союзников на восточном фланге НАТО, увеличению политической, экономической поддержки и поддержки Западом Украины и некоторых других постсоветских государств, а также уничтожение шансов Российской Федерации на расширение своего влияния на континенте за счет постепенной реализации российской идеи Большой Европы (создание модели избирательной интеграции России и ЕС, направленной против США). [1]
Политика России в отношении Украины дала эффект, обратный ожидаемому – привела к серьезному росту антироссийских настроений в стране, консолидации общества вокруг идеи обороноспособности государства, росту поддержки членства Украины в НАТО и ЕС.
Более того, несмотря на принуждение Киева к подписанию (в 2014 и 2015 годах) так называемых Минских соглашений по урегулированию конфликта на Донбассе, Москве так и не удалось добиться реализации выгодных для ее интересов положений этого документа – в частности, на «автономию» Донбасса, которая в конечном итоге должна привести к федерализации всей Украины, и использовать это как рычаг воздействия на политическую ситуацию в стране, в том числе гарантируя ее эффективную «нейтрализацию» (не союзнический статус).Украина добилась значительных успехов в плане европейской интеграции:
она подписала соглашение об ассоциации с ЕС, в том числе о создании глубокой и всеобъемлющей зоны свободной торговли, а также добилась безвизового режима с ЕС, переориентировала свою торговлю на ЕС , и освободилась от зависимости от импорта природного газа из России. [2]
Попытки России ослабить Украину
После 2015 года, когда закончилась фаза расширения зоны российской оккупации на Украине, в Кремле рассчитывали, что экономический кризис и ожидаемые политические потрясения приведут к серьезному ослаблению страны, волне разочарования населения политикой ее -Западные власти, взаимная усталость и разочарование между Западом и Украиной, что привело к уменьшению поддержки Запада.
Ожидалось, что это спровоцирует политический поворот, открыв путь к захвату власти в Киеве «прагматичными» силами, выступающими за модус вивенди с Россией за счет политических уступок и ослабления сотрудничества с Западом.
С этой целью Москва предприняла ряд мер: ввела последовательные экономические санкции против Украины и периодически оказывала давление за счет использования энергии в качестве рычага, в том числе продвигала инфраструктурные проекты («Турецкий поток», «Северный поток — 2»), ликвидация транзита российского газа через свою территорию в страны ЕС, что лишило бы ее значительных доходов.Российская пропаганда также проводила кампании, направленные на дискредитацию своего соседа в глазах западных государств, рисуя ложную картину постоянно нестабильной страны, в которой доминируют крайние националисты. Используемые инструменты включали использование агрессивных методов; Российские хакеры, например, атаковали государственные учреждения Украины и объекты критической инфраструктуры (электростанции).
Российские вооруженные силы последовательно расширяли и модернизировали свой потенциал у границ Украины и в оккупированном Крыму, устраивали военные демонстрации, блокировали судоходство через Керченский пролив и Азовское море, серьезно затрудняя работу украинских портов. [3]
На Донбассе подконтрольные Москве «сепаратисты» периодически устраивают эскалацию обстрелов, в результате чего есть жертвы как среди украинских военных, так и среди мирного населения. В то же время российская сторона оказывает политическое давление на Украину и европейских посредников (Германия и Франция) для обеспечения эффективной легитимности «сепаратистов», заставляя Киев вести с ними прямые переговоры (прежде всего, через Трехстороннюю Контактная группа). Была надежда, что уставшие от конфликта и опасающиеся серьезной эскалации ситуации посредники вынудят украинское правительство пойти на уступки – в первую очередь путем организации выборов на оккупированных территориях и признания их новой власти в сочетании с предоставлением им ограниченных автономии (по так называемой формуле Штайнмайера).
Однако этого не произошло. [4]
Зеленский: русские надежды и разочарования
Новые надежды на выход из тупиковой ситуации зародили в Москве Владимир Зеленский и его партия «Слуга народа», пришедшая к власти в Украине в 2019 году. Зеленский, телезвезда без политического опыта, приехал с русскоязычного юго-востока страны и ранее был активным художником и бизнесменом, в том числе в России. Его кампания была сосредоточена вокруг обвинения постреволюционной правящей элиты в коррупции.Важно отметить, что одним из главных лозунгов его предвыборной кампании было установление мира на Донбассе, а также он заявлял о готовности к прямым переговорам с Россией. [5]
Москва решила этим воспользоваться и проверить, как далеко пойдет Зеленский в уступках ей, чтобы добиться хотя бы ограниченного успеха в мирном процессе. В обмен на открытое согласие Киева с так называемой формулой Штайнмайера и фактическое усиление роли трехсторонней рабочей группы он согласился на обмен большей частью заключенных и задержанных.
