Что такое мораль и право: Мораль и право — урок. Обществознание, 8 класс.

Содержание

§ 51. МОРАЛЬ И ПРАВО

§ 51. МОРАЛЬ И ПРАВО


Мораль и ее сущность. Мораль ж категория, отража­ющая качества человека, определяющие его характер, поведение, отношения с другими людьми: вежливость, милосердие, доброжелательность, справедливость. Мораль проявляется как часть общественного сознания, но вместе с тем она является совокупностью принципов, которыми руководствуется человек в своей деятельности и общении. С их помощью можно судить о поступках человека на предмет соответствия их нормам нравственности, они определяют, к чему нужно стремиться в жизни, а чего следует воздерживаться.

Мораль (лат. moralis — «привычка, обычай”) — одна из форм общественного сознания, регулирующая поведение человека, отношения между людьми, а также отношения между обществом и человеком.

Мораль как норма отношений между людьми появ­ляется вместе с возникновением общества. Общество перед каждым своим членом ставит определенные требования. Эти требования воплощены в нормах морали.

Но нормы морали не постоянны, они подвержены изменениям. В каждом обществе в ходе изменения экономических и социальных отношений развивается своя мораль. В первичном обществе нормы морали были едины, одинаковы для всех членов общества. С появлением классов мораль стала принимать классовый характер. Характер морали определяется экономическим и общественным строем, поэтому в ее нормах прослеживаются интересы отдельных групп или народа.

Наука о морали или нравственности называется этикой. Этика изучает вопросы возникновения морали, сущность и механизм применения ее норм, дает их объяснение, определяет критерии оценки поступков человека с позиций нравственности. Мораль закрепляет основные принципы, необходимые для регулирования повседневных отношений между людьми. А это является мощным инструментом в деле формирования всесторонне развитого человека.

В общественной жизни и в быту отношения между людьми регулируются нормами морали, сложившимися за многие столетия. Они соответствуют социально- политической сущности данного общества. Поэтому нормы морали нельзя рассматривать в отрыве от общества, в каком-либо «мире идей”. Мораль люди создают сами — посредством одобрения или осуждения тех или иных поступков. Моральные нормы не только регулируют отношения между людьми и обществом, но и определяют такие человеческие чувства, как честь, гордость, совесть и др. Проблема нравственности — основная проблема этики. Основное требование к человеку стать личностью, порядочным человеком, впитать в себя лучшие челове­ческие качества, так как человек завоевывает уважение только своей высокой нравственностью, добротой, честностью и справедливостью.

Быть незапятнанным с позиций морали высшая степень нравственного идеала. Практическая этика и мораль вытекают из поведения людей, их отношений, так как хорошее и плохое, добро и зло, справедливость и несправедливость, долг и безответственность, честь и бесчестие, совестливость и бессовестность проявляются через характер и поведение человека. А это может иметь как личный, так и общественный характер.

Функции морали. Основная функция морали — регулирование отношений между людьми, между человеком и обществом, формирование образна поведения и доведение его до последующих поколений. Так как человек не может жить вне общества, то все свое духовное богатство, в том числе и моральный опыт, передает своим последователям — молодому поколению. Появившись на свет и начав жить, молодой человек не может сам создать необходимые ему духовные блага, пользуется уже созданными другими, предыдущими поколениями. Но вместе с тем он постоянно совершен­ствует это богатство. В этом случае он должен уметь выбрать из морального наследства то, что необходимо ему: человек начинает искать моральный идеал.

Мораль в обществе осуществляет регулятивную, познавательную и воспитательную функции.

Мораль регулирует поведение человека в обществе во всех сферах деятельности. Моральный идеал подталкивает человека к постоянному совершенствованию. Моральные принципы раскрывают содержание нравственности, определяют основные направления, цель в жизни человека, помогают выбрать верные нормы поведения. Например, если какой-либо поступок оценивается как негативный, то человек понимает, что так поступать не следует. Моральные отношения состоят из поведения и поступков. Поведение и моральные поступки отражают нравственный облик человека. Например, предложить место старшему или оказать помощь больному всегда имеют нравственный смысл.

Сущность познавательной функции морали заключа­ется в том, что она через познание внутреннего мира человека учит делать правильный выбор и совершать правильные поступки. Моральная точка зрения на сущность жизни, осознание своего совершенства и ответ­ственности перед обществом являются составными частями миропонимания личности. Задачами морали являются формирование нравственного сознания, развитие подрастающего человека до возможности самовоспитания.

Мораль и право: сферы действия. Существенным отличием морали от права является следующее: мораль совокупность неписаных положений, соблюдение норм морали регулируется общественным мнением. Право — это система законов, записанных и принятых в данном государстве, соблюдение которых контролируется государственными органами. В первом случае главную роль играет сознание человека: порицаемый человек осознает свою вину, попадает в неловкое положение. Во втором же случае сила закона проявляется через меру наказания (штраф, тюрьма).

Пример

Если взрослые дети оставляют своих престарелых родителей без заботы, то их осуждают окружающие — друзья, соседи, родственники.. Осуждение достигает цели только в случае, если виновный осознает свою вину. А по закону в подобном случае с человека взимаются алименты. Исполнение закона контролируется государством, наказание является объективным. Человек может признавать или не признавать свою вину — на наказание это не повлияет.

Мораль имеет свою идейную основу, с помощью которой человек познает себя и окружающий мир. Основой идейного содержания морали является разграничение отношений по типу добро и зло, хорошо и плохо. Если поступки человека не соответствуют нормам нравственности, то он пытается исправить их.

Это, конечно, свойственно людям, у которых хорошо развито чувство совести и морального долга. А если человек таким чувством не обременен, то вполне возможно, что он не почувствует никаких угрызений совести. Поведение такого человека попадает в поле зрения общества и порождает к себе негативное отношение. Мораль — регулятор общественной жизни. Людям, нарушившим моральные принципы, общество оказывает проти­водействие, пытается отторгнуть их, а людей, которые соблюдают принятые моральные нормы, общество уважает и поддерживает.

Право формировалось вместе с возникновением государства. Закреплялись правила поведения членов общества, за нарушение которых предусматривалось наказание. В целях укрепления государства все члены общества несут определенные обязанности (уплата налогов, защита Родины, уважение закона, охрана природы и т.д.), которые закрепляются в правовых документах.

Государство и право одновременно выполняют роль стабилизирующей силы между классами и социальными группами. Право, наряду с тем, что закрепляет социально-экономические отношения, также вносит ясность в эти отношения и конкретизирует их. Функция права— закрепление порядка, обеспечение прав и свобод граждан, а функция государства — защита этих прав и свобод.

Право сформировалось позже морали. Нормы морали выделяются своей обобщенностью, они затрагивают все сферы жизнедеятельности человека, влияют не только на поведение и поступки, но и на сознание и чувства человека. Нормы права, по сравнению с нормами морали, охватывают значительно меньшую часть отношений между людьми. Норма права — это ясное и четкое определение. Вместе с тем право и мораль тесно связаны между собой. Многие нравственные нормы стали основой правовых актов. Например, нравственный долг родителей заботиться о своем ребенке в праве стал конституционной обязанностью.

Вопросы и задания

1.             Какие из следующих действий соответствуют нормам морали, а какие нет?

Курение в лесу; курение в общественном месте; курение в школьном возрасте.

Сорвать цветок, растущий на улице; сорвать цветок у себя в саду; сорвать цветок в чужом саду. Ударить собаку; ударить человека; споткнуться и удариться.

Прототипом Штирлица — героя известного кинофильма «Семнадцать мгновений весны”1— был советский разведчик Максим Исаев. Почему он всех обманывал, выдавая себя за немецкого офицера? Как вы понимаете ложь ради спасения и ложь ради материальных ценностей?

2.             В исторической поэме Магжана Жумабаева «Батыр Баян” есть такой эпизод. Известный своей храбростью батыр Баян привел из очередного похода несколько пленных. Среди них была молодая девушка сестра джунгарского батыра. У Баяна был младший брат Ноян, который влюбился в пленную девушку. Потеряв от любви голову, Ноян сбежал с ней в стан врага. Узнав о побеге, Баян бросился в погоню, догнал беглецов и убил обоих.

Как вы думаете, считается ли поступок Баяна преступлением?

3.             Назовите сходство и различия в нормах права и нормах морали.

драма столкновений — Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

3 февраля в ГУ-ВШЭ состоялось заседание кейс-клуба факультета права, на котором студенты обсудили одно из последних решений Верховного суда США — о допустимости необоснованного ареста.

Но сначала немного истории — как возникла традиция подобных обсуждений в Вышке? Год назад четверо студентов второго курса факультета права загорелись идеей создания кейс-клуба, где разбирались бы особенно сложные и интересные, знаковые решения Верховного суда США. С этого времени при поддержке кафедры конституционного и муниципального права и существует кейс-клуб зарубежного права. Сначала в заседаниях участвовали только те самые четверо студентов-основателей, затем круг участников стал расширяться, в новом учебном году к обсуждениям присоединились студенты второго курса. Сейчас на встречи клуба приглашаются и студенты других факультетов: есть успешный опыт участия ребят с факультетов экономики и ГМУ. Руководитель кейс-клуба Антон Еропкин считает, что привлечение студентов с разных направлений помогает достичь наиболее полного видения рассматриваемых проблем. Ведь «это всем полезно — уметь аргументировать свою точку зрения, выстраивать логику защиты своих позиций, а присутствие новых людей помогает взглянуть на проблему свежим взглядом: например, на прошлом заседании участник с факультета экономики сразу же разработал экономическую модель происходящего и предложил свое решение дела, немало удивившее юристов».

Умение смотреть на проблему с разных точек зрения развивается благодаря и той форме, в которой происходит рассмотрение дел: участники заседаний кейс-клуба разделяются на представителей заявителя и ответчика и уже в качестве одной из сторон отстаивают свои позиции. Для юриста этот навык относится к базовым. Но понятно, что если в стенах Вышки у ребят есть возможность на время «выйти из роли» и обсудить справедливость решения и свое личное несогласие с защищаемой точкой зрения, то «на работе», в зале суда, такого шанса не будет.

Итак, 3 февраля состоялась очередная, вторая в 2009 году, клубная встреча, посвященная рассмотрению одного из последних решений Верховного суда США: решения о допустимости необоснованного ареста.

Заседание было посвящено делу Герринга (HERRING v. UNITED STATES), решение по которому было вынесено 14 января 2009 года с перевесом всего в один голос (5:4). В центре спора оказалось право на использование доказательств, полученных с нарушениями надлежащей правовой процедуры (IV поправка к Конституции США). Речь, в частности, шла о законности ареста по ордеру, утратившему юридическую силу, если по результатам такого ареста у задержанного обнаружены доказательства, изобличающие его в совершении преступления.

