Публичная социология: Публичная социология глазами журналиста Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации»

Содержание

О “публичной социологии” в России – Левада-Центр

Термин “публичной социологии” сформулировал в середине прошлого века американский социолог Чарльз Миллс. Но наибольшую известность это понятие приобрело в середине нулевых годов послед того, как Майкл Буравой – новый президент Американской социологической ассоциации – посветил этой теме свое обращение к членам ассоциации в 2004 году. После выступление легло в основу статьи  “За публичную социологию”. В России о “публичной социологии” заговорили после выступления Буравого на конференции в Санкт-Петербурге в 2007 году и последующего выхода статьи “Приживется ли публичная социология в России?” в журнале Laboratorium.

Майкл Буравой отделяет “публичную социологию” от трех других: профессиональной, прикладной и критической. Профессиональная социология занята изучением общественных проблем и обращается при этом в первую очередь к академическом сообществу, она существует в рамках профессиональных конференций и семинаров, на страницах академических журналов.

Критическая социология – также обращается к академической аудитории, но направлена на критику методов социологических исследований и существующих интерпретаций. Прикладная социология, в свою очередь, существует для заказчика (и на его деньги), который определяет исследовательские цели и является эксклюзивным владельцем полученных результатов. Публичная социология отличается от критической и профессиональной тем, что обращается к неакадемическому сообществу (и в этом она похожа на прикладную), а к широкой общественности. Как и критическая, публичная социология занимается производством рефлексивного знания, осмыслением действительности ради общественного блага.

Поэтому в числе задач публичной социологии – написание текстов простым и понятным языком, доступным для специалистов из других сфер, а также привлечение не-социологов к обсуждению и интерпретации общественных проблем, и даже попытка наладить диалог исследователя и его респондентов. В России одними из наиболее последовательных приверженцев такого подхода можно назвать, например, социологов-неомарксистов, объединившиеся некогда вокруг Института коллективного действия (ИКД), которые изучают политический и протестный активизм в нашей стране.

Сам профессор Буравой на протяжении своей социологической карьеры также смотрит на мир, через призму трудов К.Маркса об обществе.

Несмотря на призыв к активному вовлечению непрофессионалов в дискуссию о результатах социологических исследований, Буравой предостерегает, что “в стремлении к популярности публичная социология склонна потакать и льстить своим аудиториям, своим группам общественности, и таким образом компрометирует то, чему привержены социологи в профессиональном и критическом аспектах”. Еще более строги в этом вопросе критики Буравого. Так, другой американский социолог Мэтью Дефлем настаивает, что социологи могут быть публичными только как представители науки, которой они занимаются, но не как политические активисты. Публичная социология, которую продвигает профессор Буравой, по его мнению, излишне политизирована, и это низводит ее до “активистской социологии”, прежде всего левого толка. Круг же тем социологической дисциплины намного шире. (Подробнее смотри открытое письмо Дефлема в ответ на упоминавшееся выступление Бурового).

Интересно, что в российских реалиях ожесточенные споры по поводу возможного участия непрофессионалов в социологических исследованиях развернулись отнюдь не вокруг исследований “левого” ИКД (объединившего как раз специалистов), но по поводу “социологической службы ФБК” Алексея Навального (который идеологически находится скорее “справа”; и этот факт еще более расширяет поле для критики Дефлема). При этом “волонтерскую” или “партизанскую” социологию Навального представители российского профессионального социологического сообщества, в том числе и автор этого текста, критиковали не столько за непрофессионализм исполнителей и возможные непреднамеренные неточности измерений (Левада-Центр, например, в некоторых своих проектах использует помощь волонтеров), сколько за политическую ангажированность и сознательное манипулирование полученными результатами в политических целях.

Возможно, правильнее было бы говорить не о какой-то отдельной “социологии” (публичной, критической и проч.), а соответствующей характеристике социологической дисциплины.

Ведь даже тексты и выступления самого Майкла Буравого обращены прежде всего к профессиональным и академическим социологам. То есть, заниматься “публичной социологией” он призывает именно профессионалов, получивших соответствующее образование, использующих необходимые исследовательские методы, принадлежащих к сообществу социологов. Упоминание Буравым социологического сообщества представляется неслучайным. С одной стороны важно, признан ли исследователь социологическим сообществом. Не менее важно и то, определяет ли человек сам себя как социолога, соотносит ли самого себя с социологическим сообществом, его принципами и стандартами, следует ли им на практике. При этом Американская социологическая ассоциация имеет столетнюю историю насчитывает более 14,000 членов, из которых пятая часть работает вне академического сообщества – в правительстве, бизнесе и некоммерческих организациях. В России же самостоятельной социологической организации, сопоставимой с американской по масштабам и признанию нет, как нет и единого социологического сообщества.
Может быть, поэтому здесь проще назваться социологом без принятия на себя обязательств, которые имеют специалисты перед дисциплиной, сообществом коллег и своими респондентам.

Когда Буравой пишет о том, приживется ли публичная социология в России, он ставит вопросительный знак. Несмотря на то, что свой доклад, который лег в основу указанной статьи, он делал в независимом Центре Независимых Социологических Исследований, автор ничего не говорит о российских негосударственных исследовательских организациях, ограничиваясь лишь несколькими нелестными упоминаниями академической среды – социологического факультета МГУ и Института Социологии РАН. Но как раз в независимых исследовательских коллективах следовали многим принципам “публичной социологии” задолго до призыва профессора Буравого. Кроме упоминавшегося ИКД, можно вспомнить команду старого ВЦИОМ (сегодня она продолжает работу в Левда-Центре) под руководством Т. Заславской, которая с самого начала основополагающим принципом своей работы полагала информирование широкой общественности о результатах своей работы.
Это зафиксировано, например, в методических документах к центральной исследовательских программ “Мониторинг социально-экономических перемен”. Установка на рефлексию по поводу полученных опросных данных отразилась в девизе левадовского ВЦИОМа: “От мнений – к пониманию”. Такие неправительственные организации как “Общественный Вердикт” выносят суждения о положении дел в российском обществе на основании собственных регулярных социологических исследований. Интересно упомянуть здесь и о проекте “Открытое мнение”, объединившего социологов разных институций ради того, чтобы дать независимую публичную оценку работе российских центров изучения общественного мнения в конце нулевых. Серия электоральных опросов, проведенных этой группой – к удивлению части участников – тогда совпала с результатами ведущих полстеров.

Представляется, что участившиеся споры вокруг социологических исследований невозможно объяснить в отрыве от процессов происходящих в российском обществе. С одной стороны со второй половины нулевых прослеживается, пусть медленный, но отчетливый рост общественной активности, который нашел свое выражение в росте благотворительности, движениях за обустройство городской среды, наблюдателей и т.

п., и, наконец, в гражданских протестах 2011-2012 годов. Активные слои стали проявлять интерес к происходящему вокруг них, возникла потребность изучать и понимать происходящие общественные процессы. В свою очередь, распространение интернета и социальных сетей, среди молодежи почти поголовное, облегчило объединение по самым разным вопросам, и вместе с тем принес простые и доступные инструменты для проведения различного рода опросов. Голосования в социальных сетях, на сайтах газет и радиостанций стали обычным делом. Подобная “демократизация” опросного инструмента принесла с собой иллюзию простоты. Излишне говорить, что о соблюдении методологических правил построения выборки, случайности отбора респондентов, и прочих требований математической статистики задумываются мало. А если опросы может проводить каждый – к чему профессиональные социологи?

При этом часто можно наблюдать распространенное мнение о том, что социология исчерпывается получением опросных данных, требующих минимальной интерпретации. Однако последующая рефлексия и глубокое нетривиальное понимание текущих общественных процессов порой оказывается даже более сложным делом. В России, где исследователи часто оказываются зажатыми между ведомственной цензурой, карьерной самоцензурой, жесткими требованиями коммерческого или политического заказчика, а также установками своего ближайшего круга, которые могут отличаться от установок других общественных групп и большинства населения. На рефлексию может просто не хватать времени и ресурсов. Понимание социологии как науки как раз и требует от исследователя не подгонять данные под собственные представления о действительности или требования предвыборного штаба кандидата, но измерять, описывать и интерпретировать происходящее. Тот же Майкл Буравой, обращаясь к российской аудитории, призывает социологов оставаться прежде всего исследователями, а не пропагандистами.

Оригинал публикации в в бюллетене Фонда «Общественный вердикт»

 

уточнение координат – аналитический портал ПОЛИТ.

РУ

Дебаты о современной социологии на страницах «Полит.ру» продолжает кандидат философских наук, доцент кафедры социологии Российского университета дружбы народов Денис Подвойский.

Майкл Буравой привел в волнение умы лучшей (наиболее совестливой) части российского социологического сообщества. Его президентский адрес Американской социологической ассоциации 2004 года «За публичную социологию» («Полит.ру» — скачать в *.pdf на английском языке)  добрался с небольшим опозданием до наших краев [1], разбудив интерес, которым, пожалуй, не награждали российские социологи ни один профессиональный текст за последнее десятилетие.

Как и водится, достойных претендентов на звание пророка от профессии в своем отечестве не нашлось, – голос со стороны, не в первый раз, показался нам более весомым, заслуживающим большего внимания. Хотя М. Буравой – не такой уж и «чужой». Он неоднократно бывал в России, проводил здесь исследования, участвовал в научных мероприятиях, – причем не в качестве «свадебного генерала», а в формате живого общения в маленькой аудитории, как например, на конференции Сообщества профессиональных социологов (СоПСо), состоявшейся в Москве в июне 2008 года [2].

П. Романов и Е. Ярская-Смирнова опубликовали подборку материалов по теме «Публичная социология: Майкл Буравой и дискуссия» в виде небольшой книги [1]. В целом, реакцию коллег из России на пламенный манифест деятельного американского профессора можно назвать сочувственной. Однако она не оборачивается ни особой воодушевленностью, ни готовностью «сворачивать горы» во имя собственных идеалов и интересов общества. Позиция Буравого многим российским социологам применительно к их собственной стране в ее нынешнем состоянии может казаться чистым «донкихотством» – пустой затеей, из которой «все равно ничего не выйдет».

С другой стороны, сам пафос проекта публичной социологии прекрасно ложится на нашу культурную традицию: русская интеллигенция никогда не признавала «этоса» кабинетной учености, знания ради знания, желая нести прометеев огонь синтезированной правды-истины / правды-справедливости людям. Однако копий со времен Герцена и Хомякова было поломано немало, а количество ветряных мельниц, действующих на нервы интеллектуалам с добрым сердцем, на бескрайних просторах Родины отнюдь не уменьшилось. Ветряные мельницы общества – дюркгеймовские социальные факты, нередко «досадные» в своей фактичности. Они, конечно, рукотворны, но являются творением миллионов рук в настоящем и прошлом, и поэтому социолог, как и любой другой отдельно взятый индивид, способен лишь расшибить об них лоб, а не сдвинуть с места.

Означает ли это, что российские обществоведы должны опустить руки, оставив всякие надежды на изменение окружающих их социальных порядков к «лучшему»? Вопрос отнюдь не новый, но ответ на него по-прежнему не очевиден. Здесь возникает большое искушение в согласии с внутрипрофессиональным долгом «интеллектуальной честности», уединиться в своего рода «башне из слоновой кости», приняв роль невозмутимого наблюдателя. Но невозмутимость социолога по понятным причинам едва ли способна достигнуть того уровня «нейтральности», который демонстрируют естественные науки. Поэтому социолог в большинстве случаев volens nolens сохраняет специфически неравнодушное отношение к собственному объекту, сочетающееся с желанием и готовностью сделать свои знания полезными не только для себя. И тогда на повестку дня опять выдвигается проблема определения «общественно-публичной» миссии социологии и социологов.

Какова, собственно, квинтэссенция рассуждений М. Буравого? Попробуем сформулировать ее максимально лаконично. Буравой описывает четыре идеально-типические модели социологии, указывая одновременно, что реальная исследовательская работа социологов включает и множество смешанных форм, комбинирующих различным образом отдельные черты выделяемых типов. Предлагаемая классификация образуется пересечением двух бинарных оппозиций: 1) инструментальное / рефлексивное знание и 2) ориентация на академическую / внеакадемическую аудиторию. Или «по-простому», как говорит сам Буравой, при помощи первого параметра мы отвечаем на вопрос «социология для чего?», при помощи второго – на вопрос «социология для кого?».

Инструментальная установка сфокусирована на устроении того или иного сегмента действительности и логике происходящих событий. При этом рассуждения о «конечных целях и субъективных смыслах» выносятся за скобки. То есть инструментальное знание задается вопросом «как?», в лучшем случае, «почему?», а не вопросом «зачем?». Рефлексивный взгляд, напротив, концентрируется на мировоззренчески значимых, ценностных проблемах, интересуется целями и смыслами, ставит под сомнение сложившийся в жизни и науке порядок вещей. Ориентация на академическую аудиторию ограничивает круг потребителей знания научным сообществом, а противоположная, соответственно, ищет таковых за его пределами.

Таким образом, в результате «перекрещивания» указанных оснований классификации Буравой получает четыре «чистых» типа социологии. Первый – профессиональная социология (сочетающая инструментальную и внутриакадемическую ориентации), второй – прикладная (инструментальная и внеакадемически ориентированная), критическая (рефлексивная и внутриакадемическая) и публичная (рефлексивная и устремленная во внеакадемические среды) [1, С. 18-22]. Данная типология является не только логически прозрачной, но и достаточно эвристичной, поскольку выделяемые Буравым модели социологического мышления действительно характеризуют доминантные исследовательские стилистики, сосуществующие в когнитивном пространстве нашей науки.

Профессиональная социология – своего рода ядро дисциплины. Ее задача состоит в получении нового знания. Вопрос о том, зачем, собственно, это знание нужно получать, не является для данного типа социологии столь уж принципиальным. Отвечать на него можно по-разному: либо для каких-то практических и прагматических целей, либо через ссылку, что законы общественной жизни, как и законы природы, заслуживают того, чтобы их просто знать. В любом случае сами целевые аргументации научной работы здесь «в идеале» никак не должны сказываться на ее качестве и процедурах.

Прикладная социология использует интеллектуальный капитал профессиональной социологии для решения задач, поставленных «заказчиком». В качестве такового может выступать любой субъект, заинтересованный в той или иной социологической информации, и готовый платить деньги за удовлетворение данного интереса. Фактически позиция социолога-прикладника в его отношении к профессиональной социологии подобна позиции инженера, применяющего в своей деятельности теоретические наработки естествознания и аппарат математики. Инструментализм мысли превращается здесь в инструментализм технологически спроектированного, целерационального действия.

Рефлексивные версии социологии выполняют «подрывную» функцию по отношению к царству «инструментального разума», прямо или косвенно апологетизируемого в исследовательских практиках профессиональной и прикладной социологии. Они высвечивают относительность устоявшихся социальных форм и эмпирических данностей, «восставая» против тех из них, которые становятся причинами человеческих страданий. Поэтому Буравой называет их «совестью» социальной науки. Критическая социология выступает с «критикой» парадигматических и аксиоматических оснований профессиональной социологии. Но ценность такой критики может быть осознана в полной мере лишь в рамках научного сообщества, или точнее отдельных его сегментов (в условиях высочайшей специализации и дифференциации интеллектуального труда).

Публичная же социология идет дальше: она критикует не только науку об обществе, но и само общество с его институтами, нормами, идеологемами и т. п. И адресатом такого рода размышлений становится уже не homo academicus – человек науки, но просто человек, сталкивающийся в своей повседневной жизни с тысячами проблем, воспринимаемых им обычно на личностном уровне, но имеющих на самом деле социальное происхождение. Таким образом, публичная социология позиционируется Буравым как своего рода «добрая социология», стремящаяся помочь людям в их стремлении к лучшему миру и избавлению от ощущения несчастья в той мере, в какой оно вызывается общественным характером их существования. При этом роль публичного социолога не подменяет ролей политического или общественного деятеля и даже публициста-интеллектуала. Миссия социолога, вторгающегося в публичную сферу, заключается не в практических действиях как таковых, но скорее в адекватной научной экспертизе их многочисленных вариаций, шансов, перспектив и последствий.

*   *   *

На самом деле проблема, поставленная Буравым перед коллегами по цеху, представляет собой версию «старой песни о главном» в новой аранжировке. Вопрос об общественной роли социальных наук поднимался в том или ином виде на протяжении всей истории их самостоятельного существования. Он часто рассматривался в более широком контексте – в масштабах дискуссии о ценностных основаниях социально-гуманитарного знания, и в частности, в русле полемики о соотношении «нейтрального» и «оценочного» дискурсов в исследованиях феноменов общественной жизни. Целесообразность обращения к генеалогии обозначенной темы может быть оправдана не только с исторической точки зрения. Взгляд на публичную социологию как специфический интеллектуальный проект начала ХХI века кажется ограниченным, поскольку в биографии нашей науки находится немало страниц, иллюстрирующих многочисленные варианты серьезной интерпретации того круга проблем, которые были озвучены в недавних «пламенных воззваниях» профессора Буравого.

Гносеологическая рефлексия в социологии на протяжении почти двух веков, прошедших с момента ее номинального провозглашения, традиционно разворачивалась вокруг «проклятого» вопроса: возможна ли «чистая» социальная наука в том смысле, в каком возможно «чистое естествознание» по Канту? Позитивизм, которому социология обязана самим своим существованием, и игравший в ее последующей истории «первую скрипку», как будто бы, отвечает на данный вопрос утвердительно. Однако это справедливо в полной мере лишь по отношению к идейным наследникам классического позитивизма, прежде всего к американской социологии в ее зрелой стадии, – к структурному функционализму образца Парсонса или Мертона и к эмпиризму школы Лазарсфельда.

Даже Э. Дюркгейм, считающийся непосредственным предшественником указанной линии, с его методологическим объективизмом, призывами «рассматривать социальные факты как вещи» и к последовательному удалению «предпонятий», стремлением освободиться от обременительного груза «слишком человеческого», усматривал в социологическом мышлении силу, направленную на поддержание морального порядка и противостояние дезорганизации, аномии и другим общественным «недугам». А ранний позитивизм попросту преподносит ярчайшие примеры вполне осознанной публичности.

Социология ХIХ века, – как учат нас мэтры, – была рождена из духа утопии. Речь здесь идет об утопии сциентократизма, элементы которой можно обнаружить еще в «Новой Атлантиде» Фрэнсиса Бэкона. Ее социокультурным источником являлась сама атмосфера нарождающегося модерна, в частности, ренессансный и протестантский миропреобразовательный активизм [3]. Большинство новоевропейских социальных доктрин боготворило науку, наделяя ее великой миссией освещать путь человечества к грядущему счастью. В ней видели наставника, поводыря и доброго советчика. В позднепросветительской и следующей за ней раннепозитивистской традициях, вдохновлявшихся верой в прогресс, науке приписывались поистине сакраментальные функции. Она становится не только средством освобождения от отживших свой век институтов и питающих их предрассудков и невежества. Она обретает полномочия духовной власти, конструирующей «картину мира» новой «органической» эпохи, закладывает ценностный фундамент общества будущего и освящает его идеалы.

Деятельная интенция естественных и социальных наук Нового времени заявляет о себе на разных языках. Knowledge is power – провозглашает Бэкон. Savoir pour prévoir, penser pour agir – изрекает Конт. Die Philosophen haben die Welt nur verschieden interpretiert; es kommt aber darauf an, sie zu verändern – разъясняет Маркс[i].

Конт и Маркс вдохновлялись в своих произведениях не чистым познавательным интересом, но стремлением к преобразованию мира на научном основании. Иначе говоря, они были самыми настоящими «публичными» социологами. Концепция материалистического понимания истории, вероятно, не имела бы для Маркса особого смысла, если бы она не возвещала грядущий прыжок из царства необходимости в царство свободы. А энциклопедический компендиум «позитивной философии» едва ли мыслился Контом в отрыве от целевых установок «позитивной политики», освященной истинами религии Человечества. Марксизм без коммунизма и позитивизм без культа Великого Существа – интеллектуальные конструкции более позднего времени, оформившиеся в головах последователей и интерпретаторов социологических учений ХIХ столетия; они суть продукты избирательной рецепции аутентичных мыслительных систем.

Важной вехой в развитии темы «социология и общество» на рубеже ХIХ ‑ХХ веков становится знаменитый спор о роли оценочных суждений. Этот спор, развернувшийся в Германии, имел не только личностное, но и институциональное измерение. Позиции авторитетного и влиятельного «Союза социальной политики», возглавляемого Густавом Шмоллером, была противопоставлена позиция молодого «Немецкого социологического общества». От имени последнего выступал Макс Вебер. Его точка зрения хорошо известна коллегам, однако именно она, сто лет спустя не утратив своей актуальности, высвечивает существенные характеристики обсуждаемой здесь проблемы [4].

Вебер, как и многие другие представители немецкой интеллектуальной традиции, не был ни позитивистом, ни натуралистом. Он прекрасно понимал, что социологу в его исследовательской практике приходится иметь дело с ценностно (например, морально, эстетически, политически) значимыми фактами. Вся его теоретико-методологическая концепция, собственно, и выстраивается с оглядкой на это «немаловажное обстоятельство». Социология не свободна от ценностей, как, впрочем, и ни что другое в человеческом мире (включая даже естественные науки). Социолог нередко изучает «чуждые» ему ценности – других групп, народов, времен, культур; он имеет также собственные, которые могут прямо или косвенно влиять на проекцию его научного интереса, отбор материала и т.п.