Однако как растущая политическая оппозиция и негативная реакция внутри украинского общества на любые уступки России, так и неготовность Российской Федерации к реальному и прочному прекращению огня до реализации политических условий Минских соглашений обескуражили власти в Киеве. от продолжения этой линии. Таким образом, Москве не удалось поймать Зеленского в политическую ловушку.
Более того, в 2021 году украинская сторона предприняла ряд шагов, которые Кремль расценил как прямой вызов ей.К ним относятся: запрет на внутреннее вещание российских телеканалов, ведущих государственную пропаганду; возбуждение уголовного дела и домашний арест против пророссийского украинского политика Виктора Медведчука, личного друга Путина, который относился к нему как к неформальному представителю в Украине; деятельность в области политики памяти, которая противоречит неосталинскому нарративу Москвы; организация так называемой Крымской платформы (форум для международных дебатов о ликвидации российской оккупации Крыма).
[6]
Особое раздражение Москвы вызывает более тесное сотрудничество Киева с Западом (преимущественно с США, Великобританией и Турцией) в сфере безопасности. Это проявилось в доставке военной техники, организованных на Украине и в Черном море учениях с государствами-членами НАТО, миссии ВМС Великобритании по свободе судоходства у берегов Крыма (июнь 2021 г.), соглашении о сотрудничестве в области безопасности с Вашингтон (август 2021 г.) и визит министра обороны США Ллойда Остина в Киев в октябре 2021 г.Эти события вызвали резкую реакцию российской стороны в виде риторических выпадов и вооруженных демонстраций.
Перспективы и условия российской политики: вооруженная эскалация…
В условиях провала попыток Москвы добиться своих ключевых целей в отношении Украины с использованием различных имеющихся в ее распоряжении инструментов, а также патовой ситуации в Донбассе Россия стоит перед выбором будущей стратегии и отношения к соседу.
В свете прошлого опыта, российского modus operandi и внешних обстоятельств представляется, что он может пойти по одному из двух путей: поиску внезапного перелома через эскалацию вооруженного конфликта на Донбассе (с перспективой в другие регионы юго-востока Украины), либо продолжение длительного многопланового давления в ожидании ослабления страны и возможных внутриполитических изменений.
Военный потенциал Российской Федерации и ее потенциальное эскалационное доминирование (ее способность к многоступенчатой эскалации за счет введения в зону конфликта все более серьезных средств), а также боязнь большинства западных государств перед последствиями возникновения очередного крупного вооруженный конфликт в Восточной Европе означает, что использование армии остается самым сильным инструментом, который Россия может использовать для влияния на Украину.
Такой сценарий может принимать различные формы. Минимальный — и наиболее вероятный — сценарий, вероятно, предполагает локальное наступление «сепаратистов» на Донбассе (при поддержке регулярных российских сил), целью которого будет значительное смещение линии фронта.
Такая операция, по замыслу Москвы, унизила бы украинские власти и заставила бы западные государства начать дипломатические действия для прекращения боевых действий. Платой за их успех станут уступки со стороны Киева — как минимум фактическое согласие на выполнение политических условий Минских соглашений в интерпретации Кремля. В то же время (в искаженном восприятии Москвы) это спровоцировало бы внутренние споры на Украине под лозунгом привлечения к ответственности виновных в поражении, а в идеале — привело бы к политическому прорыву, открывающему дорогу к власти более «прагматичным Силы, готовые вести переговоры о modus vivendi с Россией.
Такие действия могут сопровождаться одновременными кибератаками, экономической и энергетической блокадой (элементы которой уже сегодня присутствуют — см. далее), а также, возможно, диверсионными, диверсионными и террористическими актами, осуществляемыми на территории Украины. Масштабы такой эскалации будут гибко подстраиваться, с одной стороны, к возможностям и воле военного и политического сопротивления соседа (и его собственным потерям), а с другой стороны, к реакции Запада, его дипломатическим шагам и объем санкционного давления.
Если бы Москва увидела, что ситуация развивается в ее пользу, она могла бы (хотя это кажется маловероятным) увеличить масштабы своей агрессии, оккупировав дополнительные районы (особенно на юго-востоке страны, что, возможно, привело бы к соединению их с оккупированным Крымом) . Это повлечет за собой наземное вторжение в другие приграничные регионы, помимо Донбасса. Наиболее радикальным вариантом, хотя и маловероятным, была бы попытка военной оккупации всей украинской территории, что, однако, радикально увеличило бы потенциальные людские, материальные и политические издержки Москвы (помимо всего прочего, оккупация такой большой страны потребовала бы огромных силы для борьбы с украинским мятежом).
