Что означает наука: Наука — Гуманитарный портал

Содержание

Что такое наука? Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ДИСКУССИОННАЯ ТРИБУНА

ЧТО ТАКОЕ НАУКА?

А.М. Анисов

Институт философии РАН Волхонка, 14, Москва, Россия, 119991

Рассматривается логико-семиотический подход к изучению феномена науки. Критически анализируются существующие методы исследования науки и определения понятия «наука». Показано место науки в универсуме знаковых систем. В итоге наука определяется как доказательное или выводное знание. Разбираются, в том числе на конкретных примерах, способы имитации научных рассуждений.

Ключевые слова: наука, логика, семиотика, определение, доказательство, имитация.

Наука является самым сложным феноменом из всех, когда-либо создававшихся человечеством.

При этом по значимости для людей наука стоит в том же ряду, что и мифология и религия. По значимости, но не по сложности. Мифы и религиозные доктрины, сколь бы затейливыми они не были, всегда человекоподобны, антропоморфны. Их язык не столь значительно отличается от языка повседневного общения, их идеи близки нам и, следовательно, изначально более или менее понятны. Не то с наукой. Трудности в ее освоении поистине находятся на грани человеческих способностей как таковых. Научные тексты порой напоминают творения инопланетян. И это вопреки тому, что нередко языки мифологии и религии нарочито усложняют для сокрытия обыденности содержания, в то время как наука изо всех сил стремится к простоте и ясности. В таких обстоятельствах не вызывает удивления, что столь сложный феномен, как наука, может изучаться с разных позиций, а сама природа науки пониматься по-разному. Более того, вопрос о природе науки самой науке не принадлежит. Нет специальной науки, которая бы отвечала бы на данный вопрос. Это философская проблема.

§ 1. О методах исследования феномена науки

Первая трудность, с которой сталкивается желающий изучить не отдельную науку или группу наук, а науку в целом — это проблема выбора метода исследования. Имеется несколько возможных решений, но насколько они подходят для решения поставленной задачи? Очевидно, что 1) естественнонаучные методы не годятся для изучения науки. В самом деле, науку нельзя обнаружить с помощью приборов, невозможно выделить никакими физическими, химическими и другими

естественнонаучными наблюдениями и экспериментами. Тут бессильны самые мощные ускорители, телескопы с микроскопами и химические реактивы.

Простым и, на первый взгляд, привлекательным представляется 2) журналистский путь. Кто лучше других знает, что такое наука? — Конечно, те, кто ею занимается, сами ученые! Если кто-то и может сказать, что такое наука, так это те люди, которые ее создают.

Давайте будем опрашивать ученых, брать у них интервью, фиксировать их мнения. Причем приоритет нужно отдавать знаменитым и наиболее авторитетным ученым. В итоге сама собой сложится картина науки, полученная, так сказать, из первых рук.

Увы, по меткому замечанию Имре Лакатоса, спрашивать у ученых, что такое наука — это все равно, что спрашивать рыб о законах гидродинамики. К сожалению, ситуация с учеными хуже, чем ситуация с рыбами. Последние, по крайней мере, молчат. А вот ученые нередко позволяют себе, не имея соответствующих данной ситуации знаний, с видом оракулов вещать о науке. Например, на вопрос о том, является ли математика наукой, один из лауреатов Нобелевской премии по физике (куда уж авторитетней!) дал отрицательный ответ (см. об этом ниже).

Предвидим недоуменный вопрос: так как же ученые делают науку, если они не знают, что это такое? В действительности каждый ученый, если он специально не занимался изучением феномена науки как такового, является специалистом в определенной, часто весьма узкой области науки.

Вот в этой области он может с полным правом выступать в роли эксперта, адекватно оценивать публикации на предмет их научности, актуальности, новизны и т.д. Но не по отношению к науке в целом.

В конце XIX столетия большие надежды возлагались на психологию. Однако в действительности 3) психологический подход к науке дал до обидного мало. А иногда дело доходило до фантастических выводов, как в психоанализе, попытавшемся вывести науку из страсти к подглядыванию (подробности уточнять не будем).

Следующий 4) социологический путь изучения науки породил науковедение. Науковеды могут сказать многое про социальный статус ученых, про особенности организации науки в разных странах, про научные публикации и индексы цитирования и т.п. Однако объяснение того, что такое наука, находится за границами науковедения. Добавим к сказанному, что у социологов нет средств отличить науку от лженауки. Расплодившиеся в последнее время в нашей стране различные академии наук имеют ли отношение к подлинной науке? Или разве статус член-корреспондента или даже действительного члена Российской академии наук на сто процентов гарантирует, что его обладатель — ученый? А математика, с психологической или социологической точки зрения, — наука или все-таки нет? А уфология с астрологией? Удовлетворительных ответов на эти вопросы ни от психологии, ни от социологии мы не получим.

Новая идея появилась с неожиданной стороны. В конце концов, наука — это часть глобального познавательного процесса. В чем его глубинный смысл? — В приспособлении к окружающей среде. И, подобно тому, как в ходе приспособления происходила эволюция биологических видов, так же осуществлялась 5) эволюция человеческих познавательных способностей. Поэтому наука является ре-

зультатом этой эволюции. Все бы замечательно, если бы ни один обескураживающий факт — наука на протяжении веков не имела приспособительного значения. Более того, предпринимались специальные усилия, чтобы отлучить науку от практики!

Во второй половине XX столетия было заявлено: главным средством исследования науки должно стать изучение 6) истории науки. Замечательный подход, но таинственный. Как можно изучать историю чего-то, не зная предварительно, чего именно? Например, когда началась эта самая история? Или наука всегда сопутствовала человеческой цивилизации? Далее, надо ли включать в историю науки историю так называемых «оккультных наук»? Очевидно, что без определенной концепции науки не ясно, что принадлежит ее истории, а что не принадлежит.

Таким образом, история науки вторична по отношению к ее теории. Теория науки определяет, что относится к истории науки, а что нет.

Как же создать теоретическую концепцию науки, если ни естествознание, ни журналистика, ни психология с социологией, ни теория эволюции, ни история не позволяют это сделать? А если призвать на помощь 7) интуицию? Хорошо было опираться на интуицию в XVII—XVIII вв. Тогда считалось (начиная с Р. Декарта), что люди обладают одинаковой интуицией не в смысле ее мощи (тут как раз очевидны индивидуальные различия в способностях), а в смысле однозначности результатов актов интуитивного постижения. Однако появление неэвклидовых геометрий, а затем и неклассических логик, нанесло по этой идее сокрушительный удар.

Наш вариант концепции науки исходит из рассмотрения науки как особого рода знаковой системы, снабженной логикой. Изучением знаков как таковых занимается семиотика, а современная символическая логика позволяет уловить специфику знаковой природы науки. Поэтому предлагаемую концепцию науки можно назвать 8) логико-семиотической. В данной концепции логика и ее методы играют основополагающую роль [1]. Но ряд проблем требует привлечения более общих, выходящих за границы логики, семиотических рассуждений.

Прежде всего, необходимо установить место науки в мире знаковых систем. В [2] разработана онтологическая типология знаков, согласно которой знаки делятся на фантазии (знаки объективно несуществующих объектов), мнения (знаки оценок, основанных на ощущениях, чувствах и эмоциях), ценности (знаки предельных оснований свободного выбора (1), глубинных желаний и надежд) и знания (знаки объективной реальности). Наука, прежде всего, — это система знаний. Однако наряду с научными знаниями имеются знания обыденные (необходимые в повседневной жизни для ориентации в среде и адекватного к ней приспособления), технические (обеспечивающие любую сложную специализированную практическую деятельность) и нарративные (фиксирующие установленные и проверенные факты и различного рода классификации фактов).

Таким образом, наука занимает достаточно скромное место в многообразном универсуме знаков. В чем же специфика именно научных знаний?

§ 2. Определение понятия «наука»

Прежде всего надо определиться с тем, что мы, собственно, ищем, что называть наукой? Обратившись к соответствующим работам, можно быстро убе-

диться, что однозначного понимания данного термина нет и в помине. Более того, зачастую вполне серьезно предлагаются такие определения понятия науки, которые можно приводить как примеры пародий на операцию определения. В философском словаре читаем:

«НАУКА — сфера исследовательской деятельности, направленная на производство новых знаний о природе, обществе и мышлении и включающая в себя все условия и моменты этого производства: ученых с их знаниями и способностями, квалификацией и опытом, с разделением и кооперацией научного труда; научные учреждения, экспериментальное и лабораторное оборудование; методы научно-исследовательской работы, понятийный и категориальный аппарат, систему научной информации, а также всю сумму наличных знаний, выступающих в качестве либо предпосылки, либо средства, либо результата научного производства» [4. С. 236].

Здесь все свалено в одну кучу: наука — это и исследовательская деятельность, и сообщество ученых, и научно-исследовательские методы, и понятийный аппарат, и система научной информации, и сумма знаний, и даже экспериментальное и лабораторное оборудование. А что такое научные учреждения, научно-исследовательские методы, научная информация, научное производство? А кто такие ученые? И уж совсем бессмысленно называть ученых наукой. Ясно, что подобные псевдоопределения просто запутывают, скрывая под маской мнимой осведомленности полное непонимание сути дела.

Обратимся к более внятным попыткам определить понятие науки. Согласно известному аргентинскому философу М. Бунге, при всех разногласиях имеющиеся определения науки сводятся к трем типам, причем тип определения зависит от языка.

«В странах, говорящих на немецком языке, всякое серьезное (но не обязательно осмысленное, последовательное и верифицируемое) рассуждение наделяется ярлыком научности; так, например, Гуссерль описывал феноменологию как strenge Wissenschaft (точную науку). С другой стороны, в странах Западной Европы, говорящих не на немецком языке, всякая отрасль знания, в которой выдвигаются верифицируемые высказывания — или по крайней мере делаются попытки их утверждать, — как требующие эмпирического подтверждения (подобно высказываниям биологии), так и не требующие их (подобно высказываниям математики), обычно называется наукой. Наконец, в странах английского языка мы сталкиваемся с парадоксом, что по отношению к математике и логике, являющимся, по общему признанию, в высшей степени научными, слово ‘наука’ обычно не употребляется; фактически в этом языке слово ‘наука’ обычно относится к дисциплинам, изучающим природу, духовную деятельность и общество…» [5. С. 255]

Итак, мы имеем три определения науки: (A) Наука — это система серьезных и обстоятельных рассуждений; (B) Наука — это верифицируемое знание; (C) Наука — это знание, требующее эмпирического подтверждения.

Какое из этих трех определений «истинно»? На самом деле определения не бывают истинными или ложными. Они могут быть правильными или неправильными, но даже правильные по форме определения не всегда пригодны для теорети-

ческого или практического использования. Как же быть в нашем случае, когда повсеместно используемое слово «наука» имеет по крайней мере три совершенно различных значения? Говоря о «совершенно различном», мы имеем в виду то обстоятельство, что могут быть ситуации, в которых одно значение исключает другое. Зададим вопрос: математика — наука или нет? Отрицательный ответ дает физик с мировым именем, лауреат Нобелевской премии Р. Фейнман.

«Математика, с нашей точки зрения, не наука — в том смысле, что она не относится к естественным наукам. Ведь мерило ее справедливости отнюдь не опыт. Кстати, не все то, что не наука, уж обязательно плохо. Любовь, например, тоже не наука. Словом, когда какую-то вещь называют не наукой, это не значит, что с нею что-то неладно: просто не наука она, и все» [6. С. 56].

Так верен ли тезис М. Бунге о том, что естественный язык вынуждает принимать то или иное определение науки? Получается, что Фейнман, для которого родной язык — английский, просто обязан без размышлений придерживаться третьего определения термина «наука». А говорящие на других европейских языках столь же обязаны безусловно отнести математику к науке (возможно, даже употребив при этом превосходные степени).

Думается, считать естественный язык ответственным за понимание такого неестественного дела, как наука — ошибочно (уже хотя бы потому, что язык самой науки неестественный!). Разгадка отлучения математики от науки не в языке, а в возобладавшем типе философии. Начиная с Нового времени в англо-саксонской традиции доминировал эмпиризм, со свойственным ему подозрительном отношением к любому знанию, не вытекающему из чувственного опыта. В отличие от островной, в континентальной европейской философии преобладал рационализм, признававший два самостоятельных и несводимых друг к другу источника знания: 1) чувственный опыт и 2) разум. Эмпиризм же признает таким источником только 1) — чувственный опыт. Отсюда под влиянием эмпиризма математика оказывается за бортом науки как дисциплина, явно не опирающаяся в поисках истины на чувственный опыт.

То же самое относится и к первому определению науки Немецкий язык здесь ни при чем. Говорящие на русском языке тоже нередко отдают предпочтение определению Иначе бы не ставился вопрос о причислении теологии к науке. А большинство философских, культурологических и политологических работ не наделялись бы не свойственным им статусом научности. Только причина этих явлений, в отличие от предыдущей ситуации, скорее не в философии, а в идеологии. Десятки лет внушали, что идеология может быть научной, что якобы реализовалось в учении марксизма-ленинизма, включая сюда так называемый «научный коммунизм». Сейчас научный коммунизм уже не пользуется поддержкой государства (хотя в Китае или, скажем, на Кубе это не так — кстати, вновь получается, что ни китайский, ни испанский языки ни при чем), но его с успехом заменила политология, а на подходе еще и теология!

Из последних примеров видно, что принятие (явное или неявное) неудачного определения науки чревато негативными общественными последствиями, когда людям под видом науки навязываются учения и доктрины, прямо ей противостоящие. Но дело не только в негативных последствиях.

Не менее важен вопрос о креативном, творческом воздействии на общество предлагаемого той или иной традицией понимания сути науки. Эти обстоятельства вынуждают внимательнее отнестись к выбору определения науки. Разумеется, незыблемым остается принцип свободного выбора. Наукой, по определению, можно назвать все, что кому-то угодно. С помощью операции определения любому слову можно присвоить любое значение. Скажем, назвать человеком каменного истукана с двумя медными клювами (2). Определить-то можно. Вопрос в другом: что могут дать подобные определения, кроме демонстрации упомянутой свободы выбора? Если иметь в виду, что определения могут быть пустышками, а могут указывать на интересные и важные области проблем, то свободу выбора определяющей части приходится ограничивать.

Именно поэтому мы отвергаем все три определения науки (А), (В), (С). Первое заведомо слишком широкое, как уже было показано. Второе не очень ясное и тоже слишком широкое. Скажем, знание устройства автомобиля и отдельных его узлов моментально верифицируется при практическом осуществлении ремонта. Но разве это научные знания? Логичнее считать их знаниями техническими. Легко бывает верифицировать и обыденные знания (вы спросили дорогу, вам рассказали, а правильно или нет — выяснится быстро). Третье определение слишком узкое, т.к. несет на себе следы прямого влияния односторонней доктрины эмпиризма, неадекватность которой в настоящее время мало кем из философов оспаривается.

В рамках логико-семиотического подхода невозможно предлагать какие-либо альтернативные определения науки. По сути, имеется лишь одно определение, хотя допустимы сохраняющие эту суть вариации. Есть всего лишь два ключевых понятия, которые, будучи соединенными, дадут искомое определение. Во-первых, понятие знания. Во-вторых, понятие доказательства. Таким образом, получаем следующее определение: ф) Наука — это доказательное знание.

Доказательство является разновидностью вывода. Это с одной стороны. С другой, всякий вывод может быть преобразован в доказательство. Отсюда равнозначный вариант определения ф): Наука — это выводное знание.

Доказательства и выводы редко существуют изолированно. Построение доказательств и выводов осуществляется средствами той или иной теории, образующей систему доказательств и выводов. Однако было бы лингвистически неверно определять науку как теоретическое знание, поскольку термин «теоретический» противостоит по значению термину «эмпирический». Но как теоретические, так и эмпирические понятия могут вместе присутствовать в одной и той же теории. На практике в философской и даже научной литературе термин «теория» используется настолько произвольно, что зачастую совершенно неясно, как тот или иной автор его понимает. Поэтому прагматически более эффективно для подтверждения принадлежности к науке требовать не уточнения того, что понимается под теорией, а настаивать на предъявлении доказательств. В противном случае вам могут в качестве теорий предложить чуть ли не любые системы идей — от бытовых обобщений до философских и теологических трактатов. Но ни первое, ни, как правило, второе, ни третье теориями не являются.

Определение понятия наука — не итог, а начало рассмотрения феномена науки. Необходимо иметь теорию доказательств (как метатеорию теорий) и концепцию знания. Без них наше определение не имеет особого значения. И лишь в рамках такой теории и концепции можно давать ответы на конкретные вопросы по поводу науки. Например, если пользуются противоречивой теорией Т, то в принимаемой метатеории доказательств в Т можно доказать любое утверждение, которое можно сформулировать на языке теории Т. Это обстоятельство обесценивает доказательства в Т — они приобретают тривиальный характер, т. к. бессмысленно заниматься их поиском. Кроме того, противоречивая теория не является знанием. Это вытекает из нашей концепции знания, в соответствии с которой онтологическое устройство объективной реальности таково, что не может существовать ситуаций, которые бы требовали принятия как некоторого утверждения А, так и его отрицания ■-А. Между тем иногда ученые полагают, что сложность реальности требует именно противоречивых описаний. Как говорил Н. Бор, нетривиальная истина — это такое утверждение, отрицание которого также является глубокой истиной. Подобные рассуждения, при всей их внешней привлекательности, грубо ошибочны, но вскрыть ошибку применительно к конкретным обсуждаемым в науке ситуациям — не такое простое дело.

§ 3. Об имитации научных рассуждений

Не должны вводить в заблуждение частые употребления «выводных» терминов в серьезной литературе. Кто не читал или не писал сам утверждений вроде «из этого суждения следует. ..», «здесь автор противоречит сам себе», «работа в логическом отношении безупречна» (вариант: «небезупречна») и т.д. В известной работе В.С. Соловьева «Чтения о богочеловечестве» [7] слово «следовательно» встречается 102 раза, «следует» — 20 раз, «вследствие» — 35 раз, «логически» — 18 раз, «вытекает» — 4 раза. Всего получается 179 случаев употребления заведомо «выводных» терминов. Не означает ли все это, что на деле в этом тексте осуществляются нормальные логические процессы, в том числе процессы получения следствий из ранее сказанного, превращающие текст в теорию? К сожалению, ни в одном из этих 179 случаев нет и намека на доказательство или логический вывод следствий. На самом деле из сказанного там ничего не следует и не вытекает. Перед нами, несомненно, аргументированные рассуждения, но аргументация — это не демонстрация логических выводов или доказательств.

Рассмотрение именно этой работы случайно. Но приведенный пример как в капле воды отражает типичную ситуацию имитации строгих рассуждений за счет использования специфической лексики, свойственной выводному знанию. В действительности выводного знания там нет и в помине. Одним из высших достижений такой имитации является написанная Б. Спинозой знаменитая «Этика» [8]. Эта книга интересна тем, что она имитирует строение и стиль математических работ. Начинается она с принятия ряда определений и аксиом, далее даются пронумерованные формулировки теорем и приводятся их доказательства (нередко завершаемые сакраментальным выражением «что и требовалось доказать»), сопровождаемые схолиями (пояснениями) и короллариями (королларий — это побочная

теорема, найденная как бы невзначай в процессе доказательства основного положения). В результате, по видимости, перед нами происходит дедуктивное развертывание теории. Но это по видимости. А по существу?

Подробный разбор «Этики» Спинозы вылился бы в отдельную работу, поэтому ограничимся одним примером: «доказательством» теоремы 1.

«Теорема 1.

Субстанция по природе первее своих состояний.

Доказательство. Это ясно из определений 3 и 5.»

Приведем эти определения.

«3. Под субстанцией я разумею то, что существует само в себе и представляется само через себя, т. е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которого оно должно было бы образоваться.