Но социология стремится воздерживаться от оценок. Она не формулирует суждений нормативного характера, не апеллирует к идеалам, не говорит о должном и желательном, не резонерствует и не критикует, не осуждает и не восхваляет, не учит никого «правильной» жизни. Вернее, социолог все это может делать, но не как социолог, а как человек, имеющий определенные представления о нравственности, политические убеждения, художественные вкусы, конфессиональную и этническую принадлежность, материальное положение и т.п. То есть социолог живет как бы «двойной жизнью»: в его профессии правит логика науки, а во внепрофессиональной повседневности – логика судьбы. И его долг состоит в том, чтобы не допускать смешения этих «регионов» опыта. Социология, как и всякая наука, по сути своей инструментальна: она не выполняет мировоззренческих функций, не отвечает на вопросы о смысле нашего существования, не расставляет приоритетов в пространстве плюральных ценностных систем, не задает целей общественного развития. Для решения этих задач у нее попросту нет критериев: она не знает, кем лучше быть – буддистским монахом или дервишем, роялистом или анархистом, лавочником или поэтом, любителем пива или вина, блондинок или брюнеток.

Вопрос о публичной роли социологии в веберовской трактовке если и не снимается, то, по крайней мере, существенным образом модифицируется. Социология не может быть публичной. Но публичным может быть социолог, ‑ так же как и любой другой человек (разумеется, при соответствующем желании, т.е. при наличии особого набора качеств, именуемых обычно «активной жизненной позицией»). И здесь встает ряд новых вопросов: Как сочетаются непубличное знание и потенциальные публичные устремления в сознании самого социолога? Может ли это знание помочь социологу в его собственной «общественно-публично-личной» жизни, а также другим людям, которые таким знанием не обладают?

Суть веберовского ответа сводится к следующему. У носителя научного знания есть одно преимущество. Он лучше осведомлен. В случае социолога это означает, что он лучше понимает происходящие вокруг него общественные события, видит их действительные взаимосвязи, причины и возможные последствия. Его интеллектуальная оптика более развита в сравнении с обычным человеком. Но не потому, что он является мудрецом, а потому, что он является экспертом. Мыслительные навыки профессии социолога позволяют ему анализировать сложные конфигурации социальных фактов, данные людям в конкретных ситуациях их жизни.

Таким образом, социология может поделиться с обществом ясностью видения тех или иных актуальных социальных проблем. Иногда подобного рода ясность оказывается совершенно необходимой для постановки «верного диагноза» и выработки предпочтительной стратегии практических действий. Но социология не способна сделать за людей экзистенциальный выбор, решить за них, к каким целям им следует стремиться, за какие ценности бороться, в чем заключается счастье и т.п. И там где она делает это (как, например, в случаях Конта и Маркса), она предает свое призвание как «интеллектуально честного» предприятия, выходя за пределы своей компетенции. Душеспасительные разговоры ведутся в других местах и на другом языке, и «приплетать» к ним науку нет никакой надобности. Публичный социолог, выступающий в роли моралиста и пророка, берет на себя «слишком много», фактически вторгаясь в сферу, не имеющую отношения к социологии. Тем более, когда он делает это, научная и мировоззренческая аргументации вступают в его сознании во внутренне противоречивые отношения, образуя порой небезобидную «гремучую смесь» (для последней нередко бывают характерны мыслительная герметичность и авторитарность, доктринальная нетерпимость и высокомерие).

Однако веберовский подход, предполагающий четкое размежевание научного и мировоззренчески-практического дискурсов, при всей присущей ему последовательности представляется уязвимым в одном важном аспекте, на который обычно обращают внимание сторонники публично-критического направления. Например, Ральф Дарендорф, принимая в целом логику веберовских рассуждений, замечает: «Социология свободная от оценки… соответствует этике научного исследования. Однако социолог должен быть не просто человеком, занимающимся социологией. Все то, что он делает, говорит и пишет, в известной мере воздействует на общество. Социологи, как правило, не хуже и не лучше общества, где они живут – это верно. Но даже если социологические исследования способствуют лишь усилению и без того существующих тенденций действительности, социологу не отделаться от последствий собственной работы…

Ответственность социолога не заканчивается с выполнением требований его науки. Может быть, она только начинается в момент, когда процесс научного познания в отношении конкретной проблемы завершается… Ответственность обязывает нас к тому, чтобы и в наших сочинениях, и ex cathedra мы откровенно высказывали наши воззрения на ценности» [5, С. 119-121]. Так, немецко-британский социолог оказывается как бы «одной ногой» в лагере «старомодного моралиста» Шмоллера. Причем для Дарендорфа вопрос о совместимости научного труда и оценок отнюдь не является «праздным», интересным исключительно с теоретико-методологической точки зрения. Ведь Дарендорфу сегодня, как и Веберу сто лет назад, приходится выступать сразу в двух ролях – социолога, с одной стороны, и «общественно-политического активиста», с другой.

Итак, по Дарендорфу, исследователь социальных проблем должен уметь сочетать строгость научных выводов и заключений с вполне осознанной «ангажированностью» и преданностью «гражданским добродетелям». При этом ответственность обществоведа не сводится к одному лишь соблюдению внутрипрофессиональных норм, устанавливающих стандарты качества исследований и т.п. Она заключается также «в постоянной проверке политических и моральных последствий научной работы» [5, С. 120]. Но о каких последствиях, собственно, идет речь?

Инструментальное знание, как естественно-, так и социальнонаучное, может быть использовано для достижения любых целей. Исследования в области ядерной физики в равной мере пригодны для развития технологий «мирного атома» и создания оружия массового поражения. И физик не может просто отмахнуться от данного факта: мол, «меня это не касается – я занимаюсь чистой наукой!». И с социологом дело обстоит также, если не «хуже», ведь основным предметом его интереса являются социальные системы, состоящие из живых людей, способных радоваться и страдать, испытывать различные чувства. Любая социальная информация (не важно, описательная или концептуальная) может быть использована как на благо тем или иным индивидам и группам, так и во вред.

Представим себе такую ситуацию. Некий социолог выбрал себе тему для исследования. Допустим, он решил изучать отношения власти и доминирования в рамках конкретной социальной системы (страны, группы, организации и т.п.) и питающие их ценностные ориентации и культурные образцы. Причем он мог избрать данную тему, руководствуясь «чисто когнитивными» соображениями, – независимо от своего положения в пространстве (внутри или вне этой общности), своей личной мировоззренческой, политической или этической позиции.

В результате своих изысканий он приходит к выводу, что для названной системы характерны авторитарные традиции управления, волюнтаристический стиль руководства, подданнический и иждивенческий тип культуры, патерналистские и партикуляристские отношения, неразвитость личной инициативы и ответственности, структурная косность и консерватизм, примат «коллективного» над «индивидуальным» и т. п. У него как будто бы имеются все основания сказать: для изученной нами системы наблюдаемое положение вещей можно считать «нормальным», оно вызвано такими-то и такими-то причинами… и т.д. и т.п. А у некоего высокостатусного в рамках данной системы лица, представителя «элиты» появляется прекрасная возможность, воспользовавшись авторитетным мнением эксперта, произнести вслед: так и должно быть, в этом наша «самобытность», наш «особый путь». Разумеется, такие слова вне зависимости от того, говорятся ли они искренне или нет, будут направлены на поддержание status quo, воспроизводство сложившихся отношений власти, стратификации, распределения ресурсов. Но ведь сформулированный «диагноз» для кого-то в масштабах этой системы, например, для какого-нибудь меньшинства, может звучать как «приговор». Да и не только для меньшинства.

Поскольку большинство, успешно интернализовавшее ценности системы и свято верящее в ее незыблемость, но при этом сталкивающееся ежедневно наравне с другими с множеством «неприятностей» социального происхождения, также оказывается лишенным шанса на лучшую жизнь, т. к. попросту не догадывается о самой ее возможности, как и не осознает перспектив потенциально благоприятных социальных изменений. Понятно, что социолог из описанного примера оказывается, мягко говоря, в сложном положении. Ведь он фактически, даже вопреки своим изначальным намерениям и желаниям, несет долю ответственности за судьбы людей, вписанных в изучаемые им социальные контексты. И ему, по всей вероятности, ‑ если он, конечно, хочет оставаться честным перед самим собой, ‑ не удастся выйти «сухим из воды». Иначе говоря, ему придется решать, исходя из своих в высшей степени субъективных ценностей, на чьей он находится стороне.

И такие примеры отнюдь не являются «фантастическими» или надуманными. Они встречаются mutatis mutandis в практике социологической работы (как теоретической, так и эмпирической) на каждом шагу. Допустим, социолог описывает стиль поведения и образ мыслей представителей некоей «субкультурной» группы, и констатирует, что их следует считать девиантными по отношению доминантным ценностям ее внешнего окружения. А отсюда вытекает признание закономерности санкций, социального контроля, проявлений ксенофобии, конструирования социального исключения и дистанции, «навешивания ярлыков», стигматизации и т.п. Но эти объективные характеристики жизни группы для ее членов – не просто «умные слова», которыми все можно объяснить. Они постоянно проявляются в реальных проблемах реальных людей, причиняя им страдания и боль. Вправе ли социолог сохранять в данной ситуации индифферентность и невозмутимость, диктуемые логикой холодного исследовательского рассудка? Артикуляция его личной нравственной позиции по данному поводу представляется естественной и уместной.

Хотя, с другой стороны, социолог, всецело поглощенный «высокой страстью» служения людям, погружающийся в головой в пучину насущных общественных дел, перестает быть социологом. Он становится «борцом», ‑ одним из многих. Тогда возникает реальная опасность утраты адекватного научного видения проблемы, в результате чего социолог теряет свое основное качество, т. е. именно то, чем он может быть более всего полезен, ‑ способность поделиться с людьми знанием. Как верно замечает Буравой [1, с. 28], фигура публичного социолога не тождественна фигуре публичного интеллектуала. Социолог в своей общественной миссии выступает, прежде всего, как квалифицированный «эксперт-комментатор», помогающий тем или иным индивидам и группам разобраться в хитросплетениях волнующих их проблем, и, возможно, в выработке конструктивных преобразовательных или приспособительных стратегий, направленных на улучшение их социального существования.

При реконструкции идейной генеалогии новейшей дискуссии о публично-критических функциях социальных наук нельзя обойти стороной наследие теоретиков Франкфуртской школы. На передний план здесь выходит старое, «традиционно немецкое» философское понятие die Kritik, приобретающее почти всеобъемлющее значение. Оно определяет задачи критической теории общества, включая в себя два важнейших аспекта: 1) критику социологического разума, а также научного разума вообще как разновидностей новоевропейской идеи рациональности, восходящей еще к Декарту, и 2) критику конкретной системы общественных отношений, исторически сложившейся на Западе в эпоху модерна. Обозначенные аспекты в представлении франкфуртцев оказываются тесно связанными. М. Хоркхаймер, Г. Маркузе, Т. Адорно и их последователи стремятся вывести инструментальный разум «на чистую воду». По их мнению, он только кажется «нейтральным». На самом же деле он несет свою долю ответственности за несправедливость, царящую в мире, которую предпочитает не замечать или даже оправдывать. Инструментальная рациональность создает механизм господства над вещами и людьми, уподобляемыми ею вещам.

Черты критической теории определялись ее создателями в противоположность «традиционной теории», ассоциирующейся с классическим типом научности и представленной как в версии социологического позитивизма, так и антипозитивизма. Традиционная теория разрушает тотальность «праксиса» (созидательной миропреобразующей человеческой деятельности), противопоставляет субъект и объект познания, выступает с апологией фактов как наличного бытия. Она формирует модель «ценностно нейтральной» науки, разделяющей сферы «сущего» и «должного», отказывающейся от конструирования социальных идеалов. Критическая теория, напротив, рассматривает общественный универсум как «целое» и при этом высвечивает несовершенство социальных порядков, их негуманный характер. Человек предстает в ее фокусе не только как объект, но и как (потенциально активный) субъект общественных отношений. Социальная жизнь изобилует противоречиями и конфликтами, а ее формы являются принципиально изменчивыми. Критическая теория, констатируя иллюзорность идеи «автономной», «незаинтересованной» социальной науки, ставит перед собой цель способствовать общественной эмансипации человека, его творческой самореализации, преодолению отчуждения.

Обозначенный подход явился одним из источников формирования «критической ориентации» в западной социологии второй половины ХХ века [6], хотя уровень радикализма в случаях многих продолжателей идей социологического критицизма мог существенно понижаться. В 1960-е годы противостояние сциентистски-инструментальной и рефлексивно-критической интенций воплотилось в «споре о позитивизме», спровоцированном тюбингенской полемикой К.  Поппера и Т. Адорно [7; 8]. В последующее десятилетие оно проявилось в дискуссии о технологической и коммуникативной рациональности, развернувшейся между Н. Луманом и Ю. Хабермасом [9].

В Соединенных Штатах главными объектами нападок для критического направления социологической науки становятся монументальная конструкция парсонсовского структурного функционализма («высокая теория») и методология прикладных количественных исследований («абстрактный эмпиризм»). Основное обвинение в их адрес заключалось в следующем: нарочито инструментальные теории и исследовательские практики суть формы «стабилизационного» мышления, они утверждают «статическую» перспективу социологического анализа. Они исходят из предпосылки, что порядок и консенсус – это норма, а конфликты и бурные социальные изменения – это патология. Но подобное утверждение неочевидно даже для многих функционалистов. Как показали Р. Мертон [10, С. 127-134] и Л. Козер [11], сама функционалистская программа как особого рода методология равно пригодна для изучения любых социальных феноменов: «созидательных» и «разрушительных», способствующих адаптации и интеграции систем, и наоборот. Сам по себе функционализм не консервативен и не радикален, но может становиться таковым под влиянием «установок» ученого (явных или скрытых, осознаваемых или не вполне). Все дело в «точке отсчета» и направленности исследовательского интереса.

И здесь свою роль играют мировоззрение, убеждения и ценности социолога. Парсонс не уставал повторять, что проблема порядка (так называемая «гоббсова проблема») была положена в основание его теории прежде всего из аналитически-когнитивных соображений. Общество, в котором люди играют по правилам, разделяют общие ценности, поддерживающее высокий уровень интеграции и вместе с тем постепенно движущееся в направлении все большей дифференциации, – это удобная теоретическая модель, своего рода «идеальный тип». Но такие доводы не могли убедить его оппонентов. Уж очень эта модель напоминала социологический портрет Соединенных Штатов Америки, причем написанный в явно апологетической манере. Она вполне соответствовала либерально-консервативным и эволюционистским идеологическим симпатиям и ценностным предпочтениям «среднего класса» – это социального и культурного ядра американского общества. К тому же, рассуждая о последствиях, можно было прийти к заключению – что бы там ни говорил мэтр, как бы он ни оправдывал целесообразность вынесения за скобки концепции «неудобных» фактов, она сама, будучи авторитетной формой представления экспертного знания, играет на руку высокоресурсным, «успешным» группам, заинтересованным в сохранении status quo [12].

Несмотря на то, что американская социология на этапе своего становления и находилась под сильным влиянием критического мелиоризма и социального реформизма протестантского толка [13], зрелая ее стадия вплоть до настоящего времени характеризовалась и характеризуется доминированием специфически инструментального понимания задач общественнонаучного знания. Такое понимание задает «нормативный образец» исследовательской работы, по отношению к которому публичная социология выступает в качестве отклоняющейся модели, неизбежно оттесняемой на периферию научной жизни. Показательно звучит известное нашим коллегам замечание Мишеля Вивьерки [14]: типичный американский социолог работает в университете, публикуется в профессиональных журналах, вероятно, дает «закрытые» консультации. Но он обычно (в отличие от, скажем, типичного французского социолога) не выступает перед широкой общественной аудиторией (на радио, телевидении, в прессе), не высказывает своего мнения об актуальных проблемах в жизни страны, региона, мира. В этом смысле фигуры Ч. Райта Миллса и А. Гоулднера на фоне американской социологии выглядят как своего рода ярчайшие исключения из общего правила. И потому-то свежий «вопиющий глас» американца Буравого, адресованный прежде всего профессиональной среде в его собственной стране, приобретает в данном контексте особое звучание и значимость.

Старая просветительская идея об освобождающей функции знания преломляется специфическим образом в проектах типа миллсовской концепции «социологического воображения» [15] или туреновской методики «социологической интервенции» [16, С.115-127]. Миллионы людей на планете страдают, но не осознают действительных причин переживаемых ими страданий. Человек, перефразируя классика, считает себя «несчастливым по-своему». Он склонен воспринимать проблемы собственного существования в окружении других людей на индивидуально-личностном уровне. И за «экспертной поддержкой», если таковая потребуется, он, скорее, обратится к психологу (другие варианты – священнику, экстрасенсу, гадалке). О том, что ему может помочь социолог, он едва ли догадывается. Но ведь многие человеческие проблемы являются психологическими лишь по последствиям. Их подлинным источником нередко оказывается общество – его состояния, структурные противоречия, тенденции развития. И эти проблемы часто касаются не людей самих по себе, как отдельно взятых индивидов, но людей как представителей определенных групп. Пути их решения предполагают не только выработку моделей личностной адаптации к тому или иному сегменту социальной среды, но и порой выстраивание адекватных ситуации стратегий коллективного действия.

Указанную экспертную нишу может заполнить только социология. Ее основной публично значимой задачей становится наглядная демонстрация взаимообусловленности элементов общественной жизни, и в частности, выявление связей, вплетающих индивидуальные биографии людей в сложную ткань социальных процессов – будь то на уровне малой группы, локального сообщества, организации, страны или человечества в целом. Некоторые авторы, – как, например, П. Романов и Е. Ярская-Смирнова [1, С.89-95], – приписывают публичному социологу еще более ответственную роль, а именно – артикуляцию интересов и притязаний групп, не способных по тем или иным причинам сделать это без посторонней помощи.

Речь здесь идет прежде всего о социально ущемленных слоях. В современных условиях содействие устремлениям крупного бизнеса – небольшая с гуманистической точки зрения заслуга. Эти люди могут постоять за себя сами. Но есть другие, и их много ‑ те, кого в России принято называть «униженными и оскорбленными», у кого есть реальный шанс быть потерянным, забытым, чей социальный голос не слышен или даже не сформирован, кто нуждается в осознании собственного положения и возможных перспектив его улучшения. И им нужна не просто жалость и снисхождение. Им нужно помочь «найти выход», понять «что происходит» с ними и вокруг них. Но кто это сделает, если не социолог?

Сегодня среди стран со старой и признанной социологической традицией лидирует по части развитости публичного компонента науки, несомненно, Франция. Так же, как поэт в России – больше, чем поэт, социолог на родине Сен-Симона и Конта – больше, чем социолог. Здесь социолог – лицо публичное par excellence, человек, говорящий не при закрытых дверях, но вещающий urbi et orbi. Он – завсегдатай агоры, скорее не боец на форуме идей, но уважаемый рефери, компетентный судья, к мнению которого прислушивается большинство участников дискуссии. За ним признают право на авторитетное суждение, видя в нем прежде всего носителя экспертного знания. Он – не просто интеллектуал, выражающий свою точку зрения, каковыми являются, например, писатель, публицист, журналист, деятель искусства, даже философ. Будучи профессионалом в области общественных отношений, он сохраняет свободу от любого рода «партийной предвзятости», но, разумеется, не от собственных глубинных ценностных установок. Голос кабинетного ученого передается другим голосам – в университетской аудитории, кафе или на площади. Иногда мысли и слова не уходят в песок, но оборачиваются делом. Подобно Пьеру Бурдье, французский социолог-интеллектуал превращает свою собственную программу vita contemplativa[ii] в общественно значимый факт действия – в vita activа [17].

*   *   *

Судьба публичной социологии в России, ее шансы и перспективы в начале ХХI века – тема для отдельного разговора. Но чтобы такой разговор состоялся, вероятно, требуется предварительное понимание того, что, собственно, из себя представляет публичная социология, и каково ее место в структуре нашей науки и в ее истории. Убеждать российских социологов в том, что публичная социология имеет право на существование, не требуется. Отечественная социология не переставала быть публичной ни в один из периодов своей тяжелой интеллектуальной биографии. Ярчайшим и притом самобытным примером в данном отношении является фактическое доминирование в российской социологии дореволюционной эпохи мыслительных интенций «этико-субъективной школы» Лаврова – Михайловского – Кареева – Южакова. Это направление как нельзя лучше концептуализировало типический образ мирочувствования русской интеллигенции. А ее последующие поколения вплоть до настоящего времени в ряде существенных черт наследуют эту традицию.

Но возможности развертывания диалога между социологией и обществом в нашей стране ограничиваются рядом неблагоприятных обстоятельств. М. Буравой полагает, что социология должна выступать от имени общества, озвучивать его интересы. Другие социальные науки служат другим «субъектам»: экономика – рынку, политология – государству. Здесь слово «общество» употребляется в узком смысле, пересекаясь отчасти с понятиями «гражданского общества», «общественности», «публики». Государство и рынок сегодня почти всесильны: в их руках находятся СМИ как мощнейший канал воздействия на человеческое сознание. Общество, напротив, слабо, внутренне разобщено, колонизировано потоками масс-медийной манипуляции. Такая ситуация характерна для мира в целом, и для России – в особенности. Некоторые видные ученые, основываясь не только на теоретических соображениях, но и на эмпирических данных, многозначительно констатируют: в России «общества» (в западном его понимании) не существует [18]. Есть «население», «массы», атомизированные индивиды, приватно-интимная сфера, но не «общество». Тогда спрашивается, к кому должен обращаться публичный социолог? … Но вдогонку можно послать: если не обращаться вообще, то общества так никогда и не возникнет!

С другой стороны, слабо не только «общество», но и сама социология [19]. Можно подать голос, но шанс быть услышанным невелик. В силу ряда причин от российской социологии сегодня почти никто ничего не ждет. Выраженного общественного запроса и достойного заказа на социологию в постсоветской России до сих пор не сформировалось. Тем временем функцию «публичных интеллектуалов» берут на себя писатели, люди из мира искусства, представители других научных дисциплин. Социологи молчат или говорят сами с собой. Опасность превращения в музейный экспонат, возвещаемая Ульрихом Беком [1, С. 113-122], по крайней мере, для российской социологии[iii] приобретает вполне реальные очертания. Поэтому забота о нуждах профессионального самосохранения в сочетании с настоятельным стремлением к популяризации столь незаслуженно игнорируемого ныне социологического знания становится неотложным делом нашего научного цеха.