Как оказалось, нарушение процедуры не влечет автоматически признания доказательства недопустимым. Верховный суд в целом ряде дел разработал крайне витиеватую доктрину о том, что лишь умышленные нарушения полицейскими надлежащей процедуры могут «опорочить» доказательства, в то время как небрежность или техническая ошибка не должны лишать доказательства их силы. В противном случае, пользуясь оплошностью правоохранительных органов, преступники с легкостью выходили бы на свободу. Кстати, эта дилемма получила отражение в известном американском фильме «Звездная палата», в котором главный герой — судья, — преодолевая муки совести, вынужден выносить оправдательные приговоры обвиняемым ввиду как раз нарушений IV поправки, по неосторожности допущенных полицейскими.

Обсуждение обоснованности точки зрения каждой из сторон перетекло в дискуссию о позиции государства в отношении свобод человека. Участники клуба пришли к выводу: принятое решение о допустимости использования улик свидетельствует о том, что государство (в данном случае речь идет о США) занимает позицию превалирования общественной безопасности над правами человека.

В этот раз на заседании кейс-клуба присутствовал Сергей Пашин — федеральный судья в отставке, профессор кафедры судебной власти и организации правосудия, известный публичный деятель, зачинатель студенческого научного кружка по уголовному процессу на факультете права, который помог оценить рассматриваемый случай с позиций российской и мировой юридической практики. Комментируя рассматриваемый прецедент, он отметил, что позиции американского суда изменились после 11-го сентября 2001-го. Сергей Пашин говорил о том, что в каждом случае решение может быть вынесено как с позиции объективной, так и с позиции субъективной обоснованности. В данном случае это означает либо принятие презумпции доверия к полиции как поборнику общественной безопасности, либо признание субъективных мотивов, характеризующих каждого полицейского. Кроме того, подчеркнул он, российские суды крайне редко прибегают к исключению доказательств в случае нарушения процедуры. Первостепенное значение для них имеет изобличение лица в совершении преступления и осуждение виновных.

Затронутая проблема субъективности рассмотрения каждого дела в его уникальном контексте привела участников к дискуссии о соотношении права и морали, а также о нравственных основаниях права.

При этом мнения разделились. Так, присутствующая на заседании доцент кафедры конституционного и муниципального права Екатерина Замотаева отстаивала наличие универсальной, понятной любому человеку системы моральных ценностей, на которой основано право. Эта система в той или иной форме разделяется людьми всех убеждений и конфессий и в конечном счете восходит к самому понятию человека, а в христианской традиции она получила отражение в десяти заповедях. В поддержку этой позиции Сергей Пашин привел известное изречение патриарха Алексия II: «Выше Закона может быть только Любовь, выше Права — лишь Милость, выше Справедливости — лишь Прощение». В ответ на это Антон Еропкин заметил, что право невозможно отождествить с моралью, поскольку они имеют разную природу. Право — единая мера для фактически разных людей, право исходит из их формального равенства, равенства в свободе. В то время как для морали центром системы координат выступает сам человек, а какие-либо оценки его поведения тонут в релятивизме. Если право означает меру свободы, то мораль ставит человека в состояние несвободы, берет его в «моральные тиски». Другие участники кейс-клуба также высказывали самые разные точки зрения на нравственные основания права, признавая или опровергая наличие единой для всех моральной системы.

В завершение встречи руководитель клуба Антон Еропкин отметил, что задача этих встреч не в том, чтобы всех убедить в чьей-либо правоте или неправоте, а, напротив, показать, что однозначного ответа, как правило, не существует, и даже самое, казалось бы, тривиальное дело рождает неожиданные, а порой и взаимоисключающие подходы к его разрешению.

Следующее собрание клуба планируется провести в конце февраля — марте.

Марина Иванова, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ

Мораль как источник права: оговорка Мартенса и автономные системы вооружений

Taranis UAV. QuinetQ Group

Мораль развивается, право меняется. Так происходит прогрессивное развитие морали. Однако характер связи между этими процессами вызывает споры и недостаточно изучен. И если мы не хотим, чтобы люди, которые должны соблюдать нормы права, считали их «устаревшими» или «неприменимыми», надо признать, что развитие права может отставать от развития морали и право надо иногда изменять, если мораль его опередила.

Это должны иметь в виду и те, кто устанавливает правовые нормы, и те, кто ими руководствуется. Оговорка Мартенса, включенная в несколько важнейших договоров международного гуманитарного права (МГП), может быть в этом отношении очень полезной. Сегодня многие обеспокоены тем, что в условиях быстрого развития новых военных технологий, в том числе роботизированных и автономных систем вооружений, МГП может оказаться неспособно эффективно их регулировать. В связи с этим, сегодня было бы очень полезно обсудить оговорку Мартенса и соотношение морали и права в целом.

***

Эта статья — одна из мини-серии по теме «Автономные системы вооружений». Оригинал статьи опубликован в блоге Humanitarian Law and Policy. 

Оговорка Мартенса

Впервые оговорка Мартенса была изложена в преамбуле к Гаагской Конвенции II 1899 г. и Гаагской Конвенции IV 1907 г. Разные ее варианты вошли в ряд принятых впоследствии важнейших международных договоров по праву вооруженных конфликтов, в том числе в Женевские конвенции 1949 г. (ЖК) (ст. 63 ЖК I, ст. 62 ЖК II, ст. 142 ЖК III, ст. 158 ЖК IV) и Дополнительные протоколы к ним 1977 г. (ст. 1 ДП I; преамбула ДП II). В разных вариантах она сформулирована не совсем одинаково. Я буду использовать тот вариант, который содержится в Дополнительном протоколе I 1977 г.:

В случаях, не предусмотренных настоящим Протоколом или другими международными соглашениями, гражданские лица и комбатанты остаются под защитой и действием принципов международного права, проистекающих из установившихся обычаев, принципов гуманности и требований общественного сознания.

Различные трактовки

Смысл и значение оговорки Мартенса неизбежно вызывают разногласия. Грубо говоря, все трактовки можно разделить на три категории.

Сильные государства обычно предпочитают «узкую» трактовку оговорки, которая делает ее малозначительной или даже бесполезной. В этом случае государства, подписавшие договоры, в которых есть эта оговорка, обязаны просто соблюдать обычное международное право.

«Широкая» трактовка, которую часто предпочитают правозащитные организации и которую защищают некоторые другие комментаторы, утверждает, что сама оговорка может быть источником права. То есть на основании указанных в оговорке источников — «установившихся обычаев», «принципов гуманности» и «требований общественного сознания» — можно утверждать, что какие-либо средства и методы ведения войны запрещены МГП, даже если они не упоминаются конкретно ни в одном договоре. Очевидно, что именно такой трактовки придерживается правозащитная организация «Хьюман Райтс Вотч», которая в своем влиятельном докладе «Мы теряем гуманность» (Losing Humanity, на англ. яз.), утверждает, что оговорка Мартенса может быть использована как довод за запрещение автономных систем вооружений.

Есть и третья, «умеренная» трактовка, которую выдвигают некоторые авторитетные специалисты. В соответствии с ней оговорка Мартенса может помочь в истолковании существующих договоров или использоваться в поддержку их конкретных интерпретаций, но не может служить доводом в пользу конкретных запретов.

Не смею надеяться, что здесь мне удастся решить вопрос о том, какая интерпретация оговорки Мартенса правильна. Тем более, что я не юрист и не историк МГП, а философ. Я могу только поделиться некоторыми наблюдениями о том, какую роль могут играть ссылки на «требования общественного сознания» и в меньшей степени на «принципы гуманности» в рамках более общей дискуссии и ведущихся сейчас споров о моральной и правовой стороне использования автономных систем вооружений.

Определение требований общественного сознания

Согласно узкой трактовке оговорки Мартенса, требования общественного сознания содержатся в обычном международном праве, и нет никакой необходимости искать их где-то еще. Но тут возникает противоречие: из оговорки вполне очевидно следует, что требования общественного сознания сами представляют собой один из источников такого права.
В соответствии с широкой и, возможно, с умеренной трактовками, требования общественного сознания являются независимым источником международного права. Если мы хотим принять одну из двух последних трактовок, то совершенно необходимо разобраться в том, каковы эти требования. И именно трудность этой задачи рассматривалась многими как решающий довод против широкой интерпретации оговорки Мартенса.

Опрос общественного мнения

Один из способов определить, что такое требования общественного сознания, — это провести опрос общественного мнения. Недавно ряд организаций и частных лиц проводили такие опросы, чтобы узнать, что думают люди о применении автономных систем вооружений. При этом они иногда открыто говорили, что результаты опроса имеют значение для дискуссий о законности этих систем в свете оговорки Мартенса. Эти опросы показали, что большинство респондентов глубоко обеспокоены перспективой применения автономных систем вооружений.

…у нас пока нет надежной методики, которая бы позволила выяснить, что думает большинство землян по какой бы то ни было теме.

Однако такой подход грешит рядом недостатков. Самое главное, постольку поскольку нас интересует мнение большинства, опрашивать надо весь мир. Но у нас пока нет надежной методики, которая бы позволила выяснить, что думает большинство землян по какой бы то ни было теме. Предположим, мы всё же как-то сумели опросить действительно представительную выборку населения планеты. Но и тогда мы никуда не денемся от одной серьезной проблемы: на результаты таких опросов, как известно, влияет эффект воздействия рамок восприятия. То есть ответы обычно зависят от точной формулировки вопроса. Далее, представляется маловероятным чтобы достаточное число людей достаточно хорошо разбиралось в природе автономных систем вооружений и в том, каким может быть их применение (пока что, в основном, гипотетическое), чтобы результаты такого опроса можно было принимать всерьез при установлении правовой нормы. Наконец, общественное мнение по таким вопросам порой меняется, иногда радикально, что может сделать смысл выражения «принципы международного права» неопределенным на каждый конкретный момент времени.

Мнение экспертов

Еще один способ попытаться узнать, каковы требования общественного сознания — познакомиться с тем, что думают на этот счет судьи, пользующиеся большим уважением, общественные деятели и ученые. Такой подход, конечно, больше устраивает юристов, которые склонны к консерватизму, и у них для этого есть (более или менее) основательные причины. В то же время, если мы согласимся принять мнение «авторитетных лиц», у нас возникнут примерно те же проблемы, что и с опросами общественного мнения. В частности, люди, имеющие серьезные основания претендовать на необходимые экспертные знания в области применения новых видов оружия, в большинстве своем — граждане сильных стран, которые эти виды оружия разрабатывают. Кроме того, такие эксперты нередко бывают связаны в силу своей профессиональной деятельности или по политическим причинам с военными. И то, и другое заставляет усомниться в объективности заключений, которые они делают, если рассматривать их как группу.

Общественные дискуссии

Предположу, что существует способ преодоления различий между этими методиками, который позволяет получить более ясное представление о требованиях общественного сознания. Теоретики «совещательной демократии» говорят о серьезном потенциале общественной дискуссии в открытом обществе. С ее помощью можно прийти к выводам, имеющим нормативную силу. Их главная идея такова: необходимость аргументировать свои выводы (а без этого не убедишь других), может заставить участников общественной дискуссии не руководствоваться узко личными интересами, а заботиться об общем благе. Чем больше людей с разными взглядами будет участвовать в общественной дискуссии, тем больше мы можем быть уверены, что сделанные в ходе дискуссии выводы основаны на разумных соображениях, а не представляют собой сумму идей, продиктованных фракционными интересами.