Есть несколько аргументов в пользу сценария эскалации. Во-первых, Москва явно недовольна отсутствием результатов от прежней политики давления на Киев. [7] Во-вторых, чем дольше Украина остается вне стратегического контроля Москвы, тем дальше она отдаляется от Москвы во всех отношениях и тем крепче становится ее независимое существование.
В-третьих, Кремль может рассматривать текущую международную ситуацию как благоприятную для реализации такого плана.
Первым важным фактором здесь является вероятное восприятие Москвой относительной слабости США — ключевого игрока, который может предотвратить агрессивные действия США против Украины. Первоначальный страх Кремля перед «возмездием» со стороны новой администрации Джо Байдена за вмешательство в президентские выборы 2016 года, похоже, уступил место убеждению, что Вашингтон сосредоточен на внутренних проблемах и вызове со стороны Китая, поэтому он стремится улучшить отношения с Российской Федерацией.Об этом могут свидетельствовать, среди прочего, решения о снятии дальнейших ограничений в отношении газопровода «Северный поток – 2», достаточно мягкий ответ на опасные российские кибератаки на США (в том числе на элементы их критической инфраструктуры), а также усиление политического и безопасности (включая контроль над вооружениями) диалог с Москвой.
Еще одним важным элементом международной ситуации являются политические изменения в Европейском Союзе.
В частности, это касается парламентских выборов в Германии и ухода с поста канцлера Ангелы Меркель, которую Кремль считает одной из ответственных за санкции ЕС против России.По мнению Москвы, новое правительство Германии будет политически слабее и, хотя, вероятно, не приведет к позитивному прорыву в отношениях с Германией, продолжит политику диалога и попыток выборочного позитивного взаимодействия, стремясь снизить напряженность между двумя странами. страны. Кроме того, под руководством Эммануэля Макрона, которому весной 2022 года предстоят президентские выборы и конкуренция со стороны пророссийских кандидатов, Франция продолжает свои усилия по улучшению отношений с Российской Федерацией и хотела бы избежать еще одного глубокого кризиса в отношениях с ЕВРОСОЮЗ.
Третий фактор — энергетический кризис, проявляющийся резким подорожанием энергоресурсов, особенно на европейском рынке. В основе этого лежит множество факторов, но оно намеренно усугубляется вредными действиями России, которая стремится использовать его в своих политических и экономических целях.
Однако в данном случае важно то, что в восприятии Москвы такая ситуация снижает риск жесткой реакции Европейского союза на другие его агрессивные действия из-за опасений, что он будет активнее использовать свое «энергетическое оружие».
Четвертый элемент международной ситуации — нарастающий миграционный кризис на границе Беларуси с Польшей и Литвой, искусственно спровоцированный — как форма гибридной войны с Варшавой и Вильнюсом — режимом Александра Лукашенко при поддержке России. Опасения ее эскалации могут привести к сдержанности реакции ЕС на ситуацию в Украине.
Наконец: пятый элемент — это сохраняющаяся напряженность в Тайваньском проливе, связанная с все более агрессивными действиями Китая против Тайваня, что может привести к локальному кризису, оттягивающему США.внимания США и с привлечением его вооруженных сил, а также потенциально помешать быстрому и решительному реагированию Вашингтона на новый кризис в Восточной Европе.
О том, что Москва рассматривает возможность реализации сценария вооруженной эскалации, можно судить и по явной обостренности путинской риторики.
В статье, опубликованной в июле 2021 года, президент РФ не только в очередной раз продвигал тезис об историческом единстве Украины и России, двух народов, но и фактически предположил, что украинская государственность преходяща, как якобы искусственная творение, созданное по инициативе своих западных соседей.Он также пригрозил, что украинское государство может прекратить свое существование, если Киев продолжит свою нынешнюю политику, которую Кремль считает враждебной. Он указал на возвращение своего соседа к сотрудничеству как на единственную альтернативу. Статью Путина следует рассматривать как элемент риторического сдерживания, адресованный не столько Киеву, сколько прежде всего США и ЕС; на самом деле это требование признания особых интересов Москвы в Украине, необходимости ограничения ее суверенитета и, в частности, прекращения ее поддержки в сфере безопасности. [8]
Россия также испытала Запад, совершив в апреле 2021 года демонстративно крупные переброски сил в районе границы с Украиной.
[9] политическое преимущество попытки заставить Киев пойти на уступки, но, с другой стороны, это могло означать, что в случае фактического вторжения их ответ останется ограниченным. В этом контексте последующие действия подобного рода, предпринятые российскими военными в октябре-ноябре этого года, следует рассматривать либо как очередное испытание и предупреждение для Украины и США, либо как прелюдию к сценарию эскалации.