Список литературы:

  1. Общественная роль социологии / Под ред. П. Романова, Е. Ярской-Смирновой. М.: Вариант ; ЦСПГИ, 2008.
  2. Шилова В.А. Конференция профессиональных социологов // Социологические исследования. 2008. № 11.
  3. Подвойский Д.Г. О предпосылках и истоках рождения социологической науки // Социологические исследования. 2005. № 7.
  4. Вебер М. Смысл «свободы от оценки» в социологической и экономической науке; Наука как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.
  5. Дарендорф Р. Социальная наука и оценочные суждения. Послесловие к дискуссии об оценках // Дарендорф Р. Тропы из утопии : работы по теории и истории социологии. М.: Праксис, 2002.
  6. Фурс В.Н. Контуры современной критической теории. Мн.: Изд-во ЕГУ, 2002.
  7. Поппер К. Логика социальных наук; Разум или революция? // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики. М.: Эдиториал УРСС, 2000.
  8. Adorno Th.W. u. a. Der Positivismusstreit in der deutschen Soziologie. München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1993.
  9. Habermas J., Luhmann N. Theorie der Gesellschaft oder Sozialtechnologie ‑ was leistet die Systemforschung? Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1971.
  10. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. М.: Аст ; Аст-Москва ;  Хранитель, 2006.
  11. Козер Л. Функции социального конфликта. М.: Идея-Пресс ; Дом интеллектуальной книги, 2000.
  12. Гоулднер А.У. Наступающий кризис западной социологии. СПб.: Наука, 2003.
  13. Гуревич Е.Б. Влияние протестантизма на раннюю американскую социологию // Социологический журнал. 1998. №1/2.
  14. Вивьерка М. Выступление на открытии III Всероссийского социологического конгресса. 21 октября 2008 // http://www.polit.ru/science/2008/10/22/wieviorka.html
  15. Миллс Ч.Р. Социологическое воображение / пер. с англ. О.А. Оберемко ; под общ. ред. и с предисл. Г.С. Батыгина. М.: Стратегия, 1998.
  16. Турен А. Возвращение человека действующего : очерк социологии. М. : Научный мир, 1998.
  17. Бауман З. Пьер Бурдье, или диалектика vita contemplativa и vita activa // Социологический журнал. 2002. №3.
  18. «Наша нынешняя социология – это компьютер на телеге» : интервью с Львом Гудковым // http://www.polit.ru/analytics/2008/11/13/gudkov.html
  19. Подвойский Д.Г. Социология в современной России. «Непричесанные мысли» // Социологические исследования. 2008. № 7.
Примечания:

[i] «Знание – сила» (англ.); «Знать, чтобы предвидеть, мыслить, чтобы действовать» (фр.); «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (нем.).

[ii] жизнь созерцательная (лат.).

[iii] Применительно к российской социологии метафора Бека нуждается еще в некотором усилении: здесь, вероятно, следовало бы говорить об «экспонате музея, в котором почти не бывает посетителей».

Первая версия этой статьи была опубликована в журнале «Социологические исследования» (2009. №5).

См. также:

круглый стол – тема научной статьи по философии, этике, религиоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка

СОЦИОЛОГИя: ПРОФЕССИя И ПРИзВАНИЕ

публичная социология: круглый СТОЛ

Вниманию читателей представляются материалы круглого стола с Майклом Бура-вым — профессором социологии Калифорнийского университета, Беркли (США). Социолога-марксиста, известного своими работами о трудовых отношениях в условиях (поздне)современного конфликта капиталистической и социалистической систем производства. Преподавателя университета государственного и весьма неформального, известного своей атмосферой свободы и независимости. Президента Американской социологической ассоциации в 2002-2005 гг. , а теперь — вице-президента Международной социологической ассоциации по вопросам национальных ассоциаций.

С 17 по 19 сентября 2007 г. по приглашению факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета он выступал с лекциями и дискуссиями о будущем социологии в локальном и глобальном контексте. Исходной идеей было пригласить именитого социолога поделиться со студентами своим опытом реализации в профессии, а также обсудить с российскими коллегами тезис, что социология в эпоху глобализации должна быть «публичной» (public sociology) и защищать права человека и гражданское общество от произвола рынков и государства. Тем самым хотелось пригласить российских студентов к размышлениям (диалогу) об особенностях (причудах) академической карьеры, а российских социологов — к той дискуссии, что началась в США уже в 2002 г. и за пять лет прокатилась по университетам разных стран.

Однако уже в ходе организации визита, согласования программы выступлений и их проведения дискуссия вышла за рамки одного социологического центра. В результате, визит оказался насыщенным, интенсивным и жарким. Несомненно, будут разные версии сентябрьской полемики и разные публикации в разных изданиях. Мы предлагаем лишь один ее срез, который, несомненно, не только позволит обозначить позиции на предмет возможности публичной социологии в России, но и отразит нынешнее состояние российской социологии.

Поскольку отправной точкой полемики стала статья М. Буравого «Публичная социология в защиту прав человека», то дискуссия открывается ее переводом на русский язык. Выбор данного текста для перевода неслучаен. Это не программный текст, с которого начал свое шествие по социологическим центрам разных стран тезис о публичной социологии*. Между тем в свете критической ситуации внутри как профессионального социологического сообщества, так и гражданского общества в России, проявившейся в свете выступлений студентов социологического факультета МГУ и закрытия Европейского университета в Санкт-Петербурге, такой фокус еще более обнажает острые углы и противоречия. Дискуссия, актуальная для США, вызвавшая полемику и жаркие споры в Европе, на наш взгляд, не менее актуальна в России.

Визит оказался возможным при финансовой поддержке, оказанной в рамках проекта «Инновационная образовательная среда в классическом университете», а также благодаря деятельному участию координатора проектов на факультете социологии — профессора В.В. Козловского.

Перевод работы Майкла Буравого был выполнен вместе с волонтерами общественной организации «Немецко-Русский обмен». Этой публикации могло и не быть, если бы не содружество профессиональной ассоциации социологов с волонтерской службой переводов.

С.С. Ярошенко, руководитель исследовательских программ Центра изучения Германии и Европы СПбГУ, координатор пилотного проекта «Европейские общества»

* Burawoy M. For Public Sociology. 2004 Presidential Address // American Sociological Review. 2005. Vol. 70. February. P. 4-28. Его перевод и мнения российских социологов о нем можно прочитать в Журнале исследований социальной политики (www.jsps.ru) и на блоге журнала (http://jsps-journal.blogspot.com/).

МАТЕРИАЛЫ КРУГЛОГО СТОЛА*

Участники дискуссии

Майкл Буравой, профессор социологии, Калифорнийский университет, Беркли (США).

Дмитрий Иванов, профессор социологии Санкт-Петербургского государственного университета.

Владимир Ильин, профессор социологии Санкт-Петербургского государственного университета.

Маркус Кайзер, научный руководитель Центра изучения Германии и Европы Санкт-Петербургского государственного университета.

Михаил Соколов, научный сотрудник Центра независимых социологических исследований в Санкт-Петербурге.

Светлана Ярошенко, руководитель исследовательских программ Центра изучения Германии и Европы Санкт-Петербургского государственного университета.

Ярошенко С. Я рада представить М. Буравого — профессора социологии Калифорнийского университета, Беркли, США, который озвучит свой провокационный тезис о «публичной социологии» (public sociology). С 2002 г. он его обсуждает с социологами разных стран, кочуя от университета к университету. И мы с вами являемся первыми участниками аналогичной дискуссии в нашей стране.

Сначала Майкл кратко представит свой тезис, а затем оппоненты выступят с критикой или поддержкой его идеи с таким почти неприличным названием в переводе. Между тем другой возможный перевод: «общественная» вместо «публичная», — кажется устаревшим и еще более скомпрометированным из-за коннотаций с советским временем. «Общественное» тогда сегодня интерпретируется как «административное». Поскольку мы уже живем в рыночную эпоху, рассчитываем на плюрализм мнений и стремимся к гражданскому обществу, то «публичная», на мой взгляд, как нельзя лучше отражает современный контекст существования российской социологии и может быть дополнительным поводом к дискуссии.

Несколько слов о языке дискуссии. Чтобы не создавать сложностей докладчику, М. Буравой будет излагать свой тезис на английском языке, но выступление будет сопровождаться Power Point презентацией на русском языке. Чтобы обсуждение было действительно публичным и открытым, мы пригласили помочь с переводом Наталью Саламову, студентку магистерской программы «Европейские общества».

* Перевод и транскрипция дискуссии выполнены Натальей Саламовой, выпускницей филологического факультета СПбГУ и студенткой магистерской программы «Европейские общества» СПбГУ Организаторы дискуссии и редколлегия журнала благодарят Н. Саламову за помощь, оказанную в подготовке данной публикации.

Буравой М. Сегодня я выступлю перед вами со своей идеей о публичной социологии. Во многих научных (социологических) изданиях разных стран: в Англии, Германии, Норвегии, Финляндии, Польше, Венгрии, ЮАР и России, — также обсуждается эта тема. Сегодня мы также будем говорить о характере социологии. Я попытаюсь здесь по крайней мере инициировать дебаты, интересные тем, что каждый может оспорить предложенную мной перспективу с собственных позиций. И важно то, что для социологов, вовлеченных в дискуссию, я предлагаю рамки, обеспечивающие одну площадку, одну сетку координат, через которую мы можем спорить друг с другом, сравнивать разные мнения и судить о роли социологии в современном обществе.

В то же время вы можете сказать, что для России сегодня это не очень актуально. Да, это верно. Но здесь я хотел бы также исходить и из определенных исторических особенностей, что в свою очередь поможет мне сфокусироваться как на неких общих, так и на более специфических чертах.

Также я намерен обратиться к историческому контексту, который способствовал появлению идеи публичной социологии, принимая во внимание и особый подход в этом вопросе применительно к ситуации в России. Таким образом, здесь можно говорить о так называемой «двойной историзации» — т. е. определить рамки, в которых возникает идея публичной социологии, а также обозначить ее значимость в различных социальных контекстах.

Итак, позвольте мне теперь рассказать о происхождении этой идеи. Существует два направления ее возникновения, и первое — США. Американская социология — высокопрофессиональная (гиперпрофессиональная) социология. В этой стране около 15 тысяч специалистов являются членами социологической ассоциации; ежегодно более чем 600 специалистам присваивается степень доктора наук; существует около 150-200 специализированных социологических изданий; в США на данный момент насчитывается около 30-40 тысяч докторов наук; наконец, ежегодно мы обучаем около 25 тысяч студентов по специальности «социология».

Социология, как, впрочем, и многие другие дисциплины, организована по-особому. Это самостоятельная наука (дисциплина), в рамках которой разные ее направления пересекаются друг с другом, тем или иным образом оценивают друг друга, подвергают сомнению или принимают положения друг друга. Их статус взаимно оценивается внутри этих направлений, а также в различных журнальных публикациях. В целом социология — это саморегулирующаяся профессия.

Социологии, как одной из наиболее молодых общественных наук, пришлось отстаивать свою позицию как настоящей науки. Научность и сущность социологии порой вызывают противоречивые отклики — некоторые люди полагают, что социология как наука не имеет непосредственного отношения к реально существующим проблемам в обществе, она не представляет особой значимости. Они говорят, что понимать социологические обзоры и журналы практически невозможно и что зачастую социологи концентрируют внимание только на важных для них специфических (узких) тематиках.

Идея публичной социологии заключается как раз в противостоянии ги-пер-профессиональной социологии, процветающей в Америке. Критическая социология критикует гиперпрофессионализм и подчеркивает, что социальная наука должна в большей степени апеллировать к публике и к значимым общественным вопросам.

Одним из первых приверженцев публичной социологии был известный американский социолог С. Райт Миллс, чьи труды переведены на русский язык. Его книга «Социологическое воображение», написанная в 1958-1959 гг., выражала критику профессионализма американской социологии, акцентируя важность публичной.

Таким образом, гиперпрофессионализм американской социологии — это один из источников возникновения идеи публичной социологии (по крайней мере для меня).

Второй мой источник — это опыт, приобретенный мной во время работы в ЮАР. Я вернулся туда в 1990 г., через 22 года после первого посещения этого государства, и обнаружил, что социология там теснейшим образом связана с понятием гражданского общества. Отмечу, что я поехал туда после моего пребывания в СССР, который в то время переживал окончание Перестройки и в котором существовало понятие гражданского общества и понятие публичной социологии, особенно в Санкт-Петербурге, Москве и, конечно, в Сыктывкаре.

В ЮАР существовали тесные взаимоотношения с социологией, сопровождающие возникновение различных реакционных движений (движения рабочей силы, или гражданские организации). И социология была тесно вовлечена в эту протестную деятельность, чего совершенно нельзя было сказать об Америке. Это было совершенно иное представление о том, чем должна быть социология. Это публичная социология, которая привела социологов и была приведена ими к развитию диалога с обществом, с людьми. Интересно отметить, что в 1990-е гг., точнее, после окончания апартеида, публичная социология начала двигаться в направлении так называемой заказной социологии. Это социология экспертов, которые по заказу клиента проводят определенное исследование и получают за это деньги. В то время многим социологам приходилось продавать свои услуги исследователя государству, различным организациям.

Итак, два основных источника возникновения публичной социологии — это «гиперпрофессиональная социология» в США и «социология общественных движений» в ЮАР. Другими словами, я поведал вам о генезисе (происхождении) социологии.

Я полагаю, рассмотрение публичной социологии в сугубо историческом контексте не должно вызывать особых противоречий. Но должно существовать еще нечто универсальное, некие всеобще применимые рамки такой социологии.

Итак, на мой взгляд, существует два основополагающих вопроса, которые социолог всегда должен ставить перед собой (что, впрочем, делается порой с неохотой).

Первый вопрос — социология для кого, знание для кого? И здесь возможны два ответа — первый, это социология для ученых, академиков, социологов, и второй — социология для людей, для общества, «экстраакадемическая» («внеакадемическая»).

Второй вопрос — знание для чего? Для чего нам нужны эти знания? Снова здесь могут быть представлены два ответа — это инструментальное знание и рефлексивное знание. Те, кто знаком с Франкфуртской школой, трудами Юргена Хабермаса, Макса Вебера, знают, каково значение этих двух видов знания.

Инструментальное знание занимается средствами для достижения определенной цели. Ставится цель (в случае заказной социологии — клиентом, заказчиком, в случае профессиональной — рамками исследования). Инструментальное знание фокусируется, таким образом, на тех средствах, которые используются для достижения поставленной цели. Это то, что Макс Вебер называл инструментальным действием.

Рефлексивное знание занимается целями, задачами, значением. Оно концентрируется не на поиске лучших (наиболее эффективных средств), но на обсуждении, на диалоге, посвященном этим целям, задачам, значениям.

Я хочу представить вам свою таблицу два-на-два. В ней вы видите три столбца.

Разделение социологического труда

Вид знания Академическая публика Внешняя публика

Инструментальное знание Профессиональная социология Заказная социология

Рефлексивное знание Критическая социология Публичная социология

В первом представлена профессиональная социология — социология для ученых, академиков, научного сообщества. Она занимается тем, что Томас С. Кун называл внутренними противоречиями. В следующем представлена публичная социология, имеющая дело с вненаучной аудиторией и занимающаяся обсуждением ценностей общества.

Существует два типа публичной социологии. Первый тип — это так называемая традиционная публичная социология, в которую я включаю социологов, издающих книги и работающих в периодических изданиях для широкой аудитории. Они занимаются такими темами, как, например, сексуальность в российском обществе. Второй тип — органическая публичная социология, когда социологи имеют непосредственное отношение к обществу, людям. Социологи общаются с определенными группами людей (движения рабочих, женские организации), и зачастую таких социологов не видно, их труд можно назвать более «частным» и скрытым, нежели всегда заметную работу традиционных публичных социологов. Например, социолог Анна Темкина, которая выступит в Москве на встрече, посвященной обсуждению роли женщины в обществе, представляет эту группу социологов.

Перейдем к заказной социологии. Такое понятие сложно перевести на русский язык. В английском варианте это policy sociology, и это понятие нельзя путать с понятием political sociology (политическая социология). В заказной социологии специалист-социолог выполняет заказ для своего клиента. Примером здесь может служить проведение опроса общественного мнения для какого-либо политика с целью выяснения наиболее насущных вопросов, которыми ему предстоит заниматься.

Но policy sociology может представлять собой нечто большее, чем просто исполнение заказа, за который клиент платит деньги. Например, какая-либо организация просит провести исследование жизненных условий пенсионеров в Сыктывкаре. То есть это более генерализированная (всеобъемлющая) проблематическая социология, нацеленная не на специфические, но на более общие вопросы исследования.

Далее следует критическая социология. Для сравнения вернемся к заказной, в которой инструментальное знание занимается средствами для достижения извне поставленной цели (некий заказчик). В критической социологии происходит обсуждение положений профессиональной социологии. И основой здесь является критика методологических, теоретических, философских и нравственных положений, роль которых в профессиональной социологии часто отходит на задний план. Критическая социология включает в себя обсуждение социологами ценностей, имеющих значение для общества.

Эти разграничения я называю разделением социологического труда и полагаю, что наука социология должна включать в себя все эти четыре типа, четыре вида знания. В этой связи можно говорить о типах знаний, о возможностях профессионального пути в рамках каждого из них и об их тесной взаимосвязи и взаимозависимости.

Кроме того, существуют и так называемые отклонения публичной социологии и других видов социологии. Важно отметить, что публичная социология должна вести диалог, и этот диалог может оказаться ведущим (авангардным), но в то же время публичные социологи порой не способны на такой диалог, так как они сами являются неотъемлемой частью публики.

Сейчас я хотел бы перейти к вопросам национальных особенностей со-циологий. Я буду говорить об областях доминирования: в разных типах общества, в разных странах преобладают разные типы знаний, разные виды социологии.

На схемах я изобразил свое видение сфер влияния того или иного вида социологии в зависимости от страны. Например, в США лидирующей является профессиональная социология, критическая и публичная занимают гораздо более слабые позиции. В ЮАР также господствует профессиональная социология, публичная также влиятельна, и заказная набирает силы, и, конечно, существует критическая. Китай — это особый случай: профессиональная и заказная социологии имеют сильную позицию, в то время как критическая и публичная — слабую, что можно объяснить историческим периодом, когда в стране доминировали авторитарные социалистические принципы. Профессиональная социология в Китае разделяется.

Должен еще раз подчеркнуть, что это лишь мое видение существующей ситуации. Норвегия — другой интересный пример государства, в котором профессиональная и публичная социологии сосуществуют. Во Франции доминирует публичная социология.

Принимая во внимание все вышеупомянутое, я не мог не задуматься о глобальном разделении социологического труда. Своей схемой я хочу подвести вас к восприятию социологии во всеобъемлющей перспективе, которая признает особенность каждой отдельно взятой страны.

Теперь необходимо объяснить, почему о понятии публичной социологии пришло время говорить именно сейчас. Пояснив некие общие положения публичной социологии, я хочу остановиться на том, что же такого особенного в данном историческом периоде, что вызывает противоречивые отклики в процессе обсуждения этого вопроса.

Сейчас мы живем в период неолиберализации, третьей волны маркетиза-ции, когда гражданское общество находится под угрозой со стороны рынка и государства. И своей задачей я вижу подведение социологии к тому, чтобы она заняла позицию гражданского общества. И мне кажется, что сейчас настал особый период, когда социология и социологи играют исключительную роль в диалоге с обществом, которое (как, впрочем, и сама социология) находится под угрозой.

ярошенко С. Спасибо, Майкл. Спасибо, Наташа. Теперь я предлагаю выступить с комментариями наших дискутантов, а затем перейти к вопросам и ответам.

Иванов Д. Большое Вам спасибо за интересную интерпретацию социологии и ту впечатляющую схему, которую Вы нам представили. Я бы хотел сосредоточить внимание на этой матрице и на идее, согласно которой публичная социология — это своего рода инструмент защиты гражданского общества.

Моя научная карьера началась с изучения критической теории Франкфуртской школы, поэтому мне особенно импонирует Ваш анализ, расширяющий и развивающий введенный Хоркхаймером дуализм, — традиционная и критическая теория, а также триаду Хабермаса: инструментальное, практическое и «эмансипационное» познание. Ваши результаты, конечно, более плодотворны и имеют большее значение для социологов, поскольку у Вас уже четыре типа знания, а это я охарактеризовал бы как прогресс в развитии данных идей.

Я, однако, могу отметить одну проблему, связанную с центральным положением Вашей концепции — идеей гражданского общества. Мне эта концепция представляется дезориентирующей. Я имею в виду три упомянутых Вами аспекта — рынок, государство и гражданское общество. Три века назад Т. Гоббс и Д. Локк гражданским обществом называли государство. Затем И. Кант и А. Смит интерпретировали гражданское общество как рынок. Вы и ряд других современных социологов идентифицируете гражданское

общество как негосударственные и некоммерческие организации (так называемый третий сектор). Очень разные структуры и сообщества интерпретируются как гражданское общество. И этот подход провоцирует идею, что рынок — это плохо, государство — это плохо, гражданское общество — это хорошо.

Приведу несколько примеров того, как подобные некоммерческие структуры отстаивали права людей. Первый пример — Ку-клукс-Клан, защищавший права белых. Не гражданское общество, но американское государство отстаивало права темнокожих (например право на получение образования). Следующий пример — современная католическая церковь (особенно в Калифорнии) — это странная секта педофилов или религиозная организация? Наконец, Аль-Каида — яркий пример структуры гражданского общества, ограждающей свою культуру от распространения влияния рынка и империалистических государств.