…мы можем провести различие между понятиями «сознание общественности» и «общественное сознание».

Соответственно, мы можем провести различие между понятиями «сознание общественности» и «общественное сознание». И различие это очень существенное: первое — просто сумма мнений, тогда как второе представляет собой выводы, сделанные в процессе дискуссии. Такие дискуссии проходят на различных площадках, в том числе в юридических и академических кругах. Именно потому, что в этом случае основное внимание уделяется результатам обсуждения, а не просто суммируются интересы, мы считаем, что мнению экспертов следует часто придавать особое значение. Однако признав, что обсуждение должно включать в себя различные точки зрения и что укоренившиеся материальные интересы могут искажать процессы общественной дискуссии, мы понимаем, почему нужно относиться к мнениям «авторитетных лиц» с осторожностью и проверять их и (или) вместо этого проводить обсуждения с участием более широкой общественности.

Поэтому я считаю, что мы должны понимать под требованиями общественного сознания выводы открытого, учитывающего все мнения процесса обсуждения, проводимого среди как можно более широкой общественности на разных уровнях.

Принципы гуманности

Для меня как философа очень заманчиво трактовать отсылки к «принципам гуманности» подобным же образом. То есть понимать эти принципы, как восходящие к общим нравственным принципам, раскрываемым посредством коллективной реализации способности мыслить, которая является отличительной чертой человека. При этом важно признавать, что выражение «принципы гуманности» имеет особое значение в контексте МГП, где оно связано с идеей о том, что методы и средства ведения военных действий, доступные воюющим сторонам, не являются неограниченными.

…принципы гуманности требуют, чтобы применение силы регулировалось принципами, содержащимися в доктрине jus in bello, основанной на теории справедливой войны…

Грубо говоря, принципы гуманности требуют, чтобы применение силы регулировалось принципами, содержащимися в доктрине jus in bello, основанной на теории справедливой войны, а именно, принципами проведения различия, соразмерности и неприменения жестоких средств ведения войны. В то же время ссылки на «принципы гуманности» и (или) «гуманитарные принципы» также часто встречаются в дискуссиях о нравственных и правовых основах МГП. Более того, ограничения, налагаемые на воюющие стороны самими принципами jus in bello, убедительны с нормативно-правовой точки зрения в той степени, в какой они отражают выводы, сделанные в ходе исторического процесса обсуждения и нравственного осмысления того, каковы моральные обязательства людей друг перед другом даже в военное время.

Дальнейшие шаги

Понимание требований общественного сознания, достигнутое в ходе дискуссий, и принципов гуманности потенциально может сделать содержание обоих выражений более определенным и объяснить, почему они на самом деле могут служить особым источником международного права. Собственно, это довод в пользу «широкой» трактовки оговорки Мартенса. В той мере, в какой можно продемонстрировать, что требования общественного сознания и принципы гуманности несовместимы с применением автономных систем вооружений, широкая интерпретация оговорки Мартенса может сделать такое применение незаконным согласно существующему МГП.

Тем не менее, в этой работе я не пытался показать, что требования общественного сознания — или принципы гуманности — исключают разработку и применение автономных систем вооружений. В других своих работах я доказывал, что развертывание таких систем представляет серьезный риск для международного мира и безопасности, поскольку оно создает угрозу случайного начала войны, и поскольку их применение нарушало бы права человека, которыми обладают комбатанты. Однако доводы, приводимые одним человеком, могут внести лишь незначительный вклад в процесс обсуждений, если мы хотим, чтобы такой процесс раскрыл суть требований общественного сознания и охватил множество различных точек зрения людей по всему миру. Но я все же надеюсь, что мне удалось показать, почему перед лицом возможности применения автономных систем вооружений этот проект можно считать жизненно важным.

***

Роберт Спэрроу — преподаватель философии, главный эксперт Центра передового опыта по изучению электроматериалов Австралийского совета по научно-исследовательским работам и внештатный преподаватель Центра биоэтики университета Монаша, где он работает над этическими проблемами, возникающими в связи новыми технологиями. Роберт Спэрроу опубликовал множество работ на такие темы, как этика военной робототехники, теория справедливой войны, расширение возможностей человека и нанотехнологии. Он является сопредседателем Технического комитета по этике робототехники Института инженеров электротехники и электроники. Также он был одним из основателей Международного комитета по контролю над роботизированным оружием.

***

Благодарности

Спасибо Саше Радин, Франку Зауэру, Хитер Рофф и еще двум рецензентам, не пожелавшим раскрывать свои имена, за вклад в мои размышления о вышеназванных вопросах.

***

Дополнительные материалы:

Carpenter, Charli. 2013. How do Americans feel about fully autonomous weapons? Duck of Minerva, 10 June.
Evans, Tyler D. 2012. At war with the robots: Autonomous weapon systems and the Martens clause. Hofstra Law Review 41: 697-733.
Horowitz, Michael C. 2016. Public opinion and the politics of the killer robots debate. Research & Politics 3(1): 2053168015627183.
IPSOS 2017. Three in ten Americans support using autonomous weapons. 7 February 2017.
Meron, Theodor. 2000. The Martens clause, Principles of humanity, and dictates of public conscience. American Journal of International Law 94(1): 78-89.
Open Roboethics Initiative. 2015. The ethics and governance of lethal autonomous weapons systems: An international public opinion poll. 9 November, Vancouver, Canada.
Sparrow, Robert. 2016. Robots and respect: Assessing the case against autonomous weapon systems. Ethics and International Affairs 30(1): 93-116.
Sparrow, Robert. 2009. Predators or plowshares? Arms control of robotic weapons. IEEE Technology and Society 28(1): 25-29.
Ticehurst, Rupert. 1997. The Martens clause and the laws of armed conflict. International Committee of the Red Cross, 317. 125-134.

Александр Звягинцев: Право и мораль

Осенью 2005 года прах великого русского мыслителя Ивана Александровича Ильина, умершего и похороненного в пригороде Цюриха, и его жены Натальи Николаевны был эксгумирован и доставлен в Париж. Здесь в церкви Александра Невского они вместе с привезенными сюда из США останками Антона Ивановича Деникина и его супруги Ксении Васильевны нашли временное пристанище.

На следующий день архиепископы Гавриил Команский, Иннокентий Корсунский и Марк Германский и Великобританский отслужили панихиду. После чего под чудное пение хора Сретенского монастыря, который вместе с настоятелем этого монастыря архимандритом Тихоном специально прибыл в Париж, все четыре гроба вынесли из храма в небольшой церковный дворик.

Я был среди тех, кто нес гробы этих великих русских людей.

Когда мы выносили из храма останки Ильиных и Деникиных, икона неба мироточила — моросил мелкий осенний дождь. Но никто не расходился. Многие стояли за церковной оградой на тротуаре по обе стороны проезжей части. Вскоре все останки на специально зафрахтованном самолете были доставлены нами в Москву.

В полете я думал о том, как странно и причудливо складываются судьбы многих русских людей, которые оказались оторваны от родины, хотя и служили ей до самого своего конца на чужбине.

И как точны и глубоки были их мысли о том, что может послужить благу России.

«Если внутри смутно, нечисто, злобно, жадно, скверно, то не поможет никакая внешняя форма, никакой запрет, никакая угроза, никакое «избирательное право», — был убежден Ильин. Он сформулировал и три так называемые аксиомы правосознания: чувство собственного достоинства; способность к самообязыванию и самоуправлению; взаимное уважение и доверие людей друг к другу.

Как просто и точно. Как важно это именно для сегодняшней России, где во все времена законопослушание было не самой большой добродетелью. И, может быть, от этого наши беды, а не только от дураков и плохих дорог, как привыкли мы бездумно повторять.

Родное Отечество и сегодня продолжает во многом оставаться страной обычаев. Но обычай обычаю рознь! И, несмотря на все старания, пока нам очень непросто дается строительство правового государства, воспитание законопослушного гражданина.

Наша птица-тройка продолжает свой полет по наезженной веками колее и в некоторых принятых на местах правовых актах нет-нет да просматриваются вполне отчетливо не принципы современного права, единые для всех и обязательные для каждого, а тени недоброй памяти крепостного прошлого. В Конституции России записано: «Гражданин имеет право. ..» Новые же «крепостники» читают: «Смерд презренный…» И ничто, никто им не указ. За годы безвременья уж больно окрепло в них желание жить по принципу «Что хочу, то и ворочу!» В иных городах и весях пытаются править не по аксиомам Ильина, а по Ницше с его уверенностью, что есть избранные и «свои», кому законы не писаны, а есть толпа и чужие, с которыми нет смысла церемониться. А совесть — это категория слабых — она лишь химера, которая отбирает силу у сильных. Чего же удивляться результату?

В социологии есть такое понятие — аномия. Так называют время, когда в обществе происходит падение престижа права. Когда законы и общепринятые нормы перестают оказывать воздействие на поведение людей. Аномия возникает тогда, когда все больше и больше людей проникаются мыслью, что свои права они не могут реализовать правовыми способами. Когда окружающая реальность буквально побуждает к двойной морали, вынуждает искать обходные пути для удовлетворения даже насущных нужд. В такие времена происходит переоценка всех ценностей и стереотипов поведения, жизнь общества перестает регулироваться правом, а само оно распадается на корпоративные группы, в которых действует своя мораль, складываются свои ценности. Разумеется, в такое время стремительно растет разгул, коррупция.

Думаю, всем нам эти приметы переживающего острую правовую недостаточность общества хорошо знакомы. Мы до сих пор не избавились от этого недуга, ставшего следствием грандиозных катаклизмов последних десятилетий нашей истории. Однако каждая эпоха у всех народов оставляет после себя зримые следы побед и разрушений. И последствия болезни, к сожалению, как мне представляется, будут сказываться еще долго.

«Духовное разложение наших дней должно быть изучено, опознано, вскрыто и сформулировано. И тогда найдутся силы для его преодоления». Таков один из заветов Ильина.

Возьмем только один аспект проблемы, связанный с отношением наших граждан к основе основ экономических отношений — собственности, богатству и способам его приобретения. В советскую эпоху официальная доктрина всячески пропагандировала нелюбовь к накопительству, мещанству. Ведь, по сути, речь шла о попытке построить процветающее, богатое государство из нищих людей. Не удалось. Потому что ориентиры были иллюзией, химерой, обманом.

Что же ныне? Новые поколения выбирают не только пепси. Ныне у значительной части молодых людей главный жизненный приоритет заработать как можно больше, как можно быстрее. И — любым способом.

