Что такое рынок в реальности западная экономика производит товары: Вариант ЕГЭ по обществознанию по теме:

Содержание

Вариант ЕГЭ по обществознанию по теме:

А.1 Верны ли следующие суждения о спросе?

А. Спрос — это желание людей покупать товары, чтобы удовлетворить свои потребности.

Б. Спрос — это количество товара, которое покупатель желает приобрести на все имеющиеся у него деньги.

1) верно только А 3) верны оба суждения

2) верно только Б 4) оба суждения неверны

А.2 Социально-экономические преобразования в стране Н. увеличили спрос на переквалификацию и переподготовку специалистов для новых рыночных структур. Это пример функционирования рынка

1) информации 3) товаров

2) труда 4) капитала

А.3 Укажите фактор, который не влияет на спрос потребителя

1) цена на товар 3) издержки производства товара

2) потребительский бюджет 4) мода

А.4 Верны ли следующие суждения о влиянии рыночной конкуренции на деятельность

производителя?

А. Рыночная конкуренция побуждает производителя к повышению производительности труда.

Б. Рыночная конкуренция делает невыгодными для производителя затраты на совершенствование техники.

1) верно только А 3) верны оба суждения

2) верно только Б 4) оба суждения неверны

А.5 Закон спроса утверждает, что

1) величина спроса определяется предложением

2) спрос зависит от предложения

3) величина спроса прямо пропорциональна цене товара

4) чем выше цена товара, тем меньше величина спроса

В1.Вставьте пропущенное слово в таблицу

РЫНОК

Чистой (свободной) конкуренции

Чистой монополии

Монополистической конкуренции

…………………

Ответ______________

В.2 Ниже приведён перечень терминов. Все они, за исключением двух, относятся к понятию «рынок».

1) Спрос; 2) директивное планирование; 3) предложение; 4) равновесная цена; 5) потребитель; 6) дефицит.

Найдите два термина, «выпадающие» из общего ряда, и запишите в таблицу цифры,

под которыми они указаны.

Ответ:

В.3 Установите соответствие между типами экономических систем и их признаками: к

каждой позиции, данной в первом столбце, подберите соответствующую позицию из второго столбца.

ПРИЗНАКИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ ТИПЫ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ

А) цены на товары определяются соотноше- 1)административно-командная

нием спроса и предложения 2) рыночная

Б) основные средства производства принадле —

жат государству

В) экономические пропорции устанавливают-

ся централизованно

Г) развитие производства основывается на

конкуренции производителей

Д) периодически возникает дефицит товаров

Ответ: А Б В Г Д

В.4 Найдите в приведённом ниже списке неценовые факторы спроса. Запишите цифры,

под которыми они указаны.

1) число продавцов на рынке 4) технология производства

2) потребительские предпочтения 5) доход потребителей товаров и услуг

3) число покупателей на рынке 6) цены на ресурсы

Ответ: .

В.5 Прочитайте приведённый ниже текст, каждое положение которого обозначено определённой буквой.

(А) Курс доллара на мировых финансовых рынках за последние шесть месяцев снизился на 10 процентов. (Б) Можно полагать, что данная тенденция сохранится в ближайшие

три месяца. (В) С точки зрения аналитиков финансового рынка, серьёзных оснований для

паники нет, поскольку подобные колебания курса являются нормальным явлением. (Г) В

тот же самый период курс рубля укрепил свои позиции на 5 процентов. (Д) Целями валют

ной политики Российского государства выступают поддержка стабильности национальной валюты — рубля — и достижение и сохранение его конвертируемости.

Определите, какие положения текста имеют

1) фактический характер

2) характер оценочных суждений

3) характер теоретических утверждений

Запишите в таблицу под буквой, обозначающей положение, цифру, выражающую его

характер.

Ответ: А Б В Г Д

В. 6 Прочитайте приведённый ниже текст, в котором пропущен ряд слов. Выберите из

предлагаемого списка слова, которые необходимо вставить на место пропусков.

«Международная торговля выгодна каждой стране, так как благодаря (А)

расширяется выбор товаров и услуг, которые не производятся в стране. Иностранные

фирмы, предлагая товары, аналогичные отечественным, увеличивают тем самым их

(Б), что ведёт к снижению (В) на них. Другая важнейшая форма международных экономических отношений — движение (Г) и зарубежных инвестиций. Для успешного развития международных отношений необходим такой

(Д) экономики, как валютный (Е)».

Слова в списке даны в именительном падеже. Каждое слово (словосочетание) может

быть использовано только один раз. Выбирайте последовательно одно слово за другим,

мысленно заполняя каждый пропуск. Обратите внимание на то, что слов в списке больше, чем вам потребуется для заполнения пропусков.

Список терминов:

1) курс 4) цена 7) фактор

2) импорт 5) условие 8) экспорт

3) предложение 6) капитал 9) спрос

В данной ниже таблице приведены буквы, обозначающие пропущенные слова. Запишите в таблицу под каждой буквой номер выбранного вами слова.

Ответ: А Б В Г Д Е

В.7 На рынке в государстве Н. существует большое количество фирм, занимающихся ремонтом сантехники. Деятельность данных фирм пользуется спросом у жителей. Выбери

те из приведённого ниже списка характеристики данного рынка и запишите цифры, под

которыми они указаны.

1) рынок услуг 4) национальный рынок

2) рынок товаров 5) монополистическая конкуренция

3) совершенная конкуренция 6) нелегальный рынок

Ответ: .

В.8 Найдите понятие, которое является обобщающим для всех остальных понятий представленного ниже ряда, и запишите цифру, под которой оно указано.

1) Валютный рынок; 2) экономическая интеграция; 3) экономический союз; 4) общий рынок; 5) зона свободной торговли.

Ответ: .

Часть 3

«Что такое рынок в реальности? Западная экономика производит товары (вещи и услуги) для продажи за деньги. Совокупность продаж и покупок товаров и образует рынок.

Не существует некий абстрактный рынок вообще. Существуют различные регионы, сфе»

ры, уровни, стадии развития рынка. Существуют и различные категории участников

рынка и различные категории товаров. Одно дело — продажа предметов быта в мелких

магазинах. И другое дело — продажа самолётов, кораблей, домов, земельных участков,

больших партий оружия. Одно дело— мелкие предприниматели. И другое дело — промышленные империи с десятками и сотнями тысяч сотрудников. Рынок — сложнейшая махина, и функционирует она не сама по себе, а как часть экономики общества и общества в целом. Функционирует изо дня в день, из года в год в океане разнообразных и взаимосвязанных отношений людей, событий и информации. В реальной жизни рынка можно заметить самые различные и даже взаимоисключающие явления — свободную конкуренцию и препятствование <…>, определение предложения товаров спросом и определение спроса предложением, снижение и повышение цен, точный расчёт и авантюристический риск, взлёты и банкротства, прибыли и убыток, свободное (стихийное) ценообразование и заранее рассчитанное намерение.

<…>

Государство вмешивается в функционирование рынка в самых различных формах и

по бесчисленным каналам… <…> Рынок постоянно находится под неусыпным оком общества и власти» (Авторская страница Александра Зиновьева. Логическая социология.

Западнизм // Социально-гуманитарные знания. 2003. № 2. С. 211—212.).

С.1 Что, по мнению автора, представляет собой рынок?

С.2 Выпишите из текста различные явления, олицетворяющие реальную жизнь рынка.

С.3 Автор говорит о рынке потребительских товаров и услуг. Используя знания обществоведческого курса, приведите по два примера видов рынка в зависимости от типа конкуренции, от пространственного признака, от действующего законодательства.

С.4 Автор утверждает, что государство вмешивается в функционирование рынка в самых

различных формах и по бесчисленным каналам. Привлекая обществоведческие знания и

факты общественной жизни, укажите любые три основные направления и две группы

методов регулирования государством современной рыночной экономики, проиллюстрировав каждую группу примером.

____________________________________________________________________________

С.5 Назовите любые три фактора, которые влияют на увеличение предложения товаров.

С.6 Назовите три направления воздействия рыночного механизма на экономику и проиллюстрируйте примером каждое из них.

С.7 Крупная компания «Монблан плюс» объявила о повышении тарифов на электроэнергию. Какие три последствия этой меры должен ощутить рынок?

С.8 Вам поручено подготовить развёрнутый ответ по теме «Спрос в экономике». Составьте план, в соответствии с которым вы будете освещать эту тему. План должен содержать не менее трёх пунктов, из которых два или более детализированы в подпунктах.

С.9

Экономика

«Конкурентоспособность рождается не на мировом рынке, а внутри страны» (М. Портер).

Экономика

«Экономическая конкуренция — это не война, а соперничество в интересах друг друга» (Э. Кэннан).

Экономика

«Рынки так же, как парашюты, срабатывают, только если они открыты» (Г. Шмидт).

РЫНОК. На пути к сверхобществу

Проза : Русская классическая проза : РЫНОК : Александр Зиновьев : читать онлайн

РЫНОК

Установился идеологический штамп в изображении рынка, который с незначительными вариациями кочует из книги в книгу. Согласно этому штампу предприниматель на свою личную ответственность принимает решение, какие ценности производить, какие услуги предлагать и как именно все это делать. Он юридически свободен в своей предпринимательской деятельности. Потребитель, в свою очередь, свободен относительно своих доходов и выбора ценностей и услуг, предлагаемых предпринимателем. Предприниматель осуществляет свои планы в рамках свободной конкуренции, договоров, инвестиций и цен в соответствии со своими ожиданиями прибыли. Рынок поставляет предпринимателю информацию о спросе и предложении и координирует их. Производители узнают от потребителей, что им производить и за какие цены продавать. Производители не зависят друг от друга. Они стремятся делать вещи и выполнять услуги как можно лучше и продавать как можно дешевле, дабы привлечь потребителей. По выражению А. Смита, рыночные операции протекают так, как будто ими манипулирует «невидимая рука». Последняя есть сам рыночный механизм, а не государство. Задача государства — обеспечить рынку возможность выполнять его функции, не мешать ему работать, защищать от постороннего вмешательства. Надо различать идеологический образ рыночной экономики и ее реальность. Идеологический образ создается так. Из сложной среды реальной экономической жизни общества абстрагируются ее отдельные черты. Они идеализируются и объединяются в некоторое целое. Затем дело представляется так, будто эти черты исчерпывают всю экономическую систему или, по крайней мере, являются главными в ней. Делается это для одурачивания простаков из незападных стран с целью внушить им, будто достаточно ликвидировать их «отсталую» экономическую систему и ввести на ее место «передовую» рыночную экономику в том виде, как ее изображает идеология и пропаганда, как в стране начнется экономическое процветание. Что такое рынок в реальности? Западная экономика производит товары (вещи и услуги) для продажи за деньги. Совокупность продаж и покупок товаров и образует рынок. Не существует некий абстрактный рынок вообще. Существуют различные регионы, сферы, уровни, стадии развития рынка. Существуют и различные категории участников рынка и различные категории товаров. Одно дело — продажа предметов быта в мелких магазинах. И другое дело — продажа самолетов, кораблей, домов, земельных участков, больших партий оружия. Одно дело — мелкие предприниматели. И другое дело промышленные империи с десятками и сотнями тысяч сотрудников. Рынок сложнейшая махина, и функционирует она не сама по себе, а как часть экономики общества и общества в целом. Функционирует изо дня в день, из года в год в океане разнообразных и взаимосвязанных отношений людей, событий и информации. В реальной жизни рынка можно заметить самые различные и даже взаимоисключающие явления — свободную конкуренцию и препятствование (я употребляю слово «привентация»), определение предложения товаров спросом и определение спроса предложением, снижение и повышение цен, точный расчет и авантюристический риск, взлеты и банкротства, прибыли и убыток, свободное (стихийное) ценообразование и заранее рассчитанное намерение. Реальная рыночная экономика западных стран — это переплетение всевозможных средств организации сложнейшего процесса и всевозможных способов управления им. Только наивные люди могут верить, будто эта важнейшая сфера жизни западного общества пущена на самотек, предоставлена самой себе и какой-то мифической «невидимой руке». Я думаю, что если бы можно было измерить всю ту интеллектуальную, волевую, расчетную, планирующую и командную работу, которая делается в сфере рыночной экономики Запада, и сравнить ее с соответствующей работой коммунистической командно-плановой системы, то мы были бы потрясены убожеством второй в сравнении с первой. Государство вмешивается в функционирование рынка в самых различных формах и по бесчисленным каналам — налоги, полиция, суды, законы, министерства, комиссии, советы, кредиты, субсидии и т. п. И все это воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Достаточно проследить за средствами массовой информации хотя бы одну неделю, чтобы заметить то, что государство, партии, общественные организации и всякого рода комиссии занимаются систематическим вмешательством в работу рынка. Рынок постоянно находится под неусыпным оком общества и власти. И если он время от времени выходит из-под контроля и причиняет неприятности, то причины этого надо искать прежде всего в тех, кто его пытается контролировать.

как Западная Европа стала экономическим лидером мира в XVIII-XIX веках – Экономика – Коммерсантъ

8 сентября в рамках лектория Российской экономической школы (РЭШ) прошла лекция профессора Северо-западного университета Джоэля Мокира. Он рассказал о том, как свободный рынок идей и политическая раздробленность привели Европу к богатству и какой была роль культуры, квалифицированных рабочих и прикладной науки в этом процессе. Модератором выступил профессор РЭШ Андрей Маркевич. Лекция доступна в YouTube-канале “Ъ”.

Подробнее о гостевом цикле лекций РЭШ на “Ъ” — в расписании Лектория.

Стенограмма лекции

В настоящее время мы переживаем протесты против расовой несправедливости и дискриминации. Существует движение «Black Lives Matter», и все ведут дискуссии о расе и различиях. Но почему не наоборот? Почему мы не видели, как африканские и азиатские колониальные империи эксплуатировали европейцев?

За последние 400–500 лет европейцы доминировали, покоряли, порабощали и эксплуатировали большую часть остального человечества различными способами. Остатки этих асимметричных отношений лежат в основе современных расовых отношений. Это происходит не только в США, но и почти повсюду в Западном полушарии. Когда вы смотрите в Бразилии на афробразильцев или афрокарибцев, вы видите это несоответствие между белыми и небелыми. Даже в Европе, где черное рабство никогда не присутствовало в широких масштабах, мы наблюдаем то же самое, например, во Франции и Великобритании, где лица африканского и азиатского происхождения подвергаются дискриминации со стороны белых людей в самых разных ситуациях: от ипотечных банков до полицейской жестокости. Это не расизм, под которым я подразумеваю, что людям не нравятся те, кто выглядит или звучит по-другому. Я говорю о чем-то большем, чем расизм: это расизм, связанный с неравенством или асимметрией. И они связаны с расизмом, как правило, подразумевающим неравенство, но это не одно и то же. Тогда вопрос в том, что является источником этого неравенства?

Очевидного ответа нет; нет ничего, присущего белизне, в европейской неизменной культуре, в христианстве или географии, что бы не объясняло ее в гораздо меньшей степени. Или фальшивых теорий, основанных на генетике, которые я даже не буду удостаивать вниманием. Но Восток не всегда был таким. Если вернуться на 1000 лет назад, то христианская Европа была невежественным, бедным, жестоким захолустьем. Напротив, если вы посмотрите на нехристианский или не белый мир, например, на Ближний Восток, или в Северную Африку, или на империю Сун в Китае, вы увидите сложные маленькие общества, которые добились значительных успехов в медицине, математике, инженерном деле, философии, литературе.

Надо думать об этом как о великом реванше, так как раньше европейцы были позади, а потом каким-то образом умудрились оказаться в выигрышном положении. Я думаю, что это были не биология, не география и даже не какие-то культурные изменения. Это должна быть история. Белые люди, или европейцы, получили какое-то загадочное преимущество над небелыми и позволили этому неравенству появиться. Оно породило ранний колониализм в XVI и XVII веках, вторую волну колониализма в XIX веке, огромный разрыв между доходами белых и небелых народов как внутри, так и между разными экономиками. Есть невероятная ирония в том, что европейцы смогли колонизировать, подчинять, порабощать и эксплуатировать людей по всему миру. Однако потомки этих покоренных и эксплуатируемых людей сегодня богаче, чем их предки, во многом благодаря тому, что сделали европейцы. Это исторический водораздел, который Дейдра Макклоски назвала «Великим обогащением», имея в виду не только разрыв между Западом и Востоком, но и повышение уровня жизни во всем мире.

Мы все еще сталкиваемся с наследием и остатками этой асимметрии. Если вы хотите объяснить происхождение Великого различия одним словом, то моим ответом будет «знание». Европейцы не имели никакого преимущества около 1250 г. н. э., в то время как другие цивилизации были более продвинутыми в науке и технологии, имели лучшую образовательную структуру, более высокую грамотность и больший человеческий капитал. Но к XVIII веку современники поняли, что разрыв есть. Вот знаменитая цитата из книги доктора Самуэля Джонсона. Вымышленный абиссинский принц спросил своего друга-философа Раселаса: «Почему так могущественны европейцы; или почему, раз уж они так легко могут плавать в Азию и Африку для торговли или завоеваний, азиаты и африканцы не могут вторгаться на их побережья, устанавливать колонии в их портах. .. те же самые ветры, которые переносят их обратно, приведут нас к тому же». Ответ был таким: «Они более могущественны, чем мы, сэр, потому что они мудрее; знание всегда будет преобладать над невежеством. Но почему их знания обширнее, чем наши, я не знаю». И это вопрос, который я буду обсуждать.

Знали ли европейцы больше других народов накануне промышленной революции? Важно было не только количество знаний, но и вид возникающих знаний: какие вопросы интересовали интеллектуалов, и какое влияние они оказывают на мир производства и торговли. Ответ на вопрос принца можно резюмировать двумя словами: мировоззрения и компетенции. Это результат изменений, произошедших в Европе за три столетия до того, как доктор Джонсон написал эти слова. Если вернуться к середине XV века, во времена изобретения печатного станка, и довести это до промышленной революции, то у вас есть 300 лет, которые иногда называют ранней современной Европой.

Я хочу определить, что значит для общества знать что-то. Социальное знание — это объединение знаний всех его членов. Таким образом, если хотя бы один человек знает факт, то общество его знает. Другой вопрос: может ли знание быть эффективным и изменить поведение людей? Эффективность знания зависит от нескольких вещей: какая часть людей знает определенную часть знания (плотность), как дорого человеку обходится приобретение знания (доступ), в какой степени люди его знают и верят в него (напряженность).

За три столетия до промышленной революции изменились факторы, влияющие на рост знаний. В течение этих веков европейцы развивали как мировоззрения, так и компетенции, которые побуждали их приобретать знания, дающие им преимущество в определенных возможностях. Это закончилось «господством белых», повлекшим за собой рабство, колониализм и этот огромный экономический разрыв в доходах и уровне жизни между Западом и остальным миром.

Давайте начнем с мировоззрений. Я думаю, что культура имеет значение, потому что мировоззрения — это своего рода сила того, что такое культура. Но это не неизменный и незыблемый фактор, как иногда думали некоторые люди. Между 1450 и 1700 годами культурная среда в Европе изменилась. Я остановлюсь на трех измерениях, которые меня больше всего интересуют. Первое — скептицизм. К 1450 году, в эпоху Возрождения, Европа находилась в процессе открытия науки Древней Греции и Рима заново. Они понимали, что там было много мудрости и многому можно научиться, но они начали понимать, что там было много ошибок. В Средние века, когда эти материалы еще открывались, большинство людей все еще верило, что знания великих греческих и римских философов и врачей по существу были священными. Тогда люди стали сомневаться в этом, и уже к 1500 году отношение постепенно начало меняться на скептическое. 200 лет спустя такие люди, как Коперник, Галилей, Декарт, Ньютон и многие другие, создали новую науку, которая с презрением отвергала классический «канон».

В середине XVI века французский философ Пьер де ла Раме уже писал диссертацию об ошибках Аристотеля, а 550 лет спустя Фрэнсис Бэкон писал: «(греческие ученые), безусловно, похожи на детей: своей готовностью говорить и неспособностью что-либо производить; ибо их мудрость кажется многословной и бесплодной в плане произведений». Уильям Гилберт написал книгу De Magnete, в которой объявил, что не будет тратить время на «цитирование древних и греков», так как они ничего не знают, а мы знаем все лучше. Я бы утверждал, что если вы хотите прогресса в знаниях, то вам нужен скептицизм. Все знания, как новые, так и старые, можно было оспорить. Это был лозунг Королевской академии в Лондоне.

Даже Библия не смогла избежать беспристрастного текстового анализа с помощью, по общему признанию, гетеродоксальных интеллектуалов, таких как Гоббс и Спиноза. Традиционалисты сражались отчаянно, а в конце XVII века и Франция, и Англия стали свидетелями битвы между древними, которые защищали греческое и римское наследие, и современниками, которые отказывались от него. Правда в том, что к 1700 году современники победили. Галилео, а затем Ньютон забили последние гвозди в гроб древней физики. Пострадала не только физика. Например, Уильям Харви показал, что модель человеческого тела Галена — циркуляция крови — была совершенно неправильной, и прославился открытием модели кровообращения. Франческо Реди показал, что аристотелевская вера в самозарождение растений и насекомых была ошибочной. Есть множество других примеров того, как классическая наука доказала свою ошибочность.

Посмотрите на Китай, на мусульманский мир, на Индию, даже на еврейскую цивилизацию в Европе до 1750 года; в основном это очень традиционные общества. У них есть труды предков, которым они поклоняются, и мнение, что люди, которые пришли до нас, были умнее нас. Если вы хотите чему-то научиться, вы должны посмотреть на их труды и попытаться понять, что они имели в виду, и тогда вы будете мудры и сможете найти все ответы в старых книгах. Такова точка зрения, от которой европейцы избавились в этот период. Возможно, они были менее привержены поклонению предкам, потому что жили в маленьких нуклеарных семьях, а не в крупных кланах или расширенных семьях. Возможно также, что одна из причин, по которой европейцы были более скептичны, заключается в полицентричном характере Европы или политической фрагментации. К 1500 году мировые путешествия начали заставлять людей осознать, что мир был не таким, как его описывали греками, и это, конечно, помогло разрушить их веру.

Второе измерение — открытость. Это исторический факт, что европейцы с самых ранних времен или даже в Средние века были готовы учиться у других цивилизаций, которых они недолюбливали, и с готовностью принимали их идеи. А затем они начали путешествовать. После 1500 года и великих путешествий они научились делать индийские пуговицы, китайский шелк, фарфор. Они вырастили много новых культур в Западном полушарии. Глупо спорить, что был «обмен, последовавший за открытиями Колумба», потом европейцы без всяких причин грабили золото и серебро, а некоторые люди хотели обратить США в христианство. Но в процессе они также много узнали об этих народах и техниках, и они принесли эти техники с собой в Европу. Это довольно удивительно. Если посмотреть на отношения между просто Европой и исламскими странами, то поразительно, как даже в эпоху высокого Средневековья европейцы перенимают то, чему они учатся у мусульман, например, бумагу, десятичные цифры, которые известны как арабские цифры, ветряные мельницы и т. д. В медицинской школе они преподавали по книгам, написанным мусульманскими врачами; они пили алкоголь, а это арабское слово. Они учили своих детей алгебре. Поражает то, что это очень асимметрично: европейцы были готовы учиться у других цивилизаций гораздо больше, чем другие цивилизации — у них. Это относится к Китаю и Японии после 1600 года; это относится к исламской цивилизации, которая сотни лет даже не хотела перенимать печатный станок. В Европе есть что-то странное: лучший пример, который у нас есть,— хлопок. Европейцы научились этой технологии у неевропейских обществ. Результатом стала промышленная революция, в которой хлопок сыграл такую важную роль. Есть пример, который мне очень нравится: в 1613 году Лейденский университет основал одну из первых в Европе кафедр арабского языка и культуры. Его первый обитатель Томас Эрпениус в своей вступительной лекции сказал: «В арабской культуре тьма мудрости, которой можно учить».

Фрагментация Европы может быть как-то связана с этим. Конкуренция с другими европейцами всегда означала, что вам нужно бежать, чтобы оставаться на месте. Вы просто знаете, что если где-то есть какие-то знания, то вы не хотите, чтобы их получили ваши соседи, а если их не получите вы, то это поставит вас в невыгодное положение. Я думаю, что это по крайней мере одна причина, но могут быть и другие.