5. Под модусом я разумею состояние субстанции (БиЬ81апйае аГГесйо), иными словами, то, что существует в другом и представляется через это другое.»

Эти «определения», мягко говоря, не отличаются ясностью. Но все равно, поскольку в силу определения 5 состояние субстанции называется модусом, логичнее было бы принять формулировку «Субстанция по природе первее своих модусов». х з №) 6, ВУ.»

Здесь л и з означают & и Gx — Бог х, Sx — субстанция х, Нх — абсолютно бесконечен х, № — необходимо существует х. Первый шаг содержит определение 6 (О6). Теорема 7 («Природе субстанции присуще существование»), на которую есть ссылка на шаге 4, сама доказывается за 11 шагов. Таким образом, все доказательство имеет длину 18.

Это доказательство имеет (если вообще имеет) весьма отдаленное отношение к философии Б. Спинозы. Ну не пользовался он правилами введения (В) и исключения (И) связок и кванторов, законами дистрибутивности и т.п. Поэтому переключимся на другой вопрос: насколько научна сама рассматриваемая формальная теория? Если теория противоречива, то она ошибочна, как уже было сказано. Если же эта теория непротиворечива, то она имеет теоретико-множественную модель. Тогда Бог в этой модели — некоторое конкретное множество. Спрашивается, что такого интересного или просто специфического в таком множестве? Да ничего. Ничего существенно важного в этом множестве нет. Слишком «тощая» получилась теория.

Да и зачем настолько нагромождать термины, если целью является доказательство существования Бога? Рассмотрим следующую теорию в языке, содержащем единственное сингулярное свойство Бог(х) («х является Богом») и единственное имя Бог. Единственная аксиома теории выглядит совершенно безупречной.

Акс. Бог(Бог)

Иными словами, принимается утверждение, что Бог, вне всяких сомнений, имеет свойство являться Богом. С содержательной точки зрения было бы нелепо утверждать (хотя чисто формально это возможно), что Бог Богом не является.

Докажем теорему о существовании Бога, воспользовавшись системой натурального вывода из [1].

1. Бог(Бог) Акс.

2. хБог(х) 1в в.

3. I— хБог(х) 1-2, |— в.

Итак, доказана теорема «Существует такое х, что х является Богом». Зачем понадобилось это пародийное доказательство? Затем, чтобы показать всю нелепость игры словами. Если Бог — всего лишь формальный объект, то что непротиворечивого и нетривиального можно сказать о таком объекте? Да ничего. Вся суть в том, что Бог ни в каком разумном смысле не является не только формальным объектом (тем же множеством, например), но и вообще объектом. Для религиозных людей это ценность, к тому же величайшая. А ценности и знания — знаки принципиально разных типов.

В отличие от знаний, ценности по своей природе от фактов не зависят (пусть в армии одни трусы, но воин должен быть храбрым; пусть в мире царит зло, но всемогущий Бог должен быть добрым и т.д.).

Рассуждения о Боге относятся к сфере аксиологических суждений, которые не основываются на фактах и не относятся к выводному знанию, т. е. не образуют теорий. Если же аксиологические суждения подменяются теориями, в которых место ценностей занимают вербальные игры, то такие теории не имеют отношения не только к ценностям, но и к науке. Ведь никаких знаков объективной реальности, т.е. знаний, в них нет. Из этого видно, что наличие доказательств как

таковых еще не решает вопрос о научности этих доказательств. Мало иметь доказательства. Необходимо еще, чтобы эти доказательства оперировали знаниями. В противном случае они не имеют отношения к науке, являются лишь ее более или менее удачной имитацией.

Имитация науки осуществляется не только посредством построения пустопорожних доказательств, но и за счет бездоказательных манипуляций знаниями. Скажем прямо, манипуляторами этого рода сплошь и рядом выступают начитанные люди. Действительно начитанные, т.е. они великолепно знают тексты. Кто-то может не согласиться с выражением «знать текст»: разве текст относится к объективной реальности, не будет ли вернее присвоить ему статус субъективной или виртуальной реальности? Следует иметь в виду, что не только физические объекты обладают статусом объективного существования. Идеальные объекты математики также существуют объективно. Объективно и бытие текстов, коль скоро текст зафиксирован на материальных носителях.

На чем основываются дискуссии литературоведов, историков науки и теологов? На детальном знании самых разнообразных относящихся (и даже не относящихся) к предмету дискуссии текстов. Именно детальном, так как выражение «глубокое знание текста» некорректно: если кто-то может воспроизвести текст наизусть, то более детальное его знание невозможно и «углубить» это знание нельзя. При этом из одних и тех же цитат сплошь и рядом делаются прямо противоположные выводы. Получается, что обширные и детальные знания текстов имеются и адекватно демонстрируются с помощью техники цитирования, но доказательная база в подобных дискуссиях отсутствует.

Итак, имитация научных построений может проводиться как в отношении доказательств, так и в отношении знаний. В первом случае доказательства либо отсутствуют, либо не ведут к знаниям. Отсутствие доказательств маскируется использованием «логических» слов естественного языка. Не ведущие к росту знаний доказательства являются пустопорожними и создают лишь видимость научности. Во втором случае манипулируют знаниями текстов, делая из них предвзятые и потому фактически произвольные заключения. Нелогичность этих заключений опять маскируется использованием логической терминологии. Круг замкнулся.

ПРИМЕЧАНИЯ

(1) Сходным образом Г.А. Антипов определяет ценности как конечные основания человеческого выбора. См. [3. С. 12, 13].

(2) Такое определение человека действительно фигурировало в споре двух московских логиков. См.: [10. С. 206].

(3) Т.А. Шиян перевел эту работу на русский язык, и теперь перевод можно найти по адресу: http://theo.ru/library/texts/spinethic. Далее вкладка spinethic. pdf.

ЛИТЕРАТУРА

[1] Анисов А.М. Современная логика. — М., 2002.

[2] Анисов А.М. Онтологическая типология знаков // Логико-философские исследования. — Вып. 4. — М., 2010.

[3] Антипов Г.А. Гносеологические и социокультурные основания исторического знания: Автореф. дисс. … докт. филос. наук. — М., 1995.

[4] Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. — М., 1981.

[5] Бунге М. Причинность. Место принципа причинности в современной науке. — М., 1962.

[6] Фейнман Р., Лейтон Р., Сэндс М. Фейнмановские лекции по физике. — Т. 1—2. — М., 1976.

[7] Соловьев В.С. Чтения о богочеловечестве // Сочинения: в 2 т. — М., 1989. — Т. 2.

[8] Спиноза Б. Этика // Избр. произв.: в 2 т. — М., 1957. — Т. 1.

[9] Blum A., Malinovich S. A Formalization of a Segment of Spinoza’s Ethics // Metalogicon. Rivista internazionale di logica pura e applicata, di lingüistica e di filosofía. Anno VI — № 1. — Gennaio — Giugno. — 1993 (Metalogicon. An International Review of pure and applied Logic, of Linguistics and of Philosophy. Year VI. — № 1. — Jan. — July 1993), Na-poli/Roma, L.E.R.

[10] Ивлев Ю.В. Логика. — М., 2008.

SCIENCE — WHAT IS IT?

A.M. Anisov

Institute of Philosophy, Russian Academy of Science Volkhonka Str., 14, Moscow, Russia, 119991

A phenomenon of science is considered from a logical-semiotic angle. Existing research methods and definitions of science are analyzed too. Furthermore a place of science in the universe of sign systems is determined. Finally, science is put as a an evidential or inference knowledge. Different imitative means of pseudo-scientific reasoning is exposed and specific examples of such included.

Key words: science, logic, semiotics, definition, inference, imitation.

Что такое наука?

Евгений Трунковский,
кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник Государственного астрономического института им. П. К. Штернберга (МГУ)
«Наука и жизнь» №10, 2010

Светлой памяти замечательного, редкого человека и физика
Юрия Владимировича Гапонова.

Всем более или менее образованным (то есть окончившим по крайней мере среднюю школу) людям известно, что, например, астрономия — одна из самых интересных и важных наук о природе. Но когда произносят слово «наука», предполагается, что все одинаково понимают, о чём идёт речь. А так ли это на самом деле?

Научный подход к явлениям и процессам окружающего мира — это целая система взглядов и представлений, выработанных за тысячелетия развития человеческой мысли, определённое мировоззрение, в основе которого лежит осмысление взаимосвязей Природы и человека. И есть насущная потребность сформулировать на доступном, по возможности, языке соображения по данному поводу.

Потребность эта сегодня резко возросла в связи с тем, что в последние годы и даже десятилетия понятие «наука» в сознании многих людей оказалось размытым и неясным из-за огромного количества теле- и радиопередач, публикаций в газетах и журналах о «достижениях» астрологии, экстрасенсорики, уфологии и других видов оккультного «знания». Между тем, с точки зрения подавляющего большинства людей, занимающихся серьёзными научными исследованиями, ни один из названных видов «знаний» не может считаться наукой. На чём же основан настоящий научный подход к изучению окружающего мира?

Прежде всего, он базируется на огромном человеческом опыте, на повседневной практике наблюдений и взаимодействия с предметами, природными явлениями и процессами. В качестве примера можно сослаться на хорошо известную историю открытия закона всемирного тяготения. Изучая данные наблюдений и измерений, Ньютон предположил, что Земля служит источником силы тяготения, пропорциональной её массе и обратно пропорциональной квадрату расстояния от её центра. Затем это предположение, которое можно назвать научной гипотезой (научной потому, что она обобщала данные измерений и наблюдений), он применил для объяснения движения Луны по круговой орбите вокруг Земли. Оказалось, что выдвинутая гипотеза хорошо согласуется с известными данными о движении Луны. Это означало, что она с большой вероятностью верна, поскольку хорошо объясняла как поведение различных предметов вблизи поверхности Земли, так и движение удалённого небесного тела. Затем, после необходимых уточнений и добавлений, эту гипотезу, которую уже можно считать научной теорией (поскольку она объясняла довольно широкий класс явлений), применили для объяснения наблюдаемого движения планет Солнечной системы. И выяснилось, что движение планет согласуется с теорией Ньютона. Здесь уже можно говорить о законе, которому подчиняется движение земных и небесных тел в пределах огромных расстояний от Земли. Особенно убедительной стала история открытия «на кончике пера» восьмой планеты Солнечной системы — Нептуна. Закон тяготения позволил предсказать её существование, рассчитать орбиту и указать место на небе, где её следовало искать. И астроном Галле обнаружил Нептун на расстоянии 56′ от предвычисленного места!

По такой же схеме развивается любая наука вообще. Во-первых, изучаются данные наблюдений и измерений, затем предпринимаются попытки систематизировать, обобщить их и выдвинуть гипотезу, объясняющую полученные результаты. Если гипотеза хотя бы в существенных чертах объясняет имеющиеся данные, можно ожидать, что она предскажет ещё не изученные явления. Проверка этих расчётов и предсказаний в наблюдениях и экспериментах — очень сильное средство выяснить, верна ли гипотеза. Если она получает подтверждение, то может уже считаться научной теорией, так как совершенно невероятно, чтобы предсказания и расчёты, полученные на основе неверной гипотезы, случайно совпали бы с результатами наблюдений и измерений. Ведь такие предсказания обычно несут новую, часто неожиданную информацию, которую, как говорится, нарочно не придумаешь. Часто, однако, гипотеза не подтверждается. Значит, нужно продолжать поиски и разрабатывать другие гипотезы. Таков обычный тяжёлый путь в науке.

Во-вторых, не менее важна характерная черта научного подхода — возможность многократно и независимо проверить любые результаты и теории. Так, например, любой желающий может исследовать закон всемирного тяготения, самостоятельно изучив данные наблюдений и измерений или выполнив их заново.

В-третьих, чтобы всерьёз говорить о науке, нужно овладеть суммой знаний и методов, которыми располагает научное сообщество к настоящему моменту, нужно освоить логику методов, теорий, выводов, принятую в научной среде. Конечно, может оказаться, что кого-то она не устраивает (а вообще, достигнутое наукой на каждом этапе никогда полностью не устраивает настоящих учёных), но чтобы высказывать претензии или критиковать, нужно, как минимум, хорошо разобраться в том, что уже сделано. Если удастся убедительно доказать, что данный подход, метод или логика приводят к неверным выводам, внутренне противоречивы, и взамен этого предложить что-то лучшее — честь вам и хвала! Но разговор должен идти только на уровне доказательств, а не голословных утверждений. Правоту должны подтвердить результаты наблюдений и экспериментов, возможно новых и необычных, но убедительных для профессиональных исследователей.

Есть ещё один очень важный признак настоящего научного подхода. Это честность и непредвзятость исследователя. Понятия эти, конечно, довольно тонкие, не так-то просто дать им чёткое определение, поскольку они связаны с «человеческим фактором». Но без этих качеств учёных настоящей науки не бывает.

Допустим, у вас возникла идея, гипотеза или даже теория. И тут появляется сильное искушение, например, подобрать такой набор фактов, которые подтверждают вашу идею или, во всяком случае, не противоречат ей. А результаты, которые ей противоречат, отбросить, сделав вид, что вы о них не знаете. Бывает, что идут ещё дальше, «подгоняя» результаты наблюдений или экспериментов под желаемую гипотезу и пытаясь изобразить её полное подтверждение. Ещё хуже, когда с помощью громоздких и зачастую не очень грамотных математических выкладок, в основе которых лежат некие искусственно придуманные (как говорят, «спекулятивные», то есть «умозрительные») предположения и постулаты, не проверенные и не подтверждённые экспериментально, строят «теорию» с претензией на новое слово в науке. И сталкиваясь с критикой профессионалов, которые убедительно доказывают несостоятельность этих построений, они начинают обвинять учёных в консерватизме, ретроградстве или даже в «мафиозности». Однако настоящим учёным присущ строгий, критический подход к результатам и выводам, и прежде всего к своим собственным. Благодаря этому каждый шаг вперёд в науке сопровождается созданием достаточно прочного фундамента для дальнейшего продвижения по пути познания.

Великие учёные неоднократно отмечали, что верными показателями истинности теории служат её красота и логическая стройность. Под этими понятиями подразумевают, в частности, и то, насколько данная теория «вписывается» в существующие представления, согласуется с известным набором проверенных фактов и их сложившейся трактовкой. Это, однако, вовсе не значит, что в новой теории не должно быть неожиданных выводов или предсказаний. Как правило, всё обстоит как раз наоборот. Но если речь идёт о серьёзном вкладе в науку, то автор работы обязательно должен чётко проанализировать, как новый взгляд на проблему или новое объяснение наблюдаемых явлений соотносятся со всей существующей научной картиной мира. И если возникает противоречие между ними, исследователь должен честно заявить об этом, чтобы спокойно и непредвзято разобраться, нет ли ошибок в новых построениях, не противоречат ли они твёрдо установленным фактам, соотношениям и закономерностям. И только когда всестороннее изучение проблемы различными независимыми специалистами-профессионалами приводит к выводу об обоснованности и непротиворечивости новой концепции, можно всерьёз говорить о её праве на существование. Но даже в этом случае нельзя быть полностью уверенным, что именно она выражает истину.

Хорошей иллюстрацией к этому утверждению служит ситуация с Общей теорией относительности (ОТО). Со времени её создания А. Эйнштейном в 1916 году появилось множество других теорий пространства, времени и тяготения, которые отвечают критериям, упомянутым выше. Однако до последнего времени не появилось ни одного чётко установленного наблюдательного факта, который бы противоречил выводам и предсказаниям ОТО. Наоборот, все наблюдения и эксперименты её подтверждают или, во всяком случае, не противоречат ей. Отказываться от ОТО и заменять её какой-либо другой теорией пока нет оснований.

Что же касается современных теорий, использующих сложный математический аппарат, то всегда можно (конечно, при наличии соответствующей квалификации) проанализировать систему их исходных постулатов и её соответствие твердо установленным фактам, проверить логику построений и выводов, корректность математических преобразований. Настоящая научная теория всегда позволяет сделать оценки, которые можно измерить в наблюдениях или эксперименте, проверив справедливость теоретических выкладок. Другое дело, что такая проверка может оказаться чрезвычайно сложным мероприятием, требующим либо очень длительного времени и больших затрат, либо совершенно новой техники. Особенно сложна в этом отношении ситуация в астрономии, в частности в космологии, где речь идёт об экстремальных состояниях материи, нередко имевших место миллиарды лет назад. Поэтому во многих случаях экспериментальная проверка выводов и предсказаний различных космологических теорий остаётся делом неблизкого будущего. Тем не менее есть прекрасный пример того, как, казалось бы, весьма отвлечённая теория получила убедительнейшее подтверждение в астрофизических наблюдениях. Это история открытия так называемого реликтового излучения.

В 1930-х — 1940-х годах ряд астрофизиков, прежде всего наш соотечественник Г. Гамов, разработали «теорию горячей Вселенной», согласно которой от первоначальной эпохи эволюции расширяющейся Вселенной должно было остаться радиоизлучение, однородно заполняющее всё пространство современной наблюдаемой Вселенной. Это предсказание было практически забыто, и вспомнили о нём только в 1960-х годах, когда американские радиофизики случайно обнаружили присутствие радиоизлучения с предсказанными теорией характеристиками. Его интенсивность оказалась с весьма высокой точностью одинаковой во всех направлениях. При достигнутой позже более высокой точности измерений обнаружились её неоднородности, однако принципиально это описываемую картину почти не меняет (см. «Наука и жизнь» №12, 1993 г.; №5, 1994 г.; №11, 2006 г.; №6, 2009 г.). Обнаруженное излучение не могло случайно оказаться именно таким, как предсказывала «теория горячей Вселенной».

Здесь неоднократно упоминались наблюдения и эксперименты. Но сама постановка таких наблюдений и экспериментов, которые позволяют разобраться в том, какова в действительности природа тех либо иных явлений или процессов, выяснить, какая точка зрения или теория ближе к истине, представляет собой весьма и весьма непростую задачу. И в физике, и в астрономии довольно часто возникает, казалось бы, странный вопрос: что на самом деле измеряют при наблюдениях или в эксперименте, отражают ли результаты измерений значения и поведение именно тех величин, которые интересуют исследователей? Тут мы неизбежно сталкиваемся с проблемой взаимодействия теории и эксперимента. Эти две стороны научных исследований крепко связаны между собой. Скажем, трактовка результатов наблюдений так или иначе зависит от теоретических воззрений, которых придерживается исследователь. В истории науки неоднократно возникали ситуации, когда одинаковые результаты одних и тех же наблюдений (измерений) разные исследователи трактуют по-разному, поскольку их теоретические представления различны. Однако рано или поздно среди научного сообщества утверждалась единая концепция, справедливость которой доказывали убедительные эксперименты и логика.

Нередко измерения одной и той же величины разными группами исследователей дают разные результаты. В таких случаях необходимо разобраться, нет ли грубых ошибок в методике экспериментов, каковы погрешности измерений, возможны ли изменения характеристик изучаемого объекта, связанные с его природой, и т. д.

Конечно, в принципе возможны ситуации, когда наблюдения оказываются уникальными, поскольку наблюдатель столкнулся с очень редким природным явлением, и возможность повторить эти наблюдения в обозримом будущем практически отсутствует. Но и в подобных случаях легко увидеть разницу между серьёзным исследователем и человеком, занимающимся околонаучными спекуляциями. Настоящий учёный постарается уточнить все обстоятельства, при которых проведено наблюдение, разобраться в том, не могли ли привести к неожиданному результату какие-либо помехи или дефекты регистрирующей аппаратуры, не было ли увиденное следствием субъективного восприятия известных явлений. Он не будет спешить с сенсационными заявлениями об «открытии» и тут же строить фантастические гипотезы для объяснения наблюдавшегося явления.

