Проблема сознания в социоантропогенезе: проблема сознания в философии

проблема сознания в философии

ПРОБЛЕМА СОЗНАНИЯ В ФИЛОСОФИИ. СОЗНАНИЕ КАК ОТРАЖЕНИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ.

Сознание как философская проблема. Существуют различные историко-философские толкования проблемы сознания. В зависимости от того, какое мировоззрение было господствующим в ту или иную эпоху менялось и понимание сознания. В античности, при господствующем космоцентрическом  мировоззрении внимание человека было всецело направлено на окружающий мир. Сознание определялось как всеобщая связь между разумом и объектом, которые существуют независимо друг от друга. В момент их встречи объект оставляет след в поле разума, как печать оставляет след на воске. Античный грек не сосредоточен на своем внутреннем мире. Античная философия открыла только одну сторону сознания – направленность на объект.

В культуре христианства возникает потребность во внутреннем сосредоточении. Она была вызвана необходимостью общения с Богом через молитву. В ней человек должен погрузиться внутрь себя. Наряду с молитвой возникла практика исповеди, в которой закреплялась способность к самоанализу и самоконтролю. Тогда сознание – знание, прежде всего, о собственном духовном опыте. В его содержании включены инстинкты и страсти, рефлексы и рассуждения, и, наконец, слиянием с Богом. Сознание – это центр между первым и вторым. Т. е. сознание — это способность воспроизвести переживания, поднявшись до уровня Бога и свидетельства о ничтожности человека. Мировоззрение эпохи Средневековья можно назвать геоцентрическим.

В Новое время человек отказывается от Бога, сам захотел быть Богом, царем природы, опираясь на свой Разум. Это свидетельствовало о формировании нового духовного опыта людей, в котором человек освобождается от власти сверхчувственного, о согласии принять свое происхождение только через природную эволюцию. По сути, это начало антропоцентристского мировоззрения. Человек был объявлен началом и причиной всего, что с ним случается в мире. Он есть условие и возможность мира, мира, который он может понимать и действовать в нем. Человек своей деятельностью творит мир, Р.Декарт объявил, что акт «я мыслю» есть основание существования человека и мира. Во всем можно сомневаться, но нельзя сомневаться в том, что я мыслю, значит – существую. Поэтому сознание представляется как некий сосуд, в котором уже содержатся идеи и образцы того, с чем предстоит столкнуться в мире. Такое учение было названо идеализмом. Но опыт обращения к внутреннему миру был использован в утверждении, что сознание открыто самому себе, т.е. является самосознанием. Сознание отождествляется с мышлением, т.е. максимально рационализировано. Оно может конструировать мир по правилам логики, т.к. сознание тождественно предметному миру.

Философов и естествоиспытателей всегда волновал вопрос об источниках сознания. Сложились разные стратегии его исследования: реалистическая, объективно-идеалистическая, феноменологическая, вульгарно-материалистическая и др. Вульгарно-материалистическое направление сводит сознание, мышление к вещественным изменениям (некоторые его представители Фогт, Молешотт указывают на подобие мышления желчи, вырабатываемой печенью) в конечном счете характер мышления, оказывается, определяется пищей, влияющей через химизм крови на мозг и его работу. Противоположный этому — объетивно-идеалистический подход определяет сознание как независящее от мозга, но определяемое неким духовным фактором (Богом, идеей).

Философско-реалистическое направление в понимании источников сознания выделяет следующие факторы:

• 1.      Внешний предметный и духовный мир; природное, социальные и духовные явления отражаются в сознании в виде конкретных чувственно-понятийных образов. Такая информация есть результат взаимодействия человека с наличной ситуацией, обеспечивающей постоянный контакт с нею.
• 2.      Социокультурная среда, идеи, социальные идеалы, этические и эстетические установки, правовые нормы, знания, средства, способы и формы познавательной деятельности. Это позволяет отдельному человеку смотреть на мир глазами общества.
• 3.      Духовный мир индивида, его собственный уникальный опыт жизни и переживаний. Человек и при отсутствии внешних взаимодействий способен переосмысливать прошлое, строить планы и т.д.
• 4.      Мозг как макроструктурная природная система, обеспечивающая на клеточно-тканевом уровне организации материи осуществление общих функций сознания.
• 5.      Источником сознания выступает, вероятно, и космическое информационно-смысловое поле, одним из звеньев которого является сознание человека.

Таким образом источником индивидуального сознания является не сами по себе идеи (как у объективных идеалистов), и не сам по себе мозг (как у вульгарных материалистов ), а реальность (объективная и субъективная), отражаемая человеком посредством высокоорганизованного материального субстрата – головного мозга в системе надличностных форм сознания.

Раскрывая природу сознания необходимо выяснить, является ли сознание атрибутом человека или это явление надчеловеческое, космическое. Второй подход представлен прежде всего в религиозных течениях (В.С.Соловьев, Д.Ландреев, Т. де Шарден), в центре которых – божественный разум, живое тело космоса, «галактический разум» и т.д. Не отвергая этот подход, остановимся на другом, нашедшем большее научное объяснение, объявляющее сознание атрибутом человека. Он разрабатывался в рамках философского реализма (диалектического материализма). Мировоззренческим основанием его служит принцип отражения, описывающий свойства материи как субстанции.

Сознание в контексте антропогенеза. Сознание современного человека есть продукт всей всемирной истории, итог многовекового развития практической и познавательной деятельности бесчисленных поколений людей. И для того, чтобы понять его сущность, необходимо выяснить вопрос о том, как оно зародилось. Сознание имеет свою не только социальную историю, но и естественную предысторию — развитие биологических предпосылок в виде эволюции психики животных. Двадцать миллионов лет создавались условия для возникновения разумного человека. Без этой эволюции появление человеческого сознания было бы просто чудом. Но не меньшим чудом было бы и появление психики у живых организмов без наличия свойства отражения у всей материи.

Отражение есть всеобщее свойство материи, заключающееся в воспроизведении признаков, свойств и отношений отражаемого объекта. Способность к отражению, а также характер ее проявления зависят от уровня организации материи. Отражение в неорганической природе, в мире растений, животных и, наконец, человека выступает в качественно различных формах. Особым и неотъемлемым свойством отражения у живого организма являются раздражимость и чувствительность как специфическое свойство отражения, взаимодействий внешней и внутренней среды в виде возбуждения и ответной избирательной реакции.

Отражение во всем многообразии его форм, начиная от простейших механических следов и кончая человеческим разумом, происходит в процессе взаимодействия различных систем материального мира. Это взаимодействие имеет своим результатом взаимоотражение, которое в простейших случаях выступает в виде механической деформации, в общем же случае — в виде взаимной перестройки внутреннего состояния взаимодействующих систем: в изменении их связей или направлений  движения, как внешняя реакция или как взаимная передача энергии и информации. Любое отражение включает информационный процесс: оно есть информационное взаимодействие, одно оставляет о себе память в другом.

Эти изменения, запечатляемые в другом и используемые самоорганизующимися системами называются информацией (песок и вода, отпечатки на известняке, отражаемые зеркалом предметы).

Присущее неживой природе свойство отражения при определенных условиях порождает отражение в живой природе – биологическую форму отражения. Ее разновидности: раздражимость, чувствительность, элементарная психика высших животных. Такое отражение связано с приспособленной жизнедеятельностью живых организмов, в чем проявляется сущность их жизни. В этом процессе развивается нервная система.

Раздражимость – реакция живых организмов на благоприятные условия среды, вызывающая активность ( имеются уже растений ).

Чувствительность – более высокая разновидность биологического отражения, способность отражать свойства вещей в виде ощущений.

Этим формам отражения присуща активность и целесообразность. Даже растения, простейшие организмы исходя из потребностей самосохранения целесообразно реагируют на биологические важные условия среды.

На основе этого происходит проявление зачатков психической формы отражения. Это свойство живых организмов (позвоночных) целесообразно реагировать на предметно-оформленную среду с целью приспособительного поведения. Формы такого отражения –

восприятие и представления имеют рефлекторную природу. Рефлекс, лежит в основе психических явлений, служит отражательным нервным механизмом. Он начинается с восприятия раздражителя, продолжается первыми процессами в организме, заканчивается ответным движением и закрепляется как  безусловный (Р.Декарт, И.П.Павлов, И.М.Сеченов).

Следующая форма – условный рефлекс. По своей биологической сущности он является сигнальной деятельностью на основе образования временных связей сигнала и внешней и внутренней для организма среды (условные раздражители) предвещают, сигнализируют о предстоящем наступлении существенно важной для организма безусловно-рефлекторной деятельности (пищевой, защитный, половой и т.д.). Это было обусловлено усложнением самих форм поведения, развитием нервной системы, усложнением структуры головного мозга. Такую форму психологического отражения называют нервно-психологической, т.к. рефлексы имеют нервно-психологическую деятельность мозга своей основой.

На основе сигнального характера отражательной деятельности организма возникает и развивается опережающее отражение действительности. Такое отражение у животных осуществляется элементарными формами психики – ощущениями, восприятиями, представлениями, конкретно образным предметным мышлением. Физический механизм его назван первой сигнальной системой (Павлов).

Психическая форма отражения высших животных развивает сознательную форму отражения. Сущностью этой формы является способность отражающего получать уже сигнал не о свойствах раздражителя, а сигнал или образ образа объекта. Формами такого отражения становится – понятие, суждение, умозаключение. Опережающий характер отражения дополняется признаком целенаправленности. Что позволяет человеку, прежде чем приступить к делу, увидеть результат и построить образ действия по его достижению. Это позволило осуществить новый способ жизнедеятельности человека – его предметно-практическую деятельность, которая, в свою очередь стало необходимым условием формирования сознания.

Сознание — высшая форма отражения действительного мира; свойственная только людям и связанная с речью функция мозга, заключающаяся в обобщенном и целенаправленном отражении действительности, в предварительном мысленном построении действий и предвидении их результатов, в разумном регулировании и самоконтролировании поведения человека. “Ядром” сознания, способом его существования является знание. Сознание принадлежит субъекту, человеку, а не окружающему миру. Но содержанием сознания, содержанием мыслей человека является этот мир, те или иные его стороны, связи, законы. Поэтому сознание можно охарактеризовать как субъективный образ объективного мира.

Для возникновения сознания необходимы были как биологические, так и социальные предпосылки, которые рассматриваются в эволюционических теориях происхождения человека. Наибольшим признанием используется трудовая теория антропогенеза, в которой труд рассматривается в единстве с природными факторами происхождения человека. В числе первых природных предпосылок антропогенеза называются:

• ·        Активная вулканическая деятельность
• ·        Сильный радиационный фон на прародине человека – юге Африки
• ·        Изменение климата на Земле
• ·        Космические воздействия, «пассеонарные» толчки

Предполагается, что один из факторов или вся их совокупность стали причиной мутации, которые наряду с естественным отбором привели к появлению биологических человеческих признаков:

• 1.      Тела, приспособленного для прямохождения;
• 2.      Кисти, развитые для тонких манипуляций;
• 3.      Мозга, сложного по структуре, развитого и по объему;
• 4.      Голой кожи;
• 5.      Развитой первой сигнальной системой;
• 6.      Стадной формы обитания пра-людей;

Они не стали решающими для появления человека, и только социальные условия могли сыграть решающую роль. Это:

• 1.      Труд и трудовой процесс, начиная с использованием предметов природы в качестве орудий труда, и заканчивая изготовлением их в совместном труде и общении.

Решающая роль трудовых операций в формировании человека и его сознания получила свое материальное фиксированное выражение в том, что мозг как орган сознания развивался одновременно с развитием руки как органа труда. Активно действующая рука учила голову думать, прежде чем сама стала орудием исполнения воли головы, заведомо планирующей практические действия. В процессе развития трудовой деятельности уточнялись и обогащались осязательные ощущения. Логика практических действий фиксировалась в голове и превращалась в логику мышления: человек учился думать. И прежде чем приступить к делу, он уже мог мысленно представить и его результат, и способ осуществления, и средства достижения этого результата. Ключ к решению вопроса, который представляет собой происхождение человека и его сознания заключается в одном слове — труд.

• 2.      Членораздельная речь, для передачи информации при труде и общении, формирование языка.
• 3.      Жизнь в коллективе, совместная деятельность в общине.

Вместе с возникновением труда формировался человек и человеческое общество. Коллективный труд предполагает сотрудничество людей и тем самым хотя бы элементарное разделение трудовых действий между его участниками. Разделение трудовых усилий возможно лишь в том случае, если участники как-то осмысливают связь своих действий с действиями других членов коллектива и тем самым с достижением конечной цели. Формирование сознания человека связано с возникновением общественных отношений, которые требовали подчинения жизни индивида социально-фиксированной системе потребностей, обязанностей, исторически сложившихся обычаев и нравов.

Т.о. сознание –историческое образование, появляется как развитие присущего материи свойства отражения; высшая форма отражения действительности, присущая человеку как особым образом организованной материи, функция его мозга, связана с биологическими предпосылками и социальными условиями.

 

Философские вопросы социоантропогенеза (антропосоциогенеза).

Вопрос о происхождении человека и общества неразрывно связан с вопросом о происхождении сознания.

3 Основные концепции социоантропогенеза:

1. Религиозная или креационистская концепция

Считает, что человек создан по образу Бога, а сознание – это искра божья. Поэтому уже от рождения в нас присутствует некое «чистое сознание», могут быть врожденные идеи или ощущения.

2. Трудовая или эволюционно-натуралистическая теория социоантропогенеза

Большую роль в возникновении общества, человека и его сознания отводит труду, сложной орудийной и коллективной деятельности.

Еще в 19 веке Ф.Энгельс в работе «Роль труда в превращении обезьяны в человека» обобщил данные естествознания по этому вопросу. Он выделял биологические и социальные предпосылки возникновения человека и сознания.

А) биологические предпосылки: прямохождение, освобождение руки, мясная пища, пользование огнем, стадный образ жизни, развитие гортани и др.

Б) социальные предпосылки:

1) Труд как совместная деятельность людей по производству орудий труда, а не простому использованию подручных средств; передача орудий и способов их изготовления по наследству. Только человек способен изготавливать орудия с помощью других, ранее изготовленных орудий. Процесс изготовления включает в себя момент творчества как создания нового (творческая активность – специфически человеческая черта).

2) Речь как социальная предпосылка появления сознания. Все животные обладают средствами обмена информацией. Язык же – это не первая, а вторая сигнальная система (сигнал сигналов). Только язык может воспроизводить ситуации прошлого и прогнозировать будущее. Общение же животных ограничено контекстом ситуации. Язык – это сложная система материальных знаков.

Неправильно задавать вопрос: что возникло раньше – труд, язык, общество, человек, сознание? Психика, орудийная деятельность, сигнальная деятельность совершенствовались во взаимодействии, что стимулировалось необходимостью выжить, найти свою экологическую нишу.

3) Еще одна необходимая предпосылка происхождения сознания – это совершенствование социальной организации сообществ, общения, ибо сознание – это всегда со-знание, совместное знание, т.е. оно носит общественный характер. Отношения начинали регулироваться запретами (табу), формировавшимися традициями, обрядами и т.п. Развивались ремесла, земледелие, торговля, усложнялись общественные отношения. Общественные отношения выступают в форме норм, правил поведения и они поощряют одни действия и запрещают другие – опасные для жизни человека и общества. Сознание дифференцируется на такие формы общественного сознания как религия, мораль, искусство, позже – философия, наука, политика, право.

3. Социокультурная концепция происхождения сознания

Многие авторы считают, что, хотя труд и играет большую роль в происхождении сознания, но решающая роль принадлежит социокультурным факторам, общению. В частности таким, как язык (песни, пляски), ритуалы, обряды, традиции и т.п., поскольку они сплачивали коллектив, характеризовали человека как существо, для которого важно и то, что не было связано с непосредственной жизненной потребностью в еде и т.п. Представителем данной точки зрения является Америк. Социолог Л.Мэмфорд.

Упомянем и голландского ученого Й.Хейзингу, который называл человека «человек играющий», считая что именно игра была важна в процессе становления сознания как творческого процесса. В игре есть правила, но высок и элемент случайности как предпосылки творчества.

Есть и другие концепции, в частности, уфологическая…

Таким образом, в условиях общественной жизни человек развивается под контролем взаимодействующих программ: биологической и социокультурной. При этом первая программа относительно стабильна, тогда как вторая претерпевает быстрые исторические изменения. Именно социокультурные перемены, а не биологические свойства человека наполняют его жизнь содержанием, которым не обладает жизнь животных. Социальное бытие «диктует» условия, в которых протекает биологическое бытие человека. Поэтому человек, оставаясь биологическим существом, выступает в главной своей ипостаси как существо социальное.

Вопрос № 52

Роль труда, языка и общественного характера жизни в формировании и развитии сознания

Решающими факторами в возникновении человека, становлении и развитии его сознания является труд, членораздельная речь и общение

Разработка трудовой теории формирования человека принадлежит. Ф. Энгельсу, ее основные положения изложены в его сочинении»Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека»

История становления человека и формирования его сознания насчитывает сотни тысяч лет. Она началась с изготовления и использования первобытным человеком простейших орудий труда и постоянно развивалась в в процессе усложнения труда и общения людей. Человек взаимодействовала с предметами природы, узнавала их свойства, сравнивала, выделяла общее, существенное, необходимое. Это способствовало развитию мозга как органа сознания. Вел начал совершенствоваться вслед за развитием руки как органа труда. Именно рука как»воспринимающей»орган, непосредственно затрагивающих вещей, давала поучительные уроки не только мозга, а и другим органам чувств, например, зрительные. Рука, активно действовала, учила голову думать, прежде чем стала орудием исполнения воли головы, заранее планирует практические диує практичні дії.

В процессе развития трудовой деятельности, прежде всего, совершенствование руки, обогащались осязательные ощущения, формировался слух, способный воспринимать нюансы звуков человеческой речи. Логика практических действий фиксировалась ся в голове и превращалась в логику мышления. Человек учился думать. И прежде чем начинать дело, она уже могла представить и его результат, и способ осуществления, и средства достижения этого результатату.

Итак, ключ к разгадке происхождения сознания заключается в труде. Сначала было дело обивая лезвие своей каменного топора, человек одновременно оттачивала»лезвие»своих умственных способностей

Труд всегда был и остается общественной. Первобытные люди были совместно добывать средства существования, защищаться от врагов, бороться со стихийными силами природы. Эти обстоятельства обусловили потребность в спилкув ванне, ее реализация повлекла возникновение членораздельной какви.

Язык — вторая сигнальная система человека, в которой звуки членораздельной речи из средства выражения эмоций постепенно превратились в средство обозначения вещей, их свойств и отношений, и стали выполнять ф функцию преднамеренного сообщения. Наряду с информацией о внешнем мире, которую человек получает с помощью первой сигнальной системы, вместе с языком она приобрела еще одного канала связи с миром, который д ав возможность отображать последний в обобщенной форме языковых знаков. Человек приобрел способность знать то, что непосредственно сама могла не почувствовать. Язык внесла повой принцип в работу центральной нервной с истема и стала мощным средством развития сознания. У человека возник принципиально новый тип психического развитияитку.

Язык, как и сознание, является продуктом общественно-трудовой деятельности людей. Без языка невозможна постановка общей цели, ни выбор средств ее достижения, ни организация общих трудовых усилий, ни нал починки общения людей, ни передачи и усвоения опыта. Она является основным материальным посеешь духовной культуры. М. Хайдеггер называл язык домом бытия, а. ХГ. Гадамер — местом встречи человека с мисвітом.

Язык является основным средством переработки знаний, и поэтому незаменимым и уникальным орудием формирования и развития человеческого сознания. Только после воплощение мыслей в слова человек получает реальную возможность ь выполнять с ними разного рода логические операции. Такие способы развертывания мышления, как абстрагирование и обобщение, анализ и синтез, индукция и дедукция невозможны без использования языка. Последняя является бе зпосередньою материальной базой и своеобразным полем развертывания всех мыслительных процессов, способом существования сознания и общения человекини.

Абстрактно-понятийное мышление как определенный психологический процесс приобрел автономии только в процессе зарождения и использования системы языковых знаков. Язык стал главным детерминирующих фактором перехода от фо. Орм чувственного отражения к способам рационального постижения явлений реального миру.

Итак, язык выполняет четыре основные функции: информационную, коммуникационную, аккумуляционную и преобразовательную. Все они взаимосвязаны, взаимодействуют и играют одинаково важную роль

Язык — это система знаков. Знаком является любой материальный объект, в своем бытии представляет другие предметы реального мира и в связи с этим может быть использован в процессе познания и общения д для приобретения, сохранения, преобразования и передачи информации. Изучает различного рода знаковые системы семиотикка.

Язык, возникающее в процессе исторического развития того или иного общества и является средством общения людей, — естественная. Она совершенствуется и изменяется в процессе развития всей общественной жизни, а и акож на основе своих внутренних законов. Вместе с тем в различных конкретных сферах практической и познавательной деятельности людей разрабатываются и внедряются специальные системы знаковых обозначений (речь ю тематики и программирование, азбука. Морзе и т др.) — искусственные языки. Согласно практических потребностей, их можно заменять на более удобнымручні.

Язык и сознание существенно отличаются. Если. Перта является системой материальных знаков, то вторая — совокупностью идеальных образов. Слова — материальная оболочка для фиксирования представлений и абстракций, которые творю ют идеальное содержание, т.е. слов отличия между языком и сознанием — это разница между материальным и идеальным. Г. Гегель писал:»Язык является якобы телом мышления мислення».

