Классический либерализм это: Классический либерализм — это… Что такое Классический либерализм?

Содержание

Классический либерализм — это… Что такое Классический либерализм?

Классический либерализм — политическая идеология, ветвь либерализма, которая утверждает гражданские права и политическую свободу, реализуемые под управлением государства, строго ограниченного рамками закона. Классический либерализм особо подчеркивает необходимость экономической свободы.

Классический либерализм был разработан в 19-ом веке в Европе и США. Несмотря на то, что классический либерализм был построен на идеях известных еще в 18-ом веке, он ориентирован на новый тип общества, правительства и публичных отношений, которые появились в ответ на Индустриальную революцию и урбанизацию. Среди людей, чьи идеи повлияли на классический либерализм, присутствуют Джон Локк,[1]Жан-Батист Сэй, Томас Мальтус, и Дэвид Рикардо. Их идеи потянули за собой экономику Адама Смита и веру в естественное право,[2]утилитаризм,[3] и прогресс.[4]

В 20-ом веке произошло возрождение интереса к классическому либерализму, возглавляемое экономистами Фридрихом Хайеком и Милтоном Фридманом.

[5] Некоторые называют современное развитие классического либерализма «нео-классичиский либерализм», который особо отмечает необходимость государства, малого насколько это возможно, для существования личной свободы человека.

Использование термина

Термин классический либерализм был введен, чтобы различать ранний либерализм 19-го века, от нового социал-либерализма.[6]

См. также

Примечания

  1. Steven M. Dworetz, The Unvarnished Doctrine: Locke, Liberalism, and the American Revolution (1994)
  2. Joyce Appleby, Liberalism and Republicanism in the Historical Imagination
    (1992) p. 58
  3. Gerald F. Gaus and Chandran Kukathas, Handbook of Political Theory (2004) p. 422
  4. Hunt, p. 54
  5. Richardson, p. 43
  6. Richardson, p. 52

Классический либерализм и анкап — в чем разнятся их экономические позиции?

Начать следует с того, что классический либерализм — довольно неоднородное политическое течение, в рамках которого существует ряд относительно самостоятельных направлений. Например, выделяют англо-саксонский (Дж. Локк, Д. Юм, А. Смит, А. Фергюсон, Э. Бёрк) и континентальный (Ж.-Ж. Руссо и энциклопедисты) либерализм; в австрийской экономической школе, тесно связанной с классическим либерализмом, традиционно выделяют мизесианское (более радикальное) и хайекианское (умеренное и открытое к сотрудничеству с мейнстримными экономистами) направления. Помимо этого, даже среди теоретиков одного направления могут существовать разные позиции по каким-либо вопросам.

Возьмём Фридриха фон Хайека, одного из наиболее известных и авторитетных классических либералов. Среди функций государства он видел, к примеру, строительство дорог и субсидируемого жилья, финансирование школ и научных исследований и даже предоставление каждому безусловного основного дохода (БОД)! В то же время он поддерживал приватизацию монетарной системы, в отличие от своего учителя и коллеги Людвига фон Мизеса, который, правда, занимал более радикальную позицию по многим другим вопросам. Милтон Фридман, «глава» чикагской школы, долгое время поддерживал существование центрального банка и считал необходимой государственную эмиссию денег (от этих своих взглядов он отказался только в 1980-х гг. ). Адам Смит, известный всем как отец laissez-faire, на самом деле поддерживал многие совсем не либеральные меры: в частности, он считал оправданным принятие протекционистского Навигационного акта. Разногласия среди теоретиков классического либерализма можно найти не только в экономических вопросах, но и, например, в их рассуждениях о политическом устройстве и демократии.

Итак, очертить предельный уровень вмешательства в экономику, допустимый для классического либерала, довольно трудно. Зато довольно чёткую границу можно увидеть между между минархизмом (одно из течений либертарианства) и классическим либерализмом: минархисты признают за государством только монополию на армию, полицию и суд, они не могут поддерживать какое-либо иное вмешательство. Некоторые, правда, вообще приравнивают классический либерализм и либертарианство, но с моей точки зрения это неверно.

§ 2. Классический либерализм — Политическая наука: Учебное пособие

§ 2. Классический либерализм

В целом либеральное мировоззрение с самого начала тяготело к признанию идеала индивидуальной свободы в качестве универсальной цели. Более того, гносеологической предпосылкой либерального мировоззрения является вычленение человеческой индивидуальности, осознание ответственности отдельного человека за свои действия как перед самим собой, так и перед обществом, утверждение представления о равенстве всех людей в своем врожденном, естественном праве на самореализацию. Поэтому неудивительно, что на первоначальном этапе комплекс ценностей и идей, составляющих сущность либерализма, включал индивидуальную свободу, достоинство человеческой личности, терпимость.

Индивидуализм развивался рука об руку с гуманизмом, идеями самоценности человека и человеческой свободы, плюрализма мнений и убеждений, он стимулировал их, стал как бы их основанием. По сути дела, индивидуализм превратился в источник творческих потенций Запада. Если для Аристотеля полис есть самодостаточная ценность, а для Э. Берка «люди проходят, как тени, но вечно общее благо», то у одного из столпов либерализма Дж. Локка отдельный индивид, противопоставляемый обществу и государству, — «хозяин своей собственной персоны».
Дж. С. Милль сформулировал эту мысль в форме следующей аксиомы: «Человек сам лучше любого правительства знает, что ему нужно». Такой идеал сулил возможности для быстрого продвижения вверх по социальной лестнице, успех в борьбе за место под солнцем, он стимулировал предприимчивость, настойчивость в поисках новых путей достижения успеха, трудолюбие, новаторство и другие ценности и ориентации, которые в совокупности сделали капитализм столь динамичной системой.

Очевидно, что свобода понималась приверженцами либерализма в негативном смысле, то есть в смысле свободы от политического, церковного и социального контроля со стороны феодального государства. Борьба за свободу для них означала борьбу за уничтожение внешних ограничений, накладываемых на экономическую, физическую и интеллектуальную свободу человека. Эту позицию А. Берлин сформулировал следующим образом: «Я свободен настолько, насколько в мою жизнь не вмешиваются другие». Поэтому классический либерализм объявил потерявшими силу все формы наследственной власти и сословных привилегий, поставив на первое место свободу и естественные способности отдельного индивида как самостоятельного разумного существа, независимой единицы социального действия.

Именно индивидуализм лежит в основе права каждого человека на жизнь, свободу и частную собственность (а в отдельных редакциях — на стремление к счастью), в основе принципа отождествления свободы и частной собственности, которые в совокупности стали могущественной стимулирующей силой развития производительных сил, общественно-исторического развития, формирования и утверждения политической демократии. Здесь частная собственность рассматривается в качестве гаранта и меры свободы. «Идея свободы, — писал В. фон Гумбольдт, — развивается только вместе с идеей собственности, и самой энергичной деятельностью мы обязаны именно чувству собственности». При этом исходили из постулата, что плоды деятельности не могут быть отчуждены от самого субъекта деятельности, поскольку они являются его сущностным продолжением. Именно из экономической свободы выводилась политическая и гражданская свобода. Как бы воплощением индивидуализма и права частной собственности в экономической сфере выступают принципы свободного рынка и свободной конкуренции, реализация которых обеспечила беспрецедентные темпы интенсивного и экстенсивного роста производительных сил.

С формированием и утверждением идеи индивидуальной свободы все более отчетливо вычленялись проблема отношений государства и отдельного человека и, соответственно, проблема пределов вмешательства государства в дела индивида. Сфера индивидуальной активности человека, не подлежащей вмешательству со стороны внешних сил, рассматривалась как сфера реализации естественной свободы и, стало быть, естественного права. Поскольку это право призвано защищать отдельного человека от неправомочного вмешательства в его личную жизнь со стороны государства или церкви, оно является формой «юридического протестантизма». Адепты естественного права исходили из идеи, согласно которой человек появился на свет раньше общества и государства. Уже в дообщественном, догосударственном, «естественном» состоянии он был наделен некоторыми неотчуждаемыми правами, руководствуясь которыми каждый получал то, что заслуживал.

Исходя из этого постулата, были сформулированы политэкономическая, правовая система и государственно-политическая концепция, в которых право было превращено в инструмент гарантирования отдельному индивиду свободы выбора морально-этических ценностей, форм деятельности и создания условий для претворения в жизнь этого выбора. Эти идеи воплотились в принципах laissez faire, свободного рынка, свободной, ничем не ограниченной конкуренции. В политической сфере они нашли отражение в идеях государства — «ночного сторожа» и правового государства, демократии и парламентаризма.

Суть идеи государства-«ночного сторожа» состояла в оправдании так называемого минимального государству, наделенного ограниченным комплексом самых необходимых функций по охране порядка и защите страны от внешней опасности. Здесь приоритет отдавался гражданскому обществу перед государством, которое рассматривалось как необходимое зло. Из воззрений Дж. Локка, например, можно сделать следующий вывод: верховный государственный орган можно сравнивать не с головой, увенчивающей общество, а с шляпой, которую можно безболезненно сменить. Иначе говоря, общество -постоянная величина, а государство — производное от него.

Признавая за либерализмом приоритет в формулировании концепции государства- «ночного сторожа», следует вместе с тем иметь в виду, что его представители, особенно умеренного крыла, отнюдь не отвергали позитивные функции государства во всех без исключения сферах общественной жизни.

Напомню здесь о том, что для либералов с самого начала была аксиомой мысль об обязанности государства защищать права и свободы отдельного человека. В этом смысле исключительно важное место в либерализме занимал постулат, по-разному сформулированный А. Смитом и И. Кантом. Первый говорил, что собственность дает права, но эти последние нужно использовать таким образом, чтобы не нарушать права других членов общества. Как утверждал Кант, «свобода кончается там, где начинается свобода другого человека». В обоих случаях подразумевалось действие государства по защите прав и свобод человека.

Но у либералов речь шла не только о таких имманентно присущих государству прерогативах и полномочиях, как обеспечение правопорядка внутри страны и защита национального суверенитета и территориальной неприкосновенности от притязаний извне. Симптоматично, что основатели либерализма прямо предписывали государству ответственность за материальное обеспечение неимущих слоев населения. Так, рассматривая в качестве главной обязанности государства «стоять на страже» прав личности, И.

Кант вместе с тем говорил о необходимости со стороны государства помочь бедным и с этой целью облагать богатых специальным налогом, «предназначенным для поддержки тех членов общества, которые не в состоянии жить своими средствами», тем самым помогая им осуществлять свои права. Достаточно прочитать соответствующие страницы «Богатства народов», чтобы убедиться в том, что один из зачинателей либеральной политэкономии и концепции государства- «ночного сторожа» безоговорочно поддерживал позитивную роль государства, когда речь шла о материальной поддержке неимущих и обездоленных слоев населения.

В либерально-демократической системе правовая государственность соединена с институтами открытого общества. В этом контексте либерализм внес значительный вклад в формулирование принципов конституционализма, парламентаризма и правового государства — этих несущих конструкций политической демократии. Основополагающее значение имел сформулированный Ш.-Л. Монтескье принцип разделения властей на три главные ветви: законодательную, исполнительную и судебную. По его мысли, в случае соединения законодательной и исполнительной ветвей неизбежны подавление свободы, господство произвола и тирании. То же самое произойдет и в случае соединения одной из этих ветвей с судебной властью. А соединение всех трех в одном лице или органе составляет характерную черту деспотизма. Прежде всего отцам-основателям либерального мировоззрения принадлежит идея о том, что в государстве должны властвовать не отдельные личности, а законы. Задача государства состоит в том, чтобы регулировать отношения между свободными гражданами на основе строгого соблюдения законов, которые призваны гарантировать свободу личности, неприкосновенность собственности и другие права человека и гражданина.

Либерализм и демократия обусловливают друг друга, хотя их и нельзя полностью отождествлять друг с другом. Под демократией понимается форма власти, и с этой точки зрения она представляет собой учение о легитимизации власти большинства. Либерализм же подразумевает границы власти. Существует мнение, что демократия может быть тоталитарной или авторитарной, и на этом основании говорят о напряженном состоянии между демократией и либерализмом. Но это, на мой взгляд, явное недоразумение, основывающееся на подмене понятий. Если рассматривать его с точки зрения форм власти, то очевидно, что при всей внешней схожести отдельных атрибутов (например, принцип избрания путем всеобщего голосования, который в тоталитарной системе был формальным и чисто ритуальным процессом, результаты которого заранее были предопределены) тоталитаризм (или авторитаризм) и демократия по подавляющему большинству системообразующих принципов представляли собой прямо противоположные формы организации и реализации власти.

Вместе с тем нельзя не отметить, что в либеральной традиции демократия, во многом отождествляемая с политическим равенством, понимала последнее как формальное равенство граждан перед законом. В этом смысле в классическом либерализме демократия представляла собой, по сути дела, политическое выражение принципа laissez faire и свободнорыночных отношений в экономической сфере. Необходимо отметить также то, что в либерализме, так же как и в любом другом типе миросозерцания и течении общественно-политической мысли, была заложена не одна, а несколько тенденций, что выражается в ее многовариантности.

Либерализму были чужды радикализм и революционное миросозерцание. Как подчеркивал известный итальянский исследователь Дж. Руджиеро, «в крайнем своем выражении либерализм стал бы радикализмом, но он никогда не доходит до конца, удерживая равновесие с помощью интуиции исторической преемственности и постепенности». И действительно, либеральное мировоззрение в целом, явившееся одновременно и стимулом и результатом революций конца XVIII — первой половины XIX в., в конечном счете приобрело антиреволюционное содержание и направленность.

Разумеется, весь комплекс рассмотренных здесь принципов, идей и концепций, составляющих в совокупности классический либерализм, следует рассматривать как некий веберовский идеальный тип, который не всегда был точным отражением социальных реальностей. В реальной жизни дело обстоит значительно сложнее, где этот идеальный тип пробивал себе дорогу, завоевывая жизненное пространство в борьбе со многими другими, как традиционными, так и вновь возникающими идеями, принципами, социально-философскими и идейно-политическими конструкциями, идеальными типами и т. д.

По-разному складывалась ситуация в разных странах. Наиболее выпукло либеральный идеал складывался в англосаксонских странах, особенно в США. Здесь, утвердившись в общественном сознании, индивидуализм стал восприниматься в качестве главного и даже единственного принципа американского общества. Индивидуалистическому идеалу была придана самодовлеющая значимость, рассматривающая его не просто как один из многих элементов системы ценностей и принципов функционирования буржуазного общества, а как главную цель всякого разумного общества вообще. Самостоятельность и опора на свои собственные силы, индивидуализм и свободная конкуренция были подняты до уровня стандарта образа жизни значительной части американского народа.

Президент России не сочетаем ни с либерастией, ни с подлинным либерализмом — Особое мнение — Новости Санкт-Петербурга

Вопрос с либерализмом к настоящему времени оказался настолько запутанным, что обычному читателю разных публицистических текстов на политические и социальные темы очень трудно разобраться в наполнении этого понятия. Попытаемся раскрыть, в чем заключается проблема.

Рейдерский захват бренда

Случился он в США на рубеже XIX и XX веков: либералами стали вдруг почему-то называть себя люди, стремящиеся к расширению государственного вмешательства и ограничению свободного рынка. И к 40-м годам прошлого века термин «либерал» окончательно закрепился за сторонниками «большого правительства». В этой связи экономист Й. Шумпетер предложил называть подлинных либералов классическими либералами, а сами они стали называть себя либертарианцами. Тем, кто желает подробно познакомиться с перипетиями  внедрения противоположного смысла в понятие либерализм, советую прочитать книгу Д. Боуза «Либертарианство».

Почему такое случилось именно в США? Дело в том, что там очень сильна консервативная традиция. Но консерваторы-традиционалисты, как правило, отстаивают свободный рынок и ограниченное правительство. И вышло так, что левые борцы с экономическими свободами стали противостоять консерваторам тотально, в том числе и их религиозному фундаментализму, патриархальному видению семьи и прочим несовместимым со свободой личности вещам. Это и позволило им нацепить звание либералов. Тем же, кто выступал как за личные, так и за экономические свободы, пришлось взять иное имя – либертарианцы. Для более глубокого понимания расхождений между консерваторами и либертарианцами стоит прочитать статью Ф. фон Хайека «Почему я не консерватор?». 

В Европе ситуация отличалась от американской. Там долгое время либералами были именно классические либералы, а не либералы на заокеанский манер. Однако в XXI веке тоже стало не все так ясно. 

К Европе мы еще вернемся, но прежде стоит разобраться с широко фигурирующим в негативном контексте словом «неолиберализм». Левые часто называют того же Хайека неолибералом. В то же время либертарианцы (а Хайек, несомненно, к ним принадлежал) себя таковыми не считают (неолиберализм ассоциируется у них политикой западного истэблишмента и созданными им институтами, которые они считают интервенционистскими, мешающими свободному рынку). 

В 80-е гг. прошлого века неолиберализм стал ругательным термином многих латиноамериканских интеллектуалов по отношению к так называемому Вашингтонскому консенсусу – 10 принципам восстановления рыночной экономики в пораженных кризисами странах Латинской Америки. Не существует никакого официального документа с подобным названием. Исследователи склонны считать, что в этих принципах отражены не только обобщенные рекомендации МВФ и Всемирного банка, но и самих правых латиноамериканских реформаторов (типа тех выпускников экономического факультета Чикагского университета, которые разрабатывали экономические реформы при Пиночете и в силу молодости получили определение «чикагские мальчики»).

Отвлекусь на Россию. Либеральной ее экономическую политику и близко не назовешь, но, как уже доводилось отмечать, есть один аспект, в котором Владимир Путин далеко переплюнул всех неолибералов. Первый принцип Вашингтонского консенсуса относится к фискальной политике и требует избегать относительно больших бюджетных дефицитов  относительно ВВП. Россия уже ряд лет выстраивает сверхпрофицитный бюджет, откладывая излишки в «закрома Родины» (ФНБ и прочие резервы).

Далее отойдем от экономики, ибо, во-первых, критические высказывания президента РФ касались совсем не экономических позиций, а, во-вторых, мнимый либерализм (либерастия) в последние годы атакуют рыночную экономику не столько в лоб, сколько исподтишка, подрывая правовые основания западных обществ.

Черные дыры политкорректности

В вышеупомянутом интервью Financial Times Владимир Путин указал Западу на то, что его общественность выступила против иммиграции, открытых границ и мультикультурализма. Преувеличение, конечно. Тем не менее, если поставить на место слова «общественность» словосочетание «многие граждане», то преувеличения не будет. 

Запад усилиями левых многие годы строил государство благосостояния (welfare state), где, говоря в самом общем плане, уровень жизни индивидов довольно далеко разошелся с их реальными достижениями и вкладами в национальный продукт. Огромная бюрократическая система перераспределения открыла широкие возможности жить за счет других. На эту приманку потянулись граждане стран, которые во времена моей молодости называли III миром (не путать с III Римом!). И они нашли радушный прием у тех, кто строил политические карьеры на раздаче незаработанных благ.

Схема очень простая: левые ратуют за перераспределение и находят поддержку не только у тех, кто всегда был склонен голосовать за эту политику, но и, естественно, у вновь прибывающих. Последние стали очень ценным электоральным ресурсом, способным сместить традиционное шаткое равновесие между правыми и левыми в пользу последних. А посему правящие левые, спекулируя на прошлом Европы, ставили представителей нацменьшинств выше закона (покупали таким образом их лояльность). 

И попутно формировали соответствующую мораль. Надо сказать, небезуспешно. Шведские СМИ, например, принципиально не информируют об этническом происхождении преступников, и особенно насильников. Полиция во многих странах Западной Европы не знает, что им делать, если преступление совершает не коренной житель. Будешь следовать универсальным требованиям закона, можешь и работы лишиться (как «расист», «фашист» и т. п.).

Мне, мягко говоря, малосимпатичен Дональд Трамп. Однако возьмем его позицию в вопросе об иммиграции. На чем он настаивает? Просто на том, чтобы законы США выполнялись. До него они выполнялись на российский манер: «Нельзя, но если очень хочется, то можно». Производились амнистии незаконных иммигрантов. Власти некоторых городов объявляли их городами-убежищами, не давая полиции вести розыск нарушителей миграционного законодательства. Все это, самой собой разумеется, не решало, а лишь обостряло проблему.

В чем различие между либерастами и либералами в вопросе незаконной миграции? Типичными либерастами являются различные западные НКО, снаряжающие суда на спасение плывущих через Средиземное море и, главное, доставку их в Европу. «Врачи без границ» с их Aquarius, а теперь и Ocean Viking (интересно, как бы на это посмотрел настоящий viking?). В сущности, они содействуют массовому нарушению европейского законодательства, но в глазах многих выглядят чуть ли не героями. И нередко получают политическую поддержку.

Как решил бы вопрос классический либерал? Такой, как, например, лорд-адмирал Нельсон? Он оставил бы ее на дне Средиземного моря. И больше бы к ней не возвращался. Просто потому, что она перестала бы существовать. 