Мне кажется, защита «человечности» не является монополией некоммерческих, негосударственных структур, гражданского общества. Защита гражданского общества — не только монополия публичной социологии. Таким образом, предмет социологии следует представлять как взаимоотношения (иногда конфликтные) между рынком, государством и гражданским обществом.

И последний комментарий, касающийся важности публичной социологии. Я согласен с г-ном Буравым, что сегодня существует угроза социологии, связанная с расширением влияния рынка, государства. Мы, социологи, сталкиваемся с экспансией менеджмента и маркетинга — новых форм публичного знания. В своей статье Вы упомянули концепцию Р. Патнема о недостатке социального капитала. Думаю, речь идет о конкурирующем публичном знании, а не о социологии. Это знание об обществе, или знание о публичных сферах, или знание о конфликтах, отношениях между государством, рынком и гражданским обществом. И я полагаю, существует такая проблема, как кризис внимания. И публичная социология предпринимает попытки сохранить науку, а также сохранить нашу аудиторию.

Названную проблему я прежде всего связываю с изменениями в стратификации общества. Социология, социологический дискурс о гражданском обществе традиционно являлись прерогативой интеллектуалов, среднего класса, который являлся становым хребтом гражданского общества. Сегодня мы наблюдаем кризис среднего класса, кризис гражданского общества, кризис социологии (публичной, профессиональной, заказной). В связи с этим я вижу довольно печальные перспективы публичной социологии. И мне думается, что термин «публичная социология», в условиях недостатка этой самой «публики», сравни «деревянному железу». У нас есть публичное знание, публичное популярное знание об обществе, и у нас есть социология. Для меня поэтому публичная социология является концепцией достаточно парадоксальной. Если ты хочешь быть публичным, тебе нет места в социологии. Если ты хочешь быть социологом, то будь социологом, и работай в условиях кризиса внимания, дефицита публики и публичности.

Ильин В. Я согласен с большинством положений, которые Майкл Бура-вой представил в докладе. В своем выступлении я бы хотел лишь развить некоторые Ваши идеи.

Социология, как любой вид деятельности, упирается в ключевой вопрос — где взять деньги. Для любого вида деятельности финансовые средства исходят из трех основных источников — от государства, от бизнеса и от публики, которая приобретает какой-либо продукт. Если то или иное сообщество не удовлетворяет ни один из этих источников, то встает вопрос: кто и зачем будет платить? Сегодня российская социология находится в такой ситуации, когда ей платят по инерции, но рано или поздно (а это «поздно» наступит скоро) встанет вопрос — зачем? Потому что бизнес не видит смысла в социологии, государство — тоже, а общество — тем более. Таким образом, возникает вопрос — для кого работает современная социология, прежде всего российская. И ответа на него, на мой взгляд, современная социология не дает. В основном она работает на свое сообщество. Мы пишем и читаем друг друга.

Далее, исходя из возможных трех потребителей социологического знания, возможны три различные функции социологии. Если брать государство — то социолог здесь может выступать в качестве советника правящего лица. Он может быть консультантом в бизнесе (разрабатывать бизнес-стратегии и получать за это деньги). И наконец — вести диалог с обществом, выступать в той нише, которая традиционно монополизирована журналистикой, иными словами, пытаться быть «властителем дум». Такая попытка была сделана в России, пожалуй, единственный раз — в годы перестройки, когда Т.И. Заславская, Ю. Левада и некоторые другие пытались эту роль взять на себя. Соответственно, вопрос встает ребром: как будет выживать социология и выживет ли она вообще?

Переходя к более специфическим аспектам этой темы, я бы хотел заострить внимание на проблеме языка, который использует социология в диалоге с обществом (здесь я фокусируюсь на одной из возможных функций социологии — функции ведения диалога с обществом). Одной из форм закрытости любого сообщества является язык, на котором оно говорит. Социология, вслед за социальной философией, развила такой язык, который даже не всем членам социологического сообщества понятен. Возьмите студентов нашего факультета, предложите им какой-либо классический текст, и, я уверен, многие из них не поймут, о чем там идет речь, поскольку они учат классику в очень вольном пересказе. Таким образом, социологическое сообщество закрывается даже от своей периферии, не говоря уже об обществе в целом. Как следствие, возникает ситуация, когда ни государство, ни бизнес, ни общество не могут ответить на вопрос: кто такие социологи, чем они занимаются и зачем нужны? Поступая на этот факультет, большинство студентов не имеют представления о том, что они здесь будут изучать, чем будут заниматься. Следовательно, закрытость границ социологического сообщества достигла критической отметки. И чтобы найти общий язык с потребителем социологического знания, который может осмысленно (не по инерции) снабжать

ее средствами, социология должна всерьез озаботиться состоянием языка, на котором она выдает свой продукт. С одной стороны, это язык вербальный: если мы по-прежнему будем развивать изощренный понятийный аппарат, который часто не прибавляет возможностей для познания общества, не обладает дополнительными эвристическими возможностями, то социология закроется настолько, что ее забудут. Такая тенденция уже наблюдается во многих вузах, потому что согласно существующим нормам, ректорат и деканат имеют право выбирать между социологией, политологией и культурологией. И считается, что математикам или физикам, которые ассоциируют социологию с проведением рейтингов, она совершенно не нужна (иначе обстоит дело с политологией, о которой имеется более четко сформированное понятие). Это приводит к тому, что из многих учебных программ (особенно в региональных вузах) социология снимается, и эта тенденция будет нарастать.

Если говорить об общении социологии с обществом, то с тех пор как Т.И. Заславская подошла к возрасту, когда болезни беспокоят больше, чем состояние общества, с обществом некому стало говорить о социологии. Ю. Левада еще предпринимал какие-то попытки даже в последние годы своей жизни, но он ушел от нас. И сегодня слово социология ассоциируется в обществе главным образом с электоральными рейтингами, вызывающими часто одно раздражение, провоцирующими подозрения в продажности и т. д.

Таким образом, если социология не научится продавать свой продукт обществу в широких масштабах, общество отвернется от нее, и в конечном счете это скажется на финансировании нашей дисциплины в вузах.

Другой, более радикальный вопрос, связан с тем, что XXI в. — век визуализации, когда все больше люди узнают информацию не посредством журнальных изданий, книг, а с помощью телевидения, Интернета и т. д. То есть мир все больше и больше познается через визуальные образы. И если социология по-прежнему будет говорить на языке XIX в. (ведь понятийный аппарат, которым мы пользуемся, — это в основном изобретения XIX в.), то социология обречена на вымирание в силу того, что ее просто перестанут понимать. Поэтому если социологи не научатся переводить свое знание на визуальный язык и находить выходы на каналы, которые воздействуют на аудиторию, потребляющую только визуальные образы, то кризис, в который мы уже втянулись, будет усугубляться стремительными темпами. Поэтому, на мой взгляд, проблема публичной социологии тесно взаимосвязана с проблемой использования визуального языка.

Существует два решения. Первое заключается в тщательной переработке понятийного аппарата с целью очищения его от тех терминов, которые не выполняют дополнительных эвристических функций. Другое направление — прорабатывание возможности перевода социологического знания на визуальный язык. Спасибо за внимание!

Кайзер М. Я не могу критиковать выступление и основную идею публичной социологии, потому что полагаю, что все виды социологии имеют право на существование и должны существовать. Два основных вопроса, которые

здесь прозвучали, — это социология для кого и для чего. Я хотел бы добавить еще несколько — социология каким образом и — кто производит социологическое знание. Ответ представляется ясным в случаях с профессиональной и критической социологией — это профессиональные социологи. В таком случае трудно принять предположение, что это две различные модели (они могут быть одинаковыми). Профессиональные социологи могут выступать в качестве заказных. Если такой социолог занимает активную позицию в обществе, то он является частью гражданского общества.

Таким образом, построение этих моделей может осложняться тем, кто производит знание и в каком обществе. один и тот же специалист может быть вовлечен в разные типы социологического знания, социологического труда.

Я хочу подробнее остановиться на способе производства знания. В профессиональной социологии социолог вырабатывает научное знание, которое охватывает и объясняет на макроуровне структуру общества в целом. Способ производства подобного знания заключается в стандартных видах проведения эмпирического исследования, теоретических работах, доказываемых при помощи дискурса, периодических научных изданиях (обсуждение какой-либо теории в течение определенного времени, ее обоснование и принятие эпистемическим сообществом социологов).

Критическая социология, которая может стать профессиональной социологией, придерживается того же набора ценностей относительно того, как производятся знания, т. е. они обладают практически одинаковой «культурой» производства знания, что в свою очередь подчеркивает ту мысль, что это единая конструкция, разграниченная по определенным моделям.

Иначе обстоит дело с заказной социологией. Действительным знание признает клиент, тот, кто заказывает исследование (например, если заказчик — Всемирный банк, неправительственная организация, агентство и т. д.). Но это не то же самое, что научный дискурс, при котором обоснование и принятие происходят в рамках эпистемического сообщества, ибо в случае с заказной социологией оно происходит посредством власти в иерархической системе институтов.

В публичной социологии эпистемическое сообщество производит определенный тип знаний для и в рамках некой группы — феминистические организации, экологические движения и т. п. И в данном случае обоснование и оценка качества исследования (validation) — категория ценностная и зависящая от группы, вовлеченной в исследование.

Таким образом, социология обладает ограниченной ценностью, она ограничивается группой, для которой произведено знание, или же организацией, которая оценивает исследование.

Критическое, профессиональное и научное знания обладают идеей производства универсального знания, что является одной из основ науки как таковой. И профессиональные социологи также двигаются в этом направлении, выдвигая универсальные законы со всеобъемлющей силой объяснения и интерпретации. Это то, что касается вопросов «кто и каким образом» —

думаю, их можно было бы добавить в схему, которую Вы продемонстрировали ранее.

Также отмечу, что в истории науки в начале существовала ее связь с теологией, и не было такой системы верований, которая утверждала знание. И мне кажется, мы теряем тот прогресс, которого достигли в процессе развития науки.

Хочу привести пример с мусульманским обществом, в котором всякое знание оценивается с точки зрения системы веры, верований (конечно, и католическая система верований также утверждает или не принимает определенное знание, основываясь на своих позициях). Однако разделение науки и теологии может привести к тому, что в случае отсутствия ограничивающей системы ценностей знание, производимое учеными, становится универсальным. И в этом случае мы избавлены от валидности, производимой по принципу критической оценки. В публичной социологии валидность производится ограниченной группой людей (системой ценностей, например, религиозной группы).

Последний комментарий касается Вашей идеи о том, что социолог производит знание для гражданского общества. Следует ли из этого, что экономисты производят знание для рынка, чиновники — для государства? Спасибо.

Соколов М. Прежде всего я хотел бы отметить, что нахожусь под большим впечатлением от чтения статей профессора Буравого и его сегодняшнего выступления и что считаю его тезис о разделении социологического труда важным вкладом в развитие профессиональной рефлексии.

Несмотря на это в связи с его основным тезисом у меня возникло два связанных между собой замечания. Первое из них касается характера существующей иерархии видов исследовательского труда, второе — политических следствий, которые предлагаемые им меры по изменению этой иерархии с большой вероятностью повлекут.

Первое замечание касается соотношения четырех функций и четырех ролей социологии, которые, согласно профессору Буравому, равны между собой. Между тем кажется очевидным, что профессиональная социология могла бы существовать без публичной, и без заказной, и без критической. Обратное, однако, неверно. Все претензии социологии как дисциплины на легитимность основаны на ее профессиональной стороне. Когда мы публично выступаем и заявляем, что можем сказать нечто важное об общественном устройстве, и претендуем на то, что наши слова имеют больший вес, чем слова людей с улицы, мы всегда ссылаемся на профессиональную социологию как на источник нашего авторитета.

И здесь возникает второе замечание, вернее, важная политическая проблема, связанная с тезисом профессора Буравого о корреляции между видами социологии и их распространенностью и доминированием в определенных национальных академических системах и о том, что интернациональное разделение труда могло бы компенсировать дисбаланс в пределах отдельных систем. Проблема в том, что, учитывая асимметричность во взаимозависи-

мости между разными сегментами социологии и зависимость всех прочих сегментов от профессионального, их перенос на географическую карту неизбежно приведет к созданию мировой системы, в которой наиболее важный для дисциплины в целом вид деятельности будет локализован в пределах одной страны, а именно — Соединенных Штатов. Все незападные исследователи окажутся зависимы от западной — прежде всего американской — социологии как от источника своего авторитета.

Фактически подобное разделение труда складывается, но его следствия зачастую печальны для социологии в незападных обществах. Оно влечет за собой или воспроизводящуюся академическую зависимость, или развитие реакционных научных национализмов — зачастую выступающих под флагами «публичной социологии». В частности, существует частая и, возможно, внутренне вполне закономерная связь между антипрофессиональным движением в социологии и политическим антивестернизмом, который имеет тенденцию принимать очень консервативные, чтобы не сказать националистические и реакционные, формы.

На постсоветском примере мы можем видеть, как легко противопоставление профессиональной и публичной социологии и некий антипрофессиональный пафос усваиваются движениями, которые отождествляют профессионализацию с «американским влиянием» и хотят с ней бороться. Мы видим это, в частности, на примере декана социологического факультета МГУ Добренькова, который, возможно, является единственным подлинным публичным социологом в России сегодня. Усилия Добренькова в рамках кампаний за восстановление смертной казни и продвижение «православной духовности» представляют собой как раз тот вид деятельности, который профессор Буравой хотел бы, чтобы мы все иногда (а некоторые из нас постоянно) осуществляли. Нет оснований надеяться, что «публичная социология» в странах академической периферии будет часто принимать более симпатичные формы.

ярошенко С. Мне очень импонирует тезис Майкла, но прежде чем перейти к вопросам, в качестве ремарки хотелось бы отметить следующее. Неделю назад я была в Глазго на конференции Европейской социологической ассоциации. В течение трех дней там также обсуждались тезисы о публичной социологии. Войдя в аудиторию, я очень удивилась, так как в ней преобладающее большинство составляли мужчины, и они активно обсуждали логику, термины и эффект этого тезиса. Основная критика заключалась в том, что это не наука, потому что тезис слишком «мягкий», не предполагает следования классическим принципам, существующим в социологии, потому что это скорее искусство, чем наука, и в целом — это нечто женское. Примечательно, что там же проявилась другая крайность: с комментариями в поддержку чаще выступали женщины. Я также его поддерживаю, и не только потому, что женщина, а поскольку так же отвечаю на основные вопросы — зачем и для кого существует социология.

Во время проведения первых интервью в середине 1990-х гг. я постоянно

сталкивалась с подобными вопросами, когда респонденты меня спрашивали, для кого проводится данное интервью и что они от этого получат. И меня огорчает факт, что они ничего так и не получили, и ситуация в этом северном поселке в республике Коми, где я проводила исследование, до сих пор не изменилась, и проблемы те же самые. Уже тогда были очевидны разные стратегии в проведении социологических исследований. Заказ, ведомственная экспертиза и академическая тусовка, на мой взгляд, преобладали и до сих пор остаются ведущими стратегиями. В первых двух случаях участвующей рефлексии научного сообщества мешала зависимость от денег или от привилегий. В последнем — диалогу и участию — препятствовала интеллектуальная игра. Она совмещала в себе отстраненную академическую позицию в угоду недостижимому объективизму, изоляцию через термины и языковые заимствования, малопонятные за пределами профессионального сообщества.

Я поддерживаю тезис М. Бурового, что диалог и участие могут изменить ситуацию, но на этом пути есть явные ограничения, проявляющиеся и в аргументации такой позиции. Отсюда вытекают мои вопросы.

Во-первых, как Вы относитесь к внешней идентификации «публичной» социологии как «феминистической»?

Во-вторых, на фоне чрезмерной универсальности предложенной схемы, где каждый может поместить себя в одно из полей и нет жестких критериев, задающих идентификацию, и все возможно, как определить, кто есть кто. От того ли, что я себя с этим идентифицирую — например, называю себя публичным социологом и начинаю будировать вопросы, которые на самом деле не находят поддержки? Или от того, как меня идентифицируют извне?

Наконец, нужны ли мы гражданскому обществу? Что делать, если социологи видят «проблемы», но третий сектор не доверяет социологам (нас не хочет). И нужны ли мы тем, кому адресуем свои результаты (в частности, третьему сектору)?

Буравой М. Итак, к замечаниям г-на Иванова

Да, согласен — гражданское общество не во всех своих аспектах хорошо. Ку-клукс-Клан — это показательный пример. Да, в гражданском обществе существует полная эксплуатация, господство и исключение. Однако в любом случае именно оно способно лучше всего защитить народ от засилья рынка и государства.

Вторая моя мысль заключается в том, что, на мой взгляд, необходимо быть очень осторожными с общими заявлениями об изменениях в классовых структурах применительно ко всем странам. Разумеется, в некоторых странах средний класс постепенно исчезает, в то время как в других, таких как Индия, Китай и ЮАР, его пределы расширяются. Хотя должен отметить, что, конечно, это положение не может быть категоричным, и данная ситуация может быть исследована более глубоко. Мне кажется, выдвинутая доктором Ивановым гипотеза о взаимосвязи среднего класса и публичной социологии представляет особый интерес. Смелой мне представляется высказанная мысль, что термин «публичная социология» сам по себе является противо-

речивым. Моя основная идея заключается в том, что публичная социология является остовом всех значительных изменений в профессиональной социологии. Полагаю, что К. Маркс, М. Вебер, Э. Дюркгейм, П. Сорокин были как публичными, так и профессиональными социологами. Поэтому я не могу принять Ваш последний тезис. Спасибо Вам за очень интересные и провокационные замечания.

Буравой М. К замечаниям профессора Ильина

Полностью согласен с тезисом о том, что один из основных камней преткновения публичной социологии — это используемый ею в общении с публикой язык. СМИ, Интернет обладают большим потенциалом для связи социологии с аудиторией.

Следующую мысль я хотел бы сузить: я имею в виду тезис об универсальности профессиональной и критической социологии и о специфичности заказной и публичной. Я думаю, очень важно, что профессиональная социология обладает своего рода автономией и пространством, на котором она может развиваться как наука, и что она следует своей логике. Профессиональная социология не движется к более универсальному, общему видению и пониманию мира. Кроме того, я полагаю, что критическая социология отличается от профессиональной в аналитическом плане, так как она исследует основы профессиональной социологии. А публичная социология более узконаправленна, и она способствует прогрессу профессиональной. Приведу пример — американская феминистская социология во многом была публичной социологией, которая внесла обособленную, специфическую позицию (внедрила специфические черты) в профессиональную социологию. То же самое в отношении расовых вопросов: публичная социология, занимающаяся, в частности, вопросами гражданских прав представителей различных этнических групп, также привнесла эту тематику с ее особенностями в чуждую подобных проблем профессиональную социологию.

Касательно Вашего последнего замечания: Вы спрашивали, значит ли изучение социологией общества то, что экономика изучает рынок, политология — государство. Это не совсем так. Я говорил о том, что социология действует с позиций гражданского общества. Например, если социология изучает экономику (а она изучает), то с позиций гражданского общества (например, социальную вовлеченность, включенность экономики). То же можно сказать и о государстве.

Политология изучает общество и экономику с позиций государства, политического режима, так же, как экономика изучает общество и государство с позиций экспансии рынка.

Я мог бы назвать себя социологическим шовинистом — я не верю в существование единственной социальной науки. Если бы такая существовала, то это была бы экономика. Мы должны сохранить социологию с ее отличительными чертами и особым будущим. Я выступаю против унифицированной социальной науки.

Буравой М. Ответы доктору Соколову

Да, Ваши замечания тоже намеренно провокационные, что мне очень импонирует.

Первое: когда Вы говорите, что все четыре типа социологии равны, я не могу с этим согласиться. В каждой стране доминирует определенный тип социологии. Например, в России профессиональная социология является несколько фрагментированной, в то время как в США ситуация совершенно другая (там профессиональная социология господствует). И мне представляется, что для развития социологии все четыре ее типа являются релевантными. Например, в СССР не было всех этих четырех видов, и поэтому, как мне кажется, социологию нельзя было охарактеризовать как науку процветающую. По сути, она представляла партийную идеологию.

Теперь перейдем к вопросу глобального разделения социологического труда, в котором доминирует профессиональная социология и американская профессиональная социология оказывает влияние на глобальную международную социологию. Я попытаюсь описать, как я вижу глобальную схему разделения социологического труда. Профессиональная социология сконцентрирована в США (т. е. можно сказать, что это центр нашей схемы), в то время как публичная социология характерна в таких странах, как Индия, Бразилия, ЮАР, Португалия (иными словами, периферия нашей глобальной схемы). Я уверен, что каждая страна, каждое государство должно развивать все типы социологии, особенно те, которые недостаточно развиты (ЮАР — профессиональную, США — публичную). Мне кажется, мы должны признать существующую ситуацию и работать над тем, чтобы улучшить положение. Доминирование США в этой сфере действительно представляет собой некоторую проблему, но прежде чем начать что-то исправлять, мы должны четко описать имеющуюся ситуацию. Как вице-президент Социологической ассоциации я, в частности, также должен работать над этим вопросом. И считаю, что между всеми странами должен происходить обмен знанием и опытом.

И, наконец, Ваш пример с проф. Добреньковым. Представляет ли он какой-либо вид социологии? Является ли то, что он делает, социологией? Я читал одну из его работ, но у меня сложилось впечатление, что она скорее идеологическая, нежели социологическая. Но публичная социология должна быть профессиональной, а не любительской. В противном случае — это не социология. И публичная социология должна отвечать научным критериям и быть ответственной перед своей публикой. В противном случае мы должны называться идеологами, журналистами, евангелистами и т. п. И я не думаю, что мы можем называть Добренькова публичным социологом. Но допустим, что то, что он делает, является публичной социологией. Тогда и неофашизм, национализм, Аль-Каида — тоже своего рода виды публичной социологии. Однако это формы ее отклонения, так как на самом деле здесь нет естественного диалога, он производится «сверху».