28 процентов молодых россиян считают, что моральными принципами ради богатства жертвовать нельзя. А 54 процента готовы поступиться ими. Среди пенсионеров статистика обратная: 59 к 21

Недавно проводился социологический опрос, в ходе которого людям задавали вопрос, можно ли поступиться моралью ради того, чтобы разбогатеть. Среди пенсионеров только 21% согласился на то, чтобы их дети поступились моральными принципами ради богатства. А 59% убежденно ответили: пусть их дети будут бедными, но честными.

И совершенно противоположная картина среди молодых. Только 28% считают, что моральными принципами ради богатства жертвовать нельзя. А 54% готовы поступиться моралью и соображениями нравственными, если это потребуется для собственного обогащения.

За этими цифрами целые поколения, готовые на все ради того, чтобы нечестным путем выбиться в люди, войти во власть. Но в России в бездуховные времена деньги и власть всегда ходили в обнимку с узилищем или смертью. Ведь между готовностью переступить через мораль и готовностью совершить преступление стоит очень маленький барьер. Одно неминуемо тянет за собой другое.

Когда нормы нравственности, морали не в состоянии справиться с ситуацией, начинает работать право. Право и мораль — это сообщающиеся сосуды. Чем ниже в обществе нравственный порог, тем выше правовой нигилизм, тем больше беззакония, тем выше преступность и сложнее законоприменение. И наоборот.

Поэтому готовность к бесконечным моральным компромиссам — это та же эмоциональная и умственная ограниченность, некая тупость, которая очень часто становится предпосылкой жестоких насильственных преступлений.

Не стоит преуменьшать сложности нашего нынешнего состояния. Ведь «нет человека, — сказано в Библии, — который не согрешил бы». Люди не идеальные существа, природа человека такова, что он, человек, без усилий усваивает эгоистические, а порой еще более низкие истины. Если эти представления берут верх, если им не противопоставлены иные, более высокие идеалы, общество погружается в насилие, безответственность, обман, серость. В нем воцаряются не только жестокость и хамство сильных, но и общая тоска, раздражение, постоянное ожидание худшего.

Такое общество обречено на застой и гниение. Его будущее — это та самая темная банька с пауками по углам, которой пугал нас один из самых страшных героев Федора Михайловича Достоевского, небезызвестный Свидригайлов. Это общество — легкая добыча соседей и конкурентов. Вот почему во все века люди искали способы ограничения самых примитивных, сугубо биологических мотивов поведения человека.

Религия, мораль, искусство, обычаи, традиции тоже средства ограничения худшего в натуре человека. Они никогда, подобно Афродите, не возникают сразу из пены во всей своей красоте и величии. Их надо лелеять, создавать, отстаивать, бороться за них. Высокие понятия и идеалы выделили и выразили лучшие умы, они облекли их в те законы бытия, без соблюдения которых род человеческий обречен на самое ничтожное, низкое и подлое существование. Они фактически подвели черту под рабством!

«Какая польза от законов там, где нет нравственности!» — восклицал Гораций еще две тысячи лет назад. А ведь совсем недавно новоявленные пророки высокомерно объясняли нам, что нравственность и мораль — ложь и химеры. Рынок, его законы управятся со всеми человеческими проблемами куда эффективнее. Как они сами управляются, мы хорошо увидели.

Нет, не мораль и нравственные принципы — ложь и химеры. Как может быть ложью то, что существует столько, сколько существует человек? Что живет в людях в самых отчаянных и оскорбительных условиях? Что неистребимо в них? Что запечатлено в религиозных учениях, народных преданиях, философских текстах, гениальных произведениях искусства?

Об этом постоянно напоминал Ильин. «Нравственным началам должно принадлежать видное и законное влияние в деле отправления правосудия», — утверждал и знаменитый юрист Анатолий Федорович Кони.

Вот те мысли, которые они завещали нам. Не может в России право существовать само по себе, в холодном отъединении от народной жизни и ее идеалов, представлений о справедливости. Право должно и воспитывать, и одновременно опираться на то лучшее, что есть в наших людях. Только тогда в обществе человек будет равен человеку!

Ильин подчеркивал: «России необходимо поколение прозревших и перевоспитавших себя правоведов, которые сумели бы начертать и осуществить программу верного социального воспитания — воспитания в массе нормального субъекта права». Именно таких правоведов, разумом и верой исполненных, нашему Отечеству сейчас так не хватает!

Самые авторитетные русские юристы и мыслители придавали воспитанию правосознания исключительную роль, считая его цементирующей основой российской государственности.

Да, сегодня отношение к закону у нас подобно отношению к статуе Фемиды. Многие, в том числе и некоторые весьма сановные особы, произносят в ее честь здравицы, проходя мимо, порой даже снимают шляпы, но тут же забывают о ее существовании. Правда, потом почему-то очень удивляются, когда Фемида призывает их к ответу.

Размышляя о том, когда следует закладывать в человека нравственные требования и начала, Кони убежденно говорил: только в юные годы, годы учебы и постижения жизни. В практической жизни среди злободневных вопросов зачастую бывает уже не до них, тогда уже поздно.

Недаром призывал и творец «Мертвых душ»: «Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге: не подымете потом!»

Если задаться вопросом, кто же сегодня формирует у российских граждан правосознание, придется дать ответ, который звучит как шутка или острота: сами же граждане и формируют. Как могут. А как могут? Кто из нас не знает!

На самом деле от шутки тут немного. Действительно, нравственный фундамент, на котором формируются потом основы правосознания, в ребенке закладывают родители и близкие. Государство, учебные заведения, общественные объединения в основном чуть позже подключаются. Но много ли у нас родителей, уделяющих с детства достаточно внимания воспитанию сильной и живой правовой психологии, способных раскрыть перед детьми две стороны права. С одной стороны, осознание собственных прав, которое воспитывает в ребенке личное достоинство. С другой — раскрытие того, что и другие наделены правами, которые надо уважать и нельзя игнорировать.

Думается, ответ очевиден. Таких родителей явно недостаточно. А что в результате? У ребенка, воспитанного вне понятий права, формируется, с одной стороны, рабская душа, лишенная чувства собственного достоинства, с другой — он склонен не к уважению чужой личности, а склонен к самодурству, агрессии.

Запоздалое подключение государства и общества к воспитанию означает одно: ребенок становится продуктом бытового воспитания, основанного — чаще всего в неблагополучных семьях — на низких, потребительских, бытовых, порой эгоистических и примитивных «премудростях».

Но даже те наши граждане, что живут в нормальных, благополучных семьях, сами в общем-то в ладах с законом, часто не способны вложить в сознание детей действительно то, что необходимо и детям, и социуму. Помимо уже названных важная причина подобного положения дел — беспорядочные и хаотичные нормотворчество и правоприменение, уходящие корнями в 90-е годы прошлого века. Люди, которые видели, как обращались с законом в ту пору, вряд ли это уже забудут. У них произошло так называемое перерождение правосознания. И вернуть их к вере в справедливость закона очень трудно.

Это означает только одно: такое положение надо менять и все больше поворачиваться лицом к человеку. Брошенное поле чертополохом зарастает, а правовое поле — беззаконием и произволом. Поэтому надо уже сейчас поработать на этом поле хорошим лемехом. То есть в современном российском обществе формирование правосознания, утверждение законопослушания должны стать государственными задачами. Задачами, от которых государство ради всеобщего блага не имеет права уклоняться. Ибо от этого во многом зависит, каким ему быть.

Строить государство — это значит «воспитывать в народе государственный образ мыслей, государственное настроение чувства, государственное направление воли», — писал Ильин еще в 1922 году, незадолго до эмиграции.

Увы, моральные и нравственные принципы у молодых россиян часто уходят на второй план. Однако не будем забывать, что сознание молодых людей еще не окостенело, оно восприимчиво к новому. Достаточно легко реагирует на изменения в обществе, в том числе и в правовой ситуации. Их сознание еще не травмировано хаосом и былым беззаконием.

Последние исследования в целом вселяют оптимизм: молодежь в возрасте до 30 лет значительно легче впитывает новую правовую информацию, быстрее переформатируется. Значит, не все потеряно. Значит, мы должны сделать все, чтобы их отношение к праву, их отношения с правом соответствовали тем нормам, которые свойственны правовому государству.

На закате советской власти предпринимались попытки системно заняться повышением правосознания граждан. В конце 80-х даже был разработан проект закона о юридическом всеобуче. Я принимал в нем участие, и в целом он представлял собой неплохой документ. Власть, хоть и поздно, но все же поняла, что на одной шаманствующей идеологии, без повышения правового сознания граждан страна не может существовать. Тогда ничего не получилось. Власть была уже дряхлой, бессильной, к тому же она была скована обветшалыми атеистическими и идеологическими догмами. Она не могла, а вернее, боялась открыто взять в союзники церковь, духовные постулаты, без которых весьма трудно переменить сознание человека. Боялась потерять монополию на души и разум человеческие. В результате потеряли большую страну, ввергли в нищету свой народ.

Прошлое и сегодня порой прямой наводкой стреляет в день сегодняшний. Но надо ли нам, живущим сегодня, стрелять в прошлое? Из ошибок прошлого нужно делать только выводы, дабы не превратиться опять в манкуртов, не помнящих имени своего и родства. Не погрязнуть бы нам в междоусобицах и противостояниях, ибо при согласии и малые дела множатся, а при его отсутствии и большие гибнут. Уважаемая и немного хромоногая госпожа история, хотя всегда и косит в сторону власти, но в то же время очень охотно пишет роковые письмена тем, кто с ней не считается.

Для того чтобы создать новое правосознание, «должно увидеть духовную свободу, как предметную цель права и государства… воспитать в русском человеке свободную личность с достойным характером и предметною волею». Так писал Ильин.

«России необходим новый государственный строй, в котором свобода раскрыла бы ожесточенные и утомленные сердца, чтобы сердца по-новому прилепились бы к родине и по-новому обратились к национальной власти с уважением и доверием. Это открыло бы нам путь к исканию и нахождению новой справедливости и настоящего русского братства».

Довольно химер и коммунистических, и рыночных, довольно обманов и самообманов. Мы знаем наши слабости, видим недостатки. Мы, будучи в ответе перед потомками, обязаны действовать мудро и ответственно. За нами наши предки, чью веру мы не можем предать. «Россия — не человеческая пыль и не хаос. Она есть прежде всего великий народ, не промотавший своих сил и не отчаявшийся в своем призвании. Этот народ изголодался по свободному порядку, по мирному труду, по собственности и по национальной культуре. Не хороните же его преждевременно! Придет исторический час, он восстанет из мнимого гроба и потребует назад свои права!» — ободрял нас, нынешних, Ильин.

И как же не вспомнить здесь нашего современника, самобытного писателя и человека Василия Макаровича Шукшина, который с удивительной проникновенностью сыграл роль человека, нашедшего в себе силы продраться от тьмы к свету, возродил собственную душу, потянувшуюся из преступного смрада к добру и человечности. Помните, как он сказал? «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвел в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту… Мы из всех исторических катастроф вынесли и сохранили в чистоте великий русский язык, он передан нам нашими дедами и отцами. Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наши страдания — не отдавай всего этого за понюх табаку. Помни это. Будь человеком».