Только что наткнулся на еще один шедевр либерастии. Подписался как-то на аналитические материалы американского консервативного think-tank (на русский изящнее, чем «мозговой центр», не переведешь) Heritage Foundation («Фонд Наследия»). Интересуют, прежде всего, их материалы об экономической свободе в мире. Однако заодно стали присылать и электронную газету Daily Signal с рассказами о выходках либерастов. Вот последняя из них, которая невольно напоминает о новоречи по Оруэллу.

В Нью-Йорке городская комиссия по правам человека выпустила имеющее законодательную силу распоряжение, которое запрещает использование термина «illegal aliens» (нелегалы) работодателям, сдающим жилье (включая отели) и правоохранителям. Нарушители могут быть наказаны штрафом в размере до 250 000$. Это бьет рекорды российских штрафов за повторные нарушения правил проведения митингов и пр. Самое интересное, что подобное словосочетание используется в документах Верховного суда США. Ну и как отмечает автор статьи, имеет место безусловное противоречие с первой поправкой Конституции США о безусловной свободе слова.

Как же следует обозначать явление? «Illegal aliens» теперь «undocumented immigrant». То бишь вроде как «иммигрант без документов». Мол, где-то были эти самые документы, но вот – потерял. А термин «нелегал», поясняют нью-йоркские борцы за права человека, несет «негативную коннотацию, расчеловечивает иммигрантов, обозначая их как «других». 

Вам это, кстати, ничего не напоминает? В России подобное место занимают представители власти (нельзя оскорблять!), силовики (испытывают невыносимые моральные и физические страдания от касания рукой шлема или пущенного пластикового стаканчика). Позволю себе сделать такой вывод: многие из самых абсурдных  статей российского законодательства (типа «оскорбление чувств», «экстремизм») представляют собой  перемолотую в жерновах российской государственной машины западную политкорректность. 

Особый путь?

В Ашхабаде Путин заявил: «Ничего против либерализма не имею, но у нас есть свои традиции, свои веками устоявшиеся культурные формы взаимодействия. И почему мы не должны этим дорожить и почему не должны развивать и поддерживать это? Нет никаких оснований». 

Первая фраза не вызывает возражений. Она несет позитивистское суждение. Близкие к либерастам наив-либералы полагают, что стоит лишь сильно захотеть, и конституционную демократию может построить любой народ. Что нет никаких «устоявшихся культурных форм взаимодействия» или же они могут быть преодолены достаточно легко. Полемика с ними потребовала бы еще одной статьи, если не больше. Просто констатируем, что все не так просто. Устоявшиеся культурные формы воспроизводят себя веками, хотя, конечно, и модифицируются под давлением обстоятельств.

Далее идет уже нормативная оценка. Этими формами надо дорожить, развивать их и поддерживать. С точки зрения верховного правителя России – все так. В противном случае он превращается из повелителя в представителя, а это совсем не то, что дорогое ему самовластье. Здесь Путин выступает уже против классического либерализма (а не либерастии), но  объясняет это тем, что историей России и стран со схожими социальными порядками «иного не дано». А поэтому будем поддерживать и развивать свое антилиберальное социальное устройство.

Нередко такое видение именуют «особый путь», подразумевая, что универсальный путь для всего человечества – это движение к либеральной демократии и свободной рыночной экономике. На самом деле мир оказался и сложнее, и проще одновременно. Либеральные демократии скатываются к либерастии (новой несвободе), оставляя при этом все меньше места предпринимательству и рынку (одни экологи чего стоят!). А страны с укоренным антилиберальным устройством  (Китай, Россия) не спешат превращаться ни в классически либеральные, ни в современные либералистические. Чей путь назвать особым? Скорее всего, это просто альтернативные пути, поскольку универсальный путь всего человечества – это во многом путь мифический, продукт теоретических домыслов. 

Президент России не сочетаем ни с либерастией, ни с подлинным либерализмом. Первое даже в чем-то радует, второе же просто заставляет задуматься: а может быть истинно либеральный глава государства в далеко не либеральной стране? И все чаще отвечаешь на этот вопрос отрицательно.

Классический либерализм

В целом либеральное мировоззрение с самого начала тяготело к признанию идеала индивидуальной свободы в качестве универсаль­ной цели. Более того, гносеологической предпосылкой либерально­го мировоззрения является вычленение человеческой индивидуаль­ности, осознание ответственности отдельного человека за свои дей­ствия как перед самим собой, так и перед обществом, утвержде­ние представления о равенстве всех людей в своем врожденном, естественном праве на самореализацию. Поэтому неудивительно, что на первоначальном этапе комплекс ценностей и идей, составляющих сущность либерализма, включал индивидуальную свободу, достоин­ство человеческой личности, терпимость.

Индивидуализм развивался рука об руку с гуманизмом, идея­ми самоценности человека и человеческой свободы, плюрализма мнений и убеждений, он стимулировал их, стал как бы их основани­ем. По сути дела, индивидуализм превратился в источник творческих потенций Запада. Если для Аристотеля полис есть самодостаточная ценность, а для Э. Берка ’’люди проходят, как тени, но вечно общее благо”, то у одного из столпов либерализма Дж. Локка отдельный индивид, противопоставляемый обществу и государству, — ’’хозяин своей собственной персоны”. Дж. С. Милль сформулировал эту мысль в форме следующей аксиомы: ’’Человек сам лучше любого прави­тельства знает, что ему нужно”. Такой идеал сулил возможности для быстрого продвижения вверх по социальной лестнице, успех в борь­бе за место под солнцем, он стимулировал предприимчивость, на­стойчивость в поисках новых путей достижения успеха, трудолю­бие, новаторство и другие ценности и ориентации, которые в сово­купности сделали капитализм столь динамичной системой.

Очевидно, что свобода понималась приверженцами либерализма в негативном смысле, то есть в смысле свободы от политического, церковного и социального контроля со стороны феодального государ­ства. Борьба за свободу для них означала борьбу за уничтожение внешних ограничений, накладываемых на экономическую, физи­ческую и интеллектуальную свободу человека. Эту позицию А. Бер­лин сформулировал следующим образом: ”Я свободен настолько, насколько в мою жизнь не вмешиваются другие”. Поэтому классиче­ский либерализм объявил потерявшими силу все формы наслед­ственной власти и сословных привилегий, поставив на первое мес­то свободу и естественные способности отдельного индивида как самостоятельного разумного существа, независимой единицы соци­ального действия.

Именно индивидуализм лежит в основе права каждого человека на жизнь, свободу и частную собственность (а в отдельных редакци­ях — на стремление к счастью), в основе принципа отождествления свободы и частной собственности, которые в совокупности стали могущественной стимулирующей силой развития производитель­ных сил, общественно-исторического развития, формирования и утверждения политической демократии. Здесь частная собствен­ность рассматривается в качестве гаранта и меры свободы. ’’Идея свободы, — писал В. фон Гумбольдт, — развивается только вместе с идеей собственности, и самой энергичной деятельностью мы обяза­ны именно чувству собственности”. При этом исходили из постулата, что плоды деятельности не могут быть отчуждены от самого субъек­та деятельности, поскольку они являются его сущностным продолже­нием. Именно из экономической свободы выводилась политиче­ская и гражданская свобода. Как бы воплощением индивидуализма и права частной собственности в экономической сфере выступают принципы свободного рынка и свободной конкуренции, реализация которых обеспечила беспрецедентные темпы интенсивного и экс­тенсивного роста производительных сил.

С формированием и утверждением идеи индивидуальной свобо­ды все более отчетливо вычленялись проблема отношений государ­ства и отдельного человека и, соответственно, проблема пределов вмешательства государства в дела индивида. Сфера индивидуаль­ной активности человека, не подлежащей вмешательству со стороны внешних сил, рассматривалась как сфера реализации естественной свободы и, стало быть, естественного права. Поскольку это право призвано защищать отдельного человека от неправомочного вмеша­тельства в его личную жизнь со стороны государства или церкви, оно является формой ’’юридического протестантизма”. Адепты ес­тественного права исходили из идеи, согласно которой человек по­явился на свет раньше общества и государства. Уже в дообщественном, догосударственном, ’’естественном” состоянии он был наделен некоторыми неотчуждаемыми правами, руководствуясь которыми каждый получал то, что заслуживал.

Исходя из этого постулата, были сформулированы политэкономическая, правовая система и государственно-политическая концеп­ция, в которых право было превращено в инструмент гарантирования отдельному индивиду свободы выбора морально-этических ценно­стей, форм деятельности и создания условий для претворения в жизнь этого выбора. Эти идеи воплотились в принципах laissez faire, свободного рынка, свободной, ничем не ограниченной конкурен­ции. В политической сфере они нашли отражение в идеях государ­ства — «ночного сторожа” и правового государства, демократии и парламентаризма.

Суть идеи государства «ночного сторожа” состояла в оправдании так называемого минимального государства, наделенного ограни­ченным комплексом самых необходимых функций по охране поряд­ка и защите страны от внешней опасности. Здесь приоритет отдавал­ся гражданскому обществу перед государством, которое рассматри­валось как необходимое зло. Из воззрений Дж. Локка, например, можно сделать следующий вывод: верховный государственный орган можно сравнивать не с головой, увенчивающей общество, а с шляпой, которую можно безболезненно сменить. Иначе говоря, общество — постоянная величина, а государство — производное от него.

Признавая за либерализмом приоритет в формулировании кон­цепции государства — «ночного сторожа”, следует вместе с тем иметь в виду, что его представители, особенно умеренного крыла, отнюдь не отвергали позитивные функции государства во всех без исключе­ния сферах общественной жизни. Напомню здесь о том, что для либералов с самого начала была аксиомой мысль об обязанности го­сударства защищать права и свободы отдельного человека. В этом смысле исключительно важное место в либерализме занимал посту­лат, по-разному сформулированный А. Смитом и И. Кантом. Первый говорил, что собственность дает права, но эти последние нужно использовать таким образом, чтобы не нарушать права других членов общества. Как утверждал Кант, ’’моя свобода кончается там, где начинается свобода другого человека”. В обоих случаях подразуме­валось действие государства по защите прав и свобод человека.

Но у либералов речь шла не только о таких имманентно прису­щих государству прерогативах и полномочиях, как обеспечение пра­вопорядка внутри страны и защита национального суверенитета и территориальной неприкосновенности от притязаний извне. Симпто­матично, что основатели либерализма прямо предписывали государ­ству ответственность за материальное обеспечение неимущих слоев населения. Так, рассматривая в качестве главной обязанности государства ’’стоять на страже” прав личности, И. Кант вместе с тем гово­рил о необходимости со стороны государства помочь бедным и с этой целью облагать богатых специальным налогом, ’’предназначенным для поддержки тех членов общества, которые не в состоянии жить своими средствами”, тем самым помогая им осуществлять свои пра­ва. Достаточно прочитать соответствующие страницы ’’Богатства на­родов”, чтобы убедиться в том, что один из зачинателей либеральной политэкономии и концепции государства — ’’ночного сторожа” А. Смит безоговорочно поддерживал позитивную роль государства, когда речь шла о материальной поддержке неимущих и обездолен­ных слоев населения.

В либерально-демократической системе правовая государствен­ность соединена с институтами открытого общества. В этом контек­сте либерализм внес значительный вклад в формулирование прин­ципов конституционализма, парламентаризма и правового государ­ства — этих несущих конструкций политической демократии. Осно­вополагающее значение имел сформулированный Ш.-Л. Монтескье принцип разделения властей на три главные ветви: законодатель­ную, исполнительную и судебную. По его мысли, в случае соедине­ния законодательной и исполнительной ветвей неизбежны подавле­ние свободы, господство произвола и тирании. То же самое произой­дет и в случае соединения одной из этих ветвей с судебной властью. А соединение всех трех в одном лице или органе составляет харак­терную черту деспотизма. Прежде всего отцам-основателям либераль­ного мировоззрения принадлежит идея о том, что в государстве должны властвовать не отдельные личности, а законы. Задача государ­ства состоит в том, чтобы регулировать отношения между свободны­ми гражданами на основе строгого соблюдения. законов, которые призваны гарантировать свободу личности, неприкосновенность собственности и другие права человека и гражданина.

Либерализм и демократия обусловливают друг друга, хотя их и нельзя полностью отождествлять друг с другом. Под демократией понимается форма власти, и с этой точки зрения она представляет со­бой учение о легитимизации власти большинства. Либерализм же подразумевает границы власти. Существует мнение, что демократия может быть тоталитарной или авторитарной, и на этом основании го­ворят о напряженном состоянии между демократией и либерализ­мом. Но это, на мой взгляд, явное недоразумение, основывающееся на подмене понятий. Если рассматривать его с точки зрения форм власти, то очевидно, что при всей внешней схожести отдельных ат­рибутов (например, принцип избрания путем всеобщего голосования, который в тоталитарной системе был формальным и чисто ритуаль­ным процессом, результаты которого заранее были предопределе­ны) тоталитаризм (или авторитаризм) и демократия по подавляюще­му большинству системообразующих принципов представляли собой прямо противоположные формы организации и реализации власти.

Вместе с тем нельзя не отметить, что в либеральной традиции де­мократия, во многом отождествляемая с политическим равенством, понимала последнее как формальное равенство граждан перед зако­ном. В этом смысле в классическом либерализме демократия пред­ставляла собой, по сути дела, политическое выражение принципа laissez faire и свободнорыночных отношений в экономической сфере. Необходимо отметить также то, что в либерализме, так же как и в любом другом типе миросозерцания и течении общественно-полити­ческой мысли, была заложена не одна, а несколько тенденций, что выражается в ее многовариантности.

Либерализму были чужды радикализм и революционное миросо­зерцание. Как подчеркивал известный итальянский исследователь Дж. Руджиеро, ”в крайнем своем выражении либерализм стал бы ра­дикализмом, но он никогда не доходит до конца, удерживая равно­весие с помощью интуиции исторической преемственности и посте­пенности”. И действительно, либеральное мировоззрение в целом, явившееся одновременно и стимулом и результатом революций конца XVIII — первой половины XIX в., в конечном счете приобрело антиреволюционное содержание и направленность.

Разумеется, весь комплекс рассмотренных здесь принципов, идей и концепций, составляющих в совокупности классический либера­лизм, следует рассматривать как некий веберовский идеальный тип, который не всегда был точным отражением социальных реальностей. В реальной жизни дело обстоит значительно сложнее, где этот идеаль­ный тип пробивал себе дорогу, завоевывая жизненное пространство в борьбе со многими другими, как традиционными, так и вновь воз­никающими идеями, принципами, социально-философскими и идей­но-политическими конструкциями, идеальными типами и т. д.

По-разному складывалась ситуация в разных странах. Наиболее выпукло либеральный идеал складывался в англосаксонских стра­нах, особенно в США. Здесь, утвердившись в общественном созна­нии, индивидуализм стал восприниматься в качестве главного и даже единственного принципа американского общества. Индиви­дуалистическому идеалу была придана самодовлеющая значимость, рассматривающая его не просто как один из многих элементов системы ценностей и принципов, а как главную установку всякого разумного общества вообще. Самостоятельность и опора на свои собственные силы, индивидуализм и свободная конкуренция были подняты до уровня стандарта образа жизни значительной части американского народа.

Кто такие либералы и есть ли они в российской политике?

В последние годы многие термины утратили смысл. Применимы ли и к кому понятия «левые» и «правые», «либералы» и «консерваторы»?

В политическом языке путинской России самые разные слова изменили свое значение на противоположное или вовсе его потеряли. А сильнее прочих пострадало, пожалуй, слово «либерализм». На ток-шоу ругают прозападных либералов из пятой колонны, подразумевая едва ли не всех критиков действующей власти оптом. Лидер КПРФ Геннадий Зюганов требует к ответу либералов, окопавшихся во власти. Анатолий Чубайс время от времени выступает с покаянными речами, рассказывая, что и он, и коллеги его, «либералы из девяностых», не учли в свое время тяги общества к патернализму.

Недавно президент Сбербанка Герман Греф словно бы для того, чтобы показать, что и Зюганова не боится, и настроений Чубайса не разделяет, заявляет в открытую: «Я либерал, и мне не стыдно себя признать либералом. Я абсолютный либерал в экономике». А вот Владимиру Жириновскому, напротив, настолько стыдно, что на одном из последних съездов его партия приняла решение — бренд сохранить, но от расшифровки названия отказаться, потому что словечко «либеральная» окончательно себя дискредитировало.

Давайте попробуем разобраться все-таки, кто они — эти самые либералы, которых ненавидят, обличают и винят во всех бедах нынешней России.

Отцы-основатели

Отцом либеральной идеологии чаще всего называют английского философа Джона Локка. В своем сочинении «Два трактата о правлении» (1690 год) он сформулировал основные принципы, с которыми и современные либералы, во всяком случае, большая их часть, скорее всего, спорить не станут.

Локк в рамках полемики со своим старшим, и тоже великим современником Томасом Гоббсом, предположил, что настоящая основа стабильно существующего государства — это свободные граждане. У человека, писал он, есть естественные права на жизнь, на личную волю и на частную собственность. Человеку нужны экономическая свобода («воля», как красиво сказано в старом русском переводе), а также интеллектуальная «воля», включая «волю к совести». Государство возникает как средство защиты естественных прав от разнообразных угроз: сильные ведь обязательно попытаются отнять права у слабых. А чтобы государство не сделалось узурпатором, власть делится на три ветви: законодательную (это двухпалатный парламент), исполнительную (это король) и «союзную» (это правительство, которое ведает вопросами войны, мира и внешней политики). Суверенитет народа при этом выше суверенитета государства.

Локк говорил: «Народ имеет право восстанием положить конец наглости нарушителей общественного договора». И хорошо, наверное, что он говорил это в Англии в XVII веке, а не в современной России, — у нас он после таких слов вполне бы мог оказаться экстремистом со всеми вытекающими последствиями.

Термина «либерализм» он, кстати, не употреблял, но именно эти его идеи легли в основу либеральных политических учений.

По-своему идеи Локка развивал Иммануил Кант. Он учил: у человека есть одно главное естественное право — право быть свободным. Человек не может быть средством, но только целью. А отсюда уже вытекает право сопротивляться несправедливости.

Упомянем еще Алексиса де Токвиля, автора знаменитейшего труда «Демократия в Америке» (1831 год). Демократия, считает Токвиль, парадоксальным образом усиливает диктат государства, потому что массы равнодушны к политике и заинтересованы в патернализме. Результат — сокращение пространства свободы личности. Он предлагает решение — надо как можно активнее втягивать «широкие массы» в политические дела. Опыт и просвещение не гарантируют, конечно, того, что они смогут осознать ценность свободы, но другого шанса просто нет.

Левые и правые

Конечно, до великих революций конца XVIII века все это было, скорее, интеллектуальной игрой. Исключение, разумеется, Англия, где в парламенте споры либералов-вигов с консерваторами-тори шумели примерно тогда же, когда Локк писал свои «Два трактата». Виги бились за расширение свобод, представители земельной аристократии из тори — за сохранение (то есть в некотором смысле, консервацию) статус-кво.

Все изменилось после революций в Америке и во Франции. Франция надолго стала законодательницей политических мод на материке. Собственно, мы ведь до сих пор пользуемся терминами «правые» и «левые» для обозначения политических позиций, потому что в послереволюционном парламенте справа сидели монархисты, а слева — сторонники резкого изменения существующего строя.

Девятнадцатый век стал веком постепенного вовлечения масс в политику. Всех, кто боролся против отживших свое средневековых политических структур, зачисляли в либералы, их противников называли консерваторами. Консерватизм как самостоятельная идеология оформился как раз в качестве реакции на ужасы, кровопролитие и террор французской революции. Среди его отцов — англичанин Эдмунд Берк и сардинский дипломат Жозеф де Местр.

Но, разумеется, тогда же или даже чуть раньше начались дискуссии внутри либерализма, расколовшие его изнутри. Советская школа не вовсе безосновательно рассказывала учащимся об ужасах капитализма: в XIX веке хозяева обходились с рабочими без особой сентиментальности. Возник вопрос: должно ли государство защищать права трудящихся, ограничивать продолжительность рабочего дня, вводить минимальный размер оплаты труда?

Классические либералы считали, что нет, это ограничивает «экономическую волю». Так они оказались правыми, и, как ни странно, в некотором роде, — консерваторами. Часть либералов пришла к выводу, что да, иначе не соблюдаются права большинства. В зависимости от того, насколько сильным представляется допустимое вмешательство государства в дело защиты прав, распределились по шкале политических оценок и различные течения, выросшие из либерализма — левые либералы, социал-демократы, социалисты и, наконец, коммунисты, отрицающие частную собственность и ратующие за тотальный контроль государства во всех сферах.

Наш, кстати, главный коммунист верил, что как только трудящиеся обретут избирательные права, они станут «решительными противниками какой бы то ни было узости, ограниченности, половинчатости, трусости либерализма».

Новые веяния

ХХ век, век крови и двух мировых войн, породил нечто в прежней политике невиданное — тоталитаризм. Самая знаменитая книга о противостоянии либеральной демократии тоталитарным системам — «Открытое общество и его враги» Карла Поппера (1945 год). Характерно, что эта книга стала одним из первых изданий фонда Сороса на русском языке в позднеперестроечные годы.