Поскольку в России позиции профессиональной социологии слабы, возможно, роль публичной социологии является приемом в защиту и отстаи-

вание прав профессиональной социологии. И это особенность российской ситуации.

буравой М. Ответы Светлане Ярошенко

Соглашусь, мы на одной стороне, и я очень рад, что я идентифицирован как феминист. И во многом идея органической публичной социологии связана с феминистской социологией, вдохновлена ею. И я признателен джентльменам из Глазго за сравнение публичной социологии с феминизмом. Это не значит, что мужчины не могут в ней участвовать.

К вопросу о том, кто я в социологии. Конечно, возможно, но довольно трудно совмещать все четыре типа социологии. Я не утверждаю, что каждый из нас должен быть публичным социологом. Если вы являетесь хорошим профессиональным, критическим или заказным социологом, то вы в любом случае вносите свой вклад и в публичную социологию, так как все виды социологии взаимосвязаны.

Последний вопрос — о значении и важности социологов — самый трудный вопрос. Мне кажется, для социологов публичная социология важна. Я верю, что мир нуждается в социологии и социологах. Об этом, собственно говоря, данный проект: мир и люди станут лучше, если будут обладать более широко направленным социологическим сознанием. Это вера сродни, пожалуй, религиозной вере. Но я полагаю, что жизнь изменится в лучшую сторону, если люди будут лучше осведомлены о социологическом знании.

ярошенко С. А теперь время для вопросов публики, наших слушателей, зрителей, участников дискуссии.

буравой М. По-английски, по-русски — все равно.

Ильин В. Если «все равно», то тогда у нас некоторые участники по-немецки заговорят.

буравой М. Можно даже на коми.

ярошенко С. У нас на дискуссии присутствуют руководители кафедр, а также общественных структур, и мне бы хотелось услышать их мнение.

Овсянников В. Когда-то читая Вашу дискуссию с Эриком Райтом в журнале университета Беркли, понял, что Вы критический объективист-социолог. И сейчас эволюция Ваших взглядов переходит к публичной социологии, где главным элементом является принесение публичной социологией пользы для общества, людей. Значит ли это, что публичная социология становится нравственной, ценностной наукой, а не беспристрастной и критической?

буравой М. Я следую идеям Макса Вебера, который утверждал, что социологическое знание основывается на ценностях, именно они мотивируют

это знание. В таком смысле я не принимаю идею ценностно-свободной социологии, мне кажется, это просто невозможно. И я вижу профессиональную социологию как взаимосвязь исследовательских программ, каждая из которых обладает набором определенных ценностных установок. И это те ценности, которые распространены в реально существующем обществе. Мне думается, здесь сосуществуют два неотъемлемых аспекта любого социологического проекта — это основанная на ценностях научность и диалог с публикой.

Григорьев. Я хотел бы напомнить, что социология в советский период была, мягко или грубо говоря, буржуазной идеологией, т. е. она находилась в жестких рамках идеологии и выполняла идеологический заказ. Ее роль в обществе сводилась к научному коммунизму. Сейчас она вырвалась из этого положения и вышла на оперативный простор. Помните, у С. Райта Миллса была замечательная фраза, что социологи не генералы истории, а их задача — выполнять те заказы, которые им дают. И мне думается, что С. Райт Миллс придал такое значение публичной социологии: если мы повернемся к публике (которая в свою очередь должна принять эту социологию умом и сердцем) и перестанем жить сказками. И поэтому я думаю, что чтобы вырваться из этого бывшего плена, социологам нужно, если можно так выразиться, покаяться перед публикой. Почему? Здесь я хотел бы обратиться к примеру, приведенному Светланой Ярошенко, когда она говорила, что испытывает некоторое чувство тяготения до сих пор, поскольку проводимое тогда исследование не дало никаких конкретных улучшений людям. А я вспоминаю, как в то время, может, и не социологи, нас спрашивали проникновенно: «Вы за Советский Союз или против?» И большая часть населения, как нам сказали, отвечала положительно. И вдруг этот СССР рухнул. Это кто сделал — социологи или как бы политологи? Нас, как бы всю нацию, обмануло то, что мы называли «социологией» в то время. Вышло, что ситуация нас обманула. Получается, что «я не могу поехать в Коми, потому что я им что-то пообещала».

Вот в чем заключаются смысловые тонкости публичной социологии. Сначала покаяться, потом говорить, что мы вас не так проинформировали и как бы тоже лгали. И в работе В.А. Ядова «Человек и его работа» тоже об этом пишется. Неужели рабочий думал так, как вы думали?

Таким образом, моя основная мысль: за публичной социологией в России будущее. Если этого не будет, она станет узким кланом профессионалов со своим языком. Поэтому коренная задача сегодня — вырваться из этих тисков, иначе наука умрет. Публичная социология — обязательное условие выживания социологии.

буравой М. Однако Россия сейчас не готова для публичной социологии в силу того, что профессиональная социология еще слаба.

Астрид Шорн, руководитель общественной организации «Немецко-Русский обмен». И я бы хотела поделиться своими мыслями касательно того, для чего нам нужны социологи. Естественно, они нужны для анализа ситуации. Конечно, прежде чем осуществить какую-либо программу, необходимо получить на нее средства. И фонды, как правило, дают деньги на исследования того, что делать, что изменить. И этой информацией общественные организации могут воспользоваться. Но мне кажется, глобальная проблема — в состоянии проектов уже после их финансирования. Я думаю, это самое важное. Потому что если мы, общественники, что-то и меняем в обществе, в маленьком сообществе, то нам, как правило, не хватает ресурсов, чтобы посмотреть на ситуацию со стороны, чтобы закрепить и распространить опыт изменений. И мне кажется, в этом сейчас заключается важная задача для социологов. К сожалению, на это фонды денег не выделяют. И в России сейчас больше денег на государственную, заказную социологию, изучающую то, какие проблемы надо решать, а не то, как они уже решаются.

Буравой М. Проект публичной социологии должен быть совершенно меняющейся политикой: у нас происходит диалог с обществом, мы должны что-то предоставлять людям, и это доставляется им в форме политики. И вопрос заключается в том, можем ли мы передавать им наше знание и наши результаты, есть ли у нас для этого ресурсы. История дает нам примеры, когда социологи даже способствовали появлению определенных общественных движений, что приводило к изменениям политики. Например, в 1970-е гг. в Америке было создано женское движение против домашнего насилия, и это имело свое действие на изменения политики, так как избиение жены признавалось теперь уголовным преступлением. Но вопрос остается прежним — может ли социолог передавать свое знание, иначе он дает лишь ложные обещания.

Следующая моя идея заключается в том, что публичная социология должна быть вовлечена в процесс порождения дебатов, дискуссии, даже тогда, когда это не приводит к изменениям политики. Это своего рода демократический процесс, в котором мы все должны принимать участие.

Таким образом, я указал две основные функции публичной социологии.

Грегори Сэндстром, аспирант кафедры сравнительной социологии. Мне понравилась предложенная Вами типология. И очевидно, что у Вас есть огромное стремление защищать, продвигать публичную социологию, бороться с кризисом внимания. Но я не уверен, можно ли ее отнести только и только к сфере социологии. Мне интересно, поддерживаете ли Вы идею существования публичной биологии, публичной антропологии, публичной инженерии, публичной теологии. И можно ли назвать это публицизмом? Стремление быть публичным, публичная функция.

Второй мой вопрос. Вы упоминали два стимула публичной социологии— это «Социологическое воображение» С. Райт Миллса и социальные движения в ЮАР. Недавно вышла книга Стивена Фуллера, в которой под-

черкивается, что не гражданское общество находится под угрозой, но сама человеческая натура, природа. Насколько Вы разделяете этот тезис?

И последний комментарий. Вы начали свою карьеру с 1971 г. и заказной социологии и затем перешли к публичной социологии, в частности, написанием этой книги, в которой поднимается данная противоречивая тема. И по-моему подобный диалог должен был состояться, необходим лишь был толчок — и Ваша работа как раз послужила таким толчком. Но в своей работе Вы указываете, что не может быть ни заказной социологии, ни публичной без профессиональной социологии. Когда Вы создавали этот труд в 1972, Вы еще не обладали степенью доктора наук в университете Чикаго, в рамках большой накопленной научной базы можете ли Вы сказать, что публичная социология является научной? Должна ли она быть научной?

буравой М. Думаю, да. Да, существует публичная антропология. И социологи должны ответственно подходить к принятию непосредственного участия в публичных дебатах, дискуссиях. Мне кажется, прошло время чисто академических университетов. Сегодня создается множество частных вузов, и я думаю, одна из основных задач социолога заключается в развитии диалога с аудиторией. Я еще раз подчеркну особую роль здесь социологии. Но важно отметить, что мы должны выступать как специалисты, обладающие профессиональными отточенными знаниями.

Если мыслить на глобальном уровне (всевозможные конфликты, беспорядки, ухудшение экологической обстановки, войны и т. п.), то мы заметим, как распространена сегодня практика нарушения прав человека. Мне кажется, что состояние отношений сейчас находится под угрозой. И в связи со всем этим я думаю о еще большем по масштабам проекте, посвященном публичной социологии прав человека. Между двумя этими категориями есть нечто объединяющее, общее.

Теперь что касается Вашего последнего замечания. Да, первую работу я писал в довольно юном возрасте, в ней я приводил теории социологов, теории классового анализа, и мне кажется, эта работа вполне научно обоснована. Все же я считаю, что Ваш вопрос более глубокий, и он звучит следующим образом: могут ли непрофессиональные социологи быть публичными социологами. В Америке журналисты, режиссеры создают социологическое воображение. Некоторые открыто демонстрируют свою социологию, другие просто проводят свои исследования. Вообще я думаю, мы не должны утверждать, что социологическое знание производят только специалисты — социологи, получившие степень доктора наук. Необходимо быть более терпимыми и дальновидными. Мне кажется, мы должны идти по пути развития более тесного диалога с журналистами, их нельзя полностью исключать только по той причине, что у них нет специализации социолога. Протекционизм необходим лишь в том аспекте, что необходимо развивать науку социологию. И по-моему, многие профессиональные журналисты берут некоторые идеи из социологии.

Вопрос из зала. У меня вопрос по поводу практической реализации. Если мы представим социолога, у которого есть средства для проведения исследования и он готов его начать, то первое, с чем он столкнется, будет необходимость финансирования его работы. Мы уже обсуждали возможные источники — это государство, которое он собирается критиковать, или бизнес, который так же можно критиковать, исходя из тех ценностей, о которых мы говорим. Допустим, ему все же удалось найти деньги, и исследование проведено. Следующая проблема, с которой он сталкивается, это форма, в которую исследование должно быть обличено (т. е. на каком языке он делает сообщение, чтобы оно было понятно публике). Если социолог находит и использует такой понятный публике язык, он сталкивается с проблемой упрощения научного знания и, соответственно, исключения из научного сообщества, поскольку он является непрофессионалом. Следующая проблема — это канал передачи (каким образом он передаст результаты исследования публике). То есть на какие дискуссионные площадки он может выйти с результатами своего исследования, и будет ли это актуально на таких площадках, которые уже заняты теми же журналистами и кинорежиссерами; соответственно, готовы ли они к сотрудничеству в данной сфере. И последняя проблема — это способность аудитории воспринять полученный материал (ее готовность, интерес к данной проблеме и желание что-то менять). Насколько известно, интерес публики к научным и «околонаучным» изданиям, журналам невысок. Другими словами, каким образом мы изменим этот мир, если сам мир не хочет меняться.

Буравой М. Эти вопросы действительно очень актуальны, и задача публичной социологии — ответить на них. Сам проект публичной социологии является сложным. Но значимым является обсуждение как раз таких вопросов, мы должны решать их на практике, находить пути разрешения сложностей. Пока мы не начнем это делать, пока не признаем, что публичная социология существует, она на продвинется ни на йоту.

Данный проект, в частности, фокусирует внимание на возможности создания сообщества, которое будет активно обсуждать эти вопросы. Основная идея сейчас заключается в узаконивании таких дискуссий как распространенной практики социологов, которые желают принимать активное участие. И уже сам тот факт, что мы задаемся данными вопросами, — реальный шаг на пути к решению этих проблем.

Социология как деятельность по спасению общества – Новости – Научно-образовательный портал IQ – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

7 июня на ежегодной научной конференции сообщества профессиональных социологов с докладом «Публичная социология: сторонники и оппоненты» выступил профессор социологии Калифорнийского университета, Беркли (США) Майкл Буравой. Профессор выступил в манере протестантского проповедника, рассказав о публичной социологии и о ее связях с другими сферами социологии.

Прежде всего, М. Буравой провел различие между публичной социологией (public sociology) и прикладной социологией (policy sociology).

— Прикладная социология служит достижению цели, обозначенной клиентом, или заказчиком. Смысл прикладной социологии заключается в решении поставленных перед нами проблем или легитимации уже принятых решений. Публичная социология, напротив, реализует диалогические отношения между социологом и обществом, в которых повестка каждой из сторон вынесена на стол переговоров, где каждый участник приспосабливается к другому. Публичная социология предполагает дискуссию, которая включает в себя ценности или цели, которые не автоматически разделяются обеими сторонами – сообщил он.

Далее профессор Буравой остановился на актуальности профессиональной социологии.

— Ни публичная социология, ни прикладная социология не могут существовать без профессиональной социологии, которая предоставляет правдивые и проверенные методы, накопленный багаж знаний, вопросы-ориентиры и концептуальные рамки исследования — пояснил г-н Буравой.

Если в какой-либо стране недоразвита профессиональная социология, то это сказывается и на недоразвитости публичной социологии.

Также профессор выделил четвертый тип социологии – критический. Этот тип подразумевает изучение основания исследовательских программ профессиональной социологии – как явные, так и скрытые, как нормативные, так и описательные. Критическая социология пытается заставить профессиональную социологию увидеть присущие той предрассудки, продвигая новые исследовательские программы, построенных на альтернативных основаниях.

М. Буравой рассказал подробнее об истории публичной социологии и о том, какие типы можно выделить в ней.

Ч. Райт Миллс и вслед за ним многие другие превращали социологию в публичную. Его книги «Белые воротнички: Американский средний класс» и «Новые люди власти» получили широкую известность

 и породили множество общественных дискуссий. Другими примерами являются работы Гуннара Мюрдала «Американская дилемма», Дэвида Рисмана «Одинокая толпа», а также Роберта Белла с соавторами «Привычки сердца». Все они написаны социологами, их читают за пределами научного сообщества, и они становятся драйвером общественной дискуссии о характере американского общества – природе его ценностей, пропасти между обещаниями и реальностью, его болезнями и тенденциями. В этом же жанре, который Майкл Буравой назвал традиционной публичной социологией, работают и социологи, которые высказывают свое мнение на страницах национальных газет, где они комментируют вопросы общественной значимости.

В случае традиционной публичной социологии ее целевые группы общественности, как правило, невидимы, не насыщенны – не осуществляют интенсивного внутреннего взаимодействия, пассивны, не составляя движения или организации, и представляют мнение большинства. Традиционные публичные социологи провоцируют дебаты внутри или между группами общественности, хотя сами могут в них и не участвовать.

Однако, существует другой тип публичной социологии – органическая публичная социология, где социолог работает в тесной связи с видимым, насыщенным, активным, местным и зачастую протестным сообществом, контр-публикой. Основная часть публичной социологии на самом деле носит органический характер – социологи, взаимодействующие с рабочим движением, соседскими объединениями, религиозными группами, правозащитными организациями. Существует диалог между органическим публичным социологом и обществом, процесс взаимного обучения.

Профессор Буравой заметил, что в России слабо развиты оба типа публичной социологи.

— Однако это не повод, чтобы опускать руки, это повод, чтобы создать новую социальную сферу – заметил он.

После того, как М. Буравой затронул страновую специфику, к дискуссии присоединились коллеги из разных стран.

В ходе обмена опытом выяснилось, что в Индии, например, практически нет публичной социологии в ее строгом смысле. И тем не менее, там работает много журналистов, которые ярко освещают социальные проблемы общества.

Во Франции социология популярна. Но, чтобы стать там публичным социологом, нужно стать независимым интеллектуалом, какими были Сартр, Фуко и Бурдье.

В Австралии социологи не имеют общественного признания. Люди часто подозревают их в коммерческом интересе и не идут на контакт.

В то же время на Филиппинах в общественном понимании вообще не существует такого статуса как социолог.

Далее г-н Буравой рассказал о патологиях публичной социологии. Первый тип патологии – это фетишизм или популизм, то есть подыгрывание народным массам и подстраивание под их сиюминутные запросы.

Второй тип – вангардизм, то есть манипулирование массами, а не создание площадки для общественных дискуссий.

Подытоживая, Майкл Буравой поделился своим видением миссии публичных социологов.

— Социологи исследуют общество, а оно находится под угрозой уничтожения. Поэтому социологи должны быть публичными и транслировать свое знание, чтобы участвовать в деятельности по его спасению – заявил он.

Дмитрий Сигиневич

Фото: Виктория Силаева

10 июня, 2008 г.

Подпишись на IQ.HSE

Социология и публичная политика | Приемная комиссия ЯГПУ им. К.Д. Ушинского

Программа ориентирована на удовлетворение кадровых запросов экономики, сферы государственного и муниципального управления, сферы образования Ярославского региона. В регионе периодически идут избирательные кампании, для проведения которых требуется большое количество сотрудников с аналитическими способностями. Кроме того, в области активно развивается малый и крупный бизнес. Бизнес-структурам для создания их позитивного имиджа и укрепления позиций в обществе необходимы социологи.

 

Мы поддерживаем тесные связи с работодателями и деловым сообществом, инициируя реализацию совместных образовательных программ, стажировок и производственной практики. Инновационная программа «Социология и публичная политика» рассчитана на тех, кто имеет высокие карьерные амбиции, она позволяет студентам получать уникальные знания в сфере взаимодействия общества и власти, механизмов работы гражданского общества.

 

Социология и публичная политика – это:

  • организация управленческих процессов в органах власти и управления, органах местного самоуправления, административно-управленческих подразделениях организаций;
  • разработка и проведение социологических, консалтинговых и аналитических исследований;
  • применение современных информационных технологии для создания баз данных, проведения компьютеризованных опросов, оформления презентаций и графических отчётов;
  • формирование навыков использования теории публичной политики и политических институтов для решения управленческих задач в области государственной политики.

 

Выпускники подготовлены к профессиональной деятельности в аналитических центрах государственных и коммерческих структур, в социологических холдингах, консалтинговых и маркетинговых компаниях, кадровых агентствах, к работе в федеральных и муниципальных государственных органах власти, к работе в научно-практических областях, требующих профессионального социологического образования.

 

Процесс обучения находится в руках профессионалов, людей, непосредственно работающих в тех областях, на которые нацелено наше обучение – социологов, политиков, политтехнологов. Для студентов постоянно проводятся круглые столы по политической тематике, мастер-классы ведущих экспертов и специалистов. В учебном процессе применяются активные и интерактивные методы обучения, такие как деловые игры, кейсы, проекты, тренинги, дискуссии, телеконференции. В освоении практических навыков проведения социологических исследований студентам оказывает помощь, созданная на факультете научно-исследовательская лаборатория.

 

Примеры дисциплин:

 

  • Управление социальными процессами
  • Социология управления
  • Социальные технологии в управлении
  • Управление личным и корпоративным имиджем
  • Масс-медиа в системе социального управления
  • Процесс принятия государственных решений
  • Социология государственного и муниципального управления
  • Технологии манипуляции сознанием
  • Связи с общественностью
  • Digital-социология

 

Практика проводится в профильных государственных, муниципальных, общественных, коммерческих и некоммерческих организациях, учреждениях, предприятиях, в том числе в Институте развития стратегических инициатив (ИРСИ) и в различных подразделениях Ярославльстата. Во время прохождения практики студенты получают опыт в разработке и совершенствовании системы статистических показателей, характеризующих состояние экономики и социальной сферы.

 

Основным направлением научно-исследовательской деятельности кафедры политологии и социологии является защита прав человека. На кафедре работают не только ученые, преподаватели, но и эксперты-практики ‑ государственные служащие, правозащитники, общественники, в частности, уполномоченный по правам человека в Ярославской области С. А. Бабуркин, заместитель председателя избирательной комиссии Ярославской области С. В. Фефилин, член региональной общественной наблюдательной комиссии по соблюдению прав граждан в местах принудительного содержания С. Л. Таланов. Привлечение к учебному процессу практиков позволяет широко применять в обучении студентов результаты новейших исследований.

 

Научная деятельность студентов ориентирована на разработку актуальных проблем социологии организаций, социологии управления, социологии девиантного поведения, социологии молодежи, социологии труда. Студенческие научные исследования находят отражение в выпускных работах, таких, как «Финансовая грамотность в студенческой среде», «Восприятие коррупции и антикоррупционных мер студенческой молодежью города Ярославля», «Факторы стимулирования учебной деятельности студентов: социологический анализ», «Факторы профессионального самоопределения студентов ярославских вузов», «Восприятие социального неравенства тремя поколениями жителей города Ярославля».

Социологическая информация в российских масс-медиа

Раздел: Социология журналистики

В статье рассмотрены механизмы распространения социологической информации, роль СМИ в представлении социологических данных. Автор описывает реализованный в 2006—2010 гг. исследовательский проект — повторное комплексное социологическое исследование, посвященное выявлению особенностей публикации социологической информации в современных российских СМИ и определению уровня компетентности журналистов в работе с социологической информацией.