Вместе с тем, как за своим источником происхождения, так и в процессе своего функционирования речь и сознание неделимые. Мнение без словесного воплощения невозможна. С помощью языка образы сознания актуализируют ься и становятся действительностью как для других людей, так и для самого человека. В свою очередь, слова, утратившие связь с духовным процессом, перестают быть языковыми знаками, потому что теряют статус средств мышления ния и общения людей. В развитии практического и духовной жизни общества и отдельного человека речь и сознание органически взаимосвязаны: обогащение сознания обусловливает развитие языка; появление новых слов закрепляет и расширяет предметное содержание сознания. Уровень развития общественного и индивидуального сознания напрямую зависит от уровня развития речи, и наоборотвпаки.

Итак, появление и развитие сознания органично связаны не только с целесообразной трудовой деятельностью, но и с возникновением и совершенствованием языка. Именно язык был мощной силой, которая способствовала выделению человека и из животного царства, развитию его мышления, организации материального производства.

Сознание — это функция мозга человека, который сформировался в человеческом окружении, в определенном коллективе, человеческом обществе, и постоянно испытывал и испытывает их существенного влияния. Но только общение с людьми мы, овладение языком, привлечения к человеческой практики и культуры делают человека человеком. Другого пути развития сознания не существуетує.

Сознание представлена ??двумя уровнями: индивидуальным и общественным. Отдельный человек овладевает как содержанием общественного сознания, так и конкретными формами, в которых проявляется. Это означает, что индивид по своему воюет политическую, правовую, моральную, религиозную и другие формы сознания и их содержательныест.

Общественное сознание существует независимо от сознания индивида. Однако справедливо и другое: общественное сознание существует лишь потому, что существует индивидуальное сознание людей — отдельных ее носителей. При этом обще ильна сознание не является простой арифметической суммой индивидуальных сознаний. Недооценка или, наоборот, переоценка различия общественного и индивидуального сознания приводит к серьезным ошибкам в раз умении этой проблемыеми.

Современная философия, как и общая психология, выделяют в структуре индивидуального сознания четыре основных элемента: знание, самосознание, волю и переживания. Центральное место занимает знание. Оно в является информацией о реальной действительности, которую человек получает благодаря органам чувств и мышлению, и фиксирует ее в языке. Знание — это результат познания в форме чувственных и интеллектуальных образов, представлений, сужу ень, логических категорий. Оно имеет разную степень достоверности и делится на повседневную и научное. Знание может быть выражено не только естественной и искусственной языках, но и языком жестов (пантомима), обр азов и компьютерных систеистем.

Знание, как и язык, является способом существования сознания. Оно служит не только приспособлению и ориентации человека во внешнем мире, a ft прежде всего активному преобразованию ней реальной действительности и утве ердженню свободы и прогресса общества. Знание — мощнейшая сила человекни.

Поскольку предметом сознания является не только внешний мир, но и сам субъект, носитель сознания, постольку существенным моментом сознания является самосознание. Самосознание — это осознание человеком своей сущности те, мыслей, чувств, интересов, потребностей развитых форм самосознания является теоретическая рефлексия (направленность мышления на себя, на свои истоки, предпосылки, формы), благодаря которой через систему понятий ро зкриваеться социальная природа субъекта. Есть и личностная рефлексия — проявление глубоких размышлений человека о смысле собственного бытия, его нравственную насыщенность. Самосознание способствует развитию субъекта, его рац ионально-совершенствованиеенню.

Практическая реализация идеи, задумки, цели предусматривает наличие воли. Воля — важнейший компонент сознания: сознательное и целенаправленное регулирование человеком своего поведения и деятельности при условии преодоления ния внутренних и внешних препятствий. Поскольку в основе регулирования человеческой деятельности является необходимость достижения соответствия между идеальными по природе стремлениями человека и внешним миром, постольку и в воле реализуется направленность сознания к обеспечению единства субъекта и объекта. В этом плане воля е своеобразной посреднической звеном, существует в самом сознании и является внутренним условием перехода из мира идей в мир сказалчей.

Атрибутами волевого действия е направленность на достижение поставленной цели и преодоления внешних и внутренних препятствий. При этом воля регулирует деятельность не только в плане ее побуждения и активизации, а и в плане сдерживания ее развертывания в условиях необходимости выбора цели и наличии серьезных внешних и внутренних препятд.

Непосредственная реализация воли как акта сознания включает определение цели, борьбу мотивов при выборе направлений деятельности, принятия решения и его исполнения. Последнее сути волевого действия. Только тот, х кто умеет доказывать свои решения в реализации, может считаться волевым человеком. Такой личности присущи целеустремленность, инициативность, самостоятельность, независимость, выдержка, решительность, упорство ивисть и способность к самоконтролюолю.

Еще одним элементом сознания, находится в органическом единстве с рассмотренными выше, является переживание. У них, в отличие от знания, отражаются не явления внешнего мира сами по себе, а разнообразное е практическое и духовное отношение человека к этим явлениям в форме многочисленных эмоций, аффектов, чувств, страстей, настроений, стрессов, фрустрации, которые внешне проявляются в непроизвольных мышечных движениях, мими эти, пантомиме, жестах, позах, выразительных дыхание, в изменении интонации, выражении глаз и рта тощо.

Отсутствие переживаний вызывает»эмоциональный голод», в связи с чем жизни людей становится невыносимым. При этом для обеспечения нормального эмоционального состояния нужны как положительные, так и отрицательные переживания нпереживання.

Источник эмоций и чувств содержится в материальных и духовных потребностях людей, в осознании степени вероятности их удовлетворения. Так, положительные чувства возникают в ситуациях, когда вероятность удовлетворения я насущных потребностей представляется субъекту вполне достаточной и несомненной. Негативные чувства появляются в условиях, когда возможность удовлетворения потребностей минимальная или ее нетає.

Поскольку эмоции и чувства обусловлены потребностями, они изначально имеют сугубо личностный характер, так как в них выражается значимость предметов и явлений для отдельно взятого индивида в той или иной конкр ретного ситуации его жизни. В переживаниях людей осознается жизненный смысл предметов окружающей природной и социальной среды. С их помощью индивид оценивает вещи и людей, с которыми делву.

Как мощные факторы мотивации и регуляции поведения и деятельности человека эмоции и чувства играют эту роль по-разному. Эмоции (гнев, страх, ужас, ярость, тревога, радость) являются временными и непосредственными переживаниями, которые имеют рефлекторно-ситуативный характер. Чувством присуща большая стабильность, и в процессе становления человеческого сознания они появляются позже эмоций, потому что формируются в пр оцеси усвоения культуры, языка и воспитательного влияния социальной средыща.

Настоящие человеческие чувства исторически и социально обусловлены, и поэтому всегда меняются вместе с развитием общества. Это хорошо проявляется прежде всего в процессе возникновения и функционирования таких высших услышите уттив, как моральные (чувство стыда, долга, милосердия, гуманности, любви, дружбы), интеллектуальные (удивление, любознательности, сомнения) и эстетические (чувство юмора, прекрасного, возвышенного, трагического ого).

переживания могут как полностью осознаваться личностью, так и не осознаваться. В последнем случае человек нередко становится рабом своих страстей и настроений. Как правило, переживания отождествляют с д душевным состоянием личности. В научной литературе понятие души иногда используется для обозначения всей психики человека, в которую включаются не только знания, самосознание, воля, переживания, но и подсознательное и бессознательноеоме.

Бессознательное часто (например, в фрейдизме) принципиально противопоставляется сознательному, ему даже отводится решающая роль в жизни человека. Льет есть и другая трактовка, исходное из приоритета сознательного бессознательную е можно рассматривать как продукт сознательной деятельности. То, что раньше было в содержании сознания, переходит в бессознательное. В свою очередь, бессознательное, существует в глубинах психики человека, способно вновь превратиться я формы сознания. Без учета такого их влияния невозможно понять механизм функционирования как сознания, так и несвидомогомого.

Ядром всех элементов сознания является его мировоззрение. От уровня его развития в значительной мере зависят качество и эффективность выполнения человеком своих обязанностей. Этим обуславливает необходимость постановки и реализации проблемы формирования научного мировоззрения у граждан странни.

Итак, сознание — это функция (или свойство) человеческого мозга, заключающаяся в обобщенном, оценочном и целенаправленном отражении и конструктивно-творческом преобразовании действительности, в предыдущей уя явной построении действий и предвидении их результатов, в разумном регулировании и самоконтроле поведения человека. По природе сознание является продуктом жизнедеятельности человеческого общества, результатом его с в совместной-исторического развития. Сознание формируется и развивается через приобщение человека к культуре, ее воспитания и обучения, общественно полезную деятельность. Главными условиями возникновения сознания бул и труд, производственный коллектив, членораздельная какова.

Учение о философских проблемах сознания является мировоззренческим и методологическим фундаментом деятельности современных специалистов любого профиля

Проблема сознания в современной философии Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ФИЛОСОФИЯ

н.н. ПЛУЖНИКОВА (Волгоград)

ПРОБЛЕМА СОЗНАНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ

Рассматривается понятие сознания в современной философии. Представлена критика натуралистических концепций сознания, анализ которых отражает определенные тенденции развития современной науки, а также раскрывает роль и значение постмодернистских и эзотерических практик в интерпретации понятия сознания.

Ключевые слова: сознание, мозг, натурализм, постмодернизм, неоэзотерика.

Переосмысление в философии тех или иных теоретических концептов, особенно фундаментальных, всегда имеет определенные последствия для развития культуры. Забегая вперед, можно сказать, что последствия эти разрушительны и даже трагичны для культуры и для бытия человека сегодня. Экспансия естественных наук в область гуманитарного знания, которая началась в середине XX в., приносит свои плоды и в области философии. Складываются целые научные направления, которые своей научностью явно или неявно принижают не только философское мышление, но и сущность человеческого бытия в целом.

Результатами этого становятся астени-зация философского мышления, стремление естественных наук показать «умственную слабость» философии при решении фундаментальных проблем человеческого бытия, в том числе и проблемы сознания. Бытует мнение, что современная философия, подвергнувшись современным знаково-символическим процессам, деконструирована и неспособна решить традиционные для нее проблемы. В частности, она не способна решить проблему сознания, поскольку еще в классической философии были поставлены вопросы, без которых о сознании сегодня говорить бессмысленно. К примеру, это вопрос о том, зачем человеку необходимо сознание; как быть со свободой

воли, если сознание человека детерминировано психофизическими процессами?

В итоге современный теоретический дискурс по проблеме сознания, опираясь на достижения западных естественных наук, сделал крен в сторону натуралистических концепций. Несмотря на то, что философские истоки натурализма были заложены еще в философии Р. Декарта, как междисциплинарное течение он стал развиваться на Западе в первой половине XX в. Активным толчком к развитию натуралистических концепций сознания стали достижения нейрофизиологии, клеточной физиологии, информационных технологий. Теоретическим ядром натуралистических концепций сознания стала нейробиология -междисциплинарная наука, которая изучает нейронные связи в организме животных и человека.

Теоретико-методологическая основа натурализма состоит в следующем: сознание представляет собой природный феномен, следовательно, может быть изучено научными методами подобно тому, как изучаются физические объекты. Сознание может быть проверено эмпирическим путем — через изучение нейронных связей в коре головного мозга. Сознание -это такой же физический объект, как и тело.

При этом натурализм отрицает трансцендентные основы человеческого бытия: существование души, энтелехии, свободы воли и т.д. Однако подобно тому, как он не может философски объяснить, что же такое сознание, он также не объясняет вещи другого плана, которые являются по своей сути сверхопытными: «Кажется, что принятие субатомных частиц, таких как кварки, которые не даны в опыте и, возможно, не существуют, но полезны для объяснительных целей современной естественной науки, и отрицание обращения к другим объяснениям, таким как дух, разум и даже сознание, являются совершенно произвольными. Естественная наука в своем развитии ранее прибегала к понятию эфира и, возможно, снова обратится к нему, таким образом, оказывается, единственное, что обосновывает обращение к определенным объясняющим факторам, это некий нечеткий принцип прагматической полезности» [6, с. 17].

© Плужникова Н.Н., 2013

Согласно Дж. Сёрлю, одному из видных представителей натурализма, сознание принципиально не может обладать свободой действия, поскольку оно естественно детерминировано: это физическая, а также ментальная составляющая нервных систем высокого порядка, таких как мозг человека и большинства животных [10, с. 4]. Сознание — это механизм мозга, который управляет исключительно работой мозга. Что же такое сознание в понимании натурализма? Это механизм, который реагирует на реальность в виде совокупности эмоциональных сигналов, чувствований. некий регистратор, фиксатор чувственных ощущений. не случайно для обоснования своего представления о сознании натурализм обращается к когнитивным наукам: «Когнитивные науки моделируют, изменяют современное представление об устройстве мира и мышления человека, которое идет вразрез с традиционным в классической эпистемологии представлением о сознании как простом отражении объективной действительности» [5, с. 215]. В этом пункте натурализм неожиданно сходен с сенсуализмом, который также представляет сознание как поток ощущений [9]. Не следует забывать о том, что в натурализме исследуются частные свойства сознания, его отдельные проявления, а значит, выводы натурализма будут всегда существовать в философии в форме гипотетического знания, а не эмпирического: «Научные гипотезы стремятся объяснить частные свойства, частные законы и частные отношения действительности в ее наблюдаемом конкретном строе, — иначе говоря, собственную природу отдельных групп наблюдаемых явлений. Напротив, философия ставит вопрос об общих условиях и общих основаниях всякого бытия вообще, и все частное рассматривает лишь в свете делаемых ею универсальных предположений и в связи с ними» [1, с. 168].

Понимание сознания в качестве экрана, отражающего ощущения, или как их фиксатора указывает на операциональную функцию сознания, на его техническую сторону, а не на его сущность. В то же время, если сознание выполняет лишь операции по обработке действительности, а сама действительность, по убеждению постмодернистов, представляет собой гиперсимулякр, то ничто не мешает самому сознанию быть знаком, а не неким физическим объектом: «Реальное производится, начиная с миниатюрнейших клеточек, матриц и запоминающих устройств, с моделей управления — и может быть воспроизведено несмет-

ное количество раз. оно не обязано более быть рациональным, поскольку оно больше не соизмеряется с некой, идеальной или негативной, инстанцией. оно только операционально. Фактически это уже больше и не реальное, поскольку его больше не обволакивает никакое воображаемое. Это гиперреальное, синтетический продукт, излучаемый комбинаторными моделями в безвоздушное гиперпространство. В этом переходе в пространство, искривленность которого не совпадает ни с искривленностью реального, ни с искривленностью истины, эра симуляции приоткрывается через ликвидацию всех референций — хуже того: через искусственное воскрешение их в системах знаков, материале еще более гибком, чем смысл» [2, с. 5].

В натурализме сознание и мозг понимаются как тождественные друг другу. Однако, как считает американский реаниматолог С. Пар-ниа, «возможно, психика и сознание представляют собой не известный науке тип физического взаимодействия, который совсем не обязательно производится непосредственно мозгом. Да, исследования деятельности мозга с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии научили специалистов видеть связь между активацией той или иной области и определенными мыслительными процессами. Но это никак не отвечает на вопрос о курице и яйце: то ли электрохимическая деятельность клеток порождает мышление, то ли наоборот» [8].

Кроме того, из понятия сознания и для решения проблемы сознания, в частности из ответа на вопрос «Зачем человеку нужно сознание?», не может быть убрана трансцендентная составляющая, поскольку тогда невозможно в принципе говорить о самосознании или об идентичности личности, которая как раз и складывается вокруг самосознания: «…изъятие из теоретического конституирования “Абсолюта” чисто в концептуальной плоскости ведет к стремительной эрозии самого понятия идентичности. И если “смерть Абсолюта” понимать именно метафизически, а не в смысле плоского атеизма, то понятно, что мы оказываемся перед лицом серьезных, если не сказать, трагических концептуальных проблем: мы становимся свидетелями начавшихся взрывов времени, аншлюза сознания бессознательным, распада мотивационных комплексов, — ломки идентификационных сценариев» [7, с. 66].

Следовательно, для отказа от схематичного, физикалистского понимания сознания фи-

лософия должна выйти за пределы натурализма, предложив что-либо иное, либо вернуться в классическую философскую традицию понимания сознания, заложенную еще Г.В.Ф. Гегелем. Возвращение это, кстати, может не оказаться откатом к классическим вариациям на тему сознания, а послужить прояснением современному положению дел в философии сознания. Обратимся к понятию сознания у Гегеля. В «Энциклопедии философских наук» он пишет, что «сознание обладает своей метафизикой, тем инстинктивным мышлением, той абсолютной силой в нас, которой мы можем овладеть лишь в том случае, если мы сделаем саму ее предметом нашего познания. Философия как философия располагает вообще другими категориями, чем обычное сознание; все различие между различными уровнями образования сводится к различию употребляемых категорий. Все перевороты как в науках, так и во всемирной истории происходят оттого, что дух в своем стремлении понять и услышать себя, обладать собой менял свои категории и тем постигал себя подлиннее, глубже, интимнее и достигал большего единства с собой» [3, с. 21]. Таким образом, по Гегелю, сознание есть абсолютная сила, которая наличествует в человеческом бытии и благодаря которой бытие присутствует. Это не аналитическая способность человека по взаимоотношению с реальностью и не некий механизм — это некоторая точка сопряжения, встречи личности с бытием. В этом плане игра самосознания — это игра силы, характера, воли личности. Если не будет этой силы или самости, то не будет и чувств, ощущений, опыта встречи с эмпирической реальности, с которой необходимо находиться в состоянии постоянно интеллектуального сопряжения.

Ситуация с неопределенностью, проблематичностью интерпретации понятия сознания усугубляется еще и тем, что создаются псевдонаучные метатеории сознания. Наиболее наглядно они представлены в таком направлении, как неоэзотерика. Неоэзотерика -это классическая эзотерика, которая привлекает для своего обоснования принципы современного естествознания для того, чтобы обладать более достоверными данными [4]. Сознание понимается в неоэзотерике как состояние психической жизни человека, как субъективная «переживаемость» событий внешнего мира для индивида. Таким образом, сознание не есть нечто самостоятельное, поскольку вместе с подсознанием и бессознательным

оно включается в структуру психики и образует область психического. Следовательно, в неоэзотерике мы встречаем близкую к сенсуализму и постмодернизму интерпретацию сознания в качестве совокупности переживаемых ощущений.

Термин сознание, как указывают сами неоэзотерики, является трудным для определения, поскольку данное слово используется и понимается в широком спектре направлений. Сознание может включать мысли, восприятия, воображение и самосознание. В разное время оно может выступать как тип ментального состояния, способ восприятия, способ взаимоотношений с другими.

Сознание в неоэзотерике используется как категория для обозначения ментальной деятельности человека по отношению к самой этой деятельности. Таким образом, неоэзотерика в понимание сознания не вносит ничего нового, поскольку стремится опереться на идеалистические представления о природе сознания, а также на частные сведения, полученные из философии, психологии и нейронаук. Знание о сознании в неоэзотерике выглядит фрагментарным и тем более не проясняет вопроса о природе и роли сознания в человеческом бытии.

Из вышесказанного можно сделать ряд выводов. Во-первых, проблема сознания в современной науке остается нерешенной, поскольку натурализм не в состоянии объяснить природу сознания и многие его положения являются спорными. Во-вторых, стремление объяснить природу сознания берут на себя псевдонаучные концепции, в частно -сти неоэзотерика, которая не дает ни одной качественно новой интерпретации или нового объяснения феномена сознания. Однако основная проблема всех натуралистических и псевдонаучных концепций сознания заключается в следующем: чтобы понять сознание, необходимо объяснить его не через него самого, а через что-то другое (познание, связь с действительностью, ощущения, нейроны и т.д.). Сбрасывается со счетов то, что природу такого сложного механизма, как сознание, из структуры нейронов не выявить. Проблема сознания не решена, поэтому, когда пройдет мода на техницизм и натурализм, философия либо вернется к своим истокам, т.е. станет гегельянской и метафизичной, либо опустится на уровень грубых интерпретаций человеческого существования, совершив инверсию в первобытные тео-

ретические реконструкции, а это значит, что она перестанет быть философией.

литература

1. Баранец Н.Г., Ершова О.В., Кудряшова Е.В. Конвенции и коммуникация в научном и философском сообществах. Ульяновск : Изд. Качалин Александр Васильевич, 2012.

2. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция / пер. О.А. Печенкина. Тула : Тул. полиграфист, 2013.

3. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук : в 3 т. Т. 2 : Философия природы. М. : Мысль, 1975.

4. Кундин А.В., Любушкина Н.М. NeoEsoteric. Современная эзотерическая наука. Киев : Альбион, 2011.

5. Плужникова Н.Н. Рецензия на монографию: Баксанский о.Е., Кучер Е.н. Когнитивные науки: от познания к действию. М. : КомКнига, 2005. 184 с. // Социология знания и философия науки : сб. материалов Пятой науч. конф. (Ульяновск, 14-15 мая 2013 г.) / под ред. Н.Г. Баранец. Ульяновск : Изд. Качалин Александр Васильевич, 2013. С. 212-215.

6. Рокмор Т. Натурализм как антикантианство // Эпистемология и философия науки. 2009. Т. XXII. № 4. С. 14-29.

7. Сухачев В.Ю. От идентичности сознания к семиотической связанности // натуралистические концепции сознания : рабочие материалы конф. 2425 мая 2013 г. г. Санкт-Петербург. СПб. : СПбГУ, 2013. С. 66-67.

8. Целиков Д. Откуда берутся видения при отключенном мозге? URL : http://compulenta.com-puterra.ru/chelovek/neirobiologiya/10006491 (дата обращения: 02.06.2013).

9. Юм Д. О человеческой природе. СПб. : Азбука, 2001.

10. Searle J. The Construction of Social Reality. N.Y. : Free Press, 1995.

Issue of consciousness in modern philosophy

There is considered the notion of consciousness in modern philosophy. There is represented the criticism of the naturalistic conceptions of consciousness, the analysis of which reflects some definite tendencies of modern science development, as well as reveals the role and meaning of post-modernism and esoteric practices in interpretation of the notion of consciousness.

Key words: consciousness, brain, naturalism, postmodernism, neo-esoteric.

н.н. Полуян

(киров)

элементы феноменологии в концепции «познавательной подстановки» а.а. Богданова

Анализируются основные положения познавательного метода «универсальной подстановки», разработанного русским философом А. Богдановым в связи с феноменологической теорией «символической аппрезентации».

Ключевые слова: А.А. Богданов, познавательный метод, подстановка, формальная логика, феноменология, А.Шюц, аппрезентативная связь.

Александр Александрович Богданов (1873-1928; настоящая фамилия — Малиновский, другие наиболее известные псевдонимы -максимов, Рядовой, Вернер) — практикующий врач-психиатр, философ, экономист, депутат Государственной Думы, полковой врач во время Первой мировой войны, писатель-фантаст, профессиональный революционер-большевик, создатель научного института переливания крови.

Несмотря на политическую дискредитацию, ценность вклада Богданова в медицинскую науку была справедливо и широко признана в России. чего нельзя было сказать о его работах по социологии, политической мысли, теории социализма, философии. Конечно, творческое наследие Богданова очень велико, и в последнее время сделано немало в направлении осмысления, оценки и практического применения целого ряда его идей в различных отраслях знания. В данной статье нам бы хотелось, прежде всего, показать включенность, «вписанность» мыслительных конструкций русского философа Богданова в общий контекст развития мировой философской мысли. Для этого попробуем раскрыть значение и смысл его универсальной «подстановки» как одного из методов познавательной деятельности в связи с феноменологической теорией «символической аппрезентации».

Богданов рассматривает подстановку в качестве одного из методов познания, который используется людьми для приведения в стройную связь и порядок своего опыта, своих зна-

© Полуян Н.Н., 2013

Целеполагание в структуре социальной деятельности человека

Текст диссертации на тему «Целеполагание в структуре социальной деятельности человека»

Гавеля Владимир Леонтьевич

Целеполагание в структуре социальной деятельности

человека

/специальность 09.00.11 — социальная философия/

Диссертация на соискание ученой степени доктора философских наук

/ ) I

7 У

х’оСЖ*…..

I и ——————Л

Содержание

ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………………………………………………………………..3

ГЛАВА I. МНОГОФУНКЦИОНАЛЬНОСТЬ

ЦЕЛЕПОЛАГАНИЯ………………………………………………………………………………………………23

§ 1. Трактовка целеполагания в различных

философских системах…………………………………………………………………………23

§2. Функции целеполагания………………………………………………………………….46

§3. Целеполагание как функция свободы……………………………………………………..73

ГЛАВА II. ЦЕННОСТНАЯ ФУНКЦИЯ

ЦЕЛЕПОЛАГАНИЯ………………………………………………………………………………………………88

§1. Мотивации целеполагания………………………………………………………………88

§2. Корреляция целей с культурными универсалиями………………………..117

§3. Коррекция целей в социуме………………………………………………………….138

ГЛАВА III. ВЗАИМОСВЯЗЬ ЦЕЛЕПОЛАГАНИЯ И

ЦЕЛЕОСУГЦЕСТВЛЕНИЯ……………………………………………………………………………………160

§ 1. Место целей в прогнозировании социальной деятельности…………..160

§ 2. Целеосуществление в структуре социальной деятельности

человека……………………………………………………………………………………………206

§3 Формы коррекции целей в процессе их

реализации в социальной среде…………………………………………………………. 224

§4. Взаимосвязь целеполагания и планирования в

социальной деятельности…………………………………………………………………..250

ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………………………………………………………………………………………274

ЛИТЕРАТУРА…………………………………………………………………………………………………….292

Введение

Актуальность темы. Как известно, специфика человеческой деятельности — в ее целенаправленности. Человек начинает действовать после того, как представит в своем сознании результат будущей деятельности в виде цели. Следовательно, цель всегда в идеальной форме предваряет будущий результат и служит духовным стимулом ее достижения.

Чаще всего отношение «цель-результат» мыслится как плавный, осмысленный переход одного в другое. В действительности это ложная очевидность, цель и целенаправленность — сложный и глубоко индивидуализированный процесс, при анализе которого внимание исследователя, естественно, обращается к психологическим механизмам, личностным чертам, личностной ситуации, формам связи цели и средств ее реализации, коррекции цели на пути к результату и т.д. Необходимость и возможность достижения своих целей и удовлетворения потребности в результате обмена деятельностью — фундаментальная социальная предпосылка для формирования и существования целенаправленного поведения человека.

Разделение труда индивидуализировало цели отдельного субъекта социальной жизни, породив вместе с тем и их неизбежное частичное расхождение с целями сообщества. Вместе с тем, общественное разделение труда превращает результат целеосуществления в предмет, предназначенный для социального обмена, и тем самым делает само целенаправленное поведение необходимым условием участия человека в общественной деятельности, то есть необходимой предпосылкой его существования как общественного существа.

Главная функция целеполагания — формирование цели как идеального образа будущего результата деятельности человека в философии давно определена. Однако:

— остается невыясненным состав функций целеполагания как интегрального вида духовной деятельности человека;

— неясно соотношение целеполагания с таким видом предваряющего отражения действительности, как прогнозирование;

— существует теоретическая и практическая потребность в определении единства и различия процессов целеполагания и планирования, целеполагания и программирования;

-ив теоретическом и в практическом плане необходимо установить соотношение между замыслом-целью и процессом целеосуществления, ведущим к результату;

-человек давно создает «думающие машины», поэтому необходимо установить пределы применения понятий цели и целеполагания в проектировании и использовании этих машин.

Целеполагание является духовным предвосхищением всей практической деятельности человека, и поэтому оно обладает сложной структурой и выполняет не одну, а некоторое множество функций по отношению к этой деятельности. Отсюда и вырастает проблема настоящего исследования: выявить действительную сложность целеполагания как целостного вида духовной деятельности человека, а так же его место и функции в составе практической деятельности.

Человек ставит цели и осуществляет целенаправленное поведение, выбирает тактику и стратегию движения к результату, будучи включенным, в историческую — материальную и духовную — деятельность общества. Само целеполагание как мысленное предвосхищение результата деятельности можно рассматривать в качестве продукта совместной коллективной деятельности. Человеческое сознание, мышление, идеальное как необходимые предпосылки целеполагания есть особая способность человека субъекта общественной трудовой деятельности в системе разделения труда, где потребность одного может быть удовлетворена трудом другого, произведшего предмет потребности первого.

В процессе реализации цель покидает область сознания. Труд как реальное преобразование окружающего мира на основании предваряющего мыслительного образа в общественно развитых и общественно узаконенных формах и есть тот процесс, внутри которого в качестве его метаморфозы рождается и функционирует идеальное, которое в качестве системы, культуры, целого, обособленного функционирует уже как форма общественно-человеческой детерминации, целенаправленной воли отдельного человека.

Несомненно, актуальным является выявление структуры целеполагания, градация мотивов выбора цели, опорных ценностей целеполагания, а также степени его свободы. До сих пор, однако, не существует описания системы целеполагания как целого, как специфического уровня человеческой деятельности, не рассматривается ценностная функция целеполагания, а также характер целеосуществления в непрерывно меняющейся структуре социальной деятельности человека. В цели результат полагается идеально и, переходя в сферу опредмечивания, непрерывно корректируется в процессе деятельности, в процессе соединения со средствами.рассматриваемый уровень ее принадлежности к предмету других наук. В теории принятия решений, например, цели рассматриваются как задания, как нечто данное, как директивное указание от вышестоящих органов. Здесь выбор целей отождествляется с определением критериев оценки альтернатив. Логико-

управленческий подход в большинстве своем строится на отождествлении основных механизмов постановки целей с логикой их достижения. Предполагается, что механизм выбора целей аналогичен выбору средств в зависимости от возможностей, наличия и характера средств достижимости. Даже когда выбор поднимается на новый уровень рациональный (последовательно, непротиворечиво), инструментальный (по содержательному внешнему критерию) или же согласно иерархии предпочтений или «дереву целей», — то и в этих случаях вопрос о предпосылках возникновения этих критериев выносится за рамки анализа.

Будучи видом духовной деятельности, целеполагание доступно только человеку, в то же время процесс функционирования кибернетических машин является чисто материальным процессом. Отсюда возникает проблема: правомерно ли и если да, то насколько, применять понятие целеполагания к функционированию кибернетических машин. Что же касается понятия цели, то в литературе высказывается мнение о применимости данного понятия не только к кибернетическим машинам, но и к живым системам. В качестве доказательства такой точки зрения приводят только аналогию.

В цели содержится в снятом виде активная природа субъекта деятельности, она выступает как целеустремленность. Целеустремленность — это субъективное осознание людьми цели своей деятельности, знание средств и методов ее достижения. Здесь многообразие функциональных целей наталкивается на оценочный аспект целеполагания, выстроенный по актуальности и значимости целей, когда осознается приоритет перспективных целей, реализация которых составляет стратегию целеполагания.

Непосредственно целеполагание реализуется (или протекает) в рамках духовной деятельности человека, но этот вид деятельности не является самодостаточным и не замыкается в себе. Как признано в философии, целеполагание обслуживает практическую деятельность человека и оценивается в зависимости от того, как оно влияет на эту деятельность. Отсюда следует, что

практическая деятельность человека по отношению к целеполаганию выступает как целеосуществление. Вот почему исследования целеполагания так же не должно замыкаться в нем. Исследование целеполагания может считаться завершенным только в том случае, когда это исследование охватывает этап целеосуществления, то есть выходит за рамки собственно целеполагания.

Целеполагание есть решимость преодоления препятствий, которые могут встать на пути реализации цели. Здесь речь идет о мотивированном и немотивированном подходе. В первом случае целеустремленность опирается на знания, выбор методов, социальные критерии, культурные универсалии и т.д. Во втором случае знание может не играть решающей роли, и тогда целеустремленность идет путем проб и ошибок. Поэтому субъект деятельности готов отвечать за цели, но ни в коей мере не за результаты.

При этом воспроизводится противоречие между тем, что есть, и тем, что необходимо человеку. С одной стороны — это внутренний побудительный стимул целеполагания, с другой — побуждение к активности в реализации целей. Целеполагание — это движение от единичности конкретного выбора через его уникальность к общей, повторяемой, «стандартной» механике, которая все же не делает людей одинаковыми. Это создает ситуацию сопряженности целеполагания с прогнозом. Прогнозирование связано с целеполаганием своим генезисом в качестве формы экстраполяции настоящего на локальные участки времени в будущем. Современная психология и философия склонны признать прогностические способности человека неотъемлемым, атрибутивным компонентом психики и важнейшей его функцией. Следовательно, способность к прогнозу, предвидению — как частное — входит в содержание сложных интегративных всеобъемлющих способностей человека, проявляющихся в различных сферах деятельности, которые не имеют своим предназначением предвидение. Эта проблема соотнесения прогноза и целеполагания рассматривается и решается в данном исследовании.

Известно, что наиболее существенными особенностями целенаправленного поведения человека являются его ситуативность, тесная связь с реальной (объективной, в широком смысле, и примысливаемой, то есть включающей прошлое и будущее) ситуацией. Поэтому имеет смысл попытаться стандартизировать ситуацию целеполагания, и в этом таится возможность рассматривать ее как возможность, воспроизводящую себя в будущем, что, в сущности, и называется предвидением. Практика показывает, что научное предвидение в социальной сфере, и не только в ней, совершается через специфические виды и формы его. Наибольшее значение из них имеют целеполагание, прогнозирование и планирование, поэтому именно их можно считать основными видами научного предвидения.

Следовательно, прогнозирование — это установление номенклатуры, более или менее широкого диапазона возможностей, соответствующих наличным средствам и потребностям, а целеполагание — всегда выбор наилучшей, субъективно предпочтительной из этих возможностей. Целеполагание связано также и с планированием. В гносеологическом ракурсе планирование выступает как отражение действительности, как способ познания и, в то же время, как вид научного предвидения. План, как и цель, представляет собой связующее звено между настоящим и будущим. Поэтому уместно дать следующее определение планирования: планирование является теоретически достоверной системой мероприятий по достижению заранее поставленной цели, основанной на достоверных знаниях о возможных в будущем ситуациях и событиях, о способах и методах соединения цели со средствами. Прогнозирование, планирование и система целеосуществления рассмотрены в диссертации в той связи, которая ведет к интегральной трактовке целеполагания.

Состояние и степень разработанности проблемы. Проблема целеполагания входит в круг проблем, характеризующих активную природу человека. Данная проблема в какой-то мере является пограничной в теоретическом освоении субъектно-объектных феноменов и сущностей. В

скрытой форме проблема цели ставилась в любой философской системе, в той или иной степени декларирующей соотношение человека и среды его жизнедеятельности (Конфуций, Платон, Аристотель, Д. Локк, Ж.Ж. Руссо, И. Кант, Г.В.Ф. Гегель, К. Маркс, Ф. Энгельс, Дж. Дьюи, Н.Г. Чернышевский, В.И. Ленин, М. Шелер, С.Л. Франк, Н. А. Бердяев, 3. Фрейд, Э. Фромм и др.). Однако разнообразие позиций и платформ оставляло проблему в лучшем случае в состоянии постановки: здесь положительный теоретический материал накапливался крайне медленно и, как правило, сводился к перечислению очевидностей. В последнее время проблема цели не разрабатывалась вообще, хотя сама категория в содержании мысленного предвосхищения деятельности использовалась широко и повсеместно.

Христианская религиозная философия содержит в себе учение о цели -телеологию, суть которой в утверждении, что не только действия человека, но и исторические события и природные явления направлены в общем плане и в частности к определенной цели (телеологической). При сохранении основного тезиса, что бог — единственная высшая и конечная цель явлений, современная телеология склоняется к тезису Канта о том, что телеология является только регулятивным, эвристическим принципом и выступает побудительной основой для познания мира, но ничего не говорит о самом мире. Современная телеология, развивая этот тезис, дополняет его положением об активности индивидуальной воли.1

Современная научно-техническая революция и связанный с ней прогресс автоматических устройств требует философской разработки большого круга вопросов проблемы «человек-машина». Необходимо исследовать допустимую антропоморфность понятий информатики, которые ранее употреблялись для

1 Smith T. Why a teleological defense of rights needn’t yield welfare rights. J. of social philosophy. — Villanova, 1992. -Vol. 23, 3., p. 35-50.

Norton D.L. On recovering the telos in teleology, or, «Where’s the beef?’ Monist. -La Salle (Ind.), 1992. -Vol. 75, 1.

Veatch H.B. Mpderns ethics, teleology, and love of self. Monist. — La Salle (Ind.), 1992. — Vol. 75, 1., p. 52-70. BedauM. Against mentalism in teleology. Amer. philos. quart. -Oxford, 1990. -Vol. 27, 1.

обозначения сугубо человеческих действий и функций, в том числе и категории «цель». По этим вопросам у нас издан ряд серьезных монографий и статей.

Но, начиная с 80-х годов и по настоящее время, проблема цели далее не разрабатывалась, а если и использовались апробированные в прошлом положения, то только в сфере решения проблем субъектно-объектных отношений, общения, теории личности. Множество проблем и аспектов целеполагания еще ждут своего решения. Это — структурность цели, многофункциональный характер целеполагания, связь целеполагания и прогноза, допустимый характер гомоморфности цели в функционировании искусственных систем. Со времени, когда основатель кибернетики Н. Винер употребил понятие цели для обозначения направленности функционирования искусственных систем, непрерывно идет дискуссия о правомочности его употребления вне дефиниций, характеризующих устремления субъекта. В нашей философской литературе эти проблемы рассматриваются под углом зрения соответствия цели средствам, органической целесообразности, проблема/и современной телеологии, а также возможности использования данной категории в информатике.

Дискуссия, особенно по последнему вопросу, дала положительные результаты и способствовала обобщению достижений в области проектирования и строительства нового поколения ЭВМ.

Роль труда и языка в развитии сознания

Сознание человека возникло в результате перехода от животного существования к трудовой деятельности. Животное приспособляется к природе, человек же изменяет природу для удовлетворения своих потребностей.

Своеобразием этой производственной, трудовой деятельности, составляющей основное, решающее отличие человека от его животных предков, определяются и особенности сознательной психики человека.

Для труда характерны прежде всего две связанные друг с другом черты:

1. употребление и изготовление орудий,
2. общественный, коллективный характер трудовой деятельности.

Предпосылки для этого создались, как мы видели, уже у обезьян. Такими предпосылками являлись частичное освобождение руки от функции передвижения и приспособление её к функции хватания, развитие способности к манипулированию вещами под контролем зрения, развитие зачатков мыслительной деятельности. Потребовался, однако, ещё один решающий шаг — переход к прямой походке и полное освобождение руки от функции передвижения, чтобы перейти от случайного использования орудий высшими обезьянами к трудовой деятельности первых людей, основанной на изготовлении и употреблении орудий.

Многочисленными опытами доказано, что обезьяна иногда может использовать палку, сук или другой длинный предмет, для того чтобы достать приманку (банан, апельсин), до которой она не может дотянуться рукой. Однако имеется существеннейшее различие между настоящим орудием труда и палкой, которую обезьяна использует как «орудие» доставания банана. Это различие связано с коллективным характером труда. Труд возник как коллективная деятельность, и с самого начала орудия труда характеризовались определённым способами употребления, выработанным данным коллективом и известным данному коллективу. Поэтому орудия могли изготовляться «впрок» и храниться коллективом. Ничего подобного мы не находим у обезьян. «Способ употребления» палки для добывания банана не закрепляется за этой палкой и не становится свойством её, известным целой группе обезьян.

Употребление палки как «орудия» имеет случайный, эпизодический характер. Поэтому животные никогда не хранят своих «орудий». Употребление орудий связано с осознанием некоторых устойчивых постоянных свойств предмета и столь же устойчивых отношений этого предмета к другим. Нельзя изготовлять и употреблять орудие, не сознавая, что оно является средством добывания пищи или одежды, не сознавая, следовательно, того отношения, которое оно имеет к тем вещам, которые при помощи него добываются. А чтобы изготовлять впрок и хранить орудие, нужно сознавать, что это отношение имеет постоянный, устойчивый характер. Осознание постоянных свойств предмета и его отношений к другим предметам — один из важнейших признаков перехода от зачатков мыслительной деятельности, наблюдаемых у животных, к сознательному человеческому мышлению.

Коллективный характер труда предполагает известное сотрудничество индивидов, т. е. некоторое, хотя бы самое элементарное, разделение трудовых операций. Такое разделение возможно лишь в том случае, если каждый индивид сознаёт связь своих действий с действиями других членов коллектива и, тем самым, с достижением конечной цели.

Возьмём, например, деятельность загонщика в условиях первобытной коллективной охоты. Что побуждает его к деятельности? — Потребность в мясе или шкуре животного. Конечная цель, которую преследуют все участники охоты,— завладеть мясом и шкурой животного. Однако непосредственная цель действий загонщика совсем другая — вспугнуть зверя и погнать его от себя. Какой смысл имели бы эти действия, если бы загонщик не осознавал связи своих действий с действиями других участников охоты и, тем самым, с достижением конечной цели — получением мяса и шкуры животного? Очевидно, действия загонщика возможны лишь потому, что он осознаёт свои действия как средства, ведущие к достижению конечной цели охоты.

Таким образом, в условиях коллективного труда деятельность человека становится целенаправленной, т. е. она предполагает осознание цели и тех средств, которые ведут к достижению этой цели. В этом одно из коренных отличий человеческой деятельности и сознания от поведения и психики животных.

У животных нет языка. Правда, животные нередко воздействуют друг на друга с помощью звуков голоса. Примером могут служить хотя бы сигналы, подаваемые сторожевыми птицами в стае. Как только человек или хищное животное приблизится к стае журавлей, спустившейся на луг, сторожевая птица издаёт пронзительный крик и с шумным хлопаньем крыльев поднимается в воздух, а вслед за ней снимается и вся журавлиная стая. Однако эти случаи только внешне похожи на речевое общение людей. Птица издаёт крик не с сознательной целью известить птиц о приближающейся опасности; крик есть часть инстинктивной реакции на опасность, реакции, включающей в себя, кроме крика, ещё хлопанье крыльев, взлёт и т. д. Другие же птицы взлетают не потому, что они «поняли значение» этого крика, а в силу инстинктивной связи между этим криком и взлётом.

Условными сигналами для животного могут быть самые различные предметы или отдельные свойства их, совпадающие по времени с появлением пищи или приближением опасности. Такая сигнализация, обеспечивающая ориентировку в среде по свойствам и признакам окружающих предметов и явлений, имеющая общие закономерности для высших животных и человека, была названа И. П. Павловым первой сигнальной системой.

У человека в отличие от животных в процессе труда и общественной жизни развился звуковой язык. Слова и сочетания слов, которые мы слышим, видим или ощущаем при произношении, также сигнализируют собой определённые предметы или отношения окружающих нас вещей. Это составляет вторую сигнальную систему, являющуюся продуктом общественной жизни и образующую специально человеческую «прибавку», не имеющуюся у животных.

«В развивающемся животном мире на фазе человека,— пишет И. П. Павлов,— произошла чрезвычайная прибавка к механизмам нервной деятельности. Для животного действительность сигнализируется почти исключительно только раздражениями и следами их в больших полушариях, непосредственно приходящими в специальные клетки зрительных, слуховых и других рецепторов организма… Это — первая сигнальная система действительности, общая у нас с животными. Но слово составило вторую, специально нашу, сигнальную систему действительности, будучи сигналом первых сигналов».

О значении словесных воздействий И. П. Павлов пишет:

«слово для человека есть такой же реальный условный раздражитель, как и все остальные общие у него с животными, но вместе с тем и такой многообъемлющий, как никакие другие, не идущий в этом отношении ни в какое количественное и качественное сравнение с условными раздражителями животных. Слово, благодаря всей предшествующей жизни взрослого человека, связано со всеми внешними и внутренними раздражениями, приходящими в большие полушария, все их сигнализирует, все их заменяет и потому может вызвать все те действия, реакции организма, которые обусловливают те раздражения».

Вторая сигнальная система неразрывно связана с первой; у человека всегда имеет место взаимодействие обеих сигнальных систем. Вторая сигнальная система позволяет в обобщённом виде сохранять накопленные знания, служит общению между людьми и лежит в основе механизма человеческого мышления. Через вторую сигнальную систему, в её взаимодействии с первой, осуществляется решающее влияние общественных условий на развитие сознания человека; через вторую сигнальную систему сознание человека проявляется в его общественной деятельности.

Одновременно формировался и орган человеческого сознания — кора большого мозга человека. «Сначала труд,— как указывает Энгельс,— а затем и рядом с ним членораздельная речь явились самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьян мог постепенно превратиться в человеческий мозг, который, при всем сходстве в основной структуре, превосходит первый величиной и совершенством».

Мозг человека отличается от мозга всех животных, в том числе и высших обезьян, прежде всего по своему размеру: средний вес головного мозга человека — 1 400 г, тогда как средний вес мозга человекообразных обезьян — от 400 до 500 г.

Исключительно высокое развитие имеет у человека кора больших полушарий. Она представляет собой пластинку толщиной в 3—4 мм, облегающую снаружи большие полушария. При микроскопическом исследовании обнаруживается, что кора состоит из ряда слоев, отличающихся друг от друга по типу и функциям, имеющихся в них нервных клеток. Отходящие от этих клеток нервные волокна связывают их с органами чувств, с органами движения, а также образуют связи между клетками. В коре насчитывается около 16 миллиардов нервных клеток.

Кора большого мозга человека является целостным органом, отдельные части которого, выполняющие различные функции, теснейшим образом связаны друг с другом.

Параллельно с развитием мозга шло развитие его ближайших орудий — органов чувств и органов движения. Важнейшее значение на первых этапах имело развитие руки, являвшейся у формировавшихся людей и органом трудовых движений, и органом познания вещей посредством осязания. Не меньшее значение получило и развитие человеческого голосового аппарата, способного производить членораздельные звуки, человеческого уха, способного воспринимать членораздельную речь, и человеческого глаза, способного замечать в вещах то, что недоступно ни одному из животных.

Учение И. П. Павлова о второй сигнальной системе и её взаимодействии с первой указывает на специфически человеческие механизмы высшей нервной деятельности. Основные законы высшей нервной деятельности, установленные И. П. Павловым, являются общими для всех людей. Но содержание психической жизни человека определяется в первую очередь воздействием общественных условий, в которых человек живёт и действует. С изменением общественной жизни существенным образом меняется психология людей, как совокупность исторически обусловленных особенностей, привычек, знаний, мыслей и чувств. Эти изменения в духовном облике людей представляют собой то, что отличает человека одной исторической эпохи от другой, одного класса от другого.

Программа курса «метафизика религии. Общее и сравнительное религиоведение.»

Е.Н.АНИКЕЕВА

ПРОГРАММА КУРСА «МЕТАФИЗИКА РЕЛИГИИ. ОБЩЕЕ И СРАВНИТЕЛЬНОЕ РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ.»

Для студентов философской и религиоведческой специальностей

Москва

2002

© Аникеева Е.Н., 2002

В курсе рассматриваются вопросы общетеоретического и сравнительного религиоведения; вводится понятие «метафизика религии» как религиозной теории, анализируются в сравнении отдельные религиозные типы, метафизика индийских религий и христианская догматика, выводятся религиозные архетипы (общее в религиозных сознании и теории), в результате компаративного анализа выявляются теоретические принципы политеистической и монотеистической религиозности как основных парадигм религиозного сознания.

E. ANIKEEVA, Ph.D
S Y L L A B U S

«METAPHYSICS OF RELIGION. GENERAL AND COMPARATIVE RELIGIOUS STUDIES«

for students of Philosophy, Theology, Religious studies/
This syllabus is elaborated for the purpose to demonstrate the essential ontological, metaphysical or any theoretic basis of different religious types, and more in detail metaphysics of Indian religions and Christian dogmatics. The laws of the two main religious paradigms: polytheism and monotheism are revealed.
С о д е р ж а н и е

ПЛАН КУРСА ЛЕКЦИЙ ПО «МЕТАФИЗИКЕ РЕЛИГИИ; ОБЩЕМУ И СРАВНИТЕЛЬНОМУ РЕЛИГИОВЕДЕНИЮ» . . . . .

СОДЕРЖАНИЕ ПРОГРАММЫ КУРСА ЛЕКЦИЙ ПО «МЕТАФИЗИКЕ РЕЛИГИИ; ОБЩЕМУ И СРАВНИТЕЛЬНОМУ РЕЛИГИОВЕДЕНИЮ» . .

Раздел I. РЕЛИГИОВЕДЧЕСКИЕ ДИСЦИПЛИНЫ. Система религиоведческих дисциплин. Проблемы современного религиоведения. Метафизика религии . . . .

Раздел II. ОСНОВЫ ОБЩЕГО РЕЛИГИОВЕДЕНИЯ. Определение религии и ее основные признаки. Классификация религий. Теоретическое религиоведение: исторический очерк. Происхождение религии: основные концепции. Религия и миф; теории мифа. Концепции мифа А.Лосева; М.Элиаде. Религия и философия; пантеизм (и панентеизм), деизм, теизм, атеизм. Религия и наука. Религия и общество: социология, политология, юриспруденция религии. Культурология религии . . . .

Раздел III. МЕТАФИЗИКА ПОЛИТЕИСТИЧЕСКОЙ РЕЛИГИОЗНОСТИ. Доисторические и внеисторические религии; их концептуальное осмысление. Символика религиозных мифов политеистических религий (язычества). Ключевые кроссрелигиозные архетипы языческих мифов. Основные характеристики политеистической (пантеистической) парадигмы религиозного сознания . . . .

Раздел IV. ИНДИЙСКАЯ РЕЛИГИОЗНОСТЬ: МЕТАФИЗИКА И ОСНОВНЫЕ АРХЕТИПЫ. Индийские религии, их посылки и архетипы. Ведическая религия. Брахманизм. Буддизм. Джайнизм. Индуизм. Метафизика индийской религиозности: теоретико-компаративный анализ . . .
Раздел V. МЕТАФИЗИКА МОНОТЕИСТИЧЕЕСКОЙ РЕЛИГИОЗНОСТИ. БИБЛЕИСТИКА. Монотеистическая религиозность: христианство, иудаизм, ислам. Монотеистическая (теистическая) парадигма религиозного сознания. Противоположность поли- и монотеистической религиозных парадигм (схема). Различия между монотеистическими религиями. Иудаизм; ислам и их отличительные особенности. Библеистика как наука . . . .

Раздел VI. ХРИСТИАНСКАЯ ДОГМАТИКА. Библейская критика язычества, его основных парадигм. Сотериологическое значение Библейского креационизма (Шестоднев). Сущность Библейского историцизма; историософия (основные этапы священной истории) Ветхого и Нового Заветов. Четвероевангелие как словесная икона. Христианская догматика: онтология. антропология, сотериология, екклесиология, эсхатология. Христианские этика и аскетика. Христианские исповедания: православие, католичество, протестантизм, — и основы их метафизики (догматики) . . . .

Раздел VII. СРАВНИТЕЛЬНОЕ РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ: ПОЛИТЕИСТИЧЕСКАЯ И МОНОТЕИСТИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМЫ. Основные характеристики политеистической (пантеистической) парадигмы религиозного сознания. Основные характеристики монотеистической парадигмы религиозного сознания. Противоположность поли- и монотеистической религиозных парадигм (схема) . . . .

БИБЛИОГРАФИЯ. . . .

ПЛАНЫ СЕМИНАРСКИХ ЗАНЯТИЙ ПО «МЕТАФИЗИКЕ РЕЛИГИИ; ОБЩЕМУ И СРАВНИТЕЛЬНОМУ РЕЛИГИОВЕДЕНИЮ» . . . .

КОНТРОЛЬНО-ЭКЗАМЕНАЦИОННЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ . . .

ТЕМЫ РЕФЕРАТОВ И КУРСОВЫХ РАБОТ . . .

ПРИЛОЖЕНИЕ № 1. ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАНОРАМА ТРАДИЦИОННЫХ ИНДИЙСКИХ РЕЛИГИЙ. СЛОВАРЬ ИНДИЙСКИХ РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКИХ ТЕРМИНОВ . . .

ПРИЛОЖЕНИЕ № 2. ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ ПОЛИ- И МОНОТЕИСТИЧЕСКОЙ РЕЛИГИОЗЫХ ПАРАДИГМ (схема). БИБЛИЯ О ПОЛИТЕИЗМЕ, ПАНТЕИЗМЕ И МОНОТЕИЗМЕ . . . .

ПРИЛОЖЕНИЕ № 3. СЛОВАРЬ БИБЛЕИЗМОВ. . . .

ПРИЛОЖЕНИЕ № 4. О ДОГМАТЕ И ЕГО ОТЛИЧИИ ОТ НАУЧНОЙ ИСТИНЫ . . .

ПЛАН КУРСА ЛЕКЦИЙ ПО «МЕТАФИЗИКЕ РЕЛИГИИ; ОБЩЕМУ И СРАВНИТЕЛЬНОМУ РЕЛИГИОВЕДЕНИЮ»

Раздел I. Религиоведческие дисциплины. Метафизика религии 2 часа

Раздел II. Основы общего религиоведения. 16 часов

Раздел III. Метафизика политеистической религиозности 14 часов

Раздел IV. Индийская религиозность: метафизика и основные архетипы 14 часов

Раздел V. Метафизика монотеистической религиозности. Библеистика. 6 часов

Раздел VI. Христианская догматика. 14 часов

Раздел VII. Сравнительное религиоведение: политеистическая и моно-

теистическая парадигмы 2 часа

—————————— Итого: 68 часов
СОДЕРЖАНИЕ ПРОГРАММЫ КУРСА ЛЕКЦИЙ ПО «МЕТАФИЗИКЕ РЕЛИГИИ; ОБЩЕМУ И СРАВНИТЕЛЬНОМУ РЕЛИГИОВЕДЕНИЮ»

Достарыңызбен бөлісу:

Антропогенез | Список важных статей | ППц | Журналы

Антропогенез

Антропогенез относится к процессу становления человека и используется в несколько иных контекстах в областях палеонтологии и палеоантропологии, археологии, философии и теологии. Если антропоцен представляет новую эпоху мысли, он также представляет новую форму материальности и историчность для человека как пласта и стратиграфа геологической летописи. Это столкновение человеческой и бесчеловечной историй в пластах — это новое формирование субъективности в пределах геологического горизонта, которое переопределяет временные, материальные и пространственные порядки человека (и, следовательно, природы).Я утверждаю, что антропоцен содержит в себе форму антропогенеза — новую историю происхождения и онтики человека — которая радикально переписывает материальные способы дифференциации и концепции жизни, от преимущественно биополитических представлений о жизни к пониманию геофизического происхождения жизни (геонтика) .

Процесс и средства, с помощью которых происходит антропогенез, являются ключевой проблемой теистической эволюционной мысли, по крайней мере, для авраамических религий, для которых вера в то, что у животных нет души, а у людей есть, является основным учением.Научные объяснения происхождения Вселенной, происхождения жизни и последующей эволюции до-человеческих форм жизни могут не вызывать никаких трудностей (чему способствует нежелание самой науки говорить что-либо о том, что предшествовало Большому взрыву), но необходимость примирения религиозных и научные взгляды на гоминизацию и объяснение добавления души к людям остается проблемой. Проблема антропогенеза прошла через различные аспекты. Первоначально различие между человеком и животным считалось настолько фундаментальным, что каждое считалось принадлежащим к совершенно другому миру, без каких-либо отношений.Это нашло свое выражение в учении об отдельном творении человека, одаренного разумом и обладающего бессмертной душой.

По мере развития биологии телесное сходство человека и животного стало более очевидным, и Линней классифицировал человека в животном царстве как нормальный вид, Homo sapiens, принадлежащий к классу млекопитающих и вместе с обезьянами образующий отряд приматов. Теория Дарвина о происхождении человека от животных предков привела к полному разрыву с традиционной доктриной.

Связанные журналы антропогенеза

Антропология, Журнал приматологии, Журнал филогенетики и эволюционной биологии, Американский журнал физической антропологии, Ежегодный обзор антропологии, Текущая антропология, Эволюционная антропология, Культурная антропология, Ежеквартальная медицинская антропология, Ежегодник физической антропологии.

Важный список статей

Материалы конференции

Антропоцентризм: больше, чем просто неправильно понятая проблема

Первое: определение антропоцентризма

Хейворд дает фрагментарные определения антропоцентризма, некоторые из которых, как уже отмечалось, пересекаются с человеческим шовинизмом и спесисизмом.Хейворд отмечает, что «то, против чего возражают под заголовком антропоцентризма в экологической этике и экологической политике, является озабоченность человеческими интересами в ущерб интересам других видов или за их счет» (Там же, стр. 52). Это в части , правда, что отражено в литературе по экологической этике и правам животных (например, Naess 1973; Catton and Dunlap 1978; Katz 1999; Borràs 2016).

Хейворд, однако, создает новое значение антропоцентризма, то есть законной заботы о человеческом благополучии.Хотя это, конечно, действительный аспект антропоцентризма, он не учитывает законные опасения за нечеловеческое благополучие, поскольку предполагает, что люди являются арбитрами того, что является «законным». Более глубокая (экоцентрическая) экологическая этика признает благополучие всех нечеловеческих форм (например, Rolston 2002, 2012). Конечно, все мы эгоистичны в том смысле, что нам нужно есть, пить, согреваться и размножаться, и поэтому (по умолчанию) мы озабочены благополучием человека. Однако, приравнивая антропоцентризм к таким законным опасениям, как гуманность и сострадание, Хейворд игнорирует вопрос о том, заложена ли ценность только в людях .Из-за этого произвольного создания «невинного» определения антропоцентризма, а не его обычного значения, Хейворд утверждает, что понятие антропоцентризма не является точным описанием онтологического или этического состояния мира. Киднер (2014) сделал аналогичное утверждение, что антропоцентризм связан с законной заботой о благополучии человека. Он утверждал, что не антропоцентризм, а, скорее, «индустроцентризм», или сосредоточенность на индустриальной неолиберальной идеологии, лежит в основе страданий как людей, так и окружающей среды.Оба автора утверждают, что термин антропоцентризм неадекватен для описания человеческой деятельности в нанесении ущерба окружающей среде, потому что существуют противоречия между «человечеством в целом» и группами людей с определенными мировоззрениями, например индустриальные центристы.

Однако это , а не , как обычно используется термин. Например, определение в Оксфордском словаре английского языка звучит так: «Человечество рассматривается как центральный или самый важный элемент существования». Человеческий шовинизм — это один из аспектов антропоцентризма, а не новое определение.Можно либо согласиться с тем, что другие виды и жизненные процессы имеют моральную ценность (экоцентризм), либо нет (антропоцентризм). Хотя «антропоцентризм» — расплывчатый и, возможно, в некотором смысле неправильно используемый термин, буквально означающий просто ориентированность на человека, в обычном использовании он относится к ориентированным на человека ценностям (в отличие от ценностей, присущих другим существам). Таким образом, вещи могут быть ориентированы на человека самыми разными способами. В кругах экологической этики, сохранения биологии и социальных наук принято объединять различные значения.В случае, представленном Хейвордом, антропоцентризм означает две вещи. Во-первых, обсуждая изменение человеческих действий, он по сути выступает за то, чтобы сосредоточить наши усилия на людях, что, безусловно, является своего рода антропоцентризмом. Во-вторых, он продвигает этику, которая распространяется не только на людей. Важно не допустить ошибки ложной эквивалентности, путать их. Хорошая параллель была бы с эгоцентризмом. Конечно, нельзя не думать о своих действиях или смотреть на мир своими глазами и собственными интересами.В каком-то смысле это делает человека эгоцентричным, но не тревожным, и это не означает, что человек вынужден включать только себя в свое моральное сообщество.

Тем не менее, можно (и мы должны верить), что, хотя забота о представителях своего собственного вида может быть «хорошей» и «естественной» как благородное проявление альтруизма, вид заботы о своем виде исключен. или расход других видов «плохой». Фактически, используя общепринятое определение антропоцентризма, спесисизм и человеческий шовинизм являются фундаментальными аспектами антропоцентризма, точно так же, как то, что Крист (2012) и Тейлор (2013, 2014) назвали его наиболее опасным направлением: человеческое превосходство.Новое определение антропоцентризма с целью исключения его «плохой» стороны искажает то, о чем мы говорим, и, конечно же, не затрагивает этот подход к человеческому превосходству. Существует иерархическое определение, которое лежит между двумя определениями, на которые в основном намекает Хейворд, где «земля» в целом (в соответствии с «Этикой земли» Альдо Леопольда), включая ее экологические и эволюционные процессы, имеет наибольшую ценность, за ней следуют сообщества, виды, популяции, особи и гены. Все эти уровни имеют ценность, но вид, например, имеет более высокую ценность, чем особь, если только вид не является чрезвычайно редким, и в этом случае два уровня сходятся по ценности.

Возникает также вопрос о противоположности антропоцентризма, экоцентризму или биоцентризму. Если бы нам пришлось что-то делать против «плохих» вещей, за что мы конкретно сражаемся или против? Что было бы противоположностью человеческого шовинизма и спесесизма? Киднер (2014) противопоставляет индустроцентризм доиндустриальным докапиталистическим обществам. Такие коренные сообщества часто действительно придерживались мировоззрения, включающего «экоцентризм» или «биоцентризм». Было бы полезно, если бы по аналогии с терминами «экоцентризм» и «биоцентризм» значение антропоцентризма было объяснено, а общие моменты были объединены в последовательную и доминирующую концепцию.Хотя «экоцентризм» и «биоцентризм» иногда используются как синонимы, существуют также существенные различия между акцентом на «единицу» исследования или ухода — будь то отдельные виды, особи внутри вида или целые среды обитания с их биотой (Нельсон и Vucetich 2009; Kopnina and Gjerris 2015) и гео-наследие, признание ценности самой земли для геологии и геоморфологии (Sharples 1995).

Кроме того, в этике существует противоречие между холизмом и индивидуализмом, и в сложных случаях нужно учитывать, что первично.С точки зрения сохранения, точка зрения прав животных, похоже, оценивает виды животных пропорционально предполагаемому сходству их сознания с человеческим сознанием (Singer 1977; Regan 1986). Хотя некоторые ученые ценят основанные на эмпатии взгляды сторонников прав животных и сторонников освобождения, они отдают предпочтение целому над отдельными людьми и индивидуумам исчезающих видов над индивидуумами видов, которые не находятся под угрозой исчезновения (Nelson and Vucetich 2009; Garner 2015). Для некоторых защитников природы вымирание (а не благополучие отдельных животных) может рассматриваться как первостепенная проблема, потому что это , поэтому окончательное ; следовательно, эндемики узкого ареала и быстро исчезающие виды любого царства или типа должны получить наибольшее внимание и действия от их имени.

Целостный подход ведет к осознанию того, что как биоцентрические, так и экоцентрические ценности придают первостепенное значение сохранению видового разнообразия планеты (и ее генетического разнообразия). Урок экологии заключается в том, что в долгосрочной перспективе необходимо использовать «системное мышление» для поддержания целостных экосистем. Пока приоритет защиты планетарного разнообразия не утрачен, такой подход совместим с «заботливым сохранением», когда виды и особи внутри вида (и их среды обитания) находятся под защитой (Bekoff 2013; Nelson et al.2016).

Точно так же важно четко понимать термин «антропоцентризм», который в своем общем значении является идеологией, коренящей все ценности в человечности. Хотя антропоцентризм может быть слишком неточным термином для описания условий, которые варьируются от разрушения дикой природы до жестокого обращения с сельскохозяйственными животными, мы вряд ли сможем придумать альтернативно широкий и значимый термин. Конечно, есть явно антропоцентрические подкатегории значений. Термины «индустроцентризм», «человеческий шовинизм» и «спесесизм» являются ключевыми примерами, хотя они менее известны за пределами академического дискурса.Хотя антропоцентризм имеет много значений, по своей сути он включает в себя подчинение в планетарном масштабе нечеловеческих организмов, которое отрицает, что они имеют самостоятельную ценность.

Хотя есть некоторые различия между различными антропоцентрическими позициями, есть также некоторые общие черты, которые не предвещают ничего хорошего для нечеловеческого благополучия и защиты биоразнообразия. Главным из них является отсутствие этического учета внутренней ценности нечеловеческих форм. Общепринятое значение термина антропоцентризм состоит в том, что «только люди достойны этических соображений», а «все остальное — просто средства для достижения человеческих целей» (Callicott 2006: 119).Тем не менее, Хейворд меняет значение этого термина на заботу и сострадание к людям. Такая эрозия смысла проблематична, поскольку смешивает формальное описание теории оценки с одним законным аспектом этой теории. Мы предлагаем, чтобы антропоцентризм (применяемый к человечеству в целом) оставался термином, описывающим теорию оценки, ориентированную на человека, аспекты которой являются мощным объяснением нынешней экологической неустойчивости общества и неэтичного обращения с людьми.

Секунда: Утопия мирного, равного и единого человечества

Хейворд размышлял о том, что «единое и мирное тело, скорее всего, будет внимательным — или, по крайней мере, будет руководствоваться дальновидным и экологически просвещенным представлением о своих личных интересах. — чем та, которую раздирают внутренние раздоры »(Там же, стр. 60). Действительно, не все люди одинаковы в своем воздействии, поскольку: «существует огромное разнообразие во взаимоотношениях с биоразнообразием и влиянии на него» (Sponsel, 2014). Это, безусловно, правда, человечество не гармонично, а люди неравны.Но даже если бы они были равны — свидетельства позитивной взаимосвязи между равенством и защитой окружающей среды в лучшем случае неубедительны. Экологическая модернизация и гипотеза кривой Кузнеца (предполагающая, что общества и экономики станут более «зелеными» по мере экономического и технического прогресса) были поставлены под сомнение. Данные из относительно богатых и эгалитарных стран показывают, что уровень материальной насыщенности все еще неустойчиво высок (например, Чехия 2008 г .; O’Neill 2012 г .; Kopnina 2014a, b).Предположение о том, что экономическое развитие и общий более высокий уровень доходов могут смягчить утрату биоразнообразия за счет повышения готовности и доступности реализации таких мер, как охраняемые территории, не подтверждается доказательствами (Gren et al., 2016). Просто гипотеза Кузнеца не работает с биоразнообразием (Mills and Waite 2009). Это связано с тем, что повышение качества жизни на практике означает, что бедные станут такими же богатыми, как «верхушка», в то время как «верхушка», похоже, не ставит защиту биоразнообразия в качестве приоритета, продолжая воплощать культ экономического роста (O Нил 2012).Как указал Крист (2012: 141), хотя «повышение уровня жизни» может быть туманным условным обозначением достойной цели положить конец тяжелым лишениям, на самом деле это «эвфемизм для глобального распространения потребительской культуры». Даже если уменьшение неравенства доходов не направлено на то, чтобы сделать всех богатыми (просто не давая богатым стать богаче за счет бедных), если « выравнивание » не происходит « устойчивым » способом, маловероятно, что общий уровень потребления население и ущерб природе уменьшатся.Утверждение, что неравенство является первопричиной неустойчивости, лучше всего понимать как элемент веры и выраженное желание.

Также, как отмечает Ислам (2015), может существовать корреляция между неравенством и защитой окружающей среды, но сомнительно, что это причинно-следственная связь. Mikkelson et al. (2007) отмечают, что потенциальные механизмы, лежащие в основе отношений равенства и биоразнообразия, в настоящее время не исследованы. Следовательно, мы не должны предполагать, что сокращение неравенства принесет пользу окружающей среде.В самом деле, возвращаясь к Кристу (2012: 141), «накормить растущее население и ввести все большее число людей в потребительский класс» — это формула завершения капитального ремонта Земли и превращения ее в планету ресурсов … для непрерывной добычи, эксплуатации и использование природного мира ». Многие рецепты, которые обычно делают сторонники социальной справедливости, надуманы, потому что они не принимают во внимание материальные устремления тех, кто в настоящее время потребляет мало, а также логические последствия предоставления всем возможности потреблять больше (Crist and Cafaro 2012).Просто для планеты не имеет значения, потребляют ли несколько богатых людей много или большое количество бедных людей потребляют такое же количество. Повышение уровня потребления на душу населения за счет сокращения бедности, без стратегии повышения производственной эффективности и гуманного сокращения количества потребителей, не является решением.

Возможно, причина, по которой социальное равенство часто объединяют с экологическими выгодами, заключается в нашем стремлении к альтруистическим беспроигрышным решениям, отраженным в риторике «устойчивого развития» (WCED 1987) и подходе тройного итога: «Люди, планета и Прибыль »(Эллиотт, 2013).Этот подход основан на классических экономических предположениях, разделяемых как политическими левыми, так и правыми, о том, что экономический рост в целом хороший, и благодаря рыночному саморегулированию рост максимизирует благосостояние людей и будет распространяться равномерно — таким образом, «рост прилив поднимет все лодки »(обсуждение и критику этого понятия см., например, в Daly 2014; Washington 2015).

Тем не менее, с практической точки зрения, тройная цель — поддержание экономического роста, социального равенства и экологической целостности — просто не может быть сбалансирована, когда общество вышло за экологические пределы (как мы это делаем).Кроме того, маловероятно, что человеческие внутривидовые различия когда-либо могут быть полностью разрешены, особенно потому, что мы живем на планете с ограниченными ресурсами (Вашингтон, 2015). Можно также утверждать, что, поскольку неравенство и несправедливость существуют на протяжении тысячелетий, попытки решить их до обращения к экологической справедливости (Baxter 2005) на неопределенный срок оставят в стороне опасения по поводу утраты биоразнообразия. Постоянный акцент на внутренних раздорах и различиях между человеческими популяциями служит для того, чтобы разрушить идею коллективной вины за разрушение природы.

Моральное осуждение пагубного воздействия охраняемых территорий на местное население подкрепляется: «пронзительной риторикой критики крепости, наряду с устрашающим высоким моральным основанием прав человека, которые она исповедует» (Crist 2015: 93). Позиция о том, что биологическое сохранение должно принести пользу этим сообществам или прекратить свое существование, была морально защищена (например, некоторыми « новыми » защитниками природы), потому что равенство с другими видами просто не принимается во внимание (Noss 1992; Kopnina 2016; Cafaro et al.2017). Так называемые «новые» защитники природы, которые продвигают защиту биоразнообразия только ради человека и называют сохранение ради природы человеконенавистническим (например, Marvier 2014), часто придерживаются неолиберальной / капиталистической стороны экономического спектра. Эти самопровозглашенные «экомодернистские» критики обычно верят в технологические решения и продвигают интенсивное управление природой, либо сверху вниз, либо на уровне сообществ (обсуждение и критику антропоцентрически мотивированного сохранения см. В e.грамм. Miller et al. 2013; Doak et al. 2015 и Крист 2016). С другой стороны, те, кто глубоко укоренился в исследованиях развития марксизма и левых взглядов (например, Brockington 2002; Chapin 2004; Holmes 2013; Büscher 2015; Fletcher and Büscher 2016), рассматривают сохранение как препятствие на пути к искоренению бедности и классового разделения. Первая группа неолиберальных экомодернистов с антропоцентрическими приоритетами социальной справедливости и вторая с левыми приоритетами социальной справедливости являются и по сути антропоцентричными.В обоих случаях человеческое благополучие (как они его представляют) всегда важнее всего остального живого мира.

Если межвидовая справедливость рассматривается как вторичная по отношению к социальной справедливости, по всей вероятности, она никогда не будет достигнута. Перефразируя знаменитую максиму Джорджа Оруэлла, исключительное внимание к социальной несправедливости подразумевает, что люди бесконечно более «равны», чем все другие живые существа (Копнина, 2016). Поддерживая экологическую справедливость, никто из нас не выступает против социальной справедливости. Действительно, их можно и нужно переплетать (Вашингтон, 2015).

Большинство защитников окружающей среды не станут отрицать разрушительное влияние промышленных элит. Крист (2015), например, четко заявил, что экономический рост является одной из наиболее важных причин неустойчивости и исчезновения мест обитания и видов. Хорошо известно, что если бы все мы сейчас жили как западные потребители, нам потребовались бы четыре новые планеты Земля, чтобы удовлетворить наши потребности в потреблении. Однако, в то время как деструктивная досягаемость богатых в глобальном масштабе велика, бедные более локализованы, включая вырубку лесов для натурального сельского хозяйства и чрезмерную охоту за мясом диких животных, что приводит к «синдрому пустого леса» (Crist and Cafaro 2012). ^{Footnote 1}

Разделение людей на «невиновных» и «виновных» контрпродуктивно, когда речь идет о борьбе с межвидовой дискриминацией. Как предположила Полли Хиггинс, сторонница закона об экоциде, не существует a priori невиновных или виновных:

Те, кто prima facie виновны в совершении экоцида, сами по себе не злы — многие компании поверили в норму, согласно которой уничтожение Земли во время служения человечеству является побочным ущербом.Когда компании стремятся удовлетворить человеческие потребности, например, в энергии, редко бывает умышленное намерение. Скорее, это слепота, которая мешает многим взглянуть правде в глаза о том, что человеческие потребности могут быть хорошо удовлетворены без уменьшения способности Земли поддерживать жизнь в том виде, в каком мы ее знаем (Higgins 2010).

Если мы не обратимся ко всем людям, включая словацких трансгендерных моделей, мексиканских наркодилеров, турецких профессоров истории, японских лолитов, американских астрономов-любителей и так далее, мы не можем говорить о человечности с самого начала? Мы не согласны.Некоторые группы (например, лесозаготовителей) легче привлечь к ответственности, чем мелкие бедные фермеры, которые вынуждены рубить деревья, чтобы прокормить свои семьи. В самом деле, Эллиотт (2013) утверждал, что бедные попали в порочную спираль, в которой они вынуждены чрезмерно использовать природные ресурсы, что, в свою очередь, еще больше их обедняет. Но являются ли эти бедные фермеры «невиновными» по определению, в то время как их действия все еще приводят к уничтожению гектаров леса? Будут ли они по-прежнему «невиновны», когда станут более богатыми, добыв золото или мигрируя в страну с высоким потреблением? Хотя может быть легко возложить вину на генерального директора Shell за вклад в выбросы парниковых газов, можем ли мы сказать, что средний водитель, заправляющий свой бак топливом, невиновен или немного более невиновен, чем генеральный директор? Как мы можем измерить невиновность? Актуальность этого обсуждения состоит в том, чтобы подкрепить аргумент о том, что антропоцентризм касается не только элит , но и идеологии, которая ставит всех без исключения людей выше остальной природы.Это обсуждение также важно в отношении людей, которые живут за пределами промышленной рыночной системы и не ухудшают свою среду обитания. На индивидуальном уровне мы можем говорить о «невиновных». Тем не менее, все коллективы, такие как национальные государства (даже если они относительно бедны), должны нести ответственность. Мы согласны с тем, что в некоторых штатах некоторые люди несут большую ответственность.

В-третьих: личного интереса недостаточно

В-третьих, теория конвергенции (Norton 1984) поддерживает неглубокую экологию или защиту природы ради человека (Naess 1973) и часто ассоциируется с сильным антропоцентризмом или прагматической экологической этикой.Прагматическая этика основана на предположении, что антропоцентрические или экоцентрические мотивации достигают тех же целей, например, как в случае борьбы с загрязнением, угрожающим здоровью человека (например, Norton 1984; Weston 1985; Gray 1993).

Экоцентрические писатели не согласятся с Хейвордом в том, что «лучшая, если не единственная причина для сохранения экосистемных отношений состоит как раз в том, что они составляют« систему жизнеобеспечения »людей» (стр. 60). В то время как антропоцентрическая мотивация может привести к положительным с экологической точки зрения результатам в ситуациях, когда и люди, и окружающая среда подвергаются негативному воздействию, антропоцентризм не защищает нелюдей без утилитарной ценности (Katz 1999) и не защищает благополучие животных (Singer 1977).Фактически, потеря некоторого биоразнообразия не влияет на человечество (по крайней мере, пока), о чем свидетельствуют массовые вымирания (Crist 2015). Кроме того, утилитарные подходы предполагают, что мы знаем о долгосрочных последствиях исчезновения ключевых видов, необходимых для нашего выживания, однако, какие ключевые виды следует сохранить, на самом деле неизвестно и, вероятно, так и останется (Вашингтон, 2013 г.). Что позволяет прагматическим этикам реабилитировать антропоцентризм как основу экологической этики, так это их собственное неприятие внутренней ценности природы (Noss 1992; Katz 1999; Mathews 2016).Отвергая внутреннюю ценность, охрана окружающей среды осуществляется только в той мере, в какой это необходимо для благополучия человека, а право человека на окружающую среду подчиняет все другие потребности, интересы и ценности природы потребностям человечества (Bisgould 2008; Borràs 2016).

Таким образом, экоцентрические ученые утверждали, что неантропоцентризм необходим для противодействия усиливающимся угрозам для элементов окружающей среды, которые не вносят прямого вклада в благосостояние человека (например, Quinn et al., 2016). Антропоцентрической мотивации недостаточно.ГА ООН (1982) призывает к безотходному использованию природных ресурсов и отмечает, что человечество извлекает выгоду из здоровых экологических процессов и биологического разнообразия. Однако, по сути, это все еще антропоцентрическая позиция, которая рассматривает природу как ресурс, защита которого распространяется только на «критический природный капитал» (Ekins et al. 2003), необходимый для общества, а не остальную природу. Этот аргумент, по сути, лежит в основе концепции экосистемных услуг (MEA 2005), которая в настоящее время стала доминирующей парадигмой в литературе по экологии и сохранению природы и движущей силой для государственных и неправительственных природоохранных организаций.Однако подход, основанный на экосистемных услугах, остается антропоцентрическим, поскольку он фокусируется только на пользе для людей (Norton 1984; Washington 2015).

Унга (1982) также утверждает, что каждая форма жизни требует уважения «независимо от ее ценности для человека», и что такое уважение требует от нас «руководствоваться моральным кодексом действий» (по Sykes 2016). Этот моральный кодекс действий вряд ли основан на том же мышлении, которое в первую очередь произвело антропоцентризм как доминирующую идеологию.Вспомним знаменитую цитату Альберта Эйнштейна: «Мы не можем решать наши проблемы с помощью того же мышления, которое мы использовали, когда создавали их». Антропоцентризм не допускает возможности радикальных изменений, подобных тем, которые положили конец рабству и привели к правам женщин и этнических меньшинств. Хотя наиболее многообещающей надеждой на поддержание значительного биоразнообразия в рамках нашей преобладающей системы ценностей считается экологически просвещенный личный интерес, он беспочвенен, если есть риски и когда исключительный личный интерес обещает « большую отдачу » (Рис. 2008: 89).Как утверждает Вашингтон (2015), если бы вместо этого мы перешли к экоцентрическим ценностям, выживание природы было бы обеспечено еще более эффективно, наряду с экосистемными услугами, от которых зависит человечество.

Четвертое: любовь к себе может быть просто эгоистичной

Мы должны быть осторожны, предполагая, что «любовь к себе можно рассматривать как предварительное условие любви к другим» (Hayward 1997), как иногда в ориентированных на потребителя, а часто и нарциссических обществах, на себя любовь часто оказывается целью сама по себе (Carnegie 2004).Хотя в настоящее время в богатых неолиберальных обществах модно поднимать индивидуализм и личную свободу до уровня внутреннего блага, самолюбивые люди не обязательно больше заботятся о других — людях или животных (Pearce 2002). Фактически, фетиш себялюбия в западном обществе потребления может препятствовать коллективным действиям, индивидуальным жертвам и, что наиболее важно, альтруизму, которого требуют ужасные условия окружающей среды (Carnegie 2004). Орр (2013, стр. 287) обсуждает управление в интересах устойчивости и отмечает, что демократии склонны к «испорченной детской психологии», что подразумевает неуважение ко многим реальностям.

Кроме того, даже если в идеале человечество может быть в мире с самим собой и гармоничным (что, как отмечает сам Хейворд, это не так), это не означает, что оно будет коллективно биофильным — некоторые люди будут, а некоторые нет (Taylor 2010; Копнина 2015). В то время как некоторые культуры уважают (святых) коров или поклоняются деревьям (Sponsel 2014), другие сообщества могут быть жестокими по отношению к животным и безразличными к мирским экологическим проблемам (Taylor 2010, 2013; Taylor et al. 2016). Научиться «любить» или уважать свое собственное племя не означает любить животных (или священные леса и места).Поучителен этнографический пример:

.

Должны ли общины аборигенов в Австралии иметь «право» адаптировать свою традиционную практику к стрельбе по валлаби, а не копью, до такой степени, что некогда многочисленная популяция валлаби в Кейп-Йорке сократилась до критического уровня? Сложность этого вопроса всплыла на встрече между старейшинами аборигенов и представителями службы национальных парков Квинсленда, когда вносился законопроект, запрещающий охоту в национальных парках Австралии.Один из старейших, Колин Лоуренс, рассказал об истории поселений в этом районе. В начале 1900-х годов европейский пастух застрелил несколько аборигенов, пока его не пронзил копьем один из их лидеров, который теперь считается местным героем. Пастбище стреляло в аборигенов «как собак», — многозначительно сказал Лоуренс, — «а теперь вы хотите сказать нам, что мы не можем стрелять даже валлаби!» (Полевые заметки 1991 в Strang 2017: 275).

Очевидно, что аборигены больше не хотят использовать копья (и другие традиционные охотничьи инструменты), поскольку они были «вестернизированы» в австралийском обществе.Тем не менее, «традиционная охотничья практика», кажется, заслуживает похвалы, без какого-либо осознания того, что охота в заповедниках больше не ведется экологически безопасными способами. В более общем плане, когда человечество «любит себя», это не означает, что оно делает это, также уважая нелюдей. Это не означает, что убивать животных (особенно в пищу) неправильно. Это не следует из экоцентризма, для которого «благо экологической системы» является осевой ценностью.

Несмотря на то, что некоторые люди могут «любить» животных, существует возрастающая пропорциональная разница между количеством людей на этой Земле и количеством нелюдей за пределами пищевой и медицинской промышленности.«Самолюбие» не может решить вопрос о том, как пищевая и медицинская промышленность развивались, чтобы служить нам за счет миллиардов других видов без защиты закона.

Соединяя точки: правовая защита нелюдей

В человеческом праве «установление ответственности» проще. В новых областях права животных (Borràs, 2016; Sykes, 2016) или экологического права (Burdon, 2011), которые сосредоточены на земной юриспруденции (Higgins 2010), атрибуция еще не установлена. Частично это связано с тем, что действия от имени не-людей ставят под сомнение предположение о том, что мы не можем позволить себе «знать», чего хотят животные.Вандесфорде-Смит (2016) утверждает, что люди не могут изображать животных, «вести с ними переговоры или каким-либо образом относиться к ним как к политическим равным» (стр. 185). Вандесфорде-Смит утверждает, что для того, чтобы дать место (в нашем собственном сознании) тому, что, по нашему мнению, может быть нечеловеческими интересами, было бы полезно метафорически говорить о животных, как если бы они были актерами, которые могут формировать свое собственное будущее. Но, продолжает он, «это, в лучшем случае, рассуждение по аналогии, вымысел, простая проекция» (стр. 185).

Мы не согласны с тем, что неизбежным антропоцентризм делает ограничение: «которое невозможно преодолеть даже в принципе, потому что оно включает в себя неконтингентное ограничение морального мышления как такового» (Hayward 1997: 56). В человеческом моральном мышлении нет ничего, что могло бы помешать нам осознать, что нелюди — это не просто объекты без личности. Хотя мы согласны с тем, что можем обсуждать желания и потребности не-людей, мы также считаем, что трудно отрицать, что многие животные испытывают страх, боль и другие эмоции, схожие с нашими.Например, Фитцджеральд (2015: 174) размышляет, наблюдая за семейством слонов: «Когда матриарх приближается к вершине берега, она смотрит вниз, опускается на задние колени и скользит вниз. Представьте себе трехтонное животное на санях по песку. Это невероятно смотреть; Из-за этой сцены трудно не представить, как из их рта вырывается антропоморфное «И-хо».

Идеи Хейворда об избежании спесесизма и человеческого шовинизма очень полезны: «Мое заявление о том, что спесисизма можно избежать, можно проиллюстрировать, сославшись на аналогию с расизмом и сексизмом: таким образом, в то время как белый человек не может не видеть мир глазами человека. белый человек, это не означает, что он не может не быть расистом или сексистом »(Там же, стр.55). «Антропоцентрическая ошибка» объясняет, что тот факт, что люди могут воспринимать природу только «человеческими» чувствами, не означает, что они не могут «приписывать» ей внутреннюю ценность (Fox 1990; Eckersley 1992; Washington 2015). Как заявляет Вашингтон, для сравнения, белые мужчины вполне способны культивировать несексистское или нерасистское сознание. Им не обязательно быть сексистами или расистами, и они явно могут ценить женщин и темнокожих людей. Следуя аналогичной логике, люди вполне способны развивать экоцентрическое сознание (Вашингтон, 2015).Важно не то, что думают или делают белые мужчины, а то, имели ли небелые или женщины ценность сами по себе до того, как это осознали белых мужчин. То же самое верно и для экоцентрической ценности, которая требует признания того, что в мире можно найти объективное благо, не имеющее отношения к человеческим предпочтениям или даже к человеческому существованию (Rolston 2002). Это добро было здесь задолго до нас и переживет нас.

Хейворд отмечает, что на практике существует значительная разница между спесесизмом и расизмом в том, что, в то время как дискриминируемые индивиды могут сформулировать свои утверждения на языке, понятном тем, кто дискриминирует, нелюдям: «буквально, у них нет ушей, чтобы слышать» (там же п.55). Однако постепенное преодоление спесесизма — это: «четко определенный проект, и в принципе нет причин, по которым он не должен быть полностью завершен» (Там же, стр. 55). В самом деле, также нет причин ограничивать определенные права, обязанности или права или юридическую защиту для некоторых лиц. Предполагается, что все человечество должно пользоваться одинаковыми привилегиями, и если некоторые люди нарушают их, они должны быть наказаны. Почему человечество в целом не может нести ответственность за нарушение прав природы?

Необходимость уважать природу и ее пределы бросает вызов обществу и природоохранной науке

Наше растущее человеческое население сталкивается с трудностями во взаимодействии с местной и глобальной окружающей средой.Эрозия биоразнообразия и основных ресурсов поднимает вопросы об основных социальных ценностях, сформировавшихся, когда наш след стал результатом уменьшения численности населения на несколько порядков и более низкого потребления ресурсов на душу населения. Эти ценности основаны на росте и опираются на технологии для смягчения воздействия на окружающую среду, истощения природных ресурсов и утраты биоразнообразия.

Утрата биоразнообразия — основная забота ученых-экологов. Их внимание к защите диких растений и животных и сохранению жизнеспособных частей видов и местообитаний (1–3) включало упор на сохранение природных ресурсов, необходимых человечеству (заявление на обложке Biological Conservation , Vol.1, № 1, 1968). Появление Общества сохранения биологии в 1985 году расширило цель, чтобы предотвратить то, что Суле (4) назвал самой страшной биологической катастрофой за последние 65 миллионов лет, и способствовало развитию научной дисциплины, осознающей решающую роль, которую социальные ценности будут играть в мире. результат (4).

В третьем тысячелетии произошло дальнейшее осознание драматического воздействия человека на биосферу (Оценка экосистем на пороге тысячелетия, www.unep.org/maweb/en/index.aspx). Охрана природы и забота о социальных вопросах, таких как здоровье, благополучие и справедливость человека, стали тесно переплетаться с проблемами окружающей среды и устойчивым использованием ресурсов.

Идея необходимости преодоления экологического кризиса в целостном и социальном контексте стала неотъемлемой частью более «зеленой» версии текущей экономической парадигмы, в которой «зеленый» рост и технологии смягчают факторы, вызывающие экологический стресс. Однако эти усилия, похоже, не смогли повлиять на основные факторы, угрожающие биоразнообразию, определенные в недавнем отчете Всемирного фонда дикой природы (WWF) (wwf.panda.org/what_we_do/how_we_work/tackling_the_causes/) как ( i ) как национальные, так и международные. законы и нормативные акты, ( ii ) финансирование государственного сектора, определяющее распределение ресурсов и степень экологической озабоченности, ( iii ) финансирование частного сектора и уровень его внимания к вопросам окружающей среды и развития, ( iv ) деловая практика и их забота о воздействии на окружающую среду и ( против ) потребительский выбор и отношение к природе.Все они относятся к ключевым компонентам мировой экономики и основным общественным ценностям.

Преодоление нынешнего экологического кризиса потребует фундаментальных социальных сдвигов в ценностях; Принципы и отношения, сформированные природоохранной наукой, будут подвергнуты сомнению в этом процессе.

Современная парадигма роста в обществе

Силы, ведущие к игнорированию границ.

В течение восемнадцатого века изощренные машины с огневой тягой привели на Западе к появлению двух различных взглядов на конечность человеческого материального производства и, в конечном итоге, на их зависимость от биофизических и экологических пределов биосферы (5, 6). ).С одной стороны, эти машины помогли Сади Карно понять, что работа влечет за собой преобразование источника энергии в тепло и работу, неумолимое распыление ресурсов, ограничивающее производительность труда человека. С другой стороны, те же самые машины подпитывали промышленную революцию и переход от представления о том, что производство ограничено тем, что может быть извлечено из земли с помощью мускулов, гидравлики и энергии ветра, к восприятию неограниченного производства, основанного на технологических инновациях и массовом использовании. невозобновляемых ископаемых источников энергии.Это представление о безграничном мире, созданном людьми (7), поощрялось исследовательскими путешествиями, которые возвещали о богатстве ресурсов, которые можно найти на планете. Подъем колониальных империй способствовал появлению парадигмы неограниченного роста. Расширяя границы своего владения, колонизаторы получили доступ к ресурсам в гораздо большем количестве и разнообразии и экстернализовали свой экологический след (8).

Экономика также претерпела свою собственную революцию, приведшую к науке, основанной на свободной торговле и максимизации личных интересов (см. Исх.9, но также исх. 10 и критические замечания в исх. 11). Идея о том, что технический прогресс освобождает экономическую деятельность от ограничений, налагаемых природой, стала центральной. Увеличение массового производства после Второй мировой войны привело к экономике массового потребления, в основе которой лежал экономический рост, а показатель эффективности — валовой внутренний продукт (ВВП). Его самые решительные сторонники отвергают любые ограничения роста (12).

Возражения против экономики роста.

В конце 1920-х годов Вернадский (13) включил человеческую деятельность в более широкий контекст живой, но ограниченной планеты в концепцию биосферы.Джорджеску-Роген (5) использовал эту интегративную концепцию для анализа неизбежной деградации запасов энергии, используемых для производства работы, и ключевых ресурсов, таких как полезные ископаемые. Поскольку недавние уровни экономического роста были обеспечены геологическими аномалиями, которые обеспечили легкий доступ к запасам энергии с низкой энтропией (14), их истощение приведет к увеличению энергии и затрат, необходимых для добычи менее доступных запасов. Эта термодинамическая деградация не была интегрирована в текущие экономические модели, и Джорджеску-Роген (5) рассматривал регулирование посредством рыночных сил как фикцию, которую экономисты разработали только путем игнорирования физических и экологических ограничений, налагаемых биосферой.Он подчеркнул, что система, в которой человеческие потребности все больше требуют невозобновляемых источников энергии, ставит под угрозу будущее удовлетворение этих потребностей. Необходимость сокращения выбросов парниковых газов еще больше ограничивает использование ископаемого топлива.

Ограничения роста также были центральным элементом работы Римского клуба (15), который моделировал взаимодействие между земными и человеческими системами в рамках парадигмы экономического роста и исследовал сценарии, которые позволили бы избежать перерегулирования и коллапса. Тернер (16) обнаружил, что наблюдаемые изменения в промышленном производстве, производстве продуктов питания и загрязнении через 40 лет после доклада соответствовали прогнозу Римского клуба об экономическом и социальном коллапсе в 21 веке (16).Тернер также подчеркнул критическую роль, которую в результате сыграет ограничение численности населения. Отчет Римского клуба сильно повлиял на концепции экологических проблем. Наиболее активными ее критиками были такие экономисты, как Солоу (12), искусно разъясняющие взаимосвязь между капиталом и технологическими инновациями в управлении экономическим двигателем, но менее знакомые с основами экологии или термодинамики.

Попытка экологизировать экономику.

Во второй половине двадцатого века были предприняты попытки примирить признание энергетических и экологических ограничений и постоянное стремление к экономическому росту как внутри самой экономики, так и между экономикой и наукой.

В области экономики Дейли (17) разработал концепции устойчивого развития и «экономики замкнутого цикла», которые полагаются на рециркуляцию ресурсов. Однако переработка и повышение эффективности использования энергии может замедлить темпы истощения ресурсов, но не остановит его (14, 18). Кроме того, инновации в области повышения эффективности использования энергии не обязательно уменьшают чистое потребление и могут увеличить спрос за счет снижения цен, как показал Джевонс более 150 лет назад (19).

Чтобы справиться с внешними издержками, Книз (20) продвигал концепции смягчения последствий и углеродных кредитов, квот на загрязнение и экологических налогов.Хотя «зеленые» налоги можно рассматривать как контролируемые государством свиньи налоги, многие из этих мер соответствовали концепциям «новой институциональной экономики» (21), которая возлагала на рыночные силы решения по общим благам и внешним воздействиям, превращая их в товары.

Необходимость технологического «озеленения» экономики подразумевала разработку способов уменьшения нашей зависимости от невозобновляемых источников энергии и ресурсов для производства товаров и услуг. Но производство возобновляемых источников энергии также сталкивается с проблемой увеличения затрат на приобретение из-за необходимости производить, поддерживать и обновлять инфраструктуры, необходимые для их использования (например,g., потребность в редкоземельных элементах для производства магнитов ветряных турбин) (18).

Даже в условиях этого зеленого стимула идея экономического роста оставалась центральной и сохраняла неустойчивый характер, вызывая серьезные сомнения в отношении идеи устойчивого развития (22). По Гриневальду (23), энтропия и экономика вместе с экологией должны быть интегрированы в глобальную перспективу окружающей среды, которая учитывает ограничения для роста. Он призывал к экономике, помещенной в более общий контекст экологии, а не за его пределами.

Экономика и человеческое развитие.

Хотя многие экономисты и политологи предполагают, что экономический рост за счет увеличения потребления является необходимостью для человеческого развития (но см. Работу Милля 19 века о стационарной государственной экономике) (24), Шумахер (25) поставил под сомнение обоснованность измерения «стандартов». жизни »через уровни потребления и выступал за экономику, которая обеспечивает максимальное благосостояние при минимальном потреблении. За пределами определенной точки рост не увеличивает благосостояние человека (26), и несколько исследований (например,g. в Альберте, Финляндия) документально подтвердили отделение ВВП (27) от благополучия, которое оценивается с помощью таких индексов, как индикатор подлинного прогресса (GPI). Все они показали тенденции стагнации или даже снижения GPI (включая физическое, материальное и психологическое благополучие, социальную справедливость, мир и т. Д.) За последние 30 лет, несмотря на значительный рост ВВП.

Джексон (26), утверждая, что «процветание без роста было [не] утопической мечтой, а финансовой и экологической необходимостью», предложил три шага для достижения перехода, свободного от необходимости роста: ( i ) создание устойчивого макроэкономика, ( ii ) защита возможностей для процветания и ( iii ) признание экологических ограничений, в том числе налагаемых необходимостью сохранения биоразнообразия, что является центральным вопросом науки о сохранении.Этот взгляд поднимает вопрос о том, какой должна быть наука о сохранении в рамках, чтобы ее определить, процветания без роста.

Альтернативные и этические рамки: от завоевания к уважению

От технического к этическому взгляду на достаток.

Критика парадигмы роста (22) повторила призыв к более простому образу жизни со стороны таких мыслителей, как Горц (28). Горц рассматривал добровольную бережливость как экологическую и социальную необходимость для удовлетворения ресурсных ограничений и доступа к ресурсам для нуждающихся членов общества.Для Горца бедность была относительной; во Вьетнаме это означало ходить босиком; в Китае не хватает велосипеда; во Франции не хватает машины; в Соединенных Штатах, имея небольшую машину. Он видел бедность как неспособность потреблять столько же, сколько ваш сосед, а нищету как неспособность удовлетворить основные потребности в воде, пище, медицинской помощи, крове и одежде. С этой точки зрения облегчение лишений является более важным, чем сокращение бедности, что само по себе может быть легче достигнуто за счет уменьшения благосостояния богатых, чем за счет увеличения благосостояния бедных.Это изменение акцента на неравенство может быть необходимым условием для признания экологических и биофизических ограничений.

От гетерономии к автономии.

Касториадис (29) проанализировал парадигму роста в отношении того, как общества конструируют свои ценности. Он определил общества как гетерономные, если они рассматривают свои ценности, социальные нормы, мировоззрение и законы как трансцендентные, истинные, справедливые и универсальные внесоциальные эманации. Такие трансцендентные «истины» могут носить такие имена, как Бог, человеческая природа или экономические законы.

Гетерономные общества испытывают трудности с проверкой и изменением своих ценностей в ответ на изменения окружающей среды или на собственное развитие. Для нашего общества такой вызов — поставить под сомнение парадигму экономико-технологического роста. Касториадис противопоставляет гетерономные общества автономным, которые постоянно задаются вопросом, как они воспринимают себя, свои нормы и свои цели как ментальные модели, которые должен пересматриваться каждым человеком, чтобы приспособиться к изменениям и заботиться обо всех членах.Касториадис (29) утверждает, что почти все общества были гетерономными.

В нынешней гетерономной экономике Иллич (30) и Эллул (31) сосредоточили внимание на роли, которую технологии играют в создании концентраций и монополий. Иллич связывал стремление к постоянному увеличению производительности с повсеместной тенденцией к развитию «радикальных монополий». Эти монополии навязывают новые, часто сложные технологии, которые не позволяют использовать ранее существовавшие менее сложные. Четырехполосные автомагистрали снижают потребительскую ценность маршрута для пешеходов или велосипедистов и «навязывают» инвестиционные ресурсы для приобретения автомобиля, что может привести к обратным результатам.Иллич также утверждал, что более сложные технологии приводят к более эксклюзивному использованию людьми, наиболее адаптированными к ним, и сокращают разнообразие целей, для которых эти технологии могут использоваться. Концепция «праздничного настроения» Ильича параллельна пропаганде Шумахера (25) самостоятельной экономики, основанной на удобных для пользователя и экологически приемлемых технологиях.

Восприятие и основы альтернативной структуры.

Есть ли альтернатива фаталистическому признанию несовместимости наших желаний, а также ценностей и представлений, которые их формируют, с пределами биосферы? Сдвиг в сторону отставки и самоограничения вряд ли вызовет поддержку населения.Однако это отсутствие поддержки может быть связано с непониманием того, что многие предполагаемые самоограничения могут в конечном итоге улучшить самоощущение и качество жизни. Для большинства людей переход с машины на велосипед в короткие поездки воспринимается как самоограничение. Это восприятие контрастирует с восприятием людей, которые сделали этот шаг, которые чувствуют, что обрели свободу, удовольствие и здоровье (32). Тогда проблема может заключаться в достижении большей способности сопоставлять желания, ценности и представления с ограничениями, налагаемыми реальностью, чтобы скорректировать каждое из них с помощью технологической и экологической трезвости и грамотности.Это предложение, основанное на повышенной бережливости, а не на лишении, не отказывается от технологических средств обеспечения устойчивости, а рассматривает их как лишь часть решения. Другая часть — признать, что доминирующие ценности и представления привели к неустойчивому положению дел, и определить, как они могут развиваться в направлении более удовлетворительной биофизической устойчивости и социального и культурного процветания.

Неустойчивость, таким образом, является симптомом неадекватного представления взаимоотношений человека и природы.Нынешняя антропоцентрическая парадигма, разработанная в «эпоху чудес» (33), считалась подходящей два столетия назад, когда считалось, что земля и ресурсы, доступные меньшему количеству людей, бесконечны, а спрос на них и возможность их использования были намного ниже. Но доработка нужна. Человеческие общества зависят от природы в гораздо большей степени, чем это обычно считается, и видение одомашненного мира, нуждающегося только в лучшем управлении (34), является упрощенным. Природа не является пассивным субстратом, которым можно бесконечно присваивать, манипулировать и контролировать.Зависимость и динамические отношения между людьми и природой требуют пересмотра ценностей, которые мы приписываем нечеловеческим существам. Это пересмотр необходимо, чтобы лучше определить, как наука об охране природы может помочь нам справиться с экологическими ограничениями планеты.

Природа уважения и уважения к природе.

Чрезвычайно влиятельная этическая система рассматривает людей как единственных достойных субъектов прямого морального рассмотрения. В самом деле, моральная рассудительность обычно коренится в рациональности и, как следствие, способности рациональных людей устанавливать свои собственные цели.С этой точки зрения, хотя людям приписывается внутренняя ценность, всему остальному приписывается только инструментальная ценность, связанная с их вкладом в достижение человеческих целей. Эта радикальная инструментализация природы, укоренившаяся в христианстве и подкрепленная современной верой в технологии, привела к эксплуататорскому отношению к природе и нынешнему экологическому кризису. Экологическая этика бросила вызов этому «человеческому шовинизму» (35) как моральному произволу. Природа и природные сущности обладают собственной динамикой и собственными благами, не зависящими от человеческих целей, и заслуживают определенного морального уважения.

Однако, как только мы задумаемся о переходе от чисто инструментального отношения к природе к более уважительному, возникают проблемы. Во-первых, о какой природе мы говорим? Следует ли уважать отдельных нечеловеческих существ, таких как живые существа (36) или каждое живое существо (37, 38), или мы должны с уважением относиться к видам сложных сущностей, о которых заботится охрана природы, таким как популяции, виды, экосистемы или пейзажи (39)? Во-вторых, что на самом деле составляет уважение к нечеловеческим существам? Ответ для отдельных организмов, безусловно, связан с их способностью жить, процветать и воспроизводиться.Но как мы можем узнать, что хорошо для вида или экосистемы? И в-третьих, как мы можем сбалансировать различные обязанности по отношению к разным человеческим и нечеловеческим существам (40, 41)? Природа или природные сущности не могут говорить сами за себя. Лучшее, что мы можем сделать, — это выдвинуть гипотезу о том, что хорошо для других существ.

В любом случае, первым делом нужно признать, что следует принимать во внимание интересы, отличные от человеческих. Затем, столкнувшись с огромной неуверенностью в том, как уважать и расширять возможности для остального живого мира, мы должны исследовать, экспериментировать и размышлять коллективно.Здесь биофизические и экологические пределы планеты могут дать как моральную мотивацию для уважения природы, так и указание на то, как это делать. Действительно, нынешнее разрушительное состояние всей биосферы является симптомом наших проблемных отношений с другими живыми организмами и, в то же время, индикатором путей, которыми следует следовать, чтобы восстановить баланс этих отношений.

Признание того, что текущий экологический кризис требует пересмотра доминирующей антропоцентрической парадигмы, не означает, что ее следует заменить готовыми универсальными моральными рамками.Скорее, он требует другого подхода к этике, в котором эти важные вопросы (Что такое природа? Что такое уважение к природе? Как уравновесить расходящиеся блага?) Не нужно решать раз и навсегда, а требует непрерывного, зависящего от контекста изучение. Таким образом, понятие уважения к природе и природным объектам могло бы служить открытым горизонтом, который можно охарактеризовать в разных контекстах и ​​различными обществами и культурами, чтобы сформировать новые отношения с природой, устойчивые как для людей, так и для других людей.Уважение к природе могло бы тогда принять форму уважения prima facie к границам планеты, поскольку чрезмерное использование природных ресурсов и климатический дисбаланс являются убедительными индикаторами того, что нынешний путь развития несовместим с процветанием природы и природных объектов, поскольку а также выживание многих нечеловеческих видов.

Этические проблемы и препятствия на пути к изменениям.

Три социальных сегмента, такие как отдельные лица и секторы экономики, вероятно, будут сопротивляться изменению точки зрения, основанной на уважении ограничений, установленных природой: сторонники свободной торговли; те, кто верит в то, что технологии могут решить грядущие проблемы; и те, кто получает финансовую выгоду от чрезмерного использования ресурсов.Первые два предоставляют идеи, которые подпитывают гонку вперед, а последние — средства ее запуска. Эти акторы извлекают выгоду из своей способности эксплуатировать человеческий аппетит к новизне, приобретению товаров, статуса и идентичности. Они воспринимают людей как эгоистичных личностей, а социальные взаимодействия — как огромную конкуренцию за ресурсы и власть (42, 43). Различные формы капитализма, формирующие сегодняшнюю экономику, настолько тесно связаны с этими предпосылками, что изменение точки зрения станет проверкой нашей способности создать новую форму экономики.Такое мировоззрение признает и поощряет другие ключевые человеческие характеристики, такие как альтруизм и способность сотрудничать ради общего блага (44). Гораздо более правдоподобна плюралистическая концепция человеческой природы и общества, в которой эгоизм и альтруизм сосуществуют и уравновешивают друг друга (45).

Еще одна глубоко укоренившаяся поведенческая характеристика, которую необходимо преодолеть, — это наша склонность к отрицанию перед лицом проблем, с которыми, как нам кажется, мы не можем справиться. В мире, где есть жертвы и бенефициары, отрицанием легко манипулировать.Текущие климатические тенденции могут служить примером ситуации, в которой сочетание финансового кризиса и вызовов Межправительственной группе экспертов по изменению климата (МГЭИК) (46) привело к глобальному расцвету скептицизма, переходящего к отрицанию. Отрицание мешает государствам рассматривать альтернативы экономическому росту. Противоречие между этим стремлением и экологической повесткой дня приводит к когнитивному диссонансу, sensu Festinger (47), разрешенному попытками примирить рост и экологию в другой форме отрицания.

Сочетание отрицания, некритической веры в технологии и обезболивающего эффекта современного комфорта может привести к психологическому ослаблению, препятствующему решительному переходу от нынешней «эпохи грабежа» к «эпохе уважения», которая принимает мир, управляемый биофизические пределы. Этот сдвиг отразил бы сдвиг XVIII века на заре «эпохи чудес» (33), когда географические и научные открытия давали романтическое ощущение безграничных возможностей. Как природоохранная наука может способствовать или препятствовать переходу к «эпохе уважения»?

Вызовы, поставленные перед наукой о сохранении в альтернативных рамках

Рождение и краткая история науки о сохранении.

Нацеленная на охрану биоразнообразия, природоохранная наука по своей природе полна ценностей (48). Однако он должен иметь возможность постоянно подвергать сомнению и корректировать ценности, которые формируют его, с учетом экологических и социальных изменений. Современная природоохранная наука возникла в середине 1970-х годов в результате слияния (-1) интереса к принципам проектирования убежищ, основанных на теории равновесия островной биогеографии, и ( ii ) представления о том, что инбридинговая депрессия и генетический дрейф угрожают небольшим популяциям. изолированные в убежищах (49).Этот синтез по-прежнему был сосредоточен на спасении определенных видов, которые считались исчезающими в школе мысли Калликотт и др. (39) назвал «композиционизмом». Волнение по поводу современной науки об охране природы кристаллизовалось с основанием Общества природоохранной биологии (SCB) в 1985 году и запуском его журнала Conservation Biology в 1987 году. передний край масштабного глобального кризиса, связанный с общественными ценностями (4).Однако представление о том, что кризис возник из-за неспособности признать физические и экологические ограничения, отсутствовало или, в лучшем случае, подразумевалось, и Суле (4), размышляя о зарождающемся SCB, предположил, что разумное использование технологий может обеспечить достаточную компенсацию.

Основание SCB совпало с внезапным увеличением использования термина «биоразнообразие» в целях сохранения (50). Хотя это относилось к разнообразию на уровне генов, видов и экосистем, в течение 1980-х годов основное внимание уделялось видам (51).Утверждения о том, что цель сохранения должна быть сдвинута в сторону биоразнообразия на уровне экосистемы, стали все более настойчивыми в 1990-х годах, и разнообразие экосистемных процессов было предложено как ключевой компонент биоразнообразия (52). В свою очередь, акцент на экосистемах и их процессах привел к мысли, что управление природными ресурсами и биоразнообразием должно осуществляться в первую очередь на уровне экосистемы. Вскоре после его введения в 1991 г. (53) эта концепция «управления экосистемой» стала доминирующей в ресурсных агентствах США (54).Задача сохранения переместилась на экосистемные процессы (55), в чем Callicott et al. (39) квалифицируется как «функционализм». Хотя некоторые сторонники управления экосистемами утверждали, что процессы важны именно потому, что они имеют решающее значение для определенных видов (например, ссылка 52), скептики опасались, что акцент на процессах может обесценить сохранение традиционных видов (55). Но смещение акцента на экосистемы не повлекло за собой признания того, что предполагаемый кризис сохранения возник из-за непонимания биофизических ограничений.

В 2000-е гг. Обострилось восприятие кризиса. Ученые-экологи все чаще отмечали глобальное присутствие непосредственных сил, угрожающих видам, экосистемам и экосистемным процессам, особенно изменению климата. Кроме того, функционализм в науке о сохранении все больше ассоциирует сохранение видов, экосистем и экосистемных процессов с благосостоянием человека. Глобальный характер проблем сохранения, ощущение того, что вопросы биоразнообразия являются частью кризиса на уровне биосферы, включая благосостояние человека, и акцент на экосистемах и их процессах как мерах кризиса и целях управления им были кодифицированы в экосистеме тысячелетия. Оценка (56).Последний, однако, истолковал все аспекты биосферы, включая «дикую» природу, как инструментальную ценность для человека (57). Экосистемы и их виды предоставляют людям различные прямые услуги, такие как борьба с наводнениями или питание, или «культурные услуги», включая «эстетические» и «религиозные» услуги, которые способствуют «хорошему самочувствию».

Соглашение сохранения с экономикой: Cul de Sac?

Его история и ощущение безотлагательности заставили природоохранную науку оставаться в значительной степени ориентированной на воздействие, лишь изредка уделяя внимание связям между ее проблемами и более широким общественным контекстом.Скорее, его растущий призыв к рыночным понятиям, таким как смягчение воздействия, компенсация биоразнообразия, экосистемные услуги и денежная оценка, неявно подразумевает принятие парадигмы роста, требующей компенсационных мер. Помимо прагматического принятия экономических ограничений, некоторые из этих тенденций распространили неолиберальное обоснование на новую область: например, путем продвижения «рыночных инструментов сохранения», таких как компенсационные схемы и оплата экосистемных услуг (57).

Выявление воздействий, связанных с действиями, обычно было центральным и часто сосредотачивалось на биоразнообразии и юридически охраняемых объектах.Компенсации и смягчение последствий были разработаны, чтобы позволить охраняемым видам или местообитаниям быть уничтоженными, пока воздействие оценивается и компенсируется. После этой оценки воздействия и отсутствия воздействия было изучено смягчение негативных воздействий, причем оценка проводится различными заинтересованными сторонами, различающимися в зависимости от их интересов. Даже в Законе США об исчезающих видах, бескомпромиссном законе об охране природы, есть оговорка о допустимом уничтожении определенного количества особей по соглашению о смягчении ущерба.Часто использовался анализ затрат / выгод, хотя некоторые программы по смягчению последствий, такие как Закон об исчезающих видах, предписывают смягчение последствий даже для организации, которая не воспринимается как имеющая денежную ценность или предоставляющая услуги. Этот поиск смягчения последствий часто отдавал предпочтение краткосрочным решениям, а не долгосрочным перспективам (58).

Эти ориентированные на рынок стратегии сохранения усиливают антропоцентрический взгляд на природу, сужая наши отношения с природой и природными объектами до чисто экономических аспектов.Может ли такое «сохранение примирения» с учетом рыночных реалий (59) сделать больше, чем просто замедлить эрозию природных ресурсов? Перевод природных активов и услуг в валюту, совместимую с обменом товаров для их сохранения (например, ссылка 60), слишком узок и потенциально вреден (61). Превращение природных активов в фрагменты, подлежащие учету и инструментальному использованию, сводит общественно-естественные отношения к рыночным операциям. Это сокращение может привести к пренебрежению природными особенностями, которые не могут быть оценены в денежном выражении, и риск, усугубляемый серьезной асимметрией в процессе оценки.Как можно определить денежную оценку биоразнообразия тропических лесов (например, ссылка 62) или уравновесить легко оцениваемые затраты, которые плотоядные животные причиняют животноводству (63), с их экологической ценностью (64), которую трудно измерить с экономической точки зрения (например, ссылка 65)? Эта экономическая оценка неявно делает взаимозаменяемыми все виды. Пока они предоставляют узко определенный набор услуг, не имеет значения, какой вид поддерживается. Также не имеет значения, предоставляет ли технология такую ​​же услугу, как и вид.

Согласование экономики и сохранения окружающей среды потребует уточнения относительного положения экономики, общества и окружающей среды. Сохранение часто помещается на пересечении трех колец, представляющих экономику, общество и окружающую среду (66). Вложенная модель, подчеркивающая, что нет экономики без общества и что все человеческие общества критически зависят от своей естественной среды (67), помещает экономику внутри общества, а окружающую среду как охват общества и экономики.Это контрастирует с нынешним приматом экономики, в которой окружающая среда и часто общества рассматриваются как простые ресурсы. Он подчеркивает, что экономика зависит от общества и окружающей его среды (68). Он признает экологические ограничения и может помочь природоохранной науке пересмотреть свое взаимодействие с экономикой и технологиями.

Лечение симптомов и техно-экосистемы: решения или иллюзии?

Взаимодействие науки о сохранении с технологиями является сложным. Вначале его опасения по поводу исчезновения видов были связаны с использованием инноваций в выращивании в неволе, чтобы выиграть время для находящихся под угрозой исчезновения видов, часто за счет приспособленности (напримерг., исх. 69). Расширение его внимания к изменениям, вторжениям и восстановлению фауны все больше подчеркивает практические подходы с некоторыми замечательными успехами (70). Местному или конкретному акценту по-прежнему не хватало общности, необходимой для рассмотрения системного контекста эрозии биоразнообразия и экологических процессов.

Когда практические подходы расширились от видов к экосистемам, они основывались на противоположных взглядах. Одним из них было смирение и признание того, что в мире будут доминировать техно-экосистемы, построенные и спроектированные на принципах, которые не были экологическими и в основном питались ископаемыми источниками энергии (71), а также «новыми» экосистемами (72), определяемыми как ранее существовавшие. находится под сильным влиянием людей, но больше не находится под их управлением.Представление о новых экосистемах потенциально ведет к принятию «свершившегося факта» и к видению «одомашненной» Земли, управляемой высокомерным управленческим складом ума »(73). Однако там, где эти экосистемы уже существуют, попытка сделать их более «полезными» для биоразнообразия является одной из возможных действенных целей, если она сочетается с предотвращением движения менее затронутых территорий по той же траектории (72).

Экологи-реставраторы в своих усилиях по восстановлению экологических свойств деградированных экосистем олицетворяют иное отношение.Признавая, что все экосистемы постоянно меняются в той или иной степени, они пытаются изменить текущее развитие экосистемы в соответствии с ее исторической траекторией, чтобы она развивалась в ответ на будущие условия (74). Некоторое несоответствие будет существовать, но цель состоит в том, чтобы помочь экосистеме, которая развивалась тысячелетиями, продолжить свой путь.

Экологическая инженерия (75) может быть определена как попытка найти более общий подход, направленный на лечение, а не на лечение симптомов. Цель состоит в том, чтобы перейти от альянса инженерии и точных наук, которые сформировали созданную человеком часть мира, к альянсу с экологией для восстановления естественных функций даже в системах, на которые больше всего влияет человек.Эта предписывающая дисциплина (76) уходит корнями в экологию и определяется как «проектирование устойчивых экосистем, которые объединяют человеческое общество с его естественной средой на благо обоих» (75). Основываясь на манипулировании естественными или искусственными экосистемами путем интеграции прикладной и теоретической экологии, его амбиции остаются, несмотря на незначительные взаимодействия с экологической экономикой (75), ограниченными внедрением экологического мышления в то, как общества, основанные на росте, формируют мир. То же самое верно и для экологической интенсификации, недавнего развития, основанного на технологиях, позволяющих обойти экологические ограничения продуктивности земель [e.г., применительно к сельскому хозяйству (77)].

Все эти пути решения экологического кризиса за счет практических действий, основанных на технологиях. Все сталкивались с критикой, касающейся риска пренебрежения или, что еще хуже, отказа от природных экосистем, и / или веры в то, что человеческая изобретательность каким-то образом позволит естественным экосистемам существовать, поскольку потребности человека удовлетворяются. Эти риски усугубляются отсутствием четко сформулированного видения природоохранной науки, которое подчеркивало бы и служило бы необходимости изменения взглядов для общества в целом и необходимости признать ограничения, налагаемые биосферой.Такое видение поможет природоохранной науке заменить подводные камни технических решений технической грамотностью, оставив роль технологий для «отделения неотложной помощи», вместо того, чтобы использовать ее в качестве подхода по умолчанию. В таком контексте смягчение последствий или восстановление можно было бы пересмотреть как способы предоставить дополнительные возможности для природы, а не просто компенсировать местные воздействия в ненадлежащих рамках.

«Мудрое приручение» или «Мудрое приручение»?

Многие природоохранные биологи чувствуют необходимость преодолеть беспокойство, с которым, несмотря на свои усилия и успехи, они становятся свидетелями продолжающейся эрозии биоразнообразия и природных процессов (78, 79).Эта потребность может объяснить попытки найти новые пути, которые отказываются от концепции сохранения в целом, чтобы сосредоточиться на новых экосистемах (72) или предложить «новую науку о сохранении», которая подчеркивает сохранение того, что лучше всего служит людям (79), помогает «человечеству приручить природа более мудро »(34), и в котором« потребности и желания людей должны иметь приоритет над любыми внутренними или неотъемлемыми правами и ценностями природы »(79). Еще неизвестно, сколько ученых-экологов разделяют эту точку зрения о том, что необходимо сделать выбор между благополучием человека и заботой о дикой природе.

Во-первых, утверждение, что «традиционная наука о сохранении» сосредотачивается на «первозданной» природе и пренебрегает людьми, противоречит истории науки о сохранении. Во-вторых, утверждение о том, что традиционная природоохранная наука сосредоточена на безлюдной дикой природе, также заслуживает пристального внимания. Мало кто сомневается в том, что почти с самого начала люди как вид играли важную роль в экосистемах, которые они занимали (80, 81). Эти длительные отношения между людьми и этими экосистемами затронули обе стороны; местное человеческое население в такой же степени «формировалось» местной средой, как и влияло на нее.Он был одним из источников культурного разнообразия, а также разнообразия жизни с появлением разнообразия культурных растений и появлением сложных сельскохозяйственных ландшафтов, благоприятных для разнообразных сообществ диких видов (82). Это также приводило к гибели видов во много раз и в некоторых местах (83). Диверсификация, вызванная одомашниванием, ослабла во второй половине двадцатого века после сельскохозяйственной революции (84), следуя той же тенденции к эрозии, которая наблюдалась у диких видов, связанных с пахотными землями (85).Оба вопроса стали предметом изучения природоохранной науки.

Но использование того факта, что люди всегда были встроены в экосистемы в качестве аргумента для отказа от концепции дикой автономной природы, упускает из виду резкое увеличение масштабов и интенсивности антропогенного воздействия на биосферу. Используя метафору, тот факт, что люди всегда сражались друг с другом с применением различного ручного оружия, не вызывает бесполезных опасений по поводу последствий ядерной войны. Масштаб имеет значение. И наоборот, утверждение, что «реальность человеческого следа делает дискуссии о том, какие районы мира следует выделить как дикие и охраняемые территории, в некоторой степени неуместными» (34), также является надуманным, как и утверждение о том, что после ограбления 90% ее вещей, зачем беспокоиться об оставшихся 10%.Повышение эффективности охраняемых территорий в представлении разнообразия видов должно оставаться центральным элементом природоохранной науки (86).

То, что упускается из виду при фокусе на «разумное приручение», призванное новой природоохранной наукой, заключается в том, что даже в «одомашненных» экосистемах большинство существующих видов являются дикими (87), и процессы, поддерживающие эти системы, почти полностью контролируются человеком. . Только по этой причине их дикая часть заслуживает нашего предельного внимания и предполагает, что сохранение должно найти способы привлечь больше «дикой» природы в ту часть мира, которую мы занимаем наиболее интенсивно (88).Как достичь этого, было изучено в сельскохозяйственных системах, теоретически и практически (89), и должно быть частью программы эмпирических исследований (87). Другой важной причиной такого акцента является то, что эти системы представляют собой матрицу, окружающую более естественные и / или охраняемые части ландшафта, и поэтому имеют решающее значение для их сохранения (90) через сложную сеть взаимодействий.

Столетие экологических исследований выявило множество неожиданных взаимозависимостей, связывающих птиц, рептилий и высокотравные растения прерий с наличием больших стад бизонов (91) или ростом хвойных лесов с обязательной ролью мириад эктомикоризных грибов (92). ).Анализ сложных экологических сообществ, в частности микробных членов и связей между наземными и подземными компонентами, является одним из передовых направлений современной экологии (93), чему способствовало появление молекулярных методов, которые позволяют обнаруживать ранее недоступные виды и взаимосвязи. Интенсивные исследования множества взаимосвязей между видами в «дикой» природе и того, как эти взаимосвязи способствуют устойчивости и функционированию любой экосистемы и реагируют на глобальные изменения, стали еще одной насущной потребностью в природоохранной науке, осознающей экологические ограничения (93).Такое исследование природы и уязвимости автономных сообществ также поможет в реализации «мудрого дикого поведения» одомашненных, высокоантропогенных сообществ.

Таким образом, нам нужно больше автономии «одомашненной» природы для увеличения возможностей для не одомашненных процессов, а не более изощренное укрощение природы. Это уважение к более дикой природе, где бы она ни находилась, подчеркивает необходимость усилий по спасению того, что осталось от недомашненной природы, частей мира, где человеческие цели не являются основными движущими силами и которые часто необходимы для выживания местных видов с ограниченные диапазоны (94).Такой подход не будет направлен ни на защиту природы от людей, ни на защиту природы от людей. Его цель — защитить природу вместе с людьми (95). Это люди, которые в подавляющем большинстве ставят под угрозу будущее видов и экосистем, но также люди, которые пытаются обеспечить это будущее.

Наконец, центральная проблема, которую не рассматривают «новые защитники природы», — это совместимость существующей социальной парадигмы с устойчивым будущим. Хотя они справедливо утверждают, что существуют экономические субъекты, желающие инвестировать в более экологически чувствительные отношения, такие субъекты останутся исключением в экономике, где основные принципы основываются на росте и потреблении и в которой желание приобретать считается движущей силой индивидуального поведения.Если действительно беспроигрышные варианты часто могут быть иллюзорным и трудным выбором, необходимым для примирения сохранения биоразнообразия и благосостояния человека (96), то такой выбор без совместимой системы социальных ценностей приведет к тупику.

Наука об охране природы, основанная на уважении: от примирения к социально-экологическому переходу.

Несмотря на то, что традиционная природоохранная наука нацелена на достижение конкретных природоохранных целей в рамках нынешних социальных рамок, концептуальное видение инклюзивных отношений человека и природы и признание ограничений, налагаемых конечным миром, были основными составляющими его мышления.Но такое отношение часто имеет дело с отдельными сущностями, а не с их сложной сетью отношений, ведущих к коллективным сущностям — популяциям, сообществам, экосистемам, обществам — необходимым для благополучия отдельных сущностей, включая людей (97).

Также справедливо признать первоначальное неприятие некоторыми учеными-экологами всего, что связано с людьми. Наука о сохранении природы, особенно в Северной Америке (98), имела тенденцию сосредотачиваться на том, что она считает естественной частью мира, и игнорировать или даже рассматривать как враждебные своим целям его более искусственные части (99, 100).Это отношение изменилось в конце 20-го века, когда природоохранная наука стала все больше интересоваться экологическими функциями человеческих образований, таких как сельскохозяйственные земли или городские районы, признавая беспрецедентную способность человеческого вида изменять мир до такой степени, что размывает его дихотомия между естественным и искусственным, сформированная нами и для нас. Эта способность стала геологической силой, которая подтолкнула Землю к новой эре, антропоцену (101). Если люди являются этой силой, влияющей на все аспекты биосферы, текущий кризис может быть разрешен только путем принятия принципов, регулирующих наши действия.

Таким образом, задача ученых-экологов состоит в том, чтобы действовать изо дня в день в текущих условиях, но в то же время ясно дать понять, что долгосрочные перспективы сохранения мрачны без радикального изменения взглядов и процессов. которые управляют нашим взаимодействием с биосферой. Этот переход должен сделать уважение к природе и ее ограничениям неотъемлемой частью нашего взаимодействия с миром на всех уровнях действий и принятия решений. Более устойчивая система ценностей ни в коем случае не является автоматическим поворотом истории.Это серьезная проблема, но желаемой альтернативы нет (102). Эта амбициозная цель могла бы извлечь выгоду из растущего числа призывов к радикальным изменениям отношения со стороны правительства и управленческих агентств, заявляющих, что «участие в экологическом переходе означает принятие новой экономической и социальной модели … жить вместе »www.developpement-durable.gouv.fr/Qu-est-ce-que-la-transition.html.

Парадоксально, что именно тогда, когда такие «радикальные» взгляды возникают в наиболее политически или технологически ориентированных сферах, некоторые защитники природы рассматривают «одомашненную» планету с акцентом на человеческие потребности, не ставя под сомнение пределы, в которых эти желания должны быть выражены.Сегодня природоохранная наука должна принять видение активного сохранения, охватывающего все системы, независимо от того, обусловлены ли они деятельностью человека или нет. Это видение должно быть сосредоточено на согласовании человеческих потребностей со способностью планеты поддерживать разнообразие жизни в долгосрочном плане, признавая, что в мире, который скоро станет принимать 10 миллиардов человек, человеческое отношение лежит в основе как проблемы, так и ее решение.

По нашему мнению, эта новая система ценностей должна отдавать предпочтение биоразнообразию и автономным экологическим процессам как центральным элементам повестки дня человеческой деятельности.Тогда ключевая роль природоохранной науки будет заключаться в поиске способов увеличения возможностей для биоразнообразия и природных процессов во всех контекстах, от естественных до полуестественных и созданных человеком экосистем. Описанные выше исследования взаимозависимостей и взаимосвязей подтверждают эту роль, равно как и исследования воздействия неместных видов и управления ими как в преимущественно естественных, так и в антропогенных экосистемах (73). Эта инклюзивная роль сохранения лишит дисциплину ее часто оборонительной позиции.Он перейдет от науки «сохранения» к науке «перехода», которая вовлекает граждан и способствует более широкому пониманию места природы и того, как максимально использовать возможности природы (например, ссылка 103). Менее дихотомическое противостояние, чем естественное / искусственное, охраняемое / не охраняемое или редкое / обычное, должно быть направлено на улучшение законов о защите природы и дикого биологического разнообразия в агро-городских экосистемах и на незащищенных территориях, а не ведет к ослаблению защитных механизмов. законы для наиболее естественных и охраняемых территорий или их игнорирование.Эти природные территории должны оставаться важными для сохранения биоразнообразия и улучшения условий в окружающей их матрице.

Как указано в первом разделе, корни нынешнего кризиса лежат в нашей социальной парадигме. Правильное понимание его механизмов и ключевых действующих лиц находится за пределами зоны комфорта ученых, изучающих естественные науки и экологию. Хотя экология может выявить наличие ограничений для роста и локальные или глобальные последствия их игнорирования, социальные науки необходимы для диагностики действующих социальных механизмов и сил, препятствующих их изменению.В частности, понимание человеческого поведения и отношения должно быть в авангарде «социоэкологии сохранения».

Для таких усилий важным элементом исследовательской программы будет лучшее понимание всех аспектов человеческого благополучия и того, как оно соотносится с мировоззрением общества и находится под его влиянием (например, ссылка 97). По мнению Острома (104), никакое простое решение не сделает сложные социально-экологические системы устойчивыми. Ее призыв проявлять осторожность в отношении тщеславия попыток решить сложные проблемы с помощью простых решений подчеркивает роль природоохранной науки в ее самом широком смысле в определении процессов обучения как в естественных, так и в социальных науках, которые помогают разрабатывать адаптивные подходы и средства корректировки решений для проблемы (105).Этот подход поднимает вопрос о его совместимости с гетерономным мировоззрением, характерным для нынешней экономической парадигмы, основанной на нескольких чрезмерных упрощениях. Многие исследования устойчивости сосредоточены в местном масштабе, уделяя мало внимания более широким факторам внешней социальной, институциональной и физической среды: в частности, населению и рыночной экономике (106).

Решение текущей проблемы также потребует понимания политической истории, которая привела к антропоцену, чтобы способствовать политическому подходу к текущему кризису, который включает этические обязательства, основанные на признании экологических ограничений.Помимо резкого увеличения численности населения, нам все еще не хватает четкого признания факторов, которые привели к антропоцену, а именно военных действий, консьюмеризма и индустриализации той части человечества, которую обычно называют «Севером» (107, 108 ). Еще один важный фактор, требующий изучения, — это история критического анализа экологических проблем, связанных с индустриализацией. Фрессоз (109) утверждает, что критика восходит к заре индустриализации, но ее заглушили политические и промышленные элиты.Нынешнее восприятие прогрессирующего пробуждения экологической осведомленности после Второй мировой войны больше связано с эффективностью, с которой заглушалась прежняя критика, чем с более ранней неосведомленностью (108).

Этические обязательства, основанные на рациональности экологических и гуманитарных наук, могут быть недостаточными, чтобы вывести нас из экологического кризиса, но они необходимы. Наше отношение к миру формируется нашим врожденным багажом в форме укоренившегося поведения и его взаимодействием с нашей культурной средой.С течением времени в человеческих обществах произошли серьезные сдвиги во взглядах. Понимание того, что сделало их возможным, выходит за рамки природоохранной науки, но будет играть решающую роль в результате.

Антропоцентризм — обзор | Темы ScienceDirect

2.2 Экоцентрическая этика

Основная дискуссия в экологической этике связана с тем, как следует ценить природу. Гуманизм — да и вся западная этическая традиция — постоянно подвергается сомнению со стороны тех, кто возражает против его антропоцентризма — его предположения, что только люди и их интересы этически значимы.Экоцентричная экологическая этика — мнение о том, что ценности природы не могут быть сведены к тому, что способствует благополучию человека — всегда находилась в меньшинстве среди защитников окружающей среды. Тем не менее, экологи, ориентированные на экоцентр, оказали значительное влияние на экологическое движение и еще большее влияние на этическую теорию. Более радикально, чем движение за освобождение животных, экоцентризм бросил вызов традиционным представлениям о ценностях и морали.

Леопольд, которого обычно считают одним из первых, кто выдвинул экоцентрическую позицию, отмечает, что Одиссей, вернувшийся домой из своих путешествий, не испытывал моральных сомнений в отношении убийства девушек-рабынь, которые общались с его врагами.«Девочки были собственностью. Распоряжение собственностью тогда, как и сейчас, было вопросом целесообразности, а не правильного и неправильного »(Леопольд 1949, стр. 217). «Мы больше не думаем, что к любому человеку следует относиться как к собственности другого», — продолжает он. Но наши отношения с землей, почвой, растениями и другими существами, которые являются частью нашего биотического сообщества, остаются экономическими. Он призывает к этике земли, которая «расширяет границы сообщества, включая почвы, воды, растения, животных или все вместе: землю» (Леопольд 1949, стр.224).

Леопольд утверждает, что этика земли является естественным результатом процесса этической эволюции. Некоторые философы приводят доводы в пользу экоцентризма, пытаясь показать, что рамки гуманитарной этики могут и должны быть расширены, чтобы включить в качестве объектов морального беспокойства все живые организмы — и, возможно, другие объекты в природе. По словам Тейлора, большинство морально чувствительных людей уже убеждены в том, что разумные животные обладают многими качествами, которые делают людей значительными с моральной точки зрения.У них тоже есть интересы и чувства, и то, что мы делаем, может причинить им боль или пользу. Эти сходства — хороший повод сказать, что животные как личности заслуживают морального уважения. Растение или неразумное животное похоже на разумное существо в том смысле, что у него есть собственное благо — полное развитие его биологических способностей. Если мы признаем, что это так, и признаем зависимость человека от сложной сети жизни, мы будем предрасположены признать, что каждый организм обладает внутренней ценностью — ценностью, которая вызывает наше моральное уважение (Taylor 1986, стр.59–98). Джонсон утверждает, что виды, дикая природа и другие природные системы имеют собственные интересы и поэтому ценны по тем же причинам, что и люди и другие разумные животные (Johnson 1991, стр. 97–183).

Тейлор и Джонсон расходятся во мнениях относительно того, имеют ли части — отдельные организмы — или целые — виды и системы окружающей среды — внутреннюю ценность. Однако разница между индивидуализмом и холизмом в экологической этике менее важна, чем кажется. Тот факт, что люди и живые существа обладают сознанием и, следовательно, имеют точку зрения, дает нам естественные средства отличать индивидов друг от друга и индивидов из целого, частью которого они являются.Там, где сознание отсутствует, индивидуация и различие между частью и целым вряд ли будут иметь решающее значение с этической точки зрения. Фактически, многие экологи-экологи готовы придавать ценность как отдельным организмам, так и системам, которые их содержат. Более серьезные разногласия среди экологов, ориентированных на экоцентр, существуют между теми, кто ценит животных или окружающую среду, потому что они обладают качествами, аналогичными человеческим качествам, и теми, кто думает, что эта причина для оценки природы в основе своей ориентирована на человека и должна быть отвергнута.

Те, кто отвергают аналогичные аргументы в пользу оценки природы, должны найти другую основу для своей экоцентрической этики. Некоторые находят это в мировоззрении, которое рассматривает космос или Землю как личность (Matthews 1991, стр. 142–147). Другие думают, что сочувствие к таким наукам, как экология, приведет нас к экоцентрической позиции (Callicott 1989, p. 125) или что нас подтолкнет в этом направлении размышления над нашей интуицией. Ричард и Вэл Рутли (Routley and Routley 1980, стр. 121–123) просят нас представить, что мы — последние люди на планете.Считали бы мы морально допустимым уничтожение его экосистем, если бы нам не приходилось беспокоиться о благополучии будущих поколений? Они ожидают, что мы ответим «нет» и, как следствие, признаем, что мы уже склонны ценить природу ради нее самой. Затем от нас требуется определить характеристики, которые придают ценность природным системам — они предполагают разнообразие, естественность, целостность, стабильность и гармонию — и отдать должное этим ценным системам, когда мы занимаемся моральными рассуждениями.

Его критики считают экоцентрическую политику защиты окружающей среды неправдоподобной или даже потенциально опасной.Почему мы должны расширять сферу нашей моральной заботы за пределы существ, способных страдать? Как мы можем принять этику, которая может предписывать политику, противоречащую человеческому благу? Более того, экоцентрическая этика сталкивается с концептуальными проблемами. Если он просит нас ценить все, что может восприниматься как имеющее собственное благо, или каждую систему, которая сбалансирована, упорядочена и интегрирована, то как мы можем избежать требования ценить ради них машины, органы тела или социальные сети? системы? Почему такая этика должна уделять особое внимание существам, ныне живущим, и существующим системам, а не равно (или более) сложным интегрированным системам окружающей среды, которые существовали или могут существовать?

Однако, даже если экоцентрированная этика окажется неправдоподобной или неприемлемой, ее цель убедить нас в том, что природу следует ценить такой, какая она есть — а не просто как ресурс — разумна и может быть достигнута в пределах человеческих возможностей. -центрированная этика.Если, например, вещи в природе ценны из-за своих эстетических качеств, тогда у нас есть причина приложить усилия, чтобы ценить и сохранять их. При этом мы ценим их такими, какие они есть. Дикая природа, пейзажи, виды, сама земля также можно ценить как наследие или просто любить и лелеять, потому что эти среды или существа являются частью нашего мира. Рассмотрение себя как части сообщества, которое включает в себя нашу естественную среду (как рекомендовал Леопольд), может усилить наше чувство принадлежности к месту и, таким образом, обогатить нашу жизнь.Такая оценка сохраняет свой человеческий центр, но это может дать нам достаточные основания думать, что последние люди не должны разрушать свой мир.

Новые технологииИнженерия и этика для антропогенной планеты | Новые технологии и этические проблемы в инженерии: материалы семинара

помогает создавать этические реакции профессионального сообщества на уровне системного поведения и вносить в них свой вклад. Теперь мы живем на терраформированной планете, которая сформирована и отображает наш дизайн, выбор и культуру во всех масштабах, от артефактов до великих природных циклов.У нас есть обязательство перед собой, перед нашей профессией и перед будущим создавать знания и мудрость, которые сделают эту Землю, а также замыслы, которые ее определяют и связывают вместе, высшим выражением нашей ответственности, нашей рациональности и нашего этика.

ССЫЛКИ

Abrams, M.H. 1971. Естественное сверхъестественное: традиции и революция в романтической литературе. Нью-Йорк: W.W. Нортон и компания.

Алленби, Б.Р. 1999. Промышленная экология: основы политики и реализация. Верхняя Сэдл-Ривер, штат Нью-Джерси: Прентис-Холл.

Алленби, Б. 2000/2001. Инженерия и управление земными системами. Технология и общество 19 (4): 10–24.

Алленби, Б. 2002. Наблюдения за философскими последствиями инженерии и управления земными системами. Рабочий документ Института Баттена. Шарлоттсвилль, Вирджиния: Институт Баттена, Высшая школа бизнеса Дардена, Университет Вирджинии.

Барабаши, А.2002. Связано: Новая наука о сетях. Кембридж, Массачусетс: издательство Perseus Publishing.

Барретт В. 1979. Иллюзия техники. Гарден-Сити, Нью-Йорк: Якорные книги.

Беркес Ф. и К. Фольке, ред. 1998. Соединение социальных и экологических систем: методы управления и социальные механизмы для повышения устойчивости. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Берри, Т. 2001. Жизнеспособный человек. Стр. 175–184 в экологической философии: от прав животных к радикальной экологии, 3 ^{-е изд., под редакцией М.Э. Циммермана, Дж. Б. Калликотта, Г. Сешнса, К.Дж. Уоррен и Дж. Кларк. Верхняя Сэдл-Ривер, штат Нью-Джерси: Прентис-Холл.}

Каллон, М. 1997. Общество в процессе становления: исследование технологий как инструмент социологического анализа. Стр. 83–86 в Социальном конструировании технологических систем, под редакцией W.E. Бийкер, Т. Хьюз и Т. Пинч. Кембридж, Массачусетс: MIT Press.

Кастельс, М. 2000. Расцвет сетевого общества, 2 ^nd изд. Оксфорд, Великобритания: Blackwell Publishers.

Cronon, W., ed. 1995. Необычная земля: переосмысление места человека в природе. Нью-Йорк: W.W. Нортон и компания.

Галлахер Р. и Б. Карпентер. 1997. Экосистемы, в которых доминирует человек: введение. Наука 277: 485.

Гидденс, А. 1984. Конституция общества. Беркли, Калифорния: Калифорнийский университет Press.

Graedel, T.E., and B.R. Алленби. 2002. Промышленная экология, 2 ^nd изд. Верхняя Сэдл-Ривер, штат Нью-Джерси: Прентис-Холл.

Грублер А. 1998. Технологии и глобальные изменения. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Гундерсон, Л.Х., К.С. Холлинг, С.С. Лайт, ред. 1995. Барьеры и мосты к обновлению экосистем и институтов. Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.

Hacking, I. 1999. Социальное конструирование чего? Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Харви, Д. 1996. Правосудие, природа и география различий. Кембридж, Массачусетс.: Издательство Blackwell.

Хайдеггер, М. 1977. Вопрос о технологии и другие очерки. Перевод В. Ловитта. Нью-Йорк: Harper Torchbooks.

Hong, S., J. Candelone, C.C. Паттерсон и К.Ф. Бутрон. 1996. История загрязнения древних медеплавильных производств в римские и средневековые времена, зафиксированная во льдах Гренландии. Наука 272: 246–249.

Яблонски Д. 1991. Вымирание: палеонтологическая перспектива. Science 253: 754–757.

Собаки могут обладать телесным осознанием и понимать последствия своих действий

Новое исследование, опубликованное в Scientific Reports , показало, что собаки понимают взаимосвязь между своим телом и окружающей средой при решении задач.Исследователи кафедры этологии Университета Этвеша Лоранда (Будапешт, Венгрия) обнаружили, что собаки могут распознавать свое тело как препятствие, и эта способность является одним из основных проявлений саморепрезентации у людей. Предоставлено: Рита Ленкей / ELTE.

Новое исследование, опубликованное в Scientific Reports , показало, что собаки понимают взаимосвязь между своим телом и окружающей средой при решении задач. Исследователи кафедры этологии Университета Этвеша Лоранда (Будапешт, Венгрия) обнаружили, что собаки могут распознавать свое тело как препятствие, и эта способность является одним из основных проявлений саморепрезентации у людей.

Саморепрезентация — это способность удерживать информацию о себе в собственной ментальной модели. У людей эта способность достигла чрезвычайно сложной формы, называемой самосознанием. Однако некоторые из его элементов могли появиться и в процессе эволюции нечеловеческих животных, в соответствии с экологическими потребностями данного вида.

«Собаки — прекрасные объекты для исследования способностей, связанных с саморепрезентацией, поскольку мы разделяем с ними нашу антропогенную физическую и социальную среду.Таким образом, разумно предположить, что по крайней мере некоторые его формы могли проявиться и в них. Исходя из этого, телесное осознание может быть одним из самых основных «, — объясняет Рита Ленкей, аспирант, первый автор исследования.

Исследователи адаптировали парадигму, которая ранее использовалась только на слонах и людях. Во время первоначального теста малышей просят передать одеяло или коврик, на котором они сидят. Однако эта задача может быть выполнена только в том случае, если испытуемые понимают связь между своим телом и матом, следовательно, сначала они должны покинуть мат, прежде чем передать его экспериментатору.В случае собак метод пришлось изменить для четвероногих испытуемых, и к мату был прикреплен мяч, чтобы собаки сразу поняли просьбу владельца передать объект (вместе с матом).

«Мы разработали более сложный метод, чем исходный, чтобы убедиться, что собаки покидают коврик только тогда, когда это действительно необходимо. Основываясь на наших результатах, даже во время их первой попытки они покидали коврик значительно раньше и с большей вероятностью, когда это было необходимо решить задачу, по сравнению с тем, когда, например, мяч был прикреплен к земле », — говорит д-р.Петер Понграц, главный исследователь.

Результаты особенно интересны в свете того, что этот эксперимент, как полагают, связан с хорошо известным экспериментом с зеркальными метками, в котором хорошо работают люди и слоны. Более того, у малышей начало успеха в этом тесте проявляется в то же время — независимо от возраста испытуемого — когда распознается саморефлексия в зеркале.

«На основании наших знаний собака является первым видом, который не прошел тест на зеркальное отражение, но успешно прошел парадигму« тело как препятствие ».Наши результаты подтверждают теорию о репрезентации себя как о совокупности более или менее связанных когнитивных навыков, где наличие или отсутствие определенного строительного блока может зависеть от экологических потребностей и когнитивной сложности данного вида », — говорит Ленкей.

---

Могут ли собаки быстро учить слова?

---

Дополнительная информация: Собаки (Canis knownis) воспринимают собственное тело как физическое препятствие, Scientific Reports (2021).DOI: 10.1038 / s41598-021-82309-x, www.nature.com/articles/s41598-021-82309-x

Предоставлено Университет Этвёша Лоранда

Цитата : Собаки могут осознавать свое тело и понимать последствия своих действий (2021, 18 февраля) получено 13 мая 2021 г. с https: // физ.org / news / 2021-02-dogs-body-осведомленность-последствия-действия.html

Этот документ защищен авторским правом. За исключением честных сделок с целью частного изучения или исследования, никакие часть может быть воспроизведена без письменного разрешения. Контент предоставляется только в информационных целях.

Роль, сыгранная в родах при переходе от обезьяны к человеку, или все любят приквел

В прошлом посте я сказал, что собираюсь подписаться на последний пост Стиглера с постом на Вирно, но я решил напиши вместо этого немного о Лукаче

.Я читал это последние несколько недель, и за это время мне пришло в голову, что Лукача можно понять как предлагающего теорию антропогенеза, теорию конституции человека, которая, как Стиглер и Вирно, рассматривает эту конституцию неотделимо от развития технологий и социальных отношений. Это непосредственное внешнее сходство может быть просто еще одним примером того, как почти любые две книги, прочитанные одновременно, начнут походить друг на друга или, по крайней мере, произведут эффект сходства или сходства.(Кстати, этому явлению действительно нужно название)

Сначала пару слов о Лукаче, как Тимоти Мерфи указал в своем интересном эссе о Лукаче и Негри, Лукач — философ, которого часто не читают просто потому, что он такой легко понять. Любой изучающий критическую теорию, марксизм или современную общественную мысль знает о его эссе о материализации, эссе, которое, по словам одного из моих профессоров, в значительной степени изобрело ранние тексты Маркса об отчуждении до того, как они были опубликованы.Этот маленький эскиз, как и все эскизы, вероятно, сделал больше, чем что-либо еще, чтобы не дать Лукачу прочитать. Таким образом, судьба Лукача становится похожей на судьбу Альтюссера, несмотря на их сильные различия в философских позициях. Альтюссера тоже уменьшили до миниатюрного изображения разрыва между «молодым Марксом» и зрелым Марксом, которое суммирует и сокращает все его сочинения.

Проект онтологии Лукача сейчас мне интересен как минимум по двум причинам. Во-первых, как указывает Мерфи, онтология может показаться противоположной материалистическому или марксистскому проекту: в конце концов, это воплощение философии, которая только интерпретировала мир.Во-вторых, мы могли бы добавить, что этот парадокс становится все более распространенным до такой степени, что он вообще не выглядит парадоксом: Негри, Делёз, Бадью, Жижек и т. Д. Имеют все предложенные онтологии, онтологии, которые должны быть согласованы. с политическим проектом.

Социальная онтология Лукача — это неполная рукопись, состоящая из одного тома о Гегеле, другого тома о Марксе и последнего тома о труде. Помимо двух названных философов, наибольшее влияние на философию оказал Энгельс, чье эссе «Роль труда в переходе от обезьяны к человеку» дает Лукачу большой философский импульс.Как утверждает Лукач, труд фундаментально изменяет статус сознания, составляющего человеческое сознание. Животные могут осознавать ту или иную вещь, но это сознание, эта память погибает вместе с рассматриваемым существом. Он остается «эпифеноменом органического существа». Труд изменяет это, не только трансформируя сознание, поскольку труд неотделим от постановки цели, от признания чего-то нереализованного, но с помощью инструментов и методов труда это сознание становится чем-то значимым, имеющим последствия.Социальное как постоянный уровень реальности, составляющий вторую природу человека, возникает вместе с трудом.

Точка зрения Лукача о роли труда и его экстериоризации в конституции человечества предвосхищает точку зрения Стиглера. На самом деле они могут иметь аналогичный набор антропологических или археологических ссылок. Ориентиром Стиглера является прежде всего Леруа-Гурхан, который мог или не мог повлиять на некоторые памятники антропологов и археологов Лукача.Я еще не полностью проследил историю этого понятия антропогенеза, особенно его связи с материалистической онтологией. Я все еще пытаюсь заполучить книгу Антона Паннекука об антропогенезе.

Что интересно, так это особый смысл, который Лукач придает онтологии, или «социальному бытию», а также сильные и слабые стороны этой концепции. В центре внимания Лукача, как и в его знаменитом эссе, прежде всего, находятся антиномии буржуазной мысли: антиномии, противопоставляющие абстрактное «должно» животной природе человечества или мир целей, управляемый Богом, против совершенно бессмысленного.Что эти точки зрения упускают из-за своих антиномий или явной оппозиции, так это того, что проходит между обеими сторонами оппозиции, и это социальная составляющая. Для Лукача бессмысленно говорить о разуме и теле, о сознании и природе, не осознавая, что социальное — это то, что постоянно проходит между ними, натурализует сознание, делая его частью природы и составляя фон второй природы. Труд постоянно меняет отношения между природой и обществом.

Для Лукача эту вторую природу лучше всего можно понять через труд или, скорее, через телеологию труда.Эта перспектива, которую Лукач приписывает Марксу, преодолевает ограничения философий, которые понимают природу или историю посредством телеологии или вообще обходятся без телеологии. (Как указывает Лукач, даже Спиноза должен был признать телеологию человеческого действия). Как пишет Лукач: «Именно марксистская теория труда как единственной существующей формы телеологически производимого существования впервые обнаруживает специфику общественного бытия». Труд неотделим от telos, от идеи какой-то цели, но он может достичь этой цели только в том случае, если он подчиняется материальности условий.Человек не овладевает природой, но изучает ее, и только изучая ее свойства, можно ее преобразовать: история технологии от кремневого топора до компьютерного чипа в большей степени связана с пониманием имманентных свойств материала, чем с каким-либо мастерством. Таким образом, труд — это преобразование как природы, так и предмета. Чтобы работать, нужно овладеть собой, отложить желание. Поскольку природа и субъект трансформируются, труд производит прибавку, превышающую любой продукт или товар, и это знание этого процесса.Этот избыток, наряду с преобразованием природы и связанного с ним предмета, и есть то, что называется социальным бытием.

Философия Лукача, как и другие марксистские философии (на ум приходит Альтюссер), пытается расширить территорию, охваченную Марксом, за счет расширения труда. Труд становится основой не только политики и экономики, но и онтологии. (Конечно, это онтология, которую, как утверждает Лукач, уже присутствовала в замечаниях Маркса о трудовом процессе). Я симпатизирую точке зрения Лукача, но не могу не думать, что она порождает больше вопросов, чем дает ответов.Как утверждает Лукач, современный трудовой процесс намного сложнее, чем простая постановка цели, которая должна быть достигнута посредством процесса. Целью моих действий больше не является потребности, даже те потребности, которые были преобразованы обществом, а что-то, что одновременно является гораздо более абстрактным и непосредственным, «потребность» зарабатывать на жизнь, зарабатывать зарплату. Во-вторых, что, возможно, более важно, средства современного процесса труда больше не являются миром природы или его законами, а охватывают социальный мир, само социальное бытие.Лукач неоднократно указывает на тот факт, что труд все в большей степени воздействует на общественные отношения, а также на материальные вещи, даже ссылаясь на концепцию Маркса о «реальном подчинении». действительно теоретизировал.

С одной стороны, у нас есть этот фундаментальный принцип: «Даже самая сложная экономика является результатом индивидуальных телеологических постулатов и их реализаций, как в форме альтернатив.Это модифицируется другим фундаментальным принципом, заимствованным у Хартмана, согласно которому более сложные уровни социальных комплексов достигают превосходства над более простыми уровнями, даже если последние остаются в некотором смысле определенными. Другими словами, независимо от того, насколько мы голодны, мы не едим собак (социальное существо имеет приоритет над естественным существом). Эти два принципа, индивидуальные телеогические постулаты и определение простого сложным, составляют нечто вроде противоречия, противоречия, которое отмечает пределы текста Лукача.