Для того чтобы разобраться, за что борются современные европейские либералы и в чем нерв актуальной политической дискуссии, глянем на состав немецкого Бундестага. В правящей коалиции, которая формирует правительство, — блок ХДС/ХСС и партия СДПГ.

ХСС — умерено правые консерваторы, которые ратуют за сильное государство, гарантирующее соблюдение прав и свобод граждан, свободный рынок и внятную систему ценностей, основанную на христианском учении. Кроме того, они — федералисты, а в идеале, пожалуй, и всю Европу хотели бы видеть обширной федерацией. Собственно, поначалу, после войны, они главную свою задачу видели в противостоянии популярным тогда левым — социал-демократам и коммунистам.

ХДС изначально были левее, они едва ли не с момента основания пытаются примирить идеи свободного рынка и социальной защиты обездоленных. Кроме того, активно интересуются темами, которые в последние десятилетия стали вотчиной левых, например, экологией. До последнего времени ХДС был главным защитником мигрантов в Европе, что не очень устраивало ХСС, и дело едва не дошло до раскола блока. Однако сменившая Меркель на посту лидера ХДС Аннегрет Крамп-Карренбауэр сменила также и риторику: обещает «разумный пограничный контроль», быстрое выдворение тех, кому отказано в праве на убежище, и обязанность служить в армии для тех, кто такое право получил. Таким образом, ХДС с конца 2018-го тоже заметно поправел.

Третий член правящей коалиции — социал-демократическая партия Германии, имеющая богатейшую историю, в ней начинали Август Бебель и Вильгельм Либкнехт, ее критиковал Карл Маркс, еще в XIX веке она была, пожалуй, самой влиятельной левой партией в Европе. Сейчас в программе партии — снижение налогов для малоимущих, для них же — разнообразные бонусы и дополнительные выплаты. Государство, считают в СДПГ, должно активно вмешиваться в экономику, стимулируя развитие высокотехнологичных отраслей, связанных с защитой окружающей среды, решить проблему с зависимостью от импортной нефти и окончательно победить безработицу, а также вкладывать средства в развитие системы бесплатных школ и детских садов, доступных для всех. В общем, это типичные для современных европейских левых взгляды. Однако и правые либералы (ХСС), и левые либералы (ХДС), и умеренные левые (СДПГ) умеют, пусть не без проблем, между собой договариваться. Особенно если появляется общий для всех враг.

А общий враг — это самая популярная из оппозиционных партий, «Альтернатива для Германии». Она начиналась в 2012 году с группы выходцев из ХДС, объявивших себя евроскептиками. Однако постепенно центр их интереса сместился на антимигрантскую риторику. В АДГ считают, что малообразованные и культурно-чуждые мигранты стране не нужны. С правых позиций критикуют они и социальные программы, утверждая, что слишком много денег, которые могли бы достаться коренным немцам, тратятся на выходцев из других государств, не желающих ассимилироваться. Сравнительный успех АДГ на выборах —часть общеевропейского тренда.

Собственно, победа Дональда Трампа в Америке — свидетельство того же тренда. Американские демократы (то есть левые либералы, а то и социал-демократы) готовы причины этой победы искать где угодно, хоть в происках русских хакеров, лишь бы не признавать, что дело, возможно, в провале их собственной политики.

Взлет новых правых — свидетельство, возможно, того, что старая система политических координат дает сбой и все меньше подходит для описания новой реальности. Новые правые предлагают простые ответы, чреватые взрывом межнациональной розни, а то и войной, и начинают выигрывать.

Несостоявшееся государство

Но где на этой путаной политической карте находятся наши звезды и лидеры? Вопрос непростой и упирающийся, кстати, в один из споров, которые велись еще в девятнадцатом веке. Что важнее — свобода или собственность? Что первично — экономическая свобода или политическая?

Принято считать, что официальная, разрешенная, так сказать, политика в России — фикция, скучный театр. И если попытаться разложить системные партии по традиционной шкале — слева направо — в этом лишний раз убеждаешься. Слева, вроде бы, должны быть коммунисты, но они — одновременно и про коммунизм, и про советскую империю, и про святую Русь, кресты-купола. Левые консерваторы, левые охранители всего и сразу. Оксюморон. Единороссы не раз объявляли себя центристами, но понятно, что это — партия одобрения решений любого начальства. А кто справа? ЛДПР, видимо. Партия из четырех букв и одного человека, который мешает националистические лозунги с дичайшим левым популизмом, заведомо лишая свои речи смысла.

Конечно, вплоть до конца девяностых ситуация выглядела немного по-иному. Одна из появившихся тогда политических партий «Яблоко» сейчас воспринимается, скорее, как раритет, предмет из антикварной лавки, а откровенный вождизм и вера Григория Явлинского в собственную непогрешимость и вовсе завели «Яблоко» в тупик, но при этом в идеологической последовательности ни партии, ни лидеру не откажешь. Это стремление отстаивать гражданские свободы в политике и сочетать свободный рынок с социальной защитой населения. «Яблоко» — едва ли не единственная из российских партий, которую можно поместить на привычную политическую карту. Левые либералы или умеренные эсдеки.

Союз правых сил был, конечно, во многом искусственным, создавался из технологических соображений, но с точки зрения экономики это был последовательный, честный правый проект, а по мере того, как его вытеснили в оппозицию, определился и с отношением к политическим свободам. СПС был к моменту ликвидации право-либеральным проектом.

Принято также считать, что настоящая политика — это дело вождя, его ближних, серых пиджаков из администрации, и еще более серых пиджаков из ФСБ. Настоящие хозяева к идеологическим выкладкам относятся как к инструменту, а политику понимают совсем просто: как сохранение личной власти любой ценой. Системным либералам отведена роль людей, озвучивающих непопулярные экономические решения. Это, вроде бы, и есть ответ на вопрос о собственности и власти: политических свобод в России, конечно, немного, но зато экономикой мы рулим как истинные либералы! Вот только либерализм этот почему-то и начинается, и кончается на сворачивании социальных программ (вспомним пенсионную реформу). И вовсе не покушается на права государства творить в экономике все, что взбредет настоящим хозяевам в голову.

В обществе сильнее прочих запрос на справедливость, понимаемую как необходимость жестоко покарать разнообразных воров и негодяев, отправив их в тюрьму, а их имущество — забрать в бюджет. Поэтому и Навальный, который, конечно, хочет успеха, затевает проект с Народным профсоюзом и теряется, когда ему задают вопросы идеологического плана (как Ксения Собчак в свое время) о том, кто он, «левый» или «правый».

Те же, кто пытается здесь и сейчас, игнорируя реальность, держаться позиций классического либерализма, рано или поздно договариваются до идей абсолютно людоедских. Ну, как Юлия Латынина, к примеру: «Кто должен голосовать? Мне очень нравится простая формула, к которой, надеюсь, человечество придет (или, скорее, вернется) через пару десятков лет. Избирателем должен быть тот, кто платит хотя бы на грош больше налогов, чем получает дотаций».

Свободы нет и собственности нет. Такой вот получился русский ответ на старый вопрос. Если вдруг случится какое-то будущее здесь, строительство политической системы можно смело начинать с нуля.

Как либерализм вступил в конфликт с демократией — Россия в глобальной политике

Конфликт между космополитичными элитами и массами, голосующими за популистские партии, который обострился в западном обществе, уходит корнями в диалектические противоречия демократии и либерализма. Особенно ярко они проявились в условиях гиперглобализации. Запад, поражённый «вирусом Фукуямы», попытался сделать мир единообразным, используя политику либерального империализма. Либерализм может выжить и даже процветать в мире без границ. Но современная демократия, словно пуповиной связанная с возникновением и укреплением национальных государств, не сохранится без мощных суверенных политий.

Вместо того, чтобы подливать масла в огонь ожесточённой борьбы между самопровозглашёнными прогрессистами и популистами или охотиться на «драконов» и «медведей», западным политикам и СМИ необходимо осваивать искусство компромисса в отношениях с оппонентами у себя дома и осознать, что в международных отношениях баланс сил даже важнее, чем разделение властей во внутренней политике.

С лёгкой руки американского политолога Фарида Закарии термин «нелиберальная демократия» прочно закрепился в академических и политических дискуссиях[1]. Соглашаясь с Закарией в том, что встречаются демократии, где либеральные ценности не в приоритете, автор задался вопросом: а бывает ли наоборот? Есть ли политические системы, определяемые как либеральные, но не являющиеся демократическими? Конечно, имели место авторитарные режимы, либеральные экономически, но консервативные в социальном и репрессивные в политическом плане, как, например, Чили при Аугусто Пиночете или Южная Корея в годы правления военных. В западных демократиях оба аспекта либерализма – экономический и социально-политический – обычно воспринимаются как две стороны одной медали. Однако сегодня мы более чётко, чем десятилетие-другое назад, осознаём наличие политических моделей, которые можно определить как либеральные, но испытывающие серьёзный дефицит демократии.

Недемократический либерализм – политический режим, где присутствует только второй элемент из известного триптиха: «власть народа, избранная народом и для народа». То есть участие граждан во власти является формальным и неэффективным, а управление осуществляется не в интересах большинства. Популизм – реакция на установление и распространение таких режимов. Конечно, это не единственная причина роста популизма, и преобладание либерализма над демократией не вылечить популистскими средствами. Но взаимосвязь между ростом популизма и дефицитом демократии в западных либеральных обществах бесспорна. И хотя лидеры-популисты есть в незападном мире, нынешний популизм – феномен преимущественно западный.

 

Глобализация и революционные ситуации

 

Волна глобализации, которую в 1990-е гг. приветствовали не только как непременное условие мирового экономического роста, но и как механизм распространения идей и практик либеральной демократии, быстро явила свои менее привлекательные черты. Помимо издержек глобализации и вызванных ею процессов, наблюдаются две взаимосвязанные революционные ситуации: геополитическая и социально-политическая. Революционная ситуация по определению нарушает работу всех нормативных систем, включая право и мораль, поскольку, будучи нормативными, они могут функционировать только в нормальных условиях. В периоды революций (как во Франции в конце XVIII века или в России в начале XX века, когда норма уступила место целесообразности) закон не работает и даже мораль теряет свою направляющую силу. В этом отношении международное сообщество не является исключением.

Первая революционная трансформация – геополитическая – началась в конце 1980-х гг. крахом относительно стабильной биполярной международной системы. Миновав однополярный момент в 1990-е гг., эта трансформация теперь движется к некой форме многополярности. Однополярный момент 1990-х – начала 2000-х гг. был коротким не только из-за ряда фундаментальных ошибок, допущенных последовательно всеми американскими администрациями (войны в Афганистане и Ираке, отчуждение России, поддержка «арабской весны» и так далее), но и в значительно большей степени из-за того, что никогда прежде в истории одна «гипердержава», по выражению главы МИД Франции Юбера Ведрина, не доминировала во всём мире. Империя Чингисхана и Британская империя контролировали лишь части мира. 1990-е гг. аберрации не только в международных отношениях, но и во внутренней жизни некоторых государств, прежде всего для России, его можно сравнить со Смутным временем 1598–1613 годов. Вскоре на международной арене начались попытки уравновесить доминирующий центр. Трудно ожидать, что международное право будет функционировать «нормально», пока не уляжется революционная пыль и не возникнет новая норма (или не вернётся старая, хотя это менее вероятно).

Вторая революционная ситуация, взаимосвязанная с первой, – кризис либеральной демократии, которая должна была праздновать триумф после краха коммунизма как её главного идеологического конкурента. Многие из тех, кто в 1990-е гг. публично оппонировал Фрэнсису Фукуяме с его «концом истории» или оспаривал некоторые его выводы, по сути, были скрытыми фукуямистами. Продвижение идей и практик либеральной демократии по всему миру было одним из важных компонентов внешней политики почти всех западных стран, а также международных организаций, включая ООН. Однако исчезновение принципиального противника вскрыло, хотя и не сразу, противоречия между либерализмом и демократией.

Кризис либеральной демократии был заложен в диалектическом противоречии между демократией и либерализмом. Аристотель говорил: «Человек есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живёт вне государства, – либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек… Государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку… А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чём, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством». Демократия, будь то в Древней Греции или на постмодернистском Западе, подчёркивает коллективистское и общественное начало человека, в то время как либерализм гиперболизирует индивидуалистические черты и предполагает освобождение индивидуума от различных социальных связей, которые иногда действительно могут подавлять. Однако в подобной ситуации многие из нас, освободившись от ответственности по отношению к другим (семья, родители, дети, соседи) и обществу в целом, начинают считать себя богами, а действуют, как животные.

Избыточный коллективизм ведёт к тоталитаризму, а избыточный либерализм разрывает социальные связи – прав оказывается тот, кто сильнее.

В основном два эти феномена – либерализм и демократия – подкрепляют друг друга, но между ними необходимо постоянно поддерживать баланс.

«Слишком много демократии» часто означает «слишком мало либерализма», и наоборот.

В большинстве западных обществ, особенно в Западной Европе, до недавнего времени удавалось уравновешивать это противоречие. Иногда демократия брала верх (например, в социальных демократиях Скандинавии), иногда превосходства добивался либерализм, но открытого конфликта не возникало. Однако вследствие быстрой глобализации и изменения баланса сил в международной системе противоречивые отношения между демократией и либерализмом перешли во враждебность. В глобализированном мире угрозу для демократии представляют не только авторитарные режимы. Демократию сдерживает распространение и либерализация глобальных, прежде всего финансовых рынков.

Увеличивая совокупный ВВП стран, ничем не ограниченные либеральные рынки делают небольшое число людей невероятно богатыми, а большинство остаётся далеко позади. Разрыв в материальном благосостоянии растёт практически повсеместно. Если в автократиях люди бесправны в отношении правителей, то в глобализированном мире граждане и избранные ими правительства бесправны по отношению к глобальным рынкам, даже если живут в так называемых либеральных демократиях. Так экономический либерализм подрывает демократию. В то же время рост значимости индивидуальных прав и прав различных меньшинств, которые агрессивно продвигают свою – часто недавно обретённую – идентичность, подрывают социальное единство и общие ценности. Так либерализм в отношении социальных явлений дестабилизирует демократию.

Обычно никто не замечает первых тревожных сигналов. Почти четверть века назад американский философ Ричард Рорти опубликовал небольшую книгу под названием «Обретая нашу страну: политика левых в Америке XX века», в которой отмечал, что либеральные левые силы в США, сосредоточившись на правах этнических, расовых, религиозных, культурных и сексуальных меньшинств, игнорируют растущий разрыв между богатыми и бедными. Однажды, предупреждал Рорти, «что-то даст трещину. Негородской электорат решит, что система не работает, и начнёт искать сильного лидера, который пообещает после своего избрания обуздать бюрократов, хитрых юристов, брокеров с огромными зарплатами, и постмодернистские профессора уже не будут определять повестку дня»[2]. Звучит знакомо и очень современно, не правда ли? Рорти относил себя к левым либералам, хотя его, как одного из ярких представителей американского прагматизма, нельзя назвать постмодернистским профессором. В отличие от многих он не высмеивал, не осуждал и не презирал людей с противоположными взглядами, а по совету Бенедикта Спинозы пытался понять их тревоги.

Нынешний конфликт между либерализмом и демократией проявляется в частности в том, что либеральные элиты в большинстве западных стран стали называть популистами тех демократов, чья политика и идеи (или личности) им не нравятся (кстати, англо- немецкий философ и социолог Ральф Дарендорф отмечал, что «популизм для одного человека – это демократия для другого, и наоборот», но при этом подчёркивал, что «популизм прост, а демократия сложна»)[3]. В свою очередь, демократы (или популисты) считают либералов высокомерными представителями элиты, отдалившимися от граждан, их нужд и образа мыслей, потому что они неудачники и невежды. Вспомним, как Хиллари Клинтон охарактеризовала сторонников Дональда Трампа (хотя потом лицемерно отказалась от своих слов), – «расисты, сексисты, гомофобы, безнадёжные люди». Обвинения с обеих сторон – и самопровозглашённых прогрессистов, и так называемых популистов – справедливы. Сегодня мы видим, как диалектические противоречия между либерализмом и демократией, если их не сбалансировать аккуратно и разумно, начинают разрушать ранее стабильные общества.

 

Проблемы адаптации

 

Интересно и одновременно полезно вспомнить, что нынешний кризис либеральной демократии имеет параллели с проблемами и дебатами, которые имели место в основном в США почти столетие назад. Французский философ Барбара Стиглер в недавнем исследовании с символичным названием «Нужно адаптироваться» (Il faut s’adapter) показала, как в начале XX века два известных американских мыслителя Уолтер Липпман и Джон Дьюи предложили разные ответы на вопрос о приспособляемости человечества к быстрым социальным изменениям, вызванным промышленной революцией[4]. Она пишет: «Впервые в истории эволюции жизни на планете один вид – наш homo sapiens – оказался в ситуации, когда он не был приспособлен к новым условиям. Для Липпмана проблема заключалась в огромном разрыве между естественной склонностью человеческого вида не меняться, сформировавшейся благодаря длительной, медленной биологической и социальной эволюции, и необходимостью быстро адаптироваться к новым условиям, навязанным промышленной революцией. Поэтому главная тема политических исследований Липпмана – как адаптировать человеческий вид к постоянно и быстро меняющейся обстановке… Фундаментальный вопрос для Липпмана – как избежать напряжённости между переменами и статичностью, открытостью и закрытостью, когда люди вынуждены выбирать национализм, фашизм или другие формы изоляционизма, чтобы противодействовать быстрым изменениям, восстановить статичность и изоляцию»[5].

Уолтера Липпмана особенно беспокоила пропасть между медленной исторической, биологической и социальной эволюцией человеческого вида и быстро меняющейся под влиянием промышленной революции физической и социальной обстановкой. В начале прошлого столетия это была промышленная революция, дополненная экономической глобализацией, в начале XXI века произошла революция информационных технологий и ускоренная глобализация экономических и финансовых рынков, которые вновь затронули массы людей в разных странах, и преуспели те, кто легко приноровился к переменам. Получился социально-биологический эксперимент на выживание для самых приспособленных. Самые приспособленные – рационально мыслящие эксперты и менеджеры, а также беспристрастные судьи, применяющие рациональные законы и знающие, в каком направлении человечество должно и будет эволюционировать. Людей нужно научить подавлять иррациональные инстинкты и доверять просвещённым экспертам, которые смогли адаптироваться к постоянно меняющимся условиям. В такой ситуации одна из главных задач системы образования и медиа – «обеспечить согласие» людей с политикой, которую проводят эксперты. Что касается роли политиков, Липпман писал, что «хотя государственный деятель не может держать в голове жизнь всего народа, он, по крайней мере, должен прислушиваться к советам тех, кто знает»[6]. Политик обязан проявлять компетентность в выборе экспертов. Липпман и все неолибералы после него видели решение проблемы разрыва между быстро меняющимися условиями и неспособностью людей к ним приспособиться в привлечении компетентных специалистов и обеспечении согласия масс (то есть промывание мозгов через систему образования и СМИ).

Джон Дьюи больше полагался на коллективный разум людей. Он стал первым критиком неолиберального мышления: «Класс экспертов неизбежно будет отрезан от общих интересов и превратится в класс с собственными частными интересами. Любое правление экспертов, когда массы не способны информировать их о своих потребностях, превращается в олигархию, которая правит в интересах избранных. Информация должна заставить специалистов учитывать нужды народа. Мир больше пострадал от лидеров, чем от народных масс»[7].

Этот интеллектуальный спор почти столетней давности, повлиявший на политику западных правительств (при этом идеи Липпмана превалировали), приобрёл актуальность на фоне глобализации и IT-революции. Вновь возник конфликт между элитами и массами, между самопровозглашёнными прогрессистами и теми, кого презрительно называют популистами или их сторонниками.

 

«Оседлые» против «кочевников»

 

В книге «Дорога куда-то» британский обозреватель Дэвид Гудхарт предложил различать две группы людей – «где угодно» и «где-то»[8]. К первой категории (не более 20–25 процентов населения на Западе и ещё меньше в остальном мире) относится космополитичная элита, которая извлекла выгоду из глобализации. Большинство (более 50 процентов на Западе) ощущает потребность в тесной связи со своей страной, её историей, традициями и языком. Таким образом, мы видим конфликт между космополитами и теми, кто заботится о своих корнях и привязан к конкретному месту, будь то деревня, город или национальное государство.

Всегда существовало меньшинство, считавшее своим «отечеством» весь мир или хотя бы Европу. Большинство же людей чувствует себя дома только там, где они родились, среди говорящих с ними на одном языке, исповедующих одну религию и ведущих такую же жизнь. На протяжении веков первая категория была относительно небольшой, остальные рождались, жили и умирали в одном и том же месте, исключая массовое переселение народов, которое несколько раз имело место в истории человечества. Один из таких случаев мы, возможно, наблюдаем сегодня.

Конфликт сплочённости и разнородности, противоречия между государством всеобщего благосостояния и массовой миграцией обострил размежевание на людей «где угодно» и «где-то», или, по выражению Александра Девеккьо из Le Figaro, на «осёдлых» и «кочевников»[9]. Глобализация и волна миграции как одно из её проявлений усугубили кризис в Евросоюзе, потому что те, кто может жить, где угодно, не понимают тех, кто хочет быть в конкретном месте. Первые доминируют в политике, экономике и СМИ и ведут себя как либеральные автократы по отношению к тем, кого считают массами. Такое близорукое высокомерие влечёт за собой серьёзные социально-политические издержки. Не преодолев описанных противоречий, Европа не выйдет из нынешнего кризиса.