Ключевые слова: публичная социология, социологическая культура журналиста, социологическое мышление, социологическая информация в СМИ

Социальное измерение социологической науки: публичный образ социологии и социологическая культура журналиста

В связи с появлением в российском и международном научном дискурсе понятия «публичная социология» (Public Sociology) экс­перты все чаще обсуждают существующие средства и механизмы распространения социологической информации. Предваряя даль­нейшие размышления, заметим, что средства массовой информа­ции — газеты, журналы, радио, телевидение и интернет-СМИ — становятся одним из наиболее значимых в современном обществе механизмов ее обработки и трансляции.

Обсуждение статуса социологической науки ведется в наши дни как непосредственно в плоскости научно-исследовательской дея­тельности, так и в рамках междисциплинарного академического общения — на различных научных встречах и форумах. Этот тезис подтверждают, например, мероприятия III Всероссийского социо­логического конгресса, основной темой которого была «Социоло­гия и общество: пути взаимодействия». Его иллюстрируют и про­шедшие в октябре 2009 г. XI Харчевские чтения по теме «Формы взаимодействия социологии и современного общества и их эффек­тивность», а также дискуссии отдельных исследовательских центров по аналогичной тематике, уже состоявшиеся и только запланиро­ванные (например, прошедший в ноябре 2010 г. круглый стол «Проблемы трансляции и потребления социологической информа­ции в треугольнике: социологи, СМИ, аудитория» в МГИМО МИД России).

Обсуждение социальных функций любой науки неизбежно ка­сается «обязательств» этой науки по отношению к обществу, что представляется важным как в мировом сообществе, так и в рос­сийском социуме. При этом, на наш взгляд, особенного внимания заслуживает социология, точнее — публичная социология, в по­следнее время ставшая темой многочисленных дискуссий.

Безусловно, при изучении особенностей и механизмов функ­ционирования публичной социологии необходимо говорить и о про­цессе медиатизации, о механизмах включения различных объектов в публичное пространство, и прежде всего — в пространство ин­формационное. К настоящему времени механизмы медиатизации описаны достаточно подробно западными и отечественными ис­следователями. Как таковые эти механизмы не являются предметом данной статьи, поэтому мы оставим подробное рассмотрение про­блем и особенностей медиатизации за рамками настоящего текста.

Итак, очевидно, что СМИ — один из элементов социальной сис­темы, выводящий социологию в публичное пространство, способ­ствующих популяризации социологического знания. Действитель­но, социология становится публичной в первую очередь тогда, «когда ее результаты становятся достоянием массового сознания через газеты, радио, телевидение, когда данные исследований обобщаются, интерпретируются и предлагаются аудитории для осмысления» (Тощенко, Романовский, 2009: 23—24). Безуслов­но, значимым для публичного существования социологической науки является также и участие профессиональных социологов в подготовке и принятии решений на различных уровнях, ведение просветительской работы, выражение активной личной и граж­данской позиций и пр. Подобная позиция, получившая поддержку в кругах отечественных социологов, оказывается связанной с пози­цией обществоведов, представляющих зарубежные школы и осу­ществлявших рефлексию по схожим поводам. Здесь достаточно вспомнить англо-германского социолога Р. Дарендорфа, рассуждав­шего об ответственности: «Ответственность обязывает нас к тому, чтобы и в наших сочинениях, и ex catedra мы откровенно высказы­вали наши воззрения на ценности» (Дарендорф, 2002: 119—121). По Дарендорфу, ответственность обществоведа не сводится к одно­му лишь соблюдению внутрипрофессиональных норм, устанавли­вающих стандарты качества исследований. Она касается и осозна­ния социологом своих обязательств перед обществом, поскольку он может поделиться с социумом видением различных актуальных социальных проблем.

Но — подчеркнем — для укрепления статуса «публичной соци­ологии» ученым прежде всего необходимо пространство для пу­бличных выступлений и помощь специалистов, которые сделают рассуждения ученых доступными для общества. Социологам необ­ходим выход в пространство СМИ и массовых коммуникаций.

Именно поэтому в разговоре о публичном существовании со­циологической науки возникает особое интересное направление, связанное с обсуждением роли и возможностей средств массовой информации, а также фигуры журналиста как субъекта, распола­гающего обширными ресурсами для медиатизации и популяриза­ции науки.

На фоне активных дискуссий о роли и значении социологии и социологов в современном российском обществе актуальными для специалистов в области социологии массовых коммуникаций се­годня становятся не только исследования массмедиа и журнали­стики, но и изучение более широкой проблемы — освещения со­циологической информации в СМИ и особенностей работы журналиста с социологической информацией.

В такой специфической области, как деятельность по популя­ризации научного знания и — конкретно — работа с различными социологическими сюжетами, становятся необходимы не только знания и навыки, которые журналист традиционно получает в про­цессе профессионального образования, не только осознание им своей профессиональной ответственности, но и так называемое «социологическое мышление» и «социологическое воображение».

Безусловно, часто журналисты сами активно формируют карти­ну мира, с которой знакомят свою аудиторию. Как писал француз­ский социолог и философ П. Бурдье, «журналисты имеют особые “очки”, через которые они видят одно и не видят другое и благо­даря которым они видят вещи определенным образом. Они делают выбор и конструируют отобранные ими факты» (Бурдье, 2002: 32). В большей степени эта цитата описывает сущность деятельности СМИ по формированию повестки дня. Но, как нам представляется, в то же время она относится и к работе журналиста в роли популя­ризатора научного знания. И в изучении именно этой деятельности журналиста особенно важным становится рассмотрение системы знаний и принципов, в соответствии с которой он описывает окру­жающий мир, использует научные данные и информацию. Пред­ставителю СМИ сложно работать в этом направлении, не имея социологического воображения, не располагая «способностью распознавать и чувствовать взаимосвязь всего, что происходит в социальной жизни, со всеми структурными, культурными и исто­рическими условиями и предпосылками <…>»1. Журналисту также сложно проводить грамотный анализ социальных процессов, зна­комить аудиторию с социологической информацией, не обладая социологическим мышлением. Говоря об этом, важно помнить, что «социологически мыслящий человек в анализе действительно­сти и выводах не будет основываться только на собственных убеж­дениях и скрывать «кухню» исследования, подлежащую обще­ственному контролю и проверке. Поэтому для него строгим правилом служит ответственность за высказывания, что является важным атрибутом науки. <…>» (Бауман, 1996: 21).

Можно сказать вслед за экспертами, что социологическая куль­тура, так необходимая профессиональному журналисту, должна заключаться в уважении к точному знанию, его источнику и носи­телю (Кузин, 2004: 122).

Негативные последствия отсутствия социологической культуры — неспособности журналиста мыслить социологически и его неуме­ние должным образом работать с социологической информацией, т.е. непрофессионализм журналиста в широком смысле слова — могут быть довольно серьезными для самих средств массовой ин­формации, для представителей научной общественности и для общества в целом. И прежде всего они находят отражение в журналистских текстах. В данной статье предложен сжатый обзор ре­зультатов изучения особенностей работы журналистов с социоло­гическими данными и информацией.

Предыстория

Интерес профессионального научного сообщества к проблемам популяризации науки — с одной стороны, и к освещению журна­листами «социологических сюжетов» — с другой, возник довольно давно. Как уже было отмечено ранее, мы оставляем в стороне под­робный анализ дискуссий о публичной социологии, в которых при­нимают участие как российские, так и зарубежные ученые (М. Баравой, М. Выверка, С. Загрубский, Ж. Тощенко, Н. Романовский и многие другие). В данной статье мы обращаемся к изучению рабо­ты журналистов с социологической информацией, что с некоторы­ми оговорками все же позволит высказывать определенные пред­положения относительно судьбы публичной социологии в России.

Отечественные социологические центры самостоятельно изуча­ли и продолжают изучать работу журналистов с обнародованной социологами информацией, проводили и проводят мониторинг сообщений СМИ «по следам» конкретных исследований.

С одной стороны, исследовательский проект, реализованный нами в 2006—2010 гг., поддержал традицию кафедры социологии журналистики факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломо­носова. Он стал логическим продолжением проекта по изучению социологической информации в СМИ, который в 1999 г. представи­ла Т.З. Зурабишвили. Она успешно защитила кандидатскую диссер­тацию (Зурабишвили, 1999), посвященную анализу особенностей от­ражения социологической информации в прессе, изучению того, насколько представленная журналистами информация соответст­вует правилам описания данных социологических исследований.

С другой стороны, проведенное нами исследование также встраивается в корпус исследований, посвященных так называемой «социологической журналистике», основными задачами которой являются социологическое информирование аудитории и обеспе­чение доказательной базы журналистского текста. Это направле­ние развивают представители Санкт-Петербургского университета во главе с С.Г. Корконосенко, а также исследователи из Екатерин­бурга под руководством В.Ф. Олешко. Отчасти наш проект связан и с рассуждениями о «социологической публицистике», понимаемой, с одной стороны, как творчество публициста по проблемам совре­менной социологии, а с другой — как публицистика самих исследо­вателей и социологов (в качестве примеров здесь могут быть назва­ны некоторые работы Б.А. Грушина, публикации А.Г. Левинсона и др.). В данном случае мы говорим о важности присутствия социо­логической информации в публичном пространстве и необходи­мости ее трансляции обществу, поскольку понимаем значимость обнародования результатов социологических исследований для полноценного и адекватного социального развития, для нормаль­ного функционирования общественного мнения (Шубкин, 2010).

Проведенное нами повторное лонгитюдное исследование пре­следовало следующие цели:

— выявить особенности публикации социологической инфор­мации в современных российских СМИ;

— определить уровень компетентности журналистов в работе с социологической информацией;

— получить данные для сравнительного анализа и выяснения динамики в данной области. Учитывая меняющиеся социальные реалии, особенно интересной представлялась задача изучения из­менений, произошедших за 10 лет в данной сфере.

Исследование форм и характера присутствия социологической информации в СМИ предваряли анализ содержания дискуссий на­учного сообщества о месте социологии в обществе и профессиона­лизме социологов, а также исследование рефлексии журналистов по поводу собственной работы в области осмысления социологи­ческой информации. При этом нужно отметить, что в реальности рефлексия представителей СМИ крайне незначительна, один из немногих примеров — группы и интернет-сообщества журнали­стов, пишущих о науке (в том числе так называемый Клуб научных журналистов).

Методология

Проект представляет собой комплексное социологическое иссле­дование, включающее вторичный анализ данных, изучение теоре­тических основ; существующих в исследуемой области концепций и подходов; эмпирический анализ публикаций СМИ, содержащих социологическую информацию и опрос экспертов по стандарти­зированному опроснику.

При составлении программы эмпирического исследования было принято решение строго следовать программе, разработанной Т.З. Зурабишвили в 1999 г. Это позволило получить сопоставимый полевой материал и провести сравнительный анализ результатов исследований, чтобы выявить динамику происходящих процессов.

Вместе с тем своеобразие реализованного проекта и его отли­чие от ранее существовавших исследований заключается в следую­щем. Он превосходит проект конца 1990-х гг. по временным рам­кам, поскольку включает четыре волны повторного исследования.

В то же время он отличается от работ представителей других на­учных школ по данному вопросу. Анализ имеющихся источников показывает, что достаточно часто рассуждения о работе журналиста с социологическими данными имеют описательный характер и сопровождаются обильным цитированием публикаций СМИ и пе­речислениями. Однако по ним трудно судить о тенденциях разви­тия данной сферы.

Выборка

В выборку вошли публикации, перечисленные в табл. 1 печатных периодических изданий — ежедневных качественных, ежедневных массовых, еженедельных качественных газет, еженедельных ана­литических журналов, а также одной газеты, представляющей из­дания бульварного типа. Кроме того, были исследованы ниши онлайн-СМИ, универсально-тематических и специализирован­ных информационных агентств.

В итоге для анализа были отобраны тексты СМИ, вышедшие в течение одной осенней недели в 2006, 2007, 2008 и 2009 гг. соответ­ственно, всего было проанализировано 1173 текста, содержащих социологическую информацию2.

Полученные данные позволили делать выводы по каждому году в отдельности и оценивать компетентность журналистов в освеще­нии социологических исследований и социологической информа­ции. Из табл. 1 видно, что в ходе исследования происходило по­степенное расширение выборочной совокупности. Это позволило работать с большими массивами информации и делать более аргу­ментированные выводы относительно изучаемой проблемы в рам­ках «точечных» исследований по каждому году.

Вместе с тем необходимо отметить, что в ходе сравнительного исследования была сохранена постоянная выборка из 19 изданий, чтобы провести сравнительный анализ ситуации и выявить дина­мику в особенностях освещения журналистами социологической информации на протяжении четырех лет. Таким образом, данные, полученные при изучении описанной выборочной совокупности, позволили говорить о внимании СМИ к социологической инфор­мации и делать выводы о динамике этого внимания за четыре года.

Заметим, что формирование выборки из различных изданий позволило группировать данные и проводить сравнительный ана­лиз результатов по разным СМИ. При этом нужно отметить, что сравнения можно проводить только условно, поскольку выборка не является репрезентативной. Тем не менее подчеркнем, что нам представляется возможным обозначить некоторые тенденции, учитывая сделанное замечание.

Результаты

Приступая к изучению особенностей отражения социологиче­ской информации в СМИ, важно помнить об особенностях вос­приятия, характерных для аудитории массовых изданий, которые вошли в выборку нашего исследования. Очевидно, что среднеста­тистические потребители массовой информации иначе смотрят на публикации, чем специалисты, в нашем случае — ученые, социо­логи. По замечанию журналиста И. Иванова, это восприятие «не столько буквальное, сколько образно-ассоциативное». Поэтому акценты в журналистских публикациях, описывающих социологи­ческие сюжеты, необходимы, чтобы сделать текст привлекатель­ным. «Акценты на броском необходимы, чтобы новость запомни­лась, а на важном — чтобы вообще ввести в популярный обиход предмет новости. Тут соотношение как у паровоза с вагоном. Без паровоза не поедет, а без вагона не слишком полезно»3.

Анализ документов, описывающих нормы использования социо­логических данных, ошибок, допущенных журналистами в изучен­ных Т.З. Зурабишвили публикациях, а также обзор более поздних источников по данной проблематике способствовали составлению перечня возможных недочетов, периодически допускаемых жур­налистами.

В этом списке — скоропалительность суждений, эмоциональные, поспешные и необоснованные обобщения, основанные на упро­щенной логике здравого смысла, и стереотипизация мышления, а также изъятие данных из общего контекста исследования, их про­извольное использование, акцентирование порой второстепенной или подчиненной информации, упрощение содержания (Зура­бишвили, 1999; Кузин, 2004).

Оценивая ситуацию в целом, можно заметить, что данные со­циологов порой получают весьма своеобразную интерпретацию в журналистском творчестве, поскольку журналисты склонны да­вать собственную характеристику информации. Это вызывает опа­сения у представителей российской академической общественно­сти: «В таких случаях данные социологии становятся полу- или неполной правдой и объективно служат манипулированию обще­ственным сознанием» (Тощенко, Романовский, 2009: 24).

Сравнительный анализ результатов: изменения и динамика показателей

Как было замечено выше, наличие данных 1999 г. и 2006—2009 гг., полученных с использованием сходного исследовательского инстру­ментария, позволяет проводить сравнения. Проведенный сравни­тельный анализ выявил определенное развитие культуры россий­ских журналистов в представлении социологической информации. Так, 10 лет назад почти в 20% случаев в сообщениях СМИ отсут­ствовала обязательная методическая информация об исследовании (Зурабишвили, 2002). В повторных исследованиях случаев полного отсутствия сопроводительной информации выявлено не было, причем только 1/4 изданий довольствовалась публикацией минимального набора методологических параметров (не более трех).

За 10 лет несколько изменился набор наиболее часто публикуе­мых данных об исследовании. В конце 1990-х — начале 2000-х гг. в СМИ часто присутствовала информация об институте или органи­зации, проводивших исследование, о совокупности опрошенных журналистами, времени проведения исследования и его репрезен­тативности. Во второй половине 2000-х гг. журналисты стали до­статочно часто приводить точные формулировки вопросов, задан­ных респондентам, — особенно часто эти сведения появлялись в 2006 г.; за время проведения исследования уровень интереса к корректному описанию статистической погрешности изменялся хаотично (см. табл. 2). Остался невысоким и показатель точного изложения последовательности вопросов — о ней говорится лишь в каждом десятом материале. Возможно, одно из объяснений это­го факта кроется в избирательности журналистов, в их стремлении изъять данные из контекста, выхватить их ситуативно для созда­ния яркого, броского образа, найти своего рода «паровоз», опи­санный выше.

И в прошлом и в настоящем количество изданий, предоставля­ющих полную методическую информацию при описании социо­логических данных, те. своего рода «идеальных» публикаций, крайне мало. Т.З. Зурабишвили упоминает о четырех изданиях (из изученных восьми), в нашем исследовании таких СМИ пять — это РИА «Новости», сайты Lenta.ru и Gazeta.ru и ежедневные издания «Время новостей» и «Независимая газета». Тем не менее в ходе ис­следований 2006—2009 гг. было выявлено достаточное количество источников, предоставляющих методическое описание, близкое к идеальному (см. табл. 3).

Насыщенность публикаций необходимой сопроводительной информацией (максимальное количество упомянутых в текстах характеристик исследования)

На протяжении 2006—2009 гг. наиболее корректную работу с социологической информацией демонстрировали агентства РИА «Новости» и РБК, газеты «Известия», «Независимая газета», «Мо­сковский комсомолец».

О внимании журналистов к социологическим сюжетам

В начале этого раздела позволим себе процитировать результа­ты европейского исследования о присутствии научных тем в СМИ. Результаты исследования «Медиатизация науки в “большой” французской повседневной прессе» свидетельствуют, что наиболее популярными научными темами являются здоровье и окружающая среда: здоровье — 30%, окружающая среда — 22%, биология — 13%, космос — 11%, технологии — 8%, археология — 5%, социоло­гия, психология — 4%, физика, химия — 2%, математика — 1%, другое — 4%.

По мнению авторов исследования, столь неравномерное рас­пределение результатов объясняется интересом журналистов к дисциплинам, имеющим очевидный социальный характер4. В то же время можно заметить, что место, которое занимает социоло­гия, напрямую связанная с социальными процессами, во француз­ских СМИ не слишком значимо. В России, возможно, ситуация складывается несколько иначе. Однако это утверждение требует основательной аргументации, учитывающей сложное положение социологической науки в нашей стране, а также специфические особенности восприятия аудиторией социологической информа­ции и интереса к ней. В данной статье сосредоточимся на выводах, которые позволяет делать проведенное исследование.

Анализ данных 2006—2009 гг. продемонстрировал рост интереса журналистов к социологической информации в целом (табл. 4). Из приведенных данных видно, что в 2007 г. произошел своеобразный всплеск интереса к социологическим данным и «социологическим сюжетам», который впоследствии оставался относительно ста­бильным.

Можно назвать и еще одну тенденцию на изученном поле — уве­личение количества исследований, организованных и проведен­ных самими редакциями СМИ. Пока доля подобных проектов не настолько велика, чтобы говорить о них как об отдельной группе и изучать описывающие их тексты в отрыве от общего массива пуб­ликаций, содержащих социологическую информацию. Но учиты­вать тенденцию увеличения их удельного веса в содержании СМИ желательно, поскольку они чаще всего проводятся с привлечением новых информационно-коммуникационных технологий и про­граммных продуктов, а значит, могут иметь принципиальные от­личия от социологических исследований предыдущего периода, проведенных с использованием традиционных исследовательских техник.

Еще одно изменение связано с ростом интереса информацион­ных агентств к социологической информации (табл. 5). Зачастую в их публикациях результаты социологических исследований пред­ставлены наиболее полно и корректно. Можно предположить, что информационные агентства выполняют роль посредников между социологическими центрами и институтами, с одной стороны, и ре­дакциями СМИ — с другой. Если это так, то возникает вопрос о том, в полной ли мере журналисты пользуются предоставленными опи­санными сведениями. Практика показывает, что это далеко не всегда так.

Отметим, что уровень интереса ежедневных и еженедельных СМИ к «социологическим сюжетам» и точным данным в среднем остается стабильно невысоким, при этом он меньше у еженедель­ных изданий. Периодичность СМИ и их специфика определяют особенности описания социологической информации. Научные журналисты замечают, что корреспонденты ежедневных изданий часто бывают ограничены жесткими временными рамками, тогда как журналисты еженедельных журналов по определению распо­лагают большим временем. Отсюда — и более основательный ха­рактер представления социологических исследований: «Ежене­дельный журнал в поисках эксклюзивной информации скорее поместит исследование в более широкий контекст, сделает репортаж»5. В случае с телевидением, по оценкам опытных журна­листов, социологические сюжеты часто претерпевают наибольшие изменения, подчиняясь требованию большей зрелищности и при­влекательности. Как было отмечено выше, в нашем проекте были проанализированы печатные периодические издания, информа­ционные агентства и онлайн-СМИ. Это было сделано сознатель­но, чтобы получить сравнимые результаты. В выборку не вошли телевизионные и радиопрограммы, поэтому проверить утвержде­ния журналистов-практиков на данном этапе исследования не представляется возможным.

Выводы

На основании проведенных исследований, по результатам срав­нительного анализа данных, полученных в 1990-х и 2000-х гг., в целом можно говорить о росте интереса СМИ к социологиче­ской информации. Обострение внимания к «социологическим сю­жетам» отчасти можно объяснить изменением статуса социологи­ческой науки и роли социологии в современном российском обществе.

Однако приходится подчеркнуть, что в последние годы россий­ские СМИ не всегда могут похвастаться высокой культурой описа­ния социологической информации. Журналисты — необдуманно или сознательно — допускают ошибки при освещении социологи­ческих исследований, не стремясь проникнуть в сущность полу­ченных у экспертов данных. В конечном счете это влияет на пред­ставление о мире, складывающееся на основании публикаций у аудитории СМИ.