А в Москве в тот памятный октябрьский день 2005 года стояла ясная солнечная погода. Это был один из тех дней, что так гениально воспел Пушкин. В присутствии Патриарха Московского и всея Руси Алексия II под шум неторопливо падающих на землю листьев прах Ильина и Деникина был погребен в некрополе Донского монастыря со всеми, как подобает в таких случаях, почестями.

«Уходят ли от постели больной матери? — вопрошал себя и своих соотечественников Ильин. — Да еще с чувством виновности в ее болезни? Да, уходят — разве только за врачом и лекарством. Но, уходя за лекарством и врачом, оставляют кого-нибудь у ее изголовья. И вот — у этого изголовья мы и остались».

Это про нас, сегодняшних граждан России.

Лекция 15. Мораль

Мораль — форма общественного сознания, включающая ценности, правила, требования, регулирующие поведение людей. Другими словами, это принятые в обществе представления людей о должном и неправильном поведении, о добре и зле. Религия как один из компонентов включает принципы морали. Моральные установки также характерны и для этических учений. Мораль сегодня регулирует отношения людей в любом обществе.

Ученые предполагают, что первичной формой морали стали табу. Табу — это жёсткие запреты на определённые действия. Например, уже в древних обществах были введены табу на половые отношения с родственниками и на совершение надругательских действий над умершими. Табу облекались мистикой, страхом наказания за нарушение.

С развитием общества возникали обычаи — исторически сложившиеся, многократно повторяемые формы действий, которые в глазах членов общества приобрели обязательное значение. Обычай — привычка, принятое, усвоенное дело, обиходное. Обычаи могут меняться. Они охватывают широкие сферы социальных отношений — личные, семейные, профессиональные, образовательные и т.п. Например, обычай вставать, приветствуя преподавателя, входящего в аудиторию — многократно повторяемое действие в большинстве школ и вузов.

Глубоко укоренившиеся в общественном сознании, передаваемые неизменными из поколения в поколение обычаи, правила поведения, становятся традициями. Обычаи чаще всего выполняются только потому, что «так принято». Традиции же облекаются эмоциональной окраской — стремлениями и усилиями людей сохранить и воспроизвести традиции. Например, некоторые семьи из поколения в поколение передают традиции и свято хранят их.

Функций морали много, и вряд ли когда получится составить их полный перечень. Выделим основные:
— регулятивная – мораль регулирует поведение человека во всех сферах общественной жизни;
— мотивационная – мораль мотивирует человека, стимулирует его делание что-то сделать или не сделать. Например, молодой человек уступил в общественном транспорте место бабушке. Мотивом этого поступка стали его моральные принципы;
— ценностно-ориентационная – мораль является жизненным ориентиром для человека, показывает ему, что является хорошим, а что плохим;
— конститутивная – мораль устанавливает высшие, главенствующие над всеми другими регуляторами формы поведения людей. Например, моралью установлено правило «не укради». Оно стало высшим регулятором в большинстве обществ;
— координационная — мораль координирует действия людей, обеспечивает согласованность их поведения;

 — воспитательная — мораль влияет на воспитание человека.

Многие учёные смешивают понятие морали и нравственности. Тем не менее, можно проследить тонкости различий в их понимании. Мораль — это сфера общественного сознания, даже сфера культуры, обобщающая правила поведения людей. А нравственность — конкретные принципы реального поведения человека.

Мораль тесно взаимосвязана с правом. Общими признаками норм морали и права является то, что они универсальны, распространяют своё действие на всех людей, имеют общий объект регулирования — общественные отношения, опираются на понятия справедливости, выступают мерой свободы в социуме. Мораль и право имеют сходную структуру — включают правила поведения и санкции за их неисполнение. Только санкции эти разные.

Однако, можно выделить и различия норм морали и права:
— мораль сформировалась за счёт длительности развития общества и стала формой общественного сознания, право же санкционировано (принято) государством;
— нормы морали исполняются в силу привычки, в результате убеждения, воспитания, нормы права же обязательны для исполнения и поддерживаются силой государства;
— за неисполнение норм морали следуют угрызения совести, общественное порицание, другие неформальные санкции, нарушение норм права влечёт юридическую ответственность, накладываемую государством;
— нормы морали регулируют более широкую область общественных отношений, в отличие от правовых норм, регулирующих только отношения, подконтрольные государству. Например, отношения дружбы и любви прямо не подконтрольны праву, мораль же их регулирует;
— моральные нормы нигде официально не оформлены, правовые нормы же чаще всего представлены в нормативных актах, изданных официально.

Моральные принципы, — правила поведения, — являются составной часть нравственной культуры личности. Нравственная культура личности — степень усвоения и поддержки личностью морального и нравственного сознания, культуры общества. Это важнейший элемент воспитания.

Современная нравственная культура основывается на множестве моральных принципов. Среди них можно выделить «золотое правило нравственности», высказанное ещё Иммануилом Кантом: «Поступай по отношению к другим людям так, как ты хочешь, чтобы они поступали по отношению к тебе». Важнейшим моральным принципом является также гуманизм — человеколюбие, признание личности каждого, учёт её потребностей и интересов, запрет насилия и агрессии. Другой нравственный принцип — моральная автономия личности. Он означает возможность человека выбирать способы своих действий и нести за них ответственность. Ответственность личности возможна тогда, когда она вправе сама определять линию своего поведения. Немаловажным нравственным принципом также является гуманизм — человеколюбие, признание права каждого человека на счастье. Гуманизм требует отказа от любых форм насилия над человеком.

Видеолекция по теме:

Вы можете поделиться материалом лекции в социальных сетях:


Право и мораль

Право, как и мораль, регулирует поведение и отношения людей. Но в отличие от морали, выполнение правовых норм контролируется общественной властью. Если мораль – «внутренний» регулятор действий человека, то право – «внешний», государственный регулятор. Право – продукт истории. Мораль (так же как мифология, религия, искусство, техника) старше него по своему историческому возрасту.

Она существовала в человеческом обществе всегда, право же возникло тогда, когда произошло классовое расслоение первобытного общества и стали создаваться государства. Социокультурные нормы первобытного безгосударственного общества, касающиеся разделения труда, распределения материальных благ, взаимозащиты, инициации, заключения браков и т. п. имели силу обычая и закреплялись мифологией. Они в целом подчиняли личность интересам коллектива. К нарушителям их применялись меры общественного воздействия — от убеждения до принуждения. Крупные проступки могли наказываться побоями, увечьями и даже смертью или изгнанием из общины, что, по существу, было равносильно смерти.

Так, в некоторых первобытных племенах юноша, разгласивший тайну инициации, должен был уйти из племени или умереть. Наказание определялось старейшинами. Подобные социальные нормы составляли основу первобытной нравственности. Однако они отличались от современных моральных норм, так как опирались не только на общественное мнение: община принуждала к соблюдению многих из них не менее жестко, чем позднее государство к выполнению норм права. Поэтому некоторые ученые рассматривают их как «мононормы» — правила поведения, в которых еще не дифференцировались различные типы социальной регуляции; мораль здесь существует в синкретичном единстве с самыми разнообразными социокультурными нормами и содержит древнейшие зачатки права.

Первые, еще неписаные правовые законы («естественное право», «обычное право»), по-видимому, во многом совпадали с нормами нравственности. Отделение права от морали — результат расхождения между требованиями государства к населению, вводимыми для обеспечения нужного властям общественного порядка, и нравственностью, которой нельзя управлять «сверху» и быстро изменять в соответствии с встающими перед властями задачами.

Известны два взгляда на соотношение права и морали с одной точки зрения, право есть «юридически оформленная мораль»: в нормах права выражаются хотя и не все, но наиболее социально значимые моральные нормы. Как утверждает Вл. Соловьев, право есть «низший предел» или «минимум нравственности». Предполагается, что между нормами права и нормами морали не должно быть противоречий, но моральное пространство шире правового: далеко не все, что осуждается общественным мнением как аморальный поступок, является деянием, нарушающим правовые нормы и наказуемым соответствующими юридическими санкциями. Этические требования к человеку значительно выше, чем юридические. Мораль ориентирована на нравственные идеалы, а право — лишь на некоторый уровень их осуществления. Мораль осуждает любые формы непорядочности, нечестности, клеветы. Право пресекает только наиболее злостные, социально опасные их проявления. «Авторитет нравственных законов бесконечно выше». Другой взгляд выдвигает крупный русский правовед и философ Е.Н. Трубецкой.

Согласно этому взгляду, соотношение права и нравственности можно изобразить двумя пересекающимися окружностями: у них есть общая часть, где нормы права и нормы нравственности совпадают, но кроме того, есть область нравственных норм, не находящая отражения в юридических законах, и область правовых норм, не имеющих никакого нравственного содержания или даже безнравственных.

Возражая Вл. Соловьеву, Трубецкой пишет: «Существует множество правовых норм, которые не только не представляют собою минимум нравственности, но, напротив того, в высшей степени безнравственны. Таковы, например, крепостное право, законы, устанавливающие пытки, казни, законы, стесняющие религиозную свободу. Кроме того, существует множество юридических норм, не заключающих в себе ни нравственного, ни безнравственного содержания, безразличных в нравственном отношении: таковы воинские уставы, правила о ношении орденов, законы, устанавливающие покрой форменного платья для различных ведомств. Наконец, и самое осуществление права далеко не всегда бывает согласно с нравственностью: один и тот же поступок может быть безукоризненно законным, правильным с юридической точки зрения и вместе с тем вполне безнравственным. Кулак, выжимающий последнюю копейку у обнищавшего крестьянина-должника, совершенно прав с юридической точки зрения, хотя его образ действий с нравственной точки зрения заслуживает полнейшего осуждения…»

По мнению Трубецкого «право отнюдь не может быть определено как минимум нравственности. Все, что можно сказать, это только то, что право, как целое, должно служить нравственным целям. Но это – требование идеала, которому действительно далеко не всегда соответствует, а нередко и прямо противоречит».

И Соловьев, и Трубецкой согласны в том, что право в идеале должно подчиниться нравственности. Разница между их взглядами — в том, что по Соловьеву сущность права и состоит в выражении нравственности, а по Трубецкому право хотя и должно служить нравственности, но лишь «в целом», тогда как отдельные юридические нормы могут не соответствовать морали или же быть просто несвязанными с ней.