Рост популизма – симптом уже существующего недуга, а не его причина. Популистские партии и лидеры появляются, потому что в западных обществах нарастает неравенство и углубляется раскол. Либеральные идеи превалируют среди европейских элит, в то время как ценности демократии сегодня всё чаще выражают популистские партии и движения. Французский философ Шанталь Дельсоль справедливо отмечает: «Популисты, что бы кто ни говорил, – реальные демократы, но они не либералы. В то же время универсалистские элиты, в частности в Брюсселе, действительно либералы, но они уже не демократы, потому что им не нравится, когда люди голосуют за ограничение некоторых свобод»[10]. В равной степени прав и Дэвид Гудхарт, который в интервью Le Figaro Vox подчеркнул, что ситуация с Brexit необязательно означает конец демократии, скорее это признак конфликта между двумя концепциями демократии – представительной и прямой, которая в том числе выражается через референдум[11]. Обе имеют как преимущества, так и серьёзные недостатки. Если представительная демократия привела к отчуждению элит от простых граждан, то прямая демократия несёт в себе семена авторитаризма. Но Brexit вызвал хаос не потому, что решение было принято путём референдума как элемента прямой демократии. Причина в общественном недоверии и отчуждённости элит от большинства граждан.

Удача на выборах может отвернуться от популистских партий и движений, их рейтинги пойдут вниз. Но сам феномен никуда не денется, поскольку не исчезнут его причины. Более того, партии мейнстрима всё чаще заимствуют лозунги и политику у популистов. Самый яркий пример – метаморфозы с британскими тори, которые при Борисе Джонсоне перестали быть традиционной консервативной партией. Взяв на вооружение рецепты лейбористов и идеи партии Brexit Найджела Фаража, чтобы привлечь часть их электората, тори превратились в популистскую партию – отчасти левую, отчасти правую[12]. Можно сказать, что Brexit и победа Трампа – триумф популизма над элитизмом (или, если хотите, демократии над либерализмом).

 

Национальное государство как колыбель демократии и субъект международного права

 

Современная демократия, то есть власть народа и в интересах народа, возникла и развивалась в рамках национальных государств и кажется неотделимой от них. Экономический либерализм с глобальными неконтролируемыми финансовыми рынками и социальный либерализм, ставящий индивидуума с его интересами и желаниями выше интересов общества, разрушают связи, которые скрепляли общество воедино. В результате они подрывают и национальные государства – колыбель демократии. Поддержка и продвижение многообразия в обществе ведёт к уничтожению многообразия между обществами, организованными в государства. Некоторые общества, особенно на Западе, стали столь разнородными, что удерживающие их социальные связи вот-вот разорвутся. В других, особенно на Востоке и на Юге, попытки навязать социальные модели, заимствованные у Запада, не прижились на враждебной почве, начали уничтожать традиционные институты и, по сути, ведут к коллапсу государств.

Британский политолог Бенедикт Андерсон был не так уж не прав, определяя нации как «воображаемые сообщества», потому что исторические мифы и усилия политических лидеров по созданию нации из разнообразных сообществ играли значительную роль в строительстве государств[13]. Итальянский писатель и политик Массимо Тапарелли Д`Адзельо отмечал в 1861 г.: «Мы создали Италию. Теперь нам нужно создать итальянцев»[14]. Но есть и более важные, основополагающие вещи, без которых невозможно появление нации: общая история, культурные и религиозные традиции, язык, территориальная близость, победы и поражения.

Национализм, формирование национальных государств и развитие демократии шли в Европе рука об руку. Без национализма не возникли бы национальные государства, без национальных государств не было бы демократии, по крайней мере в её нынешней форме. Философ и политический деятель Джон Стюарт Милль, суммируя практику демократических институтов в середине XIX века, писал, что «необходимое условие свободных институтов – совпадение границ государства с границами национальностей», а если люди не чувствуют «общности интересов, особенно если они говорят и читают на разных языках, не может существовать и единого общественного мнения, необходимого для работы представительных институтов»[15]. Спустя сто лет британский дипломат и теоретик международных отношений Адам Уотсон пришёл к выводу, что «самоутверждение среднего класса в Европе имело две формы: требование участия в управлении и национализм» и что «идеи национализма и демократии были связаны»[16]. 

В отличие от Милля Даниэль Кон-Бендит, лидер студенческого движения 1968 г., размышляя о длительном эффекте тех событий, высказал мнение, что 1968 г. открыл путь к парадигме многообразия. «Для меня это было открытие мышления к принятию различий как объединяющего фактора. Признание различий может объединить нас и придать дополнительную силу обществу»[17]. Сегодня европейские общества кардинально изменились по сравнению со временами Джона Стюарта Милля: они стали гораздо более неоднородными, возросло и принятие этого многообразия. Тем не менее есть различия, которые делают интеграцию невозможной, ведут к параллельному существованию антагонистических субкультур в рамках одного и того же общества, и оно в конце концов попросту теряет свои базовые характеристики. Сегодня, спустя десятилетия, всё больше европейцев боятся оказаться чужаками в собственной стране, городе или деревне, и поэтому они ищут свои корни. Речь идёт не только о неудачниках гиперглобализированного мира, которым важно, где и с кем жить. Многие образованные, успешные, говорящие на нескольких языках люди ценят своё этническое, религиозное и культурное происхождение, являются патриотами своей страны и не забывают своих корней.

Сегодня мы видим, как из-за растущего многообразия обществ два феномена – национализм и демократия (так же, как либерализм и демократия) – демонстрируют скорее негативные, чем позитивные аспекты своих противоречивых отношений. Или они могут быть только негативными? Всё зависит от того, чья точка зрения вам ближе. Национализм, требующий независимости Каталонии от Испании, позитивен или негативен? Чей национализм предпочтительнее: английский, который привёл к выходу (всё ещё) Соединённого Королевства из ЕС, или шотландский, который после провала референдума 2014 г. теперь, в условиях Brexit, требует выхода из состава Британии, чтобы остаться в ЕС? Есть ещё один, более важный вопрос, на который у меня нет однозначного ответа: может ли демократия вообще существовать без стабильных национальных государств? На этот счёт у меня серьезные сомнения.

В этом отношении тревожный, по моему мнению, но оптимистичный, с точки зрения авторов, сценарий был описан в статье мэра Парижа Анн Идальго и мэра Лондона Садика Хана, опубликованной в Le Parisien и The Financial Times. Констатируя летаргию национальных государств (тут они правы), авторы предсказывают появление в XXI веке мира городов вместо мира империй XIX столетия и национальных государств XX столетия[18]. Это будут Лондон, Париж, Нью-Йорк, Токио и другие агломерации, которые возглавят человечество вместо наций, организованных в государства. Часто можно услышать, что Москва – не Россия, Нью-Йорк – не Америка, Париж – не Франция. Действительно, дальнейшая концентрация элит в крупных городах и игнорирование периферии – верный путь к углублению раскола наций. Но крупные города столкнутся с не менее острыми проблемами и трудностями, чем национальные государства, которые начали из летаргии выходить.

Ещё более утопической выглядит идея мирового правительства, то есть либеральный империализм под именем либерального миропорядка. В международных отношениях идее демократии больше соответствует система баланса сил, когда претензии одной державы на доминирование или гегемонию уравновешиваются одной или несколькими другими державами. Это хорошо понимал известный швейцарский юрист Эмер де Ваттель, который в 1758 г. писал об основах международного права в книге «Право народов, или Принципы естественного права, применяемые к поведению и делам наций и суверенов»: «Это знаменитая идея о политическом балансе или равновесии сил. Мы имеем в виду ситуацию, когда ни одна держава не способна доминировать абсолютно, создавая законы для других»[19]. Английский юрист Ласа Оппенхайм писал в знаменитом трактате о международном праве: «Право отмечал может существовать, только если есть равновесие, баланс сил между членами семьи наций»[20]. В этом отношении мир не изменился. Даже сегодня самоуверенность одной супердержавы может сдерживать другая супердержава (или коалиция держав), международное право играет важную роль в этом процессе, но без баланса оно будет беспомощным и просто исчезнет, открыв путь для империалистического права.

 

Критика либерального империализма

 

Параллельно с ростом «недемократического либерализма» укреплялся и его аналог в международных отношениях – либеральный империализм, обозначаемый эвфемизмом «либеральный международный порядок». Либеральный империализм, то есть попытки навязать либеральные ценности как универсальные с помощью убеждения или силой, – тревожный сигнал для тех, кто считает ценности коллективизма, исторические традиции, стабильность и национальную независимость не менее (или даже более) важными, чем индивидуальные свободы. Многие авторитетные либеральные авторы, в том числе философы и экономисты, пропагандировали либеральный империалистический порядок. Фридрих фон Хайек, один из влиятельных теоретиков либерализма прошлого столетия, считал, что идея межгосударственной федерации станет «последовательным развитием либеральной точки зрения»[21], а Людвиг фон Мизес, сторонник классического либерализма, выступал за прекращение существования национальных государств и создание «мирового супергосударства»[22]. Израильский автор Йорам Хазони в книге с провокационным названием «Достоинство национализма» справедливо отмечал: «Несмотря на споры, сторонники либеральной конструкции едины в одобрении простого империалистического мировоззрения. Они хотят видеть мир, в котором либеральные принципы закреплены как универсальная норма и навязаны всем странам, в случае необходимости – силой. Они убеждены, что это принесёт всем нам мир и процветание»[23].

В 1990-е гг. в контексте триумфа либерализма Фукуямы многие влиятельные авторы предсказывали крах национальных государств, которые были основными субъектами международного права. Например, японский экономист, бизнесмен и интеллектуал Кэнъити Омаэ и француз Жан-Мари Геэнно, заместитель генсека ООН по миротворческим операциям, написали книги с практически одинаковым названием – «Конец национального государства»[24], [25]. Йорам Хазони отмечает, что «его либеральные друзья и коллеги не понимают: строящаяся либеральная конструкция – это форма империализма», она не способна уважать (не говоря о том, чтобы приветствовать) «отклонение наций, стремящихся сохранить право на собственные уникальные законы, традиции и политику[26]. Любое подобное отклонение воспринимается как вульгарное и невежественное или даже как проявление фашистского мировоззрения»[27]. Он подчёркивает, что после падения Берлинской стены в 1989 г. «западные умы одержимы двумя империалистическими проектами: Евросоюз, постепенно лишающий страны-члены функций, которые традиционно ассоциируются с политической независимостью, и проект американского миропорядка, при котором государства в случае необходимости можно принудить к выполнению норм международного права, в том числе с помощью военной мощи США. Это империалистические проекты, хотя их сторонники не любят использовать это слово»[28].

В защиту международного права стоит сказать, что Вашингтон пытается навязать с помощью военной силы и санкций против непослушных не ту благородную нормативную систему, которая так или иначе работала даже в период холодной войны (в значительной степени благодаря существовавшему балансу сил), а так называемый «основанный на правилах» либеральный миропорядок, то есть порядок, базирующийся на правилах Вашингтона и не имеющий отношения к международному праву. Неслучайно единственная поднимающаяся глобальная империя обвиняет своих оппонентов – Китай и Россию – в попытках построить или восстановить их собственные империи.

Называть Евросоюз империалистическим проектом всё же несправедливо, хотя, действительно, пообещав построить более тесный союз, некое подобие федеративной Европы (и выполняя это обещание), европейские элиты всё больше дистанцируются от устремлений граждан. Очевидно, что европейские общества, в отличие от политических элит, не готовы отправить национальные государства на свалку истории. Тем не менее Европейский союз ещё может укрепить свою стратегическую автономию, особенно в отношениях с Вашингтоном и Пекином. Для этого нужно существенно улучшить отношения с Москвой. В то время как Вашингтон пытается сохранить мировое доминирование и поэтому заинтересован в одновременном сдерживании Китая и России (хотя это опасный и контрпродуктивный план), Европа страдает от дурных отношений с Москвой не меньше, чем Россия. Демонизируя Россию и её политическое руководство, Европа не извлечёт никаких выгод. Нормализация же отношений выгодна Европе не только экономически – она расширит стратегическое пространство для манёвра, даже не создавая европейское супергосударство. Как выразилась французский политолог Каролин Галактерос, «стратегическое сближение ЕС и России добавит Европе дополнительный вес в новых геополитических играх»[29].

 

* * *

 

Предложить решение сложно из-за превалирующих конфронтационных подходов: либо мы, либо они. В геополитике это Запад против Китая и России, внутри западных обществ – либералы против популистов (популизм распространяется по Европе, «как проказа», если использовать выражение президента Эммануэля Макрона). Компромисс считается признаком слабости. Однако радикализм хорош в спорте или в искусстве, но в политике он опасен.

Кроме того, в таких вопросах не бывает абсолютной правды. Вот как это сформулировал французский философ Люк Ферри в контексте нынешних кровопролитных конфликтов: «Что бы ни думали узколобые моралисты, правда в том, что многие кровопролитные конфликты в современном мире подобны классической греческой трагедии: противоборствующие стороны представляют собой не добро и зло, правых и неправых, а вполне законные, хотя и отличающиеся претензии. Если бы я был западным украинцем польского происхождения, то, наверное, хотел бы, чтобы моя страна вступила в Евросоюз и даже в НАТО. Но если бы я родился на востоке Украины в русскоговорящей семье, я бы, безусловно, предпочитал, чтобы моя страна была более тесно связана с Россией. Будь я пятнадцатилетним палестинским подростком, разумеется, был бы антисемитом, а будь израильским подростком из Тель-Авива, то ненавидел бы палестинские организации»[30].

Конечно, есть и те, кого можно назвать абсолютным злом, кто заслуживает безоговорочного морального порицания. Но чаще всего в современных конфликтах между странами или внутри них трудно найти абсолютно правых и неправых.

В либеральных демократиях прогрессистам и популистам следовало бы сбавить накал взаимных обвинений и сгладить разногласия, ставшие неприемлемыми во многих обществах. Пока те, кто может жить, где угодно, не поймут и не признают проблемы тех, кто предпочитает быть в конкретном месте, и наоборот, мы будем двигаться к переломному моменту (или к точке невозврата), когда революционная ситуация рискует перейти в революцию или войну. А в геополитике надо стремиться к системе баланса сил, наподобие той, что была выстроена в Европе после Венского конгресса 1815 г., но способной противостоять вызовам XXI века.

Прогрессивный национализм

Анатоль Ливен

Фундаментальная слабость Европейского союза в сравнении со странами – членами ЕС в том, что в глазах большинства европейцев он так и не добился настоящей легитимности, будучи квазигосударственным образованием.

Подробнее

Сноски

[1]      Zakaria F. The Rise of Illiberal Democracy. Foreign Affairs, 1997. Vol. 76. No. 6 (November/December). P.22-43.

[2]      Rorty R. Achieving Our Country: Leftist Thought in Twentieth-Century America. Harvard University Press, 1997. P. 90.

[3]      Dahrendorf R. Acht Anmerkungen zum Populismus [Eight Notes on Populism]. Transit-Europäische Revue, 2003. No. 25. P. 156.

[4]      Stiegler B. Il faut s’adapter: sur un nouvel impératif politique [It Is Necessary to Adapt: On a New Political Im-perative]. Gallimard, 2019.

[5]      Stiegler B. Il faut s’adapter: sur un nouvel impératif politique [It Is Necessary to Adapt: On a New Political Im-perative]. Gallimard, 2019.

[6]      Lippmann, W. A Preface to Politics. HardPress Publishing, 2013. С. 98.

[7]      Dewey, J. The Public and Its Problems in The Later Works of John Dewey 1925-1953. Vol. 2. Southern Illinois University Press, 1984. P. 364-365.

[8]      Goodhart D. The Road to Somewhere: The New Tribes Shaping British Politics. Penguin UK, 2017.

[9]      Devecchio A. Recomposition: Le nouveau monde populiste [Reconstruction: A New Populist World]. Serf, 2019. P. 1798.

[10]    Delsol C. Populiste, c’est un adjectif pour injurier ses adversaires [‘Populist’ as an Adjective to Hurt Your Ad-versaries]. Le Figaro Vox, 6 September 2018.

[11]    Goodhart D. Après le Brexit, le Royaume-Uni ne va pas couler en mer [After Brexit: The UK Will Not Sink]. Le Figaro Vox, 4 October 2019.

[12]    Bock-Côté M. Le Multiculturalisme comme Religion Politique [Multiculturism as a Political Religion]. Les éditions du Cerf, 2016. P.291-292.

[13]    Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. Verso, 1983.

[14]    Tharoor S. E Pluribus, India: Is Indian Modernity Working? Foreign Affairs, 1998. Vol. 77. No. 1. [online]. URL: https://www.foreignaffairs.com/print/node/1069817. Accessed 1 August 2020.

[15]    Mill J.S. Utilitarianism. On Liberty: Considerations of Representative Government. Basil and Blackwell, 1993. P. 392-394.

[16]    Watson A. The Evolution of International Society. Routledge, 1992. P. 230, 244.

[17]    Cohn-Bendit D. Forget 68. Éditions de l’aube, 2008.

[18]    Khan S., Hidalgo A. London and Paris Are Leading the Charge to Shape the 21st Century. The Financial Times, 27 June 2016.

[19]    Vattel, E. Le Droit Des Gens, Ou Principes de la Loi Naturelle, Appliqués À La Conduite Et Aux Affaires Des Nations Et Des Souverains [The Law of Nations]. Chapter III, §§ 47-48. 1758.

[20]    Oppenheim L.F.L. International Law: A Treatise. Vol. I, Peace. London, 1905. P.73.

[21]    Hayek F. The Economic Conditions of Interstate Federalism. Foundation for Economic Education, 17 April 2017 [online]. URL: https://fee.org/articles/the-economic-conditions-of- interstate-federalism. Accessed 4 February 2020.

[22]    Mises L. von. Liberalism in the Classical Tradition. Cobden Press, 1985. P.150.

[23]    Hazony Y. The Virtue of Nationalism. Basic Books, 2018. P.45.

[24]    Ohmae K. The End of the Nation State: How Regional Economics Will Soon Reshape the World. Simon & Schuster, 1995.

[25]    Guehenno J.M. The End of the Nation-State. University of Minnesota Press, 2000.

[26]    Hazony Y. The Virtue of Nationalism. Basic Books, 2018. P.43.

[27]    Там же. P. 49.

[28]    Там же. P. 3-4.

[29]    Galactéros, C. Un nouveau partage du monde est en train de se structurer [A New Division of the World] // Figaro Vox, 9 November. 2019.

[30]    Ferry L. La Révolution Transhumaniste: comment la technomédecine et l’uberisation du monde boulverser nos vies [The Transhumanist Revolution: How Techno-Medicine and the Uberization of the World Destroy Our Lives]. Plon, 2016. P. 222.

Нажмите, чтобы узнать больше

Что такое классический либерализм? Определение и примеры

Классический либерализм — это политическая и экономическая идеология, которая защищает гражданские свободы и экономическую свободу laissez-faire путем ограничения власти центрального правительства. Этот термин, разработанный в начале 19 века, часто используется в отличие от философии современного социального либерализма.

Ключевые выводы: классический либерализм

  • Классический либерализм — это политическая идеология, которая выступает за защиту свободы личности и экономической свободы путем ограничения государственной власти.
  • Классический либерализм возник в XVIII и начале XIX веков в ответ на радикальные социальные изменения, вызванные Промышленной революцией.
  • Сегодня классический либерализм рассматривается в отличие от более политически прогрессивной философии социального либерализма.

Определение и характеристики классического либерализма

Подчеркивая индивидуальную экономическую свободу и защиту гражданских свобод в условиях верховенства закона, классический либерализм развился в конце 18 — начале 19 веков как ответ на социальные, экономические и политические изменения, вызванные промышленной революцией и урбанизацией в Европе и Европе. Соединенные Штаты.

Основываясь на убеждении, что социальный прогресс лучше всего достигается за счет соблюдения естественных законов и индивидуализма, классические либералы опирались на экономические идеи Адама Смита в его классической книге 1776 года «Богатство народов». Классические либералы также соглашались с убеждением Томаса Гоббса, что правительства были созданы людьми с целью минимизировать конфликты между людьми и что финансовый стимул был лучшим способом мотивации рабочих. Они опасались государства всеобщего благосостояния как опасности для свободной рыночной экономики.

По сути, классический либерализм выступает за экономическую свободу, ограниченное правительство и защиту основных прав человека, таких как те, что закреплены в Билле о правах Конституции США. Эти основные принципы классического либерализма можно увидеть в областях экономики, государственного управления, политики и социологии.

Экономика

Наравне с социальной и политической свободой классические либералы отстаивают такой уровень экономической свободы, который дает людям возможность изобретать и производить новые продукты и процессы, создавать и поддерживать богатство и свободно торговать с другими.Для классического либерала основная цель правительства — способствовать развитию экономики, в которой любому человеку предоставляется максимально возможный шанс достичь своих жизненных целей. Действительно, классические либералы рассматривают экономическую свободу как лучший, если не единственный способ обеспечить процветающее и процветающее общество.