Наконец, я хочу поговорить о неофилии. Европейцам нравилось узнавать новое, и они создавали институты, которые награждали интеллектуалов-новаторов: люди придумывали новые идеи, и если они принимались, то создатель пользовался очень высоким статусом. Одним из ярких примеров является великий Исаак Ньютон, который в свое время стал чем-то вроде национального героя. Сотни тысяч людей пришли на его похороны в 1727 году. Это относится и ко многим другим людям, которых вы могли вспомнить, которые почти стали известными и которые часто занимали удобные посты под покровительством. Это подразумевало, что от интеллектуалов ждали пользы, потому что их содержали эти богатые и могущественные люди, короли и императоры. Они предоставляли знания, которые были интересны покровителям: о медицине, навигации, инженерном деле, а также астрологии.

Описанное — это несколько необычный пример преимуществ хорошо функционирующего рынка. Рынок, который я имею в виду, это рынок идей. Рынок, на который вы смотрите в то время и видите конкуренцию. Все конкурировали как со стороны спроса, так и со стороны предложения. Интеллектуалы конкурировали друг с другом за рабочие места покровителей. Но со стороны спроса — университеты и королевские дворы — хотели, чтобы все самые известные и выдающиеся ученые провозглашали их величие, но при этом и оказывали определенные услуги, такие как медицинская помощь и другие. То, что ценилось в этом мире,— репутация ученых среди коллег в академическом мире. Чтобы получить такую репутацию, нужно было быть новатором. В результате между 1500 и 1750 годами было предложено много радикально новых идей. Где-то разработки были сделаны самими европейцами, где-то — переняты у других. Очевидно, что не все эти новые идеи очень хороши. Я бы даже осмелился сказать, что, наверное, большинство из них были плохи. Мы не знаем о многих плохих идеях, но если вы начнете копаться в литературе, вы увидите, сколько было ерунды, и как все эти новые теории были фальшивыми или просто ошибочными. У фальшивых новостей и псевдонауки хотя бы есть что-то общее: их труднее опровергнуть. Были популярны такие вещи, как астрология и нумерология. И вы видите, что в конце концов есть прогресс на пути к идеям, которые по крайней мере работают. Везде, где это возможно, знания, которые работали, приносили пользу, и это, конечно, очень важно. Вот один пример: слева вы видите Эванджелиста Торричелли, ученика Галилея, который первым обнаружил вакуум, и то, что Земля покрыта атмосферой, и что есть атмосферное давление. Поэтому мы видим первый барометр в его руке. Рядом с ним вы видите вакуумный насос Роберта Бойла. Справа от него вы видите первое применение этого. Это первая модель, и мы должны отметить, что он не сработал, но его первый раз решили использовать как двигатель. Справа вы видите самый первый паровой двигатель, который когда-либо был построен,— новый двигатель Ньюкомена (1712). Что же объясняет эту европейскую неофилию?

Во всех обществах есть люди, которые мыслят нестандартно, являются нонконформистами и скептиками, но при этом их стимулы и риски разнятся. Это имеет большее значение в традиционных обществах, где новаторство или иконоборчество несет в себе риск. Люди не вознаграждают ересь, вероотступничество или богохульство. Сегодня мы едва ли используем это слово, если только вы не живете в Пакистане, где до сих пор есть законы о богохульстве. Если посмотреть на раннюю современную Европу, многих из этих новаторов преследовали по закону. Самый известный из казненных — Джордано Бруно, который был сожжен заживо в 1600 году в Риме. Но эта реакционная политика не работала, потому что она требовала координации со стороны субъектов, которые проводят в жизнь консервативную политику. Но из-за полицентричности Европы координация отсутствовала, и люди, которые были умны и были интеллектуальными новаторами, противопоставляли конкурирующие державы друг другу и перемещались между этими политическими силами, и многие из них это делали.

Есть два примера: один из них — монах-еретик Томмазо Кампанелла (1568–1639). Его посадили в тюрьму, где он написал семь книг. Из-за своего доброго нрава он был освобожден, и книги вышли, в том числе та, которая защищала Галилея. Последние годы он провел во Франции, где получал поддержку Людовика XIII. Вот еще один известный человек — Ян Амос Коменский — прогрессивный философ и последователь Фрэнсиса Бэкона. Он был очень свободолюбив и проводил время в Польше, Швеции, Голландии, Англии. Ему даже предложили председательскую должность в Гарварде в 1636 году, которую он мудро отклонил. Он умер в Амстердаме. Люди переезжали, и нельзя было подавить новые идеи в мире вольных интеллектуалов. В результате к концу XVII века, я бы сказал, мы видим нечто вроде интеллектуальной толерантности. Он был очень свободен и провел время в Польше, Швеции, Голландии, Англии. Преследования не уходят совсем, но гонения на этих новаторов постепенно сходят на нет. К середине XVIII века они были уже больше для показухи. Я думаю, что это произошло не потому, что правители стали более терпимыми и просвещенными. Скорее это было бессмысленно — если бы вы преследовали этих людей, они бы просто собрали вещи, пошли бы в другое место и перешли бы к вашим конкурентам; вы не хотели, чтобы это произошло.

Теперь позвольте мне немного поговорить о компетенциях. Вот новый вопрос: когда люди придумывали новые идеи, что-то ограничивало их эффективность. Так у нас появляется много новых идей, но они не всегда могут быть реализованы. Самый известный пример — Леонардо, который нарисовал сотни чертежей с технологическими идеями. Но эти идеи не могли быть коммерчески реализованы или даже масштабированы. Некоторые из них можно было бы построить, но нельзя было масштабировать. Вот два примера, которые были построены, но не масштабированы: это подводная лодка, построенная в 1620 году голландцем Корнелиусом Дреббелем. Она была в Англии, в Темзе. Второй — калькулятор, сконструированный Блезом Паскалем в 1642 году. Оба изобретения вполне прилично работали, но подводные лодки не используются активно в военных действиях еще 250 лет. Механические калькуляторы не используются до позднего XIX века. Ответ, конечно, очень прост: мастерство и материалы. Это форма знаний в первую очередь своего рода задача; это не то, что записано. Это то, что я называю компетенциями. Здесь я хотел бы утверждать, что Европа медленно получает преимущество. Даже если вернуться до 1400 года и сравнить Европу с Китаем или Индией, эти народы все равно обладают превосходными технологическими возможностями в судостроении, навигации, металлургии, гидравлике, инженерных науках. Но европейцы медленно догоняют их. Когда первые иезуиты прибыли в Китай в 1582 году, они указали, что Китай отстает в некоторых технологических областях, но не всех. Многие из навыков, которыми китайцы обладали в более ранние времена, были утрачены. Я думаю, что до сих пор не ясно, что в 1550 или даже в 1600 году у Европы не было преимущества; Азия до сих пор производит чрезвычайно изысканные товары, которые достаточно сильно нужны европейцам, чтобы ради них плавать вокруг Африки. К 1700 году европейские ремесленники быстро совершенствуются. Особенно это касается Британии, что, возможно, не случайно. Там все больше ремесленников, которые делают высококачественные часы, телескопы, микроскопы, насосы и после 1712 года паровые двигатели. Но это также верно и для континента, а не только для Британии. В 1731 году француз Жак де Лукас смастерил игрушечную «утку Вокансона». Она могла есть зерно и испражняться. Она также могла выполнять различные трюки, чтобы аристократы сидели, хлопали в ладоши и поднимали руки. Эти ремесленники становились все лучше в изготовлении точных инструментов и станков. Это, конечно, помогает объяснить время и место промышленной революции. Вот, я думаю, кое-что, что я готов защищать: почему ни одно из изобретений Леонардо никогда не стало реальностью, а изобретения Джеймса Уатта — да? Я написал стихотворение об этом.

Различие одно

Меж Леонардо и Уаттом

У Уатта был Уилкинсон

А у Леонардо — не было

Вот Джон Уилкинсон, он был металлургом. Он был парнем, который понимал ценность идей. Он обладал высокой степенью точности, которая была необходима, если вы собираетесь строить паровой двигатель. Людям это нравилось. Уилкинсон был просто одним из многих, и это сделало промышленную революцию возможной, потому что у них были эти компетенции. Если вы услышите о прогрессе в ремесленном мастерстве, есть статья Моргана Келли и Кормака О`Града, в которой отмечается, что между 1685 и 1810 годами, а также в течение XVIII века реальная цена на часы упала. Улучшение мастерства изготовления часов является результатом обучения на собственном опыте, микроинноваций и разделения труда. Они становились лучше в том, что делали: то же самое относится и к изготовлению оружия. У Хоффмана есть расчеты, в которых он показывает, что общая факторная производительность при изготовлении пистолетов возрастает примерно на 1,1%. Ремесленники становятся все лучше и лучше. Некоторые утверждают, что нам не нужны большие изобретения, нужно только оружие. Наверное, это неправильно. Что нам нужно вместо — глубокая взаимодополняемость между формальным знанием, как в примере о Торричелли ранее, и людьми, которые были мастерами и инженерами, создавшими эти вещи. Именно сотрудничество этих типов знаний делает каждого европейца исключительным. Это то, что я называю верхним хвостом человеческого капитала, о котором люди пишут уже давно. Это говорит о том, что технологическим прогрессом движет элита ремесленников и ученых. Адам Смит, который жил в начале промышленной революции, хотя и не знал этого, выразил это, когда отметил, что «думать или рассуждать — это, как и любая другая работа, конкретное занятие, которым занимаются очень немногие люди, снабжающие общественность всей полнотой мысли и разума, которой обладают огромные массы людей, которые трудятся». Преимущества «размышлений философа… могут, очевидно, дойти до самых подлых из людей, если они приведут к усовершенствованию механических искусств». Речь не только о компетенциях в механике, но и в материалах. Одним из примеров является совершенство так называемого тигельного процесса, который был сделан Бенджамином Хантсманом в Англии в 1740 году. Он произвел сталь, которая значительно превосходила другую и была очень высокого качества, но, к сожалению, была не очень дешевой. Даже Фридрих Энгельс в своем «Состоянии рабочего класса в Англии» (1844) приписывает большую часть промышленной мощи Англии открытию Хантсмана, которое сделало возможным использование высококачественных инструментов и машин. Я думаю, что успех Европы в накоплении этих знаний в значительной степени объясняется тем фундаментальным пониманием, что ремесленники и ученые должны разговаривать друг с другом.

Считалось, что наука и математика служат практическим целям. Сам Исаак Ньютон говорил, что геометрия «была придумана не для голых предположений, а для использования на рабочем месте», а это означало, что ее методы должны быть такими, «любой практик нашел их легко применимыми в своих измерениях». То же самое было верно и в отношении высшей математики, которую он помог изобрести и которая оказалась полезной во многих областях применения, например, в гидравлической инженерии. Феномен, который я описал здесь, это то, что я назвал промышленным просвещением. Многие ученые XVIII века сами глубоко интересовались практическими задачами и не боялись испачкать руки. Никаких «башен из слоновой кости», в которых они сидели и размышляли о природе Вселенной, для них не существовало! Вспомните химика Джозефа Пристли, который открыл кислород в 1774 году. Но он также изобрел газированную воду и ластик для карандашей. Это довольно прозаичные, бытовые изобретения, но сделанные ученым. Есть эта взаимодополняемость между савантами, как французы называли людей, которые знают вещи, и фабрикантами, людьми, которые делали эти вещи. Эти две характеристики давались одним и тем же людям. Одним из примеров этого типичного человека промышленного просветления является Рене Риумур (1683–1757). Он был математиком и всю жизнь был ведущим членом Французской академии наук. Но посмотрите на его труды: он работал над железом и сталью, занимался энтомологией, демонстрировал возможности использования стекловолокна, предлагал бумагу, сделанную из дерева и т. д. В Британии эта связь между наукой и промышленниками была глубоко укоренена в обществе. Современный экономический рост обусловлен таким сочетанием мировоззрений или культуры, и компетенций или навыков. Гений промышленного просвещения и его роль в подъеме Европы — это не просто вера в прогресс, а предположение о том, как его достичь, а затем конкретное решение, которое поможет его осуществить. Это две составляющие: одна, о которой я говорил, навыки и знания, а другая, о которой у меня не будет времени,— это совершенствование институтов, составляющих эту среду. Такими были все крупные изменения в период между 1760 и 1830 годами.

Теперь разберем актуальный вопрос: а как же будущее? Может ли прогресс продолжиться? Где-то говорится, что с тех пор, как наши храмы были разрушены, искусство пророчества было дано дураку, и каждый мой знакомый экономист нарушал эту мудрость. Сейчас я присоединюсь к этой толпе, но я не собираюсь делать никаких новых предсказаний, а просто выскажу два мнения.

Будет ли гарантирован непрерывный прогресс? Мировоззрение, о котором я говорил, скептицизм, открытость, неофилия все еще с нами, и сейчас они сильнее, чем когда-либо. Скептицизм — это хлеб и масло нашей науки. Каждая работа, которую вы когда-либо напишете, пойдет к рецензентам, и они найдут в ней что-то неверное. Даже после вашей публикации люди говорят: «Да, мы в это не верим, давайте проверим это на большем количестве данных». Так работает научный прогресс. С точки зрения нашей способности разрабатывать новые технологии, ответ — да. Нет ничего более ошибочного, чем убеждение моего многоуважаемого коллеги Роберта Гордона и других людей в том, что все плоды были собраны, и все, что можно было придумать, было придумано, вот и все. Но прогресс также зависит от правильной институциональной и политической обстановки. Нет никаких гарантий, что они будут продолжать развиваться, и они могут регрессировать. Эти институциональные особенности важны для продолжения экономического роста: экономическая свобода, верховенство закона, гражданское общество, низкий уровень коррупции, терпимость к инакомыслию, свободная пресса, права человека и др. В экономической истории нет ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что эти концепции будут продолжать развиваться именно так, как развивается знание. Большую опасность я вижу в несбалансированном росте. Я имею в виду постоянное расширение полезных знаний в области биологии, физики, химии, нанотехнологий и т. д. Этот разрыв может создать беспрецедентные опасности для человечества, такие как ядерное оружие или даже хуже. Причина, по которой историки экономики говорят о технологическом прогрессе, но об институциональных изменениях. Прогресс предполагает некую тенденцию, некое продвижение к еще более высоким уровням, в то время как изменения просто могут быть стационарным процессом, в котором нет тенденции. Я думаю, что есть некоторые основания полагать, что так оно и есть. Итак, у нас есть институциональный прогресс по сравнению с технологическим прогрессом. На этом я хочу закончить цитатой из заключительного абзаца книги Зигмунда Фрейда «Будущее иллюзии»: «В то время как человечество достигло постоянного прогресса в своем контроле над природой, и от него ожидают еще большего, невозможно с уверенностью утверждать, что подобный прогресс был достигнут в управлении человеческими делами».

Вопросы и ответы

Каково ваше мнение об альтернативных объяснениях европейского роста, включая географические, биологические и другие факторы? В частности, насколько важен доступ к колониальным ресурсам для развития Европы? Был ли бы такой рост возможен без колоний?

Чтобы ответить на этот вопрос, я хочу вернуться к вопросу, который я поднял в самом начале. У европейцев были колонии, но эти колонии были обусловлены тем, что они уже обладали превосходящими знаниями с самого начала, что и послужило причиной того, что они колонизировали часть Азии, американский континент, а затем и Африку. Я думаю, что колонизация — это следствие, а не причина. Но есть и обратная связь: лучше иметь колонии, чем не иметь их. Но я очень сомневаюсь, что даже без колоний у Европы не было бы подобной истории, потому что ничего из того, о чем я говорил сегодня, сильно не зависело от колоний. То, что они получали из колоний, по крайней мере до 1787 года (начало революции хлопка), были в первую очередь такие предметы, как сахар, специи, фарфор и т. д. Но трудно утверждать, что сахар и другие вещи были необходимы для экономического развития, за исключением, возможно, того, что он заставлял зубы людей гнить быстрее и, возможно, вызывал у них диабет, если они ели слишком много сахара. Кроме того, мне было трудно понять, почему сахар был так важен. Большая часть рабства в Новом Свете была создана поначалу для производства сахара и других вещей, но в основном сахара. Другой товар, который пришел из колоний,— это табак, и это говорит о том, какое большое экономическое воздействие это имело, кроме того, что вызывало у людей рак легких. Правда, как только начинаешь говорить о хлопке, все по-другому: хлопок нигде в Европе не растет, и это очень важная часть промышленной революции. Вот интересный исторический феномен: импорт хлопка из Северной Америки начался именно тогда, когда североамериканские колонии перестали быть колонией и стали независимым государством. Урок из этого заключается в том, что для получения ресурсов не нужно колонизировать неевропейский регион, их можно купить: так и поступала Великобритания и другие страны. Эти вещи в какой-то степени способствовали промышленному росту, но трудно сказать, почему именно это стимулировало бы те вещи, о которых я говорил. Вы смотрите на этих гигантов научной и промышленной революции; вы можете составить их список и спросить себя, сколько из них не сделали бы того, что они делали, если бы не имели колоний. Наверное, можно найти одно или два, но по большому счету, там были инженеры, химики и всевозможные высококвалифицированные или умные люди, которые просто смотрели на рынок вокруг них, пытаясь продать вещи, которые были проще, дешевле, лучше. Я не думаю, что колонии так уж сильно отличались друг от друга. Кеннет Померанц в своей книге «Великая дивергенция» рассказывает об этом призрачном участке земли, который поставляет ресурсы в Европу. Он не играет никакой роли, так как был важен в основном после того, как игра уже закончилась, после 1850 года с расцветом железных кораблей. Внезапно Европа получает доступ к этим фантастическим ресурсам из других мест, но к 1850 году ее превосходство уже было установлено. Поэтому я не из тех, кто ведется на аргумент о том, что колонии были причиной тех явлений, о которых я говорю. Я думаю о них гораздо больше как о последствии, даже если есть некая положительная обратная связь.

Насколько религия, география, право и культура способствуют экономическому развитию?

Я хочу сказать кое-что об институтах — речь пойдет о войне. Я думаю, что люди кое-что упускают: некоторые исследователи склонны ассоциировать институты с политикой, властью, государством. Это целый подраздел литературы о возможностях государства, фискальных возможностях, о том, как правители и различные другие субъекты, которые имели власть, начинали предоставлять общественные блага. На мой взгляд, институт, который, вероятно, играл по крайней мере большую роль, является своего рода транснациональным институтом, о котором я провожу длинную главу в своей книге под названием «Республика писем». Республика писем — виртуальная институция, это сеть интеллектуалов, которая у нас до сих пор есть, но у нее нет ни короля, ни правителя. Это совершенно новая сущность, никем не организованная и никем не спроектированная. Она устанавливает правила для интеллектуальных инноваций, и самое главное, когда вы открываете что-то или имеете новую идею, вы помещаете ее в общественное пользование. Вы не держите это в секрете, как что-то, чему только вы можете научить своих учеников; вы публикуете это. Открытая наука была движущей силой, но она не была законодательно закреплена ни французским королем, ни английским королем, ни немецким императором, ни папой римским. Это новое свойство; оно возникает в позднем Средневековье или в начале Нового времени. Существовали и другие принципы, например, спорность: другие люди могут проверить вас и выяснить, правы ли вы, или нет. Я думаю, что это учреждение гораздо важнее, чем то, что делали Людовик XIV или императора Рудольф. Роль правителей и роль государства в подъеме европейской науки и техники довольно ограничена. В Европе прогресс в области знаний в значительной степени осуществляется частным сектором: это частные лица, интеллигенция и предприниматели, которые в высшей степени конкурентоспособны, пытаясь продать свои идеи своим коллегам. Сами правительства, за некоторыми исключениями, играли довольно скромную роль в продвижении знаний вплоть до XIX века, затем это становится более сложной историей. Это очень отличается от ситуации в Китае, где при династии Сун, в частности, мы видим много изобретений, но они были сделаны бюрократами, людьми на государственной службе. В основном открытия в области распространения знаний лучше осуществлялись правительством. Это неплохая система, она работала некоторое время. На самом деле к 1200 году Китай был далеко впереди Европы, но проблема в том, что если оставить продвижение знаний государственному сектору, если оставить их императору, то в какой-то момент император может решить, что мы больше не заинтересованы, мы хотим мира и стабильности без всего этого нового. Вот что происходит в Китае при династиях Мин и Цин. Это одна из причин, почему Китай не мог идти в ногу с Европой.

В Европе некоторые правительства не любили новых вещей, но если их не любят, то новаторы просто уходят куда-нибудь еще. В Европе есть места, где реакционное правительство критично. Но что будет, если люди просто уйдут куда-то еще, и прогресс будет продолжаться в другом месте? В этом смысле, думаю, роль государства, наверное, довольно скромная, и это действительно имеет большое значение: вы же не хотите, чтобы правительство тоже вмешивалось. Брак между технологией и государством — это как плохой брак: они не могут жить друг с другом, и они не могут жить друг без друга. Я думаю, что институты имеют большое значение, они сделали гораздо больше, чем просто государство, возможности, налоги, общественные блага и т. д. Я думаю, что война была главным стимулятором экономического развития.

Могли бы вы прокомментировать опыт имперской России и Советского Союза? Как они вписываются в приведенные вами аргументы?

Наверное, я один из немногих, кто связан с этим разговором и кто помнит запуск спутника, и каким огромным событием это было. Мы не просто первый раз посылали спутник в космос, это плановая экономика, в которой наука и технологии контролировались правительством, превзошла экономику свободного предпринимательства. Таким был вывод газет и радио в то время — плановая система работает лучше, чем наша. Внутри Соединенных Штатов существует целая группа экономистов, которые считают, что именно так должна быть организована экономика, потому что технологически это более совершенная система. Теоретически, я думаю, что это оправдано, потому что все мы знаем, что у рынка, насыщенного технологиями и наукой, случаются серьезные провалы с точки зрения уместности фиксированных затрат. Это базовая экономика науки и технологий: свободный рынок, который с трудом организуется, и нам действительно нужны планы и правительство, чтобы вмешиваться и делать это за нас. Априори это не то, что может быть решено теорией. Только опыт может научить нас этому. Я думаю, что это не стакан, который пуст или полон, нет никаких сомнений, что с технологической точки зрения советская система была полным провалом. Однако в 1980-х годах стало совершенно ясно, что плановая экономика не так инновационна, как экономика свободного рынка. Я думаю, что к настоящему времени вы найдете очень мало экономистов, которые утверждали бы, что без серьезного государственного вмешательства мы не сможем продолжать инновации. Но я думаю, что, по сути, это то, от чего именно зависят инновации. Что всегда делала Европа? Конкуренция, свободный доступ, терпимость к нонконформизму. Что вы видите в Европе? Вам нужны общества, в которых люди готовы быть нонконформистами или интеллектуальными девиантами — людьми, которые идут против устоявшегося порядка. Дело в том, что если посмотреть на людей, которые являются нонконформистами, которые, возможно, эксцентричны или необычны, то 99 из 100 из них будут сумасшедшими, придумывающими неработающие теории, которые закончат на свалке истории. Но кто-то придумает что-то блестящее, и вы никогда не узнаете кто именно. Вы должны быть терпимы ко всем. В свободной экономике одной из свобод, которая у вас есть,— это свобода быть сумасшедшим, чтобы по крайней мере придумать какую-нибудь безумную идею. Время от времени кто-то с сумасшедшей идеей приходит к гениальному решению, которое изменит мир. Это, я думаю, очень важно. Теперь я скажу кое-что еще, если ты спросишь меня о России. Я использовал пример России как один из ярких примеров того, как хорошо работала европейская система, потому что ты смотришь на историю России до 1917 года и понимаешь одно: то, что почти все их институциональные и технологические усовершенствования являются частью конкурентной государственной системы, которая возникает в Европе. Вплоть до Петра I, который уехал на Запад, в Голландию и Англию учиться, потому что ему пришлось бороться со шведами. И это происходит в России снова и снова. У вас есть консервативные правительства, которые не хотят иметь ничего общего с инновациями, но потом понимают, что отстают. Они проигрывают Крымскую войну, и понимают, что нужно поменять систему. Конкуренция России с европейскими соседями — это очень хороший пример того, как устроена Европа, потому что у Китая нет соседей, которые угрожали бы ему так, как угрожали бы России немцы, или австрийцы, или турки, или шведы. Им не нужно было так сильно беспокоиться о том, чтобы постоянно быть на одном уровне. В этом смысле я думаю, что опыт России — очень хороший пример того, как работает европейская система, и то, что было верно для России, было верно и для всех остальных, потому что у всех были соседи, и они беспокоились о них, поэтому это позволило этой конкурентной системе добиться хороших результатов в очень долгосрочной перспективе, а также нескольких очень плохих результатов, таких как война.