итоги научной программы клуба «Валдай» — Клуб «Валдай»

Июль и август стали в контексте пандемии «тихим летом» для Европы и США (хотя в этот период начался бурный рост заболеваний в Латинской Америке: см. статью Пепе Эскобара о Бразилии). В это время уже сформировался массив статистических данных по второму кварталу года, показавший все негативные последствия от локдаунов. Соответственно, в фокусе дискуссии оказалась оценка карантинной политики государств и путей достижения коллективного иммунитета, разбор различных возможных альтернатив, проблема нарушений прав человека и экономических прав в период пандемии, и вопросы об ответственности государств за это. Эти вопросы ставила Валдайская записка Алана Фримана «Сколько ещё должно погибнуть людей?». Карл Фристон в ходе проведённой клубом «Валдай» дискуссии представлял свои модели формирования коллективного иммунитета.   Ричард Лахманн анализировал то, как пандемия повлияет на могущество элит в национальном и глобальном масштабах. Жорди Райк Курко в контексте неравенства при доступе к здравоохранению предостерегал от превращения ковида в «болезнь бедняков».

Осень принесла вторую волну эпидемии в Европу и новые тревоги. Это масштабное возвращение, казалось бы, побеждённой летом болезни приводило к пессимистическим настроениям и грустным ожиданиям, что всё это, и правда, надолго. Отсюда вполне естественно вытекало обращение к жанру антиутопии. Мир-2020 как антиутопия в реальности в этой связи сравнивался с известными литературными образцами этого жанра.

С другой стороны, согласимся, что задача экспертизы – это поиск оптимизма. Именно такой подход, как правило, отвечает ожиданиям массового общественного мнения. Ричард Саква в этой связи ставил вопрос, можно ли превратить негативные последствия кризиса в позитивные, воспользовавшись возможностью, предоставленной глобальным потрясением системы. И в этой же логике (отнюдь не антиутопии, но попытки представить позитивную утопию будущего мира) был выдержан и второй программный доклад клуба «Валдай» в этом году «Утопия многообразного мира: как продолжается история», ставший итогом всех экспертных рефлексий этого сложного года.

Ещё одна тема, которая получила на фоне ковида дополнительный стимул к развитию как в общественном мнении, так и в экспертизе, – это климатическая политика. Пожалуй, единственным положительным следствием пандемии и сопровождавших её карантинов стало быстрое очищение воздуха. Резкое снижение антропогенной нагрузки привело также к быстрому расширению среды обитания животного мира. Этот удивительный глобальный натурный эксперимент показал, что добиться качественных позитивных изменений в борьбе за улучшение экологии, сокращение выбросов и против изменения климата можно реально очень быстро. Что призывы экологов, если их соблюдать, могут привести к значимым результатам не когда-нибудь через поколение, а практически сразу. Но, с другой стороны, возникло опасение, что для того, чтобы запустить этот процесс, обязательно нужна какая-то катастрофа (как ковид сегодня). Что человечество само по себе, по своей доброй воле ничего не сделает. И то, что после восстановления экономической активности после карантинов качество воздуха вновь стало быстро ухудшаться, служит примером этому.

Вот почему уже в первые месяцы пандемии во многих странах мира развернулось достаточно мощное гражданское движение, чтобы использовать переломный момент эпидемии для перезагрузки глобальной энергетической, промышленной и иных политик на зелёных принципах. Началось активное обсуждение стратегии «зелёной трансформации», всё большее значение начала приобретать концепция «зелёной силы» (green power) по аналогии с «мягкой силой» (soft power) или «умной силой» (smart power). Эта тема также оказалась в фокусе интересов клуба «Валдай» и развивала то внимание к климатической политике и зелёным ценностям, которые проявлялись в наших текстах в прошлые годы. Кристоф ван Агт рассматривал роль зелёной энергии в восстановлении экономики после пандемии. Алексей Екайкин заострял вопрос о климат-диссидентстве и о том, что станет с планетой, если ничего не менять. На XVII Ежегодном заседании клуба «Валдай» специальная сессия была посвящена изменению климата и декарбонизации. В конце года опубликован коллективный доклад «Климатическая политика в глобальном обществе риска», где рассматриваются в т. ч. проблемы зелёной трансформации, климатической дипломатии и климатических мигрантов в контексте той парадигмы общества риска, о которой мы упоминали выше.

2020 год стал годом не только коронавируса, но и больших исторических юбилеев. Это был год 75-летия Победы в Великой Отечественной войне советского народа против гитлеровской Германии и окончания Второй мировой войны в целом. Естественно, что моральное значение политики исторической памяти в год юбилея приобрело особую важность во многих странах мира, а дискуссии по ряду вопросов памяти о войне, об их различной, а подчас и противоположной трактовке получили дополнительную остроту. Клуб «Валдай» подготовил к юбилею специальный экспертный доклад «Не забудем, но простим? Образы войны в культуре и исторической памяти».

Граница права: закон, мораль и концепция права

Докладчик: Лиам Мерфи, профессор философии и права, Нью-Йоркский университет

Резюме Джапа Палликкатхайил, Эдмонд Дж. Сафра, аспирант по этике

В «Границах закона» Лайам Мерфи исследовал границу между законом и моралью. С одной стороны, юридический позитивизм предполагает, что граница между правом и моралью строга и исключительна. То есть вопрос о том, что такое право, и вопрос о том, каким он должен быть, совершенно неразделимы.Следовательно, судьи не могут использовать свои собственные моральные суждения, чтобы определить, что такое закон. Мерфи противопоставил юридический позитивизм двум непозитивистским взглядам. Во-первых, по мнению немецкого юриста Густава Радбруха, о вопиющей несправедливости государственной директивы действительно мог быть закон. Таким образом, в крайних случаях судьям приходится применять собственное моральное суждение, чтобы определить, что такое закон. Во-вторых, по мнению Рональда Дворина, юридическая интерпретация, хотя и ограниченная юридическими материалами, в основном всегда требует морального суждения, поскольку эти юридические материалы неубедительны.

Прежде чем рассмотреть, что стоит на кону между позитивизмом и непозитивизмом, Мерфи отделил вопрос о границе между правом и моралью от двух других вопросов. И позитивисты, и непозитивисты могут согласиться с тем, что не существует возможного набора юридических материалов, который позволил бы судьям решать все дела совершенно механически. Хотя позитивист будет настаивать на том, что судья создает, а не интерпретирует закон, когда юридические материалы неопределенны, сторонники обеих точек зрения должны рассмотреть (1) вопрос о том, как должны быть оформлены юридические материалы, т.е.е. должны ли эти материалы быть более или менее определенными, и (2) вопрос о основаниях, по которым судьи должны решать дела, когда юридические материалы неопределенны. Мерфи предложил решить эти два вопроса, рассмотрев соответствующую институциональную роль судебной власти, хотя соображения эффективности также имеют значение.

Мерфи предположил, что, как только становится ясно, что вопрос о границе между законом и моралью и вопросы об оформлении юридических материалов и судебного разбирательства могут быть разделены, становится также ясно, что ответ на вопрос о праве/морали имеет очень мало прямого практического применения. Импортировать.Мерфи привел несколько примеров, в том числе один, касающийся судебного преследования бывших восточногерманских пограничников после падения Берлинской стены. Охранники стреляли в людей, пытавшихся перелезть через стену, и перед судами встал вопрос, могут ли они быть привлечены к ответственности за убийство. Это был сложный вопрос, потому что Конституция Федеративной Германской Республики запрещала наказание задним числом, и казалось, что наказание охранников нарушит этот запрет. Один суд, следуя концепции закона Радбруха, постановил, что юридическая директива ГДР, требующая от охранников действовать так, как они поступали, была настолько несправедливой, что ее вообще нельзя было назвать законом.Таким образом, запрет на обратную силу наказания не будет нарушен их преследованием. Другой суд при рассмотрении аналогичного дела пришел к такому же выводу, но по другим основаниям. Вместо того, чтобы поставить под сомнение правовой статус директивы ГДР, второй суд решил, что запрет на ретроактивное наказание не распространяется на другие преступные действия, разрешенные в высшей степени несправедливым законом. Позитивист не должен возражать против этого решения, пока второй суд понимается как осуществляющий дискрецию, а не интерпретирующий закон.

Таким образом, решение вопроса о праве/морали не обязательно должно иметь какое-либо влияние на исход конкретных дел. Мерфи стремился показать, что, несмотря на отсутствие прямого практического значения, решение вопроса о праве/морали все же может представлять практический интерес. Чтобы сделать дискуссию более конкретной, Мерфи сосредоточился на конкретных версиях позитивизма и непозитивизма. С позитивистской стороны он рассматривал взгляды Х.Л.А. Харта и Джозефа Раза. С непозитивистской стороны он рассматривал точку зрения Рональда Дворкина.Спор между позитивистом и Дворкиным касается того, как понять, что делает судья, когда для разрешения дела необходимо использовать моральные рассуждения. Позитивист утверждает, что судья создает закон, тогда как Дворкин говорит, что она просто высказывает свое мнение о том, чем закон уже является. Это традиционно рассматривается как дискуссия о том, каково содержание понятия права. Мерфи рассматривал возможность того, что понятие закона не имеет значения. Единственная причина, по этой точке зрения, для принятия одной концепции над другой, заключается в риторической силе.Мерфи утверждал, что вопрос не только в этом. Вслед за Разом Мерфи предположил, что понятие права — это понятие, которое используется людьми для понимания себя и своего общества. Итак, для самопонимания важно остановиться на определенной концепции. В то время как Раз пытается объяснить концепцию закона с помощью проекта концептуального анализа, Мапри предположил, что в интуитивных предположениях, которые являются датой для такого анализа, слишком много разногласий, чтобы этот подход был успешным.Мерфи также отклонил попытку Дворкина решить вопрос о соответствующей концепции права с помощью метода конструктивного толкования. Мерфи спросил, почему мы должны думать, как предполагает этот метод, что лучший способ разрешить разногласия по поводу наилучшего понимания практики или института — это придерживаться понимания, которое показывает практику или институт в лучшем свете.

В конце концов Мерфи предположил, что проект поиска истинной концепции закона безнадежен, независимо от того, какой метод используется.Просто есть разные взгляды на этот вопрос. Если это так, то как этот вопрос может иметь большее значение, чем просто риторическое практическое значение? Мерфи предложил то, что он назвал «практическим политическим» методом установления границ закона. Граница закона должна быть расположена там, где она лучше всего повлияет на наше самопонимание как общества.

Чтобы проиллюстрировать, что он имел в виду, Мерфи привел аргумент в пользу вывода о том, что мы все должны быть позитивистами.Вслед за Бентамом Мерфи предположил, что непозитивистская точка зрения предполагает некритическое отношение к директивам, представленным государством в виде законов. Предположим, что люди рассматривают то, что государство представляет как законы, вероятно, таковыми и являются. Если это так, то из-за того, что с точки зрения непозитивизма закон и мораль переплетены, люди считают то, что государство представляет законом, возможно, не так уж и плохо. Вместо этого предположим, что непозитивистская точка зрения заставила кого-то считать многие правовые директивы в ее штате незаконными.Это все еще может привести к «квиетизму», потому что решение этой проблемы, по-видимому, состоит в том, чтобы требовать, чтобы государство соответствовало своей истинной природе, а не действительно критиковать государство.