Критики утверждают, что экономическая теория классического либерализма по своей сути зла, поскольку чрезмерно придает значение денежной прибыли из-за неконтролируемого капитализма и простой жадности. Однако одно из ключевых убеждений классического либерализма состоит в том, что цели, деятельность и поведение здоровой экономики этически достойны похвалы.Классические либералы считают, что здоровая экономика — это такая, которая позволяет в максимальной степени свободный обмен товарами и услугами между людьми. В таких обменах, утверждают они, обе стороны в конечном итоге выигрывают — очевидно, скорее добродетельный, чем злой результат.

Последний экономический тезис классического либерализма состоит в том, что людям следует разрешить решать, как распоряжаться прибылью, полученной их собственными усилиями, без вмешательства государства или политического вмешательства.

Правительство

Основываясь на идеях Адама Смита, классические либералы считают, что люди должны иметь право преследовать и защищать свои собственные экономические интересы, свободные от необоснованного вмешательства со стороны центрального правительства.Для этого классические либералы выступали за минимальное правительство, ограниченное всего шестью функциями:

  • Защищать личные права и предоставлять услуги, которые не могут быть предоставлены на свободном рынке.
  • Защитите нацию от иностранного вторжения.
  • Принимать законы для защиты граждан от вреда, причиненного им другими гражданами, включая защиту частной собственности и исполнение контрактов.
  • Создавайте и поддерживайте государственные учреждения, такие как правительственные учреждения.
  • Обеспечьте стабильную валюту и эталон мер и весов.
  • Строить и обслуживать дороги общего пользования, каналы, гавани, железные дороги, системы связи и почтовые службы.

Классический либерализм считает, что вместо того, чтобы предоставлять основные права людям, правительства формируются людьми с определенной целью защиты этих прав. Утверждая это, они указывают на Декларацию независимости США, в которой говорится, что люди «наделены их Создателем определенными неотъемлемыми правами …» и что «для обеспечения этих прав среди людей создаются правительства, которые получают свои справедливые полномочия на основании согласия. управляемых… »

Политика

Политика классического либерализма, порожденная мыслителями 18-го века, такими как Адам Смит и Джон Локк, резко отличалась от старых политических систем, которые передавали власть над людьми в руки церквей, монархов или тоталитарного правительства.Таким образом, политика классического либерализма ставит свободу личности выше свободы чиновников центрального правительства.

Классические либералы отвергали идею прямой демократии — правительства, формируемого исключительно большинством голосов граждан, — потому что большинство не всегда могло уважать права личной собственности или экономическую свободу. Как выразил Джеймс Мэдисон в «Федералисте 21», классический либерализм отдавал предпочтение конституционной республике, аргументируя это тем, что в чистой демократии «общая страсть или интерес почти в каждом случае будут ощущаться большинством […] и нет ничего, что могло бы сдержать побуждения принести в жертву более слабую сторону ».

Социология

Классический либерализм охватывает общество, в котором ход событий определяется решениями отдельных лиц, а не действиями автономной, управляемой аристократически государственной структурой.

Ключом к классическому либеральному подходу к социологии является принцип спонтанного порядка — теория, согласно которой стабильный социальный порядок развивается и поддерживается не человеческим замыслом или властью правительства, а случайными событиями и процессами, которые, по-видимому, не поддаются контролю или пониманию людей.Адам Смит в своей книге «Богатство народов» назвал это понятие силой «невидимой руки».

Например, классический либерализм утверждает, что долгосрочные тенденции рыночной экономики являются результатом «невидимой руки» спонтанного порядка из-за объема и сложности информации, необходимой для точного прогнозирования рыночных колебаний и реагирования на них.

Классические либералы рассматривают спонтанный порядок как результат разрешения предпринимателям, а не правительству, признавать и обеспечивать потребности общества.

Классический либерализм против современного социального либерализма

Современный социальный либерализм произошел от классического либерализма примерно в 1900 году. Социальный либерализм отличается от классического либерализма в двух основных областях: индивидуальная свобода и роль правительства в обществе.

Индивидуальная свобода

В своем основополагающем эссе 1969 года «Две концепции свободы» британский социальный и политический теоретик Исайя Берлин утверждает, что свобода может быть как негативной, так и позитивной по своей природе.Позитивная свобода — это просто свобода что-то делать. Отрицательная свобода — это отсутствие ограничений или барьеров, ограничивающих индивидуальные свободы.

Классические либералы отдают предпочтение отрицательным правам в той мере, в какой правительствам и другим людям нельзя позволять вмешиваться в свободный рынок или естественные свободы личности. Современные социальные либералы, с другой стороны, считают, что люди имеют позитивные права, такие как право голоса, право на минимальный прожиточный минимум и — в последнее время — право на медицинское обслуживание.По необходимости, гарантия позитивных прав требует государственного вмешательства в форме защитных законодательных и более высоких налогов, чем те, которые требуются для обеспечения негативных прав.

Роль правительства

В то время как классические либералы предпочитают индивидуальную свободу и в значительной степени нерегулируемый свободный рынок власти центрального правительства, социальные либералы требуют, чтобы правительство защищало индивидуальные свободы, регулировало рынок и устраняло социальное неравенство. Согласно социальному либерализму, правительство, а не само общество, должно решать такие проблемы, как бедность, здравоохранение и неравенство доходов, уважая при этом права людей.

Несмотря на очевидное отклонение от принципов свободного рыночного капитализма, большинство капиталистических стран придерживаются социальной либеральной политики. В Соединенных Штатах термин «социальный либерализм» используется для описания прогрессизма в противоположность консерватизму. Это особенно заметно в сфере налогово-бюджетной политики. Социальные либералы с большей вероятностью будут выступать за более высокие уровни государственных расходов и налогообложения, чем консерваторы или более умеренные классические либералы.

Источники и дополнительная информация

Что такое классический либерализм? | Институт Мизеса

[ Американский консерватизм: энциклопедия , 2006]

«Классический либерализм» — это термин, используемый для обозначения идеологии, защищающей частную собственность, свободную рыночную экономику, верховенство закона, конституционные гарантии свободы религии и печати, а также международный мир, основанный на свободной торговле.Примерно до 1900 года эта идеология была известна просто как либерализм. Определение «классический» сейчас обычно необходимо, по крайней мере, в англоязычных странах (но не, например, во Франции), потому что либерализм стал ассоциироваться с широкомасштабным вмешательством в частную собственность и рынок со стороны эгалитаристов. цели. Эта версия либерализма — если таковая еще может называться — иногда обозначается как «социальный», (ошибочно) «современный» или «новый» либерализм.Здесь мы будем использовать либерализм для обозначения классического разнообразия.

Хотя его фундаментальные утверждения универсалистичны, либерализм следует понимать, прежде всего, как доктрину и движение, выросшие из особой культуры и особых исторических обстоятельств. Этой культурой — как наиболее ясно осознавал лорд Актон — был Запад, Европа, которая была или была в общении с епископом Рима. Иными словами, его утроба была тем особенным человеческим обществом, которое претерпело «европейское чудо» (у Э.Фраза Л. Джонса). Историческими обстоятельствами было противостояние свободных институтов и ценностей, унаследованных от средневековья, с претензиями на абсолютистское государство 16-17 веков.

Из борьбы голландцев против абсолютизма испанских Габсбургов возникла политика, которая проявляла в основном либеральные черты: верховенство закона, включая особенно твердую приверженность правам собственности; фактическая религиозная терпимость; значительная свобода выражения мнений; и центральное правительство с сильно ограниченными полномочиями.Поразительный успех голландского эксперимента оказал «демонстрационный эффект» на европейскую общественную мысль и, постепенно, на политическую практику. Это было еще более верно в отношении более позднего примера Англии. На протяжении всей истории либерализма теория и социальная реальность взаимодействовали, при этом теория стимулировалась и уточнялась посредством наблюдения за практикой и предпринимались попытки реформировать практику со ссылкой на более точную теорию.

В английской конституционной борьбе 17 века ряд лиц и групп проявили значительные либеральные черты.Одна из них, однако, выделяется как первая узнаваемая либеральная партия в европейской истории: левеллеры. Это движение радикалов среднего класса, возглавляемое Джоном Лилбурном и Ричардом Овертоном, требовало свободы торговли и прекращения государственных монополий, отделения церкви от государства, народного представительства и строгих ограничений даже для парламентской власти. Их упор на собственность, начиная с индивидуальной собственности на себя, и их враждебность к государственной власти показывают, что объединение левеллеров с досоциалистическими диггерами было всего лишь враждебной пропагандой.Несмотря на неудачи в свое время, Левеллеры предоставили прототип радикального либерализма среднего класса, который с тех пор является характерной чертой политики англоязычных народов. Позже в этом столетии Джон Локк сформулировал доктрину естественных прав на жизнь, свободу и имущество, которую он в совокупности назвал «собственностью», в форме, которая будет передана через настоящих вигов 18-го века народам. поколение американской революции.

Америка стала образцовой либеральной нацией, а после Англии — образцом либерализма для всего мира.На протяжении большей части XIX века это было во многих отношениях общество, в котором вряд ли можно было сказать, что существует государство, как с трепетом отмечали европейские наблюдатели. Радикальные либеральные идеи проявляли и применяли такие группы, как джефферсонианцы, джексонианцы, аболиционисты и антиимпериалисты конца XIX века.

Однако вплоть до 20 века наиболее значительная либеральная теория продолжала развиваться в Европе. Особенно богат в этом отношении XVIII век. Знаковыми были работы мыслителей шотландского Просвещения, в частности Дэвида Юма, Адама Смита, Адама Фергюсона и Дугальда Стюарта.Они разработали анализ, который объяснил «происхождение сложных социальных структур без необходимости постулировать существование управляющего интеллекта» (в резюме Рональда Хэмови). Шотландская теория спонтанного порядка явилась решающим вкладом в модель самогенерируемого и саморегулирующегося гражданского общества, которое требовало действий государства только для защиты от насильственного вторжения в сферу защиты прав человека. Как выразился Дугальд Стюард в своей биографической записке Адама Смита (1811 г.): «Мало что нужно для того, чтобы довести государство до высшей степени богатства от низшего варварства, кроме мира, легких налогов и сносного отправления правосудия. ; все остальное вызвано естественным ходом вещей.«Физиократическая формула Laissez-faire, laissez-passer, le monde va de lui-même (« мир идет сам по себе ») предлагает как либеральную программу, так и социальную философию, на которой она основана. Теория спонтанности Порядок был разработан более поздними либеральными мыслителями, особенно Гербертом Спенсером и Карлом Менгером в XIX веке и Ф.А. Хайеком и Майклом Поланьи в XX веке.

Один спор между либералами и Бёркином, а также другими консерваторами, которые во многих отношениях близки к либерализму, связан с этой центральной либеральной концепцией.В то время как либералы обычно ожидают, что рынок в самом широком смысле — сеть добровольных обменов — создаст систему институтов и нравов, способствующих его продолжению, консерваторы настаивают на том, что необходимая основа должна быть обеспечена государством, помимо простой защиты жизни, свободы. , и собственность, в том числе особенно государственная поддержка религии.

С началом индустриализации открылась большая область конфликта между либерализмом и консерватизмом. Консервативные элиты и их представители, особенно в Великобритании, часто использовали обстоятельства раннего индустриализма, чтобы запятнать либеральный щит своих оппонентов из среднего класса и нонконформистов.С исторической точки зрения ясно, что так называемая промышленная революция была способом Европы (и Америки) справиться с трудноуправляемым демографическим взрывом. Некоторые консерваторы продолжали критиковать рыночный порядок, основываясь на его предполагаемом материализме, бездушии и анархии.

В той степени, в которой либералы связывали консерватизм с милитаризмом и империализмом, возник еще один источник конфликта. Хотя часть либерализма виггов не прочь вести войны (помимо самообороны) из-за либеральных целей, и хотя войны за национальное объединение представляли собой серьезное исключение из правил, в целом либерализм был связан с делом мира.Идеальный тип антивоенного и антиимпериалистического либерализма был предложен Манчестерской школой и ее лидерами Ричардом Кобденом и Джоном Брайтом. Кобден, в частности, разработал сложный анализ мотивов и махинаций государств, ведущих к войне. Панацеей, предложенной манчестеритами, была международная свободная торговля. Развивая эти идеи, Фредерик Бастиа предложил особенно чистую форму либеральной доктрины, которая пользовалась определенной популярностью на континенте, а затем и в Соединенных Штатах.

Сторонники либерализма не всегда были последовательны. Так было, когда они обратились к государству за продвижением собственных ценностей. Во Франции, например, либералы использовали финансируемые государством школы и институты для продвижения секуляризма при Директории, и они поддерживали антиклерикальное законодательство во время Третьей республики, в то время как в Германии Бисмарка они возглавили Kulturkampf против католической церкви. Эти усилия, однако, можно рассматривать как предательство либеральных принципов, и на самом деле от них сторонились те, кто признан наиболее последовательными и доктринерскими в своем либерализме.

Основа для возможного примирения либерализма и антистатистского консерватизма возникла после опыта Французской революции и Наполеона. Лучшим ее представителем был Бенджамин Констан, которого можно рассматривать как представителя зрелого либерализма. Столкнувшись с новыми опасностями неограниченной государственной власти, основанной на манипулировании демократическими массами, Констант искал социальные буферы и идеологических союзников, где бы они ни находились. Религиозная вера, местничество и добровольные традиции народа ценились как источники силы против государства.В следующем поколении Алексис де Токвиль развил этот константианский подход, став великим аналитиком и противником растущего вездесущего бюрократического государства.

В англоязычных странах враждебность консерваторов-антистатистов усугубляется чрезмерным упором на роль Бентама и философских радикалов в истории либерализма. J.S. Работа Милля « О свободе » (1859 г.) фактически отклонилась от центральной линии либеральной мысли, противопоставляя личность и его свободу не только государству, но и «обществу».В то время как либерализм раннего Вильгельма фон Гумбольдта и Константа, например, рассматривал добровольные промежуточные тела как естественный результат индивидуального действия и как желанные препятствия на пути к государственному возвышению, Милль стремился лишить человека любой связи со спонтанно возникшими социальными традициями и свободно признанный авторитет — как, например, в его заявлении в On Liberty , что иезуит является «рабом» своего ордена.

Это социалистическое государство, которому классический либерализм наиболее яростно противостоит.Например, австро-американский Людвиг фон Мизес продемонстрировал невозможность рационального централизованного планирования. Работая более пятидесяти лет, Мизес заново сформулировал либеральную социальную философию после ее затмения на несколько десятилетий; он стал признанным выразителем либеральной идеологии ХХ века. Среди многих учеников, на которых Мизес оказал заметное влияние, был Мюррей Н. Ротбард, который соединил австрийскую экономическую теорию с доктриной естественных прав, чтобы создать форму индивидуалистического анархизма или «анархокапитализма».«Расширяя сферу гражданского общества до точки уничтожения государства, точка зрения Ротбарда представляется предельным случаем подлинного либерализма.

Классический либерализм часто противопоставляется новому социальному либерализму , который, как предполагается, развился из классической разновидности около 1900 года. Но социальный либерализм фундаментально отклоняется от своего тезки в его теоретических корнях, поскольку он отрицает способность саморегулирования общество: государство призвано устранять социальный дисбаланс все более разветвленными способами.Мольба о том, что он намеревается сохранить цель индивидуальной свободы, изменяя только средства, вряд ли уместна для классических либералов — столько же можно требовать от большинства разновидностей социализма. Фактически, социальный либерализм едва ли можно отличить теоретически и практически от ревизионистского социализма. Более того, можно утверждать, что эта школа мысли возникла не из классического либерализма на рубеже веков — когда, например, якобы была обнаружена предполагаемая подделка свободы контрактов на рынке труда.Социальный либерализм в полной мере существовал, по крайней мере, со времен Сисмонди, и его элементы (велфаризм) можно найти даже у великих классических либеральных авторов, таких как Кондорсе и Томас Пейн.

С окончанием проекта классического социализма классические либералы и консерваторы-антистатисты могут согласиться с тем, что именно современный социальный либерализм выступает теперь как великий противник гражданского общества. Политическая озабоченность классических либералов по необходимости состоит в том, чтобы противодействовать течению, которое сейчас ведет мир к тому, что Маколей называл «всепожирающим государством» — кошмару, который преследовал Берка не меньше, чем Константа, Токвиля и Герберта Спенсера.По мере того, как старые ссоры становятся все более устаревшими, либералы и консерваторы-антистатисты вполне могут обнаружить, что у них больше общего, чем когда-либо понимали их предки.

[Эта статья впервые появилась в American Conservatism: An Encyclopedia , под редакцией Брюса Фронена, Джереми Бира и Джеффри О. Нельсона (Уилмингтон, Делавэр: ISI Books, 2006), стр. 498-502.]

Дополнительная литература

  • Актон, Джон. «История свободы в античности» и «История свободы в христианстве.»В Избранные сочинения лорда Актона , том 1, Очерки истории свободы, отредактированный Дж. Руфусом Фиерсом. Индианаполис, Индиана: Liberty Press, 1985.

  • Брамстед, Э. К., и К. Дж. Мелхиш. Западный либерализм: история в документах от Локка до Кроче . Лондон: Лонгман, 1978.

  • Хамуи, Рональд. Шотландское Просвещение и теория спонтанного порядка . Карбондейл, Иллинойс: Издательство Южного Иллинойского университета, 1987 г.

  • Покок, Дж. Г. А. «Политическая экономия анализа Бёрка Французской революции». В г. Добродетель, коммерция и история: очерки политической мысли и истории, главным образом в восемнадцатом веке . Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1985.

  • Райко, Ральф. Классический либерализм в двадцатом веке . Фэрфакс, Вирджиния: Институт гуманных исследований, 1989.

  • Стюарт, Дугальд. Биографические воспоминания Адама Смита .1811. Перепечатка, Нью-Йорк: Август М. Келли, 1966.

либерализм | Определение, история и факты

Либерализм , политическая доктрина, которая рассматривает защиту и расширение свободы личности как центральную проблему политики. Либералы обычно считают, что правительство необходимо для защиты людей от причинения вреда другим, но они также признают, что само правительство может представлять угрозу свободе. Как выразился революционный американский памфлетист Томас Пейн в книге Common Sense (1776), правительство в лучшем случае является «неизбежным злом.«Законы, судьи и полиция необходимы для защиты жизни и свободы человека, но их сила принуждения также может быть обращена против него. Таким образом, проблема состоит в том, чтобы разработать систему, которая дает правительству власть, необходимую для защиты свободы личности, но также не позволяет тем, кто управляет, злоупотреблять этой властью.

Джон Локк

Джон Локк, холст, масло Германа Верелста, 1689 г .; в Национальной портретной галерее в Лондоне.

Универсальный архив истории / Universal Images Group / REX / Shutterstock.com

Популярные вопросы

Что такое либерализм?

Либерализм — это политическая и экономическая доктрина, которая подчеркивает индивидуальную автономию, равенство возможностей и защиту индивидуальных прав (прежде всего на жизнь, свободу и собственность), первоначально против государства, а затем и против государства и частных экономических субъектов. в том числе бизнес.

Кто были интеллектуальными основоположниками либерализма?

Интеллектуальными основоположниками либерализма были английский философ Джон Локк (1632–1704), разработавший теорию политической власти, основанную на естественных правах личности и согласии управляемых, а также шотландский экономист и философ Адам Смит (1723–1790 гг.) ), который утверждал, что общества процветают, когда люди свободны преследовать свои интересы в экономической системе, основанной на частной собственности на средства производства и конкурентных рынках, которые не контролируются ни государством, ни частными монополиями.

Как либерализм связан с демократией?

Согласно теории Джона Локка, согласие управляемых обеспечивалось системой правления большинства, в соответствии с которой правительство выполняло выраженную волю электората. Однако в Англии времен Локка и в других демократических обществах на протяжении столетий после этого не каждый человек считался членом электората, который до 20 века в основном ограничивался имущими белыми мужчинами. Нет необходимой связи между либерализмом и какой-либо конкретной формой демократического правления, и действительно, либерализм Локка предполагал конституционную монархию.

Чем классический либерализм отличается от современного либерализма?

Классические либералы (теперь их часто называют либертарианцами) рассматривают государство как главную угрозу индивидуальной свободе и выступают за ограничение его полномочий теми, которые необходимы для защиты основных прав от вмешательства со стороны других. Современные либералы считают, что свободе также могут угрожать частные экономические субъекты, такие как предприятия, которые эксплуатируют рабочих или доминируют над правительствами, и они выступают за действия государства, включая экономическое регулирование и предоставление социальных услуг, для улучшения условий (например,g., крайняя бедность), которые могут препятствовать осуществлению основных прав или подрывать индивидуальную автономию. Многие также признают более широкие права, такие как право на адекватную занятость, здравоохранение и образование.

Чем современный либерализм отличается от консерватизма?