Какие области остались неисследованными в контексте проблемы Великой дивергенции? Где граница?

Это часть моего совместного труда, который до сих пор не опубликован. Мы работаем над короткой книгой, в которой пытаемся рассмотреть различия в социальной организации. Дело в том, что один из принципов, по которому Европа отличается от Китая, и это, возможно, лежит в основе Великой дивергенции, заключается в том, что в Европе в Средние века нуклеарная семья стала фундаментальной ячейкой организации общества. Есть много работ, выпущенных разными людьми, которые рассматривают важность семейной структуры, где семьи живут в небольших ячейках или в расширенных ячейках/частях кланов,— оказывается, что это сильно коррелирует. Мы смотрели на общую нравственность, а не на ограниченную. Общая нравственность — это мир, в котором вы не относитесь к членам своей семьи иначе, чем к другим людям; вы уважаете и подчиняетесь правилам большого общества, потому что чувствуете, что это правильный способ вести себя. В этом большое отличие от государственной системы или конкуренции между нациями, о которых я говорил. Она отличается от колониализма. Она восходит к фундаментальным основам общества и к тому, что они означают для культуры. Это один из рубежей, к которому мы движемся. Другая проблема, к которой мы вернемся,— это важность религии. Я имею в виду не стандартный веберианский спор католиков против протестантов, а скорее то, что религия предписывает по поводу того, насколько вы готовы к инновациям, насколько вы готовы бросить вызов природе, нанести вред окружающей среде. Если вы думаете, что Бог создал эту среду для вас, чтобы вы могли делать все, что хотите, в отличие от религий, которые видят в вас скорее хранителя, который отвечает за поддержание окружающей среды такой, какая она есть. Эти различия важны. Я утверждал, что один из способов, которым религия имела значение в европейском прошлом, это то, что европейские верования антропоцентричны; они ставят человека в центр творения, Бог создал эту вселенную для нас. Если мы пользуемся ею, мы показываем, насколько он велик. Это то, что достойно дальнейшего изучения. Итак, это два рубежа, о которых я сейчас думаю.

обсуждение и комментарии в Тинькофф Пульс

🤔 Продажи инсайдеров: план или побег? 📰 По данным CNBC $CMCSA, в 2021 году руководители компаний и инсайдеры продали акции на рекордные $69 млрд., что на 30% больше, чем в 2020 году, и на 79% выше среднего показателя за 10 лет. Под распродажу попало более 90% топовых компаний США. 📊 Кроме того, эта продажи еще могут увеличиться до конца года, так как декабрь — месяц налоговой оптимизации и ребалансировки. И несмотря на то, что часто инсайдерские продажи рассматриваются аналитиками как предупреждение и негативный фактор, многие компании, продаваемые инсайдерами, в том числе Tesla $TSLA, Amazon $AMZN и Alphabet $GOOGL продолжили расти. 💸 Более трети всех продаж (37%) в 2021году пришлось на 4 компании: Amazon, Meta $FB, Walmart $WMT и Tesla. Однако, если пройтись по компаниям из индекса S&P 500, можно увидеть, что инсайдеры уходят отовсюду — больше 90% директоров сократили позиции в своих корпорациях или продали их полностью, а среди 50 крупнейших компаний США инсайдеры покупали акций больше, чем продавали только в ExxonMobil $XOM, нарастив долю всего на 0,1%.

💰 В то же время, несмотря на значимые снижения долей инсайдеров в компаниях, за полгода только в 2-х организациях из 30 крупнейших чистые продажи превысили $0,5 млрд. — Walmart ($15,4 млрд.) и Tesla ($10,3 млрд.), что ничтожно мало, учитывая сотни миллиардов капитализации каждого из гигантов. 📈 Одна из причин выхода инсайдеров —рассматриваемый в Конгрессе США закон об увеличении налога на прирост капитала, т.е. нереализованный доход с акций, а также новый дополнительный налог в размере 5% на доход свыше $10 млн. и 8% на доход свыше $25 млн. В ряде штатов похожие законы уже приняты и вступят в силу в 2022 году. Ранее налог даже с реализованного дохода от акций в США не взимался, при условии удержания акции более 10 лет, поэтому сейчас руководители компаний и инсайдеры спешат заплатить по старым ставкам, пока такая возможность есть. 🌐 Так, генеральный директор Microsoft $MSFT Сатья Наделла продал почти половину всех своих акций корпорации на $285,4 млн. с целью «личного финансового планирования и диверсификации».

Однако Наделла также может сэкономить на налогах до $20 млн., так как с 2022 года в штате Вашингтон вводится 7%-й налог на рост капитала свыше $250 тыс. 🔋 Кроме того, некоторые директора, например Илон Маск, получают зарплату полностью или частично акциями или за счет прироста уже имеющихся акций, и им просто необходимо продавать их, чтобы жить и платить налоги. 📈 Другим ведущим фактором продаж инсайдеров являются их цены, близкие к историческим максимумам, и в целом высокая текущая оценка рынка. Увеличение объема инсайдерских продаж также наблюдалось в преддверии схлопывания пузыря технологических компаний в начале 2000-х, однако в отрыве от других факторов оно не предзнаменует возможного обвала. И тем не менее является определенной пищей для размышлений. 💼 Обычно акции ведущих компаний на просадках оперативно подбирают в долгосрок институциональные инвесторы: фонды, банки, страховые компании. Если взглянуть на динамику позиций институциональных инвесторов, можно заметить, что этот раз не стал исключением — за те же полгода они в основном нарастили позиции в крупнейших компаниях либо оставили их без изменений.

Особенно активно институционалы увеличивали доли в больше всего снизившиеся Tesla (+4,6%) и Walmart (+1,2%), а так же NVIDIA $NVDA (+0,4%), при этом сокращая позиции в Meta (-1,2%), Apple $AAPL (-0,6%), Amazon (-0,6%) и The Procter & Gamble $PG (-0,2%). В остальных случаях изменения доли компаний в фондах не превышали 0,2%. ⚖ В целом, несмотря на возбуждение рынка инсайдерскими продажами, основным мотивом продаж, по всей видимости, является желание сэкономить на налогах, однако нельзя не отметить, что находясь ближе всего к компании и индустрии, оценивая текущее положение дел, перспективы, ситуацию на рынке и цены акций их компаний, многие инсайдеры принимают решение продать свои активы по текущим ценам. #взгляд

The Great Reset Клауса Шваба и Тьерри Маллерета как новый манифест ультраглобалистов

Введение
В середине 2020 года Клаус Шваб и Тьерри Маллерет, в самый разгар пандемии коронавируса представили книгу под названием «COVID-19: The Great Reset». И хотя официального перевода этой работы на русский язык пока нет, журналисты поспешили ее именовать как «Ковид-19. Великая перезагрузка», что не совсем верно. Слово «перезагрузка» на английском языке звучит как «reload», что предполагает возвращение системы в «старое состояние», или, если использовать в качестве метафоры персональный компьютер, возвращение системы к заводским настройкам после исправления накопившихся ошибок. А вот слово «reset», скорее, следует переводить как «сброс» всего имеющегося, или тотальное «обнуление». Под «имеющимся» понимается «экономическая», «социальная» и «геополитическая» сферы жизни. Авторы предполагают масштабные изменения, касающиеся всех и каждого: будут изменены повседневные привычки людей и их способы взаимодействия между собой, устоявшиеся гласные и негласные экономические правила и законы, социальные институты, а также политические системы.

Тем не менее, эту книгу не стоит рассматривать как очередную «конспирологическую» теорию. Клаус Шваб является высокопоставленным чиновником, основателем (в 1971 г.) и бессменным председателем Всемирного экономического форума, известным организацией ежегодных встреч в Давосе. Всемирный экономический форум финансируется взносами 1000 компаний-членов, как правило, это транснациональные компании с годовым оборотом более пяти миллиардов долларов. Именно они входят в число ведущих компаний в своей отрасли или стране и играют ведущую роль в формировании будущего своей отрасли или даже региона[1]. Так, в 2020 году основные идеи книги «Ковид-19. Великая перезагрузка» явились основной повесткой проводимой встречи и по сути ничем иным, как предложением по восстановлению экономики после кризиса и преодолению ряда угроз выживаемости человечества как биологического вида. Эту книгу нельзя считать развлекательным чтением. Это серьезный документ, или даже манифест, определяющий ближайшее будущее человечества. Пандемия коронавируса стала той самой «точкой отсчета» новой, уже случившейся реальности. Авторы откровенно заявляют – возврата в старое не произойдет: «возникнет новый мир, контуры которого мы уже можем наблюдать…». Течение истории разделилось на два отрезка: «до коронавируса» и «после».

Вызовы времени

Угрозы, стоящие в настоящее время перед человечеством следующие: 1) ядерная война; 2) изменение климата; 3) ухудшающаяся экологическая обстановка; 4) растущее социальное неравенство между людьми. Пандемия обострила имеющиеся проблемы и многократно ускорила или увеличила некоторые из них. Если в самом начале о коронавирусе рассуждали как о «великом уравнителе», который не делает различий между бедными и богатыми, то сейчас стало ясно, что это не так. Социальное неравенство во время пандемии усилилось – высший и средний класс имели возможность работать удаленно, в то время как представители рабочего класса оказались вынужденными быть «на передовой». Медицинские работники, рабочие пищевых производств, сотрудники коммунальных служб, уборщики и курьеры относятся к числу самых низкооплачиваемых профессий. И именно они, рискуя своим здоровьем и жизнью, поддерживали экономику и других людей во время эпидемии: «В США COVID-19 нанес непропорционально большой урон афроамериканцам, людям с низкими доходами и уязвимым слоям населения, таким как бездомные…». И, как предсказывают Шваб и Маллерет, неравенство будет все больше и больше усиливаться в виду технологических изменений, а именно роботизации и автоматизации многих низкооплачиваемых профессий, безработицы, роста цен на медицинские услуги и инфляции. Все это неминуемо вызовет общественное недовольство вопиющей несправедливостью и такие явления как недофинансирование системы здравоохранения в Европе больше не будет политически приемлемым. То есть, без решительных мер, все страны, так или иначе будут испытывать на себе социальные волнения вроде тех, которые в середине 2020 года потрясли США в связи с движением Black Lives Matter.

Коронавирус погрузил весь мир в рецессию. В «старой экономической модели» выход из рецессии предполагал наращивание объемов производств и увеличение прибыли любой ценой. Однако после того, как границы закрылись, этот сценарий стал невозможным: «глобализация потеряла свои преимущества и стала политически нецелесообразной». Тренд на деглобализацию возник не сегодня, он начался в период финансового кризиса 2008 года. В политической повестке многих стран, особенно на Западе, стали появляться требования по усилению национальной безопасности и созданию различных экономических барьеров для защиты собственных рынков и экологии. Ситуации, типа той, которые описываются в книге, «когда 97% антибиотиков в США поступают из Китая», перестали быть политически приемлемыми. Это не могло не сказаться на цепочках поставок, которые, фактически являются смыслом глобализации – существенно сокращают издержки производства, а заодно дают работу людям многих бедных стран.

В периоды кризисов и войн роль государств как институтов всегда возрастает. Кризис вызванный пандемией – не исключение: многие страны в этот период отошли от либеральных моделей регулирования экономики и вернулись к консервативным практикам, изложенных в кейнсианском подходе. Это контроль над ценами и зарплатами, снижение процентных ставок, увеличение государственных расходов и заимствований, а также, закрытие границ. Все это не способствует хорошему самочувствию бизнеса и росту благосостояния людей. Шваб и Маллерет однозначно заявляют о деглобализации и росте протекционизма как это было с 1914 и до 1918 года, а затем в 1930-х в связи с Великой Депрессией, вызвавшей рост тарифных и нетарифных барьеров, разрушивших многие предприятия. На долю производственно-сбытовых цепочек сейчас приходится примерно четверть всей мировой торговли. Их сокращение, а также разработка альтернатив производства неизбежно окажут влияние на деятельность транснациональных корпораций и небольших компаний. Затраты на производство вырастут. Но это та цена, которую придется платить за «экономическую устойчивость» и снижение рисков протекционизма в различных странах.

Национализация и стремление выбраться из рецессии не может не сказаться на экологии. В связи с падением цен на углеводороды возникает соблазн продолжать использовать их в качестве основной энергии и тем самым увеличивать уже существующие проблемы. Авторы уверены — тренд на национализацию отбросит климатическую повестку, что в целом не является благоприятным для всех без исключения. То есть, «рост любой ценой» для смягчения последствий безработицы и предупреждения социальных волнений – уже не выход: «общество приходит к осознанию того, что у нас есть всего несколько лет, чтобы справиться с наихудшими последствиями глобального потепления и изменения климата…». Экономическая активность, ухудшение экологии и изменение климата имеют прямую зависимость. Как это ни странно, с указанными факторами также связано и эпидемиологическое благополучие. Вырубка лесов, увеличение выбросов углекислого газа, а также сокращение биологического разнообразия являются причиной появления новых вирусов[2]. Теряя естественную среду обитания, вирусы вынуждены переселяться в других живых существ, в том числе и в человека. В недавнем письме в Конгресс США 100 организаций, занимающихся дикой природой и окружающей средой, подсчитали, что за последние 50 лет количество зоонозных заболеваний увеличилось в четыре раза[3]. Вирус Эбола, сальмонеллез, птичий грипп, свиной грипп и ВИЧ являются зоонозными заболеваниями. Они перешли от животных, а дальше уже получили распространение от человека к человеку.

И без того не самую благополучную экономическую, социальную и экологическую ситуацию ухудшает также растущее противостояние между США и Китаем, на долю которых вместе взятых приходится 40 процентов мирового экономического производства. Это соперничество представляет опасность для всего мира. И дело даже не в торговых войнах и создании цифрового юаня, о чем пишут Шваб и Маллерет. Зон конфликтов в действительности очень много. Но о самом главном они деликатно умалчивают, лишь однажды давая прозрачный намек на возможную угрозу войны между гигантами. Конечно, о ядерном оружии как о способе шантажа они не пишут. Однако теме противостояния посвящают целый параграф, приводя рассуждения типа этого: «Кишора Махбубани, влиятельный аналитик соперничества между США и Китаем, утверждает, что COVID-19 поменял роли обеих стран с точки зрения борьбы с бедствиями и поддержки других. В то время как в прошлом США всегда первыми приходили с помощью там, где она требовалась (например, 26 декабря 2004 года, когда в Индонезии обрушилось сильное цунами), теперь эта роль принадлежит Китаю, говорит он. В марте 2020 года Китай отправил в Италию 31 тонну медицинского оборудования (аппараты ИВЛ, маски и защитные костюмы), которые ЕС не смог предоставить…». И далее: «…, по его мнению, 6 миллиардов человек, которые составляют «остальной мир» и проживают в 191 стране, уже начали готовиться к геополитическому противостоянию США и Китая…».

Во время первой холодной войны, Советский Союз и его союзники были в значительной степени изолированы от экономики остальных стран. Китай же сейчас является опорой мировой экономики, а его собственная экономика глубоко интегрирована с экономикой Соединенных Штатов и его мощь продолжает расти: «Китай не является Советским Союзом. Он значительно сильнее. На самом пике советский ВВП составлял около 40% от ВВП США. В течение десятилетия Китай будет иметь такой же ВВП, как и США. Китай — более мощный конкурент, чем все, с чем США сталкивались с 19 века…»[4]. Китай уже является равноправным конкурентом США во многих областях, в том числе в области важнейших технологий, которые «движут и будут двигать нашими обществами в будущем, такими как искусственный интеллект и 5G»[5].

Помимо противостояния «Китай – США» есть также и другие нерешенные вопросы, которые еще больше обострились во время пандемии: «В этом беспорядочном новом мире, определяемом сдвигом в сторону многополярности и интенсивной конкуренции за влияние, конфликты или напряженность больше не будут определяться идеологией (за частичным и ограниченным исключением радикального ислама), а будут стимулироваться национализмом и конкуренцией за ресурсы. Если ни одна держава не сможет навести порядок, наш мир будет страдать от «дефицита глобального порядка» . ..». Шваб и Маллерет уверяют, сейчас нельзя исключать ни одного экстремального сценария, в том числе, распада некоторых государств, распада Европейского союза. Все это может вести к войнам и еще большим экономическим и социальным проблемам.

Таким образом, авторы подводят читателей к выводу — человечество встало перед выбором – жить и дальше в «старой экономической модели» — бороться со снижающимися доходами граждан, наращивать экономический рост, множить проблемы с экологией и климатом, вести войны за ресурсы и тем самым обрекать себя на неминуемую гибель или уже сейчас взять паузу и пересмотреть жизненные ценности, приоритеты, условия общественного договора и выбрать политику, «которая выведет экономику на новый путь к более справедливому и зеленому будущему…». В связи с этим, авторы ставят два вопроса: 1) Каким образом следует измерять прогресс и вообще, что следует считать прогрессом и 2) Что может стать движущей силой для создания новой, более инклюзивной и устойчивой экономики.

Новый взгляд на прогресс

Ответам на поставленные вопросы посвящена книга «Ковид-19. Большая перезагрузка». Книга состоит из трех глав – глава 1. «Макроперезагрузка»; глава 2. «Микроперезагрузка (промышленность и бизнес)»; глава 3. «Индивидуальная перезагрузка». В первой главе оценивается воздействие пандемии на пять различных областей – экономику, общество, геополитику, окружающую среду, во второй – анализируются изменения в отдельных компаниях и отраслях. Третья глава посвящена изменениям жизненных ценностей современных людей. По структуре книги очевидно – авторы предполагают тотальную и необратимую перестройку мира, сброс ценностей модерна и начало, а точнее, продолжение движения мира в постмодерн с совершенно другой экономикой, ценностями, принципами существования общества, государства и бизнеса. И первое что они делают – убеждают читателей усомниться в необходимости дальнейшего экономического роста.

Экономический рост традиционно измеряется в ВВП. В связи с этим авторы приводят два рассуждения «…граждане могут задать вопрос – почему в разгар пандемии в нашей стране не хватает масок, респираторов и аппаратов искусственной вентиляции легких…Почему мы так богаты по показателю ВВП и так неэффективны в оказании качественной медицинской помощи всем нуждающимся?» и «как может случиться так, что человек, потративший более 10 лет, чтобы стать врачом, и чьи «результаты» на конец года измеряются жизнями, получает мизерную компенсацию по сравнению с компенсацией трейдера или управляющего делами хедж-фонда?».

Действительно, ВВП не в состоянии определить справедливость распределения благ и не может указать на социальное неравенство, но для политиков является неким фетишем. Как пишет Томаш Седлачек в своей книге «Экономика добра и зла» [Седлачек, 2016], «…постоянный (экономический) рост становится условием существования современного функционального общества. Ожидание интенсификации производства сегодня в порядке вещей. Мы считаем аномалией, если на протяжении нескольких кварталов показатель ВВП не увеличивается…». И далее он продолжает «дебаты о росте ВВП часто бывают бессмысленными. На самом деле повлиять на него с помощью либо долга (фискальная политика в форме дефицита и профицита бюджета), либо процентной ставки (монетарная политика) очень просто. Ну и какой смысл тогда имеет такая статистика, когда за ней скрывается рост дефицита, многократно превышающий рост ВВП? Какой смысл измерять богатство, если для его получения пришлось влезть в долги…». В экономическом смысле этот показатель никуда не годится. Увеличение ВВП не гарантирует улучшения уровня жизни и социального благополучия. Но Клаб и Маллерет идут дальше. Они пишут о том, что экономический рост, измеряемый ВВП является «эквивалентом текущего производства и потребления без учета доступности ресурсов в будущем…». Успешность проводимой экономической политики оценивают по росту ВВП, так что стремление нарастить производство и потребление любой ценой пока еще считается нормой, но приводит к истощению природных и социальных ресурсов. Не просто так в массовой культуре середины XX века появились вампиры. Вампир – это портрет современного западного человека, так сказать, образ среднего потребителя [Телемский, 2018]. Он не отбрасывает тени, у него нет души, он не создает ничего нового. Его задача – любой ценой получать новую кровь, новые впечатления, связи, переживания, которые не могут наполнить его зияющую черную дыру. Вампира не может заботить будущее – он предполагает жить вечно!

Клаб и Маллерет предлагают обновить ВВП, чтобы «отразить ценность, создаваемую в цифровой экономике, ценность, созданную за счет неоплачиваемого труда, а также ценность, потенциально уничтоженную в результате определенных видов экономической деятельности…». Они предлагают сделать экономику инклюзивной. Инклюзивная экономика предполагает создание идеального баланса между людьми, планетой и прибылью. На сайте Фонда Рокфеллера[6] даны пять характеристик инклюзивной экономики. Это участие, справедливость, рост, устойчивость и стабильность.

«Участие» предполагает наличие возможностей для всех без исключения людей быть включенными в экономику – иметь доступ к рынкам, участвовать в качестве работников, потребителей и владельцев бизнеса. «Равенство» должно позволять создавать возможности для доступа всех без исключения к общественными благам, услугам и инфраструктуре – получать образование, медицинские услуги, дышать чистым воздухом и пить чистую воду. Компании должны стремиться обеспечивать потребности тех, кто находится за чертой бедности. «Рост» — это трансформация экономики в интересах улучшения положения всех, в том числе людей из бедных слоев. Также это замена использования совокупных экономических показателей, таких как ВВП, другими, отражающими благополучие. «Стабильность» — социальные гарантии и обеспечение прогнозируемости решений властей. А «устойчивость» подразумевает принятие во внимание долгосрочных издержек и выгод, в том числе с позиции использования природных ресурсов, социального и человеческого капиталов.

Только на первый взгляд инклюзивная экономика с ее заботой о бедных и незащищенных слоях общества, бережным отношением к природным ресурсам и внимательности к экологии кажется высшим проявлением гуманизма. В действительности инклюзивная экономика предполагает сброс старой экономической системы (главной цель которой является увеличение производства и потребления), сброс ценностей эпохи модерна и переход к «концепции нулевого роста», выдвинутой еще в 60-е годы XX века группой экономистов и социологов, входящих в Римский клуб[7]. Концепция нулевого роста предполагает резкое снижение масштабов экономической деятельности и радикальное сокращение численности населения на планете [Лейбин, 1997]. И если о необходимости снижения производства и потребления Клаб и Маррелет рассуждают открыто, то о сокращения численности населения умалчивают. Тем не менее, предлагаемые ими меры обеспечения социальной справедливости в виде заботы об ЛГБТ (а фактически, пропаганды ЛГБТ) и правах женщин (а фактически, пропаганды феминизма) – это не что иное, как создание условий для сокращения населения.

Помимо сокращения экономического роста у Римского клуба есть еще две стратегии[8] – это ликвидация государственного суверенитета и установление мирового правительства. Государственный суверенитет является помехой решения глобальных проблем человечества, так как мешает мировому сотрудничеству. Для спасения человечества государства должны быть уничтожены, а их функции переданы мировому правительству.

Шваб и Маллерет опять же прямо не высказывают эти идеи Римского клуба, однако приводят рассуждение в виде «Триллеммы глобализации», предложенной экономистом из Гарварда Дани Родриком. Трилемма глобализации [Родрик, 2014] показывает, что невозможно одновременно поддерживать экономическую глобализацию, демократию и национальное самоопределение: «Если мы хотим сохранять и укреплять демократию, нам придется делать выбор между национальным государством и международной экономической интеграцией. Если нам нужна более глубокая глобализация, следует отказаться от национального государства или демократической политики, а если приоритет — национальное государство, то нужно выбирать между углублением демократии и глобализации». Из трех пунктов авторы выбирают демократию и глобализацию и пишут об этом так: «Сочетание экономической интеграции с демократией подразумевает, что важные решения должны приниматься на наднациональном уровне, что каким-то образом ослабляет суверенитет национального государства…».

Фрэнсис Фукуяма [Фукуяма, 2005] доказывал выгодность для всех демократического капитализма и призывал к принятию правой (экономической) веры, в том числе для прекращения войн и достижения благополучия. «Великая перезагрузка» утверждает обратное: «национальные государства плохо справляются с серьезными проблемами, с которыми они сталкиваются, что затем усиливает недоверие общества к государству, что, в свою очередь, приводит к тому, что государство испытывает нехватку власти и ресурсов, а затем даже приводит к более низкой производительности и неспособности или нежеланию решать вопросы глобального управления…» и «Чем больше национализма и изоляционизма пронизывает глобальное государство, тем больше вероятность того, что глобальное управление потеряет свою актуальность и станет неэффективным. К сожалению, сейчас мы находимся на этом критическом этапе…». Авторы однозначно заявляют о необходимости ликвидации национальных государств и перенаправление их полномочий транснациональным корпорациям. Основанием для такой власти служит концепция инклюзивной экономики.