Мерфи продолжил рассмотрение других практических аргументов, которые можно было бы предложить по обе стороны вопроса о законе/морали. Он предположил, что ни одна из сторон явно не права. Но вместо того, чтобы продолжать собирать эти аргументы, Мерфи обратился к последствиям такого подхода к вопросу о праве/морали.Мерфи рассмотрел возражение Дворкина против Харта, измененное таким образом, чтобы оно противоречило точке зрения Мерфи. По мнению Мерфи, при отсутствии широкого согласия в отношении концепции права можно было бы опасаться, что нет правильного ответа на вопрос, что такое закон. Мерфи признал, что есть некоторые случаи, из которых мог бы последовать этот вывод, но предположил, что существует существенное ядро ​​концепции права, которое широко разделяется, и, следовательно, будет много случаев, в которых следует рассматривать вопрос о том, что такое закон. как улажено.

Юридическое против морального: письменное против правильного

Введение

Представьте, что вы однажды вечером гуляете по своему городу. Вы подходите к перекрестку со светофором. Светофор говорит стоп, но вся дорога пуста. Ты ждешь и ждешь, пока, наконец, не решишься перейти улицу. Машины не подъезжают, и вы продолжаете свою прогулку. Технически то, что вы сделали, было незаконным. Но если вы спросите обычного человека, аморально ли то, что вы делаете, он, вероятно, ответит «нет».

А теперь представьте, что ваш друг только что ужасно постригся.Когда они спрашивают ваше мнение, вы лжете и говорите: «Выглядит великолепно!» Когда они уходят, вы сплетничаете с другим другом о том, какая на самом деле плохая стрижка. В этом случае ничто из того, что вы сделали, не противоречило закону, но большинство людей сказали бы, что вы были неправы.

Объяснение

То, что законно, и то, что морально, во многом сходно, но сильно отличается в других. Оба обеспечивают социальную организацию, а это означает, что они формируют поведение людей и то, что считается социально приемлемым.Кроме того, они помогают людям взаимодействовать более сплоченно и направлены на защиту людей от вреда. Наконец, они принимают или не одобряют многие из одних и тех же действий. Например, с юридической и моральной точки зрения вождение в нетрезвом виде недопустимо.

Однако закон и мораль не одно и то же. Во-первых, закон бинарен, что означает, что действие либо законно, либо незаконно. Но мораль полна серых зон. Например, кража хлеба незаконна независимо от мотивов, но большинство людей более сочувствуют, если это делается для того, чтобы накормить голодающих сирот, а не как случайный акт грабежа.Кроме того, соблюдение закона обеспечивается государственными органами, такими как полиция и суды, и для правонарушителей предусмотрены наказания. Мораль формально не регулируется, хотя аморальные действия, безусловно, могут иметь социальные последствия. Наконец, закон одинаков для всех граждан, но мораль зависит от того, кого вы спрашиваете, потому что у всех разные взгляды и набор опыта. Помните об этих сходствах и различиях, поскольку мы точно определяем, что означает юридическое и моральное.

Определения: Законность vs.Мораль

Закон — это система правил, которые государство применяет для регулирования поведения с помощью наказаний. Правовые принципы основаны на правах граждан и государства, выраженных в правилах. Действие допустимо, если оно не нарушает ни одного из письменных правил.

Мораль — это совокупность принципов, которые пытаются определить, что такое хорошее и плохое поведение. Моральные принципы могут основываться на культуре, религии, опыте и личных ценностях. Действие считается моральным, если оно соответствует этим стандартам, хотя стандарты у всех разные.

История

Первый юридический кодекс, Кодекс Ур-Намму, был разработан в Месопотамии примерно в 2000 г. до н.э. В кодексе перечислены запрещенные действия и связанные с ними наказания. Закон был поддержан правящей властью и применялся по всей империи. Кодекс Ур-Намму был удивительно современным и сочетал в себе физические и денежные наказания. Текущие законы по-прежнему основаны на структуре Кодекса Ур-Намму.

Считается, что мораль существовала с самого начала существования человечества.Однако широко распространено мнение, что религия закрепила мораль как важнейший социальный конструкт. Благодаря общей вере люди стали придерживаться поведенческих стандартов, которые влекли за собой серьезные последствия. Таким образом, религия и мораль передавались из поколения в поколение и в разных местах, и, хотя у разных людей они были разными, мораль стала центральной частью общества.

Зачем заботиться?

По мере развития общества и изменения мнений меняется и то, что считается моралью. Оглядываясь назад в историю, можно увидеть множество примеров законов, однозначно аморальных по сегодняшним меркам.Соединенные Штаты украли земли коренных американцев, на протяжении поколений порабощали чернокожих и дискриминировали гомосексуалистов среди многих других примеров. По мере того как общество становится более информированным и открытым, граждане требуют, чтобы их законы отражали их новое определение морали. Хотя не все согласны с решениями, изменение законов — это большой шаг к изменению общих социальных взглядов. Изменяя закон, обществу сообщается новое определение того, что приемлемо. Закон и мораль взаимодействуют друг с другом и часто вызывают изменение друг друга.Суть в том, что когда законы несправедливы или устарели, люди должны встать и бороться за то, что правильно.

Чем мораль отличается от закона и религии — видео и расшифровка урока

Правоприменение

Во-первых, в западной системе управления основное различие между моралью, законом и религией заключается в том, что законы обеспечиваются государством. Например, многие религии считают пьянство грехом. Однако алкоголик может спокойно сидеть дома, пропивая рюмку за рюмкой до потери сознания, и полиции нечего вмешиваться.

Теперь многие скажут, что то, что он делает со своим телом и своей семьей, аморально, но, как гласит популярная, хотя и не совсем действительная мантра, правительство не может законодательно устанавливать мораль. Закон должен подождать, пока наш выпивоха не станет угрожать общественной безопасности. Если он не уничтожит чужое имущество, не причинит вреда кому-либо или не сядет за руль автомобиля, он свободен от судебного преследования по закону.

Социальные нормы

Помимо наших различий, мораль и законы обычно связаны с всеобъемлющими общественными правилами.Религиозные убеждения основаны на приказах воспринимаемой высшей силы. Например, в США для некоторых людей совершенно нормально есть бекон на завтрак. На тебя не будут смотреть смешные взгляды, и тебя не посадят в тюрьму за то, что ты любишь жареную свинью. Однако, если вы ортодоксальный иудей или мусульманин, свинья — это большой запрет. Съесть это было бы нарушением веры.

Другой пример: западное право и господствующая западная мораль не видят проблемы в том, что женщина наносит макияж или показывает свои ноги.Однако весьма консервативная вера амишей сочла бы это возмутительным. В отличие от законов и типичных представлений о морали, религиозные нормы часто существуют вне общепринятых социальных норм.

Юрисдикция

Наше последнее отличие дня связано с юрисдикцией или официальными полномочиями принимать решения и суждения. Если говорить как можно проще, социологи утверждают, что религия и мораль имеют юрисдикцию над частной жизнью человека; в законе нет.Возвращаясь к нашему бедному алкоголику, закон не может диктовать, что он делает с собой. Он может продолжать пить, пока его печень не откажет. Однако полиция нравов может назвать его пьяницей и исключить из объятий общества.

Идя еще дальше, религия не только имеет влияние на частную жизнь человека, но и обладает юрисдикцией над его внутренним «я». Другими словами, он претендует на власть над мыслями и душами. Например, одна из Десяти Заповедей требует: «Не желай ничего, что есть у ближнего твоего».» Так вот, этот указ не просто говорит не брать то, что не твое; там написано не хочешь того, что не твое. Это не просто полицейские действия; это полицейские мысли.

Например, женатый мужчина, имеющий интрижку, не нарушает закона. Что бы вы о нем ни думали, его действия не преступны. Однако многие утверждают, что он нарушает моральный кодекс общества. Выйдя замуж, вы не должны делать такие вещи. Поэтому его действия считаются аморальными. Сделав еще один шаг вперед, многие религиозные кодексы утверждают, что мужчина нарушил веру в ту минуту, когда начал желать другую женщину.Цитируя из Библии, «человек смотрит на лицо, а Господь смотрит на сердце». поведение. Законы — это правила, которым страна или сообщество обязаны следовать своим гражданам, чтобы регулировать общество. Религия — это структура веры и поклонения. Это система верований, основанная на вере в сверхъестественную силу.

В западном обществе существует много различий между этими тремя терминами. Например, законы выполняются государством. Правительство не может наказывать человека на основании морали или религиозных убеждений.

Кроме того, мораль и законы обычно связаны с всеобъемлющими общественными правилами. Религиозные стандарты основаны на мандатах предполагаемой высшей силы. По этой причине религиозные стандарты часто существуют вне основного общества.

Последнее различие в юрисдикции или официальной власти принимать решения и суждения.Мораль и религия имеют власть над частной жизнью человека. В законе нет. Делая еще один шаг вперед, религия претендует на власть не только над действиями, но и над мыслями.

Общество основано на общем стандарте правил и норм, разработанных для поддержания безопасной и процветающей среды. Эти стандарты часто строятся на моральном понимании большинства людей. Для защиты и обеспечения соблюдения этих стандартов в обществе есть два разных органа управления: законы и религия.Первая диктует действия человека, а другая влияет на его разум.

Мураскин, Рослин, Мураскин, Мэтью: 9780139169588: Amazon.com: Книги

Предисловие

Этика рассматривает вопросы правильного и неправильного, хорошего и плохого, добродетели и порока. Этика включает в себя оценку действий и жизни, выбора и характеров. Ориентация направлена ​​на рациональную аргументацию — на создание доводов в поддержку своей позиции. Как утверждает Дворкин (1977), когда я занимаю моральную позицию по какому-то вопросу, я вовлекаюсь в дискурс особого рода.Многие мыслители с 17 века стремились найти прочную основу для определения правильной системы морали. В данной работе термины «мораль» и «этика» взаимозаменяемы.

Это работа о роли морали в различных компонентах системы уголовного правосудия. В частности, роль защитника и прокурора, роль полиции, суда, исправительных учреждений, сотрудников службы пробации и условно-досрочного освобождения, а также самих жертв преступлений, а также связанные с этим вопросы.

Хотя и защитник, и прокурор обязаны соблюдать Кодекс профессиональной ответственности, у них существенно различаются роли и функции, и соответственно различаются их этические проблемы. Обязанности защитника вытекают из важности в состязательной системе конфиденциальности между адвокатом и клиентом, презумпции невиновности ответчика и бремени доказывания, конституционного права на адвоката и конституционной привилегии клиента против самообвинения. С другой стороны, у нас есть прокурор, который не представляет частного клиента и, следовательно, не затрагивается этими соображениями таким же образом.