Современные либералы, как правило, готовы экспериментировать с крупномасштабными социальными изменениями, чтобы продвигать свой проект по защите и усилению свободы личности. Консерваторы, как правило, с подозрением относятся к таким идеологически ориентированным программам, настаивая на том, что устойчивые и полезные социальные изменения должны происходить органично, через постепенные изменения общественного отношения, ценностей, обычаев и институтов.

Проблема усугубляется, когда кто-то спрашивает, все ли это правительство может или должно делать от имени свободы личности. Некоторые либералы — так называемые неоклассические либералы или либертарианцы — отвечают, что да. Однако с конца 19 века большинство либералов настаивали на том, что власть правительства может способствовать, а также защищать свободу личности. Согласно современному либерализму, главная задача правительства — устранение препятствий, мешающих людям жить свободно или полностью реализовать свой потенциал.К таким препятствиям относятся бедность, болезни, дискриминация и невежество. Разногласия среди либералов по поводу того, должно ли правительство поощрять индивидуальную свободу, а не просто защищать ее, в некоторой степени отражено в различных преобладающих концепциях либерализма в Соединенных Штатах и ​​Европе с конца 20 века. В Соединенных Штатах либерализм ассоциируется с политикой государства всеобщего благосостояния в рамках программы «Новый курс» демократической администрации президента США. Франклина Д. Рузвельта, тогда как в Европе это чаще ассоциируется с приверженностью ограниченному правительству и экономической политике невмешательства ( см. Ниже Современный либерализм).

В статье рассматриваются политические основы и история либерализма с 17 века до наших дней. Для освещения классического и современного философского либерализма, см. политическая философия. Биографии отдельных философов: см. Джон Локк; Джон Стюарт Милль; Джон Ролз.

Общие характеристики

Либерализм проистекает из двух взаимосвязанных черт западной культуры. Во-первых, озабоченность Запада индивидуальностью по сравнению с акцентом в других цивилизациях на статусе, касте и традициях.На протяжении большей части истории индивид был погружен в свой клан, племя, этническую группу или королевство и подчинялся им. Либерализм — это кульминация развития западного общества, которое привело к осознанию важности человеческой индивидуальности, освобождению индивида от полного подчинения группе и ослаблению жестких ограничений обычаев, закона и власти. В этом отношении либерализм означает освобождение личности. См. Также индивидуализм.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Либерализм также проистекает из практики соперничества в европейской политической и экономической жизни, процесса, в котором институционализированная конкуренция — такая как конкуренция между различными политическими партиями в избирательных состязаниях, между судебным преследованием и защитой в состязательной процедуре или между различными производителями на рынке. экономика ( см. монополия и конкуренция) — порождает динамичный социальный порядок.Однако состязательные системы всегда были ненадежными, и потребовалось много времени, чтобы вера в состязательность возникла из более традиционного взгляда, восходящего, по крайней мере, к Платону, о том, что государство должно быть органической структурой, как улей, в котором разные социальные классы сотрудничают, выполняя различные, но взаимодополняющие роли. Вера в то, что конкуренция является неотъемлемой частью политической системы и что хорошее правительство требует сильной оппозиции, все еще считалась странной в большинстве европейских стран в начале 19 века.

В основе либеральной веры в противоборство лежит убежденность в том, что люди по сути своей являются разумными существами, способными разрешать свои политические споры посредством диалога и компромисса. Этот аспект либерализма стал особенно заметным в проектах 20-го века, направленных на устранение войны и разрешение разногласий между государствами через такие организации, как Лига Наций, Организация Объединенных Наций и Международный Суд (Мировой Суд).

Либерализм имеет тесные, но иногда непростые отношения с демократией.В основе демократической доктрины лежит вера в то, что правительства получают власть в результате всенародных выборов; либерализм, с другой стороны, в первую очередь касается масштабов правительственной деятельности. Либералы часто опасались демократии из-за опасений, что она может породить тиранию со стороны большинства. Поэтому можно резко сказать, что демократия заботится о большинстве, а либерализм — о непопулярных меньшинствах.

Как и другие политические доктрины, либерализм очень чувствителен ко времени и обстоятельствам.Либерализм каждой страны индивидуален и меняется от поколения к поколению. Историческое развитие либерализма на протяжении последних столетий было движением от недоверия к власти государства на том основании, что она имеет тенденцию злоупотреблять, к готовности использовать власть правительства для исправления предполагаемого неравенства в распределении богатства, возникающего в результате экономической конкуренции. — несправедливость, которая якобы лишает некоторых людей равных возможностей жить свободно. Расширение государственной власти и ответственности, к которым стремились либералы в ХХ веке, явно противоречило сокращению власти, за которое либералы выступали столетием ранее.В XIX веке либералы обычно составляли партию бизнеса и предпринимательского среднего класса; на протяжении большей части 20-го века они с большей вероятностью работали над ограничением и регулированием бизнеса, чтобы предоставить больше возможностей для рабочих и потребителей. Однако в каждом случае вдохновение либералов было одинаковым: враждебность к концентрации власти, которая угрожает свободе человека и мешает ему полностью реализовать свой потенциал, наряду с готовностью пересмотреть и реформировать социальные институты в свете новые потребности.Эта готовность сдерживается отвращением к внезапным катастрофическим переменам, что и отличает либерала от радикала. Однако именно это стремление приветствовать и поощрять полезные изменения отличает либерала от консерватора, который считает, что изменение, по крайней мере, с такой же вероятностью приведет к потерям, как и к выгоде.

Истоки классического либерализма

Текстовая версия ADA

Либерализм, или то, что мы теперь можем назвать «классическим либерализмом», чтобы отличить его от сегодняшнего использования этого термина, возник как реакция на распадающийся феодальный порядок в Европе в 17 и 18 веках.Растущий городской бизнес-класс, которого иногда называют буржуазией, стремился к усилению политического влияния, которое соответствовало бы их растущей экономической и социальной мощи. Импульс перемен усилился по мере того, как политические философы, развивающие идеи естественных прав и общественного договора, начали формулировать идеологию, которая отвергала наследственные привилегии и соответствовала политическим устремлениям этих растущих политических акторов. На эти идеи глубоко повлияли два основных движения западной цивилизации. Первым движением была протестантская Реформация и ее представление о том, что человек имеет индивидуальные отношения с божественным.Вторым движением было Просвещение с предположением, что в мире есть естественный порядок, который индивидуальный разум может открыть и понять независимо от веры, рационалистическая философия.

Индивидуализм

Классический либерализм считает, что существуют определенные естественные права, которых ни одно правительство, избранное или иное, не может лишать своих граждан. Это важное различие. Правительства не предоставляют права своим гражданам. Права принадлежат гражданам, потому что они заложены в естественном порядке или даны Всемогущим Богом (выберите ваш выбор).Джон Локк, политический теоретик 18 века, выделил три таких основных права: «жизнь, свободу и собственность». Томас Джефферсон запомнился плагиатом идеи Локка в Декларации независимости, когда он написал, что все люди разделяют определенные неотъемлемые права, среди которых «жизнь, свобода и стремление к счастью».

Учитывая политические и экономические интересы бенефициаров, классический либерализм уделяет очень большое внимание праву личности на собственность. Таким образом, эта идеология является естественным фаворитом сторонников капиталистической экономической системы.В капиталистической экономике принятие экономических решений поручается людям, которые встречаются на свободных рынках. В такой системе люди, а не государство, являются преобладающими владельцами собственности. Это подчеркивает еще один ключевой аспект классического либерализма: его явное подозрение в централизованной политической власти и его искреннюю защиту ограниченного правительства. Вы можете вспомнить еще одну известную фразу, приписываемую плодовитому фразерологу Томасу Джефферсону: «Лучше то правительство, которое меньше всего управляет».

Правительство с ограниченной ответственностью

Этот акцент на ограниченном правительстве примечателен тремя особенностями.Во-первых, классический либерализм враждебен государственному вмешательству на рынок. Это была реакция против репрессивной средневековой гильдейской системы ремесел и жесткой государственной политики меркантилизма, типичной для которой был министр экономики Франции Кольбер. Адам Смит, шотландский политический экономист, использовал метафору невидимой руки, чтобы описать, как индивидуальный эгоизм в нерегулируемой экономике на самом деле способствует общественному благу. Говоря проще, большое правительство вредно для бизнеса и процветания.Во-вторых, классическая либеральная традиция делает упор на разделение церкви и государства (хотя не всегда стена разделения одобряется некоторыми современными исследователями конституции). Возникающие бизнес-элиты, принявшие классический либерализм, часто были протестантами и жертвами преследований или дискриминации со стороны католических, англиканских или других государственных церквей. Государственный контроль над религиозной практикой вреден для бизнеса и, что более важно, это вопрос, который лучше оставить на усмотрение отдельной совести. Они увидели доказательство этих моментов в апокалиптическом кровопролитии Тридцатилетней войны Европы, войны, развязанной во имя религии.

В-третьих, в то время как классическая либеральная традиция прославляет гражданское общество (объединения людей и институтов, не контролируемых государством) и благотворительность бедным, она отвергает утверждение о том, что государство несет ответственность за благосостояние менее удачливых слоев общества, будь то бедные или бедные. больной. В этом заметная разница между классическим либерализмом и социализмом. Он склонен рассматривать судьбу человека как результат его или ее индивидуальных решений, хороших или плохих.Он относительно оптимистичен в отношении способности человека к самотрансформации и подчеркивает индивидуальную ответственность. Он скептически относится к теориям, подчеркивающим экологический детерминизм (идею о том, что люди сильно ограничены социальными условиями, в которых они родились). Клише-максима о том, что кто-то должен «подтянуться за шнурки», является отражением либерального идеала. Таким образом, что касается кардинального значения равенства, оно включает равенство возможностей, но отвергает равенство результатов.Классический либерализм противен государству всеобщего благосостояния.

В заключение, классический либерализм — это политическая идеология, основанная на понятии индивидуализма и ограниченного правительства с большой долей прав собственности на стороне. Он требует формального политического и юридического равенства, но не требует и даже не ожидает социального и экономического равенства.

Почему возвращается «классический либерал»

Дерек Робертсон — стажер журнала POLITICO.

«Я действительно называю себя классическим либералом больше, чем консерватором».

Подобные протесты стали обычным явлением в последнее время из определенных секторов самопровозглашенной, свободно мыслящей «интеллектуальной темной паутины», свободной конфедерации абсолютистов свободы слова, в которую входят такие фигуры, как писатель-атеист Сэм Харрис и приятель Питера Тиля Эрика. Вайнштейн. «Классический либеральный» ярлык до сих пор в основном принадлежал либертарианцам и консерваторам из тех, кто никогда не был Трампом, таких как Билл Кристол и большая часть сотрудников National Review , которые стремятся закрепиться в традиция, которая связывает отцов-основателей с иконой консервативной философии Эдмундом Бёрком.Однако его недавний всплеск популярности произошел из-за двойного явления — усиливающегося желания этих консерваторов дистанцироваться от республиканской партии, которую Трамп считает, и открытия этого термина этой новой кликой голосов, выступающих против ПК, которые противопоставляют себя предположительно нелиберальный кампус ушел.

Этикетка имеет своего рода плесневой интеллектуальный авторитет для обывателя — «классика» прямо в названии — и в партизанском стиле эпохи Трампа это привлекательная веревочная лестница, сброшенная с вертолета командой порошкообразных — виги с париками, которые предлагают уйти от нескончаемой битвы между Трампом и # Сопротивление.Этот побег по очевидным причинам был привлекателен для спикера этой цитаты в феврале прошлого года — не политического историка или воина YouTube, а самого спикера Палаты представителей Пола Райана.

Как мог якобы стойкий защитник консерватизма Рейгана, человек, которого когда-то критиковал Стив Бэннон как «рожденный в чашке Петри в Heritage Foundation», полностью отказаться от ярлыка? Для тех, кто не погружен в шаткий лексикон интеллектуального права, это могло показаться в лучшем случае противоречием, в худшем — ересью.Разве «либералы» не водят гибридные автомобили, не слушают Эда Ширана и не едят органическую рукколу и тофу местного производства?

Традиция использования термина «классический либерал» в консервативных кругах восходит к молодости движения (и во многом благодаря ей). Консерватизм движения, который до сих пор лежит в основе Республиканской партии эпохи Трампа, зародился примерно в последние 70 лет, в то время как традиция либерализма в понимании большей части мира за пределами Америки и в том, что касается этих консерваторов, — ничем не сдерживаемая. свободный рынок, верховенство закона, гражданские свободы (часто с оговорками) — определяется работой 17 тяжеловесов -го -го и 18 -го -го века, таких как Томас Гоббс и Адам Смит.

Вполне естественно, что консерваторы будут использовать такой термин в большем количестве, учитывая экзистенциальный кризис, с которым в настоящее время сталкивается их движение. В годы правления Буша это был клубный символ истинно верующего человека, но с (по крайней мере, риторическим) отступлением Трампа от традиционного консерватизма это был пароль для полноценной спящей ячейки внутри Республиканской партии. Сочетание его вдохновленного Трампом возрождения в консервативных кругах и его открытия недовольными абсолютистами свободы слова привело к всплеску популярности классического либерализма, который использовался для описания все более и более разрозненных убеждений.Но, несмотря на кажущуюся гибкость, этот термин уходит корнями в реальную, обширную, часто противоречивую интеллектуальную историю — такую, которая позволяет ему подчиняться воле своего носителя так же легко, как и сопротивляться авторитетным притязаниям какой-либо одной партии или кадра.

***

Адам Смит опубликовал «Богатство народов» в 1776 году, знаменательном во многих отношениях, чем очевидном. Книга Шотландца, которая легла в основу капиталистической системы свободного рынка в том смысле, в котором мы ее понимаем сегодня, также наиболее широко использовала на тот момент недавно придуманный модификатор «либерал».«Либеральная» политика, согласно концепции Смита и его современников, проистекает из концепции «свободы» эпохи Просвещения: «Каждый человек, пока он не нарушает законы справедливости, имеет полную свободу действовать по своему усмотрению. интересует по-своему », как он писал в« Богатстве народов ».

Идея прижилась. Однако споры о том, кому будет предоставлена ​​эта свобода или ей отказано и при каких обстоятельствах, в момент зарождения этой идеи были не менее острыми, чем сегодня.Джон Локк, чья жизнь охватывала гражданскую войну в Англии и последовавшую за ней паранойю по поводу папистского заговора, расширил свою концепцию религиозной свободы незадолго до католической церкви. Джон Стюарт Милль, еще одна фигура, возвышающаяся над либеральными традициями, считал, что «варвары» на другом конце колониальной винтовки 19 -го -го века неспособны участвовать в речи или политической деятельности наравне со своими императорами. Историческая традиция либерализма отмечена ожесточенными, иногда кровавыми дебатами по серьезным вопросам, с которыми сталкивались его знаменосцы, будь то религиозная терпимость, рабство и колониализм или существование профсоюзов.

Для интеллектуалов даркнета, которые обеспечивают большую часть энергии, стоящей за нынешним возрождением этой концепции, такие цивилизационные аргументы были просто ударом скорости на пути к чистой идеологии индивидуализма и неограниченной свободы слова с упором на последнее. Ведущий интернет-ток-шоу Дэйв Рубин, продающий футболки с надписью «классический либерал», монолог высказался в пользу «истинной терпимости к мнениям и мыслям… отношения« живи и дай жить другим »». Он продолжает выступать против предполагаемого нелиберализма современных левых, объединяющей нити среди тех, кто недавно идентифицировал себя как классические либералы, от Джордана Петерсона до Бари Вайсса, обозревателя New York Times , который представил концепцию «Интеллектуальной тьмы». Сеть »скептически настроенной публике.Их аргумент состоит в том, что противодействие речи, которое в прошлые десятилетия столкнулось бы с меньшим общественным сопротивлением — например, выступление против обоснованности трансгендерной идентичности или наличия врожденных интеллектуальных различий между этническими расами — равносильно цензуре.

Они принимают этот ярлык, как своего рода «ловушку» для своих критиков, символическое доказательство того, что они истинные защитники интеллектуальной свободы. Это также служит полезным отличием от популярной концепции консерватизма — будучи во многих отношениях правыми, эти новички в большой палатке классического либерализма чувствуют себя неуютно с движением, которое якобы включает в себя Майка Пенсеса и Майка Хакаби.

«[Эти люди] культурно либеральны в том смысле, что они происходят из того мира, из этой традиции, и все же … они стремятся к интеллектуальной честности в тех местах, где они сталкиваются с гильдией академического либерализма и политической корректности, и они близко чувствуют укол нелиберализма », — сказал консервативный писатель Джона Голдберг в интервью журналу POLITICO Magazine. «Эта страна была основана в результате классической либеральной буржуазной революции, и [традиция] дает вам готовую интеллектуальную историю, на которую вы можете подписаться, без необходимости подписываться на политически или репутационно разрушительные части консерватизма в республиканском стиле. .”

« Классический либерал» тогда будет достаточно там, где «консерватор» несет слишком много багажа. В случае с Вайсом, Петерсоном и др. Его полезность заключается в том, чтобы позиционировать их как защитников свободы слова от нелиберальных сил по всему спектру обоснованности — от преданных не-платформеров до простого издевательства в социальных сетях. Предыдущее использование этого термина касалось гораздо менее острых тем, в частности грохота недовольства бывшим президентом Джорджем У.Денежная яма Буша, связанная с выплатой пособий и военным вмешательством. Ричард Эпштейн из Института Гувера в 2005 году сказал New York Times, что «наш президент — самый непоследовательный классический либерал, чтобы проявить милосердие … он ужасен в торговле и очень расточителен, и не совсем откровенен в отношении ужасной ситуации, в которой находится Социальное обеспечение».

Итак: классический либерал может или должен быть расточительным, ястребиным в системе социальной защиты и готовым до смерти защищать право высказывать непопулярное мнение, согласны они с ним или нет.Для тех, кто пережил так называемый «либертарианский момент», когда дерзкие и бескомпромиссные сторонники свободы, такие как сенатор от Кентукки Рэнд Пол и член палаты представителей Мичигана Джастин Амаш, должны были привести Республиканскую партию в новую эру значимости, это могло все начинает казаться немного знакомым. Куда идут либертарианцы и что отличает их от их интеллектуальных близнецов в классическом либерализме? Зачем переходить к новому, более двусмысленному лейблу и оставлять на столе другой со своей собственной готовой политической инфраструктурой?

Дэниел Кляйн, экономист из Университета Джорджа Мейсона, предположил, что «либертарианский момент», возможно, сказался на бренде движения.«[Термин« либертарианец »] имеет некоторый багаж догматизма, тогда как« либеральное »выражение — нет», — сказал Кляйн в интервью. «Я не за то, чтобы отбрасывать слово« либертарианец », но классический либерализм подобен либертарианству с нюансами».

«Рон Пол получил большое возрождение в эпоху Буша, затем Рэнд ухватился за это и избавился от всех неприятных вещей, и принял более современную вещь… пытаясь привлечь больше незанятых людей», — повторил Голдберг. «Либертарианские фанаты Рона Пола были чем-то вроде братьев Берни.”

Сторонники классического либерализма, такие как Кляйн и Голдберг, которые имеют глубокие корни в консервативном движении, приветствуют своих новых соседей в бригаде за свободу слова, но с определенной осторожностью. Том Палмер из Atlas Network, сети ориентированных на рынок аналитических центров, приветствовал новый интерес, но предостерег от целеустремленности в деле.

«Некоторые, кого раздражают речевые коды в университетских городках, могут подумать, что правильный ответ — это не просто критиковать их, но и нарушать их», — написал Палмер в электронном письме.«Смысл свободы, однако, не в том, чтобы оскорбить чувства большинства, а в том, чтобы защитить право людей жить так, как они хотят, при условии, что они не нарушают равные права других. Классические либералы верят в свободу для всех, а не только для себя ».

***

А как же остальные либералы? Вы знаете, либералов, либералов? Те, что были поджарены Филом Оксом, над которыми насмехалась Энн Коултер, и над которыми насмехались «Симпсоны»? Неудивительно, что консерваторам становится удобнее исследовать эту конкретную часть своего интеллектуального наследия, а левые начали уклоняться.Либеральная идентичность, как в настоящее время воспринимается большинством американцев, укрепилась в середине -х годов -го века, описывая коалицию рабочих, меньшинств и интеллигенции, которые исторически составляли основу современной Демократической партии. Однако в последнее время этот термин потерял свою остроту, поскольку левые стремятся дистанцироваться от вялой антиполитики Третьего пути, принимая более онтологически прозрачную «прогрессивную» мантию.

В анналах политической истории это упоминается как «социальная либеральная» традиция в отличие от классического либерализма.Чтобы быть немного упрощенным, в первом случае права являются «позитивными» (распространяются на других посредством действий, например, право на медицинское страхование, расширенное такими программами, как Medicaid и Medicare), а во втором права являются «негативными» (на основании бездействия дихотомия определяет американскую политику на протяжении веков и тем, от веры Джефферсона в моральное превосходство замкнутой деревенской жизни до создания Линдоном Джонсоном целых федеральных ведомств для лучшей организации Великого общества.Нетрудно увидеть, как использование одного и того же термина для описания столь разрозненных традиций привело к сегодняшнему скоплению идентичностей — особенно в кратере сегодняшнего политического ландшафта с его следом взрыва размером с Трампа. Так где же новички за столом вписываются в интеллектуальную традицию, предшествующую самой нации?