Всё это имеет прямое отношение, прежде всего, к многочисленным сообщениям о наблюдениях НЛО. Да, никто всерьёз не отрицает, что в атмосфере порой наблюдаются удивительные, труднообъяснимые явления. (Правда, в подавляющем большинстве случаев не удаётся получить убедительные независимые подтверждения подобных сообщений.) Никто не отрицает и того, что в принципе возможно существование внеземной высокоразвитой разумной жизни, которая способна заняться изучением нашей планеты и имеет для этого мощные технические средства. Однако сегодня нет никаких достоверных научных данных, позволяющих всерьёз говорить о признаках существования внеземной разумной жизни. И это при том что для её поисков неоднократно проводили специальные длительные радиоастрономические и астрофизические наблюдения, проблему подробнейшим образом изучали ведущие специалисты мира и неоднократно обсуждали на международных симпозиумах. Выдающийся наш астрофизик академик И. С. Шкловский много занимался этим вопросом и долго считал возможным обнаружить внеземную высокоразвитую цивилизацию. Но в конце жизни он пришёл к выводу, что земная разумная жизнь, быть может, очень редкое или даже уникальное явление и не исключено, что мы вообще одиноки во Вселенной. Безусловно, эту точку зрения нельзя считать истиной в последней инстанции, она может быть оспорена или опровергнута в дальнейшем, но для такого вывода у И. С. Шкловского были очень веские основания. Дело в том, что проведённый многими авторитетными учёными глубокий и комплексный анализ этой проблемы показывает, что уже на современном уровне развития науки и техники человечество с большой вероятностью должно было столкнуться с «космическими чудесами», то есть с физическими явлениями во Вселенной, имеющими чётко выраженное искусственное происхождение. Однако современные знания о фундаментальных законах природы и протекающих в соответствии с ними процессах в космосе позволяют с высокой степенью уверенности говорить, что регистрируемые излучения имеют исключительно естественное происхождение.

Любому здравомыслящему человеку покажется, по меньшей мере, странным, что «летающие тарелки» видят все желающие, но только не наблюдатели-профессионалы. Налицо явное противоречие между тем, что сегодня известно науке, и информацией, постоянно появляющейся в газетах, журналах и на телеэкранах. Это должно, по крайней мере, заставить задуматься всех, кто безоговорочно верит сообщениям о многократных посещениях Земли «космическими пришельцами».

Есть прекрасный пример того, насколько отношение астрономов к проблеме обнаружения внеземных цивилизаций отличается от позиций так называемых уфологов, пишущих и вещающих на подобные темы журналистов.

В 1967 году группа английских радиоастрономов совершила одно из крупнейших научных открытий XX века — обнаружила космические радиоисточники, излучающие строго периодические последовательности очень коротких импульсов. Эти источники впоследствии были названы пульсарами. Поскольку ранее никто ничего подобного не наблюдал, а проблема внеземных цивилизаций уже давно активно обсуждалась, у астрономов сразу же возникла мысль, что они обнаружили сигналы, посылаемые «братьями по разуму». Это неудивительно, поскольку тогда трудно было предположить, что в природе возможны естественные процессы, обеспечивающие столь малую длительность и такую строгую периодичность импульсов излучения, — она выдерживалась с точностью до ничтожных долей секунды!

Так вот, это был чуть ли не единственный случай в истории науки нашего времени (если не считать работ, имеющих оборонное значение), когда исследователи своё действительно сенсационное открытие несколько месяцев держали в строжайшем секрете! Те, кто знаком с миром современной науки, хорошо знают, насколько острым бывает соперничество между учёными за право называться первооткрывателями. Авторы работы, содержащей открытие или новый и важный результат, всегда стремятся как можно быстрее её опубликовать и не допустить, чтобы кто-то их опередил. А в случае с открытием пульсаров его авторы длительное время сознательно не сообщали об обнаруженном ими явлении. Спрашивается, почему? Да потому, что учёные считали себя обязанными самым внимательным образом разобраться, насколько обоснованно их предположение о внеземной цивилизации как источнике наблюдаемых сигналов. Они понимали, какие серьёзные последствия для науки и вообще для человечества может иметь обнаружение внеземных цивилизаций. И поэтому полагали необходимым, прежде чем заявлять об открытии, убедиться, что наблюдаемые импульсы излучения не могут быть вызваны никакими другими причинами, кроме сознательных действий внеземного разума. Тщательное изучение феномена привело к действительно крупнейшему открытию — был найден естественный процесс: у поверхности быстро вращающихся компактных объектов, нейтронных звёзд, при определённых условиях происходит генерация узконаправленных пучков излучения. Такой пучок, как луч прожектора, периодически попадает к наблюдателю. Таким образом, надежда на встречу с «братьями по разуму» в очередной раз не оправдалась (что, конечно, с определённой точки зрения, было огорчительно), но зато был сделан очень важный шаг в познании Природы. Нетрудно представить, какой шум поднялся бы в средствах массовой информации, если бы явление пульсаров обнаружили сегодня и первооткрыватели тут же неосторожно сообщили о возможном искусственном происхождении сигналов!

У журналистов в подобных случаях нередко наблюдается отсутствие профессионализма. Истинный профессионал должен предоставлять слово серьёзным учёным, настоящим специалистам, а свои собственные комментарии свести к минимуму.

Кое-кто из журналистов в ответ на нападки говорит, что «ортодоксальная», то есть официально признанная, наука слишком консервативна, не даёт пробиться новым, свежим идеям, в которых, возможно, как раз и содержится истина. И что вообще у нас плюрализм и свобода слова, позволяющие высказывать любые мнения. Звучит вроде бы убедительно, но по сути это просто демагогия. На самом же деле необходимо учить людей мыслить самостоятельно и делать свободный и осознанный выбор. А для этого, как минимум, нужно знакомить их с основными принципами научного, рационального подхода к действительности, с реальными результатами научных исследований и существующей научной картиной окружающего мира.

Наука — захватывающе интересное дело, в котором есть и красота, и взлёты человеческого духа, и свет истины. Только эта истина, как правило, не приходит сама по себе, как озарение, а добывается тяжёлым и упорным трудом. Зато и цена её очень высока. Наука — одна из тех замечательных сфер человеческой деятельности, где наиболее ярко проявляется творческий потенциал отдельных людей и всего человечества. Практически любой человек, посвятивший себя науке и честно служивший ей, может быть уверен: он свою жизнь прожил не зря.

Знают ли ученые, что такое наука?

Как выразился Эзоп, многоножка удивительно хорошо согласовывает движения сотен своих ножек, но не так хорошо представляет, как она это делает. Ни многоножке, ни, если на то пошло, ученому нисколько не мешает, что они не сильны в систематическом рефлексивном понимании того, что делают. Это не их дело. И смысл эзоповской басни, конечно, в том, что многоножка, если ее вынудить рефлексировать над своими действиями, превратится в кучу беспорядочно копошащихся ножек. В этом отношении Кун просто следует за Эзопом.

Это тоже не совсем то заключение, которое я хотел бы сделать. Впрочем, в нем есть кое-что, позволяющее рекомендовать его. Я не вижу ни одной убедительной причины, почему отдельные ученые, — возможно, немногие, учитывая давление фактора времени и их интересов, — не должны быть столь же хороши в метанауке, как и профессиональные метаученые, и точно так же ни одной убедительной причины, почему профессионалы в метанауке должны игнорировать заявления любителей в этой области.

Аналогично профессиональные метаученые — историки, социологи и философы — не обязаны всегда допускать, что практикующие ученые «знают конкретную науку лучше или лучше всех» или «знают больше науки», чем они сами. Однако весьма благоразумно уважать частное экспертное знание ученых и прикладывать все силы, чтобы, когда дело доходит до описания объектов этого знания, «понимать его правильно». Метаученые должны очень внимательно следить за тем, чтобы не сказать о фотосинтезе или техниках его познания что-то такое, что было бы очевидно ошибочным с общей точки зрения экспертов-практиков в этой области.

Причина, по которой социологи, историки и философы не должны во всем исходить из всеобъемлющего допущения, что «ученые лучше знают о науке», заключается в том, что знание, например, о современной биохимии растений — не то же самое, что «знание о науке». В настоящее время существует множество наук, но еще больше наук и версий науки о растениях существовало в прошлом, и кто скажет, что социолог или историк, знающий что-то существенное об этих многих науках, знает «меньше науки», чем современный биохимик растений, который, высказываясь о природе науки, знает меньше или даже не знает вообще ничего?

Я не вижу здесь оснований для того, чтобы переигрывать ситуацию в свою пользу и заявлять как факт, что я знаю «больше науки», чем мой друг, биохимик растений. Так уж получилось, что я почти ничего не знаю о фотосинтезе за пределами того, чему меня учили в колледже на курсах по физиологии растений и клеточной биологии, и с моей стороны было бы морально неправильным и интеллектуально легкомысленным высказываться о том, как обстоят дела в этой области современной науки. С другой стороны, у меня есть право чувствовать себя несколько раздраженным, когда о том, как все было в пневматической химии XVII века, мне начинают рассказывать практикующие ученые, которые даже более некомпетентны в этой части науки, чем я в современной биохимии растений.

Почти излишне говорить, что жизненно важно верно понимать факты, касающиеся предмета, о котором вы пишете. Это обязательство абсолютно и накладывается на всех: на социологов и историков, пишущих об интересующих их аспектах науки, но также на ученых, пишущих об истории и социологии науки. В то же время хотелось бы надеяться, что нормальные человеческие и профессиональные слабости будут распознаны, и мы остановимся в наносекунде от того, чтобы приписать друг другу самые низменные из возможных мотивов и самую вопиющую некомпетентность. Конечно, в социологии и культурных исследованиях есть плохие работы, а некоторые ученые-естественники открыто и убедительно говорят о некачественной работе в своих областях. Не может быть никакого оправдания халтуре, где бы она ни обнаруживалась. Но в то же время нам следует дать друг другу некоторые поблажки. Человеку свойственно ошибаться, и то, что мы ошибаемся, оценивая намерения друг друга, так же вероятно, как то, что дело в грубых ошибках или дисциплинарной враждебности. Прежде чем кого-то обвинять в прессе или на публике, мы могли бы попробовать поговорить в кафе или пабе. Вероятным результатом стали бы понижение кровяного давления и менее токсичная общественная культура.

Наконец, как я предположил некоторое время назад, метанаучные утверждения ученых часто функционируют в специфическом контексте занятий наукой, в ходе критики или одобрения определенных научных заявлений, программ или дисциплин. Иными словами, они могут выступать не чистым выражением институциональных намерений описывать и интерпретировать науку, а инструментами, позволяющими сказать, во что следует верить и что нужно делать в науке в целом или в отдельной ее дисциплине. С этой точки зрения подобные метанаучные утверждения не только могут, но и должны приниматься всерьез исследователями науки, но по-другому — как часть предмета, который историк или социолог намерен описать и проинтерпретировать.

Главное заключение, к которому я хотел бы прийти, касается и вариабельности метанаучных утверждений ученых, и природы их отношений с тем, что можно нестрого назвать «самой наукой». Здесь мне хотелось бы сказать — и снова я могу дополнительно подкрепить свои слова авторитетом Эйнштейна и Планка, — что отношения между метанаучными утверждениями и множеством конкретных научных убеждений и практик всегда будут крайне проблематичными. «В доме науки, — говорил Эйнштейн, — обителей много». Утверждение, что наука одна и что, соответственно, ее «сущность» может быть схвачена каким-либо одним непротиворечивым и систематическим метанаучным высказыванием (методологическим или концептуальным), является нововременным наследием методологических специалистов по связям с общественностью XVII века. И хотя для некоторых идея научного единообразия остается неотразимой, ни один план унификации и ни одно объяснение сущности науки не выглядит убедительным более чем для одной фракции ученых. И это один из моих пунктов.

Что произойдет, если мы последуем за мнением многих ученых (и, между прочим, все большего числа философов), что наук много, что они разнообразны и что ни один непротиворечивый и систематический дискурс об отличительной сущности науки не может схватить разнообразие или конкретность практик и убеждений? Мы можем изменить взгляд на вариабельность метанаучных высказываний, понятых как утверждения об отличительном характере чего-то, что зовется «наукой». Возможно, мы захотим сказать, что разные виды метанаучных высказываний выделяют аспекты разных типов, или стадий, или обстоятельств практик, которые мы называем «научными», или что они […] принадлежат тем практикам, о которых высказываются, — в качестве норм, идеалов или стратегических жестов, сигнализирующих о возможных или желаемых альянсах. Метанаучные высказывания могут быть верными или точными в отношении какой-то науки, но не в отношении науки в целом просто потому, что ни одно непротиворечивое и систематическое метанаучное высказывание не может являться глобально истинным и при этом отличать науку от других форм культуры. Почему вообще мы должны ожидать, что какие-либо метанаучные высказывания будут справедливы и для физики элементарных частиц (какого типа?), и для сейсмологии, и для исследований репродуктивной физиологии морских червей? Некоторые метанаучные высказывания могут быть верными для набора научных практик, локализованных во времени, пространстве и культурном контексте, но это то, что должно быть нами обнаружено, а не принято как посылка.

Есть кое-что еще, что вытекает из признания этого разнообразия и имеет отношение к сегодняшней озабоченности антинаукой. Поскольку метанаучные утверждения ученых разнообразны и поскольку возможно, что каждое из них, рассмотренное под определенным углом, выделяет какие-то реальные локальные черты конкретных наук, отношение между метанаукой и наукой определенно проблематично и в лучшем случае контингентно. Лишь на одном этом основании можно допустить оспаривание любого метанаучного нарратива и при этом не рассматривать это оспаривание как проявление враждебности в отношении науки. Если наука действительно настолько отличается от философии, как на этом настаивают некоторые Защитники Науки, то в высшей степени загадочно, почему они так огорчаются, когда критикуют их любимую философию. Естественные науки вполне оправданно обладают огромным культурным влиянием, влияние философии науки довольно незначительно. Безусловно, совершается тактическая ошибка, когда Защита Науки принимает форму прославления определенной философии, но еще большей ошибкой является прославление тех версий философии, которые давно испытаны и отброшены самими философами.

Полностью с текстом статьи можно ознакомиться на сайте журнала

Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще.

Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.

В России защитили диссертацию по теологии. Это что, наука такая?

Автор фото, YouTube

1 июня в России впервые прошла защита диссертации по теологии. Кандидатскую степерь по теологии получил декан богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета протоиерей Павел Хондзинский.

Главой диссертационного совета по теологии является митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев). Он же заведует кафедрой теологии в Московском инженерно-физическом институте (МИФИ), которая существует там с 2012 года.

Теология была признана научной специальностью в России осенью 2015 года. В автореферате диссертации Хондзинского было замечено, что метод его исследования основывался «на личностном опыте веры и жизни теолога», что вызвало критику в адрес автора работы.

Можно ли считать такие методы научными, а саму теологию наукой, мы обсудили с российскими учеными.

Автор фото, TASS

Михаил Гельфанд, доктор биологических наук, член Высшей аттестационной комиссии (ВАК) при минобрнауки России:

Давайте говорить не «теология», а «богословие». Зачем нам эти западные слова? Я спрашивал у разных людей — мне никто разницу между теологией и богословием не объяснил. В том числе, я спрашивал и на президиуме ВАК, где это утверждалось. Совсем недавно в очень срочном порядке на заседании секции президиума ВАК по естественным и техническим наукам было принято решение, что степени присуждаются не по теологии, а именно по теологическим наукам. Меня там не было, это не моя секция, но по отзывам коллег, это решение было продавлено руководством ВАК.

Здесь возникает вопрос — что называть теологией? Существуют же разделы филологии, которые изучают, в том числе, и тексты, которые являются для кого-то священными. Есть разделы истории, источниковедения, которые изучают эти же тексты. Насколько я понимаю, богословие изучает бога. И в этом смысле наукой, по-видимому, являться не может. В этой диссертации, которую мы обсуждаем, отмечались в качестве научного метода личные религиозные переживания автора. Я привык считать, что наука не основывается на личном опыте жизни и веры. Даже гуманитарные науки основываются на каких-то других посылах, они имеют объективные критерии. В этом смысле я не могу признать, что богословие является наукой.

То, что, например, в МИФИ существует кафедра теологии — это клиническое безобразие. Вообще, конечно, вопрос совместимости богословия с естественными науками — это так называемый moot point. Это вещи, которые лежат в разных плоскостях.

Говорят, что защищенная диссертация хороша с содержательной точки зрения. Очень может быть, но тогда ее нужно было бы защищать по какой-нибудь другой специальности: по филологии, философии, истории, например. Есть, кстати, и очень хорошая специальность — «религиоведение».

Автор фото, Wiki

Григорий Юдин, профессор Московской высшей школы социальных и экономических наук:

Теология безусловно является тем, что в науке называется рациональным дискурсом. Это значит, что в теологии возможна рациональная аргументация, используя которую, исследователи могут прийти к абсолютно одинаковым выводам независимо от их личной позиции, например, независимо от того, во что они верят, что считают хорошим или плохим и так далее. Этого, в принципе, абсолютно достаточно для того, чтобы сформировалась сфера научного знания.

Вопрос о том, что является наукой, а что не является ей — это вопрос гораздо более сложный, им давно занимаются философы науки. Было бы очень странно выносить по этому поводу финальные суждения и на основании этого проводить какую-то бюрократическую процедуру, например, решать, по каким направлениям присуждать степень, а по каким — нет. К слову, у философов науки могут быть сомнения и по поводу гораздо более конвенциональных дисциплин, чем теология.

Что касается того, что теология вошла в какой-то там ВАКовский список, я думаю, что противники теологии могут в этом смысле быть более-менее спокойны. В связи с недавно объявленной реформой научных кадров, ВАК, будем надеяться, доживает свои последние дни. И поэтому мы в скором времени вполне спокойно сможем существовать в ситуации, когда те, кто не считает теологию — или, например, физику — наукой, могут и дальше ее не считать таковой, а по ней все равно будет присуждаться степень.

В общем, каждый сможет заниматься своим делом. А вот желание сохранить инфраструктуру, которая будет в административном порядке решать вопросы из области философии науки и рассказывать, что является наукой, а что — нет, — это, конечно, некоторый бюрократический раж и стремление расширить контроль над ресурсами. К науке это, конечно, не имеет никакого отношения.

Я не читал работу, которую вчера защитили, но могу сказать, что формулировка, что ее метод был основан «на личностном опыте веры и жизни теолога», абсолютно ненаучна и действительно ставит под сомнение место этой диссертации в науке. В этой конкретной части я абсолютно согласен с критиками. Но надо понимать, что эта формулировка была приведена в автореферате диссертации. В автореферате любой исследователь вынужден имитировать какие-то странные принципы, которые пришли из, судя по всему, технических наук. Поэтому есть масса работ, в которых автореферат написан плохо.

Написать автореферат хорошо — значит написать его казенным, бюрократическим языком. Я, конечно, думаю, что это была неудачная формулировка. И коллеги, которые устраивали эту первую защиту по теологии в России, могли бы позаботиться о том, чтобы не было такого рода сложностей и провокаций. Но я совершенно точно не считаю, что на основании неудачной формулировки или даже ошибки в документе, который не имеет никакого отношения к науке, ведь автореферат — это чисто бюрократический документ, можно судить о научности всей работы.

Надо понимать, что по теологии обязательно будут защищаться неудачные диссертации. Более того, я вам расскажу страшный секрет: 99% диссертаций, которые будут защищаться по теологии, будут довольно неудачны. Это связано с общим состоянием гуманитарного научного знания в России. По всем дисциплинам, которые существуют, примерно 90% работ, которые защищаются, конечно, неудачны и по ним можно предъявлять всякие разные претензии, в том числе и о сомнительном научном статусе. Теология здесь не будет никаким исключением. Но это не проблема теологии как таковой, это проблема тоскливого состояния гуманитарного научного знания в России.