Появление неточных интерпретаций социологической инфор­мации, весьма своеобразное использование журналистами социо­логической информации заставляют сомневаться в объективности авторов материалов. В таких ситуациях, возможно, эксперты не без оснований видят в средствах массовой коммуникации канал воздействия на массовое сознание и расценивают их деятельность не только как чисто информационную, но и как ман и пул яторс кую.

Кроме того, подобное положение вещей, как уже было отмече­но, дает повод для обсуждения особенностей профессиональной подготовки журналистов. Изменения в исследуемой сфере проис­ходят, но очевидных результатов пока еще немного. Сегодня мето­дисты ведут разработку специальных программ профессионально­го образования, направленных на воспитание социологической культуры журналистов.

Профессор М.В. Загидуллина, перечисляя основные принципы профессионально грамотной популяризации науки, в ряду наибо­лее значимых называет «мастерство изложения материала» (Заги­дуллина, 2005: 226). Развивая эту мысль и говоря о работе с социо­логической информацией в массмедиа, на наш взгляд, в равной степени нужно рассуждать и о мастерстве журналиста, и о способ­ностях ученого (социолога). Это актуально сегодня, в период об­суждения профессиональных стандартов журналистского образо­вания, и в разработке программы специализации, связанной с подготовкой исследователей в области журналистики и массовых коммуникаций.

Данные в целом позволяют делать осторожные прогнозы отно­сительно позитивного поступательного развития культуры работы с социологическими данными. Динамика полученных результатов свидетельствуют о постепенном росте компетентности журнали­стов. Ситуация еще очень далека от идеальной — подтверждение этому легко обнаружить не только в результатах проведенного ана­лиза публикаций СМИ, но и в высказываниях, полученных в ходе опроса экспертов, предпринятого в 2009—2010 гг. в рамках нашего проекта. Эту информацию еще предстоит обобщить и проанализи­ровать, с тем чтобы выработать рекомендации по развитию социо­логической культуры и формированию социологического мышле­ния современных журналистов.

Примечания 

1 Штомпка П. Цит. по: СОЦИС. 2010. № 5. С. 120.

2 Под социологической информацией в данном проекте понимаются результа­ты социологических исследований, данные опросов общественного мнения, ре­зультаты исследований, проведенных редакциями СМИ, рейтинги различных со­циологических центров и организаций, а также другая аналогичная информация, полученная журналистами от социологов и опубликованная в СМИ.

3 Иванов И. Критерии эффективной работы научного журналиста http://nauchnik.m/12/27/kriterii-eflektivnoy-rabotyi-nauchnogo-zhurnalista/

4 См.: Как говорить о науке в СМИ? http://www.uni-ch.ra/press_CH/prCH_FNSinfo2005702.htm

5 Сергеев А. Сенсация, или Что такое новости науки? http://nauclmik.ru/sensatsiya-ili-chto-takoe-novosti-nauki

Библиография

Бауман 3. Мыслить социологически. М.: Аспект-Пресс, 1996.

Бурдье П. О телевидении и журналистике. М.: Фонд «Прагматика культуры», 2002.

Дарендорф Р. Тропы из утопии: работы по теории и истории социологии. М.: Праксис, 2002.

Загидуллина М.В. Мастерство популяризации науки как элемент про­фессиональной культуры современного журналиста // Современная жур­налистика: дискурс профессиональной культуры / под ред. В.Ф. Олешко. — Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, Изд. Дом «Филантроп», 2005.

Зурабишвили Т.З. Социологическая информация в прессе. Специфика, формы представления и способы регулирования социологических мате­риалов: автореф. дис. … канд. соц. наук. М., 1999.

Зурабишвили Т. Социология и пресса: типичные неточности при публи­кации результатов социологических исследований в СМИ и их причины // Мониторинг общественного мнения. 2002. № 3 (59).

Кузин В.И. Социологическое мышление журналиста // Социология журналистики / Под ред. С.Г. Корконосенко. М.: Аспект Пресс, 2004.

Типология периодической печати: Учеб. пособие. М., 2007.

Тощенко Ж.Т., Романовский Н.В. Публичная или профессиональная публичная социология? // СОЦИС. 2009. № 4.

Шубкин В.Н. Социологи и общество: научное познание и этика науки. М.: ЦСПиМ, 2010.

Поступила в редакцию 02.09.2010 

Социология в (пост)современности — Ломоносов

Оргкомитет приглашает студентов и аспирантов принять участие в работе конференции по таким направлениям:

· Социологическое воображение и социологическое знание в современном мире

· Дилеммы социологии культуры

· Социальные коммуникации в условиях постмодерна

· Проблемы риска, безопасности и социального порядка в изменяющемся мире

· Экономические практики в социологическом измерении

· Политическое пространство: практики и субъекты

· Личность в системе групп и институтов общества

· Этническое и национальное в современном обществе

· Гендерная проблематика в социологии

· Социологическая рефлексия образования в условиях информационного общества

· Социальная работа: теоретико-методологические и методические аспекты

· Девиации мира и мир девиаций

· Молодёжь и её ценности в современном мире

· Теории конфликта в анализе современности

· Социологическое сопровождение социальной политики и социальной работы

· Экологическое направление в социологическом дискурсе

· Повседневность в социологических исследованиях

· Публичная социология: миф или реальность?

· Теория и практика PR-деятельности и рекламы.

· Студенческое самоуправление в социологическом измерении.

В рамках конференции также планируется проведение «круглых столов» по следующим темам:

— «Социология в период политического конфликта: идеология VS научность»;

— «Наукометрические базы и индексы цитирования: глобальное академическое неравенство или здоровая конкуренция?»

— «Роль социологии в регулировании социально-политической ситуации в государстве»;

Рабочие языки: украинский, русский, английский.

Заявку на участие в конференции и тезисы доклада необходимо прислать на электронный адрес Оргкомитета до 1 марта 2017 года.

Материалы представляются только в электронном виде.

Заявки для участия в конференции подаются языком тезисов доклада. Участники имеют права выступить как в англоязычных, так и в русскоязычных и украиноязычных секциях. Продолжительность доклада – до 10 минут. По результатам конференции будет издан сборник тезисов.

Проезд, проживание и питание – за счёт участников.

Организационный взнос участника конференции – 100 грн. (оплата при регистрации).

Отправить заявку с тезисами и за дополнительной информацией обращаться:

[email protected]

А также: +380678608133 (Чикишев Никита), +380505745022 (Виктория Кудоярова), +380633783777 (Мария Приступа), +380973779761 (Алина Калашникова).

Департамент социологии Калифорнийского университета в Беркли

ОБЩЕСТВЕННЫЕ СОЦИОЛОГИИ

Книги | Статьи | Симпозиумы | Критика | Видео

ИДЕЯ

Мое представление о публичной социологии было вдохновлено исследованиями и участием коллег из Беркли, а затем за пределами Беркли социологами, начиная с таких преступников, как Роберт Линд, К.Райт Миллс и Элвин Гоулднер президентам Американской социологической ассоциации, таким как Херб Ганс, Уильям Уилсон и Патрисия Хилл Коллинз. Другие национальные социологии — от Южной Африки до Венгрии и России — расширили мои горизонты того, что возможно, но также и того, что опасно. Я не в меньшей степени обязан давним и уважаемым родословным в теории и практике публичного участия, начиная от Маркса, Вебера, Дюркгейма, Дьюи, Дю Буа и Грамши до более современных мыслителей, таких как Бурдье, Турен, Хабермас, Бовуар, Фрейре, Хукс и Фанон.В публичной социологии нет ничего нового, новым является угрожающий контекст, в котором мы сейчас живем.

ОТДЕЛЕНИЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ТРУДА

Публичная социология стремится ввести социологию в диалог с аудиторией за пределами академии, открытый диалог, в котором обе стороны углубляют свое понимание общественных проблем. Но каково его отношение к остальной социологии? Это противоположность профессиональной социологии — научной социологии, созданной социологами и для них — вдохновленной публичной социологией, но, в равной степени, без которой публичная социология не существовала бы.Таким образом, отношение между профессиональной и публичной социологией является антагонистической взаимозависимостью.

Публичную социологию как диалог между социологией и общественностью следует отличать от Социологии политики — приложения профессиональной социологии к интересам и проблемам клиентов (организаций, агентств, корпораций). Публичная социология — это сознание политической социологии, разоблачающее рациональность средств и результатов, на которой она зиждется, точно так же, как Критическая социология исследует допущения — методологические, философские и теоретические — исследовательских программ профессиональной социологии.Критическая социология как хранитель разнообразных ценностей, лежащих в основе социологического предприятия, наполняет профессиональную, политическую и публичную социологии моральными целями.

Это четырехкратное деление социологического знания — всего лишь аналитическая схема. Его конкретные выражения резко различаются в зависимости от страны и места в иерархической системе глобального производства знаний. Его цель — подчеркнуть необходимость сосуществования и взаимного стимулирования всех четырех типов знаний.Это представление о разделении социологического труда вместе с его разветвлениями вызывало споры, где бы оно ни проходило, в пределах и за пределами национальных границ, внутри и за пределами социологии, отображая соперничающие интересы динамичной области.

САЙТ

На этом сайте вы можете найти видеозаписи пленарных заседаний и публичные выступления на заседаниях Американской социологической ассоциации 2004 года, посвященных публичной социологии.Они включают речь «Для публичной социологии» [видео | распечатка], которая доступна на нескольких языках.

Веб-сайт также предоставляет доступ к примерно 20 симпозиумам, где вы можете найти интеллектуальные и политические нападения на моих критиков со всех концов социологической области и из разных уголков планеты. Вы также можете найти мои опубликованные статьи, в которых разрабатывается и защищается мой взгляд на публичную социологию, а также критическое применение публичной социологии другими.Наконец, теперь есть несколько книг, посвященных дебатам на разных языках.

Эти «публичные социологические войны» рисуют картину яркого иерархического поля борьбы, различающегося в зависимости от страны и исторического периода, порождая сложный набор транснациональных транзакций, которые развивают свою собственную глобальную согласованность. Выдвигая на передний план свое участие в общественной жизни, социология, таким образом, заново открывает свое исходное и часто подавляемое вдохновение — будь то индивидуальная биография, национальная история или классические деятели, — тем самым решая задачи новых и старых моделей поведения. неравенство и господство.

Публичная социология

15.3 Публичная социология

Цель обучения

  1. Определите и опишите как минимум два примера публичной социологии.

В главе 1 «Введение» мы обсудили публичную социологию и ее место в континууме прикладных фундаментальных исследований. Одним из самых приятных следствий тенденции к публичной социологии является то, что эта дисциплина стала более заметной и доступной для гораздо более широкой аудитории, чем, возможно, когда-либо прежде.Но даже с учетом возросшей доступности социологических исследований вы обнаружите, что базовое понимание того, как социологи проводят исследования, которое вы получили из этого текста, полезно. В этом разделе мы рассмотрим несколько недавних примеров публичной социологии и рассмотрим, как ваш опыт в методах социологических исследований может помочь вам прочитать, осмыслить, обсудить и даже поделиться находками, с которыми вы столкнетесь.

В последние месяцы я дал интервью журналисту, пишущему для веб-сайта, управляемого Dr.Мехмет Оз из The Dr. Oz Show (http://www.youbeauty.com) и еще одно письмо для веб-сайта, посвященного всем и каждому, имеющим отношение к «видеоиграм и культуре компьютерных фанатов» (http://www.youbeauty.com/). .unwinnable.com). Вдохновленный составом телевизионных программ осени 2011 года в Соединенных Штатах — в частности, двумя новыми шоу, в том числе с участием кроликов Playboy и другим, посвященным опыту первых бортпроводников PanAm, — интервью youbeauty.com было сосредоточено на том, как выражения пола, рабочего места нормы и притеснения изменились за последние несколько десятилетий.В другом интервью, проведенном для статьи о том, как героизм изменился с 11 сентября 2001 г. (Bannen, 2011), мне задавали вопросы о моделях социальных изменений. В обоих случаях я «занимался» публичной социологией, опираясь на свой собственный опыт и знания о социологической перспективе человеческого поведения, чтобы помочь разобраться в недавних и текущих тенденциях в обществе.

Многие другие социологи также занимаются публичной социологией. Профессор Пеппер Шварц, имя которой вы, возможно, помните из главы 4 «Начало исследовательского проекта», возможно, является одним из самых известных публичных социологов.В главе 4 «Начало исследовательского проекта» я упомянул роль Шварца как эксперта по взаимоотношениям на сайте знакомств PerfectMatch.com. Шварц также является экспертом по сексу и отношениям в Американской ассоциации пенсионеров, для которой она ведет регулярную колонку, предлагая советы людям в возрасте от 50 лет и старше. Ее участие в этих мероприятиях позволяет Шварцу обеспечивать широкую аудиторию актуальным социологическим пониманием, перспективой и знаниями.

Другой пример публичной социологии можно увидеть в работе профессора Никки Джонс.Джонс, городской этнограф, изучающий насилие среди девочек-подростков, обнаружил, что феномен «подлых девочек», представленный в столь значительной части нашей популярной культуры и в стольких новостях сегодня, представляет собой гораздо больше шумихи, чем реальность (Chesney-Lind & Jones, 2010; Джонс, 2009). Стремясь способствовать лучшему пониманию этого и других вопросов, представляющих общественный интерес, по которым могут и должны использоваться социологические и другие научные данные, Джонс сотрудничает с двумя другими редакторами для поддержки веб-сайта The Public Intellectual (http: / / thepublicintellectual.org). На сайте публикуются работы ученых и других исследователей, которые пишут статьи, направленные на опровержение «общих знаний» по вопросам, представляющим общественный интерес, анализ социальной политики и проблем и изучение культурных тенденций.

Наконец, профессора Лиза Уэйд и Гвен Шарп приводят еще один прекрасный пример публичной социологии на своем веб-сайте Sociological Images (http://thesocietypages.org/socimages). Сайт предоставляет социологические наблюдения и комментарии к изображениям всех видов, от рекламы до диаграмм и графиков, со всего мира.Их цель — «побудить всех людей проявлять и развивать свое социологическое воображение, представляя краткие социологические обсуждения убедительных и своевременных образов, охватывающих широту социологического исследования». Изображения, которые Уэйд и Шарп демонстрируют на сайте, выбраны за их способность иллюстрировать социологические идеи убедительным и доступным образом как для социологической, так и для несоциологической аудитории. Просмотрите их сайт, и, как вы увидите из комментариев, отмеченных под каждым из обсуждений / публикаций с изображениями, аудитория Sociological Images охватывает широкий диапазон фонов, идеологии и перспективы.Другими словами, сайт выполняет точную цель публичной социологии: вовлечь общественность.

Основные выводы

  • Одним из положительных последствий публичной социологии является то, что дисциплина стала более заметной и доступной для гораздо более широкой аудитории, чем в прошлом.
  • Опыт использования методов социологического исследования может помочь вам прочитать, осмыслить, обсудить и поделиться результатами исследования, с которым вы столкнетесь.

Упражнения

  1. Посетите хотя бы один из веб-сайтов, упомянутых в предыдущем разделе.Что вы думаете об этих примерах публичной социологии? Попросите одного из ваших друзей-несоциологов просмотреть этот сайт. Обсудите, что каждому из вас понравилось. Как ваше знание методов социологического исследования влияет на ваше понимание прочитанного?
  2. Обсудите публичную социологию с несколькими сверстниками-социологами. Как вы думаете, в каких областях публичная социология может и должна сыграть роль?

Является ли публичная социология такой хорошей идеей? на JSTOR

Abstract

Призыв Майкла Буравого к публичной социологии, дисциплинированной профессиональной и политической социологией, с одной стороны, и движимой критической социологией, с другой, обнажает идеологические предубеждения социологии для общественности.Поступая таким образом, публичная социология будет препятствовать неидеологическим попыткам социологии оказывать влияние на более широкие слои населения и на лиц, принимающих политические решения. Для того чтобы социология могла влиять на общественное мнение и решения ключевых игроков на политической и экономической аренах, ей необходимо заслужить уважение через долгий эволюционный процесс тщательных исследований и объяснений без идеологического рвения. Разоблачение идеологических предубеждений социологии помешает этому эволюционному процессу. В отличие от социологии было бы гораздо лучше развивать инженерный менталитет при рассмотрении вопросов, проблем и озабоченностей общественности в современных обществах.

Информация о журнале

Американский социолог публикует статьи, комментарии и другие статьи по темам, которые представляют для социологов профессиональные и дисциплинарные интересы. Содержание исследует интеллектуальные, практические и этические вопросы, влияющие на работу, карьеру и перспективы социологов. Кроме того, журнал поощряет исследования и сообщения о том, как социологические знания и навыки связаны с проблемами, вызывающими широкий общественный интерес, в прошлом, настоящем и будущем.Темы журнала «Американский социолог» включают использование социологии в академической и неакадемической среде; подготовка, трудоустройство и карьерный рост социологов; структурные и идеологические аспекты, влияющие на развитие новых перспектив в дисциплине; этика исследований, преподавания и практики; применение социологических знаний и методов в практических задачах; исторические и междисциплинарные корни социологического знания; и вклад социологов в решение профессиональных и общественных проблем.

Информация об издателе

Springer — одна из ведущих международных научных издательских компаний, издающая более 1200 журналов и более 3000 новых книг ежегодно, охватывающих широкий круг предметов, включая биомедицину и науки о жизни, клиническую медицину, физика, инженерия, математика, компьютерные науки и экономика.

1.1: Базовая, публичная и прикладная социология

Люди используют и практикуют социологию по-разному.Фундаментальная, публичная и прикладная социология — наиболее распространенные формы социологической практики. Каждая форма объединяет исследования социальной жизни человека для понимания и улучшения общества.

Некоторые люди в социологии используют концепции и теории дисциплины для получения знаний и исследований в этой области. Эта форма социологической практики составляет базовая социология . Ученые, включая учителей, ученых и исследователей, используют основы социологии для изучения общества, проверки гипотез и построения теорий.

Теории объясняют, как все работает, и являются фундаментальными для понимания и решения социальных проблем (Стил и Прайс, 2008). Чтобы решать социальные проблемы, мы должны понимать их структуру, влияние и процессы. Социологические теории дают лучшее понимание того, как общество работает над поиском решений и улучшением обстоятельств. Базовая социология помогает развить понимание социальной жизни человека, включая влияние групп и организаций на людей с целью улучшения общества (Henslin 2011).Базовый социолог проанализирует общество на теоретической основе и опубликует результаты для практиков, чтобы выявить и построить лучшие и наиболее эффективные методы решения и решения социальных проблем.

Публичная социология использует эмпирические методы и теоретические идеи для оценки и анализа социальной политики (Henslin 2011). Официальные нормы, такие как законы, постановления, постановления судов и исполнительные решения, принятые правительством, — это социальная политика . Публичный социолог изучает общество и социальную политику, чтобы заниматься вопросами, представляющими общественный и политический интерес для социальных изменений (Burawoy 2014).Эти практики используют социологические исследования и теории, чтобы внести свой вклад и повлиять на политику, активизм и социальные движения.

Это изображение Джейкоба Морча «Размытие в архитектуре крупным планом облаков» под лицензией CC BY 4.0

Прикладная социология использует информацию об обществе и социальных силах или действиях для решения социальных проблем. Цель прикладной социологии — использовать теории, концепции и методы для решения реальных проблем (Steele, Price 2008).Эта форма социологической практики представляет собой применение социологии для улучшения общества, а не для его перестройки или проведения социальных реформ, как в публичной социологии. Прикладные социологи используют социологию для решения конкретной социальной проблемы конкретной группы людей. Эта форма практики применяет социологические принципы и методы для улучшения социальной жизни человека с помощью анализа, оценки и предложения вмешательств или решений, основанных на теории.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ

Как прикладной социолог В.Э. Дюбуа использовал социальные исследования и результаты, чтобы освободить цветных людей и расширить их возможности. Изучите публикации и работы Дюбуа, а затем объясните, как его открытия и усилия повлияли на сегодняшнюю социологическую практику.

Клиническая социология , раздел прикладной социологии, придает особое значение реализации ориентированных на клиента или прямых сервисных решений. Эти специалисты работают над решением проблем, ориентированных на клиента, с помощью социальных исследований для диагностики и измерения вмешательств, направленных на изменение (Стил и Прайс, 2008 г.).Эти специалисты объединяют социологические принципы и методы для решения социальных условий и проблем отдельных лиц, групп и организаций. Клинические социологи используют вмешательства или решения, подтвержденные эмпирическими данными и теоретически обоснованные, чтобы помочь улучшить жизнь других (Henslin 2011). Эта форма практики использует социологические компоненты для обслуживания и удовлетворения потребностей людей и групп.

  1. Посмотрите видеоролик под названием What is Applied Sociology by Dr.Стивен Ф. Стил: https://youtu.be/qEG5TV9za_g.
  2. После просмотра фильма объясните различные формы социологической практики.
  3. Опишите, как социология может использоваться или использоваться на рабочем месте.
  4. Приведите три примера работы или карьеры, включающей социологическую практику.

Публичная социология: Социология и криминология: UNCW

Кафедра социологии и криминологии предлагает отличное высшее и высшее образование в области социологии и криминологии.Среди наших сильных сторон — Публичная социология и Публичная криминология. опций по основным направлениям.

Что такое публичная социология и криминология?

«Между органическим публичным социологом и публикой идет диалог, процесс взаимного обучения. Признание публичной социологии должно распространяться на органический вид, который часто остается невидимым, частным и часто считается отделенным от нашей профессиональной жизни. Проект таких публичных социологий состоит в том, чтобы сделать видимым невидимое, сделать частное публичным, подтвердить эти органические связи как часть нашей социологической жизни »(Буравой, 2004, с.8)

Поскольку мы являемся отделом социологии и криминологии, мы также переводим это на криминологию. В недавнем специальном выпуске «Теоретической криминологии» (том 11, номер 2), посвященном исследованию Public Criminology , авторы этого тома ясно видят ценность поддержки Public Criminology . Нам удобно применять вышеупомянутую структуру к криминологии для тех, кто также заинтересован в развитии в этом направлении.