«Я надеюсь, что … если люди захотят называть себя классическими либералами и на самом деле присоединятся к настоящим классическим либеральным идеологическим взглядам, я надеюсь, что они выиграют борьбу, как это сделали неоконсерваторы, и вернут Республиканскую партию к ее современной традиции. ограниченное правительство, свободный рынок, свобода слова », — сказал Голдберг.«Если бы мне пришлось выбрать команду, я бы выбрал ее».

В эпоху, когда те, кто все еще верен старомодному консерватизму движения в стиле Голдуотера, были отодвинуты на второй план из-за каннибализации их партии Трампом, эта команда может когда-нибудь стать их единственным выходом. Путь вперед можно указать на примере их идеологического святого покровителя Уильяма Ф. Бакли — «фьюжионизм» Бакли 1950-х годов, союз экономических либертарианцев с социальными консерваторами и воинами культуры того времени позволил нишевому интеллектуальному движению развернуться. к выдвижению в президенты от республиканцев менее чем за десять лет.

Партизанские остатки консервативного движения в Республиканской партии и культурные воины так называемого «интеллектуального даркнета» представляют собой своего рода аналог, пусть и несовершенный, альянса баклеевцев середины века. До сих пор критика последних по поводу того, что они использовали ярлык «классический либерал», исходила в основном от левых критиков, а не от тех, кто склонялся к этому в политической темноте между этими периодическими световыми моментами. В конечном итоге интеллектуальное наследие, восходящее к временам монархов, по своей природе противостоит любым притязаниям на власть со стороны той или иной отколовшейся группы, но в этом праве может быть достаточно гибким и всеобъемлющим, чтобы создать новые странные союзы, необходимые в эпоху Трампа. .

Эта статья помечена под:

Что такое классический либерализм? | Узнайте Liberty

Этот фрагмент был адаптирован из стенограммы видеоролика Learn Liberty «Что такое классический либерализм?»
Если вы спросите большинство людей, что такое классический либерализм, они ответят, что это, по сути, экономика свободного рынка: низкие налоги, laissez справедливости и сокращения государственного вмешательства в экономику.
Но это довольно бедное и узкое представление о том, что такое классический либерализм.На самом деле это всеобъемлющая философия, способ размышления о человеческом обществе, человеческой жизни и мире. Таким образом, он внес значительный вклад во все различные академические дисциплины за последние 250 лет или около того.
Я объясню, что это такое.

Ключевые идеи классического либерализма

Ключевые, базовые идеи классического либерализма были впервые разработаны в конце 18 -го -го и начале 19-го -го века, когда они не были разделены на отдельные дисциплины.Был ли Адам Смит экономистом или философом? Социолог или психолог? В каком-то смысле он был ими всеми. И это было верно в отношении других ученых, которые были в то время.
Сегодня, конечно, разные дисциплины стали очень разными и очень разными. В некотором смысле в этом есть выгода, потому что это означает, что вы получаете более глубокое изучение и знание определенного предмета. С другой стороны, есть и потери, потому что это означает, что связи между различными дисциплинами не так очевидны или очевидны для большинства людей.И это особенно верно здесь, потому что это означает, что то, как ключевые классические либеральные идеи проявляются в различных дисциплинах, часто не оценивается. Итак, каковы основные основные идеи?

  1. Что цель жизни в этом мире — счастье, человеческое процветание и благополучие. Вы можете сказать: ну, это и ежу понятно. Но на самом деле исторически было много людей, которые думали, что целью человеческой жизни должно быть что-то другое, например, завоевание славы для следующего мира, служение своему правителю, поиск славы или целый ряд других вещей.
  1. Этот личный выбор и, следовательно, личная свобода имеют решающее значение для объяснения как развития общества, так и достижения личного счастья и процветания.
  1. Торговля, богатство и торговля хороши, а войны и конфликты — плохи. Опять же, вы можете подумать, что это что-то очевидное и тривиальное, но многие люди исторически не думали об этом. Существует давняя традиция, согласно которой война раскрывает в людях лучшие качества и что богатство на самом деле вредно для вас.И эта идея у нас все еще есть.
  1. Индивидуализм: люди разные, отдельные и самоуправляющиеся.
  1. Спонтанный порядок: тот порядок и структура, которые мы видим в обществе, не является продуктом сознательного замысла, а просто происходит, когда у вас есть правильные институты и правила.
  1. Что со временем положение в обществе может стать лучше. Опять же, вы можете подумать, что это очевидно, но такой оптимистический взгляд на мир — идея о том, что улучшения и возможны, и желательны — возник относительно недавно.
  1. Разум, а не традиция или авторитет — это способ понять мир и разобраться в нем. Другими словами, если вы действительно хотите понять природу мира — то, как работает человеческое общество, — способ сделать это — не полагаться на священный текст или просто верить в то, что нам говорят авторитеты, а через разум, эмпирическое исследование , и учеба.

Как классический либерализм проявляется в основных академических дисциплинах

История

В 2016 году у нас была 50--я годовщина события, которое для классических либералов является одним из важнейших событий 20--го века: отплытие первого контейнеровоза из Элизабет, штат Нью-Джерси, в Северную Каролину. .
Это единственное событие снизило стоимость доставки товаров по всему миру в 30 раз. Внезапно перемещение товаров по планете стало стоить 1/30 того, что стоило раньше. Это привело к огромному росту мировой торговли. Это связывало мир воедино гораздо теснее, чем когда-либо. Результатом стал огромный рост благосостояния, процветания и взаимосвязанности людей во всем мире. Это оказало гораздо большее влияние на мир, в котором мы живем, чем любое количество законов, политики и действий правительства.
Классический либерализм рассматривает историю, которая концентрируется на состояниях свободы, эволюции свободы, способах, которыми свобода росла или уменьшалась в определенные времена и в определенных местах, видах вещей, которые необходимы для ее существования, видах о вещах, которые ему враждебны, и о тех, которые стремятся его разрушить.
Это также взгляд на историю, в котором действительно важными людьми являются не генералы, политики, короли, папы, правители или люди, осуществляющие политическую власть, а обычные люди, люди, живущие вместе посредством мирного обмена. и создавать хорошее в жизни: богатство, материальные блага, которые нам нужны, интеллектуальные дискуссии и культурные продукты, которые делают жизнь более богатой и полноценной.Особенно важны изобретатели и предприниматели.
Таким образом, это также взгляд на историю, который подчеркивает перемены, как к лучшему, так и к плохому. Другими словами, он подчеркивает то, как современный мир является чем-то новым, чем-то беспрецедентным и, вообще говоря, чем-то намного лучшим, чем все, что было раньше. Одно из ключевых либеральных взглядов на историю заключается в том, что современный мир — лучший мир, в котором когда-либо были рождены. Если бы вы, например, родились в какой-либо предыдущий раз, то у вас был бы один шанс из четырех раньше умереть. твой первый день рождения.Почти наверняка вы переживете смерть близкого родственника к 20 годам.
Диапазон возможностей, доступных вам, также был бы чрезвычайно ограничен по сравнению с теми, которые сейчас открыты для них даже у самых низших людей в обществе. . Другими словами, нам невероятно повезло. И это в конечном итоге связано с тем, что наше общество во многих важных отношениях было более свободным, чем общества в предыдущие времена.

Экономика

Экономика во многих отношениях была первой дисциплиной, в которой были применены эти ключевые классические либеральные идеи.В некотором смысле он по-прежнему является центральным из-за важности физического благополучия, комфорта и богатства для процветания и жизни человека. Но экономика — это гораздо более обширная дисциплина, чем это принято считать. И это особенно верно, когда вы применяете классические либеральные принципы прогресса, индивидуальности и важности человеческого процветания и человеческого счастья.
Один из проектов экономики как дисциплины состоит в том, чтобы обнаружить, как организовать дела общества так, чтобы каждый человек имел максимальный потенциал для реализации своих собственных целей и максимального повышения своего благосостояния.Другими словами, принцип экономики с классической либеральной точки зрения состоит в том, чтобы понять, как общества могут быть организованы таким образом, что если вы выберете любого человека в этом обществе наугад, его шансы на достижение своих жизненных целей будут выше, чем они могли бы быть в противном случае. .
Это не то же самое, например, равенство или любое другое социальное благо, которое многие люди ценят. Все дело в том, что люди максимизируют свои собственные жизненные планы, свое личное процветание и делают открытия, основанные на сделанном ими выборе, что на самом деле максимизирует их собственное счастье.Это, несомненно, цель, поднимающая этический уровень. Одно из ключевых классических либеральных взглядов на экономику состоит в том, что экономика, по сути, касается деятельности, целей и поведения, которые этически добродетельны.
По мнению многих противников классического либерализма, экономика целиком и полностью сводится к грязному стяжанию денег и низменному материализму. Возражение состоит в том, что речь идет о деньгах, о материализме, но это хорошо. Например, есть понимание того, что успешная и функционирующая экономика — это та, которая имеет максимальную степень свободного обмена между автономными индивидами.Это означает обмены, благодаря которым два человека стали лучше, чем раньше. Несомненно, это что-то добродетельное, что-то хорошее. Это не то, что вам следует рассматривать как бесчестное с моральной точки зрения.
Когда экономика первоначально развивалась в конце 18, -х, и 19, -х, веках, это была реакция на враждебность к торговле, коммерции и роскоши. Этот образ мышления все еще с нами. У нас есть люди, которые думают, что у нас должны быть всевозможные налоги на поведение, продукты и вещи, которые люди потребляют, на том основании, что они вредны для нас.
Есть кто-то там, кто-то из элиты, кто знает, что для вас лучше, чем вы сами. И такого рода идеи — это возврат к идеям, которые подвергались критике со стороны ранних классических либеральных экономистов. Но когда вы применяете классический либеральный образ мышления, вы понимаете, что целью политики должно быть максимальное использование возможностей для любого случайно выбранного человека. Вы, конечно, не собираетесь поддерживать политику, которая предполагает отбор больших объемов ресурсов у обычных людей и передачу их особо привилегированным группам, таким как некомпетентные менеджеры крупных автомобильных компаний, например, или люди в секторе финансовых услуг. которые совершили серьезные ошибки и бегут к своим друзьям в правительстве, чтобы выручить их.
Последнее ключевое классическое либеральное понимание экономики состоит в том, что во многих случаях мы сталкиваемся с альтернативами индивидуального выбора и коллективного выбора. Вы хотите, чтобы выбор, который вы делаете в отношении того, как распоряжаться своими ресурсами, принимался вами сам, или вы хотите, чтобы этот выбор был сделан от вашего имени в рамках коллективного политического процесса и, в конечном итоге, политическим классом? Я думаю, что это выбор, который стоял перед нами с точки зрения экономики на протяжении последних 200 лет.

Психология

Классический либерализм дает нам особый взгляд на человеческий разум и личность.Ключевой идеей здесь является идея автономного и выбирающего человека.
Классический либерализм продвигает идею о том, что люди в фундаментальном смысле не контролируются другими безличными силами или структурами. То, что они есть, какие они есть, является продуктом сделанного ими выбора, хорошего или плохого. Ваше «я», ваша личность — это своего рода проект, которым вы занимаетесь всю свою жизнь. Вы, в самом прямом смысле, создаете себя. Очевидно, что внешние факторы влияют на вас, но именно то, как вы реагируете на эти вещи, ваш выбор, действительно формирует то, какой вы человек, какие у вас качества ума и характера.
Это контрастирует с целым рядом других способов мышления о психологии, которые подчеркивают степень, в которой вы не являетесь выбирающим существом, степень, в которой ваша личность и образ мышления являются продуктами сил, над которыми вы не властны. Так, например, для Фрейда существует целый ряд структур человеческого разума, которые вы действительно не можете контролировать. Фактически, вы должны подавлять их, потому что это единственный способ жить в человеческом обществе, а это значит, что вы все время будете несчастны.Это идея о том, что ваша психология, по сути, является продуктом социальных обстоятельств, что ваш тип человека и тип вашего ума будут определяться вашим социальным происхождением и физическим окружением.
Другой способ мышления о психологии, противоположный классическому либерализму, состоит в том, что психологию можно свести к генетике. Все сводится к образу жизни наших палеолитических предков и генетическому унаследованию от них. И это объясняет целый ряд компульсивных форм поведения.Видимо, поэтому многие люди, например, не могут перестать есть много сахара. Причина в том, что ими движет какая-то генетическая предопределенность.
Напротив, классическая либеральная психология фокусируется на самоопределении, автономии и, следовательно, личной ответственности. И мы можем привлекать людей к ответственности за их действия, как хорошие, так и плохие.
История психологии имеет богатую классическую либеральную историю. В 20, и годах Маслоу и Ролло Мэй внесли свой вклад в классическую либеральную традицию своим гуманистическим подходом к человеческой психике.В рамках классической либеральной психологии также существует давняя критика принудительных аспектов современной психиатрии. Работа Томаса Саса, например, подвергает критике способ использования концепции психического заболевания для оправдания сложных и жестких ограничений личной свободы.

Социология

Сегодня мы склонны думать о социологии как о типичной социалистической или социал-демократической дисциплине. Его считают чем-то изначально движущим таким образом из-за его интереса к коллективному обществу в целом.Конечно, это так, что есть несколько профессоров и студентов социологии, которые придерживаются классических либеральных взглядов по сравнению с некоторыми другими дисциплинами. Но на самом деле многие из основных фигур в развитии социологии были великими классическими либеральными мыслителями.
Например, Герберт Спенсер, очень важная фигура в развитии социологии как дисциплины, также является одним из великих классических либеральных мыслителей. Уильям Грэм Самнер, человек, который изобрел понятие народного уклада, когда он был профессором социологии в Йельском университете, был ярым сторонником laissez faire и ярым противником империализма.
Классический либеральный подход к социологии рассматривает человеческое общество, которое подчеркивает человеческую свободу действий, то, как вещи происходят в мире из-за решений, принимаемых отдельными людьми, а не какой-то автономной и разреженной структурой.
Но, возможно, ключевой вывод из классического либерализма, применимый к социологии, — это принцип спонтанного порядка — как социальные процессы, социальное развитие и социальные изменения возникают не в результате замысла, цели или использования власти, а в результате процесса, который один человек действительно понимает, намеревается или проектирует.
Такое понимание позволяет нам понять целый ряд социальных явлений, которые иначе чрезвычайно трудно объяснить. В Соединенных Штатах, например, с начала 1960-х до начала 1990-х годов наблюдается долгосрочное неизбежное увеличение уровня преступности на душу населения. С начала 90-х годов наблюдается очень резкий спад, который продолжается до сих пор. Сейчас есть много людей, которые утверждают, что это связано с некоторыми изменениями в государственной политике или некоторыми действиями, предпринятыми правительствами или полицейскими управлениями.Такие люди, как Руди Джулиани, пытались взять на себя ответственность за снижение преступности. Но когда вы смотрите на это с классической либеральной точки зрения, вы понимаете, что это не так. Рост преступности до 1992 года и спад с тех пор происходили независимо от государственной политики. Вывод, к которому вы должны прийти, состоит в том, что вы имеете дело со спонтанным социальным процессом, чем-то довольно загадочным, в котором государственная политика на самом деле играла очень небольшую роль.
Еще одно важное открытие классической либеральной социологии — это постоянное противоречие в человеческом обществе между властью и добровольными социальными отношениями.Это позволяет вам понять весь спектр человеческих институтов и крупномасштабные модели человеческого социального взаимодействия как результат неустойчивого баланса между этими двумя вещами. Это также дает вам отличное представление о том, как развивались такие институты, как семья, брак и детство.

Политическая теория

В политической теории есть много важных фигур, которые обычно рассматриваются как часть генеалогии или истории жизни классического либерализма.В 17, -м, -м веке у вас есть Джон Локк. В 18 у вас есть Адам Смит, Монтескье и Джереми Бентам. В XIX веке были такие люди, как Джон Стюарт Милль, а в XX веке — Фридрих Хайек.
Есть несколько ключевых классических либеральных взглядов, общих для всех этих мыслителей. Во-первых, цель политики — благополучие человека. Цель политических договоренностей, цель форм правления, цель политики как процесса — максимизировать благосостояние людей и минимизировать то, что вредит благополучию людей.Это минимизация конфликтов, насилия и раздоров как средство урегулирования разногласий или достижения статуса или богатства.
Второе важное открытие — это идея индивидуализма, согласно которой человеческое общество черпает свои силы и функции из индивидуального выбора и индивидуального действия. Теперь, когда это применимо к правительству, ключевой либеральной идеей является то, что правительства по сути осуществляют только делегированные полномочия. Они лишь осуществляют власть, временно переданную им людьми, из которых состоит общество.Правители, президенты и короли не обладают какой-либо собственной властью, не говоря уже о власти, полученной от Бога или чего-то подобного. У них есть только власть, данная им людьми, над которыми они имеют власть. И, конечно же, из этого следует, что это можно отозвать в любой момент.
По этой причине третье важное открытие состоит в том, что роль власти в обществе должна быть очень строго ограничена и охраняться. Классические либеральные мыслители всегда осознавали огромную опасность политической власти для людей и обществ.
Классическим примером этого является понимание политолога Р. Дж. Раммеля о том, что в течение 20 -го -го века у вас было в два раза больше шансов быть убитым вашим собственным правительством, чем кем-то еще. Когда вы складываете всех людей, погибших в войнах, а затем складываете всех людей, убитых их собственным правительством, то во второй категории их более чем вдвое больше. Так, например, если вы были русским, у вас в два раза больше шансов быть убитым Сталиным, чем Гитлером и его агентами.И такой принцип показывает, насколько опасна политическая власть.
Я надеялся, что вы поняли из этого, что независимо от интеллектуальной дисциплины, фундаментальные идеи классического либерализма, способ мышления о человеческой жизни, человеческом обществе и мире, который они воплощают, приведут вас к подходу к этой теме в своеобразный способ, который объяснит, что такое свобода и почему свобода имеет значение.

Что такое классический либерализм? | Узнайте Liberty

Что такое классический либерализм?
Если вы спросите большинство людей, что такое классический либерализм, они ответят, что это, по сути, экономика свободного рынка.Все дело в низких налогах, невмешательстве, сокращении государственного вмешательства в экономику. Но на самом деле это довольно бедное и узкое представление о том, что такое классический либерализм. На самом деле это всеобъемлющая философия, образ мышления о человеческом обществе, человеческой жизни и мире, который имеет значение для всех основных академических дисциплин. И как таковая, она внесла большой вклад во все различные дисциплины за последние 250 лет или около того. И я собираюсь объяснить, что это такое.
Итак, основные основные идеи, основные идеи были впервые разработаны в конце 18-го и начале 19-го -х годов века. В то время они не были разделены на отдельные дисциплины. Был ли Адам Смит экономистом, философом, социологом или психологом? В каком-то смысле он был ими всеми. И это было верно для других людей, которые были в то время.
Сегодня, конечно, разные дисциплины стали очень разными и очень разными, как мы увидим.В некотором смысле в этом есть выгода, потому что это означает, что вы получите более глубокое изучение и знание определенного предмета. С другой стороны, есть и потери, потому что это означает, что связи между различными дисциплинами не так очевидны или очевидны для большинства людей. И это особенно верно здесь, потому что это означает, что то, как ключевые классические либеральные идеи проявляются в различных дисциплинах, часто не оценивается. Итак, каковы основные основные идеи?
Во-первых, цель жизни в этом мире — счастье, человеческое процветание и благополучие.Вы можете сказать: ну, это и ежу понятно. Но на самом деле исторически было много людей, которые думали, что целью человеческой жизни должно быть нечто иное, например, завоевание славы для следующего мира, или служение своему правителю, или славе, или целый ряд других вещей.
Вторая основная идея заключается в том, что личный выбор и, следовательно, личная свобода имеют решающее значение для объяснения как развития общества, так и достижения личного счастья и процветания. Без этих вещей у вас не может быть их; это вторая ключевая идея.
В-третьих, коммерция, богатство и торговля — это хорошо, а войны и конфликты — плохо. Опять же, вы можете подумать, что это что-то очевидное и тривиальное, но опять же многие люди исторически этого не думали. Существует давняя традиция, согласно которой война раскрывает в людях лучшие качества и что богатство на самом деле вредно для вас. И эта идея у нас все еще есть.
Есть идея индивидуума, идея, что люди — это разные отдельные личности, и что каждая из них в некотором смысле уникальна, а также самоуправляема.Идея спонтанного порядка была впервые обнаружена, возможно, у Смита, а затем развита многими другими учеными. Идея о том, что большая часть порядка и структуры, которые мы видим в обществе, не является продуктом сознательного замысла, воли или планов, это просто происходит, когда у вас есть правильные институты и правила. Идея улучшения или прогресса, идея о том, что ситуация может улучшиться либо в положительном смысле, когда больше хорошего, либо в отрицательном, но все же важном смысле — меньше плохого.Опять же, вы можете подумать, что это очевидно, но такой оптимистический взгляд на мир, идея о том, что улучшения и возможны, и желательны, возникли сравнительно недавно, и это ключевая либеральная идея.
Наконец, есть идея, что разум, а не традиция или авторитет — это способ понять мир и разобраться в нем. Другими словами, если вы действительно хотите знать, что происходит, чтобы понять, какова природа мира, как работает человеческое общество, способ сделать это — не полагаться на священный текст, не просто веря в то, что мы есть. сообщается властями, но на основании разума, эмпирических исследований и исследований.
Итак, одна из наших тем — история. Основные идеи классического либерализма обязательно означают как интерес к истории, так и особый образ мышления о прошлом, который ставит особые вопросы. В 2016 году мы будем отмечать 50--ю годовщину события, которое для классических либералов является одним из важнейших событий 20--го -го века: отплытие первого контейнеровоза с острова Элизабет, Нью-Йорк. Джерси в Северную Каролину. Почему это важно? Что ж, для классического либерала, как мы увидим, это чрезвычайно важное событие, и оно, я думаю, показывает, каковы важнейшие классические либеральные взгляды в этой области.В классическом либерализме у вас есть взгляд на историю, который концентрируется на судьбах свободы и диапазоне реальных свобод. Поскольку классические либералы думают, что свобода является наиболее важным аспектом человеческой жизни и необходимым для человеческого процветания, тогда, когда вы смотрите в прошлое, вам следует проследить эволюцию свободы, то, как свобода росла или уменьшалась. в определенное время и в определенных местах, виды вещей, которые необходимы для его существования, виды вещей, которые ему враждебны, которые имеют тенденцию разрушать его.
Это также взгляд на историю, в котором, как я сказал минуту назад, действительно важными людьми являются не генералы, политики, короли, папы, правители, люди, обладающие политической властью и осуществляющие ее, а обычные люди. , создатели богатства, люди, которые живут вместе посредством мирного обмена и которые создают хорошие вещи в жизни, богатство, материальные блага, которые нам требуются, а также интеллектуальные дискуссии, культурные продукты, которые делают жизнь более богатой и полноценной.И особенно важны изобретатели и предприниматели. Я только что упомянул событие 1956 года, когда отплыл первый контейнеровоз. Почему это было так важно? Потому что это снизило стоимость доставки товаров по всему миру в 30 раз. Внезапно стало стоить 1/30 того, что было раньше, чтобы перемещать товары по планете. Это привело к огромному увеличению мировой торговли. Это связывало мир воедино гораздо теснее, чем когда-либо прежде. Результатом стал огромный рост благосостояния и процветания людей, а также взаимозависимости людей во всем мире.Это оказало гораздо большее влияние на мир, в котором мы живем, чем любое количество законов, политики и действий правительства.
И, следовательно, это также взгляд на историю, который подчеркивает изменения, как к лучшему, так и к плохому. Другими словами, он подчеркивает, что мир, в котором мы живем сегодня, является чем-то новым, чем-то беспрецедентным и, вообще говоря, чем-то намного лучшим, чем все, что было раньше. Одно из ключевых либеральных взглядов на историю — осознание того, что современный мир — лучший мир, в котором когда-либо родились.Если бы вы, например, родились в другой раз, то у вас был бы один шанс из четырех умереть до вашего первого дня рождения. Было бы почти наверняка, что к тому времени, когда вам исполнится 20 лет, вы переживете смерть близкого родственника, родителя или брата или сестры. Диапазон возможностей, доступных вам, был бы чрезвычайно ограничен по сравнению с теми, которые теперь открыты для них даже у людей с самым низким рейтингом в обществе. Другими словами, нам невероятно повезло. А почему это так? Это прозрение; в конечном итоге это связано с тем, что наше общество во многих важных отношениях более свободно, чем общества в предыдущие времена и в истории.
А как насчет экономики? Экономика во многих отношениях является первой дисциплиной, в которой применяются эти классические либеральные идеи. В некотором смысле он все еще остается центральным из-за важности физического благополучия, комфорта и богатства для человеческого процветания и человеческой жизни. Однако не только. Также важно понимать, что экономика — это гораздо более обширная дисциплина, чем это принято считать. И это особенно верно, когда вы применяете классические либеральные принципы прогресса, индивидуальности и важности человеческого процветания и человеческого счастья.
Экономическая наука смотрела на это с этой точки зрения, так это о том, как организовать дела в обществе так, чтобы каждый человек имел максимальный потенциал для реализации своих собственных целей и максимального увеличения собственного благосостояния. Другими словами, принцип экономики, с классической либеральной точки зрения, состоит в том, чтобы понять, как общества могут быть организованы таким образом, что если вы выберете любого человека в этом обществе наугад, его шансы на достижение своих жизненных целей будут выше, чем они могли бы иначе быть. И это не то же самое, что, например, равенство или какие-либо другие социальные блага, которые ценят многие другие люди.По сути, все дело в том, чтобы люди максимизировали свою собственную жизнь, планируют свое собственное процветание и узнают также через процесс открытий, основываясь на сделанном ими выборе, кем они хотят быть, чем они хотят заниматься, что для них лучше всего, что на самом деле принесет им максимальное счастье. На самом деле это, несомненно, цель, поднимающая этический уровень. Одно из ключевых классических либеральных взглядов на экономику состоит в том, что экономика на самом деле занимается этически добродетельными действиями, целями и способами поведения.
По мнению многих оппонентов, экономика целиком и полностью сводится к отвратительному стяжанию денег, то есть исключительно к низменному и грубому материализму. Возражаюсь, что речь идет о деньгах, о материализме, но это хорошо. Например, есть понимание того, что успешная и функционирующая экономика — это та, которая имеет максимальную степень свободного обмена между автономными индивидами. Это означает обмены, благодаря которым два человека стали лучше, чем раньше. Несомненно, это что-то добродетельное, что-то хорошее.Это не то, о чем вы должны сожалеть или относиться к нему как к бесчестной с моральной точки зрения.
Итак, когда первоначально экономика развивалась в конце 18, , и 19, , веках, это была реакция на враждебность к торговле, коммерции и роскоши, как это называлось в то время, изобилие, как мы сейчас сказали бы. Этот образ мышления все еще с нами. Теперь у нас есть люди, которые думают, что каким-то образом у нас должны быть всевозможные налоги на поведение, продукты и вещи, которые люди потребляют, на том основании, что они, по мнению некоторых людей, вредны для нас.По-видимому, вы должны платить огромные налоги за фастфуд, потому что это плохо для вас, независимо от того, какое удовольствие это может вам доставить.
Есть кто-то там, кто-то из элиты, кто-то вроде Кэсс Санстейн, который знает, что для вас лучше, чем вы сами. И такая идея на самом деле является возвратом к идеям, которые подвергались критике со стороны ранних классических либеральных экономистов. Это также означает враждебность к использованию государственной власти в интересах особых или привилегированных групп.Поэтому, когда вы применяете классический либеральный образ мышления, когда вы понимаете, что целью политики должно быть максимальное увеличение возможностей для любого случайно выбранного человека, вы, конечно, не собираетесь поддерживать политику, которая включает в себя извлечение большого количества ресурсов из обычных источников. людей и раздавая их особо привилегированным группам, таким как некомпетентные менеджеры крупных автомобильных компаний, например, или люди в секторе финансовых услуг, которые совершили серьезные ошибки и внезапно бросились к своим друзьям в правительстве, чтобы попытаться выручить их.
Наконец, последнее ключевое классическое либеральное понимание экономики — это идея о том, что во многих случаях в жизни мы сталкиваемся с альтернативами индивидуального или коллективного выбора. Вы хотите, чтобы выбор, который вы принимали в отношении того, как распоряжаться своими ресурсами, принимался вами самостоятельно, посредством всевозможных рыночных и нерыночных решений, или вы хотите, чтобы этот выбор принимался коллективно от вашего имени в рамках коллективного политического процесса и, в конечном итоге, политическим классом? И это, я думаю, выбор, который стоял перед нами с точки зрения экономики на протяжении последних 200 лет.
Психология, возможно, не покажется вам областью, в которой применимы классические либеральные взгляды, но на самом деле это действительно так. В последнее время известная кинозвезда и телезвезда много появляется на YouTube и в средствах массовой информации, создавая то, что можно назвать продуктами, которые, мягко говоря, интересны. Вы все, конечно, знаете, о ком я говорю: о мистере Шине. И это поднимает всевозможные интересные вопросы о том, что происходит в его голове. Теперь вы можете подумать, какое отношение это имеет к классическому либерализму? Что ж, в каком-то смысле это так, потому что классический либерализм дает нам отличительный способ мышления о человеческом разуме, человеческой личности, психологии, другими словами, что приводит нас к мнению мистера Либерала.Я бы предположил, что выходки Шина в особом свете. Ключевой идеей здесь является идея автономного и выбирающего человека. Другими словами, ключевое понимание психологии, которое исходит из этих основных классических либеральных принципов, — это идея о том, что человеческие существа в некотором конечном конечном смысле автономны.
Они в определенном очень фундаментальном смысле не контролируются другими безличными силами или структурами. То, что они есть, какие они есть, является продуктом сделанного ими выбора, хорошего или плохого.Таким образом, в некотором смысле вы, ваша личность — это своего рода проект, которым вы занимаетесь всю свою жизнь. Вы, в самом прямом смысле, создаете себя. Очевидно, что на вас влияют и другие вещи, но именно то, как вы на это реагируете, то, что вы делаете, выбор, который вы делаете — согласно этому образу мышления — действительно формирует тот тип человека, которым вы являетесь, какие качества у вас есть в уме и характере.
Это, очевидно, контрастирует с целым рядом других способов мышления о психологии, которые вместо этого подразумевают степень, в которой вы не являетесь выбирающим существом, степень, в которой ваша личность, ваш тип мышления является продуктом. сил, над которыми вы не властны.Так, например, для Фрейда существует целый ряд структур человеческого разума, которые вы действительно не можете контролировать. Фактически, вы должны подавлять их, потому что это единственный способ жить в человеческом обществе, а это значит, что вы все время будете несчастны. Как вы понимаете, он был очень веселым парнем.
Все это идея о том, что ваша психология — это, по сути, продукт социальных обстоятельств, что тип человека, которым вы являетесь, тип вашего ума, будет определяться вашим социальным происхождением, физической средой, в которой вы живете, и другие подобные вещи.Или, опять же, в настоящее время это очень модная идея, что многое из этого является генетическим. Все сводится к образу жизни наших палеолитических предков и генетической наследственности, которую мы все получаем от них. И есть много вещей, которые, следовательно, означают, что вы просто ничего не можете с собой поделать. Видимо, поэтому многие люди не могут перестать есть много сахара. Причина в том, что ими движет какая-то генетическая предопределенность.
Таким образом, в классической либеральной психологии, напротив, делается акцент на самоопределении и автономии и, следовательно, в конечном счете, на личной ответственности, что, как мне кажется, заставляет нас сказать в случае с хорошо известным актером, о котором я упоминал ранее. , мы оба были бы довольно осуждающими, однако мы могли бы найти то, что он продюсировал, забавным и смешным одновременно.
В истории психологии есть целый ряд классических либеральных взглядов, если хотите, и школ. Некоторые из этих вариантов оказались, скажем так, неправильными. В 19 веке был большой классический либеральный интерес к псевдонауке френологии, которая заключается в идее о том, что разные части мозга соответствуют разным человеческим способностям и способностям. И поэтому, чтобы узнать, на что похожа чья-то психология, нужно было искать шишки на голове, которые указывали на то, что эта часть мозга хорошо развита.И вы все еще можете пойти в старомодные магазины и увидеть эти маленькие фарфоровые головы с небольшими шишками по бокам; это был явно не путь.
С другой стороны, в 20, -м, -м веке у нас есть гуманистическая психология людей, таких как Маслоу, Ролло Мэй и другие, которая в значительной степени сознательно является частью классического либерального подхода к человеческому разуму и психика человека. Конечно, в классической либеральной психологии также существует давняя традиция критики принудительных аспектов современной психиатрии, в частности, в работе таких людей, как Томас Сас, который нападает на то, как психическое здоровье и концепция психического заболевания использовался для оправдания сложных и жестких ограничений личной свободы целого ряда видов.
Еще одна дисциплина, которая часто не ассоциируется с классическим либерализмом, — это социология. Сегодня мы склонны думать, что социология — это квинтэссенция социалистической или социал-демократической дисциплины. Его считают чем-то изначально движущим таким образом из-за его интереса и озабоченности коллективным обществом в целом. Конечно, это так, что, например, среди социологов крупных университетов или среди профессоров социологии число тех, кто исповедует или придерживается классических либеральных идей, очень, очень мало по сравнению с некоторыми другими дисциплинами.Но на самом деле, я бы сказал, что это исторически обусловлено. Многие из основных фигур в развитии социологии на самом деле были великими классическими либеральными мыслителями. Так, например, Герберт Спенсер, очень важная фигура в развитии социологии как дисциплины, также является одним из великих классических либеральных мыслителей в ряде дисциплин, но особенно в этой. Уильям Грэм Самнер, человек, который изобрел концепцию народного уклада, когда он был профессором социологии в Йельском университете, также был, конечно, еще одним ярым сторонником laissez faire и классических либеральных принципов, а также большим противником империализма. Спенсер, еще одно замечание.
Кроме того, между прочим, я должен также отметить, что исторически было много великих социологов, которые были консерваторами. На самом деле, если мы подумаем о таких фигурах, как Эмиль Дюркгейм, Фрэнсис ле Плей или Талкотт Парсонс, вы можете привести веские аргументы в пользу того, чтобы сказать, что социология исторически связана с консервативным взглядом на общество и человеческую природу. И снова то, что у вас есть в классическом либеральном подходе к социологии, — это взгляд на человеческое общество, которое подчеркивает человеческую свободу действий, то, как события в мире происходят из-за решений, принимаемых отдельными людьми, а не какой-то якобы автономной и редкой состав.
Во-вторых, во многих отношениях, ключевой вывод из классического либерализма, принципа спонтанного порядка, способ, которым способ понимания социальных процессов, социального развития, социальных изменений заключается в сосредоточении внимания не на дизайне или цели, а не на либо использование силы, а скорее по спонтанному порядку, способ, которым вещи меняются довольно резко и внезапно из-за процесса, который никто на самом деле не понимает, не намеревается или не разрабатывает.
И такое понимание позволяет нам понять целый ряд социальных явлений, которые иначе чрезвычайно трудно объяснить.Например, возьмите преступное поведение и уровень преступности в обществе в любой момент времени. Это область, в которой вы действительно получаете значительные изменения в шаблонах с течением времени. В Соединенных Штатах, например, примерно с начала 1960-х до начала 1990-х годов наблюдается долгосрочное неизбежное увеличение уровня преступности на душу населения. С начала 90-х годов наблюдается очень резкий спад, который продолжается до сих пор. Сейчас есть много людей, которые утверждают, что это связано с некоторыми изменениями в государственной политике или некоторыми действиями, предпринятыми правительствами или полицейскими управлениями, и тому подобное.И самые разные люди, такие как Руди Джулиани, пытаются претендовать на престиж и уважение к снижению преступности, в его случае, в Нью-Йорке. Фактически, если вы посмотрите на это с классической либеральной точки зрения, если вы классический либеральный криминолог, то есть вы поймете, что это не так, потому что рост до 1992 года примерно, а с тех пор спад происходил независимо от того, что государственная политика была. Итак, вам необходимо прийти к выводу, что вы имеете дело со спонтанным социальным процессом, чем-то еще, довольно загадочным, в котором государственная политика на самом деле играла очень небольшую роль.
Еще одно важное открытие классической либеральной социологии — это постоянное противоречие в человеческом обществе между властью и добровольными социальными отношениями. Другими словами, между социальными отношениями, социальными порядками и структурами, которые в конечном итоге основаны на нисходящей власти, на том, что одна сторона имеет способность в конечном итоге принуждать другую сторону, чтобы они могли сказать им, что делать, и они должны это сделать. и, с другой стороны, отношения, основанные на свободном обмене, добровольном соглашении и добровольном частном сотрудничестве.Это, например, основная черта в работе недавнего классического либерального социолога Станислава Андрески, и он принимает старую идею Герберта Спенсера о военной организации общества, общества, основанного на власти и иерархии, по сравнению с промышленной организацией. общества, общества, основанного на добровольном сотрудничестве и обмене. Это позволяет вам понять весь спектр человеческих институтов и крупномасштабные модели человеческого социального взаимодействия как результат неустойчивого баланса между этими двумя вещами.Это также дает вам отличное представление о том, как развивались или работали такие институты, как, например, семья, а также другие виды институтов, связанных с этим, такие как брак и детство.
Политическая теория — это другая дисциплина, наряду с экономикой, которая больше всего ассоциируется с классическим либерализмом. Если вы подумаете об истории физической философии, есть целый ряд важных фигур, которые обычно рассматриваются как часть своего рода генеалогии или истории жизни классического либерализма, например, когда Джон Локк, за которым последовал другие люди в 18, -м, -м веках, такие как Адам Смит, может быть, Монтескье, Джереми Бентам, а затем в 19-м веке, такие люди, как Джон Стюарт Милль, затем в 20-м веке, Фридрих Хайек в его более поздней карьере, ряд других людей. другие важные мыслители такого рода.И, конечно же, это область, где, можно сказать, классическая либеральная традиция все еще жива и процветает.
Итак, каковы же основные классические либеральные взгляды или аргументы в этой области? По сути, это аргумент в пользу взгляда на политику, который имеет следующие важные особенности: во-первых, цель политики — человеческое благополучие. Целью политических договоренностей, целью форм правления, целью политики как процесса является максимальное повышение благосостояния людей и минимизация того, что наносит вред человеческому благополучию, прежде всего, сведение к минимуму конфликтов различного рода, насилия, раздоров и конфликтов. прибегают к насилию как способу урегулирования разногласий или достижения статуса или богатства.
Вы можете сказать, но ведь все этого хотят, разве не так все думают? Что ж, нет, исторически, в той степени, в которой многие люди думают, что это из-за интеллектуальных побед, достигнутых либералами в прежние времена. Многие люди исторически думали, что цель жизни для человека — служить какому-то коллективному благу или служить Богу, что цель политики — способствовать славе или силе или распространению истинной веры. Целый ряд других целей, подобных этой, которые не имеют ничего общего и могут быть активно враждебны цели человеческого благополучия.И это очень важное и глубокое понимание того, что политика должна быть именно такой.
Второе важное открытие — это идея индивидуализма, идея о том, что человеческое общество черпает свои силы и функции в индивидуальном выборе и индивидуальной деятельности. Теперь, когда это применимо к правительству, ключевой либеральной идеей является то, что правительства по сути осуществляют только делегированные полномочия. Они только осуществляют власть, которая была делегирована или передана им на временной основе отдельными лицами, из которых состоит общество.Итак, правители, президенты, короли и подобные люди не обладают какой-либо собственной властью, не говоря уже о власти, полученной от Бога или чего-то подобного. У них есть только та власть, которую им дают люди, над которыми они имеют власть. И, конечно же, из этого следует, что это можно отозвать в любой момент.
Итак, существует классическая либеральная теория революции, если хотите, восходящая к Локку, но развитая и сформулированная всеми другими мыслителями, о которых я упоминал.И третье важное открытие заключается в том, что поэтому роль власти в обществе и, следовательно, правительства должна быть очень строго ограничена и охраняться. То, что классические либеральные мыслители начиная с 18, и века, осознавали гораздо больше, чем люди других традиций, — это огромные опасности политической власти, степень, в которой политическая власть, хотя и может быть необходима, невероятно велика. опасны и могут нанести огромный вред как людям, так и дальнейшему развитию общества.
Классическим примером этого является идея политолога Р. Дж. Раммеля о том, что в течение 20 -го -го века у вас была в два раза больше шансов быть убитым вашим собственным правительством, чем кем-то еще. Когда вы складываете всех людей, погибших в войнах, а затем складываете всех людей, убитых их собственным правительством, то во второй категории их более чем вдвое больше. Так, например, если вы были русским, у вас в два раза больше шансов быть убитым Сталиным, чем Гитлером и его агентами.И такой принцип показывает, насколько опасна политическая власть.
Конечно, есть много других вещей, о которых спорили классические либералы. Они спорили о том, какое должно быть правительство, какие механизмы должны быть у вас, какие функции политики должны иметь в повседневной жизни. Но я бы сказал, что это ключевые и решающие выводы. И именно они по-прежнему создают чрезвычайно богатую исследовательскую программу, которая в значительной степени является текущим проектом.
Я надеялся, что вы поняли из этого, что на самом деле не имеет значения, о какой интеллектуальной дисциплине вы говорите, фундаментальные идеи классического либерализма, способ мышления о человеческой жизни, человеческом обществе и мире, который они воплощают. , научит вас подходить к этому предмету по-своему, задавать конкретные вопросы, интересоваться конкретными темами и предметами, думать о дисциплине и предмете.Другими словами, особым образом, тот, который объяснит, что такое свобода, почему свобода имеет значение, почему мир, в котором свобода больше, лучше, чем мир, в котором она ограничена. И тем самым, в увеличении нашего понимания этой дисциплины, чтобы повысить вероятность того, что мы будем знать, что делать и чего не делать, чтобы способствовать свободе в мире, в котором мы живем.

.