…или игра на изнурение
Крупная военная операция на Украине — не единственный сценарий, который рассматривает Москва, тем более что он несет в себе ряд рисков. Россия может рассчитывать на кумулятивный эффект различных инструментов, которые она использует. В их числе оказание давления в экономической и энергетической сферах, элементом которого являются очень серьезные последствия для украинской экономики резкого повышения цен на энергоносители, подогреваемого Кремлем.Также добавились новые санкции, в том числе перебои в последние недели поставок угля, который нужен соседу перед зимним сезоном, и отказ продавать электроэнергию.
[10] В более долгосрочной перспективе ожидается дальнейшее сокращение транзита российского газа через Украину и, в конечном итоге, его полное прекращение после того, как в 2022 году будет введен в эксплуатацию «Северный поток – 2», что повлечет за собой значительные финансовые потери для Украины (примерно 2 доллара США). млрд в год) и может привести к серьезным препятствиям в использовании украинской газотранспортной системы (в том числе для внутренних нужд) или даже к ее необратимому повреждению.
В распоряжении Российской Федерации не только продолжение текущего вялотекущего вооруженного конфликта на Донбассе (с возможностью периодического увеличения масштабов обстрелов), но и дальнейшие военные провокации на Азовском и Черном морях, создает угрозу безопасности и наносит удар по экономическим интересам Украины. Наконец: возможны дальнейшие кибератаки, в том числе на украинские госучреждения и объекты критической инфраструктуры, а также диверсионно-террористические операции, организуемые российским спецназом на ее территории.
Кремль может надеяться, что в результате использования вышеперечисленных инструментов в течение длительного периода времени они смогут кумулятивно дестабилизировать политическую и экономическую ситуацию в Украине, увеличивая шансы на политический прорыв и уступки со стороны Киева.
В пользу сценария длительного истощения Украины говорит, в частности, тот факт, что выбор варианта военной эскалации может повлечь за собой серьезные издержки и риски для России, причем они будут прямо пропорциональны масштабам агрессии.Среди прочего, это может усилить давление с целью ограничить использование или даже заблокировать запуск газопровода «Северный поток — 2» — приоритетного проекта Кремля — в результате новых санкций США и/или политических и нормативных решений ЕС. Еще одним возможным последствием может стать замораживание диалога между новой администрацией США и РФ по различным вопросам безопасности, продолжение которого важно для Москвы, усматривающей в этом возможность добиться от Вашингтона определенных уступок.
Однако самым серьезным последствием будут дальнейшие западные санкции. Некоторые из них, такие как полный запрет на торговлю российскими казначейскими облигациями, исключение Российской Федерации из платежной системы SWIFT или введение санкций в отношении большинства ее ключевых компаний (включая энергетические компании) и олигархов, будут иметь серьезные последствия. неблагоприятные последствия для российской экономики, а в долгосрочной перспективе могут способствовать дестабилизации политической ситуации в стране.
В этом контексте ужесточение российской риторики в отношении Украины и упомянутые ранее агрессивные гибридные действия могут фактически стать альтернативой военному сценарию.На это намерение может натолкнуть и статья Дмитрия Медведева, опубликованная в октябре этого года. Оскорбительная критика Зеленского и его администрации со стороны бывшего премьера (а ныне зампреда Совета безопасности РФ), ссылающаяся в том числе на антисемитские клише, не только прямо свидетельствует о разочаровании и «несостоявшихся надеждах» Кремля.
, но и заканчивается рекомендациями, которые можно обобщить как постулат «переждать Зеленского» и акт веры в грядущие политические изменения в Украине в соответствии с интересами России.Он открыто выступает за долгосрочное давление на своего соседа. [11] Хотя Медведев действительно не принадлежит в настоящее время к ключевым представителям истеблишмента, следует признать, что его мнение отражает взгляды по крайней мере некоторых представителей российской элиты.
На практике политика Москвы в отношении Киева будет зависеть от восприятия Россией ситуации и ее динамики. Это будет включать, с одной стороны, оценку внутренней ситуации в Украине, включая ее экономические обстоятельства, а также сплоченность, стойкость и политическую волю украинцев противостоять российской агрессии.С другой стороны, на решения Москвы будет влиять восприятие основных международных факторов, особенно отношения США, НАТО и ЕС. В то время как появление с их стороны признаков слабости и раскола, а также выражение опасений ухудшения отношений с Россией будут побуждать Кремль к все более агрессивным действиям, противоположное отношение – признаки решимости и намерения увеличить издержки такая российская политика — будет действовать как сдерживающий фактор для Москвы.