Андрей Десницкий, библеист, профессор РАН:

Автор фото, Andrei Desnitsky

Как всегда, ситуация непростая. Здесь можно говорить о нескольких моментах. Первое: руководство РПЦ хочет максимально утвердиться в тех сферах, в которых оно до сих пор не имело влияния. Но это на внешнем уровне.

Второе, о чем как раз говорят представители РПЦ в защиту того новшества, что теология у нас теперь наука, — что так везде на Западе. Действительно, это традиционная схема, но она связана, прежде всего, с тем, что в западных университетах было обычно несколько факультетов в самом начале, и из них одним был теологический. Собственно, другими двумя были медицина и юриспруденция. Медицина — тело человека, юриспруденция — это общество, а теология или богословие — это про мироздание и отношения человека с некой высшей реальностью. Все очень логично. Причем, потом теология распадалась на самые разные дисциплины — от математики до философии.

В русской академической школе не было богословских факультетов, были философские. Например, в МГУ был философский факультет, который потом поделился на историко-филологический и математический. Звучит, может быть, немного смешно для нас сегодняшних, но все логично: философия или теология описывают мир в целом, а дальше по мере уточнения знаний и выделения отдельных специальностей часть идет по гуманитарной части — то есть филология и история, — а часть по математической.

Я сам когда-то учился на теологическом факультете в Амстердаме. В Западной Европе это некая дань традиции. И то сейчас об этом думают, как, может быть, о чем-то вроде английского королевского двора. То есть это красиво и это всем нравится, как бы давайте оставим, но не будет придавать этому большого значения.

Третья вещь, о которой можно здесь говорить, следующая. Я, на самом деле, горячий сторонник того, чтобы теологические факультеты и защиты диссертаций по теологии были. Но, может быть, не совсем такого рода. Потому что у нас сейчас идет такая явная клерикализация общества. Достаточно посмотреть любое собрание: от исторического клуба до какого-нибудь экономического форума. Везде присутствуют священнослужители, и они тихонечко занимают то место, которое занимал идеологический отдел в любой коммунистической структуре в советское время. То есть ничего самостоятельного не говорят, но как бы все это еще и покрывают некоторым идеологическим флером. И это не здорово, это мне совсем не нравится.

В то же время существует огромное количество вопросов, которые по своей сути относятся к теологии и которыми люди задаются: в чем смысл жизни? Как человек соотносится с мирозданием? Это философия, но теологию можно назвать частным случаем философии, основанным на вере в бога. Как есть, например, математика, а есть алгебра — частный случай математики. В школе, тем не менее, изучают алгебру отдельно.

Точно так же теология — частный случай философии, и она очень востребована у нас. Действительно востребована. Люди этим крайне мало занимаются. У нас есть религиоведение, оно описывает внешне религию. У нас есть, безусловно, культурология, история, та же самая философия, но это все — взгляд извне. Теология — то же самое, но взгляд изнутри. И вот судя по этой первой защите, у нас начинается не просто взгляд изнутри, а взгляд такой сугубо конфессиональный. Православный диссертационный совет рассматривает диссертацию православного теолога о православном святом. Замечательно. А потом, наверное, создадут мусульманский, иудейский, буддийский диссертационный совет. Уж не знаю, распространится ли это на другие конфессии, кроме наших четырех первенствующих. Ну, и в буддийском диссертационном совете буддист будет рассматривать жизнь какого-то буддийского святого. Но это не наука. Это интересно, это нужно. Но это каталогизация фактов.

Наука начинается там, где есть научная проблема. И я могу назвать множество научных проблем, связанных с теологией, с религией, с взглядом изнутри. Они будут обсуждаться в научном поле, если будет хотя бы относительная непредвзятость, хотя бы относительная конкурентность. Это свойство науки. Понятно, что они никогда не бывают стопроцентными. Но если задача для православного или буддийского диссертанта доказать православному или буддийскому диссертационному совету, что православие или буддизм есть правильная религия, здесь нет научной проблемы. Здесь есть декларация верности и, может быть, некоторая каталогизация наследия.

А вот если мы, например, ставим такой вопрос, который очень близок мне, — я занимаюсь больше всего Библией, — как человек XXI века, верующий в бога, может относиться к библейским текстам, написанным в глубокой архаике, где очень многое выглядит совсем не так, как мы привыкли видеть, — вот это проблема, безусловно, актуальная. На нее могут попытаться ответить одновременно и буддист, и православный, и протестант, и мусульманин, и атеист, потому что его это тоже интересует. И вот когда они начнут на эти темы размышлять, что на Западе в огромной степени и происходит на богословских факультетах, тогда может появиться действительно некоторая очень важная и нужная нам академическая наука теология, и она может действительно быть научной. Вот пока не понятно, будет ли она.

Понятно, что от первой диссертации трудно ждать чего-то кардинально нового, каких-то прорывов. Но я боюсь, что пока вот выбран путь «а давайте четыре главенствующие конфессии будут просто, грубо говоря, оформлять государственные дипломы для такого типичного образования, как семинария, медресе, дацан или иешива». Вот всегда изучали религию священнослужители для того, чтобы правильно ответить на вопросы верующих, правильно произвести все обряды. Вот теперь это то же самое, только с государственным дипломом. В этом я смысла не вижу.

Но как всегда в таких сложных ситуациях, может быть одна затея у тех, кто начинает, и совершенно другой результат на выходе. На что я, может быть, надеюсь, — что получится не дацан, иешива, семинария с государственным дипломом, а получится, может быть, именно диалог людей с разными исходными точками зрения и, в конце концов, диссертационный совет с представителями разных школ. Не бывает так, чтобы в диссертационном совете (я сам состою в одном) были носители только одной идеи. Там обязательно должна присутствовать разноголосица. Иначе это просто бессмысленно.

Роль науки в современном обществе | СГУ

На сегодняшний день азы науки учителя стараются доводить до детей через глобальную сеть — интернет. Предпочтение начинают давать «невидимым колледжам», дистанционному обучению, виртуальным институтам. Теряется живое непосредственное общение учителя и ученика. Уменьшается роль учителя, отсутствует воспитание детей на живом примере, и в этом я вижу лишь отрицательные последствия для будущих поколений.

XX век был выдающимся в области технического развития. Без всякого преувеличения можно сказать, что за 100 лет сделано открытий не меньше, чем за всю предыдущую историю человечества. Вклад, который внесла наука в ХХ веке в развитие человечества, огромен. Но если же сложить средства, которые человечество потратило на фундаментальные научные исследования за всю свою историю, сумма окажется несравнимой ни с одним бюджетом какой — либо развитой страны. Государства теряют огромное количество средств, которые можно было бы направить на борьбу с голодом и болезнями, и другими проблемами, встающими перед главами государств.

Новейшие научные разработки кроме несомненных благ несут в себе и потенциальную опасность. Вырабатывая огромное количество энергии, тепловые электростанции выбрасывают в атмосферу миллионы тонн золы и газов, загрязняющих окружающую среду и разрушающих озоновый слой планеты. Аварии на атомных станциях и предприятиях, использующих радиоактивные материалы, приводят к катастрофическим последствиям. Одним из таких примеров служит катастрофа на Чернобыльской АЭС. Геномодифицированные продукты, все чаще поступающие в продажу на прилавки магазинов, в принципе могут оказаться опасными для человека. Гармонично вписать технику и научные достижения в природные процессы — одна из насущных задач ученых наступившего века. Только решив эту непростую задачу, можно обеспечить не просто выживание, а достойную жизнь грядущих поколений.

Науку принято рассматривать как высокоспециализированную деятельность по производству объективных знаний о мире, включающем и самого человека. Но этично ли проводить научные исследования, даже чрезвычайно интересные, плоды которых могут стать опасными для людей?

Безусловно, наука — одна из важнейших форм культуры общества, а ее развитие — важнейший фактор обновления всех сфер жизнедеятельности человека. Современная наука формирует мировоззрение человека, тесно связана с техническим прогрессом, помогает создавать прогнозы развития общества и разрабатывать программы, решать проблемы, встающие перед человечеством. Но всегда ли наука безопасна для человечества? Я считаю, что этот вопрос навсегда останется нерешенным.

Материал подготовлен на основе информации открытых источников.

Евгения Ерышева,

студентка 251 группы специальности «Таможенное дело».

Что такое наука? / Наука / Независимая газета

В высшей степени важно, чтоб народ обладал достаточным количеством работников наук.
Художник Б.М.Кустодиев. «Портрет профессоров П.Л.Капицы и Н.Н.Семенова». 1921

Наука – это реализация в идеях и фактах – в теории и практике – воли человека к познанию природы; наука – сокровищница драгоценнейших достижений общечеловеческого разума на пути его к изучению процессов физической и духовной жизни человека.

Если читатель задумается о том, что он – животное, еще не утратившее грубых зоологических инстинктов, – обязан творчеству научной мысли всем, что отодвигает его от зверя и делает достойным имени «царя природы»…

Электричество и стальное перо для письма, автомобиль и карманные часы, резиновые калоши и гигантские машины – все, что способствует экономии человеческих сил, все, что защищает и украшает жизнь человека, – все это завоевания научной мысли.

Конечная цель науки может быть мыслима как претворение так называемой мертвой материи в живую энергию, как стремление подчинить воле человека все стихийные силы природы. Если это случится – человек будет освобожден от изнурительного гнета грубого труда, и тогда его физическая энергия претворится в духовную.

Этой великой цели не могут достичь социальные реформы. Борьба классов – борьба человека с человеком – ведется именно за свободу труда, я бы сказал даже – за свободу от труда: человек порабощает ближнего своего затем, чтоб побежденный дал победителю возможность свободно пользоваться всеми благами жизни. Таким образом, борьба классов может быть сведена к борьбе за обладание энергией научной мысли, воплощенной в фабриках, машинах – во всем, что является основой благополучия личности.

Но когда наука поработит интересам человечества неисчерпаемый запас энергии природы – этого запаса с избытком хватит на то, чтобы освободить всех людей из каторги труда в шахтах под землей и в грязи на земле.

Задачи и цели науки оказались почти невозможны, неосуществимы, но наука воистину область чудес! Двадцать лет назад невозможным считалось воздухоплавание и подводное плавание, никто не представлял себе возможной беседу по телефону на расстоянии сотен верст, никому не снились чудеса радиоактивизма и множество иных чудес, созданных наукой. ..

Дайте свободу разуму, исследующему явления природы, и вы подчините все силы природы вашей воле, вы в корне уничтожите борьбу людей друг с другом за обладание энергией…

Наука – это высший разум человечества, это – солнце, которое человек создал из плоти и крови своей, создал и зажег его перед собою для того, чтобы осветить тьму своей тяжелой жизни, чтобы найти из нее выход к свободе, справедливости, красоте.

Основное богатство каждой страны заключается в количестве разума, в количестве интеллектуальных сил, воспитанных и накопленных народом.

В недрах русской земли лежат неисчерпаемые богатства, наша страна является одной из самых богатых сырьем и разнообразной рудой.

Но до сего дня мы жили бедно и несчастно, не умея делать ни хорошего мыла, ни хороших машин – почему?

Для того чтобы превратить мертвые сокровища в живую, полезную нам силу, необходимо иметь огромное количество дисциплинированной воли, научных знаний и технически умелых рук. Только пламенная энергия научного знания может превратить мертвую массу железной руды в изящный двигатель, в математически точную машину; только люди науки, ее рабочие могут извлекать несомненно полезное из видимо бесполезного, каковы, например, горючие сланцы или полевой шпат. Поэтому в высшей степени важно, чтоб народ обладал достаточным количеством работников науки и чтоб энергия этих людей не тратилась бессмысленно.

Надо понять, что труд ученого – достояние всего человечества, и наука является областью наибольшего бескорыстия.

Работники науки должны быть ценимы именно как самая продуктивная и драгоценная энергия народа, а потому для них необходимо создать условия, при которых рост этой энергии был бы всячески облегчен.

В этом журнале напечатан список ученых, умерших за последние несколько месяцев, вы увидите, как велика потеря научной энергии в нашей стране.

Если этот процесс вымирания ученых будет продолжаться с такою быстротой, наша страна может совершенно лишиться мозга. ..

Подумав над этим фактом, мы поймем, что истинная наука действительно беспартийна и что основное ее стремление, главная цель – благо всего народа, счастье всего человечества.

Жизнь ученого – в наши трудные дни – ужасна по условиям физическим и мучительная морально, ибо тяжело человеку, который чувствуя себя в силах поднять гору, лишен возможности поднять и горсть песка. Когда на пути к величайшему научному открытию, которое, обогатив страну, осчастливит всю массу ее народа, когда на этом пути стоит постыдное препятствие в виде отсутствия света для работы, холода и голода, – это преступно. Ибо в том факте ясно чувствуется полное отсутствие понимания глубокой важности и бесспорной пользы научного творчества.

Комментарии для элемента не найдены.

Что значит наука без свободы?

Валентин Иванов работал в трёх ведущих американских лабораториях, участвовал в крупнейших международных проектах по созданию линейных и циклических коллайдеров, а также проводил расчёты для космической отрасли. Сейчас он живёт и трудится в Академгородке, считая его лучшим местом для творческого человека. 

LT: Вы участвовали в космических разработках? 

 

ВАЛЕНТИН ИВАНОВ: В 1997 году я работал в Калуге в научно-исследовательском центре «Космическое материаловедение» Института кристаллографии имени А. В. Шубникова РАН. В то время многие учёные поняли, что быстродействие микрочипов ограничено чистотой материала, из которого их изготавливают. Соответственно, чтобы исключить факторы, влияющие на рост идеальных кристаллов, их следует выращивать в космосе в условиях невесомости. Американцы вложили много средств в эти исследования, но получили скромный результат. Тогда они решили выделить деньги советским учёным на проведение теоретических и экспериментальных работ. Я стал одним из тех, кто занимался проблемой математического моделирования выращивания сверхчистых кристаллов полупроводников в условиях невесомости. Мы должны были решить одну из сложнейших задач физики. Известно, что на Земле главная сила, определяющая большинство физических процессов, — это гравитация. Но в космосе она мала, зато все остальные силы примерно одинаковы по величине. И создаваемая нами физическая модель должна была учитывать огромное количество факторов, не столь значительных на Земле. По всем параметрам это была трёхмерная, нестационарная, нелинейная задача, что осложняло её математическое решение. Но мы успешно справились, создав алгоритм и программу для её решения. Кроме этого, я участвовал в проектах фотодетекторов на микроканальных пластинах, позволяющих усиливать сверхслабые сигналы, идущие из далёкого космоса. 


 

И тогда вы уехали в Америку? 

 

В девяностых в России науке было сложно выживать, поэтому я решил перебраться в Штаты. Но довольно скоро я осознал, что такой свободы научного поиска, которая была в Советском Союзе, в Америке, к сожалению, не было. Я работал в ведущих американских лабораториях — в Станфорде, Фермилабе, Аргоннской национальной лаборатории. Да-да, в той, в которой был создан первый в мире ядерный реактор. И ещё в некоторых других. Но во всех них деньги выделялись на конкретные проекты, и вся научная деятельность сотрудников должна была быть посвящена только текущему проекту. Каждую неделю с нас требовали отчёты. Свободного времени ни на что другое практически не было. Но творческий человек эффективно работает только тогда, когда занимается любимым делом. 

 

Довольно скоро я осознал, что такой свободы научного поиска, которая была в Советском Союзе, в Америке, к сожалению, не было.  


 

А любимое дело как муза: может прийти с неожиданной стороны. Например, внезапно у тебя возникает идея, которая кажется весьма интересной, новой, неожиданной, а ты связан планами и отчётами, хочешь делать одно, а вынужден заниматься совсем другим. Это утомляет.  


 

Много в США трудится российских учёных? 

 

Я и года не пробыл в Штатах, как со мной связались выпускники Новосибирского университета и предложили встретиться в одном из парков. Придя на встречу, я издалека увидел огромный плакат «НГУ здесь!». Я был потрясён. В парке собрались примерно 140 человек! И все талантливые, амбициозные — сибирский цвет науки! Теперь я с сожалением понимаю основную причину нынешнего низкого уровня российского образования и, соответственно, российской науки. 


 

Расскажите о проектах, которыми вы занимались в Америке. 

 

Первый проект, в котором я принял участие в Стенфордской национальной лаборатории, назывался очень амбициозно — Next Linear Collider. То есть мы работали над созданием линейного коллайдера нового поколения. Мы трудились шесть лет, но всё закончилось с приездом специальной комиссии из Вашингтона. Их представители сказали красивую речь о том, что мы должны гордиться работой в лаборатории с наибольшей плотностью лауреатов Нобелевской премии по физике в США, а потом объявили о закрытии проекта в связи с недостатком финансирования. Конечно, основной причиной стало начало военной операции в Афганистане, требующей огромных средств. После этого я перешёл в Фермилаб, в проект под названием International Linear Collider. Там я проработал три года, после чего нас посетили старые знакомые из Вашингтона и снова закрыли проект: Америка начала вторжение в Ирак. Ведение двух войн одновременно обходилось бюджету США в миллиард долларов в день. Видимо, политики сочли военные действия более важными, чем постройка ускорителя. Вскоре мне предложили присоединиться к уникальному международному проекту циклического коллайдера на мю-мезонах — промежуточных между лёгкими (электроны, позитроны) и тяжёлыми (протоны и антипротоны) элементарными частицами. Линейные ускорители, в основном, делают на электронах, потому что, двигаясь по кривым траекториям, эти частицы начинают интенсивно выделять энергию в виде синхротронного излучения, большая часть этой энергии излучается просто в пространство. В линейных ускорителях нельзя накопить много частиц, и они сталкиваются только один раз. В то время как в циклическом ускорителе частицы накапливаются в кольце и сталкиваются много раз, соответственно, в нём возникает больше событий, вдобавок у него низкий уровень синхротронного излучения и меньше потерь, к тому же этот ускоритель более компактный. Церновский коллайдер имеет 24 км в диаметре, а этот можно вместить в диаметр пять километров. Это выгодно, ведь стоимость ускорителя пропорциональна кубу размера, то есть в два раза компактный — в восемь раз более дешёвый. Это был прекрасный проект, но через несколько лет я понял, что он тоже начал задыхаться от недостатка финансирования. Параллельно меня попросили присоединиться к другому проекту в Аргоннской национальной лаборатории — делать фотодетекторы для регистрации порождаемых в столкновениях частиц. Я возглавил теоретико-расчётную группу. В результате трёхлетней работы мы изготовили прототип детектора с заявленными параметрами, но денег на запуск его в серийное производство нам не дали. 


 

Что вы думаете о Большом адронном коллайдере ЦЕРН? Им действительно удалось открыть бозон Хиггса? 

 

Я хорошо помню: когда запускали Большой адронный коллайдер, нас всех собрали глубокой ночью в конференц-зале в Фермилаб. Все операции транслировались из ЦЕРН на большие экраны, и мы с восхищением за ними следили. Как известно, через месяц на церновском ускорителе произошла авария. В первые дни он работал не на полную мощность, энергии повышались постепенно. Сам ускоритель сверхпроводящий, то есть в нём установлены магниты, которые накапливают энергию, и их сопротивление теоретически равно нулю. После разовой закачки энергии магнит долго работает с высоким КПД. Но если магнит вдруг потеряет проводимость, вся накопленная энергия высвободится, и это будет похоже на взрыв. Так вот, через месяц в цепи питания произошло замыкание, система защиты не справилась, и разлилось шесть тонн сверхпроводящего гелия. Произошёл взрыв, а магниты в месте взрыва были отброшены на несколько метров и разрушены. После этого специалисты ЦЕРН год работали над повышением надёжности. Когда система защиты была обновлена, через три месяца, действительно, был зарегистрирован бозон Хиггса.  