Общественный социолог / криминолог:

Обеспечьте более глубокое понимание проблемы: В свободной от ценностей, объективной и беспристрастной манере общественный социолог / криминолог использует теоретические основы и методы исследования социальных наук для изучения источника, характера и масштабов социальной проблемы.Публичный социолог / криминолог изучает местные, национальные и глобальные проблемы, стремясь внести свой вклад в позитивные изменения в обществе. Они могут разработать рекомендации по политике или помочь лидерам сообществ и организациям работать над достижением цели проекта.

Выходите за пределы академических стен: Общественные социологи / криминологи выходят за рамки академических кругов, взаимодействуя с неакадемической аудиторией и партнерами внутри сообщества. Разрушая барьеры между сообществом и учеными, публичные социологи / криминологи создают открытый диалог и взаимные образовательные рамки между собой и сообществом.

Участвуйте в исследованиях с участием сообщества: Общественные социологи / криминологи взаимодействуют с сообществом и организациями на основе участия. Формируется партнерство с исследованиями, проводимыми не только в сообществах, но и с ними. CBPR позволяет вносить вклад в тех, кого затрагивает рассматриваемая социальная проблема, и укрепляет связь между сообществом и исследователем (Hacker 2013).

Распространять исследования: Общественные социологи / криминологи распространяют результаты исследований не только через широкую публику (свидетельские показания Конгрессу или презентация в городском совете), но и через традиционные источники (рецензируемые журналы, университетские или академические издательства).Важнейший процесс — сделать информацию более заметной и доступной для более широкой аудитории. Это позволяет сообществу лучше понять общество, в котором они живут.

Будучи студентом, вы изучите роль и практику публичной социологии / криминологии. Вы будете заниматься теорией, исследованиями и процессом распространения.

Публичная криминология и социология предоставляет вам интеллектуальный инструментарий передаваемых навыков, которые позволяют вам адаптироваться к изменяющемуся спектру возможностей.Студенты, изучающие общественную криминологию и социологию, обладают уникальным набором навыков, который позволяет им участвовать в бесплатных исследованиях, основанных на фактах, которые способствуют решению социальных проблем и просвещению общества.

  • Какие навыки вы получаете по специальности «Общественная криминология»?
    • Всесторонние знания и основы криминологической и социологической теории.
    • Опыт прикладного обучения, наращивание потенциала и междисциплинарные стипендии.
    • Критическое мышление, решение проблем и планирование на случай непредвиденных обстоятельств.
    • Количественный и качественный исследовательский опыт.
    • Исследования и технические навыки.
    • Процедуры SPSS, CATI и CBPR.
    • Сбор, кодирование и визуализация анализа данных.
    • Хорошее устное и письменное общение.
    • Способность работать с другими логично и эффективно в быстро меняющейся среде.
    • Исключительные организационные навыки и способность выполнять несколько задач одновременно.
    • Личностное и профессиональное развитие.
    • Анализ воздействия политики, программ и реформ на преступность.
    • Оценка эффективности политики, программ и реформ для предложения альтернативных решений.
    • Консультирование и информирование о политическом вмешательстве, предотвращении и реализации.
    • Интерпретация данных, исследований и знаний по вопросам уголовного правосудия и социальной справедливости.
    • Совместные научно-обоснованные методы исследования.
    • Четко и кратко сообщать о результатах исследования для просвещения общественности.
    • Выявление вопросов уголовной и социальной справедливости, связанных с политикой.
  • Что вы можете делать со степенью публичной криминологии?
    • Криминалист
    • Следователь по уголовным делам
    • Помощник следователя
    • Помощник по политическим / законодательным вопросам
    • Специалист по политике вынесения приговоров
    • Сотрудник исправительного учреждения
    • Сотрудник по пробации
    • Сотрудник по условно-досрочному освобождению
    • Политолог
    • Инструктор по уголовному правосудию и правопорядку
    • Специалист по политике вынесения приговоров
    • Специалист по развитию программ
    • Исследователь-исследователь
    • Партнер по позитивным действиям
    • Сотрудник по правам человека
    • Свидетель-эксперт
    • Расследование страхового мошенничества
  • Какие навыки вы получаете по специальности «Публичная социология»?
    • Всесторонние знания и основы социологической теории.
    • Опыт прикладного обучения, наращивание потенциала и междисциплинарные стипендии.
    • Критическая строгость и статистические рассуждения.
    • Решение проблем и планирование на случай непредвиденных обстоятельств.
    • Количественный и качественный исследовательский опыт.
    • Методы, процедуры и технические навыки исследования.
    • Процедуры SPSS, CATI и CBPR.
    • Анализ, сбор, кодирование и визуализация данных.
    • Хорошее устное и письменное общение.
    • Способность работать с другими логично и эффективно в быстро меняющейся среде.
    • Исключительные организационные навыки и способность выполнять несколько задач одновременно.
    • Личностное и профессиональное развитие.
    • Анализ социальных структур, ролей и проблем.
    • Оценка демографических тенденций с течением времени.
    • Личностное и профессиональное развитие.
    • Опыт совместных исследований на уровне сообществ.
    • Общение с множеством людей и разными группами населения.
    • Передача теоретических концепций и применение социологических подходов.
    • Выявление социальных проблем, закономерностей и основных факторов.
  • Чем вы можете заниматься по специальности «Публичная социология»?
    • Демографический аналитик
    • Аналитик политики
    • Аналитик по маркетинговым исследованиям
    • Общественный социолог
    • Исследователь-исследователь
    • Свидетель-эксперт
    • Стажер-исследователь
    • Программный аналитик и / или оценщик
    • Представитель отдела кадров (HR)
    • Консультант по вопросам управления
    • Специалист по визуализации данных
    • Аналитик данных
    • Консультант по грантам
    • Разработчик программы

Для варианта «Публичная социология» требуется двухсеместровый последовательный курс: SOC 391 сдается в осеннем семестре, когда студенты выбирают тему исследования для изучения в весеннем семестре.Этот курс включает написание обзора литературы и план исследования, которое будет реализовано следующей весной. За этим курсом сразу следует SOC 496 в весеннем семестре. Это продолжающийся семестр практикум (6 кредитных часов), в ходе которого студенты получают практический опыт применения методов и теории социологии, работая в партнерстве с местными общественными учреждениями, организациями и жителями для решения, посредством участия ученых, критической социальной проблемы в площадь. Студенты представляют результаты своих исследований в конце весеннего семестра городскому совету и другим соответствующим организациям, а также на нашем ежегодном исследовательском симпозиуме по исследованиям общественного питания в области общественной социологии.

22.2 Публичная социология и улучшение общества — Социология

Цели обучения

  1. Опишите, что предлагает социологическая перспектива для усилий по сокращению социального неравенства, снижению преступности, помощи семье и школам и улучшению здоровья нации.
  2. Опишите, что социологическая перспектива подразумевает для стратегий улучшения глобального общества.

Социологическое воображение и его основы для социальных изменений лежат в основе недавнего акцента на публичной социологии — использовании социологических идей и результатов для решения социальных проблем и достижения социальных изменений — как обсуждалось в главе 1 «Социология и социология». Перспектива».Этот акцент был ключевой темой социологии, которая развивалась в Соединенных Штатах более века назад, и движение публичной социологии стремится вернуть социологию к ее корням в социальной реформе. Во многих главах этой книги подчеркивается важность социологического понимания для усилий по улучшению общества. На оставшихся страницах этой главы резюмируются идеи, предложенные в этих главах для решения различных общественных проблем, затрагивающих Соединенные Штаты и бедные страны мира.

Снижение социального неравенства

Мы начинаем с того, что социологи, вероятно, считают самой важной общественной проблемой, — с социального неравенства, которое важно само по себе, но также обеспечивает основу для многих других социальных проблем. Социологическое понимание социального неравенства на основе социального класса, расы и этнической принадлежности, пола и сексуальности и возраста было представлено в главе 8 «Социальная стратификация» по главе 12 «Старение и пожилые люди». В этих пяти главах подчеркивалось, что неравенство коренится в гораздо большей степени в отсутствии возможностей от рождения, а также в предрассудках и дискриминации, чем в культурно несовершенных привычках или практике многих людей, оказавшихся внизу социально-экономической лестницы.В связи с этим в этих главах отстаивается аргумент обвинения системы вместо аргумента обвинения жертвы, чтобы напомнить некоторые термины из главы 1 «Социология и социологическая перспектива». Соответственно, усилия по уменьшению масштабов и воздействия социального неравенства должны в конечном итоге сосредоточиться на расширении возможностей и искоренении предрассудков и дискриминации.

В главах 8 «Социальное расслоение» по 12 «Старение и пожилые люди» обсуждались многие примеры таких усилий, одобренных социологами и другими учеными и сторонниками государственной политики.Наиболее заметные усилия включают следующее: (а) принятие национальной политики полной занятости для бедных, частично занятых и безработных — эта политика будет включать финансируемые из федерального бюджета программы профессионального обучения и общественных работ, а также увеличение федеральной помощи работникам, имеющим проблемы концы с концами; (б) улучшение школ, которые посещают бедные дети, и школьного образования, которое они получают; (c) обеспечение более качественного питания и медицинского обслуживания бедных семей, возможно, особенно семей с маленькими детьми; (d) усиление программ позитивных действий в пределах, установленных судебными постановлениями; (e) активизация усилий по сокращению сегрегации по месту жительства и подростковой беременности; (f) сокращение социализации родителей и других взрослых девочек и мальчиков до традиционных гендерных ролей; (g) повышение осведомленности общественности об изнасилованиях и сексуальных домогательствах, сексуальных домогательствах и порнографии; (h) усиление применения законов, запрещающих дискриминацию при приеме на работу и сексуальные домогательства по признаку пола; (i) увеличение финансирования кризисных центров изнасилования и других услуг для девочек и женщин, подвергшихся изнасилованию и / или сексуальному насилию; (j) увеличение государственного финансирования высококачественных детских садов, чтобы родители, и особенно матери, могли работать вне дома, если они того пожелают; (k) принятие федерального законодательства и законодательства штата, которое запрещает дискриминацию при приеме на работу по признаку сексуальной ориентации и позволяет однополым парам вступать в брак и пользоваться всеми правами и преимуществами гетеросексуальных супружеских пар; (l) расширение социального обеспечения для помощи пожилым американцам независимо от их доходов, на которую влияют их пол и расовая / этническая принадлежность; и (m) расширение образовательных усилий по уменьшению стереотипов и предубеждений, основанных на старении.

Многие теории и исследования убедительно свидетельствуют о том, что все эти стратегии и программы, при достаточном финансировании и реализации, в значительной степени помогут уменьшить социальное неравенство в Соединенных Штатах. Как время от времени в этой книге указывается, эти стратегии уже применяются во многих странах Западной Европы, которые по многим социальным показателям занимают гораздо более высокие позиции, чем Соединенные Штаты. Хотя Соединенные Штаты оказали влияние на мир слишком многочисленными способами, чтобы их можно было упомянуть, они, по иронии судьбы, могли бы значительно уменьшить социальное неравенство, если бы приняли политику и практику других западных демократий.Этой великой, но несовершенной нации есть чему поучиться на их примере.

Повышение общественной безопасности

Социологический взгляд на уличную преступность подчеркивает, что она коренится в социальных и физических характеристиках сообществ и в структурированном социальном неравенстве по признакам социального класса, расы / этнической принадлежности, пола и возраста. Не случайно и не удивительно, что уличные преступники, как правило, происходят из числа бедных или почти бедных, даже если большинство бедняков не совершают уличных преступлений.Бедность ослабляет социальные связи и социальные институты, вызывает разочарование и чувство относительной обездоленности, вызывает стресс и иным образом ухудшает функционирование семьи и социализацию детей. Преступность также в конечном итоге уходит корнями в социализацию мужчин, чтобы они были напористыми и агрессивными, поскольку большинство уличных преступников — мужчины.

Это социологическое понимание в сочетании с другими знаниями о том, что подход «жесткости» к преступности, используемый в Соединенных Штатах, обошелся в десятки миллиардов долларов при относительно небольшом сокращении преступности за последние несколько десятилетий, предлагает несколько стратегий сокращения преступности.Как указано в главе 7 «Девиантность, преступность и социальный контроль», эти стратегии включают, среди прочего, следующее: (а) создание хорошо оплачиваемых рабочих мест для бедных в городских районах и улучшение условий жизни в этих районах в других отношениях; (б) социализация мужчин от рождения, чтобы они были менее напористыми и агрессивными; (c) создание программ вмешательства в раннем детстве, чтобы помочь семьям с высоким риском воспитывать своих детей; и (d) предоставление более качественных образовательных и профессиональных услуг, а также услуг в отношении злоупотребления наркотиками и алкоголем для правонарушителей, пока они находятся в тюрьме и после освобождения из заключения.Преступность «белых воротничков» также подрывает общественную безопасность, но определенно не является следствием бедности или семейного неблагополучия. Как также обсуждалось в главе 7 «Девиантность, преступность и социальный контроль», для предотвращения таких преступлений необходимы более эффективное корпоративное регулирование и более суровое наказание корпоративных преступников.

Помощь семье и школе

Семья и образование, являясь двумя нашими наиболее важными социальными институтами, вызывают серьезные и часто горячие споры об их статусе и перспективах.Все оппоненты в этих дебатах страстно заботятся о семьях и / или школах, но часто придерживаются диаметрально противоположных взглядов на причины проблем этих учреждений и возможные решения проблем, с которыми они сталкиваются. Как представлено в главе 15 «Семья» и главе 16 «Образование», социологический взгляд на семью и образование подчеркивает социальное неравенство, лежащее в основе многих из этих проблем, и подчеркивает, что эти два института укрепляют и способствуют социальное неравенство.

Соответственно, усилия по решению проблем семьи и образования должны включать следующие стратегии и политики, некоторые из которых были включены в предыдущий раздел о сокращении социального неравенства: (a) увеличение финансовой поддержки, профессионального обучения и финансовой помощи для обучения женщин, которые желают вернуться на рынок труда или повысить заработную плату; (b) создание и укрепление программ посещений детей младшего возраста и помощи в питании и медицинском обслуживании бедных женщин и их детей; (c) сокращение масштабов нищеты и гендерного неравенства, лежащих в основе насилия в семье; (г) разрешение однополых браков; (e) усиление усилий, направленных на сохранение брака, при одновременном ведении дел с осторожностью или вообще без принятия решений в отношении браков, которые являются весьма спорными; (f) увеличение финансирования, чтобы школы могли быть меньше, лучше оборудованы и в приличном состоянии; и (g) усиление программ по борьбе с запугиванием и других усилий по снижению запугивания и насилия в школах.

Улучшение здоровья нации

Признавая, что люди вредят своему здоровью из-за многих вредных привычек, включая курение и переедание, социологический взгляд на здоровье и здравоохранение еще раз подчеркивает влияние социального неравенства. Как уже говорилось в главе 18 «Здоровье и медицина», это влияние проистекает из стресса и других проблем, с которыми сталкиваются бедные и почти бедные, цветные, женщины и пожилые люди. Это также связано с общим отсутствием доступа к недорогой и качественной медицинской помощи.Соответственно, хотя образовательные усилия по поощрению людей к здоровому образу жизни, безусловно, в порядке, социологическая перспектива предлагает дополнительные стратегии для улучшения здоровья американцев. Эти усилия остаются необходимыми даже после принятия федерального закона о реформе здравоохранения в начале 2010 года.

Как указано в главе 18 «Здоровье и медицина», эти стратегии включают в себя следующее: (a) сокращение социального неравенства, как описано в главах 8 «Социальное расслоение» через главу 12 «Старение и пожилые люди» и кратко изложено в разделе о социальном неравенстве. и (б) переход к национальным системам здравоохранения и медицинского страхования, существующим в других западных странах, таких как Канада, Великобритания и Франция.

Улучшение глобального общества

Проблемы, с которыми сталкиваются Соединенные Штаты, значительны, но они бледнеют по сравнению с проблемами, с которыми сегодня сталкиваются бедные и развивающиеся страны в мире, где процветают голод, болезни и этническое насилие. Мир во многих отношениях находится в опасности. Это, конечно, плохие новости, но есть и хорошие новости. Как обсуждалось в главе 9 «Глобальная стратификация», на Земле на самом деле более чем достаточно ресурсов, чтобы покончить с голодом в мире, при условии, что системы распределения продовольствия были улучшены для обеспечения доступа к зерну и другим существующим продуктам питания.

Из-за своей природы с болезнью труднее покончить, но здесь снова есть потенциально хорошие новости, поскольку болезнь, обнаруживаемая в бедных странах, тесно связана с самим фактом, что эти страны бедны. Чтобы покончить с глобальной нищетой и болезнями, которые неизбежно ей сопутствуют, необходимы более эффективное управление и распределение мировых природных и экономических ресурсов, а также более согласованные усилия богатых стран. Такие усилия возможны, но до сих пор у международного сообщества не было желания предпринимать их в той мере, в какой они необходимы.Большая часть этнического насилия во всем мире также коренится в неравенстве богатства, власти и влияния. Хотя история такого насилия указывает на то, что оно не прекратится в ближайшем будущем, социологическая точка зрения предполагает, что усилия, направленные на успешное сокращение глобальной бедности и неравенства, будут иметь побочную выгоду, заключающуюся в сокращении глобального этнического насилия.

Ключевые вынос

  • Социологические идеи имеют важное значение для блага общества в следующих областях: сокращение социального неравенства, повышение общественной безопасности, помощь семье и школам, улучшение здоровья нации и улучшение глобального общества.

Для вашего обзора

  1. Из множества областей, в которых социологические идеи могут принести пользу обществу, какая область, по вашему мнению, является наиболее важной? Поясните свой ответ.
  2. Определите, с каким из следующих утверждений вы больше всего согласны: (a) Для социологии как дисциплины наиболее важно предоставлять знания ради самих себя; (б) для социологии как дисциплины очень важно предоставлять знания на благо общества; (c) Не менее важно, чтобы социология как дисциплина давала знания ради самих себя и на благо общества.Поясните свой ответ.

Международный справочник по публичной социологии Рутледж

Содержание

Раздел I: Введение — Краткая история «Публичной социологии»

1. Формирование публичной социологии — американский взгляд

Лесли Хоссфельд

Раздел II: Теоретические рамки

2. Публикация с Поланьи в эпоху Трампа

Михаил Буравой

3.К критической публичной социологии

Джо Фигин

4. Недостающая глава в публикациях соответствующих эмпирических исследований, касающихся публичной социологии с настоящего момента [с некоторыми примерами из израильского опыта]

Аарон Эллор

5. От публичной социологии к коллективному производству знаний

Юйенн Тео

Раздел III: Методологический выбор в публичной социологии 6. Сотрудничество, а затем шаг назад: проведение публичной социологии через совместное исследование

Дженнифер Э.Коссилеон и Джина Шпиц

7. Методологические аспекты проведения публичной социологии в бакалавриате

Дженнифер Вандерминден и Джулия Уэйти

8. Оценка потребностей как исследовательский проект сообщества

Оги Диана

9. Создание связей и расширение горизонтов с помощью междисциплинарной публичной социологии

Кэтрин Мобли

Раздел IV: Примеры публичной социологии

10.Коалиция Healthy Dearborn: междисциплинарное непрерывное сотрудничество между университетом, здравоохранением, правительством и обществом в Юго-Восточном Мичигане

Кармел Э. Прайс, Пол Драус, Роуз Веллман, Сара Глейхер, Хала Алаззави, Кэтлин Пепин, Дэвид Норвуд и Натали Р. Сэмпсон

11. Социальное конструирование публичной социологии: пример использования совещательной демократии на Тайване

Дунг-шэн Чен

12.Служить послом надежды: пример публичной социологии как исследования и взаимодействие на уровне сообществ

Кэрри Ли Смит и Мэри Хендрикс Стекольщик

13. Публичная социология: дело Филиппин

Фиби Зои Мария У. Санчес

14. Крестьянские мобилизации в Индии: пересекающиеся классы, этническая и национальная принадлежность

Дебал Сингхарой ​​

15. Давид против Голиафа: использование модели Герберта Ганса для объяснения того, как кампания по спасению девяти ягнят превратилась в публичную социологию

Кимберли Дьюси

Раздел V: Студенты как производители знаний

16.«Первые публики» как производители знаний: интеграция студентов в органическую публичную социологию

Мириам Гринберг, Ребекка Лондон и Стив Маккей

17. После Чикагской школы: привлечение студентов колледжей и университетов к участию в программе общественной социологии Gentrified Neighborhood

Леонард Стеверсон и Дженнифер Мелвин

18. Добродетель преподавания публичной социологии в неолиберальном университете

Майкл Фэллон и Мартин Толич

19.Центрирование социальной справедливости в публичной социологии: уроки недокументированного проекта равноправия студентов

Лаура Э. Энрикес и Марта Моралес Эрнандес

Раздел VI: Сообщество как производитель знаний

20. Повседневное социологическое воображение: создание новых знаний посредством рассказов и радио

Аманда Лекье

21. Уроки с мест: помощь общественным организациям по оказанию помощи жертвам в накоплении знаний

Попугай вереск и Колби Валентайн

22.Сообщества жертв как производители знаний в процессах правосудия переходного периода: пример постконфликтной Колумбии

Камило Тамайо Гомес

Раздел VII: Обмен знаниями для воздействия на общественность

23. Повседневная публичная социология

Колби Кинг, Энджи Харрис, Тодд Шёпфлин, Карен Стернхаймер и Джонатан Винн

24. Публичная социология и образование рабочих: история Глобального трудового университета в Южной Африке

Мишель Уильямс и Эдвард Вебстер

Раздел VIII: Заключение

25 . Взгляд в будущее: взгляд на публичную социологию с международной точки зрения

Брук Келли

.
РубрикаРазное

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *