Конституции писанные: Как и когда появилась конституция? — Муниципальные новости — Новости, объявления, события
Досье. Из истории зарубежных конституций — Биографии и справки
Конституция — в переводе с латинского «установление, учреждение, устройство». По мнению ряда историков, слово «конституция» как нормативно-правовой термин впервые использовалось в актах Древнего Рима, которые начинались со словосочетания Rem Publicum Constituere… — «Римский народ устанавливает…».
Появлению конституций предшествовали такие акты, как «Великая хартия вольностей» /Англия, 1215 г./, «Золотая булла» /Венгрия, 1222 г./, «Привилегия унии» /Испания, 1287 г./, «Великий мартовский ордонанс» /Франция, 1357 г./, «Нешавские статуты /Польша, 1454 г./, «Радомская конституция Nihil novl» /Польша, 1505 г./, Статут Великого княжества Литовского /1529 г./. В Сан-Марино до настоящего времени действует Статут 1600 года. Этот документ, представляющий свод законов в шести книгах, считается старейшей конституцией мира /в 1974 г. он был дополнен Декларацией прав граждан и основных принципов государственного устройства, став частью конституции страны/.
Конституции в современном смысле этого слова появились в Северной Америке. Первая из них была принята английской колонией Коннектикут в 1639 году /»Фундаментальные законы Коннектикута»/. 17 сентября 1787 года был принят первый общегосударственный основной закон — конституция США /действует до сих пор/. 3 мая 1791 года конституцию приняла Польша, 3 мая 1791 года — Франция, за ними последовали Гаити /1804 г./, Венесуэла /1811 г./, Норвегия и Мексика /1814 г./ и др.
Сегодня конституции имеют почти все страны мира. Многие из них написаны по образцу американской конституции, например, основные законы латиноамериканских государств. В то же время многие страны при составлении основного закона учитывали традиции и искали свой путь. Например, в Великобритании, Новой Зеландии и Израиле с формальной точки зрения конституции нет. Применительно к этим странам употребляется термин «неписаная» конституция, под котором принято понимать определенный набор законов, регулирующих отношения государства и общества, включающий помимо конституционных актов судебные решения, имеющие характер прецедента, и некоторые правовые обычаи.
В большинстве стран действуют конституции, которые признаются основными законами, обладают высшей юридической силой и принимаются в особом, более сложном, чем простые законы, порядке /так называемые писаные конституции/. Такие конституции могут быть единым и единственным актом, как конституция США, а могут представлять собой совокупность нескольких актов. Так, конституцию Швеции составляют четыре документа, Франции — три: конституция 1958 года, преамбула отмененной конституции 1946 года и Декларация прав человека и гражданина 1789 года. Изменения и дополнения к писанным конституциям утверждаются квалифицированным большинством /в 2/3 голосов, иногда 3/4, 4/5 и т.
На порядок изменения Конституции влияет и форма политико-территориального устройства государства. В федеративных государствах этот порядок более сложен, так как помимо федерального парламента поправки в конституцию должны быть приняты квалифицированным большинством субъектов федерации, а иногда и всеми субъектами. Примером могут служить правила, установленные американским законодательством. Конституция США допускает возможность применения четырех разных процедур, хотя на практике используется только одна из них.
Некоторые конституции содержат запрет на внесение изменений, затрагивающих закрепленные в них конституционные принципы. Так, конституции Греции, Италии, Франции, Португалии, Алжира включают статьи, запрещающие отмену республиканской формы правления. Конституция Алжира не допускает пересмотра статей, устанавливающих государственную религию, Португалии — отделения церкви от государства. В ряде стран не допускается изменения федеративной формы государственного устройства /Германия/, запрещается изменение конституции в период войн и чрезвычайного положения /Франция, Бельгия/.
Наиболее распространенный способ внесения поправок в текст конституции — простая замена прежних положений вновь утвержденными /Италия, Германия/. Однако в США принимаемые конституционные изменения публикуются отдельно, а текст конституции остается без изменений и продолжает включать устаревшие нормы.
Большинство конституций имеют неограниченный срок действия, хотя иногда они меняются довольно часто, например, в истории Франции насчитывается 14 конституций. Временные конституции принимаются обычно в переломные для истории страны моменты, после революций и государственных переворотов, как это имело место в Португалии после ликвидации фашизма, где в 1974 году были введены временные конституционные положения. В настоящее время временные хартии или конституции действуют в Мали /с 2012 г./, Судане /с 2005 г./, Ливии /с 1969 г./, Сомали /с 2004 г./ и др.
Большинство конституций принимаются парламентом, учредительным собранием или на референдуме. Так, конституция США была принята конституционным конвентом, своего рода учредительным собранием, состоявшим из представителей штатов — бывших британских колоний, а затем ратифицирована всеми 13-ю существовавшими тогда штатами.
Некоторые конституции вводятся в действие актом главы государства. К их числу относятся конституции Франции 1814 года, Австрийской империи 1849 года, Японии 1889 года, а также действующая конституция Монако 1962 года. Кроме того, метрополия может даровать конституцию своей бывшей к колонии, что произошло с конституцией Канады, которая появилась из акта о Британской Северной Америке 1867 года.
В таких арабских стран, как Катар, Оман, Кувейт, Йемен, Бахрейн, основой законодательства является шариат /правовые нормы ислама/. В Саудовской Аравии в 1992 году был принят основной низам /положение/ правления, в соответствии с которым конституцией страны является Коран и сунна.
О Конституции
У обычного обывателя, далекого от научных и теоретических коллизий, не может не возникнуть вопрос: почему, встав на путь самостоятельного развития, государство стремится легитимировать себя через принятие нормативного акта, носящего учредительный характер (помимо декларации о суверенитете).
Как утверждает Пьер Бурдье – французский социолог и антрополог конца ХХ века, конститутивные которой они вносят вклад в образование, в акты государства, признаются обществом в качестве доксы. Докса – положительные ответ на заранее не заданный вопрос.
У современного Российского государства, учредительными, помимо Конституции, являются следующие акты: Декларация о государственном суверенитете РСФСР (Российской Федерации), Декларация прав и свобод человека и гражданина РСФСР (1991 год), Беловежские соглашения (1991 года), Федеративный Договор (1992 год). Однако, как мы видим, Конституция 1993 года нивелировала большую часть этих актов своими нормами.
Если в подобной легитимации прослеживается некая тенденция или алгоритм, то чем это может быть вызвано? Ведь есть вполне развитые и суверенные государства без конституции, например, Израиль или Великобритания. В Израиле это – конгломерат законов по разным конституционно значимым вопросам, в Великобритании – еще лучше: это и законы, статуты, обычаи, прецеденты, акты Короны, договоры, соглашения.
Как показывает история, равно как и недавние события (например, «арабская весна» и ряд последовавших за нею глобальных преобразований) показывают, что осуществляться это может осуществляться весьма вариативно, иногда – на грани авторитарных форм организации власти, по существу, принципиально ни чем, не отличаясь от практики, отправленной, при этом, на свалку истории. Тем не менее, важнейшим примером, хоть в веке XVIII, хоть в XXI, важнейшим средством стабилизации является принятие или изменение конституции или издание специального акта (актов), которые легитимируют действия новой власти.
Первый известный истории пример принятия современной Конституции, как по виду, так и по времени действия – она действует до сей поры, является принятие Конституции США в 1787 году в Филадельфии. За всю историю США это – вторая конституция, которая, исправила ошибки старой (конфедеративной) и закрепила достижения Войны за независимость.
Рассматривая конституции, часто выделяют различные виды их, в зависимости от того или иного признака. Так, бывают конституции демократические и антидемократические – это, в зависимости от режима, который отражает конституция. Однако это не всегда точно. Например, сталинская конституция СССР 1936 года по юридической технике – вершина достижений советского права того периода. По уровню развитости главы касаемо прав, ее многие считают гораздо более демократической, чем конституцию 1993 года, хотя к подобного рода позиции у меня лично возникают вопросы. Конституция бывает, по крайней мере, как утверждает доктрина, писаной и неписаной. Это на самом деле всего лишь способ для отечественной правовой науки, не меняя старого советского позитивистского подхода, как-то по-новому объяснить ситуацию вокруг стран без конституции в нашем понимании: Великобритании, Израиля и Саудовской Аравии. Так, писанной является, например, конституция в России, Турции, Италии, Франции, ФРГ, Австрии, а неписанной, например, в Израиле. Тут же, правда, стоит сказать и про то, является ли конституция кодифицированной или нет. Это – не одно и то же с писаной и неписаной. Так, конституция в России, Франции, США – кодифицированная. Конституция России до 1993 составляла конгломерат актов: саму Конституцию, Федеративный Договор 1992 года и постановление Верховного Совета о соотношении конституции и Федеративного Договора. Любопытно, что фамилия Руслана Хасбулатова – председателя Верховного Совета России – единственная, упомянутая в Конституции на тот момент (в старой редакции таковая честь выпала Ленину). Другой некодифицированной конституцией является конституция Австрии. Все конституционные законы, обросшие Федеральный Конституционный Закон Австрии составляют так называемый «Конституционный Кодекс». Конституции могут быть демократически принятые (парламентом, референдумом, учредительным органом, специальной комиссией) всенародно или определенным органом от лица народа и октроированные – дарованные. Дарованных конституций два вида – дарованная монархом народу и митрополией доминиону.
Пример первой – Конституция Омана, Кайзеровская Конституция Второго Рейха, Конституция Мейдзи. Пример второй – Конституция Канады. Точнее, два «Акта о Канаде» принятые Британским Парламентом. Так же выделяют виды в зависимости от возможности вносить изменения и так далее. Но есть и конституции другого вида, часто не затрагиваемого в учебниках и монографиях по Конституционному праву: либеральные и этатистские. Ярчайший пример либеральной конституции — Конституция США. Этатистская конституция – конституция России, Франции, Германии и ряда других стран. Признаки либеральной конституции, суть таковы: она закрепляет лишь соотношение и работу органов государственной власти в единой властной системе. При этом, вопросы административного деления, прав человека и прочего остались за скобками. Лишь после «Билля о правах», вопросы базовых прав человека были закреплены.
Как и большая часть конституций, Российская есть продукт потрясений, в том числе социально-экономических и политических.
«Дело в том, что, не смотря на отдельные толкования и нравственные оценки случившегося, юридическая может быть только однозначной – президент совершил переворот», – это слова Валерия Зорькина, созвавшего Конституционный Суд в ночь с 21 на 22 сентября 1993 года. Через несколько часов Хасбулатов созовет Чрезвычайный Съезд Народных Депутатов – последний в истории России и на заседании произнесет: «Осуществлен государственный переворот в его прямых формах. Проводником этих событий выступил до этого момента законный президент Российской Федерации, Борис Николаевич Ельцин».
Фактически, в течении всего 1993 года шла борьба за различные конституционные модели: с сильным президентом и слабым парламентом, либо со слабым президентом и сильным парламентом, либо с неслабым президентом и, достаточно влиятельным парламентом[1]. В 1992 году Ельцин был лишен парламентом дополнительных полномочий на Съезде. Многие, жившие в то время до сих пор помнят полуобернувшуюся к телеаудитории фигуру Ельцина в фойе здания Съезда и его фразу: «я вам этого никогда не прощу!». И не простил. При этом, как видно, Президент, а так же его окружение не осознавали того ужаса, который они создают. Так, в доме у Ельцина никто не видел ни конституции, ни законов. Именно поэтому, никто из ближайшего окружения Ельцина не увидел в Указе № 1400, по десяти пунктам противоречащем Основному Закону[2] не показался ни странным, ни антиконституционным, ни экстремистским. В своем заключении, Конституционный Суд указал, что совершенные Борисом Николаевичем действия «служат основанием для отрешения его от должности или приведения в действие иных механизмов конституционной ответственности (курсив наш – Гааз М. А.)». И Хасбулатов вместе со съездом проводит процедуру импичмента. Однако Ельцин, опираясь на административный ресурс, в конечном счете добивается разгона Верховного Совета. Начинается постыдная история беззакония. До созыва Федерального Собрания, все законодательные функции, на основе Указа № 1400 переходят Президенту. Конституция была, по сути, расстреляна из танков и растоптана.
Вот что сделал человек, подписавший 9 октября 1992 года Закон «О защите конституционных органов власти в Российской Федерации», который предусматривал уголовную ответственность за призывы к свержению конституционного строя.
Но далее началось еще большее веселье. Елена Лукьянова в статье «Из истории беззакония (к вопросу о порядке проведения и результатах референдума 12. 12.1993)» указывает на многочисленные нарушения законодательства входе принятия конституции 1993 года. Как написал Сурен Авокьян, после событий 1993 года, был «создан прецедент (расстрел парламента – примечание Гааз М. А.) . Неконституционная власть не имеет перспективы[3].
И все же, пришлось принять новые правила. Ибо конфронтация приведет к еще более ужасному социальному кризису. Но, все же, уважаемые читатели, давайте рассмотрим, что же было в 1993 году 12 декабря.
Итак, во-первых, в соответствии с Законом РСФСР «О референдуме», а именно в соответствии с нормами статьи 9. Вопрос о референдуме в РСФСР решается Съездом, а в перерывах между сессиями – Верховным Советом РСФСР (Российской Федерации). Положим, в тогдашних условиях подобная процедура была невозможна, однако, отметим, что закон предусматривал и иной путь – статья 10 допускала референдум по инициативе граждан. Но и инициативы не было, Ельцин решил все иначе. Во-первых, он назвал все сие мероприятие немного иначе: «всенародное голосование», считая, что таким образом обошел закон о референдуме. Но, правовая природа была абсолютно аутентична референдуму. Поэтому, президент делает еще кое-что. В одном из актов, которым «готовился» референдум, было сказано: «Признавая незыблемость народовластия как основы конституционного строя Российской Федерации, осознавая, что носителем и источником власти является ее многонациональный народ, а так же признавая право народа непосредственно решать наиболее важные вопросы государственной жизни…»[4] он единолично назначает референдум по проекту Конституции.
Во-вторых, Конституция РСФСР (Российской Федерации) закрепляла исключительную прерогативу Съезда по вопросам касаемо Конституции. Подобные вопросы не мог решать даже Верховный Совет, не говоря уже о высшем должностном лице и главе исполнительной власти – Президенте РСФСР (Российской Федерации). Таким образом, законность референдума не то, что вызывает вопросы, ее попросту нет. Это напоминает подход, в стиле времен гражданской войны и военного коммунизма – революционная целесообразность. Ельцину было целесообразно провести конституционную реформу. Верховному Совету было целесообразно реформу поддержать, однако, с 1 января 1992 года, когда начался переход к рыночной экономике, Верховный Совет реформу Гайдара поддерживать е стал. Единственный, кто проталкивал через Съезд все реформы был спикер Верховного Совета – Хасбулатов, который, однако, позднее скажет «я видел в Европе… так капитализм не строят!…», однако сказано это будет больше чем через 10 лет после описываемых событий. Когда же Парламент вступил в конфронтацию с Президентом, случилось совсем уж безудержное веселье. Во что оно вылилось – все мы знаем. При этом, бесспорно, Парламент действовал исключительно в рамках закона, а события 1993 стали результатом ошибки двух человек – Ельцина и Хасбулатова, на которые потом пластом легли действия Руцкого, Макашова, Баркашова и прочих замечательных персонажей.
Поэтому, расстрел Парламента стал тем Рубиконом, той точкой невозврата, после которой законно проводить референдум было не возможно. И именно поэтому референдум, на который навесили бирочку с другим названием, по сути стал попыткой легитимировать старо-новую власть (ситуация новая, а персоны старые) в сложившихся реалиях. Таким образом, конституция, ставшая таким путем еще и незаконнорожденной дочерью ельцинского режима окончательно закрепила результаты переходного периода 1991-1993 годов: она окончательно устранила любые упоминания об СССР (в старой конституции, не смотря на то, что Союз нерушимый республик свободных давно распался, все же упоминался: «…должны соблюдать Конституцию и законы Российской Федерации, Конституцию и законы СССР…»), ввела новую форму парламента, и, наконец, предала легитимный вид власти Ельцина (п. 3 Заключительных и переходных положений «Президент Российской Федерации, избранный в соответствии с Конституцией (Основным Законом) Российской Федерации – России, со дня вступления в силу настоящей Конституции осуществляет установленные ею полномочия (курсив наш – Гааз М.
А.), до истечения срока, на который он был избран» — то есть то, что господин Ельцин сделал 21 сентября 1993 года он, по этой же самой конституции, что признается, делать не мог (Sic!) и, уже к моменту принятия конституции весьма активно этим занимался – это абсурд возведенный в высшую степень!!!), а так же правительству (п. 4) и упразднила старую Конституцию окончательно (абз. 3 п. 1 переходных положений: «…Одновременно прекращает действие Конституция (Основной Закон) Российской Федерации – России, принятый 12 апреля 1978 года, с последующими изменениями и дополнениями…»), хотя фактически конституция была уже перечеркнута подписью под Указом № 1400 и расстреляна из того же танка, в тот же день и час, что и Верховный Совет.
Так или иначе, чем дальше мы находимся от событий 1993 года, тем больше возникаем желание разорвать эти абсурдные путы лжи, в которые мы, как в силки были пойманы в 1993 году. А это значит решит и многие другие спорные события того времени, которые мы ощущаем и поныне. И касается это не только и не столько политических инсинуаций, как действующего режима, так и оппозиции (в определенном смысле слова все неправы, а в определенном – правы – понимайте, как хотите), сколь ту магию, что происходит с конституционным текстом в стенах различных милых заведений, где он, о нет, не растаптывается, а понимается весьма далеко от своей изначальной, юридически примордиальной сути.
[1] Авакьян С. А. Конституция России: природа, эволюция, современность. М., 1997. с. 171-174
[2] Заключение Конституционного Суда Российской Федерации от 21 сентября 1993 года // Конституционный вестник. № (17). С. 122.
[3] Авакьян С. А. Создан прецедент. Неконституционная власть не имеет перспективы// Независимая газета. 1993. 15 октября.
[4] САПП РФ 1993№ 42 Ст. 1633
Доклад на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 года
Сталин И.В. О проекте Конституции Союза ССР: Доклад на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 года
Сталин И.

Источник:
Сталин И.В. Cочинения. – Т. 14. –
М.: Издательство “Писатель”, 1997. С. 119–147.
Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания
I. Образование Конституционной Комиссии и ее задачи
Товарищи!
Конституционная Комиссия, проект которой представлен на рассмотрение настоящего Съезда, была образована, как известно, по специальному постановлению VII Съезда Советов Союза ССР. Постановление это было принято 6 февраля 1935 года. Оно гласит:
“1. Внести в Конституцию Союза ССР изменения в направлении:
а) дальнейшей демократизации избирательной системы в смысле замены не вполне равных выборов равными, многостепенных – прямыми, открытых – закрытыми;
б) уточнения социально-экономической основы Конституции в смысле приведения Конституции в соответствие с нынешним соотношением классовых сил в СССР (создание новой, социалистической индустрии, разгром кулачества, победа колхозного строя, утверждение социалистической собственности как основы советского общества и т. п.).
2. Предложить Центральному Исполнительному Комитету Союза ССР избрать Конституционную Комиссию, которой поручить выработать исправленный текст Конституции на указанных в пункте первом основах и внести его на утверждение Сессии ЦИК Союза ССР.
3. Ближайшие очередные выборы органов Советской власти в Союзе ССР провести на основе новой избирательной системы”.
Это было 6 февраля 1935 года. Через день после принятия этого постановления, то есть 7 февраля 1935 года, собралась Первая Сессия Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР и во исполнение постановления VII Съезда Советов СССР [c.119] образовала Конституционную Комиссию в количестве 31 человека. Она поручила Конституционной Комиссии выработать проект исправленной Конституции СССР.
Таковы формальные основания и директивы верховного органа СССР, на базе которых должна была развернуть свою работу Конституционная Комиссия.
Таким образом, Конституционная Комиссия должна была внести изменения в ныне действующую Конституцию, принятую в 1924 году, учтя при этом те сдвиги в жизни Союза ССР в сторону социализма, которые были осуществлены за период от 1924 года до наших дней.
II. Изменения в жизни СССР за период от 1924 до 1936 года
Каковы же те изменения в жизни СССР, которые осуществились за период от 1924 года до 1936 года и которые должна была отразить Конституционная Комиссия в своем проекте Конституции?
В чем существо этих изменений?
Что имели мы в 1924 году?
Это был первый период нэпа, когда Советская власть допустила некоторое оживление капитализма при всемерном развитии социализма, когда она рассчитывала на то, чтобы в ходе соревнования двух систем хозяйства, капиталистической и социалистической, организовать перевес социалистической системы над капиталистической. Задача состояла в том, чтобы в ходе этого соревнования укрепить позиции социализма, добиться ликвидации капиталистических элементов и завершить победу социалистической системы как основной системы народного хозяйства.
Наша промышленность представляла тогда незавидную картину, особенно тяжелая промышленность. Правда, она восстанавливалась понемногу, но далеко еще не довела своей продукции до довоенного уровня. Она базировалась на старой отсталой и небогатой технике. Конечно, она развивалась в сторону социализма. Удельный вес социалистического сектора нашей промышленности составлял тогда около 80 процентов. Но сектор капитализма имел все же за собой не менее 20 процентов промышленности. [c.120]
Наше сельское хозяйство представляло еще более неприглядную картину. Правда, класс помещиков был уже ликвидирован, но зато класс сельскохозяйственных капиталистов, класс кулаков, представлял еще довольно значительную силу. В целом сельское хозяйство напоминало тогда необъятный океан мелких единоличных крестьянских хозяйств с их отсталой средневековой техникой. В этом океане в виде отдельных точек и островков существовали колхозы и совхозы, которые не имели еще, собственно говоря, сколько-нибудь серьезного значения в нашем народном хозяйстве. Колхозы и совхозы были слабы, а кулак был еще в силе. Мы говорили тогда не о ликвидации кулачества, а об его ограничении.
То же самое надо сказать насчет товарооборота в стране. Социалистический сектор в товарообороте составлял каких-нибудь 50–60 процентов, не больше, а все остальное поле было занято купцами, спекулянтами и прочими частниками.
Такова была картина нашей экономики в 1924 году.
Что мы имеем теперь, в 1936 году?
Если мы имели тогда первый период нэпа, начало нэпа, период некоторого оживления капитализма, то мы имеем теперь последний период нэпа, конец нэпа, период полной ликвидации капитализма во всех сферах народного хозяйства.
Начать хотя бы с того, что наша промышленность выросла за этот период в гигантскую силу. Теперь уже нельзя назвать ее слабой и технически плохо оснащенной. Наоборот, она базируется теперь на новой, богатой современной технике с сильно развитой тяжелой индустрией и еще более развитым машиностроением. Самое же главное в том, что капитализм изгнан вовсе из сферы нашей промышленности, а социалистическая форма производства является теперь безраздельно господствующей системой в области нашей промышленности. Нельзя считать мелочью тот факт, что наша нынешняя социалистическая индустрия с точки зрения объема продукции превосходит индустрию довоенного времени более чем в семь раз.
В области сельского хозяйства вместо океана мелких единоличных крестьянских хозяйств с их слабой техникой и засилием кулака мы имеем теперь самое крупное в мире машинизированное, вооруженное новой техникой производство в виде всеобъемлющей системы колхозов и совхозов. Всем известно, что кулачество в сельском хозяйстве ликвидировано, а сектор мелких [c.121] единоличных крестьянских хозяйств с его отсталой средневековой техникой занимает теперь незначительное место, причем удельный вес его в сельском хозяйстве в смысле размера посевных площадей составляет не более 2–3 процентов. Нельзя не отметить тот факт, что колхозы имеют сейчас в своем распоряжении 316 тысяч тракторов мощностью в 5 миллионов 700 тысяч лошадиных сил, а вместе с совхозами имеют свыше 400 тысяч тракторов мощностью в 7 миллионов 580 тысяч лошадиных сил.
Что касается товарооборота в стране, то купцы и спекулянты изгнаны вовсе из этой области. Весь товарооборот находится теперь в руках государства, кооперации и колхозов. Народилась и развилась новая, советская торговля, торговля без спекулянтов, торговля без капиталистов.
Таким образом, полная победа социалистической системы во всех сферах народного хозяйства является теперь фактом.
А что это значит?
Это значит, что эксплуатация человека человеком уничтожена, ликвидирована, а социалистическая собственность на орудия и средства производства утверждена как незыблемая основа нашего советского общества.
В результате всех этих изменений в области народного хозяйства СССР мы имеем теперь новую, социалистическую экономику, не знающую кризисов и безработицы, не знающую нищеты и разорения и дающую гражданам все возможности для зажиточной и культурной жизни,
Таковы в основном изменения, происшедшие в области нашей экономики за период от 1924 года до 1936 года.
Сообразно с этими изменениями в области экономики СССР изменилась и классовая структура нашего общества.
Класс помещиков, как известно, был уже ликвидирован в результате победоносного окончания гражданской войны. Что касается других эксплуататорских классов, то они разделили судьбу класса помещиков. Не стало класса капиталистов в области промышленности. Не стало класса кулаков в области сельского хозяйства. Не стало купцов и спекулянтов в области товарооборота. Все эксплуататорские классы оказались, таким образом, ликвидированными.
Остался рабочий класс.
Остался класс крестьян.
Осталась интеллигенция. [c.122]
Но было бы ошибочно думать, что эти социальные группы не претерпели за это время никаких изменений, что они остались такими же, какими они были, скажем, в период капитализма.
Взять, например, рабочий класс СССР. Его часто называют по старой памяти пролетариатом. Но что такое пролетариат? Пролетариат есть класс, лишенный орудий и средств производства при системе хозяйства, когда орудия и средства производства принадлежат капиталистам и когда класс капиталистов эксплуатирует пролетариат. Пролетариат – это класс, эксплуатируемый капиталистами. Но у нас класс капиталистов, как известно, уже ликвидирован, орудия и средства производства отобраны у капиталистов и переданы государству, руководящей силой которого является рабочий класс. Стало быть, нет больше класса капиталистов, который мог бы эксплуатировать рабочий класс. Стало быть, наш рабочий класс не только не лишен орудий и средств производства, а наоборот, он ими владеет совместно со всем народом. А раз он ими владеет, а класс капиталистов ликвидирован, исключена всякая возможность эксплуатации рабочего класса. Можно ли после этого назвать наш рабочий класс пролетариатом? Ясно, что нельзя. Маркс говорил: для того, чтобы пролетариат освободил себя, он должен разгромить класс капиталистов, отобрать у капиталистов орудия и средства производства и уничтожить те условия производства, которые порождают пролетариат. Можно ли сказать, что рабочий класс СССР уже осуществил эти условия своего освобождения? Безусловно можно и должно.
А что это значит? Это значит, что пролетариат СССР превратился в совершенно новый класс, в рабочий класс СССР, уничтоживший капиталистическую систему хозяйства, утвердивший социалистическую собственность на орудия и средства производства и направляющий советское общество по пути коммунизма.
Как видите, рабочий класс СССР– это совершенно новью, освобожденный от эксплуатации, рабочий класс, подобного которому не знала еще история человечества.
Перейдем к вопросу о крестьянстве. Обычно принято говорить, что крестьянство– это такой класс мелких производителей, члены которого атомизированы, разбросаны по лицу всей страны, копаются в одиночку в своих мелких хозяйствах с их отсталой техникой, являются рабами частной собственности и безнаказанно эксплуатируются помещиками, кулаками, купцами, [c.123] спекулянтами, ростовщиками и т.п. И действительно, крестьянство в капиталистических странах, если иметь в виду его основную массу, является таким именно классом. Можно ли сказать, что наше современное крестьянство, советское крестьянство, в своей массе похоже на подобное крестьянство? Нет, нельзя этого сказать. Такого крестьянства у нас уже нет. Наше советское крестьянство является совершенно новым крестьянством. У нас нет больше помещиков и кулаков, купцов и ростовщиков, которые могли бы эксплуатировать крестьян. Стало быть, наше крестьянство есть освобожденное от эксплуатации крестьянства Далее, наше советское крестьянство в своем подавляющем большинстве есть колхозное крестьянство, то есть оно базирует свою работу и свое достояние не на единоличном труде и отсталой технике, а на коллективном труде и современной технике. Наконец, в основе хозяйства нашего крестьянства лежит не частная собственность, а коллективная собственность, выросшая на базе коллективного труда.
Как видите, советское крестьянство– это совершенно новое крестьянство, подобного которому еще не знала история человечества.
Перейдем, наконец, к вопросу об интеллигенции, к вопросу об инженерно-технических работниках, о работниках культурного фронта, о служащих вообще и т.п. Она также претерпела большие изменения за истекший период. Это уже не та старая заскорузлая интеллигенция, которая пыталась ставить себя над классами, а на самом деле служила в своей массе помещикам Я капиталистам. Наша советская интеллигенция – это совершенно новая интеллигенция, связанная всеми корнями с рабочим классом и крестьянством. Изменился, во-первых, состав интеллигенции. Выходцы из дворянства и буржуазии составляют небольшой процент нашей советской интеллигенции. 80–90 процентов советской интеллигенции – это выходцы из рабочего класса, крестьянства и других слоев трудящихся. Изменился, наконец, я самый характер деятельности интеллигенции. Раньше она должна была служить богатым классам, ибо у нее не было другого выхода. Теперь она должна служить народу, ибо не стало больше эксплуататорских классов. И именно поэтому она является теперь равноправным членом советского общества, где она вместе с рабочими и крестьянами, в одной упряжке с ними, ведет стройку нового, бесклассового социалистического общества. [c.124]
Как видите, это совершенно новая, трудовая интеллигенция, подобной которой не найдете ни в одной стране земного шара.
Таковы изменения, происшедшие за истекшее время в области классовой структуры советского общества.
О чем говорят эти изменения?
Они говорят, во-первых, о том, что грани между рабочим классом и крестьянством, равно как между этими классами и интеллигенцией, стираются, а старая классовая исключительность исчезает. Это значит, что расстояние между этими социальными группами все более и более сокращается.
Они говорят, во-вторых, о том, что экономические противоречия между этими социальными группами падают, стираются.
Они говорят, наконец, о том, что падают и стираются также политические противоречия между ними.
Так обстоит дело с изменениями в области классовой структуры СССР.
Картина изменений в общественной жизни СССР была бы неполной, если бы не сказать несколько слов об изменениях еще в одной области. Я имею в виду область национальных взаимоотношений в СССР. В Советский Союз входят, как известно, около 60 наций, национальных групп и народностей. Советское государство есть государство многонациональное. Понятно, что вопрос о взаимоотношениях между народами СССР не может не иметь для нас первостепенного значения.
Союз Советских Социалистических Республик образовался, как известно, в 1922 году на Первом Съезде Советов СССР. Образовался он на началах равенства и добровольности народов СССР. Ныне действующая Конституция, принятая в 1924 году, есть первая Конституция Союза ССР. Это был период, когда отношения между народами не были еще как следует налажены, когда пережитки недоверия к великороссам еще не исчезли, когда центробежные силы все еще продолжали действовать. Нужно было наладить в этих условиях братское сотрудничество народов на базе экономической, политической и военной взаимопомощи, объединив их в одно союзное многонациональное государство. Советская власть не могла не видеть трудностей этого дела. Она имела перед собой неудачные опыты многонациональных государств в буржуазных странах. Она имела перед собой провалившийся опыт старой Австро-Венгрии. И все же она пошла на опыт создания многонационального государства, ибо [c.125] она знала, что многонациональное государство, возникшее на базе социализма, должно выдержать все и всякие испытания.
С тех пор прошло 14 лет. Период достаточный для того, чтобы проверить опыт. И что же? Истекший период с несомненностью показал, что опыт образования многонационального государства, созданный на базе социализма, удался полностью. Это есть несомненная победа ленинской национальной политики.
Чем объяснить эту победу?
Отсутствие эксплуататорских классов, являющихся основными организаторами междунациональной драки; отсутствие эксплуатации, культивирующей взаимное недоверие и разжигающей националистические страсти; наличие у власти рабочего класса, являющегося врагом всякого порабощения и верным носителем идей интернационализма; фактическое осуществление взаимной помощи народов во всех областях хозяйственной и общественной жизни; наконец, расцвет национальной культуры народов СССР, национальной по форме, социалистической по содержанию, – все эти и подобные им факторы привели к тому, что изменился в корне облик народов СССР, исчезло в них чувство взаимного недоверия, развилось в них чувство взаимной дружбы и наладилось, таким образом, настоящее братское сотрудничество народов в системе единого союзного государства.
В результате мы имеем теперь вполне сложившееся и выдержавшее все испытания многонациональное социалистическое государство, прочности которого могло бы позавидовать любое национальное государство в любой части света.
Таковы изменения, происшедшие за истекший период в области национальных взаимоотношений в СССР.
Таков общий итог изменений в области хозяйственной и общественно-политической жизни в СССР, происшедших за период от 1924 года до 1936 года.
III. Основные особенности проекта Конституции
Какое отражение получили все эти изменения в жизни СССР в проекте новой Конституции?
Иначе говоря: каковы основные особенности проекта Конституции, представленного на рассмотрение настоящего Съезда? [c.126]
Конституционной Комиссии было поручено внести изменения в текст Конституции 1924 года. В результате работы Конституционной Комиссии получился новый текст Конституции, проект новой Конституции СССР. Составляя проект новой Конституции, Конституционная Комиссия исходила из того, что конституция не должна быть смешиваема с программой. Это значит, что между программой и конституцией имеется существенная разница. В то время как программа говорит о том, чего еще нет и что должно быть еще добыто и завоевано в будущем, конституция, наоборот, должна говорить о том, что уже есть, что уже добыто и завоевано теперь, в настоящем. Программа касается главным образом будущего, конституция – настоящего.
Два примера для иллюстрации.
Наше советское общество добилось того, что оно уже осуществило в основном социализм, создало социалистический строй, то есть осуществило то, что у марксистов называется иначе первой, или низшей, фазой коммунизма. Значит, у нас уже осуществлена в основном первая фаза коммунизма, социализм. Основным принципом этой фазы коммунизма является, как известно, формула: “от каждого – по его способностям, каждому – по его труду”. Должна ли наша Конституция отразить этот факт, факт завоевания социализма? Должна ли она базироваться на этом завоевании? Безусловно должна. Должна, так как социализм для СССР есть то, что уже добыто и завоевано.
Но советское общество еще не добилось осуществления высшей фазы коммунизма, где господствующим принципом будет формула: “от каждого – по его способностям, каждому – по его потребностям”, – хотя оно и ставит себе целью добиться в будущем осуществления высшей фазы коммунизма. Может ли наша Конституция базироваться на высшей фазе коммунизма, которой еще нет и которая должна быть еще завоевана? Нет, не может, так как высшая фаза коммунизма есть для СССР то, что еще не осуществлено и что должно быть осуществлено в будущем. Не может, если она не хочет превратиться в программу или Декларацию о будущих завоеваниях.
Таковы рамки нашей Конституции в данный исторический момент.
Таким образом, проект новой Конституции представляет собой итог пройденного пути, итог уже добытых завоеваний. Он [c.127] является, стало быть, регистрацией и законодательным закреплением того, что уже добыто и завоевано на деле.
В этом первая особенность проекта новой Конституции СССР.
Далее. Конституции буржуазных стран исходят обычно из убеждения о незыблемости капиталистического строя. Главную основу этих конституций составляют принципы капитализма, его основные устои: частная собственность на землю, леса, фабрики, заводы и прочие орудия и средства производства; эксплуатация человека человеком и наличие эксплуататоров и эксплуатируемых; необеспеченность трудящегося большинства на одном полюсе общества и роскошь нетрудящегося, но обеспеченного меньшинства на другом полюсе; и т.д. и т.п. Они опираются на эти и подобные им устои капитализма. Они их отражают, они их закрепляют в законодательном порядке.
В отличие от них проект новой Конституции СССР исходит из факта ликвидации капиталистического строя, из факта победы социалистического строя в СССР. Главную основу проекта новой Конституции СССР составляют принципы социализма, его основные устои, уже завоеванные и осуществленные: социалистическая собственность на землю, леса, фабрики, заводы и прочие орудия и средства производства; ликвидация эксплуатации и эксплуататорских классов; ликвидация нищеты большинства и роскоши меньшинства; ликвидация безработицы; труд как обязанность и долг чести каждого работоспособного гражданина по формуле: “кто не работает, тот не ест”. Право на труд, то есть право каждого гражданина на получение гарантированной работы; Право на отдых; право на образование; и т.д. и т.п. Проект новой Конституции опирается на эти и подобные им устои социализма. Он их отражает, он их закрепляет в законодательном порядке.
Такова вторая особенность проекта новой Конституции.
Дальше. Буржуазные конституции молчаливо исходят из предпосылки о том, что общество состоит из антагонистических классов, из классов, владеющих богатством, и классов, не владеющих им, что какая бы партия ни пришла к власти, государственное руководство обществом (диктатура) должно принадлежать буржуазии, что конституция нужна для того, чтобы закрепить общественные порядки, угодные и выгодные имущим классам. [c.128]
В отличие от буржуазных конституций проект новой Конституции СССР исходит из того, что в обществе нет уже больше антагонистических классов, что общество состоит из двух дружественных друг Другу классов, из рабочих и крестьян, что у власти стоят эти именно трудящиеся классы, что государственное руководство обществом (диктатура) принадлежит рабочему классу как передовому классу общества, что конституция нужна для того, чтобы закрепить общественные порядки, угодные и выгодные трудящимся.
Такова третья особенность проекта новой Конституции.
Дальше. Буржуазные конституции молчаливо исходят из предпосылки о том, что нации и расы не могут быть равноправными, что есть нации полноправные и есть нации неполноправные, что, кроме того, существует еще третья категория наций или рас, например, в колониях, у которых имеется еще меньше прав, чем у неполноправных наций. Это значит, что все эти конституции в основе своей являются националистическими, то есть конституциями господствующих наций.
В отличие от этих конституций проект новой Конституции СССР, наоборот, глубоко интернационален. Он исходит из того, что все нации и расы равноправны. Он исходит из того, что разница в цвете кожи или в языке, культурном уровне или уровне государственного развития, равно как другая какая-либо разница между нациями и расами, не может служить основанием для того, чтобы оправдать национальное неравноправие. Он исходит из того, что все нации и расы, – независимо от их прошлого и настоящего положения, независимо от их силы и слабости, – должны пользоваться одинаковыми правами во всех сферах хозяйственной, общественной, государственной и культурной жизни общества.
Такова четвертая особенность проекта новой Конституции.
Пятую особенность проекта новой Конституции составляет его последовательный и до конца выдержанный демократизм. С точки зрения демократизма буржуазные конституции можно разбить на две группы: одна группа конституций прямо отрицает или сводит фактически на нет равенство прав граждан и демократические свободы. Другая группа конституций охотно приемлет и даже афиширует демократические начала, но делает при этом такие оговорки и ограничения, что демократические права и свободы оказываются совершенно изуродованными. Они [c.129] говорят о равных избирательных правах для всех граждан, но тут же ограничивают их оседлостью и образовательным и даже имущественным цензом. Они говорят о равных правах граждан, но тут же оговариваются, что это не касается женщин или касается их частично. И т.д. и т.п.
Особенность проекта новой Конституции СССР состоит в том, что он свободен от подобных оговорок и ограничений. Для него не существует активных или пассивных граждан, для него все граждане активны. Он не признает разницы в правах между мужчинами и женщинами, “оседлыми” и “неоседлыми”, имущими и неимущими, образованными и необразованными. Для него все граждане равны в своих правах. Не имущественное положение, не национальное происхождение, не пол, не служебное положение, а личные способности и личный труд каждого гражданина определяют его положение в обществе.
Наконец, еще одна особенность проекта новой Конституции. Буржуазные конституции обычно ограничиваются фиксированием прав граждан, не заботясь об условиях осуществления этих прав, о возможности их осуществления, о средствах их осуществления. Говорят о равенстве граждан, но забывают, что не может быть действительного равенства между хозяином и рабочим, между помещиком и крестьянином, если у первых имеется богатство и политический вес в обществе, а вторые лишены и того и другого, если первые являются эксплуататорами, а вторые – эксплуатируемыми. Или еще: говорят о свободе слова, собраний и печати, но забывают, что все эти свободы могут превратиться для рабочего класса в звук пустой, если он лишен возможности иметь в своем распоряжении подходящие помещения для собраний, хорошие типографии, достаточное количество печатной бумаги и т.д.
Особенность проекта новой Конституции состоит в том, что он не ограничивается фиксированием формальных прав граждан, а переносит центр тяжести на вопрос о гарантиях этих прав, на вопрос о средствах осуществления этих прав. Он не просто провозглашает равенство прав граждан, но и обеспечивает его законодательным закреплением факта ликвидации режима эксплуатации, факта освобождения граждан от всякой эксплуатации. Он не [c.130] просто провозглашает право на труд, но и обеспечивает его законодательным закреплением факта отсутствия кризисов в советском обществе, факта уничтожения безработицы. Он не просто провозглашает демократические свободы, но и обеспечивает их в законодательном порядке известными материальными средствами. Понятно поэтому, что демократизм проекта новой Конституции является не “обычным” и “общепризнанным” демократизмом вообще, а демократизмом социалистическим.
Таковы основные особенности проекта новой Конституции СССР.
Таково отражение в проекте новой Конституции тех сдвигов и изменений в хозяйственной и общественно-политической жизни СССР, которые осуществились за период от 1924 года до 1936 года.
IV. Буржуазная критика проекта Конституции
Несколько слов о буржуазной критике проекта Конституции. Вопрос о том, как относится к проекту Конституции иностранная буржуазная печать, представляет бесспорно известный интерес. Поскольку иностранная печать отражает общественное мнение различных слоев населения в буржуазных странах, мы не можем пройти мимо той критики, которую развернула эта печать против проекта Конституции.
Первые признаки реакции иностранной печати на проект Конституции выразились в определенной тенденции – замолчать проект Конституции. Я имею в виду в данном случае наиболее реакционную, фашистскую печать. Эта группа критиков сочла за лучшее просто замолчать проект Конституции, представить дело так, как будто проекта не было и нет его вообще в природе. Могут сказать, что замалчивание не есть критика. Но это неверно. Метод замалчивания как особый способ игнорирования является тоже формой критики, правда, глупой и смешной, но все же формой критики. Но с методом замалчивания не вышло у них. В конце концов они оказались вынужденными открыть клапан и сообщить миру, что, как это ни печально, проект Конституции СССР все же существует, и не только существует, но и начинает оказывать зловредное воздействие на умы. Да иначе и не могло быть, так как есть все же на свете какое-то общественное мнение, читатели, живые люди, которые хотят знать правду о фактах, и держать их долго в тисках обмана нет никакой возможности. На обмане далеко не уедешь… [c.131]
Вторая группа критиков признает, что проект Конституции действительно существует в природе, но она считает, что проект не представляет большого интереса, так как он “является по сути дела не проектом Конституции, а пустой бумажкой, пустым обещанием, рассчитанным на то, чтобы сделать известный маневр и обмануть людей. Они добавляют при этом, что лучшего проекта не мог дать СССР, так как сам СССР является не государством, а всего-навсего географическим понятием, а раз он не является государством, то и конституция его не может быть действительной конституцией. Типичным представителем этой группы критиков является, как это ни странно, германский официоз “Дойче Дипломатиш-Политише Корреспонденц”. Этот журнал прямо говорит, что проект Конституции СССР является пустым обещанием, обманом, “потемкинской деревней”. Он без колебаний заявляет, что СССР не является государством, что СССР “представляет не что иное, как точно определяемое географическое понятие”, что Конституция СССР не может быть ввиду этого признана действительной конституцией.
Что можно сказать о таких, с позволения сказать, критиках?
В одном из своих сказок-рассказов великий русский писатель Щедрин дает тип бюрократа-самодура, очень ограниченного и тупого, но до крайности самоуверенного и ретивого. После того, „как этот бюрократ навел во “вверенной” ему области “порядок и тишину”, истребив тысячи жителей и спалив десятки городов, он оглянулся кругом и заметил на горизонте Америку – страну, конечно, малоизвестную, где имеются, оказывается, какие-то свободы, смущающие народ, и где государством управляют иными методами. Бюрократ заметил Америку и возмутился: что это за страна, откуда она взялась, на каком таком основании она существует? Конечно, ее случайно открыли несколько веков тому назад, но разве нельзя ее снова закрыть, чтоб духу ее не было вовсе? И, сказав это, положил резолюцию: “Закрыть снова Америку!”
Мне кажется, что господа из “Дойче Дипломатиш-Политише Корреспонденц”, как две капли воды, похожи на щедринского бюрократа. Этим господам СССР давно уже намозолил глаза. Девятнадцать лет стоит СССР, как маяк, заражая духом освобождения рабочий класс всего мира и вызывая бешенство у врагов рабочего класса. И он, этот СССР, оказывается, не только просто существует, но даже растет, и не только растет, но даже преуспевает, и не только преуспевает, но даже сочиняет проект новой [c.132] Конституции, проект, возбуждающий умы, вселяющий новые надежды угнетенным классам. Как же после этого не возмущаться господам из германского официоза? Что это за страна, вопят они, на каком основании она существует, и если ее открыли в октябре 1917 года, то почему нельзя ее снова закрыть, чтоб духу ее не было вовсе? И, сказав это, постановили: закрыть снова СССР, объявить во всеуслышание, что СССР как государство не существует, что СССР есть не что иное, как простое географическое понятие!
Кладя резолюцию о том, чтобы закрыть снова Америку, щедринский бюрократ, несмотря на всю свою тупость, все же нашел в себе элементы понимания реального, сказав тут же про себя:
“Но, кажется, сие от меня не зависит”. Я не знаю, хватит ли ума у господ из германского официоза догадаться, что “закрыть” на бумаге то или иное государство они, конечно, могут, но если говорить серьезно, то “сие от них не зависит”…
Что касается того, что Конституция СССР является будто бы пустым обещанием, “потемкинской деревней” и т.д., то я хотел бы сослаться на ряд установленных фактов, которые сами говорят за себя.
В 1917 году народы СССР свергли буржуазию и установили диктатуру пролетариата, установили Советскую власть. Это факт, а не обещание.
Затем Советская власть ликвидировала класс помещиков и передала крестьянам более 150 миллионов гектаров бывших помещичьих, казенных и монастырских земель, и это – сверх тех земель, которые находились и раньше в руках крестьян. Это факт, а не обещание.
Затем Советская власть экспроприировала класс капиталистов, отобрала у них банки, заводы, железные дороги и прочие орудия и средства производства, объявила их социалистической собственностью и поставила во главе этих предприятий лучших людей рабочего класса. Это факт, а не обещание.
Затем, организовав промышленность и сельское хозяйство на новых, социалистических началах, с новой технической базой, Советская власть добилась того, что ныне земледелие в СССР дает в 11/2 раза больше продукции, чем в довоенное время, индустрия производит в 7 раз больше продукции, чем в довоенное время, а народный доход вырос в 4 раза в сравнении с довоенным временем. Все это – факты, а не обещания. [c.133]
Затем Советская власть уничтожила безработицу, провела в жизнь право на труд, право на отдых, право на образование, обеспечила лучшие материальные и культурные условия рабочим, крестьянам и интеллигенции, обеспечила проведение в жизнь всеобщего, прямого и равного избирательного права при тайном голосовании граждан. Все это – факты, а не обещания.
Наконец, СССР дал проект новой Конституции, который является не обещанием, а регистрацией и законодательным закреплением этих общеизвестных фактов, регистрацией и законодательным закреплением того, что уже добыто и завоевано.
Спрашивается, к чему сводится после всего этого болтовня господ из германского официоза о “потемкинских деревнях”, если не к тому, что они задались целью скрыть от народа правду об СССР, ввести народ в заблуждение, обмануть его.
Таковы факты. А факты, как говорят, упрямая вещь. Господа из германского официоза могут сказать, что тем хуже для фактов. Но тогда им можно ответить словами известной русской поговорки: “дуракам закон не писан”.
Третья группа критиков не прочь признать известные достоинства за проектом Конституции, она считает его положительным явлением, но она, видите ли, очень сомневается, чтобы ряд его положений можно было провести в жизнь, ибо она убеждена, что эти положения вообще не осуществимы и должны остаться на бумаге. Это, говоря мягко, скептики. Они, эти скептики, имеются во всех странах.
Нужно сказать, что мы встречаемся с ними не впервые. Когда большевики брали власть в 1917 году, скептики говорили: большевики, пожалуй, неплохие люди, но с властью у них дело не пойдет, они провалятся. На деле, однако, оказалось, что провалились не большевики, а скептики.
Во время гражданской войны и иностранной интервенции эта группа скептиков говорила: Советская власть, конечно, вещь неплохая, но Деникин с Колчаком плюс иностранцы, пожалуй, одолеют ее. На деле, однако, оказалось, что скептики и здесь просчитались.
Когда Советская власть опубликовала первый пятилетний план, скептики опять выступили на сцену, говоря: пятилетка, конечно, дело хорошее, но она едва ли осуществима, надо полагать, что у большевиков с пятилеткой дело не выйдет. Факты, [c.134] однако, показали, что скептикам опять не повезло: пятилетний план был осуществлен в четыре года.
То же самое надо сказать о проекте новой Конституции и ее критике со стороны скептиков. Стоило опубликовать проект, чтобы эта группа критиков вновь появилась на сцене с ее унылым скепсисом, с ее сомнениями насчет осуществимости некоторых положений Конституции. Нет никаких оснований сомневаться в том, что скептики провалятся и в данном случае, провалятся нынче так же, как они не раз проваливались в прошлом.
Четвертая группа критиков, атакуя проект новой Конституции, характеризует его как “сдвиг вправо”, как “отказ от диктатуры пролетариата”, как “ликвидацию большевистского режима”. “Большевики качнулись вправо, это факт”, – говорят они на разные голоса. Особенно усердствуют в этом отношении некоторые польские и отчасти американские газеты.
Что можно сказать об этих, с позволения сказать, критиках?
Если расширение базы диктатуры рабочего класса и превращение диктатуры в более гибкую, стало быть, более мощную систему государственного руководства обществом трактуется ими не как усиление диктатуры рабочего класса, а как ее ослабление или даже как отказ от нее, то позволительно спросить: а знают ли вообще эти господа, что такое диктатура рабочего класса?
Если законодательное закрепление победы социализма, законодательное закрепление успехов индустриализации, коллективизации и демократизации называется у них “сдвигом вправо”, то позволительно спросить: а знают ли вообще эти господа, чем отличается левое от правого?
Не может быть сомнения, что эти господа окончательно запутались в своей критике проекта Конституции и, запутавшись, перепутали правое с левым.
Нельзя не вспомнить по этому случаю дворовую “девчонку” Пелагею из “Мертвых душ” Гоголя. Она, как рассказывает Гоголь, взялась как-то показать дорогу кучеру Чичикова Селифану, но, не сумев отличить правую сторону дороги от левой ее стороны, запуталась и попала в неловкое положение. Надо признать, что наши критики из польских газет, несмотря на всю их амбицию, все же недалеко ушли от уровня понимания Пелагеи, дворовой “девчонки” из “Мертвых душ”. Если вспомните, кучер Селифан счел нужным отчитать Пелагею за смешение правого с левым, сказав ей: “Эх, ты, черноногая… не знаешь, где право, где [c.135] лево”. Мне кажется, что следовало бы так же отчитать наших незадачливых критиков, сказав им: Эх, вы, горе-критики… не знаете, где право, где лево.
Наконец, еще одна группа критиков. Если предыдущая группа обвиняет проект Конституции в отказе от диктатуры рабочего класса, то эта группа обвиняет его, наоборот, в том, что он ничего не меняет в существующем положении в СССР, что он оставляет нетронутой диктатуру рабочего класса, не допускает свободу политических партий и сохраняет в силе нынешнее руководящее положение партии коммунистов в СССР. При этом эта группа критиков считает, что отсутствие свободы партий в СССР является признаком нарушения основ демократизма.
Я должен признать, что проект новой Конституции действительно оставляет в силе режим диктатуры рабочего класса, равно как сохраняет без изменения нынешнее руководящее положение Коммунистической партии СССР. Если уважаемые критики считают это недостатком проекта Конституции, то можно только пожалеть об этом. Мы же, большевики, считаем это достоинством проекта Конституции.
Что касается свободы различных политических партий, то мы держимся здесь несколько иных взглядов. Партия есть часть класса, его передовая часть. Несколько партий, а значит и свобода партий может существовать лишь в таком обществе, где имеются антагонистические классы, интересы которых враждебны и непримиримы, где имеются, скажем, капиталисты и рабочие, помещики и крестьяне, кулаки и беднота и т.д. Но в СССР нет уже больше таких классов, как капиталисты, помещики, кулаки и т. п. В СССР имеются только два класса, рабочие и крестьяне, интересы которых не только не враждебны, а наоборот – дружественны. Стало быть, в СССР нет почвы для существования нескольких партий, а значит и для свободы этих партий. В СССР имеется почва только для одной партии – Коммунистической партии. В СССР может существовать лишь одна партия-партия коммунистов, смело и до конца защищающая интересы рабочих и крестьян. А что она неплохо защищает интересы этих классов – в этом едва ли может быть какое-либо сомнение.
Говорят о демократии. Но что такое демократия? Демократия в капиталистических странах, где имеются антагонистические классы, есть в последнем счете демократия для сильных, демократия для имущего меньшинства. Демократия в СССР, [c.136] наоборот, есть демократия для трудящихся, то есть демократия для всех. Но из этого следует, что основы демократизма нарушаются не проектом новой Конституции СССР, а буржуазными конституциями. Вот почему я думаю, что Конституция СССР является единственной в мире до конца демократической конституцией.
Так обстоит дело с буржуазной критикой проекта новой Конституции СССР.
V. Поправки и дополнения к проекту Конституции
Перейдем к вопросу о поправках и дополнениях к проекту Конституции, внесенных гражданами при всенародном обсуждении проекта.
Всенародное обсуждение проекта Конституции дало, как известно, довольно значительное количество поправок и дополнений. Все они опубликованы в печати. Ввиду большого разнообразия поправок и неодинаковой их ценности следовало бы их разбить, по-моему, на три категории.
Отличительная черта поправок первой категории состоит в том, что они трактуют не о вопросах Конституции, а о вопросах текущей законодательной работы будущих законодательных органов. Отдельные вопросы страхования, некоторые вопросы колхозного строительства, некоторые вопросы промышленного строительства, вопросы финансового дела – таковы темы этих поправок. Видимо, авторы этих поправок не уяснили себе разницы между конституционными вопросами и вопросами текущего законодательства. Именно поэтому они стараются втиснуть в Конституцию как можно больше законов, ведя дело к тому, чтобы превратить Конституцию в нечто вроде свода законов. Но конституция не есть свод законов. Конституция есть основной закон, и только основной закон. Конституция не исключает, а предполагает текущую законодательную работу будущих законодательных органов. Конституция дает юридическую базу для будущей законодательной деятельности таких органов. Поэтому поправки и дополнения такого рода как не имеющие прямого отношения к Конституции должны быть, по-моему, направлены в будущие законодательные органы страны. [c.137]
Ко второй категории следует отнести такие поправки и дополнения, которые пытаются внести в Конституцию элементы исторических справок или элементы декларации о том, чего еще не добилась Советская власть и чего она должна добиться в будущем. Отметить в Конституции, какие трудности преодолели на протяжении долгих лет партия, рабочий класс и все трудящиеся в борьбе за победу социализма; указать в Конституции конечную цель советского движения, то есть построение полного коммунистического общества, – таковы темы этих поправок, повторяющиеся в разных вариациях. Я думаю, что такие поправки и дополнения также должны быть отложены в сторону как не имеющие прямого отношения к Конституции. Конституция есть регистрация и законодательное закрепление тех завоеваний, которые уже добыты и обеспечены. Если мы не хотим исказить этот основной характер Конституции, мы не должны заполнять ее историческими справками о прошлом или декларациями о будущих завоеваниях трудящихся СССР. Для этого дела имеются у нас другие пути и другие документы.
Наконец, к третьей категории следует отнести такие поправки и дополнения, которые имеют прямое отношение к проекту Конституции.
Значительная часть поправок этой категории имеет редакционный характер. Поэтому их можно было бы передать в Редакционную комиссию настоящего Съезда, которую, я думаю, создаст Съезд, поручив ей установить окончательную редакцию текста новой Конституции.
Что касается остальных поправок третьей категории, то они имеют более существенное значение и о них придется, по-моему, сказать здесь несколько слов.
1) Прежде всего о поправках к 1-й статье проекта Конституции. Имеется четыре поправки. Одни предлагают вместо слов “государство рабочих и крестьян” сказать: “государство трудящихся”. Другие предлагают к словам “государство рабочих и крестьян” добавить: “и трудовой интеллигенции”. Третьи предлагают вместо слов “государство рабочих и крестьян” сказать: “государство всех рас и национальностей, населяющих территорию СССР”. Четвертые предлагают слово “крестьян” заменить словом “колхозников” или словами: “трудящихся социалистического земледелия”.
Следует ли принять эти поправки? Я думаю, что не следует. [c.138]
О чем говорит 1-я статья проекта Конституции? Она говорит о классовом составе советского общества. Можем ли мы, марксисты, обойти в Конституции вопрос о классовом составе нашего общества? Нет, не можем. Советское общество состоит, как известно, из двух классов, из рабочих и крестьян, 1-я статья проекта Конституции об этом именно и говорит. Стало быть, 1-я статья проекта Конституции правильно отображает классовый состав нашего общества. Могут спросить: а трудовая интеллигенция? Интеллигенция никогда не была и не может быть классом, – она была и остается прослойкой, рекрутирующей своих членов среди всех классов общества. В старое время интеллигенция рекрутировала своих членов среди дворян, буржуазии, отчасти среди крестьян и лишь в самой незначительной степени среди рабочих. В наше, советское время интеллигенция рекрутирует своих членов главным образом среди рабочих и крестьян. Но как бы она ни рекрутировалась и какой бы характер она ни носила, интеллигенция все же является прослойкой, а не классом.
Не ущемляет ли это обстоятельство прав трудовой интеллигенции? Нисколько! 1-я статья проекта Конституции говорит не о правах различных слоев советского общества, а о классовом составе этого общества. О правах различных слоев советского общества, в том числе о правах трудовой интеллигенции, говорится главным образом в десятой и одиннадцатой главах проекта Конституции. Из этих глав явствует, что рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция совершенно равноправны во всех сферах хозяйственной, политической, общественной и культурной жизни страны. Стало быть, об ущемлении прав трудовой интеллигенции не может быть и речи.
То же самое надо сказать о нациях и расах, входящих в состав СССР. Во второй главе проекта Конституции уже сказано, что СССР есть свободный союз равноправных наций. Стоит ли повторять эту формулу в 1-й статье проекта Конституции, трактующей не о национальном составе советского общества, а об его классовом составе? Ясно, что не стоит. Что касается прав наций и рас, входящих в состав СССР, то об этом говорится во второй, десятой и одиннадцатой главах проекта Конституции. Из этих глав явствует, что нации и расы СССР пользуются одинаковыми правами во всех сферах хозяйственной, политической, общественной и культурной жизни страны. Стало быть, не может быть и речи об ущемлении национальных прав. [c.139]
Так же неправильно было бы заменить слово “крестьянин” словом “колхозник” или словами “трудящийся социалистического земледелия”. Во-первых, среди крестьян, кроме колхозников, имеются еще свыше миллиона дворов не-колхозников. Как быть с ними? Не думают ли авторы этой поправки сбросить их со счета? Это было бы неразумно. Во-вторых, если большинство крестьян стало вести колхозное хозяйство, то это еще не значит, что оно перестало быть крестьянством, что у него нет больше своего личного хозяйства, личного двора и т.д. В-третьих, пришлось бы тогда заменить также слово “рабочий” словами “труженик социалистической промышленности”, чего, однако, авторы поправки почему-то не предлагают. Наконец, разве у нас уже исчезли класс рабочих и класс крестьян? А если они не исчезли, то стоит ли вычеркивать из лексикона установившиеся для них наименования? Авторы поправки, видимо, имеют в виду не настоящее, а будущее общество, когда классов уже не будет и когда рабочие и крестьяне превратятся в тружеников единого коммунистического общества. Они, стало быть, явным образом забегают вперед. Но при составлении Конституции надо исходить не из будущего, а из настоящего, из того, что уже есть. Конституция не может и не должна забегать вперед.
2) Дальше идет поправка к 17-й статье проекта Конституции. Поправка состоит в том, что предлагают исключить вовсе из проекта Конституции 17-ю статью, говорящую о сохранении за Союзными республиками права свободного выхода из СССР. Я думаю, что это предложение неправильно и потому не должно быть принято Съездом. СССР есть добровольный союз равноправных Союзных республик. Исключить из Конституции статью о праве свободного выхода из СССР – значит нарушить добровольный характер этого союза. Можем ли мы пойти на этот шаг? Я думаю, что мы не можем и не должны идти на этот шаг. Говорят, что в СССР нет ни одной республики, которая хотела бы выйти из состава СССР, что ввиду этого статья 17-я не имеет практического значения. Что у нас нет ни одной республики, которая хотела бы выйти из состава СССР, это, конечно, верно. Но из этого вовсе не следует, что мы не должны зафиксировать в Конституции право Союзных республик на свободный выход из СССР. В СССР нет также такой Союзной республики, которая хотела бы подавить другую Союзную республику. Но из этого вовсе не следует, что из Конституции СССР должна [c.140] быть исключена статья, трактующая о равенстве прав Союзных республик.
3) Далее имеется предложение дополнить вторую главу проекта Конституции новой статьей, содержание которой сводится к тому, что автономные советские социалистические республики при достижении соответствующего уровня хозяйственного и культурного развития могут быть преобразованы в союзные советские социалистические республики. Можно ли принять это предложение? Я думаю, что не следует его принимать. Оно неправильно не только со стороны его содержания, но и со стороны его мотивов. Нельзя мотивировать перевод автономных республик в разряд союзных республик хозяйственной и культурной их зрелостью, так же как нельзя мотивировать оставление той или иной республики в списке автономных республик ее хозяйственной или культурной отсталостью. Это был бы не марксистский, не ленинский подход. Татарская Республика, например, остается автономной, а Казахская Республика становится союзной, но это еще не значит, что Казахская Республика с точки зрения культурного и хозяйственного развития стоит выше, чем Татарская Республика. Дело обстоит как раз наоборот. То же самое надо сказать, например, об Автономной Республике Немцев Поволжья и о Киргизской Союзной Республике, из коих первая в культурном и хозяйственном отношении стоит выше, чем вторая, хотя и остается автономной республикой.
Каковы те признаки, наличие которых дает основание для перевода автономных республик в разряд союзных республик?
Их, этих признаков, три.
Во-первых, необходимо, чтобы республика была окраинной, не окруженной со всех сторон территорией СССР. Почему? Потому что если за Союзной республикой сохраняется право выхода из Союза ССР, то необходимо, чтобы эта республика, ставшая Союзной, имела возможность логически и фактически поставить вопрос об ее выходе из СССР. А такой вопрос может подставить только такая республика, которая, скажем, граничит с каким-либо иностранным государством и, стало быть, не окружена со всех сторон территорией СССР. Конечно, у нас нет республик, которые фактически ставили бы вопрос о выходе из СССР. Но раз остается за Союзной республикой право выхода из СССР, то надо обставить дело так, чтобы это право не превращалось в пустую и бессмысленную бумажку. Возьмем, например, Башкирскую или [c.141] Татарскую Республику. Допустим, что эти автономные республики перевели в разряд союзных республик. Могли бы они поставить вопрос логически и фактически о своем выходе из СССР? Нет, не могли бы. Почему? Потому, что они со всех сторон окружены советскими республиками и областями и им, собственно говоря, некуда выходить из состава СССР. Поэтому перевод таких республик в разряд союзных республик был бы неправилен.
Во-вторых, необходимо, чтобы национальность, давшая советской республике свое имя, представляла в республике более или менее компактное большинство. Взять, например. Крымскую Автономную Республику. Она является окраинной республикой, но крымские татары не имеют большинства в этой республике, наоборот – они представляют там меньшинство. Стало быть, было бы неправильно и нелогично перевести Крымскую Республику в разряд союзных республик.
В-третьих, необходимо, чтобы республика была не очень маленькой в смысле количества ее населения, чтобы она имела населения, скажем, не меньше, а больше хотя бы миллиона. Почему? Потому, что было бы неправильным предположить, что маленькая советская республика, имеющая минимальное количество населения и незначительную армию, могла рассчитывать на независимое государственное существование. Едва ли можно сомневаться, что империалистические хищники живо прибрали бы ее к рукам.
Я думаю, что без наличия этих трех объективных признаков было бы неправильно в настоящий исторический момент ставить вопрос о переводе той или иной автономной республики в разряд союзных республик.
4) Далее предлагают вычеркнуть в статьях 22-й, 23-й, 24-й, 25-й, 26-й, 27-й, 28-й и 29-й подробное перечисление административно-территориального деления союзных республик на края и области. Я думаю, что это предложение также неприемлемо. В СССР имеются люди, которые готовы с большой охотой и без устали перекраивать края и области, внося этим путаницу и неуверенность в работе. Проект Конституции создает для этих людей узду. И это очень хорошо, потому что здесь, как и во многом другом, требуется у нас атмосфера уверенности, требуется стабильность, ясность.
5) Пятая поправка касается 33-й статьи. Считают нецелесообразным создание двух палат и предлагают уничтожить Совет [c.142] Национальностей. Я думаю, что эта поправка также неправильна. Однопалатная система была бы лучше двухпалатной, если бы СССР представлял единое национальное государство. Но СССР не есть единое национальное государство. СССР есть, как известно, многонациональное государство. У нас имеется верховный орган, где представлены общие интересы всех трудящихся СССР, независимо от их национальности. Это – Совет Союза. Но у национальностей СССР, кроме общих интересов, имеются еще свои особые, специфические интересы, связанные с их национальными особенностями. Можно ли пренебрегать этими специфическими интересами? Нет, нельзя. Нужен ли специальный верховный орган, который отражал бы эти именно специфические интересы? Безусловно нужен. Не может быть сомнения, что без такого органа невозможно было бы управлять таким многонациональным государством, как СССР. Таким органом является вторая палата – Совет Национальностей СССР.
Ссылаются на парламентскую историю европейских и американских государств, ссылаются на то, что двухпалатная система в этих странах дала лишь минусы, что вторая палата вырождается обычно в центр реакции и в тормоз против движения вперед. Все это верно. Но это происходит потому, что в этих странах между палатами нет равенства. Как известно, второй палате дают нередко больше прав, чем первой, и затем, как правило, вторая палата организуется недемократическим путем, нередко путем назначения ее членов сверху. Несомненно, что этих минусов не будет, если провести равенство между палатами и вторую палату организовать так же демократически, как и первую.
6) Предлагают далее дополнение к проекту Конституции, требующее уравнения количества членов обеих палат. Я думаю, что это предложение можно было бы принять. Оно дает, по-моему, явные политические плюсы, так как подчеркивает равенство палат.
7) Дальше идет дополнение к проекту Конституции, в силу которого предлагается выбирать депутатов в Совет Национальностей так же, как и в Совет Союза, путем прямых выборов. Я думаю, что это предложение также можно было бы принять. Правда, оно может создать некоторые технические неудобства при выборах. Но зато оно даст большой политический выигрыш, так как оно должно повысить авторитет Совета Национальностей. [c.143]
8) Далее идет дополнение к статье 40-й, в силу которого предлагается предоставить Президиуму Верховного Совета право издавать временные законодательные акты. Я думаю, что это дополнение неправильно и не должно быть принято Съездом. Надо, наконец, покончить с тем положением, когда законодательствует не один какой-нибудь орган, а целый ряд органов. Такое положение противоречит принципу стабильности законов. А стабильность законов нужна нам теперь больше, чем когда бы то ни было. Законодательная власть в СССР должна осуществляться только одним органом – Верховным Советом СССР.
9) Далее предлагают дополнение к 48-й статье проекта Конституции, в силу которого требуют, чтобы председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР избирался не Верховным Советом СССР, а всем населением страны. Я думаю, что это дополнение неправильно, ибо оно не соответствует духу нашей Конституции. По системе нашей Конституции в СССР не должно быть единоличного президента, избираемого всем населением, наравне с Верховным Советом, и могущего противопоставлять себя Верховному Совету. Президент в СССР коллегиальный, – это Президиум Верховного Совета, включая и председателя Президиума Верховного Совета, избираемый не всем населением, а Верховным Советом и подотчетный Верховному Совету. Опыт истории показывает, что такое построение верховных органов является наиболее демократическим, гарантирующим страну от нежелательных случайностей.
10) Далее идет поправка к той же 48-й статье. Она гласит: увеличить количество заместителей председателя Президиума Верховного Совета СССР до одиннадцати с тем, чтобы от каждой Союзной республики имелся один заместитель. Я думаю, что эту поправку можно было бы принять, ибо она улучшает дело и может лишь укрепить авторитет Президиума Верховного Совета СССР.
11) Далее идет поправка к статье 77-й. Она требует организации нового общесоюзного народного комиссариата – наркомата оборонной промышленности. Я думаю, что эту поправку также следовало бы принять, ибо назрело время для того, чтобы выделить нашу оборонную промышленность и дать ей соответствующее наркоматское оформление. Мне кажется, что это могло бы только улучшить дело обороны нашей страны. [c.144]
12) Далее идет поправка к статье 124-й проекта Конституции, требующая ее изменения в том направлении, чтобы запретить отправление религиозных обрядов. Я думаю, что эту поправку следует отвергнуть как не соответствующую духу нашей Конституции.
13) Наконец, еще одна поправка, имеющая более или менее существенный характер. Я говорю о поправке к 135-й статье проекта Конституции. Она предлагает лишить избирательных прав служителей культа, бывших белогвардейцев, всех бывших людей и лиц, не занимающихся общеполезным трудом, или же, во всяком случае, ограничить избирательные права лиц этой категории, дав им только право избирать, но не быть избранными. Я думаю, что эта поправка также должна быть отвергнута. Советская власть лишила избирательных прав нетрудовые и эксплуататорские элементы не на веки вечные, а временно, до известного периода. Было время, когда эти элементы вели открытую войну против народа и противодействовали советским законам. Советский закон о лишении их избирательного права был ответом Советской власти на это противодействие. С тех пор прошло немало времени. За истекший период мы добились того, что эксплуататорские классы уничтожены, а Советская власть превратилась в непобедимую силу. Не пришло ли время пересмотреть этот закон? Я думаю, что пришло время. Говорят, что это опасно, так как могут пролезть в верховные органы страны враждебные Советской власти элементы, кое-кто из бывших белогвардейцев, кулаков, попов и т.
д. Но чего тут собственно бояться? Волков бояться, в лес не ходить. Во-первых, не все бывшие кулаки, белогвардейцы или попы враждебны Советской власти. Во-вторых, если народ кой-где и изберет враждебных людей, то это будет означать, что наша агитационная работа поставлена из рук вон плохо и мы вполне заслужили такой позор, если же наша агитационная работа будет идти по-большевистски, то народ не пропустит враждебных людей в свои верховные органы. Значит надо работать, а не хныкать, надо работать, а не дожидаться того, что все будет предоставлено в готовом виде в порядке административных распоряжений. Ленин еще в 1919 году говорил, что недалеко то время, когда Советская власть сочтет полезным ввести всеобщее избирательное право без всяких ограничений. Обратите внимание: без всяких ограничений. Это он говорил в то время, когда иностранная военная интервенция не была еще [c.145] ликвидирована, а наша промышленность и сельское хозяйство находились в отчаянном положении. С тех пор прошло уже 17 лет.
Не пора ли, товарищи, выполнить указание Ленина? Я думаю, что пора.
Вот что говорил Ленин в 1919 году в своем труде “Проект программы РКП(б)”. Разрешите зачитать:
“Р.К.П. должна разъяснять трудящимся массам, во избежание неправильного обобщения преходящих исторических надобностей, что лишение избирательных прав части граждан отнюдь не касается в Советской республике, как это бывало в большинстве буржуазно-демократических республик, определенного разряда граждан, пожизненно объявляемых бесправными, а относятся только к эксплуататорам, только к тем, кто вопреки основным законам социалистической Советской республики упорствует в отстаивания своего эксплуататорского положения, в сохранении капиталистических отношений. Следовательно, в Советской республике, с одной стороны, с каждым днем укрепления социализма и сокращения числа тех, кто имеет объективно возможность оставаться эксплуататором или сохранять капиталистические отношения, уменьшается само собою процент лишаемых избирательного права. Едва ли теперь в России этот процент больше, чем два, три процента. С другой стороны, в самом недалеком будущем прекращение внешнего нашествия и довершение экспроприации экспроприаторов может, при известных условиях, создать положение, когда пролетарская государственная власть изберет другие способы подавления сопротивления эксплуататоров и введет всеобщее избирательное право без всяких ограничений” (Ленин, т. XXIV, стр. 94; курсив мой. – И.Ст.)
Кажется, ясно.
Так обстоит дело с поправками и добавлениями к проекту Конституции СССР.
VI. Значение новой Конституции СССР
Судя по результатам всенародного обсуждения, длившегося почти 5 месяцев, можно предположить, что проект Конституции будет одобрен настоящим Съездом.
Через несколько дней Советский Союз будет иметь новую, социалистическую Конституцию, построенную на началах развернутого социалистического демократизма. [c. 146]
Это будет исторический документ, трактующий просто и сжато, почти в протокольном стиле, о фактах победы социализма в СССР, о фактах освобождения трудящихся СССР от капиталистического рабства, о фактах победы в СССР развернутой, до конца последовательной демократии.
Это будет документ, свидетельствующий о том, что то, о чем мечтали и продолжают мечтать миллионы честных людей в капиталистических странах, уже осуществлено в СССР.
Это будет документ, свидетельствующий о том, что то, что осуществлено в СССР, вполне может быть осуществлено и в других странах.
Но из этого не следует, что международное значение новой Конституции СССР едва ли может быть переоценено.
Теперь, когда мутная волна фашизма оплевывает социалистическое движение рабочего класса и смешивает с грязью демократические устремления лучших людей цивилизованного мира, новая Конституция СССР будет обвинительным актом против фашизма, говорящим о том, что социализм и демократия непобедимы. Новая Конституция СССР будет моральной помощью и реальным подспорьем для всех тех, кто ведут ныне борьбу против фашистского варварства.
Еще большее значение имеет новая Конституция СССР для народов СССР. Если для народов капиталистических стран Конституция СССР будет иметь значение программы действий, то для народов СССР она имеет значение итога их борьбы, итога их побед на фронте освобождения человечества. В результате пройденного пути борьбы и лишений приятно и радостно иметь свою Конституция, трактующую о плодах наших побед. Приятно и радостно знать, за что бились наши люди и как они добились всемирно-исторической победы. Приятно и радостно знать, что кровь, обильно пролитая нашими людьми, не прошла даром, что она дала свои результаты. Это вооружает духовно наш рабочий класс, наше крестьянство, нашу трудовую интеллигенцию. Это двигает вперед и поднимает чувство законной гордости. Это укрепляет веру в свои силы и мобилизует на новую борьбу для завоевания новых побед коммунизма.
Правда. 26 ноября 1936 года
[c.147]
This Stalin archive has been reproduced from Библиотека Михаила Грачева (Mikhail Grachev Library) at http://grachev62.narod.ru/stalin/ However, we cannot advise connecting to the original location as it currently generates virus warnings.
Every effort has been made to ascertain and obtain copyright pertaining to this material, where relevant. If a reader knows of any further copyright issues, please contact Roland Boer.
Что за зверь такой «Конституция»? — НАШ ДОМ
Слово “конституция” имеет латинское происхождение и переводится как “устройство, установление, сложение”. В современном понимании конституция представляет собой основной закон государства, особый нормативный правовой акт, имеющий высшую юридическую силу.
Это значит, что на основе конституции выстраиваются все остальные законы.
Конституция также определяет основы политического, правового и экономического устройства государства. В подавляющем большинстве стран конституции принимаются учредительным собранием либо путём народного голосования – референдума.
По форме конституции делятся на писаные и неписаные. Писаные конституции представляют собой либо единый нормативный акт (существуют в подавляющем большинстве стран), либо совокупность нескольких конституционных или органических законов (например, Конституция Швеции, Конституция Испании). Неписаные конституции состоят из норм конституционного характера, включенных в большое количество правовых актов, а также содержащихся в конституционных обычаях (характерны для стран бывшей Британской империи).
Как правило, все конституционные акты сходны по своему содержанию. Они включают в себя определение организации государственной власти, права и полномочия органов власти и её отношения к гражданам, а также обязанности и основные права граждан, то есть гражданские свободы. Конституции бывают жесткими и гибкими. Здесь все зависит от способа принятия дополнений и поправок.
Гибкие законы изменить легко – достаточно лишь издать соответствующий акт. С жесткими все несколько сложнее. Зачастую их и вовсе нельзя изменить – можно лишь отменить, после чего принять новую конституцию.
Первые сборники законов, в которых регулировались устройство государства и общества, существовали еще до нашей эры. Стоит вспомнить, например, римские законы 12 таблиц или сборник Хаммурапи. Однако, одними из первых прообразов современных конституций являются учредительные законы древнегреческих городов-государств, из которых наиболее известны законы Солона и Клисфена в Афинах, а также спартанский неписанный закон, который приписывался легендарному законодателю Ликургу.
Кроме того, предшественниками современных конституций можно считать и средневековые своды законов. Так, одной из самых старых и ныне действующих конституций мира является основной закон Сан-Марино, который был принят ещё в 1600 году, при том что базировался этот закон на городском уставе, принятом ещё в 1300 году. Следует, однако, отметить, что основным набором прав граждан и принципов государственного устройства он был дополнен только в 1974 году.
Первой конституцией в современном понимании, — то есть в виде документа, описывающего и устанавливающего, права и свободы граждан, а также систему разделения властей с компетенцией каждой из них, — является Конституция США, которая была принята 17 сентября 1787 года. Данная конституция действует до сегодняшнего дня.
Несмотря на то, что за всю историю в нее было внесено 27 поправок, она остается одной из самых устойчивых в мире.
К первым писаным конституциям в Европе относятся Конституция Речи Посполитой (принята 3 мая 1791 года) и Конституция Франции (принята 3 сентября 1791 года). Однако, обе конституции просуществовали недолго, в Речи Посполитой — из-за окончательного раздела страны, во Франции — из-за развития революционных событий. На сегодняшний день каждая уважающая себя страна старается обзавестись своей конституцией.
Хотя нередко говорят, что конституция не священная корова, в разных странах основные законы страны претерпевали изменения на протяжении развития государства. Где-то, принимались незначительные поправки, где то, с приходом нового руководителя, конституция писалась под интересы власть придержащих. Особенно этим страдали страны Латинской Америки. Так, Доминиканская республика живет по тридцать девятой конституции, Венесуэла по двадцать шестой. Здесь либо часто случались революции и перевороты, либо каждый следующий правитель имел свою трактовку основного закона страны.
В постсоветском пространстве также отмечается нестабильность существования конституций – постоянно принимаются новые поправки, молодые государства находятся в активном поиске.
В частности, недавно изменения были внесены в Конституцию Российской Федерации, а в Беларуси с 1994 года Конституцию меняли уже два раза (в 1996 и 2004 годах). Конечно, можно считать конституцию живым организмом и все изменения это попытка успеть за изменяющимся обществом. Однако, отношения экономические и социальные, все же должны быть в приоритете над политикой.
Стабильность конституции, как основного закона — это стабильность самого государства.
Конституция и её виды. Конституционализм
Конституции и конституционализм — явление довольно молодое. В сравнении с историей человеческого общества и даже в сравнении с историей государства. Первая конституция (в современном понимании этого слова) была принята лишь в конце XVIII века Соединёнными Штатами Америки.
Но само слово «конституция» появилось гораздо раньше. В переводе с латыни constitutio — установление, учреждение, организация, устройство. Конституции издавали римские императоры. Если говорить современным юридическим языком, это были различные нормативно-правовые акты.
- Эдикты — распоряжения, обязательные для всех подданных. Что-то вроде теперешних указов.
- Декреты — судебные решения. Императоры в Древнем Риме, кроме всего прочего, выполняли роль высшей судебной инстанции, к которой могли апеллировать недовольные разбором своего дела в судах низшего уровня.
- Рескрипты — ответы императоров на вопросы, обращённые к ним. Эти самые ответы, между прочим, тоже имели силу закона. Так что с вопросами стоило быть поосторожней.
- И мандаты. Сейчас это слово употребляется в разных значениях. В буквальном же переводе mandatum — поручение. Вот так — буквально — римляне его и понимали. Мандат — это поручение императора чиновникам или правителям провинций, которое, разумеется, необходимо было исполнять со всей тщательностью.
Конституции современных государств — это не обычный нормативно-правовой акт. Это Основной Закон, так сказать, «закон законов».
Конституции определяют государственное устройство страны. То есть механизм формирования органов власти, их полномочия, принципы, на которых строятся отношения между центральными и местными органами управления (особенно это актуально для федеративных государств). Практически во всех конституциях есть разделы, посвящённые избирательной системе. Если граждане государства не имеют избирательных прав, то государство, в принципе, может обойтись и без конституции. Кроме того, конституции декларируют основные права и обязанности граждан.
Можно сказать и так: конституция — это своеобразный договор между государством и обществом. Он определяет пределы вмешательства государства в жизнь общества и отдельных индивидов.
Конституция обладает верховенством в системе права, имеет высшую юридическую силу. Это значит, что все остальные нормативно-правовые акты не могут ей противоречить.
Конституция оказывает регулирующее воздействие на общественные отношения. Конституционные нормы конкретизируются в других законодательных актах. Скажем, развивая конституционное положение о праве на отдых, Трудовой кодекс определяет максимальную продолжительность рабочей недели, длительность минимального ежегодного оплачиваемого отпуска, обязательность еженедельных выходных дней и так далее. А Налоговый кодекс детально поясняет, как именно граждане должны выполнять свою конституционную обязанность — участвовать в финансировании государственных расходов.
В современных государствах активно утверждается идея прямого действия норм Конституции. И российская конституция также относится к документам прямого действия.
То есть гражданин, который считает, что какое-то из его конституционных прав нарушено (в том числе и каким-либо иным законодательным актом), может обратиться за защитой в суд, обращаясь непосредственно к тексту Конституции.
Устойчивость конституционного строя — важнейшая основа для успешного развития общества. Поэтому в идеале конституция должна быть стабильной. Но далеко не всем государствам этого удаётся достичь. Самая первая в мире конституция (мы помним, что это Конституция США) является и самой старой. В неё вносились поправки (дополнения), но основные статьи не изменялись с того самого 1787 года. А вот следующие две конституции, принятые в 1791 году, ждала иная судьба. Конституция Речи Посполитой была отменена под нажимом стран-соседей, а вскоре и само это государство прекратило своё существование. Конституция Франции через два года была заменена новой — якобинской. Великая революция продолжала менять французское общество. Франция в этом смысле вообще относится к числу рекордсменов: нынешняя её конституция — пятнадцатая по счёту.
Далеко не все конституции идеальны и в других отношениях. Они могут быть очень демократичны: декларировать принципы верховенства закона, разделения властей, предоставлять населению самые широкие права и свободы. Например, советская конституция 1936 года гарантировала гражданам СССР свободу слова, печати, собраний и митингов, неприкосновенность личности. «Никто не может быть подвергнут аресту иначе как по постановлению суда или с санкции прокурора», — заявляла её 127-я статья. Увы, это не помешало созданию и деятельности Особых троек НКВД, которые выносили приговоры без судебного заседания, присутствия адвоката и даже самого обвиняемого.
В связи с этим мы можем говорить о конституциях реальных и фиктивных. Реальная конституция — та, чьи предписания воплощены в действительность. Они, разумеется, могут нарушаться, но эти нарушения не являются нормой. Существуют механизмы для борьбы с ними. Фиктивная конституция не совпадает с существующим положением дел. В стране господствует произвол исполнительной власти. Противостоять ему очень трудно, иногда невозможно.
Мы выделили один из критериев классификации конституций — с точки зрения действенности конституционных норм. Назовём и другие.
По форме выражения конституции делят на писаные и неписаные.
Писаная конституция — отдельный правовой акт. Такой, как в России, США, Германии и многих других государствах. Или несколько документов. В качестве примера приведём современную Конституцию Франции. Она была принята в сентябре 1958 года. Но кроме основного текста, в этой конституции есть преамбула — общая вводная часть. В неё включены Декларация прав человека и гражданина 1789 года, преамбула Конституции Четвёртой республики (1946 года) и Экологическая хартия 2004 года.
Неписаная конституция состоит из норм, «разбросанных» по большому количеству законодательных актов, принимавшихся в разное время. Классический пример подобной ситуации — Великобритания. Конечно, в этой стране есть законы, которые определяют механизм формирования и полномочия органов государственной власти и управления. И права граждан достаточно надёжно защищены. Но документа, который можно было бы назвать основным законом государства, не существует. Мало того, нет даже официального перечня юридических документов, которые следует относить к конституционным.
Начать этот перечень должна была бы Великая хартия вольностей 1215 года. Вспомним, что некоторые её статьи действуют в Британии до сих пор. Хабеас корпус акт, Билль о правах, Акт о престолонаследии, Акт о Союзе, принятые в течение ХХ века законы о Парламенте, о пэрах, о Палате общин, о народном представительстве, о гражданстве, о министрах Короны и многие другие.
Большую роль в англосаксонской правовой системе играют судебные прецеденты. Относится это и к сфере конституционного права. Судебные решения по вопросам защиты прав и свобод человека равны по своей значимости нормативным актам, принятым парламентом. Некоторые нормы существуют лишь в виде политических или правовых обычаев. Никаким правовым актом не закреплено правило, что британский монарх поручает формирование правительства лидеру политической партии, победившей на парламентских выборах. Тем не менее это правило действует на протяжении уже не одного столетия.
Нигде не зафиксировано право короля или королевы наложить вето на принятый парламентом закон. Но такое право у них есть. Другой вопрос, что по трёхсотлетнему обычаю монархи этим правом не пользуются…
Не позднее 1 октября 1948 года должно было собраться Учредительное собрание Израиля. Учредить оно должно было конституцию этого одновременно древнего и молодого государства. Но за чередой войн с арабскими странами до разработки и принятия конституции дело так и не дошло. И её роль в Израиле выполняют различные законодательные акты, судебные прецеденты и некоторые религиозные нормы. Но в принципе от идеи принятия конституции как единого документа большинство израильских политиков и юристов не отказывается.
По способу принятия все конституции можно разделить на две группы: октроированные и народные.
Слово «октроировать», «октроирование» происходит от французского octroyer — жаловать, даровать. Конституции даруют своему народу монархи, президенты, правительства. Метрополия может октроировать конституцию своей колонии. Первым примером такого рода можно считать «Хартию 1814 года» — Конституцию Франции, октроированную королём Людовиком XVIII. «Дарованы» народам монархами были конституция Японии 1889 года, Манифест 17 октября 1905 года в России.
Князь Ренье III в 1962 году октроировал конституцию Монако. Пакистанская конституция этого же года была октроирована президентом страны Айюбом Ханом. А конституция Фиджи в 1990 году была принята правительством.
Народные конституции могут быть приняты тремя способами. Это может сделать парламент страны. Именно так принимались конституции РСФСР (Съездами советов и Верховным Советом Республики), ныне действующие конституции Дании, Венгрии, Польши. В США для этого созывали Конституционный конвент, в революционной Франции — Учредительное собрание. Если возникнет необходимость в принятии новой конституции в России, то разрабатывать её проект будет Конституционное собрание. Все три названых органа не регулярно действующие, а чрезвычайные. То есть граждане избирают с конкретной целью — разработки и принятия основного закона государства.
Последний из способов получает всё большее распространение в современном мире и считается наиболее демократичным. Речь идёт о референдуме — всенародном голосовании. Так, в Италии в 1946 году граждане страны решали вопрос о форме правления.
На референдумах были приняты конституции Франции 1958 и Испании 1978 годов. Большинство участников Всенародного голосования 1993 года высказалось за принятие проекта Конституции России.
По поводу демократичности принятия конституций путём референдума спорить не приходится. Каждый гражданин может поучаствовать в этом процессе — куда уж демократичней. Но существует и ряд сомнений в его целесообразности. Как вы думаете, на чём они основаны?
Конституция не может оставаться раз и навсегда данной. Она отражает общественные отношения, а общество постоянно развивается. По порядку внесения изменений выделяют гибкие и жёсткие конституции.
Гибкими называют те, для изменения которых не существует какой-то особой процедуры, отличающейся от обычного порядка принятия и изменения законов. Например, британский парламент принимает конституционные акты простым большинством (50% плюс один голос).
Изменить жёсткую конституцию не так просто: обычным большинством голосов дело не обойдётся. Скажем, чтобы вступила в силу поправка к Конституции США, нужно чтобы её одобрили две трети депутатов Палаты представителей и сенаторов (палаты Конгресса голосуют по отдельности). Затем она должна быть принята парламентами как минимум трёх четвертей штатов. Конгрессом за всю историю США было одобрено около двухсот поправок. Но в Конституцию было внесено лишь двадцать семь. Остальные этап утверждения в отдельных штатах не прошли.
Конституция России также является жёсткой, но о порядке её изменения поговорим в другой раз.
Завершим же наш рассказ общей схемой «Конституция и её виды» и определением термина «конституционализм». Точнее двумя определениями.
Конституционализм — это форма правления, опирающаяся на конституцию. И политико-правовая теория, обосновывающая необходимость установления конституционного строя; учение о конституции как основном инструменте политической власти.
Основной закон не писан? | Статьи
В Москве прошла пресс-конференция, посвященная беспрецедентному случаю: возбуждению уголовного дела против пресс-секретаря химического предприятия — ОАО «Тольяттиазот» (ТоАЗ) — Игоря Башунова, отказавшегося свидетельствовать против самого себя.
Пресс-секретарю ТоАЗа грозит уголовное наказание за то, что он отказался от дачи показаний против самого себя следователю Следственного комитета при МВД РФ. Причем этот случай юристы называют беспрецедентным в российской юридической практике. Наказание за отказ свидетельствовать против самого себя грубо нарушает 51-ю статью Конституции Российской Федерации, дарующую любому гражданину России право отказаться от дачи показаний, если он считает, что все сказанное им может обернуться против него самого. «Вызов свободе слова и другим конституционным правам граждан: впервые возбуждено уголовное дело против пресс-секретаря» — такой была тема состоявшейся на прошлой неделе в Москве пресс-конференции.
Уголовное дело в отношении Игоря Башунова было возбуждено 11 сентября 2006 года Следственным комитетом при МВД РФ с согласия Генеральной прокуратуры РФ. В данный момент следствие проверяет факты, связанные с деятельностью руководства «Тояльттиазота» в 1996-1997 и 2002-2004 годах. Поскольку в это время Игорь Башунов, по его же словам, еще не работал на ТоАЗе и ничего о происходящем в это время на предприятии знать не мог, то он, воспользовавшись своим конституционным правом, не стал отвечать на вопросы, прямо «связывавшие» его с деятельностью «Тольяттиазота». Свидетель посчитал, что вопросы заданы с явно «обвинительным уклоном», затрагивают его лично и могут ему навредить. В СК МВД РФ расценили это как отказ от дачи показаний и возбудили уголовное дело по статье 308 УК РФ.
Адвокат Игоря Башунова Сергей Замошкин в ходе встречи с журналистами назвал применение данной статьи случаем уникальным. По словам Замошкина, «никто из моих знакомых юристов — практиков и ученых — не может привести ни одного примера уголовного дела за отказ от дачи показаний и уж тем более за отказ от дачи показаний в форме ссылки на свои права, предусмотренные Конституцией».
На пресс-конференции депутат Государственной думы РФ от Тольятти Анатолий Иванов расценил уголовное преследование пресс-секретаря «Тольяттиазота» как еще одну попытку оказать психологическое давление на руководство предприятия. Иванов высказал мнение, что за действиями СК МВД РФ стоят интересы миноритарных акционеров ТоАЗа. По словам депутата, попытки захватить «Тольяттиазот» предпринимались и ранее. Напомним, что в ноябре 2004 года на предприятие было оказано первое силовое давление. В ответ трудовой коллектив «Тольяттиазота» провел митинг с требованием оградить предприятие от незаконного вмешательства, в том числе правоохранительных органов. Тогда впервые сотрудники ТоАЗа высказали мнение, что за действиями следователей стоят интересы структур, близких к Виктору Вексельбергу. Инициированные заказчиками недружественного поглощения судебные разбирательства повлекли за собой многочисленные проверки деятельности ТоАЗа, обыски и митинги протеста работников химического комбината. Это в свою очередь негативно сказалось и на обстановке на самом предприятии, и на настроениях жителей Самарской области, для которой «Тольяттиазот» всегда был одним из основных налогоплательщиков и участвовал в социальных программах региона.
Интерес к активам тольяттинского химпредприятия подтвердил Иванову и заместитель председателя правления «Реновы», с которым депутат встречался. Анатолий Иванов не сомневается, что «именно Виктор Вексельберг сейчас пытается захватить это предприятие при помощи правоохранительных и судебных органов».
Адвокат Сергей Замошкин, присутствовавший на пресс-конференции, прокомментировал ситуацию с применением к Башунову статьи 308 УК РФ так: «Следственный комитет и Генеральная прокуратура РФ этим делом замахнулись на конституционное право не только Игоря Башунова, а каждого из нас». Адвокат сделал акцент на том, что пресс-секретарь ТоАЗа по роду своей деятельности, как и любой его коллега, является лишь транслятором позиции своего работодателя. Однако это не значит, что, высказывая точку зрения компании, человек автоматически становится соучастником преступления. Каждый, независимо от профессии, человек, вызванный к следователю, может оказаться перед выбором: подписывать протокол «не глядя» или подумать, не навредит ли он сам себе. И по закону решение об этом принимает именно сам гражданин, а не милиционер или прокурор. «Именно поэтому Конституция как высший закон нашего общества (и она не может никем быть оспоренной или иначе как-то трактованной) гарантирует каждому возможность не свидетельствовать против себя», — подчеркнул Сергей Замошкин.
Адвокат заметил, что следствие допрашивало и других сотрудников «Тольяттиазота», которые также ссылались на ст. 51 Конституции, «но в отношении них никто никакого дела не возбудил». При этом Замошкин выдвинул версию о том, что возбуждением уголовного дела против пресс-секретаря предприятия следствие пытается «заткнуть рот пресс-службе и средствам массовой информации», и расценил это «как угрозу для других свидетелей по делу». «Кроме того, попытка Следственного комитета при МВД РФ ограничить конституционное право гражданина не свидетельствовать против самого себя имеет не только локальное значение — это тревожный сигнал для всех нас: стремление заменить гарантии основного закона страны решениями следователя — явный симптом того, куда движется наше правосудие», — добавил защитник ТоАЗа.
В настоящий момент адвокат направил в Тверской районный суд Москвы жалобу на действия Следственного комитета при МВД РФ и Генпрокуратуры, рассматриваемые им как нарушение прав и свобод российского гражданина.
Накануне юбилея Конституции эксперты заговорили о конституционном кризисе
Станет ли 25-летний юбилей Конституции, который Россия отпразднует 12 декабря, последним, ждет ли нас конституционная реформа и нужна ли она – на эти вопросы в среду пытались ответить участники конференции «Конституция 1993 г.: вызов России и образ будущего», организованной Российской академией народного хозяйства и госслужбы (РАНХиГС) и Ассоциацией юристов России.
Тему реформы месяц назад подогрел председатель Конституционного суда Валерий Зорькин, который в программной статье «Дух и буква Конституции» призвал не трогать Основной закон. Официально представители госвласти утверждают, что и мысли такой у них не было. «То, что в структурах органов госвласти никаких изменений Конституции не планируется, могу сказать однозначно», – говорил накануне в Общественной палате полпред президента в Конституционном суде Михаил Кротов (цитата по ТАСС). Но многие ученые с этим не согласны.
Это последний юбилей Конституции 1993 г. , уверен один из ее авторов, декан Высшей школы государственного аудита МГУ Сергей Шахрай. Для него очевидны приметы наступающего кризиса: это когда разрыв между текстом Конституции и реальностью становится слишком большим. Тогда следует принимать новую Конституцию или исправлять социально-политическую ситуацию, иначе последствия будут тяжелыми, предупреждает Шахрай. Он напоминает, что фактически эта Конституция была первой после 1918 г. масштабной попыткой создания новой государственности, нового социального порядка. Но в России всегда предписанные законом институты довольно быстро начинают расходиться с фактическими, возникают параллельные институты власти – так в свое время КПСС подменила «власть советов». Сейчас люди снова чувствуют, что реальность начинает расходиться с конституционной моделью. Госдума, как представительный орган, имеет все полномочия, но практически утратила авторитет в глазах народа – в итоге возникают Общественная палата и народный фронт, у которых есть авторитет, но нет полномочий.
Совет Федерации как официальную структуру дублирует Госсовет, из правительства центр принятия решений переместился в администрацию президента, т. е. власть и авторитет размещаются в разных местах. Пока эти расхождения не столь велики и могут быть скорректированы законодательно, считает Шахрай. Но чувство неправды раздражает общество и нарастающая фиктивность может привести к углублению разрыва между государством и обществом, предупреждает он.
С Шахраем согласен управляющий партнер ООО «Румянцев и партнеры», в 1990–1993 гг. ответственный секретарь Конституционной комиссии Олег Румянцев. По его мнению, статья Зорькина – это набат, который предупреждает, что конституционный строй в опасности, а фиктивный конституционализм представляет главный риск для развития страны. «Не видеть приближения мощного конституционного кризиса невозможно, – настаивает Румянцев. – Это не паника, это попытка заглянуть за фасад лакированной действительности».
А вот по мнению экс-председателя Конституционного суда Марата Баглая, неизменность Конституции лучше, чем сама Конституция. «Вообще, у меня взгляд на конституционализм не столько юридический, сколько антропологический, – объяснял он. – Всегда смотрю: а что народ собой представлял? 25 лет назад народ у нас не то был, не то не был. Была власть рвачей, и сил не хватило справиться с ними. Сегодня другой народ – благодаря тому, что окрепла власть, что Владимир Владимирович [Путин] вытащил страну из ямы». Много чего произошло за 25 лет, а Конституция осталась такой же, резюмировал Баглай: «И это огромное благо. Это говорит о том, что те, кто ее написал, смотрели далеко вперед».
Основное достоинство Конституции – это ее гибкость, полагает судья Конституционного суда Гадис Гаджиев: «Лапидарный текст – только отсылка к громадным пластам знаний». А раскрывать эти пласты следует при помощи решений судов, добавляет он. С ним отчасти согласен ректор РАНХиГС Владимир Мау, который видит большое достоинство Конституции в том, что она задает «только рамку, а не подробный механизм», оставляя обществу пространство для адаптации. Самое надежное – это неписаная конституция, считает Мау: «Если конституция – это представление джентльмена о правильной жизни, то ее и труднее всего поменять. Надо сперва поменять представление о правильной жизни, а потом уже менять писаные законы».
Что хорошего в писаной конституции?
После Славной революции 1688 года в Англии, когда монархия была восстановлена, но под пристальным вниманием парламента, страна решила не разрабатывать новую писаную конституцию. Предыдущие писаные конституции при правлении Оливера Кромвеля оказались сложными и, по некоторым данным, катастрофическими — проблемы включали неадекватное балансирование и разделение властей, путаницу в толковании и противоречивые решения в судах.Почти столетие спустя собственная революция в Америке выбрала другой курс, разработав Конституцию США, которая оставалась в силе с 1789 года. Этот документ почти сразу же стал глубоко почитаемым символом в Америке, и многие из его особенностей широко копировались во всем мире. глобус.
Но не во всех странах есть единая писаная конституция, а в некоторых странах они есть в причудливых формах. Известно, что в Соединенном Королевстве такого документа нет. В Новой Зеландии есть только декоративный закон: обычный закон, названный конституцией, в который можно вносить поправки так же, как и в любой другой закон.А в конституции Австралии 1901 года отсутствует то, что многие считают жемчужиной таких документов: билль о правах. Тем не менее, эти страны остаются одними из самых свободных и демократических в мире.
Даниэль Аллен: Несовершенный гений Конституции
Что это говорит о ценности писаных конституций? Дело не в том, что писаные конституции плохи по своей сути, а в том, что неписаные конституции могут привести к созданию столь же устойчивых систем.В течение последних пяти лет я анализировал преимущества и недостатки писаных и неписаных конституций, уделяя особое внимание Соединенным Штатам и Соединенному Королевству, для своей недавно опубликованной книги « Конституционное идолопоклонство и демократия ». Без писаной конституции статуты являются высшей формой права Великобритании, а ее неписаная конституция представляет собой сочетание законодательства, конвенций, парламентской процедуры и общего права. Кому-то такая установка может показаться странной или сбивающей с толку, но вывод моей книги состоит в том, что неписаные конституции могут работать так же хорошо, как и письменные, и что неписаная конституция Великобритании может быть столь же хороша, как и уважаемый документ Америки.Действительно, при всем своем величии писаные конституции не приводят к лучшим демократическим результатам и иногда могут закреплять серьезные ошибки, а не способствовать решению сложных проблем.
Конечно, неписаные конституции также сопряжены с трудностями: они могут привести к чрезмерной зависимости от условностей; часто у них нет согласованного стандарта конституционных изменений; и они часто требуют доверия к политике и политическому процессу для разрешения конфликтов. Без сомнения, хаотичный процесс Brexit неоднократно выявлял эти проблемы. Но Брексит, возможно, также подчеркнул свойство конституции Великобритании «гнуться, но не ломаться». Несмотря на все экономические, социальные и технологические изменения, произошедшие с 1688 года, неписаная конституция Великобритании остается неизменной.
Одним из часто упоминаемых преимуществ штатов с письменными конституциями является то, что такие устройства выполняют образовательную функцию, поскольку граждане могут легко обращаться к документам и ссылаться на них. Действительно, Американская Конституция широко доступна в бесчисленных приложениях и на веб-сайтах, а ее физическая форма постоянно попадает в списки бестселлеров.И все же отдельные писаные конституции информируют граждан о политических структурах или конституционных действиях не лучше, чем неписаные или частично писаные. Ряд крупных сравнительных исследований показал, что люди, живущие в Соединенном Королевстве, Новой Зеландии и Австралии, так же, если не больше, осведомлены о политике, политических структурах и конституционном действии, как и граждане стран, управляемых легкодоступными письменными конституциями.
На самом деле большая часть граждан стран с писаной конституцией даже не знает о существовании этих документов.В 2015 году, в рамках празднования 800-летия Великой хартии вольностей, Ipsos MORI и Magna Carta Trust проверили ряд юрисдикций по всему миру на предмет того, насколько они знакомы с различными конституционными документами. Опрос показал, что по крайней мере треть граждан Австралии, Бельгии, Бразилии, Индии и Южной Кореи никогда даже не слышала о конституции своей страны. В Румынии только 38% граждан были знакомы с действующей конституцией. Эти результаты ставят под сомнение важность и эффективность составления писаных конституций.
Формулировка Конституции США «Мы, народ» уже давно является ее движущей силой, используется внутри страны в качестве мощного риторического приема и широко применяется на международном уровне в качестве конституционного золотого стандарта. Но, как показали такие ученые, как Джордж Томас из колледжа Клермонт Маккенна, Джеймс Мэдисон часто хвастался тем фактом, что Конституция США не позволяет «народу» — в их коллективном качестве — владеть какой-либо долей в правительстве, и Мэдисон считал это исключение как одно из «великих достоинств» документа. Однако Мэдисон также признал, что лучший способ уловить коллективный голос общественности — это через представителей в Конгрессе, учреждении, которое должно было стать «великим двигателем правительства». Таким образом, в некотором роде Конституция США начиналась довольно близко к модели Великобритании, в центре которой находится парламент как высшая юридическая власть и максимально возможная реализация народного суверенитета.
И эти идеи народного суверенитета существовали в Англии и Шотландии задолго до появления США.С. Конституция была задумана. Шотландская декларация Арброта 1320 года содержала похожие формулировки, а в двух событиях 17-го века в Англии — Гражданской войне и Славной революции — были задокументированы многочисленные отчеты о таких формулировках. Хотя идея о том, что граждане обладают высшей конституционной властью, возможно, была в центре внимания этих событий, Великобритания никогда не чувствовала необходимости записывать это обязательство.
Прочтите: Политический хаос в Британии показывает, что все в порядке
Неясно, действительно ли присутствие фразы «Мы, народ» в тексте конституции имеет значение. Сторонники утверждают, что эта фраза в конечном итоге основывает Конституцию на «народе», что дает лучшие результаты для простых граждан. Но на практике риторическое обращение к «народу» не дает гражданам никаких расширенных полномочий или особого отношения. Тем не менее. , правительственная система Великобритании регулярно высмеивается — даже ее собственными гражданами — за отсутствие конституции, определяющей народ как основную власть. , члены парламента, особенно члены Палаты общин, скорее всего, потеряют власть.Как определяет Ютта Лимбах, бывший председатель Федерального конституционного суда Германии, верховенство конституции «означает низшего ранга закона», а также « низшего ранга законодателя». Это создает явные проблемы для неписаной конституции Великобритании, которая опирается на парламентский суверенитет и высоко ценит как законы, так и законодателей. Без наличия такого письменного документа в Великобритании не происходит преднамеренного понижения рейтинга статута и законодателя.
Это означает, что правительственный орган, наиболее подотчетный и отзывчивый перед людьми, законодательный орган, сохраняет наибольшую власть в системе Великобритании. Судьи по-прежнему не могут отменить законодательство, и если законы необходимо изменить или отменить, законодательный орган должен принять соответствующие меры.
Наконец, отдельные писаные конституции часто препятствуют столь необходимому конституционному сопровождению. Отсутствие формальных конституционных изменений в США за последние несколько десятилетий породило сильную форму конституционного разочарования как в писаной Конституции, так и в Верховном суде.Основная проблема заключается в том, что формальные процедуры внесения поправок чрезвычайно сложны, но решение Верховного суда 5–4 может привести к значительным конституционным изменениям. Кроме того, сосредоточение внимания на неуловимых конституционных моментах, в которых должны быть интенсивные и широкомасштабные конституционные обсуждения и дебаты среди граждан, в отличие от поддержания конституции, затмевает необходимость регулярных конституционных изменений.
В неписаной системе Великобритании, однако, практически нет ничего слишком священного, чтобы его можно было изменить: предписанный промежуток времени между всеобщими выборами колебался; реформа У.состоялся высший суд К.; исторические позиции правительства были изменены или ликвидированы; роль монархии существенно изменилась; и даже основные конституционные принципы, такие как парламентский суверенитет, менялись на протяжении многих лет по мере возникновения политических и экономических событий. Большинство из них были реакцией на социальные изменения и не требовали конституционных моментов приливной волны.
Йони Аппельбаум: хрупкая Конституция Америки
Хотя долговечность писаной Конституции Америки по-прежнему впечатляет, многие ее структуры и действия всегда вызывали большие сомнения.Но недавние события, кажется, только выявили и усугубили его недостатки: всенародно избранный лидер не должен иметь возможность получить на 3 миллиона голосов меньше, чем претендент, но при этом выиграть предвыборную борьбу; система сдержек и противовесов должна обеспечивать эффективное и ответственное правительство, а не сеять политическую дисфункцию; и поколения американцев не должны жить без практической и разумной возможности внести поправки в свою Конституцию. Ни один из этих результатов не продвигает идею «Мы, народ.»
Неписаная конституция Великобритании по-прежнему далека от совершенства; случаются ошибки, столь необходимые реформы часто тормозятся, а опора на политику может оказаться крайне разочаровывающей. Но когда дело доходит до просвещения граждан, сосредоточения внимания на народном суверенитете и предоставления средств для регулярного обновления конституции, неписаные конституции могут в любой момент столкнуться с письменными документами.
Взгляды на Конституцию: конституции разных стран мира
Ким Лейн Шеппеле
Американская Конституция была первой полностью письменной национальной конституцией.Но это не была ни первая конституция общего правительства, ни первая писаная конституция. Ряд правительств, начиная с греческих городов-государств, имели обычные или частично писаные конституции. И все американские штаты имели полностью написанные конституции до того, как состоялся Конституционный конвент в Филадельфии. Фактически, на съезде в Филадельфии многие делегаты выступили против того, что они считали изъянами в конституциях штатов, которые заменили неограниченную власть (теперь свергнутого) короля неограниченной властью (теперь избранного) законодательного органа.Система сдержек и противовесов, появившаяся на Филадельфийском съезде, была для многих делегатов восстановлением того, что, по их мнению, долгое время отстаивала британская конституция, прежде чем короли начали превышать свою законную власть в соответствии с ней.
Американская Конституция основана на многих источниках. Британия была самой очевидной. Но сравнительные знания основателей варьировались от Древней Греции до современной Польши. Эта группа образованных людей, собравшаяся в Филадельфии, прекрасно понимала, что их проект в некоторых отношениях весьма оригинален, а в других отношениях глубоко обязан другим конституционным идеям.
После ратификации американской конституции идея единой писаной конституции стала популярной во всем мире. Весной 1791 года Польша приняла свою первую писаную конституцию; Позднее в том же году Франция последовала своей первой письменной конституции и только в 1790-х годах приняла четыре конституции. Многие смены правительства в 19 веке были отмечены принятием писаных конституций, некоторые из которых существуют до сих пор. В результате европейских революций 1848 года только за этот год были приняты десятки новых конституций, хотя лишь немногие из них просуществовали.Но к концу столетия во многих частях мира стало ясно, что смена правительств должна сопровождаться принятием новых конституций.
В ХХ веке конституции вошли в моду, особенно после Второй мировой войны. Почти все демократические правительства в настоящее время имеют писаные конституции. (Заметными исключениями являются Соединенное Королевство, Новая Зеландия и Израиль.) Судебный пересмотр законов, американское изобретение, также распространился по всему миру, хотя американский стиль судебного пересмотра менее популярен, чем австрийско-германский стиль, разработанный после Первая мировая война в Австрии и Вторая мировая война в Германии. После распада Советской империи волна написания новых конституций породила новую веру в способность конституций руководить новыми правительствами. Новые конституции, как правило, намного длиннее американской, потому что они регулируют больше институтов (таких как центральные банки, административные агентства, офисы на уровне кабинета министров и вооруженные силы) и потому что они включают больше прав (не только более обширный список гражданских и политические права, но также все чаще социальные, культурные и экономические права).
Американская Конституция остается особенной в этой истории, но ее точные положения, ее сложная система сдержек и противовесов, ее ограниченный список прав и ее разреженность не очень часто копируются именно в наши дни. Но американский конституционный опыт показал, как можно построить долговременное демократическое правительство, используя умные идеи о структуре политических институтов. И с тех пор эта модель политического творчества захватила авторов конституции.
Ким Лейн Шеппеле — профессор права, политологии и социологии Пенсильванского университета.Профессор Шеппеле был старшим приглашенным научным сотрудником NCC с 1999 по 2000 год.
Класс: 12, 11, 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1, К Стандарты : 2 — Время, преемственность и изменение, 5 — Отдельные лица, группы и учреждения, 6 — Власть, авторитет и управление, 9 — Глобальные связи, 10 — Гражданские идеалы и практикаПисьменная Конституция: Дело не раскрыто | Оксфордский журнал юридических исследований
Аннотация
Вопрос о том, нужна ли Соединенному Королевству писаная конституция, является основным предметом британских конституционных дебатов.С годами линии разногласий сместились от необходимости включения Билля о правах к гораздо более глубоким разногласиям в отношении народа и центральной власти государства. В этой статье я не поддерживаю аргументы консерваторов против писаной конституции и не выступаю за кодификацию существующей конституции. Вместо этого я сначала оцениваю содержание различных предложений письменной конституции. Затем я проблематизирую процесс создания конституции, задавая вопрос не о том, следует ли кодифицировать конституцию Великобритании, а соотнося конституцию с людьми как авторами и с государством как ее объектом.
1. Введение
Должна ли Великобритания принять кодифицированную конституцию? Этот вопрос активно обсуждается. Аргумент в пользу кодифицированной конституции кажется очевидным. Принято считать, что писаные конституции приведут в порядок существующие договоренности. Внутреннее ведение хозяйства не только привело бы Великобританию в соответствие почти со всеми другими государствами, имеющими кодифицированные конституции (за исключением Израиля, Новой Зеландии, Швеции и Саудовской Аравии), но и улучшило бы качество общественных дискуссий за счет лучшего знания государственных процессов и институциональные механизмы.Таким образом, главным преимуществом кодификации будет «ясность и определенность». 1
Символическое 800-летие Великой хартии вольностей в 2015 году и текущие последствия референдума ЕС в 2016 году дополнили хор комментаторов, разъясняющих достоинства писаных конституций. Выход из ЕС оказал непосредственное влияние на каждый аспект правительства, от статуса референдумов, отношений между народным и парламентским суверенитетом, политизации государственной службы, современного использования прерогативных полномочий, отношений между исполнительной, законодательной и судебной властью. , и, наконец, самому Союзу.Процесс выхода оставил неписаную конституцию в «кризисе», 2 в «расплавленном» состоянии, 3 , и подчеркнул необходимость писаной конституции.
В этой статье я оценю аргументы, выдвинутые в пользу кодификации, а также содержание проектов конституционных предложений, опубликованных за последние 30 лет. Большинство предложений удовлетворяют формальным качествам ясности, краткости и связности. Они делают это прежде всего за счет сохранения существующих структур управления в единственном и иерархическом конституционном документе унитарного государства. Конституционные предложения составлены на языке рациональной конституции, которая артикулирует монолитные идиомы суверенитета, высшей власти, закрепления, возможности принудительного исполнения, единообразия, единства и окончательности. Пока что так современно. Но территориальная политика Великобритании предполагает, что кодификация не будет успешной как «полностью теоретизированное соглашение» 4 , передающее ясность конституционного права, единство учредительной власти и общую идентичность национального народа.Вместо того, чтобы обеспечить решение кризиса, кодификация напрашивается на конституционный вопрос: она предполагает структуры правительства, существование народа и целостность государства, тогда как все эти вопросы необходимо проблематизировать, подвергнуть сомнению и реконструировать, прежде чем их можно будет записать. вниз и применяются по всей Великобритании.
Помимо того, что писаные конституции являются важным элементом ведения домашнего хозяйства, они также рассматриваются как гражданский договор, укрепляющий рациональность, гуманность и инклюзивность представительной демократии, основанной на народном суверенитете. 5 Во втором разделе статьи я связываю идею писаной конституции с людьми, которые должны санкционировать ее, и с государством, которому она должна служить. Связи между конституцией, народом и государством, конечно, аксиоматичны. Однако акт написания конституции колеблется между противоречивыми, но взаимозависимыми процессами, которые определяют власть народа не только в согласии народа, но и в системе прав человека. И хотя разработка конституции обязательно укрепляет централизованные структуры управления, в союзном государстве она также должна учитывать децентрализованные структуры в отношении территории, населения и правительства.Гражданский завет — это непрерывный разговор, который устанавливает баланс между продвижением ясности и открытости и поиском завершения. Он инициирует нескончаемую диалектику взаимного построения и амбивалентных отношений: конституция конструирует правительство, народ и государство, которые, в свою очередь, объясняют конституцию. Те, кто выступает за письменную конституцию, должны предоставить больше информации о том, какие аспекты являются фиксированными, гибкими и исключенными.
Кодификация будет успешной только как «неполностью теоретизированное соглашение», которое признает двусмысленность и отсутствие ясности, примиряет формально противоречивые принципы, использует противоположную динамику и признает различия.Письменная конституция не должна быть «стоп-кадром», созданным неподвижным изображением конституции, снятым в определенный момент. Вместо этого он должен быть результатом длительного воздействия переходных процессов переопределения и обновления. Вопрос должен заключаться не в том, желательно ли, чтобы Великобритания приняла писаную конституцию, а в том, как восстановить Великобританию.
2. Конституция и кодификация
Создание Конституции является политическим актом. Выбор основных принципов конституционного проектирования, придание документу легитимности и обеспечение его полезности в качестве политического артефакта объединяет «науку, искусство и ремесло». 6 Но создание конституции, особенно в такой стране, как Великобритания, потребует глубоких изменений в правовой и политической культуре, 7 , особенно если конституция заменит акты парламента в качестве высшего источника права. Доктрина верховенства парламента вместе с верховенством закона и конвенциями составляет основу неписаной конституции Великобритании. Он всегда был и остается тотемным вопросом в конституционных дебатах. Как высший источник права, акты парламента могут по своему желанию нарушать международное право и основные права и отменять конституционные законы.Верховный суд Великобритании, возможно, попытался разбить парламентское верховенство, заявив, что в контексте прав эта доктрина «уже не… абсолютна», 8 , но в контексте делегированных структур управления тот же суд счел Вестминстерскую власть издавать законы для Шотландии и Уэльса, чтобы быть «неурезанной». 9 Мартин Лафлин и Стивен Тирни утверждают, что эта господствующая институциональная концепция абсолютной законодательной власти является «примитивным взглядом», который «покоится на зачаточном призыве к необходимости Вестминстера удерживать неограниченную власть, [которая] неадекватна и должна быть выброшен за борт».
10 Эта примитивная точка зрения совершенно несовместима с принятием писаной конституции и, следовательно, наиболее опасна. Если он будет сохранен, Великобритания останется «неспособной к конституционализации». 11 Если его отвергнуть, культура несравненной, гибкой политической конституции будет испорчена. Укорененные в консерватизме 12 и антирационализме 13 и скептически относящиеся к конституционным обязанностям судов, 14 противники считают идею писаной конституции «ненужной, нежелательной и небританской». 15 Как заметил Роджер Скратон:
Консерваторы в британской традиции являются наследниками островной культуры, в которой обычай преобладает над разумом в качестве последнего апелляционного суда… При допросе относительно справедливости или разумности какой-либо конкретной части их наследие — будь то общее право, монархия, природа и работа парламента, англиканская церковь и ее нонконформистские ответвления — они склонны либо пожимать плечами, утверждая, что так обстоят дела, потому что так было, либо в противном случае они прибегают к иронии и самонасмешкам, признавая абсурдность системы, главная заслуга которой состоит в том, что никто не знает, почему она существует, и, следовательно, никто не знает, почему ее не должно быть.
16
«Эпоха конституционной реформы» с 1997 года была сформирована эпохальными законодательными и институциональными изменениями. 17 Хотя эти изменения свидетельствуют об отсутствии веры в традиционную конституцию, они также демонстрируют отсутствие политической воли к новой конституции. Процесс не руководствовался четкими механизмами или всеобъемлющими принципами. Некоторые решения, например о продолжении членства в Европейском Союзе и выходе из него (1975; 2016), а также о передаче полномочий и референдумах мэров (с 1998 г.), включали плебисциты.Некоторым законам, таким как Закон о правах человека 1998 года, предшествовала правительственная Белая книга, объясняющая политику. 18 Другие изменения, такие как реформа канцелярии лорда-канцлера (2003 г.) и инаугурация Верховного суда Великобритании (2009 г.), произошли даже без консультаций с общественностью. Возможно, внутренние реформы связаны с постепенным внедрением доктрины разделения властей. 19 Однако разделение властей — это «новообретенная религия, мало раскрытая в правительственных писаниях до 2003 года». 20
За последние 50 лет, 21 ряд судей, ученых, политиков и аналитических центров выдвинули свои аргументы в пользу кодификации и, в нескольких случаях, потратили время и усилия на подготовку проекта конституция. С консервативной стороны лорд Хейлшем призвал к принятию новой конституции и Билля о правах в 1970-х годах. 22 Что касается либералов, лорд Скарман в течение трех десятилетий читал лекции в поддержку писаной конституции. 23 Хартия 88, группа давления, поддержала конституционную и избирательную реформу при поддержке Гордона Брауна, 24 , который поддержал письменную конституцию также в качестве премьер-министра. 25 В 1991 году Институт исследований государственной политики (IPPR) выпустил 136-страничную «конституцию», состоящую из 129 статей и шести приложений. 26 В 1993 году Тони Бенн написал радикальное предложение о воссоздании Великобритании как федерального Содружества с избранным главой государства. 27 Студенты Оксфорда разработали проект конституции под наблюдением в 2006 г., 28 и Ричард Гордон опубликовали проект конституции с 248 статьями в 2010 г. 29 ‘, которые выявили проблемы, вопросы и варианты в отношении кодификации. 30 Дебаты усилились в преддверии 800-летия Великой хартии вольностей в 2015 году. Закон о консолидации и писаная конституция) и после общенациональных консультаций нашел широкую общественную поддержку кодификации. 32 С 2013 по 2015 год Институт по связям с общественностью Лондонской школы экономики разработал 30-страничную «Народную конституцию». 33 С момента референдума о выходе в ЕС в 2016 году, стойкое количество лекций, 34 дискуссии, 34 дискуссии, 35 вещания, 36 газетные статьи, 37 отчеты 38 и публикации 39 подтвердили рост озабоченность кодификацией. На всеобщих выборах в декабре 2019 года такие разные партии, как либерал-демократы, Партия Brexit, Партия зеленых и Партия Альянса Северной Ирландии, выступали за письменную конституцию Великобритании.
40
Конституционные предложения вызывают два блока вопросов. Во-первых, какова цель кодификации? Это разъяснение правил правления? Или для того, чтобы урегулировать более сложные отношения между народом и государством? Во-вторых, насколько «небританскими» являются проекты конституционных предложений? Будет ли письменная конституция отражать «душу нации», точно переводя культурные, политические и правовые традиции Великобритании в письменную форму? Или кодификация запустит «двигатель социальных преобразований» и воссоздаст нацию, создав основу для другого политического порядка и желаемого будущего? 41
Основная функция конституции – служить инструментом управления.Разрешающие правила устанавливают формальную основу для основных правил, которые регулируют деятельность органов управления в государстве и санкционируют принятие решений. Номинальные или организационные конституции 42 ограничиваются
набором законов, правил и практик, которые создают основные институты государства, его составные и связанные части и определяют полномочия этих институтов и отношения между различными учреждениями, а также между этими учреждениями и индивидуумом.
43
Главной задачей всех проектов предложений является уточнение структуры правительства и основных прав. Большинство из них сохранили бы наследственную монархию, англиканскую церковь, враждебную политическую систему и, что тревожно, доктрину верховенства парламента. 44 Большинство из них не проявляют энтузиазма по поводу конституционных ограничений законодательных возможностей парламента высшими законами. Хотя самая последняя письменная Конституция, принятая HCPCRC, наделяет Верховный суд Соединенного Королевства полномочиями проверять соответствие актов парламента Конституции, она уполномочивает суд только в случаях несоблюдения «делать заявление о неконституционности, которое не соответствует действительности». признать недействительным данное положение закона». 45
Консервативный характер дебатов о кодификации в Великобритании усиливается консервативным характером самого процесса кодификации. Сравнительный опыт показывает, что создание конституции ограничено коллективным выбором (цели, механизмы), 46 , а также воображением составителей, которое «обрамлено тем, что уже существует». 47 Скромность британских дебатов создает противоречие между конституционной заменой и конституционным сохранением.Авторы конституционных предложений обычно стремились «изменить основу Конституции», 48 , «наметить новый курс» 49 и заменить «устаревшие догмы». 50 Но большинство конституционных прототипов в конечном итоге демонстрируют когнитивное предпочтение центральным чертам неписаной конституции, хотя и в кодифицированной форме. Сравнительно прогрессивное предложение IPPR в 1991 г. должно признать, что «большая часть содержания находится в лучших (или худших) традициях градуализма.Основные черты нынешней Конституции оставлены более или менее нетронутыми». существующая неофициальная конституция». 52 Если целью кодификации является сохранение уже существующих конституционных выборов, будет ли принятие писаной конституции «преимущественно политическим актом»? 53 Будет ли это иметь смысл? В следующих параграфах я оценю причины, приведенные в поддержку кодификации.
Если верить литературным источникам, главное преимущество письменной конституции заключается в улучшении качества дебатов за счет накопления знаний и разъяснения законов конституции. Образование, по словам Роберта Блэкберна, «является одним из самых веских аргументов в пользу его наличия». 54 Конституция, устанавливающая основные правила, процедуры и институты правительства, будет служить руководством для всех государственных служащих, а также «ориентиром в воспитании и образовании каждого». 55 Опросы общественного мнения подтверждают необходимость политического образования и правовой ясности. В 2008 году компания Ipsos Mori обнаружила, что только 20% респондентов считают, что они «очень хорошо или довольно хорошо» знают механизмы управления Великобритании. 56 В 2018 году почти две трети (65%) респондентов, участвовавших в опросе YouGov, хотели «письменной конституции, содержащей четкие правовые нормы, в рамках которых вынуждены действовать правительственные министры и государственные служащие». 57 В 2019 году этот процент подскочил до 72% по очень похожему вопросу в опросе ComRes/Daily Express. 58 В 2015 году HCPCRC признал очевидную народную поддержку писаной конституции в опросах общественного мнения, а также ее «полезный воспитательный эффект в обществе, для молодых людей в школе и страны в целом». 59
Однако общественное назидание не является целью конституций. 60 Конституция может иметь воспитательный эффект , но это сильно отличается от цели. Кроме того, далеко не ясно, приведет ли всеобъемлющий конституционный кодекс к «карманной конституции» (печатная копия, которая помещается в карман или сумочку) — метоним для простоты поиска и доступности.В 2013 г. в рамках проекта «Сравнительные конституции» были объединены существующие конституционные законы Великобритании, от Великой хартии вольностей 1297 до Закона о парламентах с фиксированным сроком полномочий 2011 г. 61 700 страниц и 225 000 слов — почти столько же, сколько « Улисс » Джеймса Джойса. Индия обычно возглавляет рейтинг самой длинной кодифицированной конституции в мире: 146 000 слов, 444 статьи в 22 частях со 118 приложениями.Но, как отмечают Джеймс Мелтон и его коллеги, курировавшие проект, в Великобритании «самая длинная и, возможно, самая сложная конституция в мире». 62
В этом отношении предложения HCPCRC лучше. Их Конституционный закон состоит из 231 статьи на 239 страницах, в то время как их Письменная конституция содержит 53 статьи на 74 страницах. С точки зрения объема и стиля, Письменная Конституция, в особенности, претендует на то, чтобы быть скорее документом «непрофессионала» (в отличие от документа юриста), как его устаревшим образом назвал Франклин Делано Рузвельт, поскольку он стремится «дать возможность каждому узнать, что правила и институты управляли и направляли министров, государственных служащих и парламентариев при выполнении их общественных обязанностей». 63 Он делает это, разъясняя полномочия Короны, прерогативы правительства, правовой статус референдумов и прав человека, роль автономных администраций и полномочия автономных парламентов. Но в основном это удается сделать за счет сохранения статус-кво: «мы намеренно не предлагали конституционную кодификацию с радикальной конституционной реформой». 64
Письменная форма и организационное содержание не дополняют концепцию конституции.Согласно Джованни Сартори, форма — это только средство, когда «действительно важна цель, telos », 65 , а именно цель каркаса, которая состоит в предотвращении чрезмерной концентрации и произвольной власти. В течение последних 250 лет этот телос налагал ограничения на правительство: «Нельзя отрицать, что вся американская традиция понимала «конституцию» как средство для «ограниченного правительства»». 66 В стандартном аккаунте принятие государственных решений «отключено» из-за подчинения процесса принятия политических решений существенным требованиям (Билль о правах) и наличия процедурных препятствий для внесения поправок в конституцию (более высокие пороги голосования, требования референдума). Однако важно отметить, что правила включения и правила отключения дополняют друг друга, а не противоречат друг другу. Опираясь на Джона Серла, Стивен Холмс утверждает, что современная конституция не ограничивает правительство, но укрепляет демократию. Серл и Холмс проводят различие между регулятивными правилами, которые контролируют ранее существовавшее действие (например, «не курить»), и конститутивными правилами, которые инициируют и разрешают действие (например, «слоны ходят по диагонали»). 67 Политическая и правовая системы состоят из разрешающих и запрещающих правил.Стержнем является конституция, которая узаконивает осуществление государственной власти, предоставляя «политические решения проблемы самореференции правовой системы и правовые решения проблемы самореференции политической системы». 68
Сторонники писаной конституции и Билля о правах не считают разрешающие и запрещающие правила взаимодополняющими. Но они также не полностью охватывают телос ограниченного правительства. Дебаты о Билле о правах в прошлом служили заменой писаной конституции и проливали больше света на предполагаемые отношения между народом и государством.Зеленая книга правительства в июле 2007 г. предусматривала «Британский билль о правах и обязанностях». 69 Правительственная комиссия сослалась на существующую систему «прав и обязанностей». 70 Как видно из квалификационных концепций обязанностей и ответственности, с точки зрения правительства права «должны осуществляться таким образом, чтобы уважать права человека других». 71 В 2008 году Объединенный комитет по правам человека недвусмысленно рекомендовал принять «Билль о правах и свободах», не рекомендуя, однако, воздерживаться от будущих изменений или отмены, требуя специального парламентского большинства или требования референдума.«По нашему мнению, такие формы укоренения несовместимы с нашей традицией парламентской демократии, которая тщательно охраняет свободу каждого парламента издавать законы в соответствии с его взглядами на общественные интересы».
ценность выше, чем защита прав, что с самого начала подавляет значение кодификации. Объединенный комитет также сформировал мнение о том, что, хотя экономические и социальные права, такие как здоровье, образование и жилье, должны быть включены в Билль о правах, отдельные стороны не смогут обеспечить соблюдение этих прав против правительства или любой государственной власти. 73 В то время как в других контекстах права человека провозглашают вдохновляющие ценности и желательные принципы универсальными, неотъемлемыми, неделимыми и относятся ко всем людям как к людям, а не как к гражданам, 74 «британские» права человека будут квалифицироваться как обязанности, ответственность и усиление «наших свобод» для «наших граждан» в «нашей стране». 75
Предполагается, что права человека могут быть оправданы исключительно и «исключительно с моральной точки зрения», 76 , в отличие от этических или прагматических соображений.Напротив, британские предложения оправдывают права человека на основании их инструментальной ценности «для обеспечения того, чтобы система работала лучше для защиты личности от сильных мира сего». 77 Это правда, что права человека предлагают функциональную защиту от произвола правительства на индивидуальной основе посредством запрещающих правил. Но это рассказывает только половину истории, что делает ее все еще «очень британской» историей. Права также являются разрешающими правилами, которые облегчают коммуникативные условия для «демократического формирования мнений и воли, оправдывающих презумпцию рациональной приемлемости результатов». 78 Это пункт об их объективном моральном оправдании. Концепция прав человека ориентирована на общее благо, которое конструируется посредством дискурсивной артикуляции индивидуальных прав во всеобъемлющую систему общественных прав. Гарантированная законом защита частной автономии личности может быть в центре внимания юристов, политиков и общества в целом. Но концептуально это условие реализуемой с помощью разума политической автономии граждан.Точно так же, как разрешающие и запрещающие правила дополняют друг друга, две стороны прав человека также взаимозависимы.
79
Почти все без исключения текущие предложения по кодификации не реконструируют структуры правительства, а утверждают их. Кодификация не будет заключать в себе цезуру существующего порядка, но приведет к «большей ясности, более широкому и глубокому рассредоточению власти и более твердому и более осуществимому набору принципов и правил». 80 Кодификация защитит права, но не изменит текущий объем защиты прав.Письменная конституция систематизировала бы историческую социальную практику, а не приравнивала бы к акту рационального замысла. Короче говоря, при нынешнем положении вещей принятие конституции не будет ни политическим, ни культурным актом. Британские дебаты успешно деполитизировали аргументы в пользу кодификации и нейтрализовали возможность культурной реформы. Варианты для составителей ограничены предвзятостью статус-кво и конституционными представлениями, пропитанными британской политической культурой.
Люди делают свою собственную историю, но не по своей воле; не в обстоятельствах, которые они сами выбрали, а в данных и унаследованных обстоятельствах, с которыми они непосредственно сталкиваются.
Традиции мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых. 81
Целью проекта предложений является уточнение правил правления для создания новой конституционной парадигмы. Предложения, возможно, соответствуют первому, но не соответствуют второму. Ясность и определенность совместимы с сохранением и преемственностью, но сами по себе не равносильны замене и реформе. Более того, большинство предложений будут служить инструментами правительства и номинальными конституциями.Фундаментальные вопросы, например, как построить единство народа или как служить Великобритании как союзному государству, бросаются в глаза своим отсутствием. К этим вопросам я и перехожу далее.
3. Конституция и народ
Существует почти всеобщее понимание того, что для того, чтобы конституция была легитимной, авторитет конституции должен исходить от народа соответствующего штата — понимание, которое восходит к антиколониальным движениям в революционной Северной Америке и впоследствии распространилось по всему миру. . 82 Однако не все предложения по кодифицированной конституции Великобритании составляются от имени «Мы, народ». 83 Это неудивительно: роль инструмента правительства состоит в том, чтобы прояснить правила и институты, в соответствии с которыми действуют министры, государственные служащие и парламентарии, а не лирически восхвалять британские ценности и характер британского народа. Это противоречит изречению Томаса Пейна о том, что «конституция страны является актом не ее правительства, а действий людей, составляющих ее правительство». 84 Проекты преамбул IPPR в 1991 г., Института общественных дел Лондонской школы экономики и Ричарда Гордона были составлены от имени народа. 85 Если бы писаная конституция стала коллективным гражданским заветом британского народа, а не простым отражением правил правления, какая версия «народного суверенитета» санкционировала бы ее? В этом разделе я обсуждаю три часто используемых идеальных типа народного суверенитета ( отцов , этносов , демосов ).
86 Все они хорошо известны, ни один из них не был задуман в контексте всеобщего избирательного права, и ни один из них не применим для многонациональной Великобритании. Это также проблематично для политиков, которые ссылаются на «волю народа» как на мандат при выборе политики. 87 Решение есть, но прежде чем я его предложу, нам нужно избавиться от предположений о народном суверенитете.
Сильнейшая концепция народного суверенитета объединяет демократическую легитимность государственной власти с учредительной властью.Нам нужно различать «populus», или население как таковое, и политическое существование народа. Сильная концепция предполагает предшествующий народ, который существует как политическая единица до конституции. Эта нация предков — patris (родина). Государство — не результат общественного договора, само по себе «упражнение воображения», 88 , а реальная сущность с историей, институтами, культурой, языком, этикой, экономикой и искусством. Он удерживается вместе, по словам Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, не силой или страхом, а «основным чувством порядка, которым обладает каждый». 89 Другими словами, общая воля проявляется как конкретное общественное согласие. Люди могут написать любую конституцию, какую захотят, и сохранят за собой право отозвать поддержку и принять новую конституцию в любое время.
Самая сильная концепция может быть обнаружена в политическом дискурсе, будь то «Британский билль о правах», «британские ценности», «возвращение прав домой» или интерпретация премьер-министром Терезой Мэй результатов референдума 2016 года как решения « народа Соединенного Королевства», чтобы «восстановить, как мы это видим, наше национальное самоопределение». 90 Однако построение государственной собственности таким образом не работает, учитывая численность и этнический состав населения Великобритании и наличие различных территориальных идентичностей. В Англии, Шотландии, Уэльсе и Северной Ирландии проживает множество людей разного этнического происхождения. «Британия» — это одновременно территориальная и политическая единица, исключающая Северную Ирландию и «воображаемое сообщество», 91 , т. е. социально сконструированная и психологически репрезентированная социальная система, в которой «быть британцем» может быть уместно и может быть мобилизовано в некоторых ситуациях. но не в других. 92 Patris тоже нежелательно и не нужно. Его нежелательность проистекает из его абсолютистского качества. Любая мера , санкционированная народом, будет иметь силу на том основании, что она артикулирует однородные ценности и общую идентичность. Народный суверенитет был бы равноценной заменой парламентскому суверенитету. Кроме того, конституционный документ не нужен по существу однородному народу с общими ценностями и общей идентичностью. Если политическое единство такого народа сильно, то оно не нуждается в содействии конституционного документа («господам не нужно излагать свое слово письменно, достаточно просто дать слово» 93 ).
Если политическое единство слабо, потому что размываются ценности и идентичность, то плодородная почва, на которой процветает народный суверенитет, деградирует, и целостность народа как patris , как априорной единицы принятия решений, исчезает. .
Второй идеальный тип суверенитета не содержит предшествующих людей и предшествующих прав на политическую власть. Для Жан-Жака Руссо создание конституции ex nihilo является «гражданским актом». Это требует предварительного обсуждения и, что особенно важно, единогласия.Мажоритарная поддержка недостаточна. Организующим принципом здесь является этнос (нация). Легитимный политический порядок требует акта самоутверждения народа, что означает, что меньшинство должно дать свое свободное согласие, если оно обязано подчиняться. 94 «Каждый человек рождается свободным и сам себе хозяин, и никто ни под каким предлогом не может подчинить кого-либо без его согласия». который народ становится народом»), 96 не договор о подчинении (в котором люди избирают лидеров).
Хотя Руссо был «поборником народного суверенитета», 97 его концепция совершенно очевидно не применима к Великобритании. Сторонники кодификации не предлагают, чтобы люди санкционировали новый социальный порядок в революционный момент. Более того, требование Руссо о единогласии (и смертной казни для несогласных с единогласным собранием) для принятия и отмены конституции не является стартовым. 98 Его пропаганда строгой формулы поправок и процедурного закрепления основных законов призвана «укрепить конституцию» 99 и предотвратить принятие народным сувереном новой конституции в будущем.Эти требования трудно согласовать с дебатами по кодификации в Великобритании.
В третьем идеальном типе народный суверенитет присущ конституционным рамкам представительного правления, политического равенства и права участия демоса (народа). Для Иммануила Канта согласие управляемых является единственным источником легитимности правительства. Но какое согласие? По Канту, фактическое согласие народа не является действительным критерием материальной законности или правильности законов.
Это проверка законности каждого публичного закона. Ибо если закон таков, что весь народ не может возможно согласиться с ним (например, если он устанавливает, что определенный класс подданных должен быть привилегирован в качестве наследственного правящего класса ), то он несправедлив; но если по крайней мере возможно что народ мог бы согласиться с ним, то наш долг считать закон справедливым, даже если народ в настоящее время находится в таком положении или настроении, что он, вероятно, отказался бы от своего согласия если бы с ним советовались. 100
Вместо этого гипотетическая воля разумных людей утверждает законы и направляет законодателей. Но это создает проблему для демократических государств: как политическая система может называть себя демократической при отсутствии фактического участия и согласия «всенародной воли», которая является единственно доступной стратегией легитимации государственной деятельности? Канту необходимо сочетать гипотетическое согласие с элементом фактического согласия. Таким образом, для принципа мажоритарного принятия решений требуется предварительное единогласное согласие.Существенное единодушие иллюзорно — люди неизбежно расходятся во мнениях относительно содержательной правильности решения. Поэтому крайне важно, чтобы все граждане единогласно согласились с принципом принятия решений большинством: «Таким образом, фактический принцип удовлетворенности решениями большинства должен быть принят единогласно и воплощен в договоре; и это само по себе должно быть конечной основой, на которой устанавливается конституция».«Государство ( civitas ) есть союз множества людей, подчиняющихся законам Права» 102 В законно учрежденном государстве законодательная власть принадлежит «только объединенной воле народа», которая, как источник всех прав, « не может причинить кому-либо вред по своему закону». 103 Но воля народа исчерпывается полномочиями, определенными в конституции. Нет предшествующего народа, отделенного от конституции, и народ не обладает остаточной суверенной властью свергнуть конституцию по своему желанию.
Представление о том, что народ является историческим автором конституции, разоблачается как миф, 104 и легитимность коллективного принятия решений не может быть сведена ни к добровольности согласия, ни к разумности соглашения.
Несмотря на все достижения в двух других версиях суверенитета, неясно, подходит ли кантианская демонстрация для Великобритании. Народный суверен, demos , неразрывно связан с конституцией, а это означает, что народ не может отменить и заменить свою конституцию, сохраняя при этом свое политическое существование и идентичность. 105 Это не похоже на выигрышную формулу для людей, привыкших к конституционной гибкости и безудержной свободе действий. Более того, в каждой модели суверенитета обсуждение «народа» осложняется фиксированными представлениями о государственности. Patris , ethnos и demos порождают устойчивый образ «народа», но с разными интерпретациями в отношении общей воли, единодушия и мажоритаризма.
Но есть и более важная причина сложности.Революционное утверждение о том, что вся государственная власть проистекает из единственного источника народа, имеет дестабилизирующий характер. Демократический принцип якобы уполномочивает законодателя не только устанавливать конституцию, но и нарушать собственные основные законы. Чистый волюнтаризм ставит крест на понятии конституционного государства, если любая мера, принятая от имени народа, является законом. Задача стабилизации государственной власти сводится к отключению правил, которые, накладывая стратегические ограничения на принятие правительственных решений, не позволяют демократии упразднить себя. 106 Стабильность, в свою очередь, порождает легитимность, которую конституционные режимы со временем приобрели, изъяв основные полномочия из волюнтаризма суверенного народа и заякорив процесс создания конституции в рациональности универсальных прав человека. 107 Другими словами, легитимность правительства проистекает из двойной приверженности демократическому самоопределению граждан и, как обсуждалось выше, к объединению индивидуальных прав во всеобъемлющую систему прав. Теория дискурса Юргена Хабермаса использует двойную приверженность народному суверенитету и правам человека, свободное согласие и разумное согласие, волю и разум. Это позволяет ему рассматривать народ не как конститутивный ( patris , этнос ) и не как конституированный ( demos ), а как соучредитель универсального идеала защиты прав. 108 «То, что объединяет нацию граждан в противоположность Volksnation [ patris и ethnos ], есть не какой-то изначальный субстрат, а, скорее, интерсубъективно разделяемый контекст возможного понимания. 109
Диалектическая связь между народным суверенитетом (волюнтаризмом) и правами человека (рационализм) как источниками легитимности не обсуждается ни в одной из трех концепций, которые обеспечивают глубокий контекст для создания конституции и которые обсуждались в этом разделе. . Он также не выражен ни в одном из проектов конституционных предложений для Великобритании. Ссылки на «Мы, народ» в черновиках либо шаблонны, либо отсутствуют. Хотя все проекты конституций в настоящее время защищают гражданские и политические права как нечто само собой разумеющееся, что знаменует собой изменение по сравнению с предыдущими поколениями, когда необходимо было отстаивать права, 110 их включение по-прежнему является осторожным.Объем и степень защиты прав человека никогда не выходят за пределы, предусмотренные Европейской конвенцией о правах человека. Как обсуждалось ранее, Билль о правах, предложенный Объединенным комитетом по правам человека в 2008 году, не был бы закреплен и не позволял бы отдельным лицам отстаивать экономические и социальные права перед органами государственной власти. Это приемлемо для конституции как «инструмента правления». Однако «народная конституция» предполагает симбиотические отношения между народным суверенитетом и правами человека, а не предварительные ссылки на аморфный народ и минимально возможное включение гражданских и политических прав в качестве обязательного аксессуара.
4.

В дополнение к диалектике народного суверенитета и прав человека современный контекст Великобритании создает свои собственные динамичные отношения между центром и регионами. Эта динамика влияет на критерии самой государственности (правительство, население, территория), что, в свою очередь, делает Великобританию непростым ориентиром для единого кодифицированного документа. «Правительство» дестабилизировано автономными региональными законодательными органами и правительствами в Эдинбурге, Кардиффе и Белфасте, которые «нарушили» 111 конституцию Великобритании.«Население» ищет демотический объект, который трудно идентифицировать в штате с несколькими обозначениями, 112 , четырьмя регионами и шестью территориальными идентичностями (британский, английский, ирландский, северный ирландский, шотландский и валлийский). «Территория» ставится под сомнение в связи с юридическим обязательством Великобритании относительно возможности объединения Ирландии в разделе 1 Закона о Северной Ирландии 1998 г. , 113 , а также в связи с продолжающимися дискуссиями о втором референдуме о независимости Шотландии, 114 , проводимым Лейбористское правительство Уэльса, которое называет Великобританию «добровольным объединением наций», основанным на «народном суверенитете в каждой части Великобритании» 115 и присутствии националистической партии, говорящей о возможности независимости Уэльса. 116 Как должна быть составлена конституция, если критерии государственности определены менее четко, чем обычно? Как процесс кодификации конституции может получить поддержку неанглийских регионов и лояльность их населения? Как кодификация может укрепить Союз?
В соответствии с общепринятой национальной интерпретацией конституции, парламент является естественным органом, который пишет и ратифицирует конституцию. Он действует как учредительное собрание (оно может «изменить основу конституции») и как законодательное собрание (оно принимает обычные законы). 117 Для этой цели законодательные органы в более широком смысле могут стать учредительными собраниями. 118 Однако три недавних выступления предполагают, что конституция не должна быть написана парламентом. В 2012–2013 годах HCPCRC провел расследование необходимости создания общебританского конституционного собрания. Расследование не было сосредоточено на писаной конституции, которая была предметом отдельного расследования, 119 , но изучало взаимодействие между все более децентрализованными частями Великобритании и рассматривало будущую конституционную структуру Великобритании. 120 При обсуждении вопросов, касающихся компетенции, состава и сроков проведения съезда, расследование открыло внепарламентские возможности для обсуждения будущих конституционных изменений. Председатель комитета, член парламента Грэм Аллен, даже внес законопроект о Конституционном собрании в Палату общин, но он не прошел дальше первого чтения. 121
Еще два выступления поступили от ученых. Брюс Акерман, писавший перед пандемией 2020 года, подсчитал, что депутаты будут «настолько перегружены проблемами управления Brexit в течение следующих нескольких лет, что у них не останется времени ни на что другое». 122 Он также выступает за создание специального Конституционного собрания, которое должно быть избрано парламентом на основе «пропорционального представительства по закрытым спискам», «обсуждать долгосрочные, общие вопросы» и иметь разумный срок для разработки проекта предложение, которое будет вынесено на референдум перед британским народом. 123 Наконец, аргумент Джеффа Кинга в пользу писаной конституции основан на позиции, согласно которой «представители народа должны участвовать в написании основных законов общества». 124 Он предлагает, чтобы конституция была разработана учредительным собранием, то есть органом специального назначения для разработки конституции. Он должен состоять из граждан, избирателей и, возможно, жителей; во всяком случае, «он должен представлять народ, будучи «представительным, информированным и эффективным»». 125
Проблема общебританской конвенции заключается в том, что она принимает единую концепцию британского народа. Хотя Кинг старается отделить использование слова «народ» от patris и ethnos («суверенная коллективная идентичность, чьи заявления для народа могут сохраняться с течением времени») и от demos («отличная и единая воля Люди, определяемые мажоритарными процедурами голосования»), 126 , он по-прежнему рассматривает «тех, кто живет в Британии» 127 как единицу, принимающую решения.В то время как Акерман признает «дилеммы, порожденные ирландскими, шотландскими и валлийскими требованиями самоуправления», его решение для «британского народа» (которое состоит в создании нового национального праздника, Дня обсуждения, чтобы побудить избирателей обсудить проект конституции) за пару недель до того, как она будет вынесена на одобрение на специальном референдуме) явно унитарна. 128
Общебританская конвенция предполагает доконституционный консенсус в отношении идентичности «британского народа», а также общие нормативные обязательства по отношению к государству, даже если эти обязательства реализуются по-разному и асимметрично на практике. Никакой мысли не уделяется особой роли Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии в процессе разработки конституции или их будущему статусу в воссозданной Великобритании. Доводы в пользу писаной конституции при условии постоянной приверженности Союзу со стороны неанглийских регионов представляют собой скачок и, возможно, даже падение веры. Политический дискурс уже отмечен расхождением в политике, конституционными разногласиями (Конвенция Сьюэля) и сильными региональными партиями, особенно Шотландской национальной партией.Даже репрезентативного съезда или собрания может быть недостаточно для достижения общественного консенсуса, необходимого для стабильного результата.
Что еще более важно, английская доктрина парламентского суверенитета, которая до сих пор утверждается как юнионистский принцип, 129 , теперь конкурирует с кельтской доктриной народного суверенитета. Принцип согласия перекочевал из контекста Северной Ирландии 130 в начальные положения Закона о Шотландии 2016 г. и Закона об Уэльсе 2017 г., которые защищают соответствующий региональный парламент и правительство от упразднения, «кроме как на основании решения народа». Шотландии [или Уэльса] голосование на референдуме». 131 Это событие поднимает вопросы легитимности принятия конституции. Будет ли писаная конституция опираться на единое сообщество граждан? Или он будет представлять народы неанглийских регионов как источники власти и субъекты легитимности?
Повторяю мысль, сделанную ранее: чтобы быть легитимной, конституция должна исходить из изначальной власти суверенного народа. Однако как единая концепция категория британцев громоздка, поскольку в ней доминирует численность английского населения, которое всегда может перевесить жителей Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии.Напротив, европейская теория демократии разработала новую концепцию политического сообщества для Европейского Союза, названную pouvoir constituant mixte . Он задуман не как абстрактная учредительная власть для первоначального основания, а как рациональная реконструкция демократического характера Европейского Союза, состоящего из граждан Европейского Союза и государств-членов. 132 По этим причинам pouvoir constituant mixte находит отклик и в Великобритании.Каждый гражданин участвует в демократических процессах формирования мнения и воли как двойной субъект: как физическое лицо гражданин Великобритании и как член одного из четырех регионов. 133 Кроме того, pouvoir constituant mixte чтит диалектику, отсутствующую в patris , ethnos и demos . Он сохраняет конституирующую власть британского народа посредством дезагрегации, а затем и реконструкции, позволяя ей стать не предпосылкой, а устремлением и нормативным ориентиром конституции.В то время как единый британский народ нельзя разумно предположить как авторов унитарной конституции, гибридная концепция pouvoir constituant mixte могла бы законно служить основой для конституционных дебатов.
Опытным путем подтверждается актуальность состава смеси pouvoir для Великобритании. Многим гражданам Великобритании уже комфортно быть членами двух demoi одновременно. По шкале Морено 134 большинство англоязычных участников идентифицируют себя как англичане (80%) и британцы (82%). 135 Большинство шотландцев считают себя шотландцами (84%) и англичанами (59%). 136 Чуть менее половины людей, родившихся в Уэльсе, идентифицируют себя либо как полностью валлийцы (21%), либо в большей степени как валлийцы, чем британцы (27%), а такой же размер идентифицирует себя как в равной степени валлийцами и британцами (44%) или больше британцами, чем валлийцами (5%). 137 Pouvoir constituant mixte имеет особое значение в Северной Ирландии, где Белфастское соглашение/Соглашение Страстной пятницы 1998 г. признает «неотъемлемое право всех жителей Северной Ирландии идентифицировать себя и быть принятым как ирландец или британец, или как они могут выбирать». 138 Однако, согласно двум недавним и отдельным опросам, менее половины людей идентифицируют себя как преимущественно британцы, 139 , при этом большинство идентифицируют себя как ирландцы, северные ирландцы или европейцы.
140
Возможность дезинтеграции и растворения будет формировать процесс создания конституции подобно дамоклову мечу. Цена лояльности (интеграция, ассимиляция) слишком высока для неанглийских регионов, а цена ухода (объединение Ирландии, независимость Шотландии) слишком высока для юнионистского большинства.Оба варианта усилят поляризацию как на региональном, так и на национальном уровне. Если Великобритания собирается кодифицировать свою конституцию, ей нужно будет учесть голос неанглоязычных регионов на благоприятных условиях. Неблагоприятные условия заставят их рассмотреть альтернативные варианты.
5. Заключение
Литература по кодификации предполагает целостность Великобритании, предполагает учредительную власть британского народа и принимает лояльность неанглийских регионов как должное.Проект конституционных предложений кодифицирует существующее соглашение о передаче полномочий, но они не используют момент, чтобы переосмыслить Великобританию. Поскольку у Северной Ирландии и Шотландии есть потенциальные маршруты выхода, их голос в процессе разработки конституции и деятельности по государственному строительству требует особого внимания. С принятием Закона об Уэльсе 2017 года Уэльс сравнялся с Шотландией с точки зрения механизмов делегированного управления, поэтому он должен иметь равный статус даже без надежной стратегии выхода. Было бы упущенной возможностью, если бы процесс кодификации сохранил случайный конституционный момент времени, а не рассматривал пути укрепления Союза, такие как федерализм, региональная автономия и pouvoir constituant mixte .В долгосрочной перспективе знаменитая гибкая конституция Великобритании должна будет превратиться в «неполностью теоретизированное соглашение» с многосторонними, быстрыми и динамичными механизмами реагирования на непредсказуемые изменения, а не на центральное положение, ясность, определенность, жесткость и окончательность.
В то время как я выразил здесь свою озабоченность по поводу желательности кодификации существующей конституции Великобритании, я в то же время не предлагал защиты институтов, конвенций и практики неписаной конституции. Поэтому меня не убеждают попытки превратить неписаную конституцию в писаную. Я также не против кодификации в принципе. Меня просто не убеждает пригодность доминирующей в мире парадигмы либерального «англоевропоцентристского конституционализма». 141 Ясность и определенность монолитной конституции не подходят эклектичным структурам власти или мультирегиональному, многонациональному и развивающемуся характеру Великобритании.
Одно можно сказать наверняка: должна быть написана конституция, которая сознательно пытается урегулировать круг между централизованным государственным аппаратом и расколами, вызванными территориальной конституцией и политикой расхождения в политике.Для этого разработчикам приспособленческой конституции потребуется изучить литературу по разрешению конфликтов, разделению власти и консоциативным методам, а не канон рациональных, либеральных конституций национальных государств. Приспособленческое государство будет содержать множественные общественные идентичности и обеспечивать форму конституционного плюрализма, которая «признает легитимность каждого другого [нормативного порядка] в его собственной сфере, в то время как ни один из них не утверждает и не признает конституционного превосходства над другим». 142 Приспособление требует предварительных решений, двусмысленности, поэтапных стратегий, механизмов отсрочки и альтернативных институциональных механизмов, которые могут справиться с несогласованностью в рамках стратегии сосуществования. 143 Такой подход развивает способность к конституционной диалектике, состоящей из взаимного построения, амбивалентных отношений и противоположной динамики, которые, как я показал, существуют по отношению к правительству, народу и территориальной конституции.
Вместо того, чтобы просвещать граждан, этот процесс будет представлять собой крутую кривую обучения для юристов и политических представителей, отвечающих за разработку конституции.Вместо уточнения существующей конституции Великобритании (все попытки показывают, что это можно сделать для по существу унитарного государства) требуются коллективные усилия для переосмысления и переопределения Великобритании как государства, для которого не существует прецедента или шаблона. По этим причинам Соединенному Королевству не следует принимать ни одну из предложенных писаных конституций. Его следует воссоздать.
Примечания автора
© Автор(ы), 2021. Опубликовано Oxford University Press.
Это статья в открытом доступе, распространяемая в соответствии с лицензией Creative Commons Attribution License (https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/), которая разрешает неограниченное повторное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии, что оригинал работа цитируется правильно.Срок жизни писаных конституций
Томас Гинзбург, Закари Элкинс и Джеймс Мелтон
Согласно старой шутке, посетитель заходит в библиотеку и просит копию Конституции Франции, но ему говорят, что в библиотеке нет периодических изданий.Эта шутка подпитывает англо-американскую привычку подкалывать Францию, в данном случае намекая на страну с сомнительной демократической репутацией, больше озабоченную модой и формой, чем содержанием. И все же Франция более типична для национальной конституционной практики, чем Соединенные Штаты с их почтенной 218-летней конституцией. По нашим оценкам, национальные конституции просуществовали в среднем всего семнадцать лет с 1789 года [1]. Это тревожная оценка ожидаемой продолжительности жизни документа, основная функция которого состоит в том, чтобы выражать руководящие национальные принципы, устанавливать основные правила и ограничивать власть правительства — все это предполагает конституционное долголетие.
В целом, конституции, которые сохранятся, с большей вероятностью будут способствовать эффективной, справедливой и стабильной демократии. Насколько долговечны конституции и какие факторы приводят к их гибели? Нас беспокоит вопрос о том, оказывают ли аспекты структуры конституции какое-либо существенное влияние на конституциональную устойчивость, за вычетом других факторов риска [2].
Этот вопрос представляет не только академический интерес. Недавние учения по разработке конституции в Афганистане (2003 г.) и Ираке (2004 и 2005 гг.) стали центральными вехами американской внешней политики.Каждое из этих усилий было направлено на решение определенных институциональных проблем с разным уровнем успеха. Конечно, еще слишком рано говорить, доживет ли какая-либо из этих конституций до зрелого возраста, но обстоятельства не кажутся благоприятными ни в той, ни в другой стране. В гораздо менее нестабильном контексте в 2006 году конституция Таиланда 1997 года, которую многие считают моделью институционального дизайна, принятой при широком участии граждан, умерла мирной смертью в результате бескровного переворота в возрасте девяти лет.Действительно, учитывая наши расчетные показатели смертности, вполне вероятно, что замена конституции будет происходить в любой данный момент где-то в мире. Понимание того, что приводит к таким случаям, и, в частности, имеет ли значение выбор дизайна, может дать информацию для науки о конституционном дизайне.
Любой такой эпидемиологический анализ требует точной исторической переписи, ресурса, ранее недоступного. В рамках крупномасштабного исследовательского проекта мы определили все основные конституционные изменения — будь то замена, поправка или приостановление действия — в каждом независимом государстве с 1789 года.Мы также получили текст почти каждой «новой» конституции, а также текст подавляющего большинства поправок, и записали аспекты их структуры, которые, согласно нашей теории, имеют отношение к конституционному долголетию. Наш анализ предполагает пересмотр общепринятых представлений о конституционных (и в более общем плане институциональных ) изменениях. Обычная интуиция — редко подвергаемая систематической проверке — является одним из липких институтов, которые расшатываются только катастрофическими мировыми событиями, такими как войны и экономические кризисы.Мы находим, что конституции, как и предполагалось, уязвимы для таких кризисов. Однако включение важных элементов дизайна и процесса может продлить конституционную жизнь на десятки лет, возможно, позволив уставам пережить даже эти сильные потрясения.
КОНСТИТУЦИИ КАК СРЕДСТВА КООРДИНАЦИИ
Мы придерживаемся мнения, что успешная конституция служит координационным механизмом, который делает лежащие в ее основе политические сделки самодостаточными, а это означает, что она должна создавать состояние равновесия, от которого ни у одной стороны нет стимула отклоняться.Самообеспечение важно, потому что, в отличие от обычных контрактов, в большинстве случаев нет внешнего гаранта, который будет обеспечивать соблюдение конституционного соглашения независимо от сторон. Несмотря на то, что в конституционных сделках могут быть относительные победители и относительные проигравшие, они сохранятся в той мере, в какой проигравшие либо (1) считают, что им выгоднее в рамках текущей конституционной сделки, чем рисковать переговорами о новой, либо (2) не в состоянии свергнуть существующий порядок.Стабильность сделки зависит от соблюдения победителями обязательств и ограничений, закрепленных в конституции, с тем чтобы они не спровоцировали проигравших прибегнуть к внеконституционным действиям.
В демократических странах соблюдение этих конституционных ограничений в конечном итоге зависит от граждан. Если они смогут координировать свои действия, граждане смогут помешать правительству возложить на них издержки и нарушить политическую сделку. Если они не могут координировать свои действия, демократия не может быть стабильной, поскольку правительство будет постоянно корректировать сделку в свою пользу при политическом молчаливом согласии.
Письменные конституции могут помочь гражданам в преодолении проблемы координации, давая определение того, что представляет собой нарушение со стороны правительства, тем самым обеспечивая центр для координации и правоприменительной деятельности. Однако решить проблему координации между гражданами, пытающимися наложить ограничения на поведение правительства, чрезвычайно сложно, и простое наличие писаной конституции не является гарантией того, что координация действительно будет иметь место.
ПРОБЛЕМА НЕПОЛНОЙ ИНФОРМАЦИИ
Центральная проблема конституционной долговечности состоит в том, что, хотя конституционная сделка может быть оптимальной, самодостаточной договоренностью для сторон на момент ее составления, она может не остаться таковой.
В начале любого мирного конституционного соглашения каждая сторона садится за стол переговоров, чтобы договориться. Процесс переговоров является дорогостоящим, поскольку требует переговоров и расходования политических ресурсов. Стороны заключат сделку или нет, основываясь на ожидаемом потоке выгод для конкретных групп, за вычетом транзакционных издержек переговоров.
Если они заключат сделку, она по необходимости будет неполной, поскольку стороны не смогут указать все будущие непредвиденные обстоятельства.Одна из причин, по которой он будет неполным, — это знакомые транзакционные издержки согласования условий сделки: стороны, которые стремятся указать все непредвиденные обстоятельства, никогда не заключат соглашение. Помимо затрат на переговоры, мы сосредоточимся на двух типах препятствий для определения полного конституционного контракта.
Во-первых, существует неопределенность в отношении будущих выплат, которые могут варьироваться в зависимости от внешних факторов. Экзогенные изменения означают, что даже эндогенно стабильные конституции могут потребовать пересмотра.Наше исследование конституционной истории подтверждает, что конституции часто умирают из-за экзогенных потрясений, таких как войны, смена режима и сдвиги в границах государства.
Другим источником неполноты является незнание позиции своего партнера по переговорам. Это проблема скрытой информации. Сторона переговоров по конституции может исказить свои собственные возможности и намерения по стратегическим причинам. Скрытая информация может привести к неправильному расчету относительных затрат и выгод.Можно себе представить, что если просчет будет достаточно серьезным, проигравшая сторона будет стремиться пересмотреть условия сделки. Даже если это не так, разница между ожидаемыми и фактическими затратами и выгодами может в конечном итоге увеличить власть выигравшей стороны до такой степени, что она сможет потребовать более выгодной сделки в целом. Таким образом, скрытая информация во время составления проекта может впоследствии усилить давление на конституцию.
Проблема скрытой информации особенно серьезна в первый период конституционного действия, и у нас есть много примеров конституций, которые умирают в первый год их действия, особенно в контексте несостоявшихся мирных соглашений.Однако будущие непредвиденные обстоятельства со временем становится все труднее предсказать, поскольку возникает все больше и больше экзогенных факторов, которые сложным образом взаимодействуют друг с другом.
ПОЧЕМУ СТАНДАРТНЫЕ РЕШЕНИЯ НЕПОЛНОЙ ИНФОРМАЦИИ НЕ РАБОТАЮТ
Одним из стандартных решений проблемы неполной информации является составление нечетких контрактов, позволяющих гибко корректировать их с течением времени по мере появления новой информации. Стороны определяют производительность в рамках общих параметров, которые могут приспособиться к меняющимся обстоятельствам.Однако существует хорошо известный риск морального вреда от таких нечетких контрактов. Если производительность точно не указана, можно утверждать, что обстоятельства изменились, чтобы получить большую долю конституционного излишка. Действительно, зная, что это возможно в будущем, сторона может попытаться скрыть свои намерения и возможности от своих конституционных партнеров во время переговоров. Таким образом, попытка решить проблему неполной информации путем разработки гибких «рамочных» конституций может усугубить стратегические проблемы скрытой информации.
Верно и обратное. Стандартным ответом на проблему скрытой информации является составление более полного соглашения с указанием непредвиденных обстоятельств. Вынуждая другую сторону раскрывать информацию во время переговоров, можно свести к минимуму стратегические сюрпризы в будущем. Но такое решение проблемы скрытой информации, в свою очередь, усугубляет риск негибкости перед лицом экзогенных изменений.
Третье стандартное решение проблем со скрытой и неполной информацией — полагаться на третьи стороны.По аналогии с договорным правом можно представить себе теорию конституционного надзора, в которой суды стремятся исправить проблемы переговоров в будущем. В таком случае роль суда будет заключаться в том, чтобы установить правила по умолчанию, которые отражают его понимание позиции, на которую стороны согласились бы, если бы у них была вся информация в то время. В теории контрактов суды, играющие эту роль, могут препятствовать сокрытию информации от другой стороны участниками переговоров.
Существуют серьезные проблемы, однако, с ожиданием того, что суды будут выполнять эту функцию для конституций.Во-первых, существуют вопросы дееспособности, по которым суды могут быть не в состоянии определить, какое правило является подходящим. Во-вторых, в конституционном контексте, независимо от того, какое решение вынесет суд, соответствующие стороны по-прежнему сталкиваются с решением второго порядка о том, подчиняться или нет решению суда. То есть нет гарантии, что решение будет исполнено, и нет внешнего исполнителя решения суда. Таким образом, нужно вернуться к стимулам сторон, чтобы понять конституционную выносливость.Наконец, предположение о том, что конституционные суды способны решать проблемы, связанные со скрытой информацией, является проблематичным, поскольку судам автоматически не предоставляется право судебного надзора. Действительно, существование конституционного суда само по себе является продуктом конституционных переговоров, сроком, по которому стороны будут торговаться.
Подводя итог, можно сказать, что два источника неопределенности, первый из которых вызван различиями в экзогенных параметрах, а второй — стратегическими стимулами к сокрытию информации, означают, что стороны никогда не смогут заключить полный конституционный договор.Для каждого из них информация, раскрытая позже, может повлиять на восприятие сторонами соглашения, оказывая давление на сделки, которые могли быть самодостаточными на момент их заключения.
ПОВТОРНЫЕ СОГЛАШЕНИЯ И РАЗБОРКА
При рассмотрении вопроса о пересмотре каждой стороны каждая сторона рассматривает свою позицию в текущей сделке, сравнивая ее с ожидаемыми результатами пересмотра конституции. Однако изменения в конституции не обходятся без издержек. Процессы внесения поправок сильно различаются по своей сложности и сложности, и это будет фактором, который повлияет на решение об изменении условий.Еще более дорогостоящей, чем поправка, является полная замена, потому что существует больше вопросов, по которым можно торговаться, а вынесение всех вопросов на стол делает результаты переговоров менее предсказуемыми ex ante .
Если ожидаемый результат пересмотра конституции (понимаемый как набор всех возможных альтернатив, умноженный на вероятность их получения за вычетом затрат на переговоры и переключение) превышает текущий поток выгод, стороны выберут пересмотр. Как только сторона добивается пересмотра переговоров, она должна рассмотреть, какие средства использовать.Здесь вступает в игру сама конституция, поскольку в ней обычно содержатся положения о внесении поправок в ее положения. Есть два основных механизма, с помощью которых происходят конституционные изменения: формальные поправки к тексту и неофициальные поправки, возникающие в результате интерпретационных изменений. Мы ожидаем, что гибкость этих механизмов внесения поправок облегчит пересмотр.
Иногда, однако, неконституционные средства регулирования могут быть недоступны. Например, одна сторона может контролировать важнейшие институты, такие как законодательные органы или суды, которые необходимы для формальных или неформальных поправок.В таких обстоятельствах партия может просто нарушить конституцию и посмотреть, согласятся ли с этим другие партии. Здесь берет верх логика координации. Если граждане или противники могут координировать свои действия между собой, они могут отказаться от предложенных изменений, применяя положения конституции. В этих случаях первоначальная конституция сохраняется в силе. Если согласование не происходит, конституция может быть заменена.
Эта модель нарушения конституции оставляет нас с тремя общими положениями относительно продолжительности жизни конституций:
- Сильные механизмы правоприменения снизят вероятность нарушений и неконституционных замен;
- Внешние потрясения и кризисы увеличат вероятность трансгрессии, как и характеристики государства, ведущие к таким кризисам; и
- При условии нарушения, легко адаптируемая конституция снизит вероятность замены.
ИССЛЕДОВАНИЕ СМЕРТНОСТИ: ПОТРЯСЕНИЯ И СТРУКТУРА
Аналитически полезно разделить факторы риска на три категории. Конституционная продолжительность жизни будет зависеть от (1) возникновения потрясений и кризисов (ускоряющих событий), (2) структурных атрибутов конституции и (3) структурных атрибутов государства.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПОТРЯСЕНИЙ И КРИЗИСОВ
У нас есть довольно сильные интуитивные представления о том, какие события дестабилизируют конституционные системы — те, которые существенно изменят баланс сил внутри режима или государства.Нетрудно составить список таких событий, поскольку они составляют вехи политической истории государства. К ним относятся военное подчинение, слияние или отделение государств, распространение (тенденция замены одной конституции стимулировать замену другой, особенно в географически или культурно близких странах), смена режима, смена руководства и институциональный кризис (внутренний кризис, не зависящий от каких-либо идеологических, лидерство или смена режима).
СТРУКТУРНЫЕ АТРИБУТЫ КОНСТИТУЦИИ
Потрясения, которые мы описали выше, угрожают существующему политическому порядку и, несомненно, имеют некоторое влияние на срок жизни конституций.Однако наш ключевой вопрос касается степени, в которой лежащие в основе структурные факторы играют роль в смертности. В частности, играют ли решающую роль аспекты конституционного дизайна? Наша теория предполагает, что конституции должны решать проблемы скрытой информации, обеспечивать стимулы для правоприменения (особенно со стороны граждан), а также обеспечивать гибкость перед лицом внешнего давления. Мы ожидаем, что специфичность документа, инклюзивность происхождения конституции и способность конституции адаптировать к изменяющимся условиям будут важными предикторами долговечности.Мы также ожидаем, что набор структурных условий, связанных с государством, делает конституционную систему более или менее стабильной.
Специфичность. Одна из стратегий, которая может помочь конституциям выжить, состоит в том, чтобы предвидеть соответствующие источники давления и устранять их в тексте конституции, более полно определяя конституционную сделку. Это особенно полезно при решении проблем со скрытой информацией среди участников торгов. Заставляя контрагентов учитывать различные возможные будущие потрясения и сценарии, разработчики могут свести к минимуму проблемы стратегического поведения и задержек после вступления конституции в силу.Таким образом, мы прогнозируем, что специфичность будет связана с конституциональным выживанием. Мы используем термин специфичность в общем смысле, поскольку он включает в себя не только детали конкретных терминов, но и объем типов событий, охватываемых конституцией. Более широкий охват конституции также указывает на определенные инвестиции сторон в переговорах, которые могут повысить предполагаемую стоимость пересмотра.
Включение. Совершенно очевидно, что конституции во всем мире относятся с разной степенью уважения как гражданами, так и элитами.Для некоторых стран (например, США) документ является важным символом суверенитета и государственности; для других (например, многих латиноамериканских конституций 1800-х годов) конституция имеет значительно меньший статус. Отчасти связь между легитимностью и выживанием является взаимной: создатели и граждане будут более привязаны к легитимному документу, а сохранившиеся документы, в свою очередь, порождают нормы привязанности. Наша теория предлагает еще одну причину: конституции, положения которых известны и приняты, скорее всего, будут самодостаточными, поскольку общее знание необходимо для решения проблем координации.Это предполагает, что включение в процесс разработки конституции поможет обеспечить ее соблюдение общественностью или другими соответствующими субъектами. Конституционная прочность должна увеличиваться с уровнем участия общественности как на этапе разработки, так и на этапе утверждения.
Адаптивность. Как описано выше, экзогенные изменения оказывают давление на конституционные соглашения. Способность конституционной системы адаптироваться к изменениям в окружающей среде определяет, останется ли она в равновесии.Есть два основных механизма, с помощью которых происходят конституционные изменения: формальные поправки к тексту и неформальные поправки, возникающие в результате интерпретационных изменений. В определенной степени эти механизмы являются замещающими. Если методы обеспечения формальных поправок сложны (как в Соединенных Штатах с их требованиями ратификации тремя четвертями законодательных собраний штатов), может возникнуть давление с целью адаптации конституции посредством судебного толкования. Если, с другой стороны, формальная поправка относительно проста, может быть меньше необходимости в судебном или ином институциональном переосмыслении конституции.
Таким образом, оптимальная адаптация является результатом взаимодействия жесткости поправок и возможности переинтерпретации конституции. Оптимальный уровень гибкости не является универсальным, а определяется в любой конкретной конституционной ситуации как экзогенными факторами (такими, как скорость технологических или экологических изменений), так и эндогенными факторами (такими, как уровень реагирования политических институтов в соответствии с конституцией и уровень включения в начале схемы конституции).Жесткая конституция, которая с самого начала хорошо подходит обществу, может быть подходящей, если скорость технологических или экологических изменений низка, но та же самая конституция может плохо работать, если изменения происходят быстро.
Конституции, в которых отсутствуют либо гибкие формальные процессы внесения поправок, либо эффективные механизмы неформального переосмысления, могут не адаптироваться к изменяющимся условиям окружающей среды. Мы предсказываем, что такие конституции заставят акторов предпринимать внеконституционные действия для обеспечения изменений и, таким образом, умрут молодыми.
СТРУКТУРНЫЕ АТРИБУТЫ СОСТОЯНИЯ
Мы ожидаем, что некоторые государственные условия будут более благоприятными для конституционного выживания, чем другие. Один набор таких факторов, конечно, включает те, которые способствуют стабильности, смягчая внутренние конфликты между группами. Такие факторы иногда будут проявляться в кризисах, которые мы указали выше, но они, вероятно, также напрямую влияют на конституциональную продолжительность жизни. Одним из них является возраст года государства года, с ожиданием того, что более старые государства имеют более сильное чувство национального единства и достигли определенной степени согласия между конфликтующими группами (независимо от того, являются ли они культурными или политическими).Можно представить более старые штаты как имеющие более устоявшийся набор неписаных конституционных конвенций, которые позволят со временем корректировать их и обеспечат некоторую изоляцию, когда потрясения окажут давление на письменную сделку. Еще одним фактором может быть уровень развития . Основной эмпирический вывод состоит в том, что развитие имеет тенденцию тормозить политические изменения в любом направлении. Можно думать о развитии как о показателе того, что нынешние конституционные механизмы успешно обеспечивают поток выгод для различных игроков, так что их абсолютный статус является более безопасным при текущем соглашении, чем он был бы при альтернативных договоренностях.Издержки перехода также, вероятно, будут выше в более богатой среде, поскольку выше альтернативные издержки согласования основных принципов. Наконец, этническая неоднородность , вероятно, будет способствовать нестабильности, поскольку политическая конкуренция часто происходит по этническому признаку.
РЕЗУЛЬТАТЫ АНАЛИЗА ДАННЫХ
Конституции, в общем-то, долго не живут. Средняя продолжительность жизни в мире с 1789 года составляет 17 лет. Оценки, интерпретированные как вероятность выживания в определенном возрасте, показывают, что половина конституций, вероятно, умрет к 18 годам, а к 50 годам останется только 19 процентов.Детская смертность довольно высока — большой процент, примерно 7%, не доживает даже до двухлетнего возраста. Кроме того, мы видим заметные различия между поколениями и регионами. Например, латиноамериканские и африканские страны гораздо лучше подходят для шутки о французской конституции как периодическом издании, чем сама Франция. Наш текущий анализ показывает, что средняя продолжительность жизни в Латинской Америке (источник почти трети всех конституций) и Африке составляет 12,4 и 10,2 года соответственно, при этом 15 процентов конституций из этих регионов погибают в первый год своего существования.С другой стороны, конституции в Западной Европе и Азии обычно действуют соответственно 32 и 19 лет, и их продолжительность жизни наименее асимметрична. В странах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) конституции действуют в среднем 32 года, что предполагает эффект развития, аналогичный хорошо известным отношениям с демократией. Наконец, в отличие от тенденции к улучшению здоровья людей, продолжительность жизни конституций, по-видимому, не увеличивается за последние 200 лет.Во время Первой мировой войны средняя продолжительность жизни конституции составляла 21 год по сравнению с 12 годами после нее.
Увеличивается ли уровень опасности (вероятность конституции умереть в определенном возрасте при условии, что она доживет до этого момента) увеличивается, уменьшается или остается неизменной на протяжении всей жизни? Пытаясь ответить на этот вопрос, мы ограничили наш анализ первыми 50 годами жизни конституции, после которых остается только 25 процентов конституций, и наши доверительные интервалы довольно велики.Наши результаты показывают, что конституция, скорее всего, будет заменена в возрасте 10 лет. Однако риск замены относительно высок в течение большей части этого периода, и, по-видимому, конституция не начинает кристаллизоваться до почти 50-летнего возраста. Небольшие выборки не позволяют нам описать относительные риски для тех, кому за 50, за исключением того, что нужно подчеркнуть, что даже эти выносливые пожилые люди не бессмертны. Конституция Швеции просуществовала 165 лет и была заменена только в 1974 году.
Статистика общей модели показывает, что и потрясения, и структурные факторы являются важными предикторами смертности.Мы находим, что некоторые внутренние особенности конституции являются сильными предикторами долговечности, в соответствии с нашей теорией. С точки зрения включения публичная ратификация дает более устойчивые конституции в демократиях, но не в автократиях. Это интуитивно понятно: референдумы при диктатурах не придают подлинной легитимности и не способствуют коллективному исполнению конституционных условий. Мы обнаружили, что конституции, написанные во времена демократизации, более устойчивы, когда в модель включаются провоцирующие события.Наиболее влиятельными переменными являются, несомненно, пересмотр конституции и простота процесса внесения поправок, которые снижают смертность. Приспособляемость , похоже, имеет решающее значение для конституционального выживания. В случае легкости внесения поправок, например, легко изменяемая конституция (вероятность которой составляет одно стандартное отклонение выше среднего) имеет 70-процентный шанс сохраниться до 50 лет по сравнению с 13 процентами для тех, чья вероятность внесения поправок оценивается в 1 стандартное отклонение ниже среднего.В соответствии с нашими ожиданиями мы находим, что конституции, которые охватывают больше тем, более долговечны, чем более короткие, предполагая, что специфичность имеет значение, хотя сама по себе длина конституции, по-видимому, не увеличивает выносливость.
Среди структурных переменных выделяются несколько результатов. Этническая раздробленность и богатство (улавливаемое за счет потребления энергии) имеют предсказанные направления (увеличение и снижение смертности соответственно). Мы не находим никакого эффекта для общего права, что согласуется с нашей собственной интуицией и противоречит хорошо известным результатам в литературе по юриспруденции и финансам.Мы также отмечаем, что тенденция к сокращению продолжительности жизни за 200 лет сохраняется даже после того, как мы учтем полный набор ковариат. Конституции, принятые в 1919–1944 гг., более уязвимы, чем конституции, принятые в более ранние периоды, а конституции, принятые в период после 1945 г., еще более хрупкие.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Наш анализ конституционального жизненного цикла приводит нас к мысли о конституциях как о довольно хрупких организмах. В самом деле, среднестатистический гражданин за пределами Северной Америки и Западной Европы должен ожидать, что его страна за свою жизнь перейдет к шести или семи конституциям.Эта оценка, конечно, будет зависеть от общего уровня стабильности в той или иной конкретной стране. Те штаты, которые являются местом для кризисов, таких как война, внутреннее насилие и перевороты, должны претерпевать более частые изменения. Однако более половины конституций мира переживают даже эти серьезные потрясения, что побудило нас исследовать внутренние характеристики, которые могут поддерживать устойчивость.
Прочные конституции обладают тремя важными качествами, восходящими к обстоятельствам конституционального рождения.Во-первых, прочные конституции, как правило, возникают в условиях, характеризующихся открытым процессом участия, т. е. в условиях, которые поощряют соблюдение конституционных условий. Во-вторых, прочные конституции, как правило, охватывают широкий круг тем, побуждая стороны раскрывать информацию и вкладывать средства в переговорный процесс. В-третьих, долговременные конституции, как правило, являются гибкими, поскольку они обеспечивают разумные механизмы, с помощью которых можно вносить поправки и интерпретировать текст, чтобы приспособиться к изменяющимся условиям. Эти выводы имеют естественные последствия для конституционного дизайна.
Томас Гинзбург — профессор права юридического факультета Чикагского университета. Закари Элкинс — доцент кафедры политологии Иллинойского университета. Джеймс Мелтон — докторант факультета политических наук Университета Иллинойса. Эта статья представляет собой отрывок из их готовящейся книги «Стойкость национальных конституций», которая будет опубликована в конце этого года издательством Кембриджского университета.Чтобы узнать больше о конституционном дизайне, посетите сайт www.constitutionmaking.org.
[1] Средняя продолжительность жизни составляет всего восемь лет, в то время как мода составляет мизерный год.
[2] Мы определили телосложение в данных, которые следуют набору из трех условий. Первого достаточно, чтобы квалифицировать документ как конституцию, в то время как другие являются альтернативными достаточными условиями, если первое не выполняется. Конституции — это те документы, которые либо (1) прямо обозначены как «Конституция», «Основной закон» или «Основной закон» страны; или (2) содержат четкие положения, которые устанавливают документы как высший закон, либо путем закрепления, либо ограничения будущего права; или (3) изменить базовую форму власти путем создания или приостановления деятельности исполнительной или законодательной ветви власти.
Джон Адамс и Конституция Массачусетса
Джон АдамсДело о судебных приказах (1761)
Наиболее сильное влияние на молодого Джона Адамса оказал его свидетель-адвокат Джеймс Отис, выступавший в 1761 году по делу о судебных приказах. припадки.Это положение обеспечивает соблюдение сформулированных и установленных правил, прежде чем частное имущество может быть обыскано или конфисковано государственными должностными лицами.
Дело о судебной помощи возникло в 1760 году. Вскоре после того, как Георг III взошел на английский престол, таможенники начали агрессивно проверять корабли, предприятия и дома на предмет наличия товаров, ввозимых контрабандой в Массачусетс торговцами, стремящимися избежать уплаты налогов. Для проведения обыска сотрудникам таможни достаточно было получить «заказное поручение» — общий ордер на обыск, который позволял проводить обыск в любых идентифицированных помещениях.От правительства не требовалось предъявлять какие-либо основания до получения судебного приказа.
В феврале 1761 года Отис представлял группу торговцев из Массачусетса, оспаривавших законность судебных приказов в деле, переданном в Верховный суд. В течение пяти часов Отис доказывал, что судебные приказы нарушают неотъемлемые права колонистов как британских подданных: «Дом человека — его замок, и пока он спокоен, его так же хорошо охраняют, как принца в своем замке. это должно быть объявлено законным, полностью уничтожило бы эту привилегию.»
Председатель Верховного суда Хатчинсон отложил решение суда, вероятно, надеясь, что общественное мнение против судебных приказов утихнет. Хотя суд в конце концов удовлетворил судебные приказы, Адамс считал, что таможенники никогда не «осмеливались» их исполнять. Аргумент Отиса против произвольной и чрезмерной власти повлиял на многих, в том числе на 25-летнего Джона Адамса, который позже вспоминал: «Мне казалось, что каждый человек из огромной многолюдной аудитории уходит, как и я, готовый взяться за оружие против судебного приказа о помощи.Тогда и была первая сцена первого акта противодействия произвольным притязаниям Великобритании. Тогда и там родился ребенок Независимость.»
Дело о резне в Бостоне
Дело о Бостонской резне демонстрирует глубокое и неизменное уважение Джона Адамса к правовой системе, основанной на верховенстве закона. Ибо в этом случае Джона Адамса попросили — и он защищал — британских солдат, стрелявших в толпу непослушных колонистов.
События начались 5 марта 1770 года, когда напряженность между колонистами и вооруженными британскими солдатами, расквартированными в Бостоне, была высокой.В тот вечер спор между британским часовым и колонистом привел к сбору беспорядочной толпы колонистов, которая, в конце концов, столкнулась с капитаном Томасом Престоном и восемью британскими солдатами.
Когда неуравновешенная толпа отказалась разойтись и стала бросать предметы в солдат, солдаты выстрелили в толпу, убив пятерых колонистов, в том числе Криспуса Аттакса. Капитан Престон и солдаты были арестованы.
На следующий день Джона Адамса попросили защитить капитана Престона и солдат от ожидаемых обвинений.Адамс согласился. Хотя он был привержен свободе от британской тирании, он считал, что обвиняемые заслуживают надлежащей защиты. Решение Адамса защитить обвиняемого было особенно примечательно, как и другие патриоты, включая его двоюродного брата Сэмюэля Адамса и Пола Ревира, которые сослались на то, что они теперь назвали «Бостонской резней», чтобы разжечь антибританские настроения.
Суд над капитаном Престоном состоялся первым, с 24 по 30 октября 1770 года. Стратегия Адамса заключалась в том, чтобы оспорить заявление обвинения о том, что Престон приказал своим солдатам стрелять.Адамсу это удалось, и присяжные оправдали Престона.
Последующий суд над восемью солдатами был расшифрован и опубликован. Вызвав более сорока свидетелей, Адамс привел «электризующий» заключительный аргумент, в котором утверждал, что солдаты действовали в порядке самообороны, столкнувшись с толпой. Он также утверждал, что, поскольку доказательства того, какие солдаты стреляли, были неясны, для присяжных было бы лучше оправдать всех восьми подсудимых, чем по ошибке осудить одного невиновного человека. «Причина в том, что для общества важнее защищать невиновность, чем наказывать за вину.»
Присяжные оправдали шестерых солдат и признали двоих виновными в непредумышленном убийстве; было ясно доказано, что эти двое стреляли.
За свою роль в судебных процессах Адамс подвергся серьезной общественной критике и потерял значительную часть своей юридической практики. Позже он напишет:
Участие, которое я принял в защиту капитана. Престон и Солдаты, вызвали у меня тревогу и достаточно ругательств. Однако это был один из самых галантных, щедрых, мужественных и бескорыстных поступков во всей моей жизни и одна из лучших услуг, которые я когда-либо оказал своей стране.Смертный приговор этим солдатам был бы таким же гнусным пятном на этой стране, как казни квакеров или ведьм в древности. Судя по доказательствам, вердикт присяжных был совершенно правильным.
Как видно из наблюдений над делом о судебных приказах и его собственной роли в судебных процессах по делу о Бостонской резне, Адамс был страстно привержен верховенству закона и праву всех на справедливое судебное разбирательство. Эти страсти будут руководить Адамсом, когда он разработает и сформулирует свою философию правительства, основанного на законах, а не на людях.
писаных конституций мира –
Только с 18-го века писаные конституции изложили структуру правительств и основные законы, регулирующие их деятельность. Они резко отличались как по форме, так и по функциям от письменных сводов законов с ранней античности и формировали государства по-новому, отдавая право в руки простых людей. Даже неграмотный мог понять документ, прочитанный вслух. Хотя конституции слишком часто давали меньше, чем обещали, само это обещание меняло отношения внутри общества.Правители и управляемые одинаково рассматривали эти документы как инструменты, позволяющие государству мобилизовать ресурсы, рабочую силу и лояльность в условиях кризиса в обмен на частные права и защиту отдельных лиц и гражданского общества.
Линда Колли, выдающийся историк Британии 18-го века, прослеживает эту глобальную историю в Пистолет, корабль и ручка: война, конституции и создание современного мира . Растущие масштабы и темпы военных действий с 1750-х годов заставляли государства приспосабливаться или отступать.Колли описывает письменные конституции и другие руководящие документы как литературную форму, отвечающую вызову. Как и роман, утверждает она, конституции рассказывают историю места и людей. Они также функционировали как «сделки на бумаге», узаконивая правление для формирования империй, а также наций. Письменные конституции легко распространились за пределы культур европейского происхождения в Африку и Азию. Глядя на то, что она называет «несколько важных моментов в излюбленных местах действия», таких как Филадельфийская конвенция 1787 года, Колли принимает глобальную и историческую точку зрения на появление писаных конституций как инструментов государства для обеспечения его власти.
Соединенные Штаты, возможно, имеют наиболее изученную письменную конституцию в истории, но Колли начинает с проблем, созданных «гибридной войной», которая охватывает крупномасштабные операции на море и на суше, еще до ее создания. Семилетняя война (1756-63) стала поворотным моментом как первый глобальный конфликт с кампаниями в Европе, Азии и Северной Америке. Гибридная война давала тем, кто ее применял, качественное преимущество, но оно дорого обошлось, учитывая огромные расходы на строительство кораблей, поддержку флотов и создание более крупных армий для дальних операций.Последующие финансовые трудности стали фактором более поздних революций, поскольку Великобритания и Испания спровоцировали колониальное сопротивление новыми налогами, а Франция к 1789 году оказалась в состоянии неплатежеспособности.
В то же время война сделала письменные документы более заметными в управлении. Сбор и систематизация информации сделали территории управляемыми их правителями в процессе, который отражал рационализм Просвещения, процесс, подробно описанный Джеймсом С. Скоттом в его книге Seeing Like a State . Государства создали новые схемы интеграции новых колоний с существующими территориями и разработали планы правовой реформы.Программы реструктуризации управления в Британской и Испанской империях в 1760-х годах, как известно, вызвали сопротивление, но другие усилия были сознательно направлены на то, чтобы оправдать изменения. Колли цитирует Наказ или Руководящую инструкцию, написанную Екатериной II в России, в качестве примера, отражающего стремление его автора к легитимности. Публикация переводов сделала Наказ влиятельной темой для дебатов. Правители-мужчины, такие как Фридрих II Прусский и шведский Густав III, также предприняли письменные попытки реформ.Форма правления Густава III в 1772 году королевским указом превратилась в конституцию. Такие инициативы, утверждает Колли, придали слову «конституция» новый политический смысл.
Более старые документы также повлияли на англоязычные дебаты, поскольку Великая хартия вольностей, первоначально составленная в 1211 году, стала гарантией свобод в 1750-х годах. Колониальные чартеры служили той же цели через Атлантику, где колонисты ревностно охраняли их. Однако, в отличие от Великой хартии вольностей, эти хартии установили письменную форму правления.Знакомство с ними сделало письменную конституцию легким шагом для американцев.
Конституция Соединенных Штатов, как отмечает Колли, сформировала то, какой, по мнению людей, должна быть конституция. Делегаты, написавшие его, опирались на свой опыт в военных делах и военных финансах, чтобы связать штаты в нацию и обеспечить хрупкую независимость, которую они завоевали. Печать отдала Конституцию в руки граждан, объявивших ее своей. Затянувшаяся кампания по ратификации усилила этот эффект, поскольку копии стали широко распространяться вместе с другими текстами, такими как эссе федералистов.Эти документы, как и более ранние во время Войны за независимость, сделали достоянием общественности Американскую Республику. Другие штаты скопировали не только структуру и идеи, но и методы рекламы, свидетельствующие об американском влиянии.
Во время своего господства Наполеон показал, как чужаки могут использовать конституции для изменения конфигурации, улучшения и регулирования других частей мира. Энтузиасты присоединились к государственным деятелям и чиновникам в написании конституции, поскольку для их работы требуется немного больше, чем ручка, бумага и тихое место для работы.То, что началось в протестантских обществах, распространилось и на католические. Широко переведенная испанская конституция Кадиса функционировала как маяк просвещенных возможностей даже после ее подавления Фердинандом VII. Колли описывает эту альтернативу наполеоновской как разновидность конституционализма, которую Латинская Америка позже переняла в своих движениях за независимость.
Написано это или нет, но то, насколько хорошо конституции сохранятся в долгосрочной перспективе, является реальной мерой успеха — это не миф, патриотический или какой-либо другой.
Великобритания, однако, сопротивлялась требованиям письменной конституции, потому что после 1600-х годов она была необычайно невосприимчива к давлению войны и потрясений, которые их породили. Конституционная история с 1820-х по 1920-е годы заняла свое место в роли, которая частично объясняет важность истории для британской культуры. Парламентский суверенитет и гибкость неписаной конституции выдержали требования формализовать систему в документ. Процветание и относительный мир сделали исключение для британцев, но, как центр для интеллектуалов-беженцев, Лондон 19 века по-прежнему был двигателем для написания конституции изгнанниками, которые пытались перенести уроки на свои земли.
Конституционализм распространился за пределы Европы в другие части мира. Государства с узнаваемыми правительствами и общественными организациями и с доступом к печатной культуре жили лучше, чем кочевые аналоги. Поселенцы навязали свое видение малонаселенным районам и маргинализированным коренным жителям Австралии и Калифорнии. Конституции помогли им обеспечить автономию от столичного контроля и часто включали более эгалитарные положения, принятые позже в других местах. Эти примеры послужили моделями для самых разных обществ, даже когда очередной цикл военных действий в 1860-х годах задал темп перемен.Например, поправки к американской конституции после Гражданской войны расширили федеральную власть и переформулировали сделку с гражданами так, как внимательно следили зарубежные комментаторы.
Конституция Мэйдзи Японии 1889 года также знаменует собой поворотный момент для Колли. Принятие Японией писаной конституции было частью более крупного проекта модернизации, который сделал страну восходящей державой. Конституция Мэйдзи предоставила японскому государству централизованную власть, необходимую для обеспечения внутреннего контроля и сопротивления иностранному вторжению.Простые японцы разделяли гордость за подъем своей страны, в то время как другие незападные и небелые общества смотрели на нее как на образец. Победа в русско-японской войне 1905 г. укрепила связь писаных конституций с сильным современным государством, способным победить неконкурентоспособных соперников.
Какие уроки содержит эта история? Возникновение представительных институтов в Средневековье и последующее развитие бюрократического абсолютизма в 1600-х годах предлагают показательные параллели в европейской истории.Каждая эпоха включала одинаковую динамику вызовов и ответов, поскольку военные требования заставляли правителей приспосабливаться. Представительные учреждения, по-разному называемые парламентами, сословиями и сеймами, давали социальным группам, включая духовенство, крестьян, дворян и горожан, участие в управлении, чтобы заставить сообщество поддерживать королевскую политику. Бюрократический абсолютизм возник, особенно во Франции 17 века, для сбора средств и рабочей силы. В то же время появление писаных конституций показало, как динамика вызова и ответа государству приводила к событиям, хотя и по-разному в зависимости от обстоятельств.Расширение печатной культуры и завершение вызванной ею административной революции способствовали распространению писаных конституций как новой формы.
Колли описывает себя как «искреннего друга» писаных конституций, поскольку впервые столкнулась с ними, приехав в Соединенные Штаты из ее родной Британии. Эта фраза, как она, несомненно, признает, вызывает желание Джорджа Каннинга избавиться от двусмысленной «дружбы», замаскированной искренностью в его стихотворении «Новая мораль ». Лучше заклятый и открытый враг, чьи обвинения можно встретить и, возможно, опровергнуть, чем тайный удар.Вывод Колли о том, какая непреодолимая чрезвычайная ситуация может побудить экспертов пересмотреть и дополнить Конституцию США, несет в себе именно ту ноту далеко не дружеской искренности. Она отмечает, что нынешняя политическая дисфункция может быть следствием документа, слишком старого и слишком ограниченного для сегодняшнего дня. Ее точка зрения перекликается с давними аргументами американских прогрессистов о том, что Конституция препятствует изменениям, необходимым для достижения социал-демократии, расового равенства и эффективного технократического управления. Она игнорирует аргумент других американцев о том, что эти предполагаемые «препятствия» являются ключевым фактором, обеспечивающим свободу; защищать баланс интересов в обширной континентальной республике; и обеспечить демократическую подотчетность.
В самом деле, идея о том, что политические институты и традиции можно легко демонтировать и перековать, не вызывая при этом более широких последствий, отражает дискредитированное мировоззрение, сформированное деконструктивистской теорией. Он завоевал господство в академии в 1980-х и 90-х годах, прежде чем распространить свое влияние на общественную культуру, но последующий провал различных проектов национального или государственного строительства показывает его ограниченность. Колли приводит веские доводы в пользу понимания конституции как продукта своего времени и обстоятельств.Ее наблюдение о том, что они живут собственной жизнью, говорит о большем, чем она могла бы предположить. Реализация определяет, как работают конституции и как они часто адаптируются без формальных поправок или пересмотров. Они формируют действия людей точно так же, как они формируются самими людьми. Написанная или нет, но то, насколько хорошо конституции сохраняются в долгосрочной перспективе, является реальной мерой успеха — это не миф, патриотический или какой-либо другой.
Создание Конституции | Чтобы сформировать более совершенный союз | Статьи и очерки | Документы Континентального конгресса и Конституционного конвента 1774-1789 гг. | Цифровые коллекции | Библиотека Конгресса
[Подробно] Первый проект отчета Комитета пяти Федерального собранияФиладельфия: с.n., 1787. Библиотека Конгресса, Отдел редких книг и специальных коллекций.
Конституционный конвент 1787 г. был созван для пересмотра устаревших статей Конфедерации. Однако вскоре Конвент отказался от статей, разработав новую Конституцию с гораздо более сильным национальным правительством. Девять штатов должны были одобрить Конституцию, прежде чем она могла вступить в силу. После долгих и зачастую ожесточенных дебатов одиннадцать штатов ратифицировали Конституцию, установившую новую форму правления Соединенных Штатов.
Конгресс пытается пересмотреть Статьи Конфедерации
В мае 1786 года Чарльз Пинкни из Южной Каролины предложил Конгрессу пересмотреть Статьи Конфедерации. Конгресс ответил, назначив комитет для разработки поправок к статьям. 7 августа 1786 года комитет представил эти поправки, написанные главным образом председателем комитета Пинкни.
Среди множества изменений поправки предоставили бы Конгрессу исключительную власть над торговлей и определили наказания за плохую посещаемость членами Конгресса.Несмотря на самую амбициозную попытку пересмотреть Статьи Конфедерации, поправки так и не были приняты; на новом съезде в Аннаполисе, штат Мэриленд, казалось, должен был быть разработан план предоставления Конгрессу власти над торговлей.
Вид на Федеральный зал города Нью-Йорка в 1797 году. Генри Р. Робинсон, литография, 1847 г.Библиотека Конгресса, Отдел эстампов и фотографий. Репродукционный номер: LC-USZC4-1799.
Конституционное собрание разрабатывает новую конституцию
26 июля 1787 года, после двух месяцев ожесточенных дебатов по поводу структуры и полномочий нового федерального правительства, Конституционный конвент был готов зафиксировать свои решения в письменной форме.Назначив «комитет по деталям» для разработки писаной конституции, Конвент отложил заседание до 6 августа.
Чтобы подготовиться, комитет сначала изучил резолюции Конвента, конституции штатов, Статьи Конфедерации и другие применимые отчеты и документы. Затем Эдмунд Рэндольф из Вирджинии написал черновик конституции, который затем обсудил комитет. Джеймс Уилсон отредактировал черновик Рэндольфа, комитет рассмотрел его, и чистая копия была отправлена известным филадельфийским типографиям Джону Данлэпу и Дэвиду Клейпулу.Конвент приказал им напечатать ровно столько экземпляров, сколько нужно делегатам; проект должен был храниться в секрете, чтобы избежать разногласий.
Конституционное собрание завершает работу над новой Конституцией
После пятинедельного обсуждения проекта Конституции комитетом по деталям Конституционное собрание назначило комитет по стилю для подготовки окончательной версии; Гувернер Моррис, впоследствии известный как «писатель Конституции», проделал большую часть работы. 17 сентября 1787 г., после нескольких дней дальнейшего пересмотра, Конституционный Конвент проголосовал за Конституцию.Штатам оставалось принять или отвергнуть этот новый план правительства. Делегат Джеймс Мэдисон, один из самых ярых сторонников Конституции, считал, что успех или провал американской Конституции «навсегда решит судьбу республиканского правительства».
Континентальный конгресс учреждает новое правительство
Пока штаты рассматривали предложенную Конституцию, Конгресс собрался, но в связи с формированием нового правительства старому правительству было нечего делать.Как писал один делегат: «На ваше требование знать, что мы делаем в Конгрессе? Я отвечаю — ничего. На ваш вопрос, что мы сделали? Новое, что они почти не обращали внимания на старое правительство». 2 июля 1788 года Конгресс получил важное известие о том, что Нью-Гэмпшир только что стал девятым штатом, ратифицировавшим новую Конституцию, сделав ее законом страны.
В ответ Конгресс назначил комитет для планирования первых федеральных выборов и определения даты, когда новое правительство начнет работу в Нью-Йорке.