Шваб и Маллерет верят в возможности корпораций по сдерживанию экономического роста. Инструменты этого – цифровые платформы и следование курсу инклюзивной экономики, предполагающей подчинение всех людей и компаний общим целям – поддержания зеленой экономики и социальной справедливости. В критической ситуации пандемии государства продемонстрировали свою неспособность справляться с трудностями. Это же касается и рыночных сил, в которые верят либералы: «квинтэссенция моральной проблемы вышла на первый план во время самой острой фазы пандемии в начале 2020 года, когда начала возникать нехватка некоторых товаров первой необходимости, например, масла и туалетной бумаги или важнейших предметов для борьбы с ковидом — масок и аппаратов искусственной вентиляции легких. Каким должен быть правильный ответ — позволить законам спроса и предложения творить чудеса, чтобы цены поднялись достаточно высоко и очистили рынок? Или же начать регулировать спрос или даже цены …». Очевидно, рост цен в чрезвычайной ситуации просто неприемлем с социальной точки зрения. Рыночная экономика действительно производит много несправедливых решений и, по мнению авторов, должна быть преобразована в нечто новое, более справедливое.

Stakeholder capitalism

Механизм преобразования в книге «Ковид-19. Перезагрузка» представляется лишь в общих чертах. Гораздо больше внимания этому уделяется в следующей книге Клауса Шваба, написанной совместно с журналистом и руководителем отдела коммуникаций Всемирного экономического форума Питером Ванхамом «Капитализм участия: мировая экономика, работающая в интересах прогресса, людей и планеты» [Shwab, 2021]. В этой книге авторы обосновывают переход экономической и социальной системы со «shareholder capitalism» «state capitalism» в «stakeholder capitalism».

Shareholder capitalism можно перевести как «капитализм акционерного капитала». Эта система характерна для многих западных стран, когда решения о распределении прибыли или дальнейшей деятельности компании принимают акционеры исходя из целей максимизации их собственной выгоды. State capitalism – это государственный капитализм, предполагающий участие государства в качестве партнера частного бизнеса, распределяющего ресурсы, а также регулирующего различные отрасли и финансируя многие крупномасштабные инфраструктурные проекты. Государственный капитализм получил развитие в Китае, Вьетнаме, Сингапуре и отчасти, в России. Обе указанные формы капитализма, как пишут Шваб и Ванхам имеют существенный недостаток – они действуют исходя из выгод меньшинства в ущерб остальной части общества, в том числе, следующих поколений людей. О результатах авторы пишут так: «Обе системы привели к огромному экономическому прогрессу за последние несколько десятилетий. Они оставили нам мир, более процветающим, чем когда-либо. Но каждая из них в равной степени привела к серьезным социальным, экономическим и экологическим проблемам» и «Они привели к росту неравенства в доходах, богатстве и возможностях; усилению напряженности между богатыми и бедными и, главное, нанесли большой вред окружающей среде…».

Авторы подводят читателей к выбору в пользу stakeholder capitalism. Этот термин можно перевести на русский язык как «капитализм участия» или «капитализм заинтересованных сторон». При этом заинтересованными сторонами признаются абсолютно все члены общества, а решения принимаются исходя из выгод всех. Выгоды всех, как мы уже видим из принципов инклюзивной экономики – это сдерживание экономического роста, а значит, ограничение производства, потребления и забота об экологии. Главным управляющим центром капитализма участия являются крупные корпорации. Именно они должны взять на себя роль контроля над людьми, бизнесом и государством и следить за соблюдением выполнения правил общественного договора. С появлением цифровых платформ это стало реальностью, в чем лично убедился каждый в период пандемии, когда граждане стали получать штрафы за нахождение в общественном месте без защитной маски или нарушение режима самоизоляции.

Аналогичным образом можно отслеживать лишние и нежелательные покупки, выброс мусора в неположенном месте, употребление ненормативной лексики вблизи других людей и многое другое. И если в России можно было шутить: тяжесть законов смягчается их неисполнением, в системе капитализма участия «неисполнение» становится невозможным. Решения о наказаниях или целесообразности тех или иных поступков принимают роботы по алгоритмам, исходящих из принципов инклюзивной экономики – любое действие должно совершаться в интересах всех. Очевидно, эти же роботы могут формировать и потребности людей исходя из тех же принципов максимального блага для всех. Историк, обществовед, публицист и социолог Андрей Ильич Фурсов, выступая на своем youtube канале по этому поводу сказал так: «При рабовладении у человека отнимают волю распоряжаться собственным телом, при феодализме у человека отнимают волю распоряжаться землей. А сейчас человека пытаются отчуждать целиком. Это изъятие у человека его человечности…»[9]. Появление и популярность в современной массовой культуре темы «зомби-апокалипсиса» является весьма диагностичным. Зомби – это уже крайняя точка распада. Это существо, полностью лишенное своей воли и способное только жрать [Телемский, 2018]. Человек с амбициями, волей, ценностями и историей совершенно не вписывается в инклюзивную экономику. Волю будут подавлять через превращение людей в людей без пола, национальной принадлежности и этнических качеств. Не просто так в третьей главе «Перезагрузки» Шваб и Маллерет рассуждают о росте психологической напряженности и прогнозируют ее усиление в будущем вплоть до неврозов: «…коронавирус усилил, а не устранил проблемы с психическим здоровьем. Однако это есть не что иное как обострение существующей ранее тенденции. Вместе с тем возросло понимание серьезности этой проблемы для общества…В постпандемическом мире этим вопросам необходимо уделять приоритетное влияние…». Слабый и больной человек – это объект заботы капитализма участия.

Героям романа Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» было предписано принимать сому, то есть наркотик, погружающий в фантазии. Что станет наркотиком для нового человека пока сказать сложно, но без погружения слабых и больных в «счастливое настоящее» точно не обойтись. Равно как не обойтись и без существенных ограничений потребления, перемещения и размышлений. Кеша, герой романа Виктора Пелевина «Любовь к трем Цукербринам» проводит время в гигиенической капсуле. Он не двигается и совершенно ничем не занят, кроме как развлечениями в виртуальной реальности будучи полностью подключенным к интернету. И действительно, ограниченный в пространстве человек меньше тратит ресурсов на поддержание своей жизни — не разносит инфекцию и не создает проблем для окружающих, не пользуется транспортом – не тратит бензин, электричество и еще и не требует предоставления ему шоссе, поездов, железных дорог и тем более, самолетов. Человек, живущий в интернете не портит экологию и довольствуется минимумом ресурсов. Ему не нужна даже одежда. А питаться может сойлентом, добавляя вкусы и ароматы прямо в мозг через нужную функцию в интернете. Атомизация и изолирование людей друг от друга ворвались в жизнь в связи с пандемией и могут задержаться надолго для общего блага всех. И если в капитализме акционеров в качестве награды участники получают деньги, то в капитализме участия наградами являются гарантии и «допуски». Например, гарантии на базовый доход, допуск к ресурсу…. Частной собственности капитализм участия не предполагает.

Шваб и Маллерет убеждены, меры социального дистанцирования будут сохраняться еще долго. Это ускорит автоматизацию, хотя и будет способствовать созданию десоциализированного мира. Никуда не уйдет и слежка за людьми. Уже сейчас можно быть уверенными в утрате частной жизни. Об этом, в том числе, пишет профессор Гарварда, социальный психолог и философ Шошанна Зубов в книге «Век шпионящего капитализма» [Zuboff, 2019]: «В шпионящем капитализме опыт, накапливаемый людьми, в одностороннем порядке присваивается частными компаниями и преобразуется в потоки данных. Некоторые из этих данных используются для совершенствования товаров и услуг. А остальные считаются «поведенческим профицитом» и сырьем для составления прогнозов. Сырье отправляется на новейшие фабрики машинного интеллекта, где с помощью компьютерных расчетов перерабатывается в крайне прибыльные продукты, предугадывающие нынешние и будущие решения людей. Такими продуктами можно торговать на рынках, которые я называю «рынками фьючерсов на поведение»: шпионящие за нами капиталисты продают определенность своим бизнес-клиентам…».

Аналогичным образом возможна слежка за бизнесом. Правда в случае с бизнесом, актуально говорить о «контроле управления» со стороны крупнейших инвестиционных фондов. Так, в 2020 году, в связи с решениями об оказании помощи бизнесу и гражданам, в США были запущены совершенно новые механизмы финансирования американской экономики не через коммерческие банки, как это было раньше, а через специальные компании, получившие название Special Purpose Vehicle – SPV. Учредителем таких компаний выступил Минфин США. SPV не работают напрямую с отдельными компаниями американской экономики. Они помогают через покупку бумаг биржевых инвестиционных фондов, а уже последние формируют свои портфели из корпоративных бумаг конкретных компаний. В настоящее время учреждено 11 SPV. В этом же году ФРС и Казначейство приняли решение, согласно которому, управление деятельностью SPV будет осуществляться крупной инвестиционной компанией BlackRock. Как пишет Валентин Катасонов, «BlackRock захватила не только значительную часть американского, но также мирового рынка услуг по управлению активами. Так, на 2015 год под ее управлением находились активы на сумму 4,65 трлн долл. из 76,7 трлн долл. активов под управлением всех инвестиционных компаний мира (т. е. примерно 6%). Чтобы понять масштаб операций по управлению активами BlackRock, отмечу, что они превышают активы всей ФРС США. На конец прошлого года активы Федерального резерва лишь немного превышали 4 трлн долл…»[10]. BlackRock входит в состав «большой четверки» инвестиционных компаний, причем все они зарегистрированы в США. Другиечлены «большойчетверки»: The Vanguard Group, Fidelity Investments, State Street Corporation. «Уже давно «большая четверка» накрыла всю американскую экономику своим участием в капиталах компаний разных отраслей. Еще к середине текущего десятилетия она стала акционером почти 90% компаний, включенных в S&P 500 (фондовый индекс 500 крупнейших корпораций США) и владела крупными пакетами акций почти всех банков Уолл-стрит, крупных СМИ, IT-корпораций («Силиконовая мафия»), компаний Big Pharma и др…»[11]. Фактически BlackRock стала частью финансовой системы США и обрела огромную власть, прокачивая через себя триллионные суммы денег, напечатанные ФРС США.

В 2018 году руководитель BlackRock Ларри Финк опубликовал обращение к бизнесу с призывом руководствоваться принципами инклюзивной экономики[12]: «Важность удовлетворения потребностей заинтересованных сторон становится все более важной для понимания компаниями своей роли в обществе. Компания не может достичь долгосрочной прибыли без учета цели и потребностей широкого круга заинтересованных сторон…». То есть, BlackRock намеревается заниматься ничем иным, как помощью бизнесу в выстраивании правильных приоритетов. Нужные инструменты для этого имеются. Например, BlackRock является владельцем цифровой платформы по управлению инвестициями под названием Aladdin (Asset, Liability, Debt and Derivative Investment Network). По данным Википедии в 2013 году она обрабатывала около 11 триллионов долларов (включая активы BlackRock в размере 4,1 триллионов долларов), что составляло около 7% от мировых финансовых активов, и отслеживала около 30 000 инвестиционных портфелей. По состоянию на 2020 год, Aladdin управлял активами на сумму 21,6 триллионов долларов[13]. В этой системе, как и в любой системе риск-менеджмента присутствуют модели анализа рисков и выстраивания рейтингов. И действительно, ничто не мешает оценивать компанию по критериям «следования принципам инклюзивной экономики» и далее распределять ресурсы по этим оценкам или рейтингам.

Вот один пример. Один из принципов инклюзивной экономики – это «участие». По смыслу этот принцип очень близок к понятиям «мультикультурализм», «прогрессивизм», «политическая корректность», «толерантность», «сексуальная свобода». Но все же наиболее точно это явление отражает слово «diversity» по названию книги Питера Вуда. Он пишет о diversity [Wood, 2004] как о новейшем культурном идеале Америки (а сейчас не только Америки), когда корпорации меняют свою политику подбора и найма персонала, а университеты вводят новые правила приема во имя diversity, то есть определенного набора предписанных числовых показателей с точки зрения расового, этнического, полового состава, а также показателей здоровья. Иными словами, никакая уважаемая корпорация не сможет нормально работать, не имея в составе совета директоров определенного количества чернокожих, азиатов, геев, инвалидов и женщин. По этому поводу Дональд Трамп заявлял, «Я враг политкорректности. Все должны быть равны перед законом!». Сейчас такие высказывания становятся неприличными, а Трампа, на глазах изумленной публики, не банили только «Одноклассниики». В системы типа Aladdin закладываются критерии, по которым алгоритмы могут решать, соблюдает компания diversity, или нет. И на основании этого принимать решения исходя из принципов инклюзивной экономики. Это могут быть решения о финансировании, позволениях выходить на рынок, публиковать информацию о деятельности, покупать нужные данные или комплектующие, выпускать необходимый объем продукции. На благо всех и каждого!

Заключение

На сайте Amazon книге Клауса Шваба и Тьерри Маллерета «Ковид-19. Великая перезагрузка» поставлена оценка чуть больше «3» из возможных «5». Среди отзывов куча ругательств, самым невинным из которых является «проклятые социалисты». Однако все это не отменяет очевидного – цифровая эра наступила, а инклюзивная экономика на подходе, нравится это кому-то или нет!

Литература

Лейбин В.М. Римский клуб: хроника докладов // Философия и общество. . — 1997. — №6.
Родрик Д. Парадокс глобализации. Демократия и будущее мировой экономики . — М.: Институт Гайдара, 2014. — 576 с.
Седлачек Т. Экономика добра и зла. В поисках смысла экономики от Гильгамеша до Уолл-стрит. — М.: АД Маргинем Пресс, 2016. – 544 с.
Телемский О. К новому Эону. Беседы о важном. Окуультизм, психология, искусство в новой перспективе — М.: Касталия, 2018. – 244 с.
Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. — М.: АСТ. Серия: Philosophy, 2005. 592 с.
Schwab K., Malleret T. COVID-19: The Great Reset . Forum Publishing, 2020. — 280 p.
Shwab K., Vanham P. Stakeholder Capitalism: A Global Economy that Works for Progress, People and Planet. Wiley, 2021. — 304 p.
Wood P. Diversity: The Invention of a Concept. Encounter Books, 2004. – 336 p.
Zuboff S. The Age of Surveillance Capitalism: The Fight for a Human Future at the New Frontier of Power. Public Affairs, 2019. — 704 с.

[1] https://en.wikipedia. org/wiki/World_Economic_Forum

[2] Здесь Шваб и Маллерет ссылаются на Дэвида Кваммена и его книгу «Распространение: инфекции животных и следующая человеческая пандемия»: «Мы вторгаемся в тропические леса и другие дикие ландшафты, в которых обитает так много видов животных и растений, а внутри этих существ так много неизвестных вирусов…».

[3] «Письмо о коронавирусе и дикой природе: пакет стимулов», 24 марта 2020, https://www.documentcloud.org/documents/6819003-КоронавирусWildlifeLetterStimulusPackage.html

[4] US-China relations: Beyond the ‘Cold War’ cliche. Jonathan Marcus. 17 Mar 2021 // BBC URL: https://www.bbc.com/news/world-asia-56382793

[5] Там же

[6] The Five Characteristics of an Inclusive Economy: Getting Beyond the Equity-Growth Dichotomy. Emily Garr Pacetti. 13 Dec 2016 // Rockefeller Foundation

[7] Римский клуб – это международная неправительственная общественная организация, создана в 1968 г. по инициативе крупного бизнесмена, впоследствии известного общественного деятеля Аурелио Печчеи и генерального директора по вопросам науки ОЭСР Александра Кинга, с целью исследования глобальных проблем современности и привлечения к ним внимания мирового сообщества. Неофициальным учредителем Римского клуба считается Дэвид Рокфеллер. Доклады Римского клуба запустили версию возможной гибели человечества в связи с экологическими и социальными проблемами. Члены Римского клуба призывают максимально сократить потребление и ограничить экономический рост. Важнейшим направлением гармонизации экономических и социальных проблем, по мнению сторонников Концепции нулевого роста является ограничение прироста население, так как рост населения является главной причиной необходимости роста экономики.

[8] Три идеи Римского клуба. Валентин Катасонов. 05 Сент. 2018. // Народный журналист URL: https://narzur.ru/tri-idei-rimskogo-kluba/

[9] Почему они могут проиграть. Андрей Фурсов. 09 февр. 2021 г. 19:06 // Фурсов TV URL: https://www.youtube.com/watch?v=1HlSlBw7qCw

[10] «Великая перезагрузка»: BlackRock — таинственный создатель нового мирового миропорядка. 06 янв. 2021. // Царьград URL: https://tsargrad.tv/articles/velikaja-perezagruzka-blackrock-tainstvennyj-sozdatel-novogo-miroporjadka_310834

[11] Там же.

[12] A Fundamental Reshaping of Finance. Larry Fink // BlackRock URL: https://www.blackrock.com/hk/en/larry-fink-ceo-letter

[13] https://en.wikipedia.org/wiki/Aladdin_(BlackRock)

Опомнились Запад решил отказаться от нефти и газа и уже нашел им замену. Готова ли к этому Россия?: Рынки: Экономика: Lenta.ru

Пандемия коронавируса, ставшая главным событием 2020 года во всем мире, резко усилила интерес к проблеме изменения климата. Крупнейшие инвестиционные фонды объявили, что начинают избавляться от вложений во вредные производства, а развитые страны представили амбициозные планы по сокращению выбросов. Оптимизм может оказаться преждевременным, однако никогда еще экологическая ситуация на планете не привлекала столько внимания и, главное — денег. Зеленая перестройка планетарного масштаба — в материале «Ленты.ру».

Предупреждение свыше

Прошедший год изменил отношение современного общества к природе и окружающему миру в целом. Раньше казалось, что если природные катаклизмы и угрожают привычному ходу жизни человека, то лишь в отдельно взятой точке планеты, да и то на непродолжительный срок. Ураганы, пожары, наводнения и потопы регулярно появляются в новостях, приводят к человеческим жертвам, иногда значительным, но остальной мир продолжает жить, как обычно.

Коронавирус, поначалу воспринимавшийся таким же образом, стал символом общечеловеческой угрозы. Той, что не знает границ и не позволяет отстраниться от нее. Общая беда сделала куда более заметным тот факт, что проблема изменения климата имеет такой же характер бедствия для всех стран. Ее решение долгие годы откладывали, но общественное мнение изменилось.

Запрос на экологию в развитых странах всего за год вырос рекордными темпами. Прорывным оказался 2020-й для электромобилей. Главный законодатель моды в отрасли — Tesla — подорожала в восемь раз, а ее основатель Илон Маск по итогам года ненадолго стал самым богатым человеком в мире. Взлетели продажи автомобилей без двигателей внутреннего сгорания и у остальных участников рынка. Так что одной историей успеха ситуацию не объяснить.

Во время локдаунов стали популярными карты, показывавшие количество вредных веществ в воздухе до и после начала пандемии. Благодаря им впервые каждый желающий мог увидеть, как влияют вредные выбросы на обстановку в городах. Агрегатор такси Uber прямо связал с этими картами желание поощрять использование гибридов или электромобилей и отказаться от двигателей внутреннего сгорания к 2040 году. В заявлении, выпущенном в сентябре, компания напомнила, что в начале апреля 2020 года эмиссия углекислого газа в мире сократилась на 17 процентов по сравнению с тем же периодом 2019 года, а в июне — на пять процентов. И если ничего не делать, все вернется.

Теперь мы можем представить, на что стала бы похожа жизнь в городах, если трафик упадет, а воздух станет чище — в городах для людей, а не для машин

Заявление Uber, 8 сентября 2020 года

Одновременно пандемия на примерах объяснила жителям развитых стран, как вынос производств за границу угрожает экономике — это и неспособность обеспечить себя всем необходимым во время локдауна, и срыв цепочек поставок. Но возвращать заводы означает ухудшить экологию у себя под боком. Выходом из противоречия становятся именно зеленые технологии.

Материалы по теме:

Впрочем, почва для подобной смены настроений уже была подготовлена. Еще в прошлом году в США с мнением о влиянии человека на глобальное потепление были согласны 86 процентов подростков — это настоящие и будущие потребители товаров и услуг в первой экономике мира. Из них 24 процента участвовали в акциях протеста, связанных со шведской школьницей Гретой Тунберг.

Возможно, впервые на пользу человечеству пришло и магическое мышление. Одним из его следствий остается восприятие природных катаклизмов в качестве нарушения контракта с высшими силами, наказания за что-то. Именно так многие отнеслись к беспрецедентной вирусной угрозе — коронавирус заставил вспомнить о многолетнем загрязнении почвы и мирового океана, сокращении популяции редких видов животных и, конечно же, глобальном потеплении.

Красивая картинка

Роль общественного мнения в бизнесе растет уже давно, и чем богаче население страны, тем больше вероятность, что случайный скандал станет серьезной проблемой. Причем требования, которые выдвигают потребители, все меньше и меньше касаются непосредственно бизнеса. Например, в 2019 году бренд Gucci пострадал из-за черной водолазки-балаклавы, в вороте которой вокруг отверстия для рта изображены ярко-красные губы. Многие в США увидели в модели блэкфейс — карикатурное изображение чернокожего человека. Весь товар стоимостью по 890 долларов за штуку сняли с продажи, но темнокожие активисты — а Gucci ценили рэперы-афроамериканцы — продолжили призывы отказаться от покупки вещей бренда и даже сжигали те, что у них есть.

Ситуация в меньшей степени касалась производителей дорогих товаров (чем дороже покупка, тем менее щепетилен потребитель) и уж тем более компаний, чья сфера деятельности лежит за пределами розничной торговли. Но массовый приток граждан на фондовый рынок, связанный с упрощением доступа туда, в корне изменил ситуацию. Опытные брокеры жалуются на то, что непрофессионалы не знают элементарных законов торговли, искажают картину и таким образом мешают системе работать на благо экономики. Но для компаний практический вывод из новой реальности очевиден — в какой бы сфере они ни работали, любовь граждан ведет к притоку инвестиций.

Материалы по теме:

Это главный фактор, который толкает вверх так называемые ESG-инвестиции. Аббревиатура образована от английских environmental (экологический, связанный с окружающей средой), social (социальное развитие) и governance (корпоративное управление). Речь идет о вложении в «ответственные» компании, которые думают не только о прибыли, но и о том, как их деятельность влияет на окружающую среду и будущее человечества.

Как отмечает аналитик ИК «Фридом финанс» Валерий Емельянов, до 95 процентов американцев в возрасте 25-40 лет, то есть миллениалы, учитывают фактор ESG при покупке акций. Три четверти подчеркивают, что хотят не только получить доход, но и поучаствовать в спасении экологии планеты. Их мнение чрезвычайно важно для фондового рынка, ведь в ближайшие 10-15 лет именно этим людям начнут переходить активы родителей в объеме до 30 триллионов долларов.

Начали зарабатывать

Связь пандемии и инвестиций в ESG видна невооруженным глазом. Во втором квартале текущего года приток в фонды, занимающиеся подобными вложениями, составил более 71 миллиарда долларов. Такие фонды существуют не первый год, но всего за три месяца они увеличили совокупную капитализацию на треть.

В общей сложности ответственными инвестициями занимаются уже более полутысячи организаций. Зачастую они формируют свой портфель очень просто: берется классический индекс, например, S&P 500, а из него вычеркиваются все вредные компании. Таким образом появился SPDR S&P 500 Fossil Fuel Reserves Free ETF, с начала года выросший на 15 процентов. Другие фонды могут не вычеркивать из портфелей всю негативную историю, а уменьшать ее долю. Но в любом случае в выигрыше остаются компании, объявляющие о своей экологической политике, а в проигрыше — те, кто не может претендовать на статус защитника окружающей среды. В первую очередь это угольная и нефтегазовая сферы, а также те, кто активно используют сырье.

Глобальное исследование мнений институциональных инвесторов за 2020 год, проведенное британской аудиторско-консалтинговой компании EY (Ernst & Young), одной из крупнейших в мире, подтвердило рост важности ESG. Как оказалось, 98 процентов участников опроса стали строже оценивать нефинансовые факторы. При этом они все чаще остаются неудовлетворены информацией об экологических, социальных и управленческих рисках.

9триллионов долларов

находятся под управлением фондов, которые перестанут давать деньги незаботящимся об экологии компаниям

В сентябре 2019 года такие инвесторы, управляющие активами на сумму более 4,6 триллиона долларов, создали Альянс владельцев активов с нулевыми выбросами (Net-Zero Asset Owner Alliance). Они обязались изменить свои портфели таким образом, чтобы к 2050 году сохранить только инвестиции, не приносящие вреда экологии. А в декабре 2020 года появилась аналогичная и с теми же сроками инициатива Net Zero Asset Managers. Ее согласовали уже 30 крупнейших управляющих компаний мира с активами на девять триллионов долларов.

Британский нефтяной гигант BP, одна из крупнейших нефтегазовых компаний мира, в сентябре представил новую, революционную стратегию. В ней указано, что компания до 2030 года сократит добычу углеводородов на 40 процентов, а выбросы снизит на 35-40 процентов. Также она прекратит инвестировать в новые нефтегазовые проекты и свернет геологоразведку. Вместо этого BP направит деньги в зеленую энергетику, чтобы успеть занять лидирующие позиции в водородной энергетике и в CCUS — отрасли по улавливанию углекислого газа и последующей переработке или же захоронении.

О своем стремлении к декарбонизации объявили и его европейские конкуренты Total, Shell, Eni, Equinor и OMV. А концу года к ним начали присоединяться и американские компании, например Exxon Mobil.

Фото: Depositphotos

В докладе международной Комиссии по энергетическому переходу (ETC) указано, что более 1,1 тысячи компаний, 450 городов, 45 крупнейших инвестиционных компаний мира уже имеют цели по нулевым выбросам парникового газа. Например, такие гиганты, как Google, IKEA и Amazon говорят о сведении вредных выбросов от своей деятельности к нулю, а Microsoft идет еще дальше — обещает компенсировать весь нанесенный природе ущерб. Производитель бытовой химии и косметики Unilever потратит миллиард долларов за десять лет, чтобы отказаться от нефтепродуктов в своих товарах и помочь в этом поставщикам.

Выборы, выборы

Западные страны, в которых развиты демократические институты, не могли не уловить изменение настроений. Первыми почувствовали, куда дует ветер, в Европе. Еще в конце прошлого года Евросоюз утвердил так называемую зеленую стратегию, в рамках которой на решение климатических и экологических проблем предлагалось потратить триллион евро за десять лет.

Причем ни о какой благотворительности речь не шла — программу ни много ни мало называли способом обеспечить экономическую устойчивость объединения. Частью стратегии стало ужесточение условий импорта из стран с вредными производствами, что позволяло заподозрить ЕС в оправдании протекционизма. Но так или иначе экологическая инициатива стала беспрецедентной.

Материалы по теме:

Чуткий к настроениям масс президент США Дональд Трамп тоже попытался вскочить на подножку уходящего поезда. До своего избрания он не раз смеялся над климатической повесткой, а одним из первых его действий в 2017 году был выход страны из Парижского соглашения по климату. В начале 2020-го он уже говорил, что считает глобальное потепление не мистификацией, а реальной проблемой. Выиграть выборы это ему не помогло — кандидат от демократов Джо Байден был куда более последователен в этом вопросе. А кроме того, он по-прежнему воспринимался как член команды Барака Обамы, который очень серьезно относился к экологии.

Могло показаться, что на фоне экономического кризиса страны забудут о зеленых технологиях в желании получить дешевую энергию любой ценой. Но не тут-то было. В конце апреля крупнейшие немецкие компании потребовали объединить темы выхода кризиса и экологической проблематики. Спустя пару недель главы 330 американских компаний, чья совокупная капитализация на тот момент составляла 11,5 триллиона долларов, попросили связать восстановление экономики с использованием возобновляемых и чистых источников энергии.

В декабре Европа ужесточила и без того амбициозные цели — углеродные выбросы к 2030 году должны сократиться на 55 процентов по сравнению с 1990 годом, а не на 40, как предполагалось ранее. Потребление угля упадет на 70 процентов, нефти и газа — на 30 и 25 процентов соответственно. За прошлые 25 лет Евросоюз сократил выбросы только на 25 процентов, то есть речь идет о радикальном повороте в сторону экологии. Избранный президент США Джо Байден не сможет пойти против экологической повестки, иначе давление на него окажется даже больше, чем на Трампа. Сейчас он обещает исключить все выбросы углекислого газа в электроэнергетической системе США к 2035 году. План Байдена предусматривает трату двух триллионов долларов.

Джо Байден

Фото: Leah Millis / Reuters

В общем русле остаются Япония и Южная Корея, решившие к 2050 году полностью обнулить выбросы углекислого газа. Калифорния хочет идти впереди США и с 2035 года запретить передвижение с помощью бензина.

Маловато будет

Еще несколько лет назад борьба с вредными выбросами носила куда более умеренный характер. Например, эксперты рассуждали о проблемах электромобилей, их переоцененности и слишком долгом переходном периоде. Тогда автомобили с гибридным двигателем считались более перспективными на ближайшие десятки лет, а электромобилям отводилась участь второй машины в семье. Но по состоянию на конец 2020 года ситуация изменилась. Так, Великобритания решила запретить гибриды уже с 2035 года, а Daimler, Scania, Man, Volvo, Daf, Iveco и Ford договорились, что перестанут оснащать свои грузовики двигателями внутреннего сгорания к 2040 году.

Долгое время главной «грушей» для битья экологов был каменный уголь. С 1990 года его потребление в Европе сократилось почти в два раза. В Германии последняя шахта была закрыта в 2018 году, с тех пор весь используемый уголь — импортный. С 1 января закроются 11 каменноугольных электростанций. Последние шахты в Великобритании прекратят работу в 2022 году, «зеленые» смогли сорвать планы владельцев компаний увеличить производство. Главными потребителями угля в ЕС остаются страны Восточной Европы, но и они испытывают давление более богатых соседей. Так, к 2038 году от угля намерена отказаться Чехия, у которой на угольные ТЭС приходится 40 процентов электроэнергии. Более того, Европа готова помогать финансово даже Украине, чтобы та закрывала шахты и развивала альтернативные виды энергии.

Фото: Wolfgang Rattay / Reuters

Однако казавшийся естественным переход на более экологичный природный газ был поставлен под вопрос еще год назад. Министры финансов стран Евросоюза договорились, что прекратят давать деньги не только на угольные, но и на новые нефтегазовые проекты. Другими словами, природный газ теперь тоже не приветствуется. Его место должен занять водород.

В июне правительство Германии опубликовало Национальную стратегию водородной энергетики, согласно которой на новое топливо будут переведены транспорт, металлургия и нефтехимическая промышленность. До 2023 года на эти цели страна потратит 10 миллиардов евро, причем семь из них придется на стимулирование внутреннего спроса. Производить водород Германия собирается с помощью возобновляемых источников энергии — ветра и солнца. А поскольку собственных мощностей ей не хватит, то готовятся международные проекты в Северной Африке и Марокко. В целом же ЕС намерен потратить 470 миллиардов евро на переход на водородное топливо к 2050 году.

470 миллиардов евро

собирается потратить Евросоюз в ближайшие 30 лет для перехода на водородное топливо

Водород покушается даже на авиаперевозки — едва ли не самую надежную и стабильную отрасль для нефти. К 2035 году Airbus намерен выпустить первый коммерческий самолет на новом топливе. А первый в мире самолет с электродвигателем и системой водородных топливных элементов создан в Германии еще в 2016 году.

И эти туда же

Для развитых стран внимание к проблемам экологии понятно — у них сравнительно мало проблем и достаточно денег, чтобы обратить внимание и на судьбу всей планеты. Однако неожиданно для всех Китай, лидер по вредным выбросам и одновременно третья экономика мира (после США и Евросоюза), тоже собрался резко сократить вред природе. Углеродно-нейтральным Пекин обещает стать к 2060 году, всего лишь на десять лет позже Европы.

С учетом нынешней политики Пекина понять, когда и как Китай начнет снижать выбросы, непросто. Дело в том, что страна не только не сокращает угольную генерацию, напротив, она строит новые станции. Рост числа электромобилей частично решит проблему смога, но если энергию для них будет давать каменный уголь, то о суммарном сокращении выбросов можно забыть. Переход на альтернативную энергетику для КНР будет стоить очень дорого, то есть ради климата придется пожертвовать ВВП.

Материалы по теме:

Между тем в последние годы китайская экономика испытывает большие трудности. Рост примерно на шесть процентов в год выглядит прекрасным на фоне развитых стран, но надо понимать, что по ВВП на душу населения КНР очень сильно отстает от них, находясь на уровне России.

Громкие заявления Китая, за которыми не стоит конкретики (вряд ли можно считать таковой программные слова об утилизации водорода и увеличении площади лесов), можно пока воспринимать как попытку выиграть время. В случае введения развитыми странами углеродных пошлин, китайская продукция потеряет свое основное преимущество — низкую стоимость. А если вспомнить про ограничения на инвестиции во вредное производство, к которым готовы крупнейшие западные фонды, то Китай может остаться и без денег.

Что касается России, то страна заняла выжидательную позицию, хотя о производстве водорода в 2020 году заговорили на самом высоком уровне. Летом 2020 года Минэнерго России представило программу «Развитие водородной энергетики в России» на 2020-2024 годы, в октябре утверждена соответствующая «дорожная карта». В документе указано, что производством и экспортом водорода займется «Газпром». Со следующего года страна хочет позиционировать себя как поставщика перспективного топлива. Более того, существуют планы переориентировать под водород газопроводы «Северный поток» и недостроенный «Северный поток-2». К настоящему времени российский газовый монополист производит на своих объектах более 380 тысяч тонн водорода и уже с 2021 года готов продавать его третьим странам. Правда, отдельной проблемой становится технология производства, в российском варианте с использованием природного газа она тоже приводит к вредным выбросам. Такое обстоятельство может затруднить работу на европейском рынке.

Российский трамвай ЛМ-68М с водородными топливными элементами

Фото: Александр Гальперин / РИА Новости

Но если в случае водорода речь идет о желании захватить перспективный рынок, то вот с программой снижения выбросов Россия пока далека от авангарда даже на уровне заявлений. Так, менеджер по инвестициям в развивающиеся рынки Swedbank Елена Ловен на инвестиционном форуме «Россия зовет!» спросила у президента Владимира Путина, что конкретно российские компании собираются сделать, чтобы снизить выбросы в следующие 30 лет. Она объяснила, что без четкой программы действий фонд вынужден будет избавиться от их акций, как и другие организации, ориентированные на ESG-принципы.

Ответ президента вряд ли порадовал ее. Путин подтвердил приверженность России целям Парижского соглашения, объяснив, что все соответствующие законы приняты. Проблема заключается в том, что сокращение прописано по отношению к уровню 1990 года. Но последовавший в 1990-е провал российской экономики уже почти обеспечил выполнение плана. Фактически российским компаниям не придется ничего менять. Такая хитрость могла пройти незаметно в 2015 году, когда соглашение утверждали, но не сработает в 2020-м.

Об этом же говорит и спецпредставитель главы государства по связям с международными организациями для достижения целей устойчивого развития Анатолий Чубайс. Едва заняв должность, которая напрямую касается зеленой повестки, он предупредил, что занижение целевых показателей скажется на стране резко негативно. Также бывший глава «Роснано» заметил, что в последние годы российские власти уверенно срывали все задачи по энергоэффективности, и ситуацию эту можно описать только как стратегический провал.

Анатолий Чубайс

Фото: Александр Миридонов / «Коммерсантъ»

Директор группы по природным ресурсам и сырьевым товарам Fitch Дмитрий Маринченко отмечает, что у России нет внятной стратегии развития возобновляемых источников энергии как на уровне государства, так и у компаний. В свою очередь старший аналитик Центра энергетики Московской школы управления «Сколково» Юрий Мельников заметил, что стремление производить водород — хороший ответ на угрозу российскому углеводородному экспорту, но его развитие сдерживает полное отсутствие стимулов.

Благими намерениями

В кризисное время сложно уверенно говорить о перспективах даже на ближайшие годы, не то что на десятилетия. Но климатический порыв развитых стран может, как представляется, окончиться тремя различными вариантами.

Первый, оптимистичный, состоит в том, что страны всего мира действительно договариваются о снижении выбросов и по мере сил стараются решать общую задачу. Пока что в мировой истории таких прецедентов не было, но, возможно, пандемия коронавируса доказала важность совместных действий для достижения глобальных целей. Конечно, в этом случае развитым странам придется делиться технологиями альтернативной энергетики и создавать действительно выгодные стимулы для перехода на нее для государств с менее богатой экономикой.

Второй вариант, к которому ситуация ближе всего в настоящее время, это разделение всего мира на два лагеря. Где одни, более богатые, будут заниматься спасением планеты, а другие, победнее, попытаются ускорить экономику за счет дешевого топлива. Ведь отказ Европы и США от угля и нефти, даже частичный, сделает дешевле и то, и другое. Так, например, Индия собралась скупить чуть ли не весь российский уголь. Сейчас эта страна покупает у российских поставщиков всего миллион тонн в год, но к 2025 году она хочет получить 40 миллионов.

При таком развитии событий включатся различные ограничительные меры со стороны западных стран — санкции и прекращение инвестиций, а производители выбросов посчитают, что их обидели

Свалка в Лагосе

Фото: Reuters

И наконец, третий вариант, самый печальный для планеты — декларации даже на Западе останутся лишь громкими словами, а за их ширмой бизнес станет искать обходные пути для большего заработка. Такую ситуацию легко представить себе, ведь у Европы есть подобный опыт. Так, борьба против мусора в последние 30 лет привела к его вывозу с глаз долой. В результате у крупнейшего города Африки, нигерийского Лагоса, появилась поражающая воображение свалка.

То же самое ранее произошло с предложением утилизировать углекислый газ, получающийся в угольной энергетике. Еще десять лет назад считалось, что технология даст второе дыхание каменному углю. Но позднее эксперты признали, что идея сразу была мифом, а запустили ее только для притока инвестиций в отрасль, которая и не собиралась становиться чище.

Легко заметить, что Россия делает ставку если не на третий, то по крайней мере на второй вариант. Подразумевается, что ничего страшного с рынком сырья не произойдет — в случае отказа Европы вырастет спрос в других странах. В прошлые годы такая стратегия срабатывала — общие поставки сырья росли, а экологические проблемы внутри страны мало кого волновали за рубежом. Но если ситуация изменится, Россия вряд ли будет к ней готова.

Цена

| экономика | Британника

цена , сумма денег, которая должна быть уплачена для приобретения данного продукта. Поскольку сумма, которую люди готовы платить за продукт, представляет его ценность, цена также является мерой стоимости.

Из только что сформулированного определения следует, что цены выполняют важнейшую экономическую функцию. Пока они не контролируются искусственно, цены являются экономическим механизмом, с помощью которого товары и услуги распределяются среди большого числа людей, которые их желают.Они также служат индикаторами силы спроса на различные продукты и позволяют производителям реагировать соответствующим образом. Эта система известна как механизм ценообразования и основана на принципе, согласно которому, только если цены будут свободно двигаться, предложение любого данного товара будет соответствовать спросу. Если предложение будет чрезмерным, цены будут низкими, а производство сократится; это приведет к росту цен до тех пор, пока не установится баланс спроса и предложения. Точно так же, если предложение неадекватно, цены будут высокими, что приведет к увеличению производства, что, в свою очередь, приведет к снижению цен до тех пор, пока спрос и предложение не придут в равновесие.

Подробнее по этой теме

система цен

Цены являются выражением консенсуса в отношении ценностей различных вещей, и каждое общество, допускающее обмены между людьми, имеет …

Фактически, эту функцию цен можно разделить на три отдельные функции. Во-первых, цены определяют, какие товары будут производиться и в каких количествах; во-вторых, они определяют способ производства товаров; в-третьих, они определяют, кому достанется товар.Произведенные и распространенные таким образом товары могут быть предметами потребления, услугами, рабочей силой или другими товарными товарами. В каждом случае увеличение спроса приведет к повышению цены, что побудит производителей предлагать больше; снижение спроса будет иметь обратный эффект. Система цен представляет собой простую шкалу, с помощью которой каждый потребитель или производитель может взвесить конкурирующие потребности.

Конечно, абсолютно свободного и неограниченного механизма ценообразования на практике не существует. Даже в странах с относительно свободной рыночной экономикой развитого западного мира наблюдаются всевозможные искажения, возникающие из-за монополий, государственного вмешательства и других условий, влияние которых снижает эффективность цены как определяющего фактора спроса и предложения.В странах с централизованно планируемой экономикой ценовой механизм может быть заменен централизованным государственным контролем по политическим и социальным причинам. Попытки управлять экономикой без ценового механизма обычно приводят к избытку нежелательных товаров, нехватке желаемых товаров, черным рынкам и медленному, неустойчивому или отсутствию экономического роста.

Что такое рыночная экономика? — Определение, преимущества, недостатки и примеры — Видео и стенограмма урока

Примеры рыночной экономики

Как мы обсуждали выше, не существует такой вещи, как «чистая» рыночная экономика, но Соединенные Штаты являются прекрасным примером рынка экономика в реальном мире.Федеральное правительство и правительства штатов не участвуют в производстве товаров и услуг в сколько-нибудь значительной степени и не определяют, какие товары и услуги производятся в экономике. Компании решают, что производить, исходя из потребительского спроса и потенциальной прибыли для каждого предприятия. Физические лица могут обменивать свой труд на заработную плату или открывать собственное дело. Потребители имеют доступ к огромному разнообразию товаров и услуг и могут иметь любой продукт или услугу, которые им нужны, при условии, что они могут за них платить.

Вы можете сравнить рыночную экономику в Соединенных Штатах с командной экономикой бывшего Советского Союза. В старые времена Советского Союза факторы производства принадлежали государству; он владел землей и капиталом и мог указывать своим гражданам, где им приходилось работать. Решения относительно того, что производить, сколько производить и где распространять товары и услуги, находились в руках правительственных чиновников.

Итоги урока

Давайте рассмотрим.

Рыночная экономика существует там, где ресурсы в экономике принадлежат частным лицам и предприятиям.В рыночной экономике товары и услуги добровольно продаются на рынке, где цены устанавливаются спросом и предложением.

Участие государства в «чистой» рыночной экономике практически отсутствует. В действительности все страны с рыночной экономикой имеют определенную минимальную степень участия государства через налогообложение и регулирование.

В то время как рыночная экономика имеет преимуществ , таких как стимулирование инноваций, разнообразия и индивидуального выбора, она также имеет недостатков , таких как тенденция к несправедливому распределению богатства, плохие условия труда и ухудшение состояния окружающей среды.

Результаты обучения

К концу урока вы должны сосредоточиться на следующих попытках:

Описать рыночную экономику и объяснить, как она работает
Перечислите некоторые преимущества и недостатки рыночной экономики
Приведите пример рыночной экономики и сравните его с примером командной экономики

Экономика и торговля | Торговый представитель США

Американцы, составляющие менее 5 процентов населения мира, производят и зарабатывают более 20 процентов от общего дохода в мире. Америка — крупнейшая в мире национальная экономика и ведущий мировой трейдер. Процесс открытия мировых рынков и расширения торговли, начатый в Соединенных Штатах в 1934 году и последовательно продолжающийся после окончания Второй мировой войны, сыграл важную роль в обеспечении процветания Америки. По данным Института международной экономики Петерсона, американские реальные доходы на 9% выше, чем они были бы в противном случае в результате усилий по либерализации торговли после Второй мировой войны.Что касается экономики США в 2013 году, эти 9% представляют собой 1,5 триллиона долларов дополнительного американского дохода.

Такая прибыль возникает по-разному. Расширение производства наиболее конкурентоспособных отраслей и продуктов Америки за счет экспорта увеличивает доходы США. Перенос производства в наиболее конкурентоспособные области нашей экономики помогает повысить производительность труда среднего американского рабочего и тем самым повысить его доход. Благодаря способности обслуживать глобальный рынок, мы поощряем инвестиции в наши расширяющиеся экспортные секторы, а рост объемов производства помогает снизить средние производственные затраты. Такие эффекты помогают повысить темпы экономического роста Америки. Кроме того, импорт расширяет выбор потребителей и помогает удерживать низкие цены, повышая покупательную способность потребителей. Импорт также обеспечивает высококачественные ресурсы для американского бизнеса, помогая компаниям и их сотрудникам из США стать или оставаться высококонкурентными как на внутреннем, так и на внешнем рынках.

Потенциальные экономические выгоды от торговли для Америки далеко не исчерпаны. Примерно три четверти мировой покупательной способности и более 95% мировых потребителей находятся за пределами Америки.Анализ Института Петерсона также подсчитал, что устранение оставшихся глобальных торговых барьеров повысит выгоды, которые Америка уже получает от торговли, еще на 50%. Торговля остается двигателем роста Америки. Переговоры о дальнейшем сокращении глобальных барьеров и эффективное обеспечение соблюдения существующих соглашений являются инструментами для получения этих дополнительных выгод.

Поскольку меры политики, предпринимаемые в Соединенных Штатах и странах по всему миру, продолжают восстанавливать экономический рост и рост рабочих мест, важной частью восстановления будет восстановление расширения торговли.За последние 5 лет и один квартал восстановления (со 2-го квартала 2009 г. по 3-й квартал 2014 г.) реальный ВВП США вырос на 2,3% в годовом исчислении, а экспорт составил одну треть (0,7 процентных пункта) в этот рост. Количество рабочих мест, поддерживаемых экспортом товаров и услуг из США, увеличилось примерно на 1,6 миллиона с 2009 года до примерно 11,3 миллиона в 2013 году.

Быстрый рост торговли вполне может выступать в качестве передатчика экономических стимулов во всем мире и средства продолжения восстановления, особенно если он будет усилен дополнительными усилиями по снижению барьеров и дальнейшему расширению торговых возможностей.Признание долгосрочных выгод от расширения торговли, а также той положительной роли, которую торговля может играть в текущем восстановлении экономики, являются центральными факторами, отраженными в торговой политике администрации.

Глобализация рынков

Многие компании разочаровались в продажах на международном рынке, поскольку старые рынки становятся насыщенными и необходимо искать новые. Как они могут адаптировать продукты к требованиям новых рынков? Какие товары захотят потребители? Из-за того, что коварные международные конкуренты дышат им в затылок, многие организации думают, что игра не стоит затраченных усилий.

В этом убедительном эссе автор утверждает, что хорошо управляемые компании перешли от упора на индивидуальную настройку элементов к предложению глобально стандартизированных продуктов, которые являются современными, функциональными, надежными и недорогими. Многонациональные компании, сконцентрировавшиеся на идиосинкразических предпочтениях потребителей, оказались сбиты с толку и не смогли выжить в лесу из-за деревьев. Только глобальные компании смогут достичь долгосрочного успеха, сосредоточившись на том, чего хотят все, вместо того, чтобы беспокоиться о деталях того, что, по мнению каждого, им может понравиться.

Мощная сила движет миром к сходящейся общности, и эта сила — технология. Она пролетаризировала связь, транспорт и путешествия. Он заставил изолированные места и обнищавшие народы жаждать соблазнов современности. Практически каждый повсюду хочет всего того, о чем он слышал, видел или испытал с помощью новых технологий.

Результатом стала новая коммерческая реальность — появление глобальных рынков стандартизированных потребительских товаров в ранее невообразимых масштабах.Корпорации, ориентированные на эту новую реальность, извлекают выгоду из огромной экономии за счет масштабов производства, распределения, маркетинга и управления. Превращая эти выгоды в снижение мировых цен, они могут уничтожить конкурентов, которые все еще живут в отключающих тисках старых предположений о том, как устроен мир.

Ушли в прошлое привычные различия в национальных или региональных предпочтениях. Прошли те времена, когда компания могла продавать прошлогодние модели — или меньшие версии продвинутых продуктов — в менее развитые страны. Прошли те времена, когда цены, маржа и прибыль за границей в целом были выше, чем дома.

Глобализация рынков не за горами. С этим мир многонациональной коммерции подходит к концу, как и многонациональная корпорация.

Многонациональная и глобальная корпорация — это не одно и то же. Многонациональная корпорация работает в ряде стран и корректирует свои продукты и методы в каждой, но с высокими относительными затратами. Глобальная корпорация действует с решительным постоянством — с низкими относительными издержками — как если бы весь мир (или его основные регионы) были единым целым; он везде одинаково продает одни и те же вещи.

Какая стратегия лучше — вопрос не мнения, а необходимости. Мировые коммуникации несут повсюду постоянный барабанный бой современных возможностей облегчить и улучшить работу, поднять уровень жизни, отвлечься и развлечься. Те же страны, которые просят мир признать и уважать индивидуальность их культур, настаивают на оптовой передаче им современных товаров, услуг и технологий. Современность — это не только желание, но и широко распространенная практика среди тех, кто с непоколебимой страстью или религиозным рвением цепляется за древние взгляды и наследие.

Кто может забыть телевизионные сцены во время иранских восстаний 1979 года, когда молодые люди в модных брюках французского покроя и шелковистые нательные рубашки жаждали крови с поднятым современным оружием во имя исламского фундаментализма?

В Бразилии тысячи людей ежедневно толпятся из доиндустриальной баийской тьмы в взрывающиеся прибрежные города, чтобы быстро установить там телевизоры в переполненных гофрированных хижинах и, рядом с потрепанными фольксвагенами, при свечах приносить в жертву духам Макумбанского духа фруктов и только что убитых цыплят.

Во время братоубийственной войны Биафры против Ибо ежедневные телерепортажи показали, что солдаты носят окровавленные мечи и слушают транзисторные радиоприемники, попивая кока-колу.

В изолированном сибирском городе Красноярске, без мощеных улиц и цензуры новостей, случайным западным путешественникам тайком предлагают сигареты, электронные часы и даже одежду с их спины.

Организованная контрабанда электронного оборудования, подержанных автомобилей, западной одежды, косметики и пиратских фильмов в примитивные места превосходит даже процветающую подпольную торговлю современным оружием и его военными наемниками.

Тысячи впечатляющих способов свидетельствуют о повсеместном стремлении к самым передовым вещам, которые мир производит и продает, — товарам наилучшего качества и надежности по самой низкой цене. Потребности и желания мира безвозвратно унифицированы. Это делает транснациональную корпорацию устаревшей, а глобальную корпорацию — абсолютной.

Жизнь в Технологической Республике

Дэниел Дж. Бурстин, автор монументальной трилогии « Американцы, » охарактеризовал нашу эпоху как движущуюся «Технологической республикой, [чей] верховный закон… — конвергенция, тенденция ко всему, чтобы все становилось более похожим на все остальное».”

В сфере бизнеса эта тенденция подтолкнула рынки к глобальной унификации. Корпорации продают стандартизированные продукты повсюду одинаково — автомобили, сталь, химикаты, нефть, цемент, сельскохозяйственные товары и оборудование, промышленное и коммерческое строительство, банковские и страховые услуги, компьютеры, полупроводники, транспорт, электронные инструменты, фармацевтические препараты и телекоммуникации, чтобы упомянуть некоторые из очевидных.

И стремительный шторм глобализации не ограничивается этим сырьем или высокотехнологичными продуктами, когда универсальный язык клиентов и пользователей облегчает стандартизацию.Преобразующие ветры, вызванные пролетаризацией коммуникации и путешествий, проникают в каждую щель жизни.

С коммерческой точки зрения ничто так не подтверждает это, как успех McDonald’s от Елисейских полей до Гиндзы, Coca-Cola в Бахрейне и Pepsi-Cola в Москве, а также рок-музыки, греческого салата, голливудских фильмов, косметики Revlon, телевизоров Sony. , и джинсы Levi повсюду. Продукция «High-touch» настолько же повсеместна, насколько и высокотехнологичная.

Начиная с противоположных сторон, высокотехнологичные и высокотехнологичные части коммерческого спектра постепенно поглощают нераспределенную середину своей космополитической орбиты.Никто не освобожден, и ничто не может остановить процесс. Везде все становится все больше и больше похоже на все остальное, поскольку структура предпочтений в мире неуклонно гомогенизируется.

Рассмотрим примеры Coca-Cola и Pepsi-Cola, которые являются глобально стандартизированными продуктами, которые продаются повсюду и приветствуются всеми. Оба успешно пересекают множество национальных, региональных и этнических вкусовых рецепторов, обученных множеству глубоко укоренившихся местных предпочтений вкуса, аромата, консистенции, шипучести и послевкусия.Везде и то, и другое хорошо продается. Сигареты, особенно американского производства, из года в год вторгаются в мировые рынки на территории, ранее находившиеся в твердой власти других, в основном местных, смесей.

Это не исключительные примеры. (На самом деле их глобальный охват был бы еще больше, если бы не искусственные торговые барьеры.) Они демонстрируют общий дрейф в сторону гомогенизации мира и того, как компании распределяют, финансируют и оценивают продукты. ¹ Ничего не освобождено. Продукты и методы промышленно развитого мира играют единую мелодию для всего мира, и весь мир нетерпеливо танцует под нее.

Исчезают древние различия в национальных вкусах и способах ведения бизнеса. Общность предпочтений неизбежно ведет к стандартизации продуктов, производства и институтов торговли и коммерции. Небольшие национальные рынки трансмогрифицируются и расширяются. Успех в мировой конкуренции зависит от эффективности производства, распределения, маркетинга и управления и неизбежно фокусируется на цене.

Самые эффективные мировые конкуренты включают в свою структуру затрат превосходное качество и надежность.Они продают на всех национальных рынках те же продукты, что и дома, или на их крупнейшем экспортном рынке. Они конкурируют на основе соответствующей ценности — наилучшего сочетания цены, качества, надежности и доставки для продуктов, которые во всем мире идентичны по дизайну, функциям и даже моде.

Это и немногое другое объясняют стремительный успех японских компаний, торгующих по всему миру огромным разнообразием продукции — как материальной продукции, такой как сталь, автомобили, мотоциклы, Hi-Fi оборудование, сельскохозяйственная техника, роботы, микропроцессоры, углеродные волокна, и теперь даже текстиль и нематериальные активы, такие как банковское дело, судоходство, генеральный подряд, а вскоре и компьютерное программное обеспечение.Высококачественные и недорогие операции также не являются несовместимыми, поскольку множество консалтинговых организаций и инженеров по обработке данных спорят с энергичной бессмысленностью. Представленные данные неполны, неправильно проанализированы и противоречивы. На самом деле недорогие операции являются отличительной чертой корпоративной культуры, которая требует и обеспечивает качество во всем, что они делают. Высокое качество и низкая стоимость не противоречат позы. Это совместимые близнецы, отождествляющие себя с высшей практикой. ²

Сказать, что японские компании не являются глобальными, потому что они экспортируют автомобили с левым приводом в Соединенные Штаты и на европейский континент, в то время как японские компании имеют правый привод, или потому что они продают офисную технику через дистрибьюторов в Соединенных Штатах, но прямо у себя дома или говорите по-португальски по-бразильски, чтобы принять разницу за различие.То же самое можно сказать и о розничных сетях Safeway и Southland, эффективно работающих на Ближнем Востоке, причем не только для местного населения, но и для импортированного населения из Кореи, Филиппин, Пакистана, Индии, Таиланда, Великобритании и США. Национальные правила дорожного движения различаются, как и каналы распространения и языки. Отличительная черта Японии — ее неумолимое стремление к экономии и повышению стоимости. Это выражается в стремлении к стандартизации на высоком уровне качества.

Подтверждение модели Т

Если компания снижает затраты и цены и повышает качество и надежность, сохраняя при этом разумную заботу о пригодности, клиенты предпочтут ее продукты, стандартизированные на мировом уровне.Теория верна на данном этапе эволюции глобализации — независимо от того, что традиционные исследования рынка и даже здравый смысл могут подсказывать о различных национальных и региональных вкусах, предпочтениях, потребностях и институтах. Японцы неоднократно подтверждали эту теорию, как и Генри Форд с моделью T. Самое важное — это их подражатели, в том числе компании из Южной Кореи (телевизоры и тяжелое строительство), Малайзии (персональные калькуляторы и микрокомпьютеры), Бразилии (автозапчасти). и инструменты), Колумбия (одежда), Сингапур (оптическое оборудование) и, да, даже США (офисные копировальные аппараты, компьютеры, велосипеды, отливки), Западная Европа (автоматические стиральные машины), Румыния (предметы домашнего обихода), Венгрия (одежда ), Югославия (мебель) и Израиль (оборудование для нумерации страниц).

Конечно, крупные компании, работающие в одной стране или даже в одном городе, не стандартизируют все, что они производят, продают или делают. У них есть продуктовые линейки вместо одной версии продукта и несколько каналов распространения. Существуют районные, местные, региональные, этнические и институциональные различия даже в пределах мегаполисов. Но хотя компании настраивают продукты для определенных сегментов рынка, они знают, что успех в мире с однородным спросом требует поиска возможностей продаж в аналогичных сегментах по всему миру, чтобы добиться эффекта масштаба, необходимого для конкуренции.Такой поиск работает, потому что сегмент рынка в одной стране редко бывает уникальным; у него есть близкие родственники повсюду именно потому, что технологии гомогенизировали земной шар. Даже небольшие местные сегменты имеют свои глобальные аналоги повсюду и становятся предметом глобальной конкуренции, особенно по цене.

Глобальный конкурент будет постоянно стремиться стандартизировать свое предложение повсюду. Он отступит от этой стандартизации только после того, как исчерпает все возможности для ее сохранения, и будет настаивать на восстановлении стандартизации всякий раз, когда происходят отклонения и расхождения.Он никогда не будет предполагать, что покупатель — король, который знает свои собственные желания.

Проблемы все чаще преследуют компании, которым не хватает четкого глобального подхода и которые остаются невнимательными к экономике простоты и стандартизации. В быстро развивающемся мире наиболее подвержены риску компании, которые доминируют на довольно небольших внутренних рынках с продуктами с высокой добавленной стоимостью, для которых существуют более мелкие рынки в других местах. При пропорционально низких транспортных расходах удаленные конкуренты выйдут на уже защищенные рынки тех компаний, товары которых будут производиться более дешево в условиях эффективного масштабирования.Глобальная конкуренция означает конец внутренней территориальности, какой бы маленькой она ни была.

Когда глобальный производитель предлагает свои более низкие цены на международном уровне, его покровительство расширяется в геометрической прогрессии. Он не только выходит на отдаленные рынки, но и привлекает клиентов, которые раньше придерживались местных предпочтений, а теперь уступают привлекательности более низким ценам. Стратегия стандартизации не только реагирует на глобальные однородные рынки, но также расширяет эти рынки с агрессивно низкими ценами.Новый технологический джаггернаут использует древнюю мотивацию — зарабатывать деньги как можно дальше. Это универсально — не просто мотивация, а фактически необходимость.

Ежик знает

Различие между ежом и лисой, писал сэр Исайя Берлин, проводя различие между Достоевским и Толстым, состоит в том, что лиса знает толк в очень многих вещах, а еж знает все об одном великом деле. Транснациональная корпорация много знает о многих странах и легко приспосабливается к предполагаемым различиям.Он охотно принимает рудиментарные национальные различия, не ставя под сомнение возможность их трансформации, не осознавая, насколько мир готов и жаждет получить выгоду от современности, особенно при подходящей цене. Способ приспособления транснациональной корпорации к видимым национальным различиям — средневековый.

Напротив, глобальная корпорация знает все об одном великом деле. Он знает об абсолютной необходимости быть конкурентоспособным как на мировом, так и на национальном уровне и постоянно стремится снизить цены за счет стандартизации того, что он продает и как работает.Он рассматривает мир как состоящий из нескольких стандартизированных рынков, а не множества специализированных рынков. Он активно стремится к глобальной конвергенции и энергично работает над ней. Его миссия — современность, а его стиль — ценовая конкуренция, даже когда он продает первоклассные продукты. Он знает одну великую черту, которую объединяет все народы и народы: дефицит.

Никто не принимает дефицит лежа; все хотят большего. Это отчасти объясняет разделение труда и специализацию производства.Они позволяют людям и странам оптимизировать свои условия посредством торговли. Медиана обычно равна деньгам.

Опыт учит, что деньги обладают тремя особыми качествами: редкостью, трудностью приобретения и быстротой. Понятно, что люди относятся к этому с уважением. Каждый на все более однородном мировом рынке хочет продуктов и функций, которые нужны всем остальным. Если цена достаточно низкая, они будут брать в высшей степени стандартизированные мировые продукты, даже если они не совсем то, что, по словам родителей, было подходящим, какой древний обычай был правильным или что было предпочтительнее, как утверждали баснословные исследователи рынка.

Неумолимая истина любого современного производства — как материальных, так и нематериальных товаров — состоит в том, что крупномасштабное производство стандартизированных товаров, как правило, дешевле в широком диапазоне объемов, чем мелкосерийное производство. Некоторые утверждают, что автоматизированное проектирование и производство (CAD / CAM) позволит компаниям изготавливать индивидуальные продукты в небольших масштабах, но с небольшими затратами. Но аргумент упускает из виду. (Более подробное обсуждение см. В Приложении 1.) Если компания рассматривает мир как один или два различных товарных рынка, она может служить миру более экономично, чем если бы она рассматривала его как три, четыре или пять товарных рынков.

Почему остаются различия?

Различные культурные предпочтения, национальные вкусы и стандарты, а также бизнес-институты — это пережитки прошлого. Некоторые наследства умирают постепенно; другие процветают и расширяются в соответствии с основными мировыми предпочтениями. Так называемые этнические рынки — хороший тому пример. Повсюду китайская еда, лаваш, кантри и западная музыка, пицца и джаз. Это рыночные сегменты, существующие в мировом масштабе. Они не отрицают и не противоречат глобальной гомогенизации, но подтверждают ее.

Многие из сегодняшних различий между странами в отношении продуктов и их характеристик на самом деле отражают уважительное приспособление транснациональных корпораций к тому, что, по их мнению, является фиксированными местными предпочтениями. Они, , считают, что предпочтения фиксированы не потому, что они есть, а из-за жестких привычек думать о том, что есть на самом деле. Большинство руководителей транснациональных корпораций бездумно уступчивы. Они ошибочно полагают, что маркетинг означает предоставление клиентам того, что, по их словам, они хотят, вместо того, чтобы пытаться понять, чего именно они хотят.Таким образом, корпорации упорствуют в использовании дорогостоящих, индивидуальных многонациональных продуктов и практик вместо того, чтобы настаивать на глобальной стандартизации.

Я не сторонник систематического игнорирования местных или национальных различий. Но чувствительность компании к таким различиям не требует, чтобы она игнорировала возможности делать что-то по-другому или лучше.

Есть, например, огромные различия между странами Ближнего Востока. Некоторые из них социалистические, некоторые монархии, некоторые республики.Некоторые берут свое правовое наследие из Кодекса Наполеона, некоторые — из Османской империи, а некоторые — из британского общего права; За исключением Израиля, все находятся под влиянием ислама. Ведение бизнеса означает навязчиво интимную персонализацию деловых отношений. В течение месяца Рамадан сканирование деловых обсуждений начинается только после 10 часов вечера, когда люди устали и сыты едой после дня голодания. Компания почти наверняка должна иметь местного партнера; требуется местный юрист (как, например, в Нью-Йорке), и необходимы безотзывные аккредитивы.Тем не менее, как заметил старший вице-президент CocaCola Сэм Аюб, «арабы гораздо более способны проводить различие между культурными и религиозными целями, с одной стороны, и экономическими реалиями, с другой, чем это принято считать. Ислам совместим с наукой и современностью ».

Барьеры глобализации не ограничиваются Ближним Востоком. Свободной передаче технологий и данных через границы стран Европейского общего рынка препятствуют юридические и финансовые препятствия.Между соседними европейскими странами наблюдается сопротивление радио- и телевизионным помехам («загрязнению»).

Но прошлое — хороший путеводитель в будущее. При настойчивости и подходящих средствах барьеры на пути к передовым технологиям и экономике всегда падали. Нет зарегистрированных исключений, когда были предприняты разумные усилия для их преодоления. Это во многом вопрос времени и усилий.

Неудача в мировом воображении

Многие компании пытались стандартизировать мировую практику, экспортируя отечественные продукты и процессы без каких-либо приспособлений или изменений, но безуспешно.Их недостатки были восприняты как свидетельство бычьей глупости перед лицом вопиющей невозможности. Сторонники глобальной стандартизации видят в них примеры неудач в исполнении.

На самом деле, плохое исполнение часто является важной причиной. Однако более важным является нервное поражение — поражение воображения.

Рассмотрим случай внедрения полностью автоматического оборудования для домашней прачечной в Западной Европе в то время, когда в немногих домах были даже полуавтоматы.Компания Hoover, Ltd., головная компания которой находилась в Северном Кантоне, штат Огайо, имела заметное присутствие в Великобритании как производитель пылесосов и стиральных машин. Из-за недостаточного спроса на внутреннем рынке и низкого экспорта на европейский континент большой завод стиральных машин в Англии работал намного ниже своей мощности. Компании нужно было продавать больше своих полуавтоматов или автоматов.

Поскольку компания Hoover имела «правильную» маркетинговую ориентацию, она провела исследования потребительских предпочтений в Великобритании и во всех крупных континентальных странах.Результаты достаточно четко показали предпочтения функций среди нескольких стран (см. Приложение 2).

Приложение 2 Предпочтения потребителей в отношении характеристик автоматических стиральных машин в 1960-е годы

Дополнительные переменные затраты на единицу (в фунтах стерлингов) настройки для удовлетворения лишь некоторых национальных предпочтений составили:

Для удовлетворения других требований потребовались значительные инвестиции в завод.

Самые низкие розничные цены (в фунтах стерлингов) ведущих брендов местного производства в разных странах составили примерно:

Индивидуализация продукта в каждой стране поставила бы Hoover в невыгодное положение по сравнению с ценой, в основном из-за более высоких производственных затрат, связанных с небольшими партиями отдельных компонентов. Поскольку программы снижения тарифов Общего рынка на тот момент были незавершенными, Гувер также платил пошлины в каждой континентальной стране.

Как проводить творческий анализ

В случае с Гувером творческий анализ продаж автоматических стиральных машин в каждой стране показал бы, что

1. Итальянская автоматика, небольшая по мощности и размеру, маломощная, без встроенных нагревателей, с эмалированными фарфоровыми ваннами, имела агрессивно низкие цены и завоевала большую долю рынка во всех странах, включая Западную Германию.

2. Самая продаваемая автоматика в Западной Германии широко рекламировалась (в три раза больше, чем следующая по популярности марка), идеально соответствовала национальным вкусам, а также была самой дорогой машиной, доступной в этой стране.

3. Италия с наименьшим распространением стиральных машин любого типа (ручные, полуавтоматические или автоматические) быстро перешла непосредственно к автоматике, пропуская привычку сначала покупать ручные отжимные машины, машины с ручным управлением, а затем полуавтоматические.

4. Производители моющих средств только начинали продвигать технику стирки в холодной и теплой воде, которая тогда использовалась в Соединенных Штатах.

Растущий успех небольших, маломощных, низкоскоростных, малопроизводительных и недорогих итальянских машин, даже на фоне предпочтительной, но дорогой и широко раскрученной марки в Западной Германии, был значительным. Он содержал мощное послание, которое было потеряно для менеджеров, уверенно преданных искаженной версии маркетинговой концепции, согласно которой вы даете клиентам то, что они говорят, что они хотят.Фактически, клиенты сказали , что им нужны определенные функции, но их поведение продемонстрировало, что они воспользуются другими функциями, если цена и продвижение будут правильными.

В данном случае было очевидно, что в преобладающих условиях люди предпочитали недорогой автоматический механизм любому виду ручного или полуавтоматического станка и, конечно же, более дорогой автоматике, даже несмотря на то, что дешевая автоматика не соответствовала всем их выражениям. предпочтения. Якобы дотошные и требовательные немецкие потребители нарушили все ожидания, купив простые и недорогие итальянские машины.

Столь же очевидно, что люди находились под сильным влиянием рекламы автоматических стиральных машин; В Западной Германии идеальная машина, получившая наибольшее распространение, также имела самую большую долю рынка, несмотря на ее высокую цену. Две вещи явно побуждали покупателей покупать: низкая цена независимо от предпочтений функций и активная реклама независимо от цены. Оба фактора помогли клиентам получить то, что они больше всего хотели, — превосходные преимущества, предоставляемые полностью автоматическими машинами.

Hoover должен был настойчиво продавать простую стандартизированную высококачественную машину по низкой цене (благодаря 17% сокращению переменных затрат, которое стало возможным благодаря устранению дополнительных функций на сумму 6–10-0 фунтов стерлингов).Предлагаемые розничные цены могли быть несколько меньше 100 фунтов стерлингов. Дополнительные средства, «сэкономленные» за счет избежания ненужных модификаций оборудования, позволили бы поддержать расширенную сеть обслуживания и агрессивные рекламные акции в СМИ.

Информационное сообщение Гувера должно было быть таким: этот — машина, которую вы, домохозяйка, заслуживаете, чтобы уменьшала повторяющиеся тяжелые ежедневные домашние заботы, чтобы вы могли проводить больше конструктивного времени со своими детьми. и твой муж.Повышение по службе также должно было быть нацелено на мужа, чтобы дать ему, желательно в присутствии жены, чувство обязательства предоставить ей автоматическую мойку еще до того, как он купит для себя автомобиль. Агрессивно низкая цена в сочетании с активным продвижением такого рода позволила бы преодолеть ранее выраженные предпочтения в отношении определенных функций.

Дело Гувера иллюстрирует, как извращенная практика маркетинговой концепции и отсутствие какого-либо маркетингового воображения позволяют многонациональным отношениям выжить, когда клиенты действительно хотят преимуществ глобальной стандартизации. Весь проект начался не с той ноги. Они спрашивали людей, какие функции они хотят от стиральной машины, а не от жизни. Бездумно продавать линейку товаров, индивидуально адаптированную для каждой нации. Менеджеры, которые гордились тем, что практиковали маркетинговую концепцию в полной мере, на самом деле не применяли ее вообще. Гувер задал неправильные вопросы, а затем не применил ни мысли, ни воображения к ответам. Такие компании подобны этноцентристам в Средневековье, которые с повседневной ясностью видели солнце, вращающееся вокруг Земли, и предлагали это как Истину.Не имея дополнительных данных, но имея более проницательный ум, Коперник, как и еж, интерпретировал более убедительную и точную реальность. Данные не дают информации, кроме как с вмешательством разума. Информация не дает смысла, кроме как с вмешательством воображения.

Принятие неизбежного

Глобальная корпорация, к лучшему или к худшему, соглашается с тем, что технологии неуклонно подталкивают потребителей к достижению одних и тех же общих целей — облегчению бремени жизни и увеличению дискреционного времени и покупательной способности. Его роль коренным образом отличается от той, что была для обычной корпорации на протяжении ее короткой, бурной и удивительно многогранной истории. Он управляет двумя векторами — технологией и глобализацией на благо мира. Эту роль создали не судьба, не природа, не Бог, а необходимость коммерции.

В Соединенных Штатах две отрасли стали глобальными задолго до того, как они осознали это. После более чем целого поколения постоянных и резких сокращений рабочих мест Объединенные сталелитейщики Америки не объявляли забастовку в масштабах всей отрасли с 1959 года; United Auto Workers не закрывали General Motors с 1970 года.Оба союза осознают, что они стали глобальными; закрытие всего или большей части производства в США не остановит клиентов из США. Зарубежные поставщики должны снабжать рынок.

Взломать код западных рынков

С тех пор, как четверть века назад возникла теория маркетинговой концепции, более продвинутые в управленческом отношении корпорации стремились предложить то, что явно нужно клиентам, а не то, что было просто удобно.

Они создали маркетинговые отделы при поддержке профессиональных исследователей рынка потрясающих и зачастую дорогостоящих размеров.И они увеличили огромное количество операций и продуктовых линеек — продукты и системы доставки с индивидуальным подходом для многих различных рынков, рыночных сегментов и стран.

Примечательно, что японские компании практически полностью обходятся без маркетинговых отделов и без маркетинговых исследований, столь распространенных на Западе. Тем не менее, по красочным словам председателя General Electric Джона Э. Уэлча-младшего, японцы, вышедшие из небольшого скопления бедных ресурсами островов, с совершенно чуждой культурой и почти непостижимо сложным языком, взломали код западных рынков. .Они сделали это не механистически тщательно изучив особенности рынков, а скорее путем поиска смысла с более глубокой мудростью. Они обнаружили одну великую черту, которую объединяет все рынки, — непреодолимое стремление к надежной, отвечающей мировым стандартам современности во всем по агрессивно низким ценам. В ответ они создают непреодолимую ценность повсюду, привлекая людей продуктами, которые технократы, занимающиеся маркетинговыми исследованиями, с поверхностной уверенностью описывают как неподходящие и неконкурентоспособные.

Чем шире глобальный охват компании, тем с большим количеством региональных и национальных предпочтений она столкнется в отношении определенных характеристик продукта, систем распространения или рекламных носителей. Всегда нужно приспосабливаться к различиям. Но широко распространенная и зачастую бездумная вера в неизменность этих различий в целом ошибочна. Свидетельства банкротства бизнеса из-за отсутствия жилья часто свидетельствует о других недостатках.

Возьмем, к примеру, компанию Revlon в Японии.Компания излишне отчуждала розничных торговцев и сбивала с толку покупателей, продавая всемирно стандартизированную косметику только в элитных торговых точках; затем компания попыталась восстановиться за счет более широкого распространения недорогих, стандартизированных в мире продуктов, за чем последовала смена президента компании и сокращение объемов распространения, поскольку затраты росли быстрее, чем продажи. Проблема заключалась не в том, что Revlon не разбирался в японском рынке; он не справлялся со своей работой, колебался в своих программах и с нетерпением ждал загрузки.

Напротив, Outboard Marine Corporation с помощью воображения, толчка и настойчивости свернула давно установленные трехуровневые каналы сбыта в Европе в более целенаправленную и управляемую двухступенчатую систему — и сделала это, несмотря на громкие предупреждения местных торговых групп. .Также сократилось количество и количество торговых точек. Результатом стало более значительное улучшение условий предоставления кредитов и услуг по установке продуктов для клиентов, значительное сокращение затрат и увеличение продаж.

При весьма успешном внедрении Contac 600 (противоотечное средство с ограниченным высвобождением) в Японии компания SmithKline Corporation использовала 35 оптовых торговцев вместо более 1000, как того требовала сложившаяся практика. Ежедневные контакты с оптовиками и ключевыми розничными торговцами, также в нарушение устоявшейся практики, дополнили план, и он сработал.

Запрещенный доступ к установленным дистрибьюторским учреждениям в США, Komatsu, японский производитель легкой сельскохозяйственной техники, вышел на рынок через дилеров дорожного строительного оборудования в сельских районах Sunbelt, где фермы меньше, почва более песчаная и проще работать. Здесь неопытные дистрибьюторы смогли привлечь клиентов на основе продукции Komatsu и приемлемой цены.

В случаях успешного оспаривания преобладающих институтов и практик, сочетание надежности и качества продукции, сильных и устойчивых систем поддержки, агрессивно низких цен и компенсационных пакетов за продажи, а также смелости и непримиримости, которые можно было обойти, разрушить и преобразовать. разные системы распределения.Вместо обиды было восхищение.

Тем не менее, некоторые различия между странами остаются неизменными, даже в мире микропроцессоров. В США практически все производители микропроцессоров проверяют их на надежность с помощью так называемой параллельной системы тестирования. Япония предпочитает совершенно иную систему последовательного тестирования. Итак, Teradyne Corporation, крупнейший в мире производитель оборудования для тестирования микропроцессоров, производит одну линию для США и одну для Японии. Это просто.

Что не так просто для Teradyne, так это знать, как лучше всего организовать и управлять своими маркетинговыми усилиями в данном случае. Компании могут быть организованы по продуктам, регионам, функциям или с использованием их комбинации. Компания может иметь отдельные маркетинговые организации для Японии и США или отдельные группы продуктов, одна из которых работает в основном в Японии, а другая — в Соединенных Штатах. Одно производственное предприятие или маркетинговая операция могут обслуживать оба рынка, или компания может использовать отдельные маркетинговые операции для каждого из них.

Вопросы возникают, если компания систематизирует по продукту. В случае Teradyne, должна ли группа, обслуживающая параллельную систему, основным рынком которой являются США, продавать в Японии и конкурировать с группой, ориентированной на японский рынок? Если компания организует деятельность на региональном уровне, как региональные группы распределяют свои усилия между продвижением параллельной и последовательной систем? Если компания организует с точки зрения функций, как она получает обязательства в области маркетинга, например, для одного направления вместо другого?

Нет ни одного надежно правильного ответа — ни одной формулы, по которой его можно было бы получить. Нет даже удовлетворительного условного ответа. ³ То, что хорошо работает для одной компании или одного места, может потерпеть неудачу для другой точно в одном и том же месте, в зависимости от возможностей, истории, репутации, ресурсов и даже культуры обоих.

Земля плоская

Различия, сохраняющиеся во всем мире, несмотря на глобализацию, подтверждают древнее изречение экономики: все определяется тем, что происходит на периферии, а не в ядре. Таким образом, в обычном конкурентном анализе важна не средняя цена, а предельная цена; что происходит не в обычном случае, а на стыке вновь возникающих условий.В коммерческих делах важно то, что происходит на передовой. Что наиболее поразительно сегодня, так это то, что в основе происходящего сейчас лежит сходство с национальными предпочтениями на окраине. Эти сходства на переднем крае в совокупности образуют подавляющую, преобладающую общность повсюду.

Ссылаясь на сохранение экономического национализма (защитные и субсидируемые торговые практики, специальные налоговые льготы или ограничения для производителей на внутреннем рынке) как на препятствие для глобализации рынков, значит сделать обоснованный вывод. Экономический национализм обладает мощной стойкостью. Но, как и в случае с почти полностью гладкой интернационализацией инвестиционного капитала в настоящем, прошлое само по себе не формирует и не предсказывает будущее. (Размышления об интернационализации капитала см. В Приложении 3.)

Реальность — это не фиксированная парадигма, в которой доминируют извечные обычаи и производные отношения, не обращая внимания на могущественные и многочисленные новые силы. Мир становится все более информированным об освободительных и расширяющих возможностях современности.Сохранение унаследованных разновидностей национальных предпочтений вызывает беспокойство из-за растущих свидетельств их неэффективности, дороговизны и ограниченности и беспокойства по поводу их неэффективности. Историческое прошлое и национальные различия в торговле и промышленности, которые оно породило и способствовало повсюду, теперь подвергаются относительно легкой трансформации.

Космополитизм больше не является монополией интеллектуалов и праздных классов; он становится признанным достоянием и определяющей характеристикой всех секторов во всем мире. Постепенно и непреодолимо он ломает стены экономической замкнутости, национализма и шовинизма. То, что мы видим сегодня как эскалацию коммерческого национализма, — это просто последний насильственный предсмертный хрип устаревшего института.

Компании, которые адаптируются к экономической конвергенции и извлекают из нее выгоду, все же могут делать различия и корректировки на разных рынках. Устойчивые различия в мире согласуются с фундаментальными общими чертами; они часто дополняют, а не противостоят друг другу — как в бизнесе, так и в физике.В физике материя и антивещество одновременно работают в симбиотической гармонии.

Земля круглая, но для большинства целей разумно рассматривать ее как плоскую. Космос искривлен, но для повседневной жизни здесь, на земле, мало.

Отклонения от устоявшейся практики случаются постоянно. Но многонациональный ум, извращенный в осторожность и робость годами спот и транснациональных проблем, теперь редко бросает вызов существующей зарубежной практике. Чаще он считает любое отступление от унаследованного домашнего распорядка бессмысленным, неуважительным или невозможным.Это разум давно минувших дней.

Успешная глобальная корпорация не отказывается от индивидуализации или дифференциации в соответствии с требованиями рынков, которые различаются предпочтениями в отношении продуктов, схемами расходов, покупательскими предпочтениями, а также институциональными или юридическими механизмами. Но глобальная корпорация принимает и приспосабливается к этим различиям лишь неохотно, только после неустанных испытаний их неизменности, после попыток различными способами их обойти и изменить, как мы видели в случаях с Outboard Marine в Европе, SmithKline в Японии и Komatsu в Соединенные Штаты.

Есть только один важный аспект, в котором важна деятельность компании во всем мире, и это то, что она производит и как продает. Все остальное происходит от этой деятельности и является ее вспомогательной.

Цель бизнеса — привлечь и удержать покупателя. Или, если использовать более изощренную конструкцию Питера Друкера, для создайте и удержите клиента. Компания должна быть привержена идеалу инноваций — предлагать лучшие или более предпочтительные продукты в таких сочетаниях способов, средств, мест и по таким ценам, чтобы потенциальные клиенты предпочли вести дела с компанией, а не с другими.

Предпочтения постоянно меняются. В рамках нашей глобальной общности огромное разнообразие постоянно утверждает себя и процветает, что можно увидеть на единственном крупнейшем внутреннем рынке мира — Соединенных Штатах. Но в процессе гомогенизации мира современные рынки расширяются, достигая глобальных масштабов сокращения затрат. Благодаря улучшенным и дешевым коммуникациям и транспорту даже небольшие сегменты местного рынка, которые до сих пор были защищены от удаленных конкурентов, теперь ощущают давление своего присутствия.Никто не застрахован от глобальной досягаемости и непреодолимой экономии от масштаба.

Два вектора формируют мир — технологии и глобализация. Первый помогает определить предпочтения человека; вторая — экономические реалии. Независимо от того, насколько предпочтения меняются и расходятся, они также постепенно сближаются и образуют рынки, на которых эффект масштаба ведет к снижению затрат и цен.

Современная глобальная корпорация сильно контрастирует со стареющей транснациональной корпорацией. Вместо того, чтобы приспосабливаться к поверхностным и даже укоренившимся различиям внутри и между странами, он будет разумно стремиться навязывать стандартизированные продукты и практики по всему миру.Это именно то, что примет мир, если они будут иметь низкие цены, высокое качество и безупречную надежность. В этом отношении глобальная компания будет действовать в точности так, как писал Генри Киссинджер в книге « лет потрясений » о продолжающемся экономическом успехе Японии: «жадно собирает информацию, невосприимчив к давлению и неумолим в исполнении».

С учетом того, что повсюду является целью коммерции, глобальная компания превратит векторы технологий и глобализации в свою огромную стратегическую плодовитость. Он будет систематически подталкивать эти векторы к их собственной конвергенции, предлагая всем одновременно высококачественные, более или менее стандартизованные продукты по оптимально низким ценам, тем самым достигая для себя значительно расширенных рынков и прибылей. Компании, которые не адаптируются к новым мировым реалиям, станут жертвами тех, которые это сделают.

Версия этой статьи появилась в выпуске Harvard Business Review за май 1983 года.

Экономика, блок 7 карточек | Quizlet

Вы, наверное, слышали, как ведущие новостей говорят о «сильном» или «слабом» долларе или такой валюте, как японская иена, «повышающейся» или «падающей».«Что означают эти термины, и являются ли они хорошими новостями или плохими новостями для экономики Соединенных Штатов?

Повышение стоимости валюты называется повышением курса валюты. Когда валюта дорожает, она становится« сильнее ». Если обменный курс между курс доллара и иены увеличивается со 100 иен за доллар до 120 иен за доллар, на один доллар можно купить больше иен. Поскольку доллар вырос в цене, мы говорим, что доллар вырос по отношению к иене. Это повышение означает, что люди в Японии придется потратить больше иен на покупку товаров на доллар в Соединенных Штатах.

Когда курс национальной валюты повышается, продукты этой страны становятся дороже в других странах. Например, сильный доллар делает американские товары и услуги более дорогими для японских потребителей. Поэтому Япония, вероятно, будет импортировать меньше товаров из США. Это означает, что общий экспорт США в Японию, вероятно, сократится.

С другой стороны, сильный доллар означает, что иностранные товары будут дешевле для потребителей в Соединенных Штатах.Таким образом, сильный доллар может побудить потребителей в Соединенных Штатах покупать импортные товары.

Уменьшение стоимости валюты называется амортизацией. Вы также можете услышать обесценивание, называемое «ослаблением». Если обменный курс доллара упадет до 80 иен за доллар, вы получите меньше иен за каждый доллар. Другими словами, доллар обесценился по отношению к иене.

Когда национальная валюта обесценивается, ее товары становятся дешевле для других стран. Обесценившийся или слабый доллар означает, что иностранные потребители смогут лучше позволить себе товары, произведенные в Соединенных Штатах.Как видно из рисунка 17.9, экспорт, вероятно, увеличится в результате ослабления доллара. В то же время товары других стран становятся более дорогими для потребителей в Соединенных Штатах, поэтому импорт, вероятно, сократится.

Технологии меняют наш образ жизни, но необходимо изменить то, как мы работаем

Что вы думаете, когда слышите слово «технология»? Вы думаете о реактивных самолетах, лабораторном оборудовании и подводном земледелии? Или вы думаете о смартфонах и алгоритмах машинного обучения?

Венчурный капиталист Питер Тиль предполагает, что это второе.Когда серьезный диктор на CNBC говорит, что «акции технологических компаний сегодня падают», мы все знаем, что он имеет в виду Facebook и Apple, а не Boeing и Pfizer. Для Тиля это означает более глубокую проблему в американской экономике, сокращение нашей веры в возможное, пессимизм в отношении того, что действительно может стать лучше. Наше определение того, что такое технология, сузилось, и он считает, что это сужение не случайно. Это механизм выживания в эпоху технологических разочарований.

«Технология определяется как« то, что быстро меняется », — говорит он.«Если другие вещи не определены как« технологии », мы их отфильтровываем и даже не смотрим на них».

Тиль не отрицает важность iPhone, ноутбуков и социальных сетей. Он основал PayPal и Palantir, был одним из первых инвесторов в Facebook, а сейчас владеет миллиардным состоянием. Мы разговаривали в его элегантной квартире с окнами от пола до потолка и видом на Манхэттен — дворец, построенный на вершине богатств ИТ-революции. Но для него очевидно, что мы переживаем длительный технологический застой.«Нам обещали летающие машины, получили 140 символов», — любит говорить он.

Цифры подтверждают его. Наиболее близким к измерению технического прогресса экономическая профессия является показатель, называемый совокупной факторной производительностью, или СФП. Это немного странная концепция: она измеряет прирост производительности, оставшийся после учета роста рабочей силы и капитальных вложений.

Когда TFP растет, это означает, что такое же количество людей, работающих с тем же количеством земли и техники, может зарабатывать больше, чем было раньше.Это наша лучшая попытка измерить сложный для определения набор инноваций и улучшений, которые способствуют повышению уровня жизни. Это означает, что мы выясняем, как, согласно знаменитой формулировке Стива Джобса, работать умнее. Если TFP упадет, то и уровень жизни тоже.

И TFP в последние десятилетия не изменились — или, по крайней мере, стали более низкими. С 1970 года TFP выросла примерно на треть по сравнению с темпами роста с 1920 по 1970 год. Если это звучит сухо и технически, то моя ошибка: это означает, что мы беднее, работаем дольше и оставляем худший мир для наших внуков. чем мы иначе были бы.В экономическом отчете президента за 2015 год № отмечалось, что если бы рост производительности продолжал стремительно расти темпами 1948–1973 годов, средний доход домашнего хозяйства был бы сегодня на 30 000 долларов выше.

Роберт Гордон, «Экономический рост в США закончился: краткосрочная перспектива встречает долгую»

Чего Тиль не может понять, так это того, почему его коллеги-основатели и венчурные капиталисты не видят того, что видит он, почему они так чертовски оптимистичны и самодовольны среди очевидной, катящейся катастрофы для улучшения человечества.

Может быть, размышляет он, это просто корысть на работе; разочарования в других сферах экономики сделали Кремниевую долину богаче, важнее и более ценимой. При таком небольшом количестве других достижений, конкурирующих за освещение в прессе и инвестиционные доллары, деньги и престиж текут в тот сектор экономики, который сильно продвигается вперед. «Если вы работаете в ИТ-секторе, вы как фермер в разгар голода», — говорит Тиль. «А быть фермером во время голода может быть очень прибыльным делом.«

А может это простая близорукость. Возможно, развитие наших телефонов отвлекло нас от застоя в наших сообществах. «Вы можете осмотреться в Сан-Франциско, и увидите, что жилище на 50 или 60 лет», — продолжает Тиль. «Вы можете осмотреться в Нью-Йорке, а метро — это 100 с лишним лет. Вы можете осмотреться в самолете, и это мало чем отличается от 40 лет назад — может быть, это немного медленнее, потому что безопасность в аэропорту низкая — tech и работает не очень хорошо, хотя экраны есть везде.Может быть, они отвлекают нас от нашего окружения, а не заставляют смотреть на то, что нас окружает ».

Но у коллег Тиля из Кремниевой долины есть другое, более простое объяснение. Для многих из них цифры просто неправильные.

Чего не понимает Ларри Саммерс

Если и было хоть какое-то вдохновение для этой статьи, то это была речь Ларри Саммерса, которую произнес на Гамильтонском проекте в феврале 2015 года. Саммерс известен своими уверенными объяснениями экономических явлений, а не своим недоумением.Но в тот день он был сбит с толку.

«С одной стороны, — начал он, — у нас есть огромные анекдотические свидетельства и визуальные свидетельства, указывающие на то, что технологии оказывают огромное и всеобъемлющее влияние».

Назовите это , но все знают это аргумент . Всем известно, что технологические инновации меняют мир быстрее, чем когда-либо прежде. Доказательство находится в наших карманах, которые теперь содержат крошечное устройство, в котором хранится что-то, близкое к сумме знаний человечества, и оно есть у наших детей, которые проводят весь день, глядя на экраны, и это на нашем фондовом рынке, где Apple и Google конкурируют. для самой высокой оценки любой компании на Земле.Как можно смотреть на все это и сомневаться в том, что мы живем в эпоху, в которой господствуют чудеса техники?

«С другой стороны, — продолжил Саммерс, — статистика производительности за последние десять лет мрачна. Любая полностью удовлетворительная точка зрения должна согласовывать эти два наблюдения, а я не слышал, чтобы она удовлетворительно согласовывалась».

У многих в Кремниевой долине есть простой способ согласовать эти взгляды. Статистика продуктивности, мол, просто ломается.

«Хотя я и сторонник технологического прогресса», — написал в Твиттере венчурный капиталист Марк Андрессен, — «также кажется, что прогресс носит дефляционный характер, поэтому даже быстрые технологии могут не отображаться в статистике ВВП или производительности.«

Хэл Вариан, главный экономист Google, также настроен скептически. «Вопрос в том, измеряет ли [производительность] неправильные вещи», — сказал он мне.

Билл Гейтс соглашается. Во время нашего разговора он рассказал о некоторых способах улучшения нашей жизни за последние годы — цифровых фотографиях, более простом бронировании отелей, дешевом GPS, почти бесплатном общении с друзьями. «То, как рассчитываются показатели производительности, не очень хорошо отражает те улучшения качества услуг, — сказал он.

В пользу этого аргумента можно многое сказать. Показатели производительности основаны на общей сумме товаров и услуг, которые экономика производит для продажи. Но многие продукты цифровой эпохи раздаются бесплатно, и поэтому у них никогда не будет возможности проявить себя в статистике ВВП.

Возьмите карты Google. У меня дерьмовое чувство направления, поэтому без преувеличения можно сказать, что Google Maps изменил мою жизнь. Я буду платить за продукт сотни долларов в год. На практике я ничего не плачу.Что касается прямого вклада в ВВП, Google Maps стимулирует рекламный бизнес Google, возвращая мои данные компании, чтобы они могли более эффективно таргетировать рекламу, и, вероятно, это увеличивает сумму денег, которую я вкладываю в Verizon за свой тарифный план. Но это не стоит сотен долларов для Google или для экономики в целом. В результате данные о ВВП могут недооценивать ценность карт Google, но не преуменьшать ценность, скажем, устройств GPS Garmin.

Это, как утверждает Вариан, системная проблема, связанная с тем, как мы измеряем ВВП: это хорошо для бизнеса, но плохо для частных лиц. «Когда автотранспортные компании и логистические компании внедрили технологию GPS, производительность в этом секторе практически увеличилась вдвое, — говорит он. «[Затем] цена снижается практически до нуля с помощью Карт Google. Это используется домашними хозяйствами. Поэтому разумно полагать, что производительность домашних хозяйств выросла. Но на самом деле это не измеряется в нашей статистике производительности».

Разрыв между тем, что я плачу за Google Maps, и стоимостью, которую я получаю от них, называется «излишком потребителя», и это лучшая защита Кремниевой долины от мрачной истории, рассказываемой статистикой производительности.Аргумент состоит в том, что мы нарушили статистику производительности нашей страны, потому что многие из наших замечательных новых технологий бесплатны или почти бесплатны для потребителя. Когда Генри Форд начал откачивать машины, люди покупали его машины, и поэтому их стоимость отражалась в ВВП. В зависимости от дня, когда вы проверяете, фондовый рынок обычно удостоверяет Google — извините, Alphabet — как самую дорогую компанию в мире, но немногие из нас когда-либо получали чек Ларри Пейджу или Сергею Брину.

Это то, что имеет в виду Андриссен, когда говорит, что инновации Кремниевой долины «дефляционны по своей природе»: такие вещи, как Google Maps, толкают цены вниз, а не вверх, и это противоречит нашим оценкам.

Другая проблема, которую поднимают скептики в области продуктивности, — это так называемые «ступенчатые изменения» — новые товары, которые представляют собой такие огромные изменения в благосостоянии людей, что попытки учесть их, измеряя цены и инфляцию, кажутся смешными. Экономист Дайан Койл оценивает эту скважину как . Она отмечает, что в 1836 году Натан Майер Ротшильд умер от абсцесса зуба. «Сколько мог бы самый богатый человек в мире в то время заплатить за антибиотики, если бы они были изобретены?» Конечно, больше, чем реальная стоимость антибиотика.

Возможно, — предполагает она, — мы живем в эпоху поэтапных изменений — продукты, которые мы используем, становятся настолько лучше, намного быстрее, что обычные способы учета технологических усовершенствований ломаются. «Невероятно, чтобы статистика фиксировала ступенчатые изменения качества жизни, вызванные всеми новыми технологиями, — пишет она, — так же, как цена антибиотика отражает ценность жизни».

Одна проблема с гипотезой неправильного измерения: всегда было неправильное измерение

«Да, показатели производительности упускают из виду инновации и улучшения качества», — вздыхает Джон Фернальд, экономист Федерального резервного банка Сан-Франциско, который тщательно изучал статистику производительности.«Но им всегда этого не хватало».

Это вызов гипотезе неправильного измерения: у нас никогда не измеряли производительность точно. Нас всегда сбивали с толку излишки потребителей и ступенчатые изменения. Чтобы объяснить отсутствие продуктивности в последние десятилетия, вы должны показать, что проблема усугубляется — показать, что излишек потребителей становится больше, а шаг меняется все глубже. Вы должны доказать, что Facebook предлагает больше излишков потребителей, чем когда-то автомобили; эти показатели инфляции лучше отслеживали переход от уборных к туалетам, чем переход от телефонов к смартфонам. Оказывается, это очень сложный случай.

Снова возьмем Google Maps. Это правда, что использование приложения бесплатное. Но прирост производительности, который он дает, должен проявиться в других частях экономики. Если мы получаем места быстрее и надежнее, это должно позволить нам делать больше вещей, проводить больше встреч, устанавливать больше связей, создавать больше ценности. Так было с автомобилями и поездами — их реальная ценность для экономики заключалась не просто в продаже автомобилей, билетов или бензина, а в том, как они произвели революцию в нашей работе и жизни.

Или возьмем точку зрения Койла о ступенчатом изменении, которое предлагают антибиотики. Есть ли что-нибудь в нашей недавней истории, что хоть отдаленно можно сравнить с достижениями медицины 20 века? Или достижения в области санитарии конца 19 века? Если так, то это, конечно, не очевидно из наших данных о продолжительности жизни: рост продолжительности жизни резко замедлился в эпоху информационных технологий. Серьезное понимание ступенчатых изменений предполагает, что наши показатели производительности могли упустить больше в 20-м веке, чем в 21-м.

Другая проблема с гипотезой неправильного измерения: она не соответствует фактам

Гипотеза неправильного измерения не проходит и более конкретных тестов. В январе Чад Сиверсон, экономист из Школы бизнеса Бута Чикагского университета, опубликовал статью , которая, выражаясь заниженным языком экономических исследований, является сокрушительным опровержением тезиса.

Сайверсон рассудил, что если рост производительности систематически искажается в странах, зависящих от информационных технологий, то производительность будет лучше в странах, экономика которых определяется другими секторами.Вместо этого он обнаружил, что снижение производительности, которое очевидно в любой развитой экономике, «не связано с относительным размером информационных и коммуникационных технологий в экономике страны».

Затем он перешел к аргументу о потребительском излишке. Возможно, лучший способ оценить достижения цифровой эпохи — это попытаться оценить время, которое мы тратим на такие вещи, как Facebook. Сайверсон использовал чрезвычайно щедрые предположения о ценности нашего времени и считал само собой разумеющимся, что мы будем использовать онлайн-сервисы, даже если нам придется за них платить.Даже тогда он обнаружил, что излишек потребителя заполняет лишь треть разрыва в производительности. (И это прежде, чем вы вернетесь и предложите те же самые щедрые предположения, чтобы полностью оценить ценность прошлых инноваций, которые увеличили бы разрыв, который необходимо ликвидировать сегодняшним технологиям!)

В мартовской статье года Дэвида Бирна, Джона Фернальда и Маршалла Рейнсдорфа был использован другой подход, но он пришел к аналогичным выводам. «Основные« затраты »для потребителей Facebook, Google и т.п. — это не широкополосный доступ, услуги сотовой связи, телефон или компьютер; скорее, это альтернативная стоимость времени», — заключили они. «Но эти затраты времени … сродни излишку потребителя, полученному от телевидения (старое изобретение экономики) или от игры в футбол со своими детьми».

Конечно, играть в футбол с детьми имеет реальную ценность — это просто не та ценность, которую экономисты пытаются измерить статистикой производительности.

Это ключевой момент, на котором стоит остановиться подробнее: когда экономисты измеряют прирост производительности, они измеряют, какого рода технологические достижения приводят к экономическим успехам.Это говорит о том, что даже если бы мы неверно измеряли производительность, мы бы увидели эффекты повышающих производительность технологических изменений в других показателях экономического благосостояния.

Вы можете представить себе мир, в котором заработная плата выглядит плоской, но работники чувствуют себя богаче, потому что их зарплаты обеспечивают им чудеса, выходящие за рамки их прежнего воображения. В этом мире восприятие людьми своего экономического положения, состояния экономики в целом и перспектив для их детей было бы более радужным, чем, казалось, оправдывали экономические данные.Мы живем не в этом мире.

По данным Pew Research Center , последний раз большинство американцев оценивали свое финансовое положение как «хорошее или отличное» в 2005 году. Gallup обнаружил , что в последний раз большинство американцев были удовлетворены тем, как идут дела. в стране был 2004 год. В последний раз американцев были уверены, , что жизнь их детей будет лучше, чем их собственная, был в 2001 году. Черт, Дональд Трамп успешно работает под лозунгом «Сделаем Америку снова великой» — «снова» наводит на мысль, что многие люди не чувствую, что их жизнь становится все лучше и лучше.

Почему все эти технологии не улучшают экономику? Потому что это не меняет того, как мы работаем.

Существует простое объяснение разрыва между тем, насколько кажется, что технологии изменили нашу жизнь, и тем, насколько это отсутствует в наших экономических данных: это больше меняет то, как мы играем и отдыхаем, чем то, как мы работаем и производим.

Как мой коллега Мэтью Иглесиас написал , «»: «Цифровые технологии преобразовали несколько отраслей в медиа / развлекательном пространстве, которые занимают такое место, которое не соответствует их общему экономическому значению.Роботы не берут нашу работу; они забирают у нас досуг «.

«Данные американского исследования использования времени , — продолжает он, — показывают, что в среднем американцы проводят около 23 процентов своего бодрствования за просмотром телевизора, чтением или играми. С Netflix, HDTV, Kindles, iPad и т. Д. в остальном, это, безусловно, виды деятельности, которые в 2015 году на радикально отличаются на , чем в 1995 году, и могут легко создать впечатление, что жизнь была революционизирована с помощью цифровых технологий.«

Но, как отмечает Иглесиас, на индустрию развлечений и издательское дело приходится гораздо меньше 23 процентов рабочей силы. Работники розничных продаж и кассиры составляют самый крупный транш американских рабочих, и вам достаточно ввести ближайший к вам разрыв, чтобы увидеть, как мало изменились эти рабочие места за последние десятилетия. Почти десятая часть всех рабочих занимается приготовлением пищи, и даже самый поверхностный визит на кухню вашего местного ресторана показывает, что технологии также не сильно повлияли на эту отрасль.

Это часть сужения того, что считается технологическим сектором. «Если бы вы были пилотом самолета или стюардессой в 1950-х, — говорит Тиль, — вы чувствовали бы себя частью футуристической индустрии. Большинство людей чувствовали себя так, как будто они работали в футуристической индустрии. У большинства людей была работа, которой не существовало 40 или 50 лет назад «.

Сегодня у большинства из нас есть работа, которая существовала 40 или 50 лет назад. Конечно, мы используем в них компьютеры, и это настоящая перемена. Но это изменение, которое в основном произошло в 1990-х и начале 2000-х годов, поэтому в этот период произошло временное повышение производительности (и заработной платы, и ВВП).

Вопрос в том, находимся ли мы во временном технологическом спаде или в постоянном.

Причина пессимизма: последние 200 лет были уникальными в истории человечества
Самый страшный аргумент экономиста Роберта Гордона также является самым бесспорным аргументом, который он приводит: нет никаких гарантий непрерывного экономического роста. Нас должен удивлять прогресс 20-го века, а не относительная медлительность последних нескольких десятилетий.
Экономический историк Ангус Мэддисон, умерший в 2010 году, подсчитал, что ежегодные темпы экономического роста в западном мире с 1 по 1820 год нашей эры составляли 0,06 процента в год — это далеко от 2 до 3 процентов, к которым мы привыкли. в последние десятилетия.
Сверхмощный рост последних веков является результатом выдающегося технического прогресса — прогресса, такого типа и темпов, которые не были известны ни в одну другую эпоху в истории человечества. Урок этого прогресса, как пишет Гордон в книге « The Rise and Fall of American Growth », прост: «Некоторые изобретения важнее других», и в ХХ веке были собраны действительно очень важные изобретения.
Это было в 19-м и особенно 20-м веках, когда мы действительно придумали, как использовать ископаемое топливо для выработки энергии, ну, почти все. «Новорожденный ребенок в 1820 году вошел в мир, который был почти средневековым, — пишет Гордон, — в тусклый мир, освещенный свечами, в котором народные средства лечили проблемы со здоровьем и в котором путешествие было не быстрее, чем можно было бы на копыте или парусе».
Правнуки этого новорожденного знали, что мир изменился:
Когда электричество позволило создавать свет одним щелчком выключателя, а не зажиганием спички, процесс создания света изменился навсегда.Когда электрический лифт позволил зданиям расширяться вертикально, а не горизонтально, сам характер землепользования был изменен, и была создана городская плотность. Когда небольшие электрические машины, прикрепленные к полу или удерживаемые в руке, заменили огромные и тяжелые паровые котлы, которые передавали энергию с помощью кожаных или резиновых ремней, возможности замены человеческого труда машинами расширились до неузнаваемости. Так было и с автомобилями, заменяющими лошадей в качестве основного вида внутригородских перевозок; Обществу больше не приходилось выделять четверть своих сельскохозяйственных угодий на кормление лошадей или содержать значительную рабочую силу для вывоза их отходов.
Затем, конечно, были медицинские достижения эпохи: санитария, анестетики, антибиотики, хирургия, химиотерапия, антидепрессанты. Многие из самых смертоносных бедствий 18-го века были для 20-го века просто неприятностями. Некоторые, например, оспа, были полностью ликвидированы. Ничто так не улучшает экономическую продуктивность человека, как то, что он остается живым.
Более примечательным было то, как быстро все это произошло. «Хотя в 1880 году ни одно домашнее хозяйство не было подключено к электричеству, почти 100 процентов U.К 1940 г. в городских домах С. была проведена электромонтажная работа, и за тот же промежуток времени процент городских домов с чистой водопроводной водой и канализационными трубами для удаления отходов достиг 94 процентов, — пишет Гордон. — Более 80 процентов городских домов в 1940 году. имели внутренние туалеты со смывом, 73% имели газ для отопления и приготовления пищи, 58% имели центральное отопление и 56% имели механические холодильники ».
Гордон отвергает идею о том, что он пессимист. Он не отрицает ценности портативных компьютеров, GPS, Facebook, Google, iPhone и Teslas.Он просто говорит, что их совокупность не равна электричеству, автомобилям, самолетам, антибиотикам, сантехнике, небоскребам и межгосударственной автомагистрали.
Но трудно не чувствовать пессимизма, читая его. Гордон не просто утверждает, что сегодняшние инновации отстают от вчерашних. Он также убедительно утверждает, что в ближайшие годы экономика столкнется с серьезными препятствиями, которые варьируются от стареющей рабочей силы до чрезмерного регулирования и высокого неравенства.Наши инновации тоже должны все это преодолеть.
Повод для оптимизма
Взгляды Гордона, мягко говоря, разделяются не всеми. Когда я спросил Билла Гейтса о The Rise and Fall of American Growth , он был безжалостен. «Эта книга будет сочтена довольно ироничной», — ответил он. «Это как книга« Мир наступает », написанная в 1940 году. Оказывается, это пророчество».
Гейтс считает, что последние 20 лет были взрывом научных достижений.В ходе нашей беседы он восхищался достижениями в области редактирования генов, машинного обучения, дизайна антител, беспилотных автомобилей, материаловедения, роботизированной хирургии, искусственного интеллекта и многого другого.
Эти открытия реальны, но им нужно время, чтобы появиться в новых продуктах, в полезных медицинских методах лечения, в инновационных стартапах. «Мы увидим драматические последствия этих событий в течение следующих 20 лет, и я говорю это с невероятной уверенностью», — говорит Гейтс.
И хотя Гордон прав насчет встречных ветров, с которыми мы сталкиваемся, есть и попутные ветры.Похоже, нам не грозят мировые войны, разразившиеся в ХХ веке, и у нас есть на миллиарды больше людей, которые образованы, связаны и работают над изобретением будущего, чем мы это делали 100 лет назад. Легкость, с которой могут сотрудничать исследователь из Стэнфорда и исследователь из Шанхая, должна чего-то стоить.
По правде говоря, у меня нет никакого способа разрешить спор о технологиях, которые изменят мир через 20 или 40 лет. Но если вы сосредоточены на достижениях в течение следующих пяти, 10 или даже 20 лет — а для людей, которым в ближайшее время понадобится помощь, эти достижения имеют значение — то у нас, вероятно, есть все необходимые технологии.Нам не хватает всего остального.

Будет ли второй бум ИТ?
К 1989 году компьютеры быстро стали повсеместными на предприятиях и в домах. Они кардинально изменили работу любого числа отраслей — от журналистики до банковского дела и розничной торговли. Но трудно было увидеть революцию в сфере информационных технологий, глядя на экономические показатели. Легендарный экономист Роберт Солоу пошутил: «Компьютерный век можно увидеть везде, кроме статистики производительности.«
Так продолжалось недолго: революция в сфере информационных технологий привела к росту производительности с 1995 по 2004 год.
Урок здесь прост и важен: рост производительности часто отстает от технологий. Поскольку у Чада Сиверсона документально подтверждено , то же самое произошло с электричеством. На рубеже 20-го века электричество изменило жизни людей, не сильно изменив экономику. Затем, начиная с 1915 года, произошло десятилетнее повышение производительности, поскольку экономические субъекты начали прививать электричество в свои операции.Однако этот бум быстро пошел на убыль.
Но в случае электрификации произошел -секундный бум производительности , который произошел позже. Это был бум, который возник, когда заводы, компании и целые отрасли промышленности были перестроены с учетом возможностей электричества — бум, который наступил только после того, как сложные организации поняли, как электричество может преобразовать их деятельность. «История показывает, что рост производительности за счет технологий общего назначения может происходить несколькими волнами», — пишет Сайверсон.
Чад Сайверсон, «Повторится ли история?» Комментарии на тему «Революция информационных технологий окончена?»
Может ли то же самое быть и с ИТ?
Тайлер Коуэн, экономист из Университета Джорджа Мейсона и автор книги The Great Stagnation , так считает. «Я думаю, что Интернет только начинается, хотя это звучит безумно».
Первый этап, как он утверждает, был Интернет как «надстройка». Это Best Buy, позволяющая заказывать стереосистемы с веб-сайта или компаний, использующих рекламу в Facebook для таргетинга на клиентов.Это крупные компании, добивающиеся некоторого прироста производительности, добавляя ИТ в свой существующий бизнес.
Вторая фаза, по его словам, будет состоять из новых компаний, построенных снизу доверху вокруг ИТ — и эти компании будут использовать свою высокую производительность, чтобы уничтожить своих конкурентов, произвести революцию в отраслях и продвинуть экономику вперед. Примеров предостаточно: представьте, Amazon разрушает сектор розничной торговли, Uber разрушает индустрию такси или Airbnb захватывает отели. А теперь представьте, что в каждый сектор экономики — что произойдет, если Alphabet выпустит беспилотные автомобили, работающие на огромных массивах данных, организованных в Google Maps, или если телемедицина произведет революцию в сельском здравоохранении, или если MOOC (массовые открытые онлайн-курсы) действительно могут снизить стоимость высшего образования?
Это большой скачок вперед — и в большинстве случаев у нас есть или скоро будут технологии, чтобы сделать это.Но это не значит, что они будут созданы.
У нас есть технологии. Нам нужно все остальное.
Крис Диксон, венчурный капиталист Andreessen Horowitz, имеет полезную основу для размышления над этим аргументом. «В 2005 году несколько компаний предложили мне идею Uber», — говорит он. «Но поскольку они следовали ортодоксальному мышлению, они полагали, что будут создавать программное обеспечение, но позволят другим людям управлять машинами».
Это была доминирующая идея на этапе расширения Интернета: Силиконовая долина должна производить программное обеспечение, а затем продавать его компаниям, имеющим опыт во всех других сферах бизнеса.И это сработало какое-то время. Но до этого можно было только зайти.
«Проблема заключалась в следующем», — продолжает Диксон. «Вы создаете программный уровень Uber. Затем вы стучите в дверь компании такси. Это семейный бизнес. Они не знают, как оценивать, покупать или внедрять программное обеспечение. У них нет бюджета на И даже если вы можете сделать их клиентами, опыт будет не очень хорошим. В конце концов Uber, Lyft и подобные компании поняли, что, контролируя весь опыт и полный продукт, вы можете улучшить взаимодействие с конечным пользователем.»(Должен отметить, что фирма Диксона является инвестором Lyft, хотя, к их вечному сожалению, они отказались от Uber.)
Дело в том, что по-настоящему воспользоваться ИТ в компании оказывается очень, очень сложно. Проблемы не просто технические; это кадровые проблемы, проблемы с рабочим процессом, организационные проблемы, проблемы регулирования.
Единственный способ решить эти проблемы (и, таким образом, получить повышение производительности от их решения) — это создавать компании, предназначенные для решения этих проблем.Однако это более сложный и медленный процесс, чем заставить потребителей переключаться с одного экрана на другой или с аренды DVD на использование Netflix.
В этом рассказе нашу экономику сдерживает не столько недостаток технологических достижений, сколько трудности с превращением уже имеющихся достижений в компании, которые могут их действительно использовать.
В сфере здравоохранения, например, технологий более чем достаточно, чтобы перевернуть наши отношения с врачами, но это смесь предвзятого отношения к статус-кво со стороны пациентов, замешательства со стороны поставщиков медицинских услуг, нормативных барьеров, отпугивающих или препятствующих новым участникам , а антиконкурентное поведение со стороны должностных лиц означает, что у большинства из нас даже нет врача, который хранит наши медицинские записи в электронной форме, к которой другие поставщики медицинских услуг могут легко получить доступ и прочитать.А если мы даже этого не сделаем, как мы будем переходить на телемедицину?
Великолепное новшество
Uber было связано не столько с программным обеспечением, сколько с его наглостью использовать лазейки в правилах такси, а затем мобилизовать довольных клиентов, чтобы отпугнуть влиятельные группы интересов и разгневанных местных политиков. В ближайшем будущем рост производительности будет обеспечиваться такими компаниями, как Uber, — компаниями, чья компетенция не столько в технологиях, сколько в том, чтобы понять, как применить существующие технологии в устойчивых отраслях.
«Оказывается, самое сложное в компаниях — это не создавать технологии, а заставлять людей правильно их использовать», — говорит Диксон.
Я думаю, это ответ на тайну, раскрытую Саммерсом. Да, нас окружают новые технологии, и некоторые из них очень важны. Но разработать технологию оказывается намного проще, чем заставить людей — и особенно компании — использовать ее должным образом.
Эта история является частью серии The new Economy , посвященной тому, как 21 век повлияет на то, как мы живем, путешествуем и работаем.
Смешанная экономика — Справка по экономике
Определение — Смешанная экономика означает, что часть экономики предоставлена свободному рынку, а часть находится под управлением государства.
Смешанная экономика начинается с того, что большинство предприятий разрешают частным предприятиям.
Затем правительства вмешиваются в определенные области экономики, такие как предоставление государственных услуг (здравоохранение, образование, утилизация отходов) и регулирование или частный бизнес (например,г. законное право частной собственности и злоупотребление монопольной властью)
На самом деле, большинство экономик смешанные, с разной степенью государственного вмешательства.
Особенности смешанной экономики
Физические лица могут открывать бизнес и получать прибыль. Однако обычно прогрессивные налоги и льготы, основанные на проверке нуждаемости, сокращают неравенство и обеспечивают безопасность.
Цены определяются рыночными силами «невидимой рукой». Но правительство может регулировать некоторые товары.Например, введение более высокого налога на сигареты, чтобы воспрепятствовать их употреблению.
Большинство предприятий находятся в частной собственности. Однако государство может владеть или участвовать в регулировании естественных монополий, например водопроводная вода, электричество, газ.
Деловые круги свободны решать, что производить и цену платить, но существуют правительственные постановления в отношении окружающей среды, рынков труда и злоупотребления монопольной властью — ограничение загрязнения
Экономика, в значительной степени управляемая частными инвестициями и предприятиями, но правительство может вмешаться, чтобы уменьшить колебания в экономическом цикле.Например, снизить инфляцию или ускорить экономический рост (фискальная политика)
Примеры смешанной экономики
Доля государственных расходов в% от ВВП
Исландия (57%)
Швеция (52%)
Франция (52,8%)
Соединенное Королевство (47,3%)
США (38,9%)
Россия (34,1%)
Индия — (27%)
Китай — (20%)
Гонконг (18,6%)
Подробнее в — список государственных расходов в% от ВВП
Все вышеперечисленные экономики смешанные.Правительство управляет частью экономики, а частные фирмы и частные лица управляют остальной частью.
Есть разные степени государственного вмешательства. Европейские экономики, такие как Швеция и Франция, имеют щедрый уровень расходов на социальное обеспечение; в Западной Европе образование и здравоохранение бесплатны при использовании. Однако в США доля государственных расходов в ВВП ниже, но за здравоохранение приходится платить.
По мере развития экономики государство часто берет на себя более высокую долю общих расходов.Развитые страны, например, в Западной Европе, часто предпочитают предоставлять государственную поддержку и более строгое государственное регулирование бизнеса и окружающей среды. В развивающихся странах, таких как Камерун и Уганда, государственный сектор расходует менее 20% ВВП
Преимущества смешанной экономики
Стимулы к эффективности . Частные фирмы могут управлять большей частью бизнеса и промышленности. Частные фирмы, как правило, более эффективны, чем фирмы, контролируемые государством, потому что у них есть стимул для получения прибыли, чтобы сократить расходы и быть новаторскими.
Ограничивает государственное вмешательство . Смешанная экономика может уменьшить объем государственного регулирования и вмешательства, преобладающие в командной экономике.
Уменьшает несостоятельность рынка . Смешанная экономика может позволить некоторое государственное регулирование в тех областях, где рыночные механизмы не работают. Это может включать:
Положение о злоупотреблении монопольной властью, например предотвратить слияния, предотвратить завышение цен.
Налогообложение и регулирование товаров с отрицательными внешними эффектами, e.г. загрязнение,
Субсидия или государственная поддержка товаров и услуг, которые, как правило, недостаточно востребованы на свободном рынке. Это могут быть общественные блага, такие как полиция и национальная оборона, и блага заслуг, такие как образование и здравоохранение.
Степень равенства. Смешанная экономика может обеспечить большее равенство и обеспечить «страховочную сетку», чтобы люди не жили в абсолютной бедности. В то же время смешанная экономика может позволить людям получать финансовое вознаграждение в виде тяжелого труда и предпринимательства.
Макроэкономическая стабильность . Правительства могут проводить политику, направленную на обеспечение макроэкономической стабильности, например экспансионистская фискальная политика во время рецессии.
Даже либертарианцы, которые не любят вмешательство государства, считают, что необходима правовая поддержка частной собственности и государственного обеспечения правопорядка.
Недостатки смешанной экономики
Сколько должно вмешиваться правительство? Может быть трудно понять, сколько правительств должно вмешаться, e.г. Дискреционная фискальная политика может создать альтернативные проблемы, такие как государственные займы.
Слишком много неравенства? Социалисты критикуют страны со смешанной экономикой за чрезмерное использование рыночных сил, ведущее к неравенству и неэффективному распределению ресурсов.
Провал правительства . Экономисты свободного рынка критикуют страны со смешанной экономикой за то, что они допускают чрезмерное вмешательство государства. Либертарианцы утверждают, что из правительства получаются очень плохие менеджеры экономики, неизменно находящиеся под влиянием политических и краткосрочных факторов.
Заключение
На самом деле это зависит от того, как управляется смешанная экономика. Даже самые ярые экономисты-сторонники свободного рынка согласятся, что нам нужна определенная степень государственного вмешательства — хотя бы для защиты частной собственности. Например, Адам Смит в «Богатстве народов» утверждал, что правительства должны предотвращать эксплуатацию монопольной власти.
Очень немногие экономисты будут утверждать, что правительство должно пытаться вмешиваться во все области экономики. Частный бизнес и финансовые стимулы играют важную роль в хорошо функционирующей экономике, даже если есть желание способствовать большему перераспределению.
Связанные
.

РубрикаРазное

Что такое рынок в реальности западная экономика производит товары: Вариант ЕГЭ по обществознанию по теме:

Вариант ЕГЭ по обществознанию по теме:

РЫНОК. На пути к сверхобществу

Читайте также

3. Разум и РЫНОК

К. МАРКС ДЕНЕЖНЫЙ РЫНОК

Власть закона и свободный рынок

РЫНОК СТАРИНЫ

24. РЫНОК ДЛЯ ШПИОНОВ

РЫНОК

Теория либерализма и рынок.

Глава 14 Рынок и человек

Глава 15 Рынок и природа

Глава 16 Рынок и организация производства

Политический рынок

Российский политический рынок

3.4. Рынок прогнозов

2. Свободный рынок

Рынок символов

Рынок (Marche)

Проза : Русская классическая проза : РЫНОК : Александр Зиновьев : читать онлайн

как Западная Европа стала экономическим лидером мира в XVIII-XIX веках – Экономика – Коммерсантъ

Стенограмма лекции

Вопросы и ответы

обсуждение и комментарии в Тинькофф Пульс

The Great Reset Клауса Шваба и Тьерри Маллерета как новый манифест ультраглобалистов

Опомнились Запад решил отказаться от нефти и газа и уже нашел им замену. Готова ли к этому Россия?: Рынки: Экономика: Lenta.ru

Предупреждение свыше

Красивая картинка

Начали зарабатывать

Выборы, выборы

Маловато будет

И эти туда же

Благими намерениями

| экономика | Британника

Что такое рыночная экономика? — Определение, преимущества, недостатки и примеры — Видео и стенограмма урока

Примеры рыночной экономики

Итоги урока

Результаты обучения

Экономика и торговля | Торговый представитель США

Глобализация рынков

Жизнь в Технологической Республике

Подтверждение модели Т

Ежик знает

Почему остаются различия?

Неудача в мировом воображении

Как проводить творческий анализ

Принятие неизбежного

Взломать код западных рынков

Земля плоская

Экономика, блок 7 карточек | Quizlet

Технологии меняют наш образ жизни, но необходимо изменить то, как мы работаем

Чего не понимает Ларри Саммерс

Другая проблема с гипотезой неправильного измерения: она не соответствует фактам

Почему все эти технологии не улучшают экономику? Потому что это не меняет того, как мы работаем.

Повод для оптимизма

У нас есть технологии. Нам нужно все остальное.

Смешанная экономика — Справка по экономике

Особенности смешанной экономики

Примеры смешанной экономики

Преимущества смешанной экономики

Недостатки смешанной экономики

Заключение

Добавить комментарий Отменить ответ