Да, факт свершился, но этого мало, ведь необходимо понять, как бозон Хиггса встраивается в классификацию элементарных частиц, что при этом добавляется в общую теоретическую модель. До сих пор не создана единая теория поля. Не найден ответ на загадочный вопрос, волнующий науку: почему частицы имеют именно такие массы, а не какие-нибудь другие? Мы до сих пор не понимаем до конца, как устроен мир элементарных частиц, а бозон Хиггса хоть и зафиксирован, но его свойства пока так и не изучены. 


 

Почему вы вернулись в Россию? 

 

Работая в Аргоннской национальной лаборатории, я понял, что мне нет необходимости постоянно проживать в Америке, потому что я могу работать из любой точки земного шара, нужен лишь быстрый интернет. Никому не сказав, я купил себе билет на Родину и улетел. Я работал восемь месяцев в России, и никто из руководства даже не догадывался, что я уже не в Штатах. Я сообщил, что нахожусь за границей, только когда надо было сдавать итоговый отчёт. Я попросил оплатить мне обратный перелёт, но проект находился уже на финальном этапе, деньги закончились, а сотрудники работали практически на одном энтузиазме. Так я и остался в России. Первое время я просто наблюдал, как здесь развивается наука. Коллеги попросили меня сделать доклад в Томском институте сильноточной электроники о том, чем я занимался в Америке, а потом предложили работу. Я сказал, что из Академгородка не уеду никуда: мне нравится там жить и работать, и они ответили: без проблем, у нас в Академгородке есть филиал лаборатории.  Но главное, мне наконец-то сказали фразу, которую я долго ждал: чем хочешь, тем и занимайся. Наконец-то я получил научно-исследовательскую свободу, о которой мечтал в Америке. Даже во время вынужденной изоляции из-за коронавируса я опубликовал одну научную монографию и четыре художественные книги. В России я веду довольно бурную творческую жизнь – бардовские концерты, литературные и поэтические вечера. Для меня сидение дома равносильно тюремному заключению. Человек — существо социальное, он создан для общения и только в нём раскрывается полностью. И я рад, что ограничения постепенно снимаются, надеюсь, что скоро мы все сможем вдохнуть полной грудью и вернуться к привычной жизни, работе, творчеству. 


 

И последний вопрос: американцы всё-таки высаживались на Луну? 

 

Для меня это не подлежит сомнению. В этом проекте было задействовано такое огромное количество человек, что, будь миссия просто фейком, кто-то обязательно бы проговорился. К тому же полёт зафиксировали многие астрономы-любители со всего мира. Прилунение реально повторить, только мировые государства не спешат выделять на это деньги. У Америки есть все технические средства для освоения ближайшего космоса. Посмотрите, какие потрясающие снимки присылает марсоход Perseverance! А звуки Марса? Это уму непостижимо! Я думаю, что XXI век нас ещё удивит физическими и космическими открытиями. И я надеюсь, что этому поспособствуют также отечественные учёные, которые совместно с Европейским космическим агентством готовят проект «Экзомарс». Главное, чтобы правительство, представители бизнеса и научное сообщество постарались восстановить космическую инфраструктуру, во многом загубленную после распада СССР. И тогда, возможно, уже на Марсе мы сможем увидеть плакат «НГУ здесь!» 


 

 
Текст:Александра Дегтярева

Определение науки

Новый университетский словарь Вебстера дает определение науки как

«знание, полученное в результате обучения или практики»

или

«знание, охватывающее общие истины работы общего законы, особенно полученные и проверенные научным методом [и] связанные с физическим миром ».

Вот еще несколько общих определений науки:

  • Раздел знания или исследования, имеющий дело с совокупностью фактов или истин, систематически упорядоченных и демонстрирующих действие общих законов: например, математическая наука
  • Системное знание физического или материального мира, полученного в результате наблюдений и экспериментов
  • Систематизированные знания в целом
  • Любая из отдельных областей естественных или физических наук
  • Знание фактов или принципов; знания, полученные путем систематического изучения
  • Навык, особенно отражающий точное применение фактов или принципов

Слово «наука» происходит от латинского слова «scientia», означающего «знание», и в самом широком смысле это любая систематическая база знаний или предписывающая практика, способная результата в предсказании.Наука также может пониматься как высококвалифицированная техника или практика.

Говоря более современным языком, наука — это система приобретения знаний, основанная на научном процессе или методе, с целью организации совокупности знаний, полученных в результате исследований.

Наука — это постоянное стремление открывать и расширять знания посредством исследований. Ученые проводят наблюдения, записывают измеряемые данные, связанные с их наблюдениями, и анализируют имеющуюся информацию, чтобы построить теоретические объяснения рассматриваемого явления.

Методы, используемые в научных исследованиях, включают построение гипотез и проведение экспериментов для проверки гипотез в контролируемых условиях. В этом процессе ученые публикуют свои работы, чтобы другие ученые могли повторить эксперимент и еще больше повысить надежность результатов.

Научные области в целом делятся на естественные науки (изучение природных явлений) и социальные науки (изучение поведения человека и общества). Однако в обоих этих подразделениях знания получают посредством наблюдения и должны быть проверены на достоверность другими исследователями, работающими в аналогичных условиях.

Есть некоторые дисциплины, такие как медицинские науки и инженерия, которые сгруппированы в междисциплинарные и прикладные науки.

В большинстве научных исследований используются научные методы в той или иной форме. Научный метод пытается объяснить явления природы воспроизводимым образом, что в конечном итоге позволяет исследователям формулировать предсказания, которые можно проверить.

Ученые наблюдают за природными явлениями, а затем путем экспериментов пытаются смоделировать природные явления в контролируемых условиях.Основываясь на наблюдениях, ученый может создать модель, а затем попытаться описать или изобразить явление в терминах математического или логического представления.

Затем ученый соберет необходимые эмпирические данные для создания гипотезы, объясняющей это явление.

Эта гипотеза используется для формирования прогнозов, которые, в свою очередь, будут проверены экспериментом или наблюдениями с использованием научного метода. Статистический анализ обычно используется для интерпретации результатов экспериментов, а оценки проводятся, чтобы решить, следует ли принять гипотезу, отклонить ее или просто снова проверить с изменениями.Это вдохновляет на постоянные исследования и общее накопление знаний в этой конкретной области науки.

Что на самом деле означает «следовать науке»?

Печально осознавать, но необходимо признать, что даже политический дискурс, связанный с постоянным контролем над вирусом COVID-19 в США, превратился в политический футбол. Учитывая предстоящие в ноябре президентские выборы и выборы в Конгресс, это может не удивить, но, тем не менее, вызывает сожаление, если оглянуться назад на то, как, даже в политически спорные времена, две основные партии в прошлом обычно представляли единые позиции в национальных чрезвычайных ситуациях аналогичной степени. и значение; тем не менее, на этот раз они терпят поражение.

Пытаясь быть как можно более беспристрастным, каждый в текущий момент должен сделать вывод, что между двумя сторонами возникли явные политические разногласия относительно того, как следует управлять текущими этапами пандемии COVID-19: Демократическая партия явно поддерживает так же медленнее, а республиканская партия более быстрыми темпами в восстановлении экономики США, при этом обе стороны заявляют «, чтобы следовать науке ». Наше намерение здесь не_для того, чтобы указывать мотивацию для их соответствующих позиций, и мы не считаем это подходящим форумом для поддержки того или иного подхода.Потому что «следовать науке » стало, вероятно, наиболее широко используемым клише в продолжающихся политических дебатах, когда обе стороны пытаются окутать себя мантией науки, нападая на другую сторону за « игнорируя науку », здесь мы попытаемся прояснить, что на самом деле означает «следование науке».

Большой безлюдный вокзал Гранд-Сентрал с знаками, предупреждающими о том, что пассажиры должны постоянно носить маски. Изображение Юселя Морана через Unsplash.

Мы уже в прошлом месяце на этих страницах задавались вопросом, действительно ли какой-либо политик, использующий эту фразу, может определить, что означает « после науки ». Здесь мы готовы развить эту мысль, утверждая, что представители СМИ и / или ученые мужи не обращают внимания на эти вопросы в средствах массовой информации. Мы, действительно, утверждаем, что значительная часть общества, включая многих поставщиков медицинских услуг, либо не понимает значения этой фразы, либо неправильно ее понимает.

Что значит «следовать науке»?

Невозможно определить значение « после науки » без определения науки как таковой. Merriam-Webster определяет науку четырьмя способами:

  • Состояние знания; знание в отличие от незнания или непонимания.
  • Кафедра систематизированных знаний как объект изучения.
  • Знания или система знаний, охватывающих общие истины или действие общих законов, особенно полученные и проверенные научными методами.
  • Система или метод, согласовывающий практические цели с научными законами.

Google определяет это как:

  • Интеллектуальная и практическая деятельность, включающая систематическое изучение структуры и поведения физического и природного мира посредством наблюдений и экспериментов.

Альберт Эйнштейн (1879-1955), в свою очередь, описал это следующим образом:

  • Это фундаментальная эмоция, которая стоит у колыбели истинного искусства и истинной науки .

Как ясно показывают эти примеры, общепринятое определение науки _не_ действительно существует.Если бы CHR пришлось попробовать, мы бы определили это как:

  • Систематическое и беспристрастное преследование объективной, основанной на доказательствах истины в настоящий момент .

Большинство ученых понимают, что не существует постоянной истины в науке , поскольку научная истина постоянно меняется ? Это причина того, что за последние три десятилетия научные учебники на бумаге в значительной степени устарели. К моменту публикации большая часть их контента обычно устарела.Поскольку наука никогда не может сказать «последнее слово», ученых , у которых не осталось абсолютно никаких сомнений в отношении научного наблюдения или даже собственной работы, поэтому должны рассматриваться с определенным подозрением. Истинные ученые знают, что каждый научный результат требует только дополнительных исследований и еще более глубокой истины. Те исследователи, которые не понимают, что научная истина никогда не может быть абсолютной, и поэтому влюбляются в свою собственную истину, следовательно, обнаруживают себя верующими , а не учеными.Верующие исповедуют религию и, даже если их якобы научные достижения вызывают всеобщее восхищение, на самом деле они практикуют религиозность, а не науку.

Наука в целом, но особенно в различных областях медицины, к сожалению, в значительной степени заселена верующими, притворяющимися учеными. Они действительно часто представляют собой значительную часть так называемых «ведущих экспертов», которые, к сожалению, часто становятся лидерами общественного мнения, которым поручено определять направления научных исследований.Эти страницы VOICE неоднократно указывали на то, насколько сильно литература по поведенческой науке предостерегает от бесспорных советов «экспертов». Именно из-за их давнего участия в предметах, относящихся к их областям знаний, они сильно предрасположены к предубеждениям. Чем более уверенными мы, как ученые, становимся в своих взглядах, тем больше мы практикуем религиозность, а не науку .

То, что правительства всего мира прибегли к «экспертным мнениям», когда масштабы пандемии COVID-19 стали очевидны, может и не должно удивлять.Эксперты в области общественного здравоохранения, конечно же, должны сидеть за столом, когда будет разработана новая политика для борьбы с пандемией во всем мире. Поскольку пандемии обычно вызываются только высокоинфекционными вирусами, очевидно, что к специалистам по инфекционным заболеваниям следует прислушиваться. Но экспертов призваны высказывать мнение, а не определять национальную политику. В соответствии с конституцией США определять политику является исключительной привилегией и правом избранных должностных лиц.

Однако это не последовательность событий в процессах принятия решений, связанных с вирусом COVID-19 в США.С. и в большинстве стран мира. Будучи политиками и, следовательно, скорее автоматически ища наиболее целесообразное с политической точки зрения решение (для переизбрания), а не «лучшие» решения, политики почти повсюду приходили к удивительно похожему выводу (опросы общественного мнения также могли внести свой вклад): следуя за легко доступными «экспертами, »Они могли утверждать, что« следовали науке ». Однако, будучи явно политически наиболее целесообразным подходом, политики, к сожалению, не имели права судить, кто из их советников был «верующим», а кто — настоящими учеными.Неудивительно, что многие (если не большинство) оказались «верующими», следуя «общепринятой мудрости» того времени в сообществе общественного здравоохранения. Политики, таким образом, в подавляющем большинстве в конечном итоге получали только типичный близорукий взгляд «экспертов» в одной области.

Так родился лозунг «следовать науке», ставший бесполезным клише, которое он на самом деле представляет. Конечно, нельзя «следовать науке», потому что наука никогда не представлена ​​одним мнением. Никто не должен понимать это лучше, чем врачи, которые знают, насколько разные методы лечения одного и того же состояния могут отличаться у разных врачей.Если кто-то хочет притвориться, что «следует науке», он, как минимум, должен прислушиваться к различным мнениям, и даже тогда он будет , а не «следуя науке», но придет к окончательному выводу, выслушав различные субъективные мнения. Другими словами, понятия «следование науке» действительно не существует. Поэтому наши политики не «следовали науке», а следовали своим личным гуру!

Это единственное объяснение того, почему губернаторы Нью-Йорка, Нью-Джерси и других приняли такое же роковое решение отправить инфицированных COVID-19 пожилых пациентов из домов престарелых обратно в свои дома престарелых и фактически вынудили эти дома престарелых принять их под угрозой потери. лицензирования.Результатом стал катастрофический уровень смертности, составляющий до 40% всех смертей в этих двух штатах. Мы можем с абсолютной уверенностью сказать, что идея этого указа была не губернаторам; оно должно было исходить от «экспертов» в области общественного здравоохранения (в качестве еще одного примера того, насколько политизированным стало управление COVID-19 в США, похоже, что у республиканцев и демократов были свои «эксперты», которые привели к аналогичным решениям в (штаты, где губернаторы принадлежали к одной и той же партии, но придерживались совершенно другой политики, где губернаторы принадлежали к противоположным партиям).Есть ли лучший пример, почему нельзя позволять «экспертам» определять политику?

Сосредоточенные на их небольшом царстве знаний, их предубеждения и неспособность учитывать непредвиденные последствия за пределами их небольших областей непосредственного опыта делают их неспособными и действительно неквалифицированными для выработки политики. Но это именно тот угол, в котором они оказались, потому что политики всего мира не желали принимать трудные решения и считали политически более подходящим спрятаться за известными, популярными в СМИ экспертами.В США никто не соответствует этой картине лучше, чем Доктор Энтони Фаучи , согласно Википедии , «Человек Америки по инфекционным заболеваниям».

Более 36 лет, с 1984 года, директор Национального института аллергии и инфекционных заболеваний (NIAID) , он был не только экспертом ; он был экспертом — величайшим в мире экспертом по инфекционным заболеваниям, как многие СМИ описывали его в самых восторженных словах. Не имело значения, что мнений, которые он первоначально высказал общественности относительно COVID-19, были ошибочными: В начале января он публично заявил, что COVID-19 не представляет значительной угрозы для США.С. Примерно в то же время он также предположил в телеинтервью, что медицинской информации, полученной из Китая и Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) , по его мнению, можно доверять. Он особо отметил искренность и квалификацию Тедроса Адханома , генерального директора _WHO , поскольку, по совпадению, он только что был сопредседателем телефонной конференции с ним (доктор медицины после имени Адханома не пропал случайно; он, действительно, он является первым врачом во главе ВОЗ ().

Очевидно также не имело значения, что мнения Фаучи переходили из одной крайности в другую, когда, объявив COVID-19 не угрозой, он стал самым откровенным сторонником смягчения последствий и разделения и, следовательно, экономического отключение нации. Теперь он также выступает за то, чтобы все носили маски , даже на улице , хотя раньше он предупреждал общественность, что маски не только бесполезны, но и могут увеличить риск заражения.

В своей агрессивной пропаганде смягчения последствий для «сглаживания кривой смертности» Фаучи (и другие «эксперты» в области общественного здравоохранения) также без колебаний цитировали даже некоторые из самых абсурдных математических моделей.Вероятно, самую крайнюю дурную репутацию заслужила модель Британского королевского колледжа, прогнозирующая ок. 2,5 миллиона смертей от COVID-19 в США без смягчения последствий. Основным интеллектуальным отцом модели был британский коллега Фаучи, который консультировал британское правительство в качестве, предположительно, главного чиновника общественного здравоохранения страны, такого как Фаучи, обладающего особым опытом в борьбе с эпидемиями инфекционных заболеваний.

Порой довольно нелепые заявления обоих этих «ведущих экспертов» должны были служить предупредительными знаками; но они, к сожалению, не сделали! Конечно, почти невозможно оставаться на той же руководящей должности в течение почти четырех десятилетий, как это делал Фаучи, не подвергаясь влиянию религиозности этой области.В то же время такое длительное участие только в одной сфере общественного здравоохранения, конечно, имеет дополнительные последствия: оно изолирует человека от всего, что происходит в медицине. Поэтому неудивительно, что у Фаучи, похоже, были ставни перед его глазами, когда дело доходило до непреднамеренных последствий для здоровья в других областях медицины: как еще можно понять, что он ни разу (по крайней мере, публично) не поднял вопрос о непредвиденных последствиях? о здоровье страны, которое могут вызвать его рекомендации относительно пандемии COVID-19?

Он, очевидно, счел несущественным, сколько людей избежали бы получения неотложной помощи при других медицинских состояниях, в которых они срочно нуждались, — если бы больницы были закрыты для лечения, не связанного с COVID-19? Он также никогда не спрашивал, скольким пациентам будут отменены срочные операции? Сколько детей не получат своевременные прививки? Как закрытие экономики сократит своевременную диагностику рака и насколько резко вырастут уровни самоубийств, жестокого обращения с женщинами и детьми в домашних условиях и даже дорожно-транспортных происшествий? Он справедливо был озабочен «сглаживанием кривой», чтобы избежать переполнения больниц; тем не менее, он, очевидно, никогда не думал о разрушительном экономическом воздействии на больницы политики, которую он пропагандировал.

Конечно, трудно обвинить Фаучи в религиозности, которую он развивал за 36 лет в качестве главы NIAID . Практически любой человек в таком положении поверил бы в то, что за эти годы превратилось в общепринятую мудрость в этой области, особенно если бы он сам внес такой же вклад в эту общую мудрость, как Фаучи. Однако его следует винить в том, что он стал политиком: нельзя прожить 36 лет в качестве главы крупного института в NIH (и в нескольких администрациях демократов и республиканцев), не будучи при этом отличным политиком.Однако, будучи хорошим политиком, к сожалению, он также дает советы, которые он давал администрации, а также общественности: в этом контексте мы отметили ранее, как Фаучи отказался от минимизации риска COVID-19 в январе и сразу же стал ястребом по смягчению последствий. , когда стала очевидной серьезность пандемии. Затем он более агрессивно, чем большинство других ученых, продвигал радикальное дистанцирование между всеми и, таким образом, не оставил иного выбора, кроме почти полной остановки экономики США, даже не упомянув (или не рассмотрев) возможные непредвиденные последствия такой политики.

Интересно, что теперь, когда усиливается критика мудрости остановки экономики, что наглядно демонстрируют более 40 миллионов безработных, он в недавнем телеинтервью внезапно снова повернул назад, впервые публично заявив, что «непреднамеренно медицинские последствия »от закрытия экономики США могут быть значительными. Почему мы не слышали этот аргумент раньше? Таким образом, политик Фаучи явно руководствуется политической корректностью момента, по крайней мере, в такой же степени, как и научным толкованием.Мы не хотим ставить под сомнение его честность, и допущенные ошибки, в конечном счете, принадлежали не ему; они были созданы теми, кто, к сожалению, предпочел послушать его и последовать его советам во имя «следования науке!»

Мы, вероятно, никогда не узнаем наверняка, действительно ли Фаучи просто по глупости игнорировал потенциальные серьезные неблагоприятные последствия для здоровья 40 миллионов внезапно потерявших работу граждан США или просто скрыл эту новость. Но, как нас учили поведенческие науки, именно так должны вести себя «эксперты» и почему рекомендации экспертов следует рассматривать с пониманием того, что они исходят из предвзятости их области знаний и, зачастую, без каких-либо соображений. за последствия, не относящиеся к сфере их компетенции.Фаучи, действительно, так много сказал, когда на недавних слушаниях в Сенате сенатор Пол (Кентукки) заявил, что « он может давать показания только в отношении своего опыта, а не, например, в отношении любого возможного воздействия на национальную экономику. . » Он согласился с сенатором Полом в том, что его мнение, следовательно, не должно быть таким: « — это все ».

Тем не менее, критикуя позиции друг друга и заявляя, что они, а не их оппоненты, « следуют науке .И демократы, и республиканцы использовали публичные заявления Фаучи в поддержку своего якобы научного подхода к кризису COVID-19. По сей день ни одна из сторон действительно не понимает, что такое наука на самом деле и, следовательно, что на самом деле означает « следовать науке ». Если бы они поняли, что означает «, чтобы заниматься наукой, », они бы сразу узнали, что Фаучи в течение некоторого времени больше не был ученым или, если на то пошло, практикующим врачом, потому что каждый врач, конечно, раньше При назначении лечения задается не только вопрос о том, насколько высоки шансы, что это лечение подействует, но также и то, что может пойти не так, если я его закажу?

Др.Фаучи, несомненно, заслуживает похвалы за выдающуюся карьеру, но, что касается пандемии COVID-19, он был и остается не тем человеком, не в то время и в том месте, чтобы определять национальную политику. Как и многие другие выдающиеся эксперты до него, он стал жертвой своей очевидной религиозности по отношению к тому, что в настоящее время общественное здравоохранение считает лучшим лечением. Это, однако, не имеет абсолютно ничего общего с наукой, потому что первая обязанность науки, хорошо отраженная в различных медицинских клятвах, состоит в том, чтобы все соглашались «не навредить ».

Внезапная известность Фаучи, таким образом, является очень подходящим отражением того, насколько мало интеллектуальной ясности в настоящее время остается в национальной и государственной политике обеих основных партий и, к сожалению, также в большинстве средств массовой информации. Интеллектуальная ясность в течение некоторого времени снижается, уступая место гиперболам, преувеличениям и, да, постоянным нападкам «фейковых новостей». Фальшивые новости — это не только характеристика того, как СМИ в наши дни освещают правительство и его ответные действия. Фальшивые новинки одинаково присутствуют в медицине и во всех науках, при этом верующие, как и в политике, являются самыми радикальными виновниками лжи.Чем больше мы верим, тем более религиозными мы становимся при рассмотрении соответствующих предметов, будь то генетического, исторического или истинно религиозного происхождения, над которыми мы проводим то, что мы считаем целенаправленными и достойными экспериментами.

Мы не одиноки в своей критике того, как федеральное правительство позволило Фаучи влиять на политику США. Юваль Левин , редактор National Affairs , выразил аналогичные мнения о 36-летнем правлении Фаучи в NIAID _ в недавней статье в _The Wall Street Journal (16-17 мая 2020 г., стр. C3).Есть очень уважаемые ученые, которые не впали в религиозность. Они единообразно характеризуются пониманием относительности истины в науке и потребности мыслить (и анализировать) многофакторными способами . Ранее мы описывали исключительную работу профессора Stanford , John P.A. Иоаннидис . Аллизия Финли недавно представила Аарон Гинн , который является не врачом, а технологом Кремниевой долины, и поэтому его не обременяли профессиональные предубеждения и предубеждения при анализе общедоступных данных исследований COVID-19 ( The Wall Street Journal ). , 16-17 мая 2020 г., страница A13).Другие: Стэнфордский профессор Джей Бхаттачарья , Университет Южной Калифорнии профессора Джоэл Хэй и Нирай Суд .

Они и большое количество других ученых (включая CHR) почти с самого начала пандемии COVID-19 пытались представить более непредвзятую информацию, но, к сожалению, очевидно, еще не получили заслуженного внимания правительства США и международное ядро ​​прессы.Наш вывод в попытке ответить, что означает «, чтобы следовать науке, », таким образом, очень прост. Невозможно « следовать науке », потому что наука постоянно меняется . Поэтому утверждать, что один политик следует науке больше, чем другой, не имеет абсолютно никакого смысла. Не будучи самими экспертами, большинство политиков должны в тех областях знаний, в которых им не хватает соответствующей личной проницательности, в большинстве своих решений полагаться на «мнения экспертов». Однако ответственность за тщательный отбор экспертов и с четким пониманием того, какие аспекты их опыта можно или нельзя интегрировать в их окончательные решения, — это ответственность политиков, которые должны быть незапятнаны личными убеждениями и сформулированы на основе неопровержимых фактов момента. .Принимая во внимание многофакторный характер наиболее сложных процессов принятия решений, политики одновременно обязаны быть как можно более комплексными при получении экспертных рекомендаций с различных точек зрения. Однако политики не могут просто передать право принятия решений одному (или нескольким) предполагаемым «экспертам».

Это часть [June 2020 CHR VOICE ] (https://www.centerforhumanreprod.com/fertility/following-the-science-&-lfor-series-vol-ii—june-2020 -chr-voice-digest / (открывается в новой вкладке)).

Бюллетени CHR по COVID-19

  1. Что значит следовать науке (опубликовано 3 июня 2020 г.)
  2. Что мы теперь знаем о COVID-19 и что он означает для стратегий смягчения (опубликовано 22 мая 2020 г.)
  3. Ответ на COVID-19 в ретроспективе и в будущем (опубликовано 7 мая 2020 г.)
  4. Суть пандемии COVID-19 (опубликовано 7 мая 2020 г.)
  5. Практические последствия COVID-19 для фертильности CHR пациентов (опубликовано 7 мая 2020 г.)
  6. ЭКО после COVID-19: ASRM и SART выпускают рекомендации по повторному открытию для центров ЭКО (опубликовано 29.04.2020)
  7. Один медицинский эксперт, отсутствующий во всех рабочих группах COVID-19, который следует выслушать (Опубликовано 29.04.2020)
  8. Правительствам во всем мире следовало позволить развиваться коллективному иммунитету, а не вызывать одну из худших рецессий по диким догадкам «экспертов» (Опубликовано 27.04.2020)
  9. Взаимное сотрудничество среди центров ЭКО по мониторингу цикла ma (Опубликовано 22.04.2020)
  10. Замерзает ли эмбрион во время вспышки COVID-19 лучше, чем ЭКО? (Опубликовано 17.04.2020)
  11. Когда возобновлять лечение бесплодия после COVID-19 (Опубликовано 17.04.2020)
  12. «Повторное открытие» центров репродуктивной медицины после COVID-19: как это может выглядеть (Опубликовано 17.04.2020)
  13. Некоторые центры ЭКО могут никогда не открыться (Опубликовано 17.04.2020)
  14. Скептицизм оправдан в отношении «экспертных заключений» по COVID-19 (Опубликовано 13.04.2020)
  15. Провайдеры репродуктивной медицины Alliance пытается переосмыслить подтверждение ASRM рекомендаций по COVID-19 как победу FPA (Опубликовано 6.04.2020)
  16. В штатах Северо-Востока могут появиться первые признаки «сглаживания кривой» (Опубликовано 06.04.2020)
  17. Сообщаемый в средствах массовой информации уровень смертности, наличие убежища или коллективный иммунитет, одобренный первый тест на антитела к COVID-19 и многое другое (опубликовано 3 апреля 2020 г.)
  18. Что я могу сделать, чтобы продолжить свой путь к фертильности? [ВИДЕО] (Снято 26.03.2020, опубликовано 02.04.2020)
  19. «Споры» по поводу рекомендации ASRM намекают на усиление интереса инвесторов к пандемии COVID-19 (Опубликовано 02.04.2020)
  20. Беременные женщины, обеспокоенные родами и рождением детей во время пандемии COVID-19 (опубликовано 01.04.2020)
  21. Целевая группа ASRM по COVID-19 подтверждает предыдущие рекомендации (опубликовано 01.04.2020)
  22. Оставаться открытыми или нет: центры ЭКО утверждают над рекомендациями ASRM по COVID-19 и лечению бесплодия (опубликовано 27.03.2020)
  23. Касательно новостей о влиянии COVID-19 на беременность и новорожденных (опубликовано 27.03.2020)
  24. Что срочно нужно, а что не срочно? ‘t: Объяснение рекомендаций ASRM по лечению бесплодия во время пандемии COVID-19 (Опубликовано 26.03.2020)
  25. Независимость пациента и принципы «не навреди» означают, что CHR продолжает предлагать диагностику фертильности и лечение во время кризиса COVID-19 (Опубликовано 3 / 23/2020)
  26. ASRM и SART рекомендуют Меры по лечению бесплодия во время вспышки COVID-19 (опубликовано 18 марта 2020 г.)
  27. Ответ CHR на вспышку COVID-19: что мы делаем для защиты наших пациентов, персонала и общества (опубликовано 13 марта 2020 г.)
  28. Влияет ли COVID-19 на фертильность? (Опубликовано 13.03.2020)
  29. Что произойдет, если меня поместят на карантин во время цикла ЭКО? (Опубликовано 13.03.2020)
  30. Что произойдет, если CHR будет закрыт на карантин во время моего цикла ЭКО? (Опубликовано 13.03.2020)
  31. Что должны делать пациенты с фертильностью во время вспышки коронавируса? (Опубликовано 13.03.2020)
  32. Должны ли иностранные пациенты, перенесшие ЭКО, действовать иначе во время вспышки? (Опубликовано 13.03.2020)

Норберт Глейхер, доктор медицины, FACOG, FACS

Норберт Глейхер, доктор медицины, руководит клиническими и исследовательскими усилиями CHR в качестве медицинского директора и главного научного сотрудника.Всемирно известный специалист в области репродуктивной эндокринологии, доктор Глейхер опубликовал сотни рецензируемых статей и читал лекции по всему миру, продолжая при этом активную клиническую карьеру, сосредоточенную на старении яичников, иммунологических проблемах и других сложных случаях бесплодия.

Статьи по теме

  • Последние новости в науке Письмо президенту Байдену и назначенному секретарю HHS Ксавье Бесерра В опубликованном письме (Santoro et al Reprod Sciences 2021; https: /doi.org/10.1007/s43032-021-00491-9 ), a
  • Подробнее о COVID-19 — БРИТАНСКИЙ ШТАМ B.1.1.7 УВЕЛИЧИТЬ СМЕРТНОСТЬ НАД D614G? В недавно опубликованном исследовании британских исследователей утверждается, что не только инфекционность
  • Mild Ovarian Stimulation. Два выдающихся голоса в области фертильности, известные как давние сторонники мягкой стимуляции яичников, снова были в этом (Nargund and Fauser, Reprod Biomed Online 2020; 41: 569-571) when
  • Краткие примеры клинического бесплодия Есть ли место для DHEA и CoQ10 у женщин, перенесших «плановую» заморозку яиц? В CHR женщины, проходящие циклы освобождения от яиц, проходят очень

Что нового на CHR

Что означает воспроизводимость результатов исследования?

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ТЕРМИНОВ

Хотя важность множественных исследований, подтверждающих данный результат, признается практически во всех науках (рис.1) современное использование «воспроизводимого исследования» первоначально применялось не для подтверждения, а для прозрачности с применением в вычислительных науках. Компьютерный ученый Джон Клаербут придумал этот термин и связал его с программной платформой и набором процедур, которые позволяют читателю статьи видеть весь процесс обработки от необработанных данных и кода до рисунков и таблиц ( 4 ). Эта концепция была применена во многих областях, требующих обработки большого количества данных, включая эпидемиологию ( 5 ), вычислительную биологию ( 6 ), экономику ( 7 ) и клинические испытания ( 8 ).Согласно подкомитету Национального научного фонда США (NSF) по воспроизводимости в науке ( 9 ), « воспроизводимость. означает способность исследователя дублировать результаты предыдущего исследования с использованием тех же материалов, которые использовались в исходном исследовании. следователь. То есть второй исследователь может использовать те же необработанные данные для создания тех же файлов анализа и реализации того же статистического анализа, пытаясь получить те же результаты…. Воспроизводимость — это минимально необходимое условие для того, чтобы результаты были достоверными и информативными.”

Таким образом, для документирования такого рода воспроизводимости требуется, как минимум, совместное использование наборов аналитических данных (исходных необработанных или обработанных данных), соответствующих метаданных, аналитического кода и соответствующего программного обеспечения. Воспроизводимость, определенная таким образом, в основном решает вопросы доверия к данным и анализу в том виде, в каком они представлены. В определении не указывается, насколько допустимы отклонения. Такая воспроизводимость не добавляет нового доказательного веса, хотя больший субъективный вес часто придается доказательствам, которым больше доверяют.Новые доказательства представлены в результате новых экспериментов, определенных в отчете NSF как «воспроизводимость», что означает «способность исследователя дублировать результаты предыдущего исследования, если соблюдаются те же процедуры, но собираются новые данные».

Хотя предыдущие концептуальные различия могут показаться ясными, определения не обеспечивают четких рабочих критериев того, что составляет успешное копирование или воспроизведение. Кроме того, терминология используется не повсеместно, и иногда значения, указанные выше, меняют местами.Рассмотрим язык Фрэнсиса Коллинза, директора Национальных институтов здравоохранения США (NIH), в его комментарии к планам по повышению воспроизводимости исследований ( 10 ):

«… кажется, что этому способствовал комплекс других факторов. отсутствие воспроизводимости. Факторы включают слабую подготовку исследователей в области экспериментального дизайна, повышенное внимание к провокационным заявлениям, а не представлению технических деталей, а также публикации, в которых не сообщаются основные элементы экспериментального дизайна.Некоторые невоспроизводимые отчеты, вероятно, являются результатом случайных результатов, которые достигают статистической значимости, в сочетании с предвзятостью публикации. Еще одна ловушка — это чрезмерное толкование творческих экспериментов, «генерирующих гипотезы», которые призваны раскрыть новые направления исследования, а не предоставить окончательные доказательства какого-либо отдельного вопроса. Тем не менее, остается тревожная частота опубликованных отчетов, в которых утверждается о значительном результате, но невозможно воспроизвести ».

Этот короткий отрывок охватывает широкий круг вопросов, подпадающих под рубрику воспроизводимости: дизайн, отчетность, анализ, интерпретация и подтверждающие исследования (то есть повторение, как определено ранее).Если посмотреть на терминологию, используемую в научной литературе, можно обнаружить похожие вариации и смешение понятий. Например, самая масштабная попытка воспроизвести эксперименты в психологии была опубликована под названием «Оценка воспроизводимости психологической науки» ( 2 ), в которой термин «воспроизводимость» явно сочетался с проведением новых исследований.

Одно примечательное отсутствие в этом разнообразном лексиконе — это слово «правда». Фундаментальное беспокойство Коллинза и других на самом деле заключается не в воспроизводимости как таковой, а в том, верны ли научные утверждения, основанные на научных результатах.Ниже мы обсудим, как отношение к воспроизводимости как самоцели — а не как несовершенный суррогат научной истины — частично отвечает за текущее терминологическое и операционное болото, и предложим, как мы можем извлечь выгоду, перефокусировавшись на совокупные свидетельства и истину.

НОВЫЙ ЛЕКСИКОН ДЛЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ ВОСПРОИЗВОДИМОСТИ

Мы начинаем процесс разъяснения, предлагая новую терминологию, чтобы различать различные интерпретации воспроизводимости. Вместо того, чтобы предлагать новые технические значения для слов, чьи общеязыковые интерпретации почти идентичны (например, воспроизводимость, воспроизводимость и повторяемость), мы предлагаем объединить слово воспроизводимость — в настоящее время наиболее широко используемый термин в этой области — с дескрипторами для лежащих в основе построить.Это дает три условия: воспроизводимость методов, воспроизводимость результатов и воспроизводимость выводов. Хотя мы применяем эти термины в основном в области биомедицины, они могут быть полезны во многих областях науки, каждая из которых имеет разные соглашения и культуры относительно того, как управлять ролью случая, уровнем определенности, необходимым для опубликования заявлений, и принятыми решениями. критерии «доказательства» (таблица 1) ( 11 ).

Таблица 1. Примеры различий, которые влияют на подход к воспроизводимости в различных научных областях.

Воспроизводимость методов предназначена для улавливания первоначального значения воспроизводимости, то есть возможности максимально точно реализовать экспериментальные и вычислительные процедуры с одинаковыми данными и инструментами для получения одинаковых результатов. Воспроизводимость результатов относится к тому, что ранее было описано как «репликация», то есть получение подтверждающих результатов в новом исследовании с использованием тех же экспериментальных методов. Выводимая воспроизводимость, не часто признаваемая как отдельная концепция, — это заявление о знаниях аналогичной силы в результате репликации или повторного анализа исследования.Это не идентично воспроизводимости результатов, потому что не все исследователи сделают одинаковые выводы из одних и тех же результатов или они могут сделать разные аналитические выборы, которые приведут к разным выводам из одних и тех же данных. Здесь мы исследуем определения и операционные сложности каждой из этих концепций.

Воспроизводимость методов

Воспроизводимость методов означает предоставление достаточно подробных сведений о процедурах и данных исследования, чтобы те же самые процедуры теоретически или на самом деле могли быть точно повторены.С практической точки зрения это может означать разные вещи в разных науках. В биомедицинских науках это означает, как минимум, подробный протокол исследования, описание процедур измерения, собранные данные, данные, используемые для анализа с описательными метаданными, программное обеспечение и код для анализа, а также окончательные аналитические результаты. В лабораторных исследованиях решающее значение имеет то, как были созданы или получены ключевые реагенты и биологические материалы. Теоретически эти требования ясны, но на практике уровень процедурной детализации, необходимый для описания исследования как «методологически воспроизводимого», не имеет единого мнения.Например, для обнаружения эффектов партии, которые были причиной ряда явных претензий и отзывов, может потребоваться информация о том, какие именно образцы были протестированы на какой машине, в каком порядке и в какой день, а также данные калибровки. Этот уровень детализации обычно не предоставляется в публикациях и не всегда сохраняется исследователем.

В клинических науках определение того, какие данные необходимо исследовать для обеспечения воспроизводимости, может быть спорным.Соответствующие данные могут быть в любом месте континуума, от начального необработанного измерения (например, слайд или изображение патологии) до интерпретации этих данных (патологический диагноз) и закодированных данных в компьютерном аналитическом файле. На этом пути и в процессах очистки и преобразования данных делается много суждений и решений, которые могут иметь решающее значение при определении результатов анализа. Наконец, даже при наличии консенсуса в отношении соответствующего набора аналитических данных, методологическая воспроизводимость требует понимания того, какие и сколько анализов были выполнены и как были выбраны конкретные анализы, представленные в опубликованной статье.Таким образом, можно ли считать конкретное исследование методологически воспроизводимым, зависит от того, есть ли общее согласие относительно уровня детализации, необходимого для описания процесса измерения, степени обработки исходных данных и полноты аналитической отчетности. .

Воспроизводимость результатов

Воспроизводимость результатов (ранее описываемая как воспроизводимость) означает получение тех же результатов при проведении независимого исследования, процедуры которого максимально соответствуют исходному эксперименту.Как и в случае с воспроизводимостью методов, это может быть ясно в принципе, но с практической точки зрения сложно. Проблема возникает в условиях, когда в любом результате присутствует существенная случайная ошибка, из-за чего неясны критерии для рассмотрения результатов как «одинаковых». Интуиция и логика воспроизводимости результатов основаны на детерминированных системах или системах с чрезвычайно высоким отношением сигнал / ошибка. Но когда та же интуиция и логика применяются к исследованиям с существенными стохастическими компонентами, парадигма накопления доказательств может быть более подходящей, чем любые бинарные критерии для успешного или неудачного воспроизведения.

В детерминированной системе (например, вычислительное исследование) результат определяется начальными условиями. Воспроизводимость методов часто демонстрируется через воспроизводимость результатов, потому что эти два аспекта связаны определенностью — отношение сигнал / шум фактически бесконечно. Единичная неудача в воспроизведении исходных результатов с идентичными входными данными ставит под сомнение методологию и любые прогнозы ( 12 ).

Тесно связано исследование, основанное на проверке принципа, которое демонстрирует новое явление, ранее не наблюдавшееся; например, рождения первого нормального живорожденного ребенка, рожденного в результате экстракорпорального оплодотворения, или первого случая регенерации конечностей человека было бы достаточно, чтобы показать, что такие явления возможны.Тем не менее, первая демонстрация не будет принята без тщательной независимой проверки используемых методов и заявленных результатов, чтобы исключить возможность неправомерного поведения, выборочного сообщения или процедурного компромисса. Неспособность воспроизвести явление при обстоятельствах, исключающих дополнительные причины (например, ошибочный диагноз, неправильные процедуры, ошибка измерения, предвзятый дизайн или мошенничество), составляет эффективное опровержение первоначального утверждения. Этот тип исследования помог опровергнуть утверждения о холодном слиянии ( 13 ) и создании плюрипотентных стволовых клеток ( 14 ).

Яркая логика детерминированных исследований и исследований, основанных на доказательстве принципа, поверхностно воспроизводится с помощью проверки статистической значимости; Статистически значимые результаты часто рассматриваются либо как буквально верные, либо, по крайней мере, как оправдывающие утверждение о знаниях, а те, которые не являются достоверными, считаются либо подтверждающими нулевую гипотезу, либо неубедительными. Однако нецелесообразно сочетать проверку значимости нулевой гипотезы с интуицией из областей науки с определенностью или очень высокими отношениями сигнал / шум.Статистическая значимость сама по себе очень мало говорит о том, воспроизводило ли одно исследование результаты другого. Например, два исследования, которые показывают идентичные 10% -ные различия в выживаемости между экспериментальной и контрольной группами, имели бы очень разные степени статистической значимости, если бы размеры их выборок были существенно разными. Если бы одно было очень значимым, а другое далеким от значимости, о двух исследованиях можно было бы сообщить по отдельности как подтверждающие противоположные выводы, несмотря на то, что они взаимно подтверждающие.

Ошибка интерпретации, дополнительная к описанной выше, включает допущение, что несколько исследований, которые не могут продемонстрировать статистическую значимость, обязательно подтверждают отсутствие эффекта. Это заблуждение было продемонстрировано, например, в хорошо известном раннем метаанализе влияния тамоксифена на выживаемость при раке груди ( 15 ). (Мета-анализ — это математическое объединение результатов нескольких независимых исследований, в которых исследуется один и тот же исследовательский вопрос.) В этом объединенном анализе 25 из 26 отдельных исследований эффекта тамоксифена не были статистически значимыми. Наивно, эти незначительные результаты можно было бы описать как повторение 25 раз. Тем не менее, при правильном объединении они в совокупности привели к окончательному отклонению нулевой гипотезы с очень статистически значимым снижением смертности на 20%. Таким образом, правильный подход к интерпретации доказательного значения независимых исследований состоит не в оценке того, наблюдается ли статистическая значимость в каждом из них, а в оценке их совокупного доказательного веса.

В приведенном выше примере использовались рандомизированные эксперименты без большой систематической ошибки. Если имеют место серьезные систематические ошибки, наличие нескольких статистически значимых исследований и даже статистически значимого итогового результата для метаанализа не гарантирует, что существует реальный эффект. Например, многие исследования отдельных питательных веществ и даже их метаанализы показывают значительную связь с раком или риском смерти, но большинство из них отражают искажающие данные и ошибки в отчетности ( 16 ). В таких научных областях важна не репликация, определяемая наличием или отсутствием статистической значимости, а оценка совокупных доказательств и оценка того, подвержены ли они серьезным ошибкам из-за дизайна исследования или самостоятельного выбора субъектов. неизвестными или неизмеримыми способами.

Статистически определить отсутствие репликации легче, чем репликацию, с помощью статистических тестов на неоднородность, которые могут оценить, может ли разница между двумя или более экспериментальными результатами быть результатом игры случая. Два или более исследования считаются статистически неоднородными, если разница между исследованиями в сообщаемых эффектах значительно больше, чем ожидается от ошибки выборки. Однако такие тесты обладают недостаточной мощностью и поэтому ненадежны при сравнении нескольких исследований, особенно когда они небольшие или неточные ( 17 ).И наоборот, при большом количестве крупных исследований тесты на неоднородность могут продемонстрировать статистическую неоднородность (и, следовательно, отсутствие воспроизводимости результатов), даже если размеры эффекта различных исследований близки ( 17 ) и считаются эквивалентными с научной точки зрения. Следовательно, предпочтительный способ оценки доказательного значения двух или более результатов с существенной стохастической изменчивостью — это оценка совокупных доказательств, которые они предоставляют, в отношении интересующей гипотезы, а не того, противоречит ли одно другому или дискредитирует его через призму статистической значимость.

Возможность объединения экспериментов для получения совокупных доказательств зависит в дальнейшем от того, какие особенности исследования или результатов считаются с научной точки зрения достаточно эквивалентными для объединения. Например, в недавних усилиях по репликации активности протестированных пептидов против лейшмании было трудно сказать, была ли репликация достигнута или нет; Было обнаружено, что пептиды обладают активностью против Leishmania, но в концентрациях на 10-50 выше, чем в исходных экспериментах, и близки к диапазону токсичности эукариотических клеток человека ( 18 ).Отклонение нулевой гипотезы в двух сериях экспериментов было недостаточным для достижения консенсуса относительно воспроизводимости результатов, когда отсутствовал консенсус по оперативному научному вопросу, то есть, обладали ли пептиды активностью при низких (и клинически значимых) концентрациях или при любой концентрации. Эти эксперименты можно рассматривать как противоречащие друг другу по первому вопросу и взаимно поддерживающие по второму, поэтому вопрос воспроизводимости результатов всегда зависит от специфики основного научного вопроса.

В отсутствие консенсуса в отношении того, что составляет успешное воспроизведение результатов, исследователи используют ряд операционных определений, как это имело место в случае оценки воспроизводимости (результатов) 100 психологических исследований, проведенных Open Science Collaboration ( 2 ). Они признали отсутствие общепринятого определения и поэтому изучили исследования с различных точек зрения: уровни значимости, размеры эффекта, количество исследований, размер эффекта которых находился в пределах доверительного интервала другого выбранного исследования, были ли объединены оценки исходного и Исследования репликации были статистически значимыми и, наконец, «субъективной оценкой» воспроизводимости.Отсутствие единого принятого определения привело к спорам об их методологическом подходе и выводах ( 19 ).

Устойчивость и обобщаемость

Мы кратко введем эти термины, потому что они иногда используются вместо термина воспроизводимость. Под устойчивостью понимается устойчивость экспериментальных выводов к вариациям исходных предположений или экспериментальных процедур. Это в некоторой степени связано с концепцией обобщаемости (также известной как переносимость), которая относится к постоянству эффекта в условиях, отличных от экспериментальных рамок и за их пределами.Проблема обобщаемости возникает в клинических испытаниях и других типах исследований, в которых контекст того, как проводится вмешательство, и типы испытуемых субъектов имеют большое значение. Когда исследуется универсальное свойство природы или биологии, часто предполагается возможность обобщения и чаще используется концепция устойчивости открытия к незначительным вариациям в экспериментальных процедурах. Достаточно ли похож дизайн исследования на оригинал, чтобы его можно было рассматривать как репликацию, «тест на надежность» или некоторые из множества вариантов чистой репликации, которые были идентифицированы, особенно в социальных науках (например, концептуальная репликация, псевдорепликация), — нерешенный вопрос ( 12 ).

Выводимая воспроизводимость

Этот параметр воспроизводимости, хотя и недооценен, может быть самым важным. Это относится к качественно аналогичным выводам либо в результате независимой репликации исследования, либо в результате повторного анализа исходного исследования. Воспроизводимость выводов не идентична воспроизводимости результатов или воспроизводимости методов, потому что ученые могут делать одни и те же выводы из разных наборов исследований и данных или могут делать разные выводы из одних и тех же исходных данных, иногда даже если они соглашаются с аналитическими результатами.Вышеупомянутые дебаты об интерпретации результатов воспроизводимости психологии можно рассматривать как пример этого ( 19 ). Есть много факторов, влияющих на эти различия, в том числе разные оценки априорной вероятности исследуемых гипотез, которые можно исследовать только через байесовскую линзу, и различные варианты анализа и представления данных, которые мы обсудим в рамках общей рубрики. «множественности».

Байесовские перспективы .Что действительно беспокоит ученых и пользователей науки, когда они обсуждают воспроизводимость результатов исследований, так это истинность заявлений об исследованиях. Воспроизводимость исследований и другие связанные концепции можно рассматривать как способы операционализации истины. Выражаясь неформально, если вывод можно надежно повторить, он, скорее всего, будет правдой, а если нет, его истинность под вопросом ( 20 ). К сожалению, стандартный частотный подход к статистике не позволяет присвоить вероятность истинности гипотезе или утверждению ( 21 ).Однако философия, лежащая в основе байесовской статистики, такова: вероятность того, что утверждение истинно после эксперимента, является функцией силы новых экспериментальных данных в сочетании с тем, насколько вероятно, что оно было правдой до эксперимента. С этой точки зрения цель повторных экспериментов состоит в том, чтобы увеличить количество доказательств, измеряемых по непрерывной шкале, в пользу или против первоначального утверждения.

Сколько доказательств необходимо собрать для эффективного доказательства, зависит от априорной вероятности исходной гипотезы, которая сама зависит от априорных доказательств.Если гипотеза априори крайне маловероятна, например наличие экстрасенсорного восприятия или терапевтический эффект гомеопатии, необходимо собрать большое количество высококачественных доказательств, чтобы перевесить очень веские предшествующие причины для скептического отношения к таким утверждениям ( 22 , 23 ). И наоборот, для гипотезы, основанной на правдоподобной, последовательной и надежной совокупности предшествующих работ, таких как исследования, предшествовавшие разработке иматиниба для лечения лейкемии ( 24 ), утверждение с большей вероятностью будет верным как до, так и после эксперимент, подтверждающий это.Согласно байесовской парадигме, каждое исследование предоставляет доказательства, которые дополняют предыдущие доказательства, представленные априорной вероятностью истинности данного утверждения. Воспроизводимость не играет формальной роли, за исключением того, что повторные эксперименты с аналогичными результатами дадут убедительные совокупные доказательства, которые могут подтвердить или опровергнуть первоначальный результат.

Гибридный байесовско-частотный индекс, который отражает традиционное понятие воспроизводимости результатов, является предсказательной силой: вероятность того, что, учитывая результат одного эксперимента, следующий эксперимент заданного плана будет статистически значимым.Эта вероятность получила название репликации ( 25 ) или вероятности воспроизводимости ( 26 ). После значительного результата эта вероятность обычно намного ниже, чем подозревает большинство ученых, из-за случайного изменения значения P . Это явление показывает, что нельзя ожидать значительного результата во втором эксперименте аналогичной конструкции, и его нельзя использовать в качестве критерия для подрыва достоверности первого эксперимента ( 25 28 ).

Кратность . Множественность, в сочетании с неполной отчетностью, может быть самым большим фактором, способствующим феномену невоспроизводимости или ложности опубликованных заявлений. Множественность может возникать по-разному, включая проверку множества гипотез в одном эксперименте, проверку одной гипотезы много раз или несколькими способами в одном или нескольких исследованиях, а также другие маневры, которые фактически гарантируют случайное наблюдение, которое, по-видимому, убедительно подтверждает некоторые гипотезы. Разнообразный словарь был разработан в различных областях для предубеждений или практик, которые могут вводить в заблуждение из-за множественности (таблица 2).Они варьируются от проведения нескольких экспериментов (и предоставления отчетов только о «хороших») до использования нескольких конечных точек, нескольких предикторов и, возможно, наиболее незаметно, подбора множества математических или статистических моделей. В сочетании с неполной или выборочной отчетностью эти методы представляют собой формулу для получения результатов, которые вряд ли будут подтверждены дальнейшими экспериментами. Однако неблагоприятные последствия множественности могут быть значительно уменьшены за счет полной отчетности об аналитических процедурах и вариантах выбора (например, сообщении об общем количестве протестированных ассоциаций или рассмотренных моделей).

Таблица 2. Терминология для описания практик, которые вводят или скрывают множественность.

Эти методы, вероятно, будут процветать, когда существует низкий консенсус в отношении правильной методологии и того, что считается достаточно полной отчетностью. Многие научные области столкнулись с возрастающим бременем множественности, потому что они расширили свои возможности по измерению большего числа переменных и соответствию все более сложным моделям. Области науки, которые обычно работают с множественными гипотезами без исправления или сообщения о возникновении множественности, подвергаются более высокому риску невоспроизводимости результатов или выводов.

Разнообразие старых и новых практик, описываемых как особые формы предвзятости, на самом деле является результатом множественности. Классическая проблема систематической ошибки публикации файлов (когда незначительные или «неинтересные» результаты не публикуются) ( 29 ) приводит к смещению в предположении, что несколько исследований проводятся независимо, но публикуется смещенная выборка. Аббревиатура «HARKing» — выдвижение гипотез после того, как результаты известны, — используется в психологической литературе для обозначения феномена построения гипотез после анализа данных, предполагая, что была проверена только одна гипотеза, в то время как многие из них рассматривались ( 30 ).Практика P-hacking, термин, недавно появившийся в психологической литературе и применяемый к давно признанному явлению в моделировании, относится к применению множественных статистических анализов и субанализов до тех пор, пока не будет достигнут и не будет представлен статистически значимый результат, при этом не полностью сообщается, как он был получен. ( 31 ).

В конечном итоге воспроизводимость выводов может быть недостижимым идеалом, а в некоторых ситуациях даже нежелательным, потому что различия между учеными и их интерпретациями одного или нескольких исследований являются средством, с помощью которого выявляются слабые места или пробелы в доказательной базе и наука прогрессирует.Однако ясно то, что ни один из этих типов воспроизводимости не может быть оценен без полного отчета обо всех соответствующих аспектах научного проектирования, проведения, измерений, данных и анализа. Такая прозрачность позволит ученым быстрее и надежнее оценивать весомость доказательств, предоставленных любым конкретным исследованием, и планировать большую долю будущих исследований для устранения фактических пробелов в знаниях или для эффективного усиления совокупных доказательств, а не для изучения тупиков, предложенных неадекватно проведенными исследованиями. или сообщил.

ЧТО ОЗНАЧАЕТ СЛОВА НАУКА?

Презентация на тему: «ЧТО ЗНАЧИТ СЛОВОВАЯ НАУКА?» — стенограмма презентации:

ins [data-ad-slot = «4502451947»] {display: none! important;}} @media (max-width: 800px) {# place_14> ins: not ([data-ad-slot = «4502451947»]) {display: none! important;}} @media (max-width: 800px) {# place_14 {width: 250px;}} @media (max-width: 500 пикселей) {# place_14 {width: 120px;}} ]]>

1 ЧТО ОЗНАЧАЕТ СЛОВА НАУКА?
Наука — это организованная совокупность знаний, объясняющая мир природы с помощью наблюдений и экспериментов.После того, как ученый сделал наблюдение, он должен принять решение о том, что он увидел.

2 Научный метод Научный метод — это процесс экспериментирования, который используется для изучения наблюдений и ответов на вопросы. Ученые используют научный метод для поиска причинно-следственных связей в природе. Другими словами, они планируют эксперимент таким образом, чтобы изменения одного элемента вызывали изменение чего-то другого предсказуемым образом.

3 Что такое НАБЛЮДЕНИЕ? Чтобы быть хорошим ученым, нужно делать великие наблюдения, а затем задавать вопросы. Несколько человек могут наблюдать одно и то же событие, но имеют разные объяснения.

4 Опишите, что вы видите на этой картинке
Опишите, что вы видите на этой картинке.НЕ обсуждайте это с соседями.

5

6

7

8

9

10

11 Наблюдения vs.Выводы
НАБЛЮДЕНИЕ — это то, что мы делаем глазами; когда мы что-то видим, мы это наблюдаем. Однако для наблюдений можно использовать все пять органов чувств: зрение, слух, вкус, осязание и обоняние. ВЫВОД — это предположение или вывод, основанный на наблюдении. Это логическая интерпретация, основанная на наблюдениях и предварительных знаниях.

12 Назовите 2 наблюдения и 2 вывода

13 Назовите 2 наблюдения и 2 вывода

14 НАУЧНЫЙ МЕТОД: — шаг за шагом ученые решают задачи.
Затем ученый задает вопрос о том, что (а) он видит происходящим !!! ШАГ 1: Задайте вопрос — всегда пишите в форме вопроса Вопрос: Откуда на самом деле берутся мухи в мясной лавке? Превращается ли гниющее мясо в мух? Вопрос: действительно ли в воздухе (или кислороде) присутствует «жизненная сила», которая может вызвать самопроизвольное развитие бактерий? Есть ли средства, позволяющие воздуху проникать в контейнер, а значит, и какой-либо жизненной силе, если таковая существует, но не бактериям, которые присутствуют в этом воздухе?

15 Шаг 2: Гипотеза — возможный ответ на постановку задачи.
Всегда записывается как оператор IF> THEN. ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ !!

16 Процедура Шаг 3: Процедура — пронумерованный пошаговый набор инструкций, объясняющий экспериментальную установку. Включает список материалов. Переменная — что тестируется, чем отличается эксперимент. Независимая переменная — Независимая переменная — это переменная, которую вы изменяете намеренно. Что вы тестируете! Зависимая переменная — измеряемая вами переменная, измененная независимой переменной.Контроль — все остается неизменным

17 Что такое зависимая и независимая переменная?

18

19 Данные и анализ Шаг 4: Сбор данных — объяснение того, что произошло в эксперименте.Все собранные данные должны быть отображены в таблице данных или на графике. ДАННЫЕ: фактическая информация, собранная в ходе эксперимента (информация или числа из эксперимента). Какие данные вы могли бы получить из этих изображений?

20 Шаг 5: Анализ данных Поместите данные (числа) в график.

21 год Исследователи могут собирать данные двух типов:
Качественные данные: фактическое описание без использования чисел.Например, описание поведения животных, цвета глаз, реакции матерей на своих детенышей и т. Д. 2. Количественные данные: фактическая информация, в которой используются числа. Например, подсчитав количество молодняка, измерить, в каком росте что-то растет и т. Д.

22 Качественный или количественный?

23 Качественный или количественный?


Что такое наука? — Урок для детей — Видео и стенограмма урока

Проведение наблюдений

Ученые наблюдают за окружающим миром и задают вопросы типа «Что это?» или «Как это работает?» Наблюдения используются не только для того, чтобы задавать вопросы, но и для описания того, как и почему все происходит именно так.Теперь мы много знаем о Вселенной благодаря научным наблюдениям, таким как тот факт, что Солнце более чем в 300 000 раз тяжелее Земли, а некоторые метеоры могут перемещаться со скоростью 44 мили в секунду.

Сколько времени нужно подсолнечнику, чтобы вырасти? Вы можете ответить на этот вопрос научным путем, посадив семя подсолнечника и наблюдая, сколько дней нужно семени, чтобы превратиться в цветок. Ваши наблюдения дадут вам новые знания о подсолнухах и о том, как они растут.

В поисках доказательств

Представьте, что после того, как ваш подсолнечник вырос, вы заметили, что после дождя он становится выше.Это почему? Иногда простое наблюдение за миром не может помочь вам ответить на вопрос о том, как он работает.

После того, как ученые наблюдают что-то интересное, они пытаются придумать причину, по которой это происходит. Это когда начинается исследовательская работа науки. Кто угодно может придумать причину, почему дождь заставляет цветы расти быстрее, или почему листья меняют цвет осенью, или почему в небе облака, но откуда вы знаете, что причина верна?

Эксперимент — это исследование, проводимое ученым для проверки правильности их объяснения того, как что-то работает, называемое гипотезой .Наблюдая за тем, как ваш подсолнечник растет быстрее после дождя, вы можете предположить, что для роста и выживания цветкам нужна вода. Чтобы проверить эту гипотезу, вы можете поставить эксперимент. Вы можете сажать три семени подсолнечника и поливать первое семя каждый день, второе семя каждые три дня и никогда не поливать третье семя. Наблюдая и записывая, как растут эти три цветка, вы получите информацию о том, как вода влияет на рост растений.

Информация, которую ученые получают в результате наблюдений и экспериментов, называется доказательствами .Доказательства собираются, чтобы ученые могли определить, правильны или неправильны их объяснения того, почему что-то происходит.

Резюме урока

Хорошо, давайте рассмотрим, что мы узнали о науке. Наука — это система наблюдений и экспериментов, используемая для получения знаний о том, как устроена Вселенная. Наблюдения описывают, как и почему все происходит именно так. Эксперименты — это исследования, которые используются для объяснения того, как устроен мир. Мы также узнали, что информация, которую ученые собирают в результате наблюдений и экспериментов для доказательства своей гипотезы, называется свидетельством , а гипотеза является объяснением того, как что-то работает.Теперь вы должны знать, как работает наука, чтобы как можно скорее начать экспериментировать!

Деятельность по науке

Действия 1

Подумайте о своем вопросе о том, как устроен мир. Как бы вы ответили на этот вопрос с помощью науки? Если возможно, спланируйте и проведите эксперимент, чтобы ответить на ваш вопрос, и поделитесь своими результатами с другом или членом семьи.

Активность 2

Нарисуйте диаграмму, изображающую циклический процесс, известный как научный метод, который используется в науке для ответа на вопросы.Включите следующие шаги: задайте вопрос, сделайте гипотезу, проведите эксперимент, соберите и проанализируйте данные, сделайте вывод и поделитесь результатами в своей блок-схеме.

Вопросы для обсуждения:

  • Что такое наука?
  • Кто пользуется наукой?
  • Каковы преимущества науки?

Примеры ответов

Действия 1

Вопросы и ответы на это задание могут быть разными, но для ответа на вопрос необходимо использовать научный метод.

Действия 2

Вот пример схемы:

Вопросы для обсуждения
  • Наука — это организованный способ ответить на вопросы о том, как устроен мир.
  • Каждый может использовать науку, включая ученых, работающих в лабораториях, и всех, у кого есть вопрос о мире, на который они хотели бы ответить.
  • Наука позволяет нам отвечать на вопросы о мире, что помогает нам лучше понять, как все работает.

Что такое наука? | Космическое пространство НАСА — Наука НАСА для детей

Краткий ответ:

Наука состоит из наблюдения за миром путем наблюдения, слушания, наблюдения и записи. Наука — это любопытство в осмысленных действиях по поводу мира и того, как он себя ведет.

Каждый может мыслить как ученый.

Наука есть. . .
  • Наблюдая за миром.

  • Смотреть и слушать

  • Наблюдение и запись.

Наука любопытство в продуманном действии о мире и о том, как он себя ведет.

Каждый может иметь представление о том, как устроена природа. Некоторые люди думают, что их идея верна, потому что «она кажется правильной» или «имеет смысл». Но для ученого (кто бы мог быть вами!) Этого мало. Ученый проверит идею в реальном мире.Идея, которая предсказывает, как устроен мир, называется гипотезой .

Хммм. Моя гипотеза верна?

Если идея или гипотеза правильно предсказывают поведение чего-либо, мы называем это теорией . Если идея объясняет все факты или доказательства, которые мы нашли, мы также называем ее теорией .

«Научный метод» обычно означает серию шагов, которым следуют ученые, чтобы узнать, как устроена природа.

Эти шаги подходят для проекта школьной научной ярмарки. Но обычно наука происходит не так!

От наблюдения к теории

Иногда наблюдения приходят до идеи или теории.

Этот рисунок похож на рисунок Николая Коперника (опубликован в 1543 году) и показывает Солнце в центре Солнечной системы.

Тысячи лет люди наблюдали, как определенные «звезды» блуждают по ночному небу в виде петель.Наконец, в 1514 году Николай Коперник высказал идею «гелиоцентризма» (что означает центрирование Солнца). Он думал, что Солнце было центром Вселенной, а Земля была одной из многих сфер, вращающихся вокруг Солнца. Эта идея объясняла закономерности блуждания планет. Он также предсказал, где они будут «блуждать» в следующий раз. Эта идея стала теорией. Конечно, позже мы улучшили эту теорию. В конце концов, Солнце — не центр всей Вселенной, а только наша солнечная система.

Иногда наука происходит в основном в голове ученого.

Альберт Эйнштейн и его теории были такими. Прошло много времени, прежде чем ученые смогли проверить их и показать, что они верны.

  • Наука — это не просто аккуратный набор знаний.

  • Наука — это не просто поэтапный подход к открытиям.

  • Наука больше похожа на загадку, которая приглашает всех желающих стать детективом и присоединиться к веселью.

Что означает «следовать науке» в поляризованном мире?

Следует ли детям вернуться в школу?

Одно южнокорейское исследование по отслеживанию контактов показывает, что это плохая идея.Проанализировав 5706 пациентов с COVID-19 и их 59073 контактов, он пришел к выводу — хотя и с серьезной оговоркой — что люди в возрасте от 10 до 19 лет были самой заразной возрастной группой в их семье.

Между тем исследование, проведенное в Исландии, показало, что дети в возрасте до 10 лет реже заражаются и реже, чем взрослые, заболевают, если они инфицированы. Соавтор Кари Стефанссон, генеральный директор генетической компании, отслеживающей распространение болезни, сказал, что исследование не обнаружило ни одного случая заражения ребенка одним из родителей.

Почему мы написали это

Наука — это все, что нужно задавать вопросы, но когда научные дебаты становятся поляризованными, рядовым гражданам может быть трудно интерпретировать достоинства различных аргументов.

Таким образом, когда лидеры объясняют свое решение о том, отправлять ли детей обратно в школу, говоря, что они «следуют науке», гражданам можно простить вопрос, о какой науке они говорят, и насколько они уверены в ее правильности.

Но стало трудно задавать такие вопросы в условиях сильно поляризованных дебатов о политике в отношении пандемии.Хотя с тех пор, как пандемия впервые поразила Соединенные Штаты в марте, возникли области консенсуса, остаются значительные пробелы. Эта неуверенность открыла дверь для противников, чтобы получить поддержку в популярной мысли.

Некоторые американцы считают, что они играют решающую роль, бросая вызов основанному на страхе групповому мышлению, которое препятствует научным исследованиям, приводит к неконституционным ограничениям личной свободы и предпринимательства и неспособно справиться с полной социальной стоимостью закрытия предприятий, церквей и школы.Эксперты в области общественного здравоохранения, которые считают, что отключения имеют решающее значение для спасения жизней, критически относятся к таким участникам, отчасти из-за опасений, что они подстрекают правых к сопротивлению правительственным ограничениям. Они также высказали критику в отношении того, что некоторые противники, по-видимому, движимы прибылью или политическими мотивами, а не искренней заботой о здоровье населения.

Поток исследований и конкурирующих интерпретаций поставил граждан в трудное положение, особенно когда данные или выводы публикуются в Твиттере или на телевидении без полного контекста — как горстка кусочков головоломки, брошенная вам в лицо, без какого-либо изображения на верхней панели, чтобы помочь вы соединяете их вместе.

«Вы не можете ожидать, что публика изучит всю науку, поэтому вы полагаетесь на авторитетных людей, кого-то, кому вы доверяете, чтобы проанализировать это для вас», — говорит Алешу Баяк, журналист в области науки и данных, преподающий в Northeastern. Университет в Бостоне. «Но теперь у вас есть больше, чем просто ученые в своей башне из слоновой кости, выбрасывающие всю эту информацию. У вас есть конкурирующие ученые мужи с разными мотивами, которые опираются на разную науку разного качества ».

Неопределенность также стала проблемой для политиков, которые не могли позволить себе роскоши дождаться завершения полного цикла научных исследований.

«Дело в том, что наука, как и все остальное, сомнительна, особенно когда речь идет о прогнозах», — говорит Джон Холдрен, который занимал пост директора Управления по политике в области науки и технологий Белого дома на протяжении восьми лет президентства Барака Обамы. -год владения. «Я думаю, что опытные люди, принимающие решения, это понимают. Они понимают, что будут неопределенности даже в научных материалах для их процесса принятия решений, и они должны принимать их во внимание, и они должны искать подходы, устойчивые к неопределенным результатам.

Некоторые говорят, что, пытаясь убедить граждан в том, что отключения проводились на основе научных данных, политики не были достаточно прозрачны в отношении лежащих в основе неопределенностей.

«Мы постоянно слышим, что политики следят за наукой. Это, конечно, хорошо, но … особенно вначале наука носит предварительный характер, она меняется, она быстро развивается и неопределенна », — заявил недавно в британском парламенте профессор сэр Пол Нерс, директор Института Фрэнсиса Крика в Лондоне. комитет.Одним из партнеров-основателей его независимого института является Имперский колледж, выводы исследователей которого стали главной причиной закрытия правительства США и Великобритании.

«Нельзя в одной верхней строке сказать, что мы следим за наукой», — добавляет он. «Это должно быть больше связано с тем, что мы знаем о науке, а что — нет».

Учителя школьного округа Гранит присоединяются к другим, собравшимся в офисе школьного округа Гранит 4 августа 2020 года в Солт-Лейк-Сити, чтобы выразить протест планам округа по открытию.Учителя явились в большом количестве, чтобы убедиться, что школьный совет округа знает их проблемы.

Сосредоточение внимания на неопределенности

Одним из ученых, который много говорит о неизвестном, является Джон Иоаннидис, широко цитируемый профессор медицины, эпидемиологии и здоровья населения Стэнфордского университета в Калифорнии.

Доктор Иоаннидис, который сделал карьеру, выискивая дыры в исследованиях своих коллег, согласен с тем, что маски и социальное дистанцирование эффективны, но говорит, что есть открытые вопросы о том, как лучше всего их реализовать.Он также постоянно сомневался в том, насколько смертоносен COVID-19 и в какой степени отключения влияют на психическое здоровье, передачу в домохозяйстве пожилым членам семьи и благополучие людей с заболеваниями, не связанными с COVID-19 .

По его словам, очень сложно проводить рандомизированные испытания таких вещей, как повторное открытие, и разные страны и штаты США поступали по-разному.

«Для каждого из этих решений, планов действий — люди говорили, что мы используем лучшие научные данные», — говорит он.«Но как может случиться так, что все они используют лучшие достижения науки, когда они такие разные?»

Многие ученые говорят, что они и их коллеги открыто говорят о неопределенностях, , несмотря на сильно поляризованные дебаты по поводу пандемии и обострения избирательного сезона 2020 года.

«Одна из замечательных особенностей этой пандемии — это степень, в которой многие люди в научном сообществе открыто заявляют о том, что неясно», — говорит Марк Липсич, профессор эпидемиологии и директор Центра динамики инфекционных заболеваний в Гарвардском университете. .Школа общественного здравоохранения Х. Чана, которая работает над исследованием того, как предубеждения могут повлиять на исследования COVID-19. «Было что-то вроде твердого ядра ученых, даже с разными политическими предрасположенностями, которые настаивали на этом».

«В некотором смысле политизированный характер заставил людей больше осознавать неопределенность», — добавляет профессор Липсич, который говорит, что скептики Twitter подталкивают его и его коллег к усилению своих аргументов. «Это хороший голос, чтобы держать его в голове».

Для гарвардского врача Алекс Беренсон не тот голос.Но все большее число разочарованных американцев тяготеют к дерзкому, непримиримому оспариванию господствующими нарративами бывшего репортера New York Times. Количество его подписчиков в Твиттере выросло с 10 000 до более чем 182 000, и это число продолжает расти.

Г-н Беренсон, который расследовал крупный бизнес, прежде чем покинуть The New York Times в 2010 году, чтобы писать шпионские романы, ныряет в правительственные данные, цитирует научные исследования и ежедневно отправляется в Twitter, чтобы осудить то, что он считает опасной чрезмерной реакцией, вызванной иррациональный страх, поощряемый либеральной повесткой дня СМИ и корпоративными интересами, особенно технологическими компаниями, чьи доходы резко выросли во время остановов.Он сатирически называет сторонников правительственных ограничений «Командным апокалипсисом».

Доктор Липсич говорит, что, хотя эксперты в области общественного здравоохранения, настаивающие на изоляции, как и он сам, могут считаться ястребами, в то время как противников, таких как г-н Беренсон, можно считать голубями, его «обзывание» не принимает во внимание тот факт, что большинство ученых хоть немного нюансов. «Сказать, что есть два лагеря, действительно бесхитростно, но некоторым людям выгодно демонизировать другую сторону», — говорит он.

Г-на Беренсона, автора противоречивой книги 2019 года, в которой утверждается, что марихуана увеличивает риск психических заболеваний и насилия, обвиняют в сборе данных и объединении корреляции и причинно-следственной связи. Изначально Amazon заблокировал публикацию его буклета «Неизвестная правда о COVID-19 и блокировках: Часть 1», пока Илон Маск не узнал об этом и не обратился к технологическому гиганту в Twitter. Г-н Беренсон одержал победу и недавно выпустил на платформе часть 2, которая уже стала лучшей на Amazon.1-й бестселлер среди электронных книг по истории науки и медицине.

Он стремится расширить контекстуальное понимание общественностью показателей смертности, подчеркивая, что подавляющее большинство смертей происходит среди пожилых людей; в Италии, например, средний возраст умерших составляет 81 год. Он ставит под сомнение достоверность подсчетов погибших от COVID-19, которые, согласно Центрам по контролю и профилактике заболеваний, могут быть отнесены к таковым даже без положительного теста, если Предполагается, что заболевание стало причиной смерти или даже способствовало ей.

Ранее этой весной, когда известная модель прогнозировала переполнение больниц в Нью-Йорке, он указал, что их прогноз был в четыре раза больше, чем реальная потребность.

«Ни у кого не хватило смелости или мозгов спросить — почему ваша модель сегодня в четыре раза хуже, а вы сделали ее на прошлой неделе?» — говорит г-н Беренсон, ссылаясь на прогноз Института показателей здоровья и оценки Вашингтонского университета в начале апреля и выражая разочарование по поводу того, что его бывшие коллеги из СМИ не уделяют более пристального внимания таким вопросам.«Я думаю, к сожалению, люди были ослеплены идеологией».

Политизация науки

Из-за чувства безотлагательности, страха и разочарования в отношении американцев, которые отказываются подчиняться правительственным ограничениям так же охотно, как и их европейские или особенно азиатские коллеги, г-н Беренсон и д-р Иоаннидис столкнулись с ответной реакцией за эфир вопросы об этих ограничениях и науке, стоящей за ними.

Части книги г-на Беренсона вызвали критику за то, что он ищет прибыли за счет общественного здравоохранения, что он отрицает.Участие доктора Иоаннидиса в апрельском исследовании антител в Санта-Кларе, Калифорния, которое якобы показало, что COVID-19 гораздо менее смертоносен, чем считалось, было дискредитировано другими учеными из-за вопросов о точности используемого теста и BuzzFeed сообщают, что он был частично профинансирован соучредителем JetBlue Airways. Доктор Иоаннидис говорит, что эти вопросы были полностью рассмотрены в течение двух недель в обновленной версии, которая показала с гораздо более обширными данными, что тест был точным, и добавляет, что он не знал о пожертвовании в размере 5000 долларов, которое поступило через офис разработки Стэнфорда и было анонимно. .

Волнение усилилось, когда в июле BuzzFeed News сообщил, что за месяц до исследования в Санта-Кларе он предложил собрать небольшую группу всемирно известных ученых, чтобы они встретились с президентом Дональдом Трампом и помогли ему справиться с пандемией, «активизируя усилия по его устранению. понять знаменатель инфицированных людей (намного больше, чем то, что задокументировано на сегодняшний день) »и разработать более целенаправленный подход, основанный на данных, чем долгосрочные отключения, которые, по его словам,« поставят под угрозу [е] столько жизней », — сказал он. электронные письма, полученные BuzzFeed.

В то время как правые ухватились за взгляды доктора Иоаннидиса, и некоторые ученые говорят, что трудно не заключить, что его работа продиктована политической повесткой дня, греческий врач утверждает, что пристрастие противоречит научному методу, который требует здорового скептицизма. среди прочего.

«Даже слово« наука »политизировано. Это очень печально », — говорит он, отмечая, что в нынешних условиях научные выводы используются для того, чтобы опозорить, очернить и« отменить »противоположную точку зрения.«Я думаю, что очень неудачно использовать науку как глушитель инакомыслия».

Обычный гражданин, добавляет он, фильтрует дебаты о COVID-19 через свои системы убеждений, медиа-источники и политическую идеологию, что может поставить науку в невыгодное положение на общественной арене. «Наука не обучена иметь дело с такими могущественными товарищами, которые гораздо более громкими и лучше вооружены, чтобы проникать в социальный дискурс», — говорит д-р Иоаннидис.

Поляризация частично подогревалась абсолютистскими экспертами.На прошлой неделе «Шоу Рэйчел Мэддоу» на ежедневной телеканале MSNBC сообщило о росте числа заболевших, возвестило о ежедневном количестве погибших и процитировало доктора Энтони Фаучи, главы Национального института аллергии и инфекционных заболеваний с 1984 года, в то время как « «Шоу Такера Карлсона» на Fox News ни разу не упомянули правительственные данные, вместо этого представив анекдоты владельцев бизнеса, пострадавших в результате отключения, и поставили под сомнение авторитет невыбранных фигур, таких как доктор Фаучи.

Кормится на разных диетах СМИ, неудивительно, что в последние месяцы мнения сторонников серьезности пандемии еще больше разошлись: 85% демократов считают ее серьезной угрозой — почти вдвое больше, чем республиканцев, согласно Pew Исследовательский опрос с середины июля.Другой опрос Pew, проведенный в феврале, показал, что республиканцы менее склонны поддерживать ученых, играющих активную роль в вопросах социальной политики, — всего 43% по сравнению с 73% для демократов и независимых сторонников демократов.

«Если у вас более популистское мировоззрение, когда вы обеспокоены тем, что элиты, ученые и официальные лица в первую очередь действуют в своих собственных интересах, становится очень легко сделать предположение, что они что-то делают для контроля над населением», — говорит Проф.Эшли Ландрам, психолог из Техасского технологического университета, специализирующийся на научной коммуникации.

Помимо следования за наукой

Определение того, что именно «наука» говорит, — это только одна часть уравнения; Точное выяснение того, как «следовать» за ним, ставит перед политиками еще один набор проблем, связанных с такими вопросами, как отправка учеников обратно в школу.

«Даже если бы вы закрепили всю науку, все равно существуют жесткие оценочные суждения об опасностях увеличения пандемии или об опасности держать детей дома», — говорит доктор.Холдрен, советник президента Обамы по науке, инженер и физик, который в настоящее время является соруководителем программы по науке, технологиям и государственной политике в Гарвардской школе Кеннеди.

Д-р Липсич повторяет это и предлагает пример двух школ, в каждой из которых риск вспышки составляет 10%. В одном из них, где есть старшие ученики из семей с высоким доходом, которые более способны к дистанционному обучению, руководители могут решить, что 10% -ный риск не стоит повторять. Но в другой школе с такой же оценкой риска, где ученики моложе и многие зависят от бесплатного и сокращенного обеда, округ может решить, что риск — это компромисс, на который они готовы пойти в поддержку образования и благополучия учеников. -существование.

Получайте сообщения Monitor Stories, которые вам небезразличны, на свой почтовый ящик.