Например, адвокат защиты может воздержаться от дачи показаний: нет ничего неэтичного в том, чтобы удержать виновного подсудимого от участия в суде и заставить правительство предъявить свои доказательства. Однако из этого не следует, что прокурор также имеет право утаивать или скрывать вещественные доказательства или что в этом двойном стандарте есть что-то существенно несправедливое.Этично ли со стороны защитника выставлять свидетеля обвинения неверным или лживым в ходе перекрестного допроса, даже если защитник знает, что свидетель дает точные и правдивые показания? Как указал покойный председатель Верховного суда Эрл Уоррен, «защита имеет право „приводить доказательства против правительства“ и „проверять истинность доводов обвинения“». свидетели защиты лгут, когда обвинитель знает, что свидетели дают правдивые показания.

Прокурор обладает огромной и уникальной свободой действий при определении конкретного преступления, назначении наказания и даже при принятии решения о возбуждении уголовного дела. Это усмотрение объясняет различия в этике прокурора и этике защитника, которые будут обсуждаться в этой работе.

Мы исследуем роль полиции и ее использование полицейских полномочий. Роль полиции заключается в том, чтобы охранять закон. Полиция обладает властью использовать свой авторитет, силу и свободу действий. У них есть выбор арестовывать или не арестовывать, выступать посредником или предъявлять обвинения, а также использовать смертоносную силу.Полиция придерживается самых высоких стандартов и должна быть обеспечена стандартами этики, которыми они руководствуются в своей работе. Это хорошее описание полиции?

По каким стандартам работают сотрудники исправительных учреждений, а также сотрудники службы пробации и условно-досрочного освобождения? Здесь тоже могут быть злоупотребления властью и властью. Униформа должна наделять властью рационального и разумного контроля и не допускать злоупотреблений.

Важным для содержания этой работы являются этические обязательства жертв не искать личной мести. Прокурор обязан следить за тем, чтобы потерпевшие, выдвигающие обвинения, делали правильный выбор и не стремились к какой-либо мести. Ожидается, что в цивилизованном обществе жертвы преступлений и их семьи делегируют возмездие за преступные проступки системе правового, а не личного правосудия.

В классе университетские профессора любят расстраивать своих студентов, указывая на то, что не существует общепризнанных способов поведения. Даже убийство, которое мы считаем убийством, приемлемо в некоторых обществах.Есть те действия, которые когда-то были или теперь подвергаются нападкам как аморальные. Как указал Райан в своей главе, «… нравственное воспитание … должно заключаться в знакомстве с действиями, мыслями и рассказами о добродетельных людях».

Эта работа представляет собой полное обсуждение вопросов морали/этики и системы уголовного правосудия, и ее не следует оставлять для изучения философам и философам. Это солидная работа, в которой рассматриваются вопросы, раскрывающие принципы работы систем уголовного правосудия с некоторыми предложениями по изменению.

Рослин Мураскин

Могут ли сосуществовать закон и мораль? Изучение прав и обрядов

Наблюдая за недавними событиями в нашем мире, я задумался о морали и законе. Это щекотливая тема для одних и невероятно страстная тема для других.

Поскольку я изучаю богословие, это необходимая дискуссия, требующая серьезных размышлений.

Закон рассматривается как конкретный, однако подлежит толкованию и определяется большинством. Мы голосуем, и законы вносятся в книги.Обеспечение соблюдения этих законов и соблюдение этих законов являются гражданскими ожиданиями.

Мораль также является вопросом интерпретации. В моем контексте как христианского пастора мораль основывается на Библии. Есть и другие конфессии, которые используют другие религиозные тексты в качестве своих моральных компасов.

Моя задача как пастора состоит в том, чтобы вести людей в путешествие, чтобы они узнали, что является нравственным и аморальным, на основе Священных Писаний и духовного откровения.

Для некоторых с глубокими убеждениями мораль конкретна — лишена гибкости или компромисса.Для других она изменчива и может меняться по мере появления новых интерпретаций.

Мы должны согласиться с тем, что имеем дело с субъективными реалиями и избирательной моралью. Проблема с правом и моралью заключается в том, что они пытаются быть взаимоисключающими, тогда как по сути они сильно зависят друг от друга.

Многие полагают, что законы имеют моральную основу. Когда общество считает что-то морально неправильным, принимаются законы, чтобы это исправить. Рабство, права женщин, Закон об избирательных правах и многие другие были моральными битвами, которые вели те, кому нужно было соблюдать закон, чтобы произошли изменения.

Без морального компаса со стороны страстных сторонников перемен общество продолжало бы совершать вопиющие акты ненависти и дискриминации. Задача здесь состоит в том, чтобы определить, существует ли консенсус относительно правильного и неправильного.

Этот вопрос необходимо решить в условиях повышенного подозрения в отношении органов отправления правосудия и религиозного сообщества. Эти два института являются главными блюстителями закона и морали.

Люди страстно относятся к своим убеждениям, и в результате то, что правильно, теряется в стремлении быть правильным.Эти противоречия заставляют многих задуматься о том, создает ли закон мораль или мораль создает закон. Что несомненно, так это то, что многие люди приходят к тому, что является нравственным, либо через религиозный прозелитизм, либо через культурный контекст.

Идея существования высшего блага — это то, с чем боролись философы древности. Актуальность этого вопроса не вызывает сомнений, поскольку многие выступают за принятие законов для защиты своих прав.

Если посмотреть на многие проблемы в нашем мире, могут ли сосуществовать закон и мораль? Должны ли?

Настоящий вопрос: Должна ли наша мораль иметь какое-то отношение к нам? Должны ли мы демонизировать кого-то, чтобы оправдать наши собственные взгляды или сделать наши нравственными?

Если закон подлежит толкованию, неизбежно ли он порождает культуру подозрительности среди тех, на кого он оказывает негативное влияние?

Очевидно, что существует разница между конституционным «правом» и религиозным «обрядом».

Всякий раз, когда закон пытается определить мораль, он становится скользкой дорожкой.

Должны ли наши права защищаться законом, независимо от того, считаются ли они моральными или нет?

Должен ли закон защищать мои религиозные обряды? Жюри еще нет.

Епископ Джозеф В. Уокер III является пастором баптистской церкви горы Сион в Нэшвилле и международным председательствующим избранным епископом в Международном братстве баптистской церкви Полного Евангелия.

Мораль, право и законодательство — Оксфордская стипендия

Страница из

НАПЕЧАТАНО ИЗ OXFORD SCHOLARSHIP ONLINE (oxford.Universitypressscholarship.com). (c) Copyright Oxford University Press, 2021. Все права защищены. Отдельный пользователь может распечатать PDF-файл одной главы монографии в OSO для личного использования. дата: 10 января 2022 г.

Глава:
(стр. 167) 7 Мораль, закон и законодательство
Источник:
Закон и правосудие в сообществе
Автор (ы):
Автор (ы):
Автор (ы):
. 1093/acprof:oso/9780199592685.003.0007

В этой главе обсуждается связь между моралью, правом и законодательством. В этом описании «мораль» относится к той части человеческой жизни, которая управляется обдумыванием и выбором; «закон» обычно относится к живому закону или общественной моральной традиции; а «законодательство» относится к решениям законодателя, независимо от того, является ли законодатель отдельным лицом или законодательным собранием. Глава включает отдельные обсуждения этих элементов, а затем фокусируется как на том, как эти три формы порождают обязательство, так и на вопросе о надлежащем диапазоне законодательства.

Ключевые слова: закон, мораль, законодательство, обязанность, надлежащий круг законодательства

Oxford Scholarship Online требует подписки или покупки для доступа к полному тексту книг в рамках службы. Однако общедоступные пользователи могут свободно осуществлять поиск по сайту и просматривать рефераты и ключевые слова для каждой книги и главы.

Пожалуйста, подпишитесь или войдите, чтобы получить доступ к полнотекстовому содержимому.

Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому названию, обратитесь к своему библиотекарю.

Для устранения неполадок см. Часто задаваемые вопросы , и если вы не можете найти ответ там, пожалуйста, связаться с нами .

Можно ли нарушать закон?; Вопрос поднимают недавние инциденты гражданского неповиновения в США. Здесь философ исследует фундаментальную моральную проблему, старую как Сократ.

Это один из стандартных аргументов, который приводится, часто совершенно искренне, против деятельности таких людей, как сторонники Конгресса за расовое равенство, которые приступают к изменению законов, которые они считают нежелательными, резко нарушая их. Такие группы часто осуждают за риск беспорядков и распространение неуважения к закону, тогда как, как утверждается, они могли бы достичь своих целей гораздо более справедливо и патриотично, оставаясь в рамках закона и ограничиваясь судами и методами наказания. мирное убеждение.

Теперь, я считаю, совершенно верно, что есть более веские основания для повиновения закону, в том числе плохому закону, в демократии, чем в диктатуре. Предположительно, с людьми, которые должны соблюдать закон, были проведены консультации, и у них есть законные каналы, по которым они могут выражать свои протесты и добиваться реформ. Один из способов определить демократию — сказать, что это система, целью которой является предоставление альтернатив гражданскому неповиновению. Тем не менее, применительно к той ситуации, с которой столкнулся, скажем, CORE, эти обобщения, как мне кажется, становятся жестоко абстрактными.

Основное заблуждение в утверждении, что в условиях демократии гражданское неповиновение никогда не может быть оправдано, заключается в том, что оно смешивает идеалы или цели демократии с неизбежно далекими от совершенства достижениями демократии в любой данный момент. В соответствии с демократическими идеалами законы демократии могут наделять отдельных лиц правами и полномочиями, которые теоретически позволяют им работать на законных основаниях для устранения несправедливости.

Однако на самом деле эти права и полномочия могут быть пустыми.Полиция может быть враждебной, суды могут быть предвзятыми, выборы сфальсифицированы, а средства правовой защиты, доступные человеку, могут оказаться бесполезными против этих зол.

Хуже того, большинство, возможно, продемонстрировало в серии свободных и честных выборов, что оно непоколебимо поддерживает то, что меньшинство считает невыразимым злом. Это, очевидно, имеет место сегодня во многих частях Юга, где белое большинство либо выступает против десегрегации, либо не так рвется к ней, как негритянское меньшинство.Готовы ли мы сказать, что большинство никогда не ошибается? Если нет, то нет абсолютно убедительной причины, по которой мы неизменно должны придавать результатам выборов большее значение, чем соображения элементарной справедливости.

Верно, конечно, что одна ласточка не делает лета и что мерилом правовых демократических процессов является не тот или иной конкретный успех или неудача, а общее направление, в котором эти процессы движутся в долгосрочной перспективе . Тем не менее, позиция, согласно которой нарушение закона никогда не может быть оправдано, пока существуют законные альтернативы, преувеличивает эту важную истину.Он не сталкивается по крайней мере с тремя важными исключениями.

Во-первых, драматическое неповиновение закону со стороны меньшинства может быть единственным эффективным способом привлечь внимание или заручиться поддержкой большинства Наиболее классические случаи гражданского неповиновения, от ранних христиан до Ганди и его сторонников, являются примером эта правда. Гражданское неповиновение, как никакая другая техника, может пристыдить большинство и заставить его задаться вопросом, как далеко оно готово зайти, насколько серьезно оно действительно привержено защите статус